пу любопытных, потом улица неожиданно опустела, будто вымерла, лишь время от времени по ней с грохотом проносились редкие автобусы. Порой из окна улыбалась обнаженная девушка, и Альбер знал, что она улыбается ему; он хотел взобраться к ней, но все-таки снова ложился на крышу, поднимал браунинг и целился. А Бришо, не переставая, повторял: это для тебя характерно. Такое только с тобой случается. В первое мгновенье он даже не сообразил, что спрашивающий его голос принадлежит женщине. -- Какого дьявола ты меня беспокоишь, -- заворчал он. -- Извините, я говорю не с Альбером Лелаком? Какого черта! Это еще что за женщина? Уж не вчерашняя ли девушка из бара? Знает, кто убийца, и хочет ему сказать! -- Почему же не с Лелаком, -- хотел он ответить, но губы у него слиплись и ему удалось выдавить из себя лишь долгий звук "о". -- Говорит мадам Дефрок. Извините, что беспокою вас в выходной день, но господин Корентэн желает вас видеть. Он открыл рот и облизнул губы. -- Зачем? Это прозвучало уже почти нормально. У Корентэна месяц назад появилась новая секретарша, но Альбер так и не смог к ней привыкнуть. Ни к самому факту, ни к этой женщине. Она была лет пятидесяти, внешне напоминала типичную мамашу, которая не терпит оторванных пуговиц, смятых воротничков и грубых выражений; казалось, у нее всегда можно получить пару добрых слов, горячий кофе, несколько франков взаймы. Однако внешность оказалась обманчивой. Мадам Дефрок признавала за человека только Корентэна, остальных считала неизбежным злом. -- Ваш шеф меня не информировал, -- холодно ответила она. -- Будьте любезны явиться через час. Альбер взглянул на часы. Половина десятого. Он -проспал меньше шести часов. Марта, разумеется, бодрствовала, когда он прибыл домой из "Рэнди кока" и, естественно, пожелала узнать, как он развлекался. Альбер сообщил, что повеселился прекрасно, истязал электрическим током подозреваемых, ибо это его любимое развлечение. Затем они поссорились и помирились лишь в четыре часа, на рассвете. Марта, конечно, давно поднялась, с утра у нее были уроки, но ведь женщины вообще сделаны из железа. .Альбер встал под холодный душ, чтобы прогнать сон, оделся с быстротой молнии, оставил записку жене, которая обещала в полдень прийти домой, чтобы вместе пообедать, и отправился на службу. Ну, какого дьявола Корентэну от него нужно? Опять, что ли, устал от него? Комиссар раза два в год восставал против характера своего подчиненного и пытался его перевоспитать. Ценой примирения всегда служило быстрое и идеальное расследование какого-нибудь дела. Неужели он снова забыл пойти на какое-то совещание? Не написал какого-то письма? Стоит ли из-за этого вызывать человека в выходной день? После первых же ста метров он понял, что оделся не по погоде. Солнце сильно пригревало, на небе собирались облака, обещающие не дождь, а парное тепло. Когда Альбер дошел до метро, он взмок от пота, а когда с пиджаком и пуловером в руках прибыл на набережную Орфевр, то уже проклинал Корентэна, желая тому поскорее очутиться в аду, и был полон решимости отчитать шефа как следует. В здании было прохладно. -Альбер почувствовал, как на теле холодным компрессом застывает пропотевшая одежда. До одиннадцати оставалось еще двадцать минут. Он пошел в кабинет, чтобы успеть за это время прочитать показания танцовщиц. -- А ты что здесь забыл? -- спросил его Буасси, запихивая в рот последние крошки завтрака. Надежды Альбе-ра подкрепиться рассеялись, как дым. -- Тебя шеф вызывал. Лелак сделал вид, что не слышит дурацких замечаний, и начал рыться в столе. -- В чем дело? Соскучился дома? Следовало предположить, что так будет: если на месте полный состав, то сегодня утром все двенадцать человек станут спрашивать его, зачем он явился. _ Да, -- проворчал он. Встал и промаршировал в коридор. В кабинете Корентэна было полно посторонних. Они смотрели на Альбера, как посетители зоопарка на хищника, не заслуживающего большого доверия. Кое-кто поощрительно, будто школьный инспектор на ученика, остальные враждебно. -- Альбер Лелак? -- спросил мужчина лет шестидесяти, седовласый, сухощавый и выхоленный. Наманикюрен-ные ногти, до блеска начищенные ботинки, строгий серый пиджак в скромную полоску. Альбер пожалел, что явился небритым и промолчал. Ответ, который пришел ему в голову, он счел за лучшее оставить при себе. -- Это инспектор Лелак, -- прервал наконец неловкую паузу Корентэн. -- Садитесь, -- произнес незнакомец. Альбер не шевельнулся. В нем все сильнее зрело желание официально проверить документы у этого типа даже в том случае, если выяснится, что он министр внутренних дел -- хотя это было невозможно, того он бы узнал -- или сам Господь Бог -- хотя и Бога он представлял себе несколько иначе. -- Доктор Сен-Жакоб, руководитель комиссии, созданной для расследования смерти Данило Меничетти, -- сказал Корентэн. -- Кто такой Меничетти? -- спросил Альбер. Один из мужчин вскочил: -- Это наглость... -- Я не считаю ваш цинизм уместным... -- сказал доктор Сен-Жакоб. Корентэн скорчил такую же мину, как тогда, когда по вине Альбера выяснилось, что он ухаживает за светловолосой девушкой с заячьими зубками из архива. Однако все же поспешил ему на помощь. -- Несомненно, ты знаешь, что два дня назад один подозреваемый при допросе, к сожалению... . Теперь Альбер по крайней мере понял. Только при чем здесь он? Какое он-то имеет к этому отношение? -- Мы слышали, что во время события вы находились в здании, -- сказал Сен-Жакоб. -- Возможно, -- ответил Альбер. Он сел напротив Сен-Жакоба и начал раскачиваться на стуле. Странно было сидеть в этом кабинете в качестве допрашиваемого. -- Это не ответ, инспектор,,-- сказал Сен-Жакоб. -- Это не вопрос, -- сказал Альбер. Он догадывался, что ведет себя вызывающе с человеком, с которым вести себя так не следует. Он сам не знал, почему это делает. Возможно, от того, что ему не дали выспаться. Или ему просто не нравилось, что его пытаются допрашивать. "Надо запомнить это чувство, -- подумал он. -- Теперь понятно, почему иногда так враждебны те, кого допрашивают". Ясно одно: если у него и были шансы на повышение, теперь они уплыли. Если он будет продолжать перегибать палку, есть вероятность даже вылететь из отдела. Иллюзий на этот счет у него не было. Он знал, что его ни в коей мере не спасет то, что он здесь самый результативный сыщик. -- Вы находились в здании или нет? -- Когда это произошло? Сен-Жакоб вздохнул. "Профессионала разыгрываешь?" -- отразилось в его, глазах. Но ведь он и имел дело с профессионалом. -- В шесть тридцать пять. Вас видели, когда вы входили несколькими минутами раньше. -- Да, -- сказал Альбер. -- Предупреждаю, здесь вы говорите, как на суде. Думаю, вам ясно, что это означает. Альберу было ясно. Он сказал, что с коллегой Буасси они находились вне конторы, проводили расследование по делу об убийстве Фанфарона. За это время их дежурство окончилось. Буасси из полицейской машины сразу пересел в свою и поехал домой. Он не добавил, что его собственная машина "пежо" точно такого же типа и совершенно такого же цвета, а Буасси спешил, потому что женщина, с которой он сейчас живет, требует у него отчета в каждой минуте. Рассказал, что поднялся в контору, чтобы прочесть досье Фанфарона, но не добавил, что унес материал домой. Немного поколебался, говорить ли о звуке, который он слышал. Потом его понесло дальше, он не находил это важным и не считал нужным отрицать. Произошло то, на что он рассчитывал. -- А когда это случилось? -- спросил доктор Сен-Жакоб. Корентэн мрачно смотрел на Альбера, словно разочаровался в нем. -- Не знаю, я на часы не смотрел. Работал. -- И вас не заинтересовало, что случилось? Вы не захотели посмотреть? -- Нет, -- ответил Альбер. -- А потом? -- Пошел домой. Мое рабочее время давно истекло. -- Быстро же вы прочитали это досье. -- Я читаю быстро. -- Потом несколько вежливее добавил: -- Нашел в нем то место, которое меня интересовало. Он понимал, почему это важно. После того, как он ушел, в здании поднялась большая суматоха. Когда тот несчастный не пожелал прийти в себя, они явно вызвали врача, потом свое начальство... А можес, всего этого.не было, и полицейские заботились лишь о том, как замять дело? IV Его отпустили. Допрос вдруг окончился, чуть ли не прервался. Лелаку этот трюк был знаком. Конечно знаком. Сознание подозреваемого во время допроса настраивается на волну того, кто его ведет. Он заранее высчитывает вопросы, формулирует ответы, накапливает то, что собирается сказать, и испытывает разочарование, когда беседа неожиданно обрывается. Чувствует, будто в нем застряло то, что нужно высказать, приходит в замешательство. Ждет, когда его вновь станут допрашивать, но к тому времени все, что он измыслил, кажется очень надуманным, фальшивым, заученным, и допрашиваемый сам это понимает. И говорит больше, чем следует. Значит, и его будут еще допрашивать. Видно, они всерьез отнеслись к делу. Альбер встал, у двери повернулся и еще раз оглядел собравшихся. Может, они и правы. Кто они, откуда у них смелость... откуда власть? Он мог отправиться домой, но вместо этого прошел к Бришо. Шарль вычерчивал какую-то таблицу. На столе перед ним лежали две линейки и микрокалькулятор. Он сделал Альберу знак рукой, чтобы тот сел, подождал, покуда он аккуратными, закругленными буковками заполнит одну из рубрик. Как и предполагалось, он принял от Корентэна составление статистических данных и донесений. -- Пошли перекусим, -- сказал Альбер. Он не сел, не стал ждать, пока все колонки заполнятся цифрами, Шарль положил перо, пригладил назад падавшие на лоб волосы. Он казался более старым и усталым, чем обычно. Конечно, он тоже не спал. И ему тоже уже сорок. И он тоже терпеть не может цифр, и, навер- -- Это не ответ, инспектор, -- сказал Сен-Жакоб. -- Это не вопрос, -- сказал Альбер. Он догадывался, что ведет себя вызывающе с человеком, с которым вести себя так не следует. Он сам не знал, почему это делает. Возможно, от того, что ему не дали выспаться. Или ему просто не нравилось, что его пытаются допрашивать. "Надо запомнить это чувство, -- подумал он. -- Теперь понятно, почему иногда так враждебны те, кого допрашивают". Ясно одно: если у него и были шансы на повышение, теперь они уплыли. Если он будет продолжать перегибать палку, есть вероятность даже вылететь из отдела. Иллюзий на этот счет у него не было. Он знал, что его ни в коей мере не спасет то, что он здесь самый результативный сыщик. -- Вы находились в здании или нет? -- Когда это произошло? Сен-Жакоб вздохнул. "Профессионала разыгрываешь?" -- отразилось в его, глазах. Но ведь он и имел дело с профессионалом. -- В шесть тридцать пять. Вас видели, когда вы входили несколькими минутами раньше. -- Да, -- сказал Альбер. -- Предупреждаю, здесь вы говорите, как на суде. Думаю, вам ясно, что это означает. Альберу было ясно. Он сказал, что с коллегой Буасси они находились вне конторы, проводили расследование по делу об убийстве Фанфарона. За это время их дежурство окончилось. Буасси из полицейской машины сразу пересел в свою и поехал домой. Он не добавил, что его собственная машина "пежо" точно такого же типа и совершенно такого же цвета, а Буасси спешил, потому что женщина, с которой он сейчас живет, требует у него отчета в каждой минуте. Рассказал, что поднялся в контору, чтобы прочесть досье Фанфарона, но не добавил, что унес материал домой. Немного поколебался, говорить ли о звуке, который он слышал. Потом его понесло дальше, он не находил это важным и не считал нужным отрицать. Произошло то, на что он рассчитывал. -- А когда это случилось? -- спросил доктор Сен-Жакоб. Корентэн мрачно смотрел на Альбера, словно разочаровался в нем. -- Не знаю, я на часы не смотрел. Работал. -- И вас не заинтересовало, что случилось? Вы не захотели посмотреть? -- Нет, -- ответил Альбер. -- А потом? -- Пошел домой. Мое рабочее время давно истекло. -- Быстро же вы прочитали это досье. -- Я читаю быстро. -- Потом несколько вежливее добавил: -- Нашел в нем то место, которое меня интересовало. Он понимал, почему это важно. После того, как он ушел, в здании поднялась большая суматоха. Когда тот несчастный не пожелал прийти в себя, они явно вызвали врача, потом свое начальство... А может, всего этого. не было, и полицейские заботились лишь о том, как замять дело? IV Его отпустили. Допрос вдруг окончился, чуть ли "е прервался. Лелаку этот трюк был знаком. Конечно знаком. Сознание подозреваемого во время допроса настраивается на волну того, кто его ведет. Он заранее высчитывает вопросы, формулирует ответы, накапливает то, что собирается сказать, и испытывает разочарование, когда беседа неожиданно обрывается. Чувствует, будто в нем застряло то, что нужно высказать, приходит в замешательство. Ждет, когда его вновь станут допрашивать, но к тому времени все, что он измыслил, кажется очень надуманным, фальшивым, заученным, и допрашиваемый сам это понимает. И говорит больше, чем следует. Значит, и его будут еще допрашивать. Видно, они всерьез отнеслись к делу. Альбер встал, у двери повернулся и еще раз оглядел собравшихся. Может, они и правы. Кто они, откуда у них смелость... откуда власть? Он мог отправиться домой, но вместо этого прошел к Бришо. Шарль вычерчивал какую-то таблицу. На столе перед ним лежали две линейки и микрокалькулятор. Он сделал Альберу знак рукой, чтобы тот сел, подождал, покуда он аккуратными, закругленными буковками заполнит одну из рубрик. Как и предполагалось, он принял от Корентэна составление статистических данных и донесений. -- Пошли перекусим, -- сказал Альбер. Он не сел, не стал ждать, пока все колонки заполнятся цифрами. Шарль положил перо, пригладил назад падавшие на лоб волосы. Он казался более старым и усталым, чем обычно. Конечно, он тоже не спал. И ему тоже уже сорок. И он тоже терпеть не может цифр, и, навер- ное, нуждается" в очках. Очень уж близко склоняет голову к бумаге. Они отправились завтракать. По дороге зашли за Буасси, который с зубочисткой во рту задумчиво пялился ,в пространство. Кафе, куда они ходили, находилось метрах в ста отсюда. Они его не любили. Там всегда полно полицейских и юристов. Сандвичи там дорогие, обслуживание медленное, владелец водит компанию с завсегдатаями. В принципе Альбер и его приятели тоже были завсегдатая* ми, ведь они заходили сюда по нескольку раз в день Давали приличные чаевые. Вели себя тихо. И все же завоевать симпатий владельца не смогли. Даже не добились права, делая заказ, говорить: "Как обычно, пожа; луйста". Они заказали то же, что и всегда, сандвичи из черствого батона и кофе. Заведение было переполнено посетителями, просто чудо, что им достались места. Один столик освободился, люди вставали, как раз когда они входили. Правда, и до следующего кафе было недалеко, всего-то свернуть-за третий угол от Управления. Но пройти это расстояние у них не было охоты. -- У меня есть кое-что интересное для тебя, -- сказал Шарль после того, как они сделали заказ. Правда, Альбер хотел поговорить с ним о том противоборстве, которое произошло у него с доктором Сен-Жако-бом, но все же состроил заинтересованную мину. -- Я узнал, кто материально заинтересован в этих состязаниях. -- Да? -- Лелаку больше не пришлось симулировать. интерес. -- Это было нетрудно. -- Шарль имел в виду не то, что ему было легко это сделать -- стоило только поднять трубку и навести справку по телефону. -- Для финансирования состязаний, их рекламы, продажи объявлений и телепередач создана компания. Обычная, зарегистрированная компания. -- Да, -- сказал Альбер. -- Понял. Ты получил список участников? -- Вот он. -- Лелак видел, как Бришо сунул что-то в карман, прежде чем они отправились завтракать. -- Не думаю, что имена многое тебе скажут. -- Покажи все же! Бришо был прав. Альбер нашел лишь одно знакомое имя. -- Жак Реноде, -- сказал он. -- Уж не тот ли... -- Дай сюда! -- Буасси чуть не опрокинул стол, рванув к себе бумагу. -- Именно тот. Они замолчали. Разве им совладать с человеком, о котором даже Газета "Экспресс" писала, будто он один из руководителей организованного преступного мира? Что предположительно он стоит за целой дюжиной нераскрытых убийств, что его люди занимаются шантажом и контрабандой наркотиков. -- Тогда можно трубить отбой, -- заявил Буасси с каким-то даже удовольствием. Альбер почувствовал, как у него начинает дрожать все внутри. Что за инстинкт даже полицейского делает чуть ли не счастливым, когда тот находит нечто, стоящее над законами? Он, Лелак, конечно, знал, что подобное существует, но ощущал бессильный гнев, ненависть, когда думал об этом. И потому старался лучше не думать. Ему уже давно не хотелось быть героем. -- А как ты думаешь, кому принадлежит спортивный центр? -- спросил Бришо медовым голосом. -- Реноде, -- рискнул Альбер. Принесли завтрак. Пока расставляли тарелки, Буасси просматривал список с нахмуренным лбом, словно каждое имя было ему издавна знакомо. Альбер размышлял о том, чего хочет Бришо. Сенсационного задержания? Хочет попасть в газеты, чтобы о нем писали как о человеке, арестовавшем вожака мафии? Или просто не думает ни о риске, ни о трудностях? У него никогда не узнаешь. Бришо, не имея особых оснований для самоуверенности, просто не знал страха. Сандвичи имели горький привкус от положенных на хлеб ломтиков огурца. И кофе был скверным, даже не поймешь почему. Кофе-то по крайней мере здесь бывал хорошим. В самом деле, имеет смысл перейти, в "другое место, сменив кафе, всего-то на три угла дальше. -- Он велел убить Фанфарона? -- спросил Буасси. Шарль с Альбером переглянулись, как родители, когда ребенок сказал что-то неприличное. Буасси редко что-нибудь приходило в голову, но, если уж приходило, он всегда спешил это обнародовать. И, как ребенок, не замечал взглядов своих коллег. Он продолжал: -- Тогда, может, те субчики, за которыми мы следили, это его люди. Они прирезали Фанфарона, убрали маленькую танцовщицу, а теперь охотятся за ее дружком-сутенером. Хотя высказывание исходило от Буасси, к сожалению, что-то в этом было. -- Зачем? -- спросил Шарль. -- Зачем Реноде приказал убрать вольника, ту девушку, и для чего он охотится за ее сутенером? Буасси молчал. Он ожидал похвал, а не того, что его станут отчитывать, задавая вопросы. -- Возможно, девушка и сутенер были только свидетелями первого убийства, -- предположил Альбер. Буасси с благодарностью взглянул на него. -- А Фанфарон? -- спросил Шарль. -- Кто еще вошел в долю, финансируя эти состязания? -- ответил вопросом на вопрос Лелак. Бришо забрал лежавший перед Буасси лист бумаги. -- О них нам мало известно. Двое -- директора заводиков по производству питательных концентратов для спортсменов. Явно реклама. Потом Реноде. Он вошел, внеся довольно большую сумму в обмен на часть доходов от телепередач и оборота от видео. -- Чего только не бывает, -- пробормотал Альбер. -- Этот господин -- депутат, -- продолжал Бришо. -- Он проповедует теорию о том, что массам надо предоставлять развлечения, которые снимают напряженность. По его теории, если в каждом матче на футбольном поле подохнет куча игроков, болельщики будут уходить довольными и перестанут хулиганить. Именно он станет почетным президентом, он откроет соревнования, он будет раздавать призы победителям. Попутно получит часть дохода от продажи билетов, не говоря о телепередачах. -- Вижу, ты подготовился, -- сухо прокомментировал Альбер. Бришо не удостоил его ответом..Он готовился всегда. Считал естественным, получив список, справиться у своих друзей -- их круг был обширным и разветвленным -- о том, кто есть кто. В списке было еще два имени. О них он не нашел и не узнал ничего, но, по мнению одного его друга, этб, вероятно, подставные лица -- штроманы, которые отдали только свои имена. -- А вместо кого? -- Разумеется, вопрос задал Буасси. Он медленно, с великим удовольствием догрызал остатки сандвичей. Создавалось впечатление, будто он собирается еще что-то заказать. -- Можно их навестить, но сомневаюсь, что они скажут. Альбер взглядом искал зубочистки. В атом дрянном кафе никогда не ставят на стол зубочистки. -- Не их надо прежде всего искать. -- А кого же? -- Дружка танцовщицы. -- Альбер сдался, прекратил поиски зубочистки, попытался справиться с задачей пальцем. -- Завтра поищем, -- сказал Бришо. -- Возможно, будет уже поздно. -- Но ведь у тебя сегодня выходной день?! Альбер мог только восхититься Шарлем. Столько лет они знают друг друга, и все-таки тому удалось его провести! Он восхищался его невинным голосом, будто на самом деле у Бришо хоть на мгновенье мелькнула мысль отложить дело до завтра, принимая во внимание выходной день коллеги. -- В Париже есть и другие полицейские. -- Ты прекрасно знаешь, как обстоят дела в отделе. А он не знал. И его не интересовало. Он был озабочен лишь своими собственными делами. Но счел за лучшее промолчать. Бришо способен приступить к долгим объяснениям относительно того, какой коллега сколько работает сверхурочно, превращая ночь в день. Но сдаваться без боя Альбер не пожелал. -- Марта в полдень придет домой. Мы договорились вместе пообедать. Бришо почесал голову. Марта была серьезным поводом. Марта принадлежала к числу тех, кого Шарль побаивался, и она, кроме того, была единственной женщиной, которую он глубоко уважал. Он поглядел на часы. Стрелка приближалась к половине двенадцатого. -- За полчаса ты туда доберешься, вторые полчаса уйдут на разговоры с соседями и осмотр квартиры. Если этот субчик окажется там, привезешь сюда, а мы под каким-нибудь предлогом задержим его у себя до завтра. Потом Буасси отвезет тебя домой. К двум будешь дома. Охотнее всего Лелак пнул бы Шарля ногой, когда взглянул на его ухмыляющуюся физиономию. Он явно знал, чем обернется дело, уже тогда, когда они отправлялись завтракать. Право, он соглашается лишь потому, что у него нет охоты возвращаться домой на метро. -- Я не знаю адреса, -- произнес он. Это была последняя отчаянная попытка, он и сам знал, что она сулила не много надежд. -- Вот он, -- Бришо вытащил из внутреннего кармана листок. • До сих пор Альбер полагал, что они и имени того субъекта не знают, а мог бы, кажется, догадаться. -- Пусть лучше будет у тебя, все равно ты ведь ведешь машину, -- сказал Шарль, передавая бумажку Буасси. -- А ты? -- спросил Альбер. Бришо покачал головой. -- Охотно бы поехал, но должен остаться в конторе. Весь день замещаю шефа, он занят с той комиссией. Кстати, о комиссии. Чуть не забыл! Как у тебя там с ними? Альберу лишь сейчас пришло в голову, что первоначально он хотел именно об этом поговорить. Он махнул рукой: -- Не представляет интереса. Солнце на улице светило еще ярче, снявшие пиджаки мужчины, парнишки в майках, женщины в летних платьях, юбках с разрезами разгуливали по тротуару с чувством собственного достоинства. Словом, все было на своем месте, и все шагали в одном ритме с природой. -- Откуда я знал, что наступит такая жара? -- бурчал Альбер. Мишель Колль жил в Билланкуре. Кто бы мог подумать! Такой тип! Альбер охотнее всего переселился бы туда, но об этом районе он даже мечтать не смел, чтобы не причинять боли собственному сердцу. Конечно, квартал вилл элегантнее, возможно, и воздух там чище, но именно этот район предоставлял человеку все то, что прекрасно в Париже. Они действительно добрались туда за полчаса. Доехали бы скорее, если ч не пришлось бы долгие минуты простоять за остановившимся для погрузки грузовиком. Некоторые гудели, но большинство, смирившись, околачивалось возле своих машин и глазело на неторопливо занимавшегося погрузкой шофера. Еще несколько лет назад в таких случаях шоферы начинали суетиться, торопясь быстрее справиться с работой, сопровождавшейся концертом клаксонов особо нетерпеливых автомобилистов. Потом взмахивали рукой в знак извинения, и все снова трогались в путь. С тех пор секта водителей грузовиков, стоящих поперек дороги перевоспитала автомобилистов. _ Почему нет ни одного полицейского... -- бурчал Альбер. Буасси глянул на него. -- Я имею в виду... Потом еще несколько минут они потеряли, когда Буасси захотел купить газету. Он остановился посреди улицы, лениво сделал не слишком убедительный знак рукой идущим вслед за ним машинам, а потом долго отбирал привлекшие его внимание газеты. Но все же за полчаса они добрались. Дом, в котором жил Колль, был построен примерно в последней четверти прошлого столетия и реконструирован после первой мировой войны. Роскошный дом старого ушедшего мира оборудовали тогда новейшими достижениями техники. На покрытых мрамором лестничных площадках в маленьких нишах стояли скульптуры, мозаичные полы изображали агонию греческого воина, пронзенного стрелами, за которой издали наблюдали обнаженные девы с пышными грудями. Над мрамором красовались позолоченные гипсовые украшения. -- Ах ты, мать вашу, -- произнес Буасси. Он жил в Пантэне, в доме, лестницы которого сверху донизу были исписаны, а на дверях стояли двойные замки. Прежде, чем они позвонили, раскрылась дверь консьержки и оттуда выглянула стройная, в темном костюме женщина лет пятидесяти. * $ -- Вы кого-нибудь ищете? Они вынули удостоверения. Альбер слегка стыдился того, что был небрит. Не удивительно, что о полицейских думают, будто... а, пошли они все... -- Мы хотим видеть мосье Колля. Женщина стояла в дверях, словно боясь, что они вой-ДУТ. -- Он здесь не живетч Альбер вздохнул. Он терпеть не мог тех, кто слишком много умничает. В особенности когда бывал усталым, вспотевшим да еще когда приходилось работать в выходной день. -- Пониже меня, худой, с усами, -- сказал он. Теперь ему уже хотелось увидеть этого человека. -- Сожалею. Он здесь не живет. Женщина попыталась захлопнуть дверь. Но с Альбера было достаточно, ему все это надоело. Именно сейчас надоело. Последняя капля переполнила чашу, а -- Бог свидетель -- чаша была очень вместительная. С поразительной быстротой Альбер пнул ногой закрывающуюся дверь, одновременно оттолкнул в сторону женщину, и ворвался в квартиру. Сам не зная почему, .выхватил пистолет. Открывая ногами двери, промчался по двум маленьким комнатам. Рванул дверцы шкафов, заглянул под кровать. Женщина побледнела, на лице ее отразился ужас. Буасси, засунув руки в карманы, Стоял позади нее. Он не понимал, что произошло, но верил в Альбера. -- Где он? -- взвыл Альбер. Ужас женщины не утихомирил его ярость. Скорее подлил масла в огонь. Хватит с него! Пистолет на него наставляли, допрос с него снимали, с ним ссорились, ему врали. Теперь его очередь. -- Ушел, -- сказала женщина. -- Прошу вас, я... -- Куда? -- Альбер засунул пистолет обратно под мышку, упер руки в бока, расставил ноги и стоял перед женщиной, словно собираясь ее ударить. -- Не знаю... он не сказал. Просто он меня бросил. -- Когда? -- Две недели назад. -- Сколько времени он здесь жил? -- Один год. Прошу вас, я... -- Откуда вы его знаете? Перед ответом она лишь мгновенье поколебалась: -- Мы познакомились. -- Где? Женщина повела головой. На глазах ее были слезы. --B универмаге Лафайетт. Альбер выпустил пар. Гнев его остыл. Он чувствовал себя усталым, опустошенным, печальным. Зачем понадобилось унижать эту женщину? -- Сударыня, -- произнес он и тотчас понял, что совершил ошибку. Они уже прошли этап, когда нужно быть вежливым, и его жест она примет за признак слабости. И, вероятно, будет права. -- Вы понятия не имеете, где он находится? Жизнь вашего бывшего друга зависит от того, найдем мы его или нет. -- Понятия не имею. Сжатый рот, горькое лицо, макияж, которым пытаются прикрыть морщины. Она не сдавалась. Просто меблированная квартира, несколько красивых предметов старой мебели, несколько дешевых, но помоднее. Во что ей обошелся этот год? Или Колль ограничился уютом, уверенностью в безопасности, горячей пищей? Альбер не простился. Только вышел из двери с опущенной головой, прошагал по греческому воину и девам с пышными грудями. Слышал, как следует за ним Буасси^ как захлопнулась за ними дверь. Без четверти час. Еще немного времени у них есть, можно заглянуть в то кафе, которое, по словам швейцара из "Рэнди кока", является насиженным местом приятеля Колля. Лучше, чем рано вернуться в пустую квартиру и предаваться раздумьям о том, что он такая же скотина, как остальные. Он прибыл домой к трем. Вместо Марты его ждала записка, где сообщалось, что обед на кухонном столе. Внутри у Альбера все дрожало от волнения и тревоги. В записке не было упреков. Марта не могла знать, что Корен-тэн отпустил его в одиннадцать часов. Да если б и знала, вряд ли стала бы упрекать. Лучше она осыпала бы его упреками, тогда он мог бы защищаться. Колля они не нашли. Не нашли и его приятеля. Альбер начал сомневаться в том, что швейцар из "Рэнди кока" сказал ему правду. Есть, конечно, еще две возможности. Колль мог узнать, что его ищут, и где-то спрятаться. Притаиться. Или его давно отыскали те трое, и тогда... Лелак медленно, неохотно ел. Не был по-настоящему голоден, да и волнения отняли у него аппетит. Он думал, что сейчас ляжет и наконец выспится. Проковылял в ванную. Принял душ, побрился, надел рубашку с короткими рукавами, тонкий пиджак, чтобы скрыть кобуру. Написал записку, что придет вечером, и ушел. VI Бришо сидел у телефона. Собирал данные о тех, кто финансирует состязания по вольной борьбе. У него повсюду находились знакомые: школьный товарищ, человек, за сестрой которого он ухаживал, приятель, вместе с которым он занимался велосипедным спортом будучи подростком, сокурсник по университету, чей отец был в хороших отношениях с его родителями, люди, с которыми он когда-то встретился на приеме, на вечеринке, на пирушке. Он знал их адреса, номера их телефонов, имена, хобби, привычки. С директорами заводиков спортивных товаров и пищевых концентратов хлопот не было. Один его знакомый обещал навести справки и на следующий день позвонить. Бришо в нем не сомневался. В течение последних пяти лет он дважды посодействовал, чтобы того не лишали водительских прав. С какой-то точки зрения дело с Реноде тоже не было -трудным. Раскусить его по-настоящему, вероятно, не легко, а то и вовсе невозможно, но до определенных пределов жизнь его открыта для публики так же, как у кинозвезды. Достаточно попросить в отделе документации собранные о нем статьи. Самый трудный случай -- оба штромана. Этих подставных лиц можно расспросить только лично, и весьма мало вероятно, что они ответят правду. Но Шарль все же сделал попытку. По полученному им номеру ответил женский голос. Попросил подождать, потом Бришо услышал звонки внутреннего телефона. Новый женский голос. Минуточку терпения. Потом трубку взял мужчина. Недоверчивый. Вежливый. Но из той породы, что все же дает понять в любой момент тон может быть изменен на более твердый. -- Разрешите поинтересоваться, по какому делу вы его разыскиваете? "Альбер сказал бы, что не разрешает", -- подумал Бришо и улыбнулся своей мысли. -- Бели не ошибаюсь, мосье де Прюнье, член компании, организующей состязания по борьбе, -- сказал он, решив, что его вариант лучше. Голос Бришо тоже был вежлив, в нем не было ни капли угрозы. Тонким золотым "пером он поставил рядом с номером телефона вопросительный знак. Потом придется проверить, какому учреждению принадлежит номер. -- Вы журналист? -- спросил мужчина. -- Нет, -- ответил Бришо. -- Я из полиции. -- О! -- На другом конце провода какое-то мгновенье царила тишина. -- Тогда, быть может... я смогу поговорить... Поговорить он не смог. По словам мужчины, мосье де Прюнье отдыхает и, к сожалению, не оставил своего адреса. Шарль не настаивал. Поблагодарил за информацию и сделал попытку побеседовать со вторым подставным лицом. Тут на первых порах его ждал успех. Слегка хриплый голос и какая-то нахальная, веселая самоуверенность. Да, это он. А кто еще здесь может быть? Да, он вступил в это дельце, внес свои денежки. Почему? Видит в нем неплохой бизнес. Это не запрещено. Ведь правда? Значит, все в порядке. Это было так убедительно, что у Бришо даже возникла мысль, что тип этот говорит правду. Ну, ладно, потом выяснится. -- Вы знакомы с остальными членами компании, мосье? Теперь впервые он почувствовал в ответе некоторую неуверенность. -- С некоторыми. Кое-кого представляли их адвокаты. -- Реноде? -- Да-а-а... -- Еще кого? -- Мосье де Прюнье. "Что, за черт?" -- подумал Бришо. Он снова взял перо и подчеркнул предыдущий номер телефона. -- А вы чем занимаетесь, мосье? -- Бизнесом. А что? -- Кто предложил вам вступить в дело? -- Послушайте, это... официально? -- Да, -- ответил Бришо. -- Я имею в виду, что вы мне звоните, а я даже не знаю, кто вы, и такие вопросы... -- Мужчина поперхнулся. -- Наверное, в самом деле лучше, если вы будете настолько любезны и зайдете к нам. -- Голос Бришо оставался неизменно вежливым. -- Но... -- Вам послать повестку или достаточно нашей устной договоренности? -- Вы не могли бы сказать, о чем идет речь? Бришо бы сказал, но он и сам не знал. Ему только было известно, что дело, очевидно, связано с пресловутыми соревнованиями, следовательно, логично их желание выяснить, что скрывается на заднем плане. И, что самое важное, Альбер просил его все проверить. И Бришо прекрасно понимал, что в упрочении своей карьеры наряду с собственными усердием и исполнительностью он больше всего может рассчитывать на талант Альбера. -- Мы расследуем дело об убийстве Фанфарона... -- Да, но... -- Лишь секунду длилось растерянное молчание, потом мужчина продолжил. -- Это дело не имеет ни малейшего отношения к соревнованиям! -- Откуда вы знаете? -- Это очевидно. -- Уж это позвольте решать нам, -- холодно заявил Бришо. Нет на свете полицейского, который бы так не ответил: это решим мы, будьте любезны предоставить это нам. -- Итак, вы можете ответить на вопрос, кто рекомендовал вам вступить в дело? Мужчина вздохнул: -- Мосье Ле Юисье. Возможно, вы слышали это имя. Да, слышал. Со времени их встречи этот тип успел сделать заявление по телевидению в качестве одного из отцов -- основателей соревнования. Бришо не помнил точно, что он сказал, разве только, что говорил* убедительно, намного убедительнее выступившего вслед за ним Жиле, который, заикаясь и краснея, пытался объяснить, почему идея Ле Юисье бесчеловечна. Он записал на обложке лежащего перед ним блокнота фамилию и, прощаясь, нарисовал вокруг нее украшение в виде цветочков в стиле барокко. Альбер будет доволен. Он откинулся в кресле и взял в руки досье со статьями о мафиози. Интересно, есть ли в какой-нибудь из них упоминание о Ле Юисье. ГЛАВА ПЯТАЯ Стрельбу услышали в половине четвертого. Жильцы тотчас сообщили о ней в полицию, но не вышли посмотреть, что там произошло, проверили только, надежно ли заперты их двери. Когда-то -- пожалуй, всего несколько лет назад -- они высыпали бы на галерею посмотреть, что случилось: любовная драма или взрыв газа? Но с тех пор они усвоили, что в нынешние времена убивают даже ни в чем неповинных прохожих, поэтому и сочли за благо не высовывать из двери носа. В основном дом этот был мирный, когда-то видавший лучшие дни, правда, это было уже лет двадцать назад. Тут жили старики, весной и летом они поливали цветы и беседовали в коридорах, с недоверием глядя на часто менявшихся съемщиков комнат. Они знали, что когда-нибудь это закончится бедой. Сейчас они следили за происходящим из-за занавесок. Видели какого-то мужчину, не спеша удалявшегося от дверей квартиры на первом этаже: тот спокойно прошел по коридору и свернул на лестничную клетку. Они заметили, что на нем надета шляпа с широкими полями,, длинный, стройнящий фигуру плащ. Руки его были засунуты в карманы. Позднее один молодой полицейский спросил в какой-то квартире: "И вам в голову не пришло его задержать?" В квартире находилось двое мужчин средних лет и в расцвете сил. "Нет, -- ответили они. -- И в голову не пришло". К их счастью. Ибо мужчина, которого они видели удаляющимся, сделал два выстрела из револьвера "Смит и Вессон", из чего следует, что -- если он ушел сразу и не зарядил свое оружие заново -- у него оставались еще три пули. Эксперты установили, что он хороший стрелок. Первая пуля попала жертве в левое плечо, вторая -- в голову. Первой -- стрелявший обезвредил свою жертву, второй -- прикончил. Не так легко попасть в движущуюся цель, в человека, который бросается на тебя как молния. А ведь вероятнее всего так и произошло. В правой руке жертвы был зажат нож с длинным, тонким лезвием -- очень опасное оружие, оказавшееся бесполезным. Убитого не ограбили. Во внутреннем кармане полицейские нашли у него документы. Фамилия его была Колль, это был молодой человек -- худой, усатый, с длинными, зачесанными назад волосами. Имя его ничего не говорило производившим осмотр квартиры полицейским, но по радио они доложили о происшествии в центр, а там их донесение заложили в компьютер. Центр уведомил о нем Шарля Бришо, заместителя руководителя отдела по расследованию убийств. Шарль набрал номер телефона Альбе-ра, но никто не снял трубку. Бришо попросил машину и людей, чтобы задержать ту троицу, что застала врасплох Альбера. Он не знал, куда направился его друг; гуляет ли он с Мартой, или ему снова что-то взбрело в голову и он пытается выяснить это сам. Бришо надеялся, что Альбер не станет этого делать, а если все же решится, то будет осторожен. Из трех субъектов им были известны адреса только двоих. II Альбер был осторожен. Он велел остановить такси за три угла до места и медленно, неторопливо, прогулочным шагом, наслаждаясь сиянием послеполуденного солнца, двинулся к Спортивному центру. В старом "мерседесе" сиденья были удобными, и таксист оказался не болтливым. В пути Альбер спокойно раздумывал. О том, что следует снова сходить в "Рэнди кок", а также узнать, разрешила ли прокуратура соревнования. Возможно, разрешение под вопросом. Возможно, из-за этого Фанфарону пришлось умереть. Организаторы могут сказать, что ответственны за смерть Фанфарона противники благородной борьбы. Этот факт может перетянуть общественное мнение на их сторону. И тогда из хищников они станут жертвами. Такой ход мыслей ему определенно понравился, он охотно поделился бы им с Бришо. Лелак знал, что, если остановит такси у входа, это может привлечь внимание, хотя понятия не имел, следят ли здесь за этим. Ему показалось, что следят. Напротив входной двери широкой дугой изгибался пульт. Темная, снаружи непрозрачная дверь на фотоэлементах неожиданно заскользила в стороны, и Альбер оказался перед пультом, за которым сидела женщина в тренировочном костюме. В нерешительности он остановился. Он и сам не знал, что ожидал увидеть; очевидно, несколько более элегантный вариант тренировочного зала старого Ламана? Или атмосферу того спортивного комплекса, куда они с Жаком ходили тренироваться с тех пор, как Марта запретила им заниматься в квартире? Он стоял в изысканном холле. Своими кремовыми стенами, новомодными креслам