ерашнее убийство - довольно заурядное преступление, за которым не скрывается никаких тайн. Убийство маркизы де Лангрюн, напротив, вогнало в пот всю французскую полицию... - Которая, однако, ничего не нашла? - Ошибаетесь! Вспомните! О, для вас эти дела уже давно канули в Лету, но я вижу их перед глазами, словно они имели место не несколько лет назад, а только вчера... Дело Герна было одним из первых дел, которые я расследовал с Жювом... Именно благодаря тем приключениям я и попал в газету "Капиталь"... - И вы чертовски гордились, а, Фандор? Бог мой, вы нам все уши прожужжали о вашем Жюве и об этом таинственном, необычном, всегда ускользающем из рук полиции бандите, способном на самые страшные жестокости и самые безумные хитрости... об этом Фантомасе!.. - Дорогой мой, - сказал Фандор, - не смейтесь над Фантомасом... Конечно, в обществе принято считать, что Фантомас был чистой воды выдумкой, моей и Жюва, что Фантомас никогда не существовал... Но это лишь потому, что никто так и не сумел установить личность этого чудовищного и одновременно гениального человека, никто не смог надеть на него наручники... Вы знаете, Жюв заплатил своей жизнью за безуспешное преследование Фантомаса... - Смерть этого знаменитого сыщика была просто кошмарной! - Нет, вы ошибаетесь. Жюв погиб на поле брани. В гот миг, когда после ужасно трудного и опасного расследования - это было уже не дело Герна-Фантомаса, а дело с бульвара Инкерман в Нейи, - Фантомас был загнан в тупик, Жюв хорошо понимал, что он рискует своей жизнью, заходя в особняк, где спрятался бандит... Последнему удалось взорвать дом и похоронить Жюва под его обломками. Фантомас оказался сильнее, но Жюв, на мой взгляд, получил самую красивую смерть, которую он мог бы себе пожелать... Смерть среди сражения, благородная смерть... - Благородная? В чем? - Мой дорогой, - четко выделяя слова, произнес Фандор, - для всех честных умов смерть Жюва, как ничто другое, явилась доказательством того, что Фантомас существовал... Более того, она заставила Фантомаса исчезнуть и тем самым вернула обществу мир и покой... Жюв заплатил жизнью за свою окончательную победу, поскольку он обезвредил Фантомаса... - Но сейчас об этом уже никто не говорит, хотя стоит только глянуть на вашу улыбку, Фандор, а?.. И секретарь редакции шутливо погрозил пальцем своему коллеге: - Держу пари, что вы по-прежнему верите в Фантомаса... и что однажды вы напишете нам прекрасную статью, где объявите о его новом преступлении... Жером Фандор уже давно понял тщетность своих попыток убедить тех, кто не следил за уголовной хроникой последних лет, в существовании Фантомаса. Он знал, что тот существует, но Жюв умер, и никто другой не мог узнать правды. Поэтому Жером Фандор уклонился от ответа. - Все это, дружище, - после небольшой паузы начал он, - не говорит нам, чем мы заполним сегодняшний номер... В отличие от дел, связанных с Фантомасом, которые были действительно ужасными и захватывающими, вчерашнее убийство, я повторяю вам, абсолютно не похоже на них. Из него получится еще несколько строчек, не больше. - Значит, нельзя найти ничего компрометирующего в убийстве баронессы де Вибре? - Я думаю, нет: еще раз говорю вам, - это совершенно банальная история. Пожилая женщина покровительствует молодому художнику, любовницей которого она является или нет - это неважно, - и все заканчивается тем, что этот малый отправляет ее на тот свет, как только узнает, что он фигурирует в ее завещании. - Ах, так! Ну, ладно, в таком случае вам лучше подготовить материал об артезианском колодце. Вы уже читали об этом, а? Авас сообщает, что церемония открытия состоится в три часа. Сходите туда, там соберется немало "шишек"! Жером Фандор кивнул головой. - Договорились. Какой объем? - Ну, я вас поставлю на вторую страницу, можете сделать довольно большую статью, на полторы полосы, согласны? Фандор пожал плечами: - О, я всегда согласен... Если вы хотите, я дам вам свой материал через полчаса, а фамилии я поставлю вечером. - Отлично, мы выиграем время, но в таком случае без особых подробностей, пожалуйста. - Не волнуйтесь, дружище. Вы же знаете, что я специалист по статьям, опережающим события. Репортер пошел к своему рабочему столу и тотчас же принялся набрасывать изложение событий "лицом, присутствовавшим на церемонии". Он уже исписал несколько листов и с удовольствием думал о том, что такими темпами он закончит статью до обеда и у него будет свободен весь остаток рабочего дня, когда его окликнул мальчишка-рассыльный: - Господин Фандор, вас спрашивают по телефону. Фандор, как и все журналисты, имел привычку в подобном случае девять раз из десяти просить отвечать, что его нет в редакции. Однако на этот раз его что-то удержало и он ответил: - Хорошо, я иду. Он подошел к телефонной кабине и снял трубку: - Алло! Да, это я, Фандор! А, привет, старина, как дела?.. Есть что-то новое? Алло! Неужели? Нет, не может быть?.. Правда? В таком случае... Да, обхохочешься, представив, как у них вытянулись физиономии!.. Да, ты прав, дурная шутка... Ладно, до скорого, договорились... Быстро выбежав из кабины, Фандор вновь подошел к ответственному секретарю: - Представьте, старина, неожиданно свалилась одна новость. Мне нужно заскочить во Дворец Правосудия. Я больше вам не нужен сегодня утром? - Нет. Поезжайте. Что там стряслось? - О, ничего сенсационного... Просто этот Жак Доллон, помните, убийца с улицы Норвен? Так вот, этот болван только что повесился в своей камере!.. Выйдя из редакции "Капиталь" на улицу Монмартр, как всегда в этот час загроможденную тележками мелких торговцев, которых все обычно называют одинаково - "зеленщик", Жером Фандор остановил такси: - Во Дворец Правосудия! Высадите меня на бульваре Дворца. Несколько минут спустя он уже проходил через зал ожидания, по-дружески приветствуя знакомых адвокатов, и через Торговые Ряды, где вокруг телефонных аппаратов толпились журналисты, ведущие судебную хронику. Наконец он оказался у места, которое было принято называть Прокурорскими кулуарами. ...Прошло немало времени, как Жером Фандор утвердился в редакции газеты "Капиталь" в качестве лучшего репортера. Его профессиональное чутье, необыкновенная активность, поразительная цепкость позволяли ему добиваться успеха там, где других ждала неудача. Молодой человек сумел сделать себе имя в этом имеющем свои особенности мире журналистов и репортеров, где удача ждет только смелых и трудолюбивых. Он ни в коей мере не относился к тому презренному типу журналистов, которым удается получить информацию, лишь утомляя вопросами осведомленных лиц. Напротив, Жером Фандор удивительным образом воплощал в себе идеального репортера, который самостоятельно ведет расследование и находит истину, опираясь лишь на свои собственные силы и свою сообразительность. Открытый и простой в общении с людьми, он повсюду находил друзей, которые не раз выручали его в затруднительных ситуациях. Проходя через дверь канцелярии отделения предварительного заключения, Жером Фандор подумал: "Отличный парень все-таки этот Жуэ. Эту новость еще никто не знает, он мне позвонил раньше всех. Занятный будет у меня материал". Друг Фандора приветствовал его крепким рукопожатием: - Мне показалось, ты был не в очень хорошем настроении, когда я тебе звонил. Однако же, признайся, я подбросил тебе неплохую информацию?! - Ох, эта информация просто-напросто доказывает, насколько несовершенны управленческие структуры правосудия, к которым ты имеешь несчастье принадлежать... Поразительно! В кои-то веки вам удается арестовать по горячим следам убийцу важной персоны, в кои-то веки вы собираетесь вынести ему суровый приговор, используя все эти ваши процедурные штучки, как этот тип наказывает себя сам: вы допустили, чтобы он покончил с собой в первую же ночь после ареста! Жером Фандор пустился в рассуждения, но, заметив выражение лица своего приятеля, понизил тон: - В чем дело? Атташе прокуратуры встал со стула: - Дело в том, старина, что сейчас ты прогуляешься по коридорам Дворца, а я скоро вернусь и мы с тобой поговорим. Но без шуток, дело серьезное, ты никому не должен рассказывать о том, о чем я тебе скажу. - Положись на меня. Через несколько минут друзья встретились в одном из тех коридоров Дворца, который известен лишь адвокатам и обвиняемым и где так удобно и уютно беседовать, что метр Анри-Робер заявил однажды, что он наконец понял почему все уголовники становятся неисправимыми рецидивистами! - Ну что, - спросил журналист, - что случилось? Он повесился или нет, твой убийца? - Мой убийца? - ответил атташе прокуратуры. - Мой убийца? Знай же, малыш, Жак Доллон невиновен! - Невиновен? Невиновен! Ну и ну! Это что, сейчас вошло в моду переделывать всех убийц в невиновных? Какие у тебя основания утверждать это? - Вот они, я переписал это для тебя пять минут назад. Читай... Молодой служащий прокуратуры протянул журналисту листок бумаги. Копия письма, принесенного метром Жерэном прокурору Республики, письма, адресованного метру Жерэну г-жой баронессой де Вибре. Репортер недоверчиво хмыкнул: - Ну, бумажка какая-то! - Читай, читай, ты увидишь... Журналист начал читать: "Дорогой метр, я уверена, что Вы простите меня за то беспокойство, что я Вам причиняю; я обращаюсь к Вам, потому что Вы - единственный искренний друг, которому я доверяю. Только что я получила письмо от моих банкиров Барбе и Нантей, о которых я Вам часто рассказывала и которые, как Вы знаете, ведут мои финансовые дела. Это письмо уведомляет меня, что я разорена. Вы понимаете: абсолютно, полностью разорена. Особняк, в котором я живу, мой автомобиль, вся роскошь, что меня окружает и без которой я не мыслю своей жизни, - со всем этим, как говорят они, я вынуждена буду расстаться. Эти люди нанесли мне неожиданный жестокий удар... Дорогой метр, прошло около двух часов, как я получила это известие, которое оглушило меня и от которого я все еще не могу отойти. Я не хочу ждать, когда все начнут меня жалеть и успокаивать, так как в этом случае я стану надеяться, что катастрофа, может быть, не так страшна, как это кажется и т. д. У меня нет семьи, я уже стара; кроме единственного удовольствия помогать молодым талантам, которым я покровительствую, моя жизнь пуста и бессмысленна. Дорогой метр, друзьям объявляют о решениях, подобным тому, что я только что приняла, прямо и открыто: когда вы получите это письмо, меня уже не будет в живых. На моем секретере, прямо передо мной, стоит совсем маленькая склянка с ядом, который я скоро выпью до последней капли, без дрожи и почти без страха, сразу после того, как сама лично отправлю Вам по почте это письмо. Признаюсь Вам, мне ненавистна мысль - это у меня инстинктивно - о том, что меня потащат в морг, как это бывает каждый раз, когда самоубийство оставляет какие-то сомнения. Именно поэтому я Вам и пишу, чтобы, благодаря Вашему вмешательству с этим письмом, можно было избежать возможных ошибок правосудия. Я убиваю себя сама. Не нужно вменять в вину кому бы то ни было мою смерть, никто не виновен в ней, кроме, возможно, злого рока, погубившего меня и мое состояние. Еще раз прошу простить меня, дорогой метр, за все неудобства, которые причинит Вам моя смерть, и прошу Вас верить, что мои дружеские чувства к Вам были всегда очень искренни. Де Вибре" Жером Фандор не сдержался: - Черт возьми! Вот это бомба! Жак Доллон невиновен, вы его арестовываете, и он пугается до такой степени, что кончает с собой! Да, старина, ну и порядочки на Часовой набережной! - Здесь никто не виноват. - То есть, - возразил Жером Фандор, - скорее, здесь все виноваты. Ах, ваши самоуправные аресты, это просто прелесть! И вы, черные мантии, можете еще хвастать, что обладаете необыкновенным чутьем! Черт возьми, этот мальчишка, если он покончил с собой, потеряв всякую надежду оправдаться перед выдвинутым против него обвинением, наверное, был не очень-то весел вчера вечером? Тюремщики должны были проявить бдительность и не спускать с него глаз. Бог мой! Если вы допускаете, чтобы невиновные вешались в тюремных камерах, я тем более не удивлюсь тому, что преступники разгуливают на свободе! - Ты смеешься, но, дорогой мой, я заверяю тебя, что история эта совсем не смешная... Разумеется, пока еще во Дворце не знают об этом письме. Его совсем недавно принес к прокурору нотариус г-жи де Вибре метр Жерэн. Ты приехал как раз через несколько минут после того, как я отнес оригинал в следственный отдел. К этому делу приставлен Фюзелье. - Ты думаешь, он сейчас у себя в кабинете? - Скорее всего. Он должен был сегодня утром приступить к первому допросу этого бедняги Доллона. - В таком случае я иду к нему. Сам черт не помешает мне вытянуть из этого увальня Фюзелье данные, необходимые для самого прекрасного репортажа, который я когда-либо делал. Да, спасибо тебе большое за всю эту интересную информацию. Но я тем не менее накатаю статью, которая не пожалеет ее величество судебную мантию. Нет, правда, эта история действительно довольно мрачная, но еще больше комичная! Равнодушный к упрекам, адресованным его другом ко всей судебной братии, атташе прокуратуры повел плечами: - Ты же знаешь, я... - Да. да! Прощай, Понтий Пилат! Я поднимусь наверх, в следственный отдел. - Тогда до скорого. - До завтра. И Жером Фандор вновь углубился в коридоры Дворца, стремительно шагая и саркастически улыбаясь, предвкушая - как настоящий профессионал, оценивающий всякий факт с той стороны, сколько строчек можно из него выжать, - разворачивающиеся события, которые послужат ему материалом для резкой статьи, направленной против самоуправства судебных органов. Жером Фандор подошел к кабинету Фюзелье. С этим представителем судебной власти его связывало давнее знакомство: Фюзелье был судебным следователем, который вместе с инспектором полиции Жювом, так трагически исчезнувшим и до сих пор оплакиваемым Фандором, вел все запутанные и сложнейшие дела, в которых был замешан Фантомас. Лично ведя все эти дела, следователь, случалось, частенько помогал Жерому Фандору, подбрасывая кое-какую информацию. Поначалу скептически настроенный по отношению к замыслам Жюва и журналиста, которые долгое время имели лишь одну цель - арестовать Фантомаса, молодой следователь постепенно увлекся тем, что сначала принимал лишь за богатое воображение инспектора полиции. Обладая острым умом и имея открытый характер, Фюзелье искренне и с живым интересом следил за расследованиями, которые вели Жюв и Фандор. И понемногу, побежденный логикой инспектора, он также начал верить в существование Фантомаса. С тех пор судья увлекся поисками знаменитого преступника. Благодаря поддержке судьи Жюву удалось предпринять столько ходов, преодолеть столько процедурных преград, и вообще, добиться очень многого, чего бы он никогда не смог осуществить без нее. Глубоко уважая Жюва, Фюзелье быстро проникся большой симпатией и к Фандору... Журналист предался размышлениям о прошлом. Эх, если бы Жюв был рядом, если бы слепая смерть не достала этого верного слугу правосудия, искреннего друга, настоящего мужчину, никогда не отступающего перед опасностью, Фандор с самого начала целиком отдался бы этому делу Доллона, но Фандор остался один, он один чудом избежал смерти от взрыва бомбы, разворотившей дом леди Белтам в тот трагический день, когда они с Жювом едва не схватили Фантомаса... Жюв пал жертвой своей безрассудной отваги... и Фандор с тех пор не проявлял по отношению к уголовным делам прежней прыти. Но падать духом Жером Фандор не собирался. Из общения с ушедшим из жизни полицейским он научился не щадить себя, находя удовлетворение в простом исполнении своего долга. По некоторым признакам дело Доллона могло стать интересным, уже им стало... Ладно! Он возьмется за него. Это нужно было сделать. И Жером Фандор поспешил к Фюзелье. Журналист к тому же высоко ценил судью. Между ними было нечто большее, чем обычная симпатия и уважение. - Господин Фюзелье, - заявил сходу Жером Фандор, пожимая руку судье, - вы наверняка догадываетесь, почему я к вам зашел? - По делу с улицы Норвен? - Лучше сказать, по делу тюрьмы предварительного заключения. Именно в этой тюрьме вся эта история приобретает неожиданный и трагический поворот. Фюзелье улыбнулся: - Черт возьми, вы уже знаете? - Что Жак Доллон повесился? Да! Что он был невиновен? Тоже да! Вы же знаете, что в "Капиталь" всегда узнают все раньше всех. - Разумеется! - согласился судья. - И бесполезно выпытывать у вас, откуда вы получили все эти подробности... Но если вам все известно, то какие еще каверзные вопросы, покушающиеся на мою профессиональную тайну, вы заготовили? - Признайтесь, что здесь достаточно материала для отличного репортажа. Но как это вы дали маху, точнее они, с Часовой набережной? Разве за подсудимыми не присматривают в тюремных камерах? - Конечно, присматривают! Вчера, когда Доллона доставили в тюрьму предварительного заключения, его сразу же отвели к г-ну Бертильону, который снял с подследственного все необходимые антропометрические данные. Кстати, я только что, всего несколько минут назад, видел самого Бертильона; он мне поведал о том, что Доллон при встрече с ним был, пожалуй, подавлен, совсем упал духом, без возражений позволил снимать с себя все необходимые измерения, но вместе с тем, сказал он мне, Доллон даже не намекал на самоубийство и не было ничего такого, что могло бы насторожить его. - Черт возьми! Не должен же он кричать о своем решении на каждом углу. Ну, а потом, когда его увели из кабинета Бертильона? Г-н Фюзелье раздраженно бросил: - Потом... Что вы хотите, чтобы я вам сказал? Охрана увела его в камеру, и там его заперли. В полночь начальник охраны совершал обход и не заметил ничего необычного. Несчастного обнаружили повешенным утром, в тот момент когда разносили похлебку. - На чем он повесился? - На кусках своей рубашки, связанных и скрученных так, что получилось нечто вроде веревки. О, я вижу, куда вы клоните! Вы, наверное, думаете, что тюремщики допустили оплошность, оставив ему подтяжки, галстук или шнурки от туфель. Нет, никаких нарушений со стороны охраны не было. И это самоубийство до сих пор остается необъясненным. Этот несчастный юноша должен был обладать дьявольской силой, поскольку он привязал лоскуты своей рубашки к спинке кровати и задавил себя, резко дернувшись назад. Смерть, по-видимому, была не легкой... - Я не могу на него взглянуть? - спросил Жером Фандор. - Почему бы не сфотографировать? - усмехнулся судья. - Эх, если бы это было возможно... Тут журналист был вынужден прервать свою речь, так как, тихонько постучав в дверь, в кабинет судебного следователя вошел мальчик-рассыльный. - Господин следователь, вас спрашивает одна дама. - Скажите ей, что у меня сейчас нет времени. - Дело в том, господин следователь, она предупредила, что у нее срочное дело. - Спросите ее имя. - Вот ее визитная карточка. Фюзелье бросил взгляд на кусочек бристольского картона и сильно вздрогнул. - Элизабет Доллон!.. Ах, я совсем забыл, что она приезжает сегодня... Боже мой! Судебный следователь замер, растерянно теребя в руках визитную карточку, когда дверь кабинета широко распахнулась и к нему, вся в слезах, бросилась молодая девушка. - Месье, где мой брат? - Но, мадемуазель... Пока судья машинальным жестом приглашал посетительницу присесть, Жером Фандор незаметно отошел подальше, в угол комнаты, довольный, что Фюзелье забыл о нем и что он сможет присутствовать при беседе, обещающей быть довольно интересной. - Мадемуазель, - заявил г-н Фюзелье, - прошу вас, успокойтесь. Ваш брат, возможно, был арестован по ошибке... - О, господин судья, я уверена в этом, но это все так ужасно! - Мадемуазель, ужаснее было бы, если бы он оказался виновным. - Но его не отпустили на свободу? Значит, он не смог защитить себя? - Да, да, мадемуазель, он защитил себя; скажу больше, что... Фюзелье запнулся, мучительно подыскивая, как лучше сообщить м-ль Доллон страшную новость о смерти ее брата... Но та не оставляла ему времени собраться с духом. - Ах, вы колеблетесь, месье, - говорила она, - вы знаете что-то новое, вы напали на след убийц? - Можно быть уверенным... По крайней мере, я считаю... Да, мадемуазель, ваш брат невиновен... - Ах! Лицо девушки внезапно расцвело. После ужасной ночи, которую она провела в поезде, возвращаясь в Париж с телеграммой Сыскной полиции в руке, она приняла новость о невиновности брата как избавление от тяжкого груза, давившего на нее. - Какой кошмар! Но, господин судья, в телеграмме, которую я получила, говорилось, что он ранен; я надеюсь, ничего серьезного? До сих пор сохраняя, благодаря профессиональной выдержке, невозмутимый вид, Фюзелье вдруг помрачнел. - Ваш брат пережил сильное потрясение. - Где он сейчас? Я могу его видеть? - Помилуйте, мадемуазель, я же вам сказал, после такого потрясения лучше было бы... Я боюсь, что, встретившись с ним... - О, месье, что вы такое говорите. Неужели вы считаете, что, увидев меня, ему станет плохо? Фюзелье не отвечал, и она вдруг разрыдалась. - Ах, вы что-то скрываете от меня! Утренние газеты сообщили, что он также стал жертвой преступников! Поклянитесь мне, что с ним ничего не случилось! - Но... - Я же вижу, что вы скрываете от меня правду! - продолжала она с испуганным лицом, заламывая в отчаянии руки. - Где он, месье? Где он? Я хочу его видеть! Я хочу его видеть! Ах, сжальтесь надо мною... Девушка умоляюще смотрела на побледневшего судебного следователя, внезапно ее осенила страшная мысль. Элизабет Доллон начала подозревать ужасную правду. - Он умер! - крикнула она и рухнула в кресло, содрогаясь от рыданий. Фюзелье поспешил успокоить ее. - Мадемуазель, - жалобным тоном начал он, - мадемуазель... В смятении он неловко пытался найти слова утешения, но у него ничего не выходило. - Я клянусь вам, - говорил он, - что ваш брат... Без всяких сомнений, ваш брат не был виновен... Но девушка была уже не в состоянии слушать судебного следователя. Посидев несколько минут неподвижно, с опущенной головой, она поднялась и, пошатываясь, словно в тумане, заявила: - Отведите меня к нему! Я хочу его видеть! Его убили. Мне нужно его видеть. Она требовала позволения припасть к брату с такой настойчивостью, что Фюзелье отбросил осторожность, не решаясь отказать девушке в этом последнем утешении. - Успокойтесь, пожалуйста, мадемуазель, я отведу вас к нему... Но, ради бога, будьте благоразумны. Успокойтесь. И Фюзелье поискал глазами Жерома Фандора, о котором он вдруг вспомнил, ища у того моральной поддержки... Но Жером Фандор, воспользовавшись возникшим замешательством, потихоньку покинул кабинет следователя. История с самоубийством Жака Доллона действительно была неприятной для служащих тюрьмы предварительного заключения и нарушила их спокойную жизнь. Охранники расхаживали туда-сюда, беседовали друг с другом, прислонившись к дверям тюремных камер, в которых содержались заключенные... Начальник охраны подозвал одного из своих людей. - Нибе, я больше не потерплю беспорядка! Когда придут на свидание с заключенными, сразу несите мне разрешения на свидание, чтобы я их завизировал. - Слушаюсь, капрал... - Вы понимаете, после всего этого у меня могут быть неприятности с господином начальником тюрьмы, а я бы этого очень не хотел! - Понятно, капрал, понятно. - Сейчас совсем неподходящий момент допускать оплошности по службе... Начальник охраны, пребывая в прескверном настроении, собирался было продолжить чтение нотации своему подчиненному, когда к нему подошел один из надзирателей. - Что там у вас? - Капрал, вот какое дело: г-н Жуэ, вы знаете, атташе прокуратуры? Он сопровождает одного господина, и у него есть разрешение на свидание, нужно ли его пропустить? - Кого? Господина Жуэ? - Нет, господина, которого он сопровождает? У входа в коридор, в сопровождении надзирателя появился Жером Фандор, который, благодаря поддержке своего приятеля Жуэ, только что сумел заполучить разрешение на свидание с заключенным. Он размышлял о сногсшибательном репортаже, который он сегодня подготовит, и поздравлял себя с тем, что оказался первым журналистом, который не только раньше всех узнал о самоубийстве Жака Доллона, но и сумел осмотреть труп несчастного юноши, находящийся в тюремной камере. "Только бы, - думал он, - Фюзелье не проявил недовольства, заметив, что я проник в тюрьму! Жуэ - славный парень, он, должно быть, здорово рисковал в этом деле... К тому же, администрация тюрьмы не очень-то жаждет, чтобы в газетах появились подробности об этом самоубийстве... Ладно, увидим; в конце концов, Фюзелье не тот человек, чтобы вышвырнуть меня за дверь..." Жером Фандор расхаживал взад-вперед по комнате ожидания для посетителей тюрьмы. Он предупредил надзирателей, что подождет судью, который должен скоро прийти. "Какая странная штука - жизнь, - размышлял он, немного взволнованный, - подумать только, я окажусь так близко от Элизабет Доллон, но она ни за что меня не узнает... Ведь мы расстались совсем детьми... особенно она, она была тогда совсем малышкой! Помнит ли она вообще о том мальчугане, каким я был, когда случилось убийство бедной г-жи де Лангрюн?.." И, закрыв глаза, Жером Фандор попытался воскресить черты лица Жака Доллона... Нет, он ничего не помнил, вряд ли его взволнует труп Жака Доллона, который он увидит через несколько минут, так как это будет труп незнакомого человека, о котором он ничего не знает, кроме имени, вызывающего в памяти смутные воспоминания детства... Фандор в ожидании прогуливался вдоль и поперек комнаты... Вдруг у входа в тюрьму появился Фюзелье, придерживая несчастную Элизабет Доллон, которая нетвердой походкой шла рядом с ним. Жером Фандор отступил подальше в темный угол. Фюзелье, думал он, хотя и хороший друг, но он может найти чрезмерным профессиональное любопытство журналиста... Лучше не привлекать его внимание сразу, а дождаться момента, когда откроют дверь камеры, где лежит тело Жака Доллона... Если даже судья не захочет разрешить журналисту оставаться в камере, он успеет бросить взгляд на мрачную келью, где произошла трагедия... Итак, Жером Фандор издали наблюдал за тем, как, спотыкаясь и пошатываясь, приближалась бедная Элизабет Доллон, по-прежнему заботливо поддерживаемая г-ном Фюзелье. "Вообще, она ничего, эта девушка... - подумал Фандор. - Я, хотя и не любитель блондинок, должен признать, что эта может заставить меня изменить взгляды на слабый пол. Однако до чего она красива и величественна в своем горе! Высокие женщины всегда выглядят изящно!" Но раздумывать уже было некогда, Фюзелье проходил мимо тюремщиков, поспешивших открыть двери, и Жером Фандор проскользнул вслед за ним. Дойдя до камеры, на которую указал пальцем начальник охраны, Фюзелье повернулся к Элизабет Доллон. - Вы чувствуете себя достаточно сильной, мадемуазель, чтобы выдержать это испытание? - спросил он. - Вы, несмотря ни на что, хотите обнять вашего брата? Мадемуазель Доллон кивнула головой; судья повернулся к начальнику охраны. - Откройте! - сказал он. Тюремщик исполнил приказ. - По распоряжению господина начальника тюрьмы, - объявил он, - мы переложили тело на кровать, господин судья. Он не страшно выглядит, будто спит, впрочем, взгляните сами... И в тот момент, когда он открыл дверь и протянул руку в направлении кровати, на которой должен был находиться труп Жака Доллона, с его губ слетело ругательство: - Проклятье! Мертвец исчез! Комната с голыми стенами, мебель которой составляли лишь наглухо привинченные к полу железная койка и табуретка, эта тесная келья, которую можно было окинуть оком за одну секунду, была пуста: тело Жака Доллона исчезло! - Будьте внимательнее, - проворчал Фюзелье, - вы ошиблись камерой! - Нет, нет! - испуганно выдавил из себя тюремный чиновник. - Вы же видите, что Жака Доллона здесь нет? - Но он здесь был пять минут назад. - Может, тело перенесли в другое место? - Нет, ключи были всегда со мной. - Что вы мне голову морочите! - Нет, господин судья, это правда, он был здесь... А сейчас его нет... Эй, там! - заорал тюремщик. - Кто знает, что стало с трупом из двенадцатой камеры? С тем, что мы недавно перекладывали? Наступила минута замешательства. Один за другим сбегались надзиратели тюрьмы: все они подтверждали слова своего начальника. Мертвеца оставили здесь, на этой кровати, никто с тех пор не входил в камеру и никто не прикасался к его телу. Жером Фандор, спрятавшись за угол, следил за сценой с ироничной улыбкой. Его чрезвычайно забавляло смятение тюремщиков и растущая растерянность Фюзелье. "Возможно, - размышлял он, - начальник охраны не расставался с ключами от этой камеры, но пленник нашел другой ключ - ключ к свободе!" Тем временем Фюзелье изо всех сил пытался понять, что же здесь произошло. - Если этого человека больше здесь нет, значит, он не умирал и сбежал... но в таком случае, если он захотел сбежать, значит, он был виновен! Ах, я больше ничего не понимаю! Схватив трясущегося начальника охраны за плечи, Фюзелье выпытывал у него: - Послушайте, этот человек умер или нет? В то время как Элизабет Доллон, не умолкая, безумно повторяла, словно у нее начиналась истерика: "Он жив, он жив", тюремщик отвечал, подняв руку, будто произносил клятву: - Господин судья, здесь не может быть сомнений, он умер, клянусь всеми святыми! Тюремный врач скажет вам то же самое, что сказал вам я. И мой коллега Фавриль, который помогал переносить тело на кровать. - Но, - заявил судья, - если он умер, он не смог бы сбежать. Из тюрьмы предварительного заключения, находящейся при префектуре полиции, невозможно сбежать даже живому! Как же вы хотите, чтобы отсюда сбежал труп? Тюремщик недоуменно развел руками. - Колдовство какое-то, - сказал он. Фюзелье начал горячиться: - Признайтесь лучше, что вас и ваших надзирателей обвели вокруг пальца. Этот человек был жив, и он разыграл перед вами комедию... Ладно, следствие установит ответственных за этот проступок! - Но, черт возьми, - возразил тюремщик, - господин судья, не только мы вдвоем видели, что он мертв, еще есть другие, человек пятьдесят, по крайней мере, видели, что заключенный был мертв! Судья потерял терпение: - Вы утверждаете это... ладно! Я срочно отправляюсь предупредить прокурора. Отойдя несколько шагов от камеры, Фюзелье заметил Жерома Фандора, который, оставаясь в коридоре тюрьмы, не упустил ни одной детали из этой сцены. - И вы здесь! - воскликнул он. - Как вы сюда прошли? - У меня разрешение на свидание. - Ну что ж, свидание состоялось. Теперь убирайтесь отсюда! Ваше присутствие здесь излишне. Откровенно говоря, нет никакой необходимости, чтобы вы подняли еще больший скандал. Будьте так любезны, пожалуйста, удалиться отсюда. И Фюзелье вне себя широким шагом отправился к прокурору. После такого резкого замечания судьи Жером Фандор не мог больше оставаться в коридорах тюрьмы. К тому же надзиратели уже спешили к нему и к Элизабет. - Сюда, месье... Сюда, мадам! Ах, какая печальная история! Что скажет господин начальник тюрьмы? Пожалуйста, сюда, вот здесь выход! Прощайте! Через несколько минут Жером Фандор спускался по главной лестнице Дворца Правосудия, поддерживая под руку бедную Элизабет Доллон. - Я вас умоляю, - просила девушка, - помогите мне, месье, помогите нам; мой брат не виновен, я могу поклясться в этом чем хотите, нужно найти его, нужно, чтобы этот кошмар прекратился. - Но, мадемуазель, я сам бы этого хотел, только вот где его искать? - Ах, я не знаю, месье. Как он мог выйти из этой отвратительной тюрьмы? Где он сейчас?.. О, я заклинаю вас, вы, должно быть, знаете влиятельных людей, сделайте все, сделайте все возможное, чтобы спасти его, чтобы спасти нас! Жером Фандор ничего не ответил, он был очень взволнован горем девушки, к тому же не хотел выдать, что знает ее, и молча кивнул головой. Он подозвал фиакр, помог сесть м-ль Доллон, бросил адрес кучеру и закрыл дверцу. Экипаж уже удалялся, а девушка по-прежнему кричала ему, высунувшись из кареты: - Сделайте все возможное... Он бросил ей вдогонку: - Клянусь вам, я узнаю правду! Фиакр, увозивший м-ль Доллон, уже исчез за поворотом к Мосту Пон-Неф, а Жером Фандор все еще оставался на том же месте, погруженный в свои мысли. "Ну что ж, на этот раз сенсация у меня в кармане. Парнишка, который убивает! Которого арестовывают! Который оказывается невиновным! Который вешается, умирает! И который "делает ноги" из тюрьмы, не встретив при этом ни одного человека на своем пути! Если читателям "Капиталь" это покажется неинтересным, тогда я уж не знаю, чем им можно угодить!" Затем, продолжая разговор с самим собой, он добавил вслух: - Все-таки нужно оставаться логичным, черт возьми! Если баронесса де Вибре написала, что она покончила с собой, значит, она покончила с собой, и тогда Доллон невиновен! Правда, письмо могло быть поддельным... Забудем об истории с письмом, оно не дает нам абсолютной гарантии. Если Жак Доллон умер, то он вышел из тюрьмы предварительного заключения не живым, а мертвым. В том, что он умер, сомневаться не приходится, так как около полусотни людей видели его мертвым. Значит, вопрос ставится так: Жак Доллон умер и в то же время покинул тюрьму! Да, но каким образом? И Жером Фандор, покачав головой, направился в редакцию газеты, обдумывая про себя статью. Он был настолько погружен в свои мысли, что, шагая по улице, не замечал, как сталкивается с прохожими и как вслед ему устремляются гневные взгляды... "Жак Доллон мертвым вышел из тюрьмы!" Он несколько раз повторил про себя эту неправдоподобную, полную абсурда, фразу, которая не вязалась ни с какой логикой. "Жак Доллон умер и вышел мертвым из тюрьмы!.." И вдруг его осенило: "Подобная загадка непонятна, необъяснима, невозможна для всех, кроме одного человека! В мире существует лишь одна личность, способная сделать так, что мертвец воскрес после своей смерти! И эту личность зовут Фантомас". Со времени смерти Жюва Фандору ни разу не приходилось предполагать, что знаменитый бандит замешан в том или ином уголовном деле, с которым ему приходилось сталкиваться. И вот с первых же дней расследования преступления на улице Норвен, когда он пришел к таким странным и необычным выводам, ему приходится если не быть уверенным, то по крайней мере допускать возможность участия в этом деле Фантомаса... Уже при упоминании одного имени - Фантомас на Жерома Фандора находил холодный ужас. Фантомас был преступником, не отступающим ни перед какой жестокостью, от которого можно было ожидать самого ужасного, он был самим олицетворением Преступления. Фан-то-мас! Произнося по слогам это мрачное имя, Жером Фандор переживал все невероятные, неправдоподобные, невозможные, однако тем не менее реальные истории, которые принесли Фантомасу известность наводящего ужас убийцы. Конечно же, если он участвовал в убийстве баронессы де Вибре, то не следовало ничему удивляться: никаким невероятным фактам, никаким загадочным обстоятельствам. Фантомас! Он способен на все! Он может пойти на любой риск. И какими бы ни были хитроумными, ловкими и отважными его преследователи, он всегда оказывался хитрее и проворнее, оставляя безнаказанными свои самые чудовищные преступления. Фантомас обладал могуществом и умением защищаться. Жером Фандор будет преследовать его, отдавая этому делу всю душу и сердце. Но на этот раз журналист будет действовать не только по призыву долга. Силу ему будет придавать чувство ненависти, стремление отомстить за своего друга Жюва, загубленного таинственным Фантомасом! Вернувшись в редакцию "Капиталь", Жером Фандор тотчас же приступил к статье, в которой в малейших деталях пересказал перипетии сегодняшнего дня и которая сегодня же вечером должна была произвести настоящую сенсацию. О том, что в этом деле, возможно, замешан Фантомас, он предпочел умолчать. Он знал, с каким недоверием могут воспринять эту новость в официальных кругах и среди общественности, и не хотел рисковать репутацией осмотрительного и осторожного в своих выводах репортера, тем более, что речь шла о предположении участия в этом деле Фантомаса. Он позволил себе лишь оставить в статье одну фразу с двояким смыслом, разгадать которую могли бы только некоторые полицейские, ученики Жюва, фразу, в которой он, довольно коротко и документально изложив загадочные повороты в деле Доллона, напомнил, что в криминалистике не нужно удивляться ничему, настолько дерзки и ловки оказываются иногда некоторые преступники. Закончив статью, журналист вернулся домой немного отдохнуть. Он жил рядом, на улице Бержер, в скромной квартирке на шестом этаже. Жером Фандор готов был уже пройти в прихожую, как вдруг заметил под ногами какую-то бумагу, которую, очевидно, протолкнули под дверь. Он наклонился и поднял бумагу, это был конверт. "Ну-ка, посмотрим! Письмо... На нем нет ни моего имени, ни марки! Странно, письмо могли бы оставить у консьержки! Но может быть, она не видела, как я проходил, и решила бросить письмо под дверь..." Жером Фандор прошел в кабинет, бросил шляпу на диван и присел за стол... - Ах, да, письмо! Он встал и направился к камину, куда, проходя мимо, бросил найденное под дверью письмо. Фандор вскрыл конверт и вытащил оттуда лист писчей бумаги, который, по-видимому, сильно его смутил: - Что это еще такое? Изумление журналиста было вполне естественным, так как послание, которое он пожирал глазами со все более и более растущим волнением, было составлено довольно странно. Наверняка для того, чтобы его почерк не узнали, корреспондент Жерома Фандора прибег к одной уловке: он составил слова, вырезав из газет и приклеив на бумагу печатные буквы, по которым полиции невозможно было найти того, кто "написал" это письмо. - Что это означает? "Жером Фандор, будьте осторожны, берегитесь! Дело, которое вас заботит, достойно самого большого интереса, но оно может иметь очень опасные последствия". Подписи, разумеется, не было. - Какое дело? Конечно, дело Доллона... Какие опасные последствия? Черт возьми, это письмо - явный намек не совать нос в поиски преступников... Но кто же написал его? Жером Фандор обхватил голову руками, сердце его наполнялось тревогой. Единственным лицом, заинтересованным в том, чтобы он бросил заниматься делом с улицы Норвен, был убийца... Это был, это был Жак Доллон... Но откуда у Жака Доллона мог появиться адрес Фандора? Он просто физически не мог успеть с момента побега из тюрьмы составить письмо и отнести его на квартиру журналиста. Рискуя при этом быть опознанным и вновь арестованным... Значит, у него есть помощники? Жером Фандор мотнул головой: - Но я идиот. Круглый идиот. Это не может быть Доллон... Доллон умер. Он мертв. Он не может быть живым, потому что уйма людей видела его мертвым, потому что тюремные врачи констатировали его смерть, потому что невозможно допустить мысль, что Доллон, прикинувшись мертвым, провел столько людей, к