втолкнула в комнату, снаружи заперла дверь на ключ и с криком ".Мамонтий! Мамонтий!" убежала. Спустя минуту в комнату ворвался высокий небритый мужчина в полосатой пижаме. Один глаза у него был зеленый, а другой - красный. - Садитесь! - сказал он строго. Мы огляделись. В комнате стояли кровать, письменный стол и два стула. - Сюда сядет больной, сюда сопровождающий, - указал он на стул и кровать; сам подсел к письменному столу. Мы заняли указанные места. - На что жалуетесь? - спросил врач. - На глаз! - ответил Илларион. - А в чем дело? Болит? - Нет, танцует! Не видишь? Слепну. - Чем лечился в деревне? - Сперва чаем промывал, потом сырым молоком... - А сахаром не пробовал? - Смеешься?! - обиделся Илларион. - Наоборот! Видать, много у тебя молока и чаю! Вино пьешь? - Пью! - Нехорошо! - Я хорошее вино пью! - успокоил его Илларион. - Kyришь? - Курю! - Тогда дай закурить? - попросил врач. - Угости его папироской! - сказал мне Илларион. Я протянул пачку. Врач достал две папиросы, одну тотчас же засунул себе в рот, другую - за ухо. - Выкурю после обеда, - пояснил он. - Возьмите, пожалуйста, еще! - Так и быть, из уважения к тебе, после обеда выкурю две штуки! - сказал врач, достал из пачки еще одну папиросу и заложил за второе ухо. Хорошо еще, что у него было только два уха, иначе мы с Илларионом остались бы в тот день без папирос. Накурившись, он пересел ближе к Иллариону и ткнул пальцем в больной глаз. Илларион подскочил. - Больно? - А ты как думаешь? - Нервный? - Не то что нервный - сумасшедшим стал! На стенку готов лезть! - сказал Илларион. - Мда-а, на то и глаз... Вот, помню, у меня болел глаз, так это была боль! Насилу меня из петли вынули! - Что же с тобой стряслось! - спросил сочувственно Илларион и знаками приказал мне поставить на стол водку и хачапури. Я повиновался. - Что это такое? - закричал врач. - Прохладно у тебя, не мешало бы пропустить по одной, - сказал Илларион. - Только по одной! - согласился врач и встряхнул бутылку. - Чача! Шестьдесят градусов! - сказал Илларион и высыпал карандаши из лежавшего на столе небольшого глиняного кувшинчика. Потом наполнил его водкой и протянул врачу. - За ваше здоровье! - сказал врач, одним духом опорожнил кувшинчик, крякнул, замотал головой и набросился на хачапури. Выпили и мы. После второй чарки врач продолжал начатый разговор: - Вот когда у меня болел глаз... Как тебя звать? - Илларион. - А тебя? - Зурико! - Так вот... Окружили меня врачи... Пичкают лекарствами - это, говорят, немецкое, это - американское, это - домашнее... Куда там! .. Как тебя звать? - Зурико! - За здоровье Иллариона! - сказал врач. - За здоровье доктора! - сказал Илларион. Выпили по третьей. Врач потрепал меня по щеке и снова спросил мое имя. Потом я потрепал врача по щеке и сказал: "Зурико! " - Окружили меня, дорогой Зурико, врачи и пичкают лекарствами. Но, скажи, приходилось тебе видеть больного, которого вылечил бы врач? - Что вы?! - удивился я. - Никогда! - Так вот... Лечили, лечили меня, пока не выколупали глаз и не застеклили дырку. Но ничего - чистая работа. Заметно разве? А ну, присмотритесь как следует! Илларион уставился в глаза врача. - Это который же? - Вот этот, красный! - Ей-богу, совсем как настоящий! А если в зеленый цвет покрасить - совсем незаметно будет. - То-то! А у тебя который глаз болит? - Доктор, может, у тебя оба глаза - стеклянные? - повысил голос Илларион. - Честное слово, только один! Говорил ведь тебе, что незаметно! - обрадовался врач. - За здоровье всех здоровых! - поднял Илларион чашу. - Да избавит нас бог от чумы, врачей и всякой напасти. - Я - врач, - начал хозяин, приняв чашу, - у меня, правда, нет диплома и на дверях не висит мраморная табличка, но все же я - врач! .. Кое-кто в министерстве недоволен моей работой, пописывают на меня анонимки, штрафуют, но мне наплевать! .. Мои знания - всегда со мной! .. Меня многие не любят!.. Больные никогда не любят врачей! Это общеизвестно! А вот врачи всегда любят больных! .. Разве врачам можно доверять?.. Никогда!.. Хе-хе, врачи, дай им только волю, мир в могилу сведут! .. Как тебя звать?.. - Его зовут Зурико, а тебе хватит пить, иначе без мозгов останешься! - рассердился Илларион. - Это тебе не глаза, заново не вставишь! - Ерунда! .. Современная медицина дошла до того, дорогой... Как тебя зовут? - спросил врач у Иллариона. - Никак меня не зовут. Если можешь, скажи, что у меня с глазом, а нет - свалю тебя в постель, и все! - ...Сейчас медицина дошла до того, что скоро не то что мозг - всего человека заменить смогут. Скажем, привели к врачу живого человека, посадили в кресло... Нажал врач на кнопку и - нате! - забирайте, пожалуйста, мертвеца!.. А ты думал, как? - Это я и без тебя знаю! - буркнул Илларион. - А если знаешь, - чего боишься? Подумаешь, выколют тебе глаз! Зато вставят новый - получше прежнего! Чем стеклянный глаз хуже настоящего, скажи мне? Стеклянный глаз вынешь, положишь в стакан с водой, а сам спи себе спокойно! Или, скажем, умываешься, и вдруг мыло попало в глаз! Настоящему глазу от мыла одна неприятность, а стеклянному - хоть бы что! Или еще лучше: сидишь себе у камина, греешься, глядишь - бац! - искра угодила в глаз! Настоящий глаз от этого может ослепнуть, а стеклянный и не почувствует! .. Скажу тебе еще лучше... - Ну, нет, брат, лучше не скажешь! - вздохнул Илларион. - И какой это болван назвал тебя врачом? Ты же гений. Я уже начинаю думать, может, выколоть тебe оба глаза и вставить стеклянные, а? - А как вы думали?! Медицина, брат, великое дело!.. Долой настоящие глаза! Да здравствует искусственный глаз! - Да здравствует искусственный глаз! - подхватил я провозглашенный врачом лозунг и продолжал: Этот человек для меня дороже всего на свете, это мой Илларион, у него болит глаз... - Какой глаз? ! - спросил врач и с недоумением уставился на меня. - Все тот же! - сказал я. - А вот мы его сейчас и удалим! В два счета!.. Вабале! Неси сюда кипяток и нож! - Врач икнул и опустил голову на стол. - Что принести? - приоткрыла дверь Вабале. - Принеси таз и поставь перед ним, - сказал Илларион. - Господи! Что с ним! - вскричала Вабале. - Пока ничего особенного? - ответил я. - Мамонтий, Мамонтий! - запричитала женщина. - Интересно, какой идиот его крестил! - сказал Илларион. "Мамонтий"! Ну что это за имя? Лучше назвали бы Серапионой! Как ты думаешь, Зурикела, подходящее для него имя - Серапиона? Я широко улыбнулся, но ничего не ответил. Комната то озарялась ярким светом, то погружалась в темноту, стены все время раскачивались. - Что вы с ним сделали? - набросилась на Иллариона Вабале. - Проваливай отсюда! - огрызнулся Илларион. - При чем тут мы? Не умеет пить, нечего было хлестать водку! Даже осмотреть меня не успел, подлец! - Не волнуйся, Илларион, я сам тебя осмотрю! сказал я, взял со стола указку и ткнул ею в приколотую к стене таблицу: - Какая это буква, дорогой мой . Илларион? - Какая, солнышко? - спросил меня Илларион. - Вот эта! - Какая, кретин, прочти! - Вот эта - "ч"! - сказал я. - Чу! - сказал Илларион. - Умница, дядя Илларион, да ты прекрасно видишь! А это какая буква? - А ну-ка, которая? - На перевернутое "т" похожа! - Наверное, "ш", - догадался Илларион. - Иди, я тебя поцелую, - сказал я. Мы обнялись. - Вон! - завизжала Бабале. - Убирайтесь! - Ладно, ладно... Уйдем... Все равно пользы от твоего мамонта - как от покойника. - Убирайтесь! - прошипела Бабале. - "Я гуриец, ты гуриец, ре-е-еро-о", - затянул песню Илларион, обнял меня за плечи, и мы, пошатываясь, покинули дом Мамонтия Цверава... ...В ту ночь боль в глазу Иллариона стала невыносимой. Пришлось вызвать машину "Скорой помощи", Илларион улыбался и утешал меня: - Ну что ты приуныл, дурачок? Не бойся, ничего со мной не случится. Зато для твоей Софьи какой праздник наступил, развалится теперь на моем месте, как барыня! Ну, выше голову! Кому я говорю?! Я стоял во дворе, зареванный и жалкий, и смотрел на Иллариона. Голос его звучал бодро, на лице играла деланая улыбка, но я видел, как у него дрожали губы и по морщинистым щекам текли слезы. Пятнадцать дней спустя Илларион выписался из больницы без глаза. Он молча вошел в комнату, молча сел. Я ни о чем не спрашивал его, он тоже ни о чем не говорил. Так продолжалось всю неделю. Я аккуратно посещал лекции, был со всеми вежлив и предупредителен, а после занятий сломя голову мчался домой, к моему Иллариону. Однажды, вернувшись из университета, я не застал Иллариона в комнате. Я выглянул в окно - и замер. Была теплая солнечная погода. Илларион сидел во дворе на стуле под шелковицей. На коленях у него примостилась Софья. устремив в небо задумчивый взгляд, Илларион курил, нежно поглаживая по спине притихшую Софью, и о чем-то вполголоса с ней разговаривал. Я прислушался. - Тебе говорят, глупая, тебе! Понимаешь, что значит быть безглазым? Это значит - не видеть солнца, луны, деревьев, людей... Жить в кромешной тьме... Если бы я не согласился на операцию, пришлось бы вообще потерять зрение. Поняла? Ни черта ты не поняла, дуреха! Эх, был бы здесь наш Мурада!.. А ты - глупое создание! .. Что, обиделась? Ну, будет, будет тебе... Как же я теперь вернусь в деревню? Всю жизнь я дразнил Илико кривым чертом... Куда мне теперь деваться?.. Ну, хорошо, проживу здесь еще месяц, другой, третий... А потом? Ведь придется в конце концов вернуться домой? .. А может, он ничего и не заметит? Как же! Не такой он дурак, чтобы не отличить стекляшку от настоящего глаза! .. Не отвезти ли ему в подарок такую же стекляшку? Как ты думаешь? Привезу и скажу: "Ну все, старик, конец нашему балагурству... Вставь себе эту штуку и коси на здоровье от моего имени... Отныне мы с тобой равны..." Как ты думаешь, обрадуется он моему несчастью? Да? Никогда больше не говори этого! Как ты могла даже подумать! Не знаешь ты моего. - Илико! Умрет старик с горя! Нет? Да как же нет, когда я и Зурикела - твой непутевый хозяин - ему дороже всего на свете! .. Ну иди, иди, все равно не понять тебе этого... Илларион осторожно спустил с колен кошку и слегка подтолкнул ее. Софья пошла к окну. Илларион взглядом проводил ее, и я увидел, что он плачет. Плакал и я. Плакал и радовался, что Илларион не видит моих слез. ЗДРАВСТВУЙ, ИЛЛАРИОН! После операции Иллариону уже не сиделось в Тбилиси. Приближался март, и Иллариона тянуло в село - туда, где его ждали старая однорогая корова и неугомонный задира петух, ждали родная земля и родное солнце, ждала весна - пора пробуждения жизни, пора труда и надежд. Отпустить Иллариона домой одного я не мог - он все еще был очень слаб. Кроме того, старик пуще смерти боялся встречи с Илико. Я с плачем вымолил у декана двухдневный отпуск, и в тот же вечер мы отправились в деревню... ...Солнце только выкатилось из-за горы, когда мы подошли к нашему селу. Лениво лаяли уставшие от ночного бдения собаки. Умытые росой деревья кишели всякой птичьей мелюзгой. Над селом стлался легкий туман. - Гляди, Зурикела, твоя бабушка уже на ногах! - сказал Илларион и показал рукой на струйку белого дыма, поднимавшуюся из трубы нашего дома. Я сорвался с места и с криком помчался вниз по косогору: - Бабушка! .. Бабушка-а-а! .. Из дома, повязывая на ходу выцветший платок, вышла моя сгорбленная бабушка. - Бабушка-а-а! Бабушка приложила ладонь козырьком ко лбу. Несколько минут всматривалась вдаль, потом вдруг встрепенулась, засуетилась, что-то закричала и, раскинув руки, бросилась мне навстречу. - Зурикела! Сыночек!.. Мы крепко обнялись. Потом я подхватил бабушку на руки и понес к дому. - Сынок! Дорогой мой! Наконец-то! Боже мой, на кого ты стал похож? ! Кожа да кости! Говорила ведь я: ученье хоть кого в бараний рог свернет! О господи... - Как живешь, бабушка? - Ты лучше о себе расскажи! Закончил учебу? - Что ты, бабушка! Учеба только начинается! - Бедная твоя бабушка! Ты что, один за всех должен учиться? Черт бы побрал твоего учителя! О чем он думает? Ты растолкуй ему, скажи - бабушка у меня больная, одинокая, старая, истомилась в ожидании, - авось сжалится, изверг, ускорит твое обучение! - Скажу, бабушка, обязательно скажу, - успокаиваю я бабушку. Илларион стоит за моей спиной, качает головой и терпеливо ждет, когда я спущу бабушку на землю. - Здравствуй, Ольга! - говорит он наконец. - Илларион, родной, извини меня, ради бога! Совсем я обалдела от радости! Ну, как ты поживаешь? Как твой глаз? - Какой глаз, Ольга? Нет больше у меня глаза! - Ну тебя, старый черт! - Ей-богу, Ольга! - А это что? Разве это не глаз? - Гм... Конечно, глаз... Такой, как у того высушенного ястреба, что висит на стене у Илико... - Неужто стеклянный? - Да! - Боже ты мой! Но ты не печалься, Илларион... Мы ведь с тобой, дорогой! .. Да что же это вы стоите на дворе? Заходите, заходите в дом! Небось проголодались с дороги! - засуетилась вдруг бабушка и потащила нас в дом. Позавтракав, мы перебрались к Иллариону, заняли наблюдательные посты у окна и стали ждать появления Илико. Его долго не было. Наконец скрипнула калитка и во двор вошел Илико. Мы затаили дыхание. - Илларион! - крикнул Илико. - Встречай кривого! - прохрипел Илларион и потянулся за кувшином с водой. Я вьшел на балкон. - Здравствуй, дядя Илико! Заходи, пожалуйста! - Здравствуй, профессор! - ответил Илико, поднялся на балкон, крепко обнял меня, потом отступил назад и долго, критически разглядывал с ног до головы. Наконец он сокрушенно покачал головой и снова полез целоваться. - Прохвост ты, мой дорогой! Ну-ка, выкладывай, как поживаешь, как твои дела? Небось с ума свел профессоров? А это что? Усы! - удивился вдруг Илико и дернул меня за ус. - Настоящие? - Настоящие! - Врешь, не может быть! - Говорю, настоящие! - Такому подлецу - усы? Нет на свете справедливости, иначе ты родился бы безбородым и безусым!.. А где Илларион? Эй, носатый, выйди, покажись! - Коли пришел в гости - заходи, а нет, так проваливай! - отозвался Илларион. Илико вошел в комнату. - Здравствуй, Илларион! - Здравствуй, Илико! Они обнялись и долго целовали друг друга. Потом Илларион пригласил нас к низенькому столику, вынес вино и маринованный лук-порей. Разговор не клеился. Илико курил, я поглядывал на Иллариона, а Иллариов сидел насупившись и вздрагивал при каждом движении Илико. Наконец тишину нарушил Илико: - Ну, рассказывайте, что нового в городе? Какие там цены? .. Воблу привез? - вдруг обратился он ко мне. - Забыл! - О чем же ты помнил, сукин сын?.. Илларион, что он там делает? Занимается или нет? - Не знаю... По крайней мере книги я в его руках не замечал... - Наизусть, наверное, занимается... На каком ты сейчас курсе, прохвост? - Ты сюда зачем пришел? - разозлился я. - Чтобы меня допрашивать? - О чем же мне с тобой говорить, сукин сын, как не о твоей учебе! А если ты носильщик, скажи прямо. Тогда поговорим об этом. - Да, носильщик. Илико искоса взглянул на меня, налил в стакан вина и сказал обиженно: - Ну, выпьем, что ли, за ваш приезд... Бессовестный вы народ! Мчался я к вам, спешил, - вот, думал, приехали друзья, новостями поделятся, посидим поболтаем... А вы что? Ощетинились, как волки. Да .ну вас! Что этот носатый ни друзей, ни врагов не различает - это я давно знал. Но от тебя, сопляка этакого, я, честно говоря, не ожидал такой подлости. Мне стало стыдно. Я подошел к Илико и поцеловал его. - Илико, не обижайся, дорогой! Просто мы очень устали с дороги. - Замолчи, пожалуйста! Мне ведь с вами увидеться приятно, а не что-нибудь другое... Или вы думаете, что я пришел сюда ради этого прокисшего вина?! - Знаю я, зачем ты пришел! - пробормотал Илларион. - Ну, договаривай, язвительный ты старикашка! - Радуешься, кривой черт?! Что ж, теперь я в твоих руках! Ну, давай, кусай, рви, терзай меня! Здесь я!.. Никуда от тебя не убегу!.. - Да что с тобой, старик? Рехнулся? Взбесился? Чем они тебя отравили в городе? Уехал золотой человек, а вернулся какой-то ненормальный! Я и Илларион недоуменно переглянулись. Неужели Илико ничего не замечает? Неужели он ни о чем не догадывается? Да, похоже, что стеклянный глаз Иллариона выдержал экзамен! "Все в порядке! " - решили мы наконец и сразу повеселели. Илларион поднял стакан: - За наш приезд и за встречу с тобой, дорогой мой Илико! - Давно бы так! - обрадовался Илико. - А то чуть с ума не свели бедного одноглазого старика! .. Кто мне дороже и милее вас на всем белом свете? Дай бог вам здоровья! - И он крепко расцеловал нас. После третьего стакана Илико затянул песню: Потоплю я в турьем роге Горечь сердца, злое горе, Повстречаюсь я с любимой, Погуляем на просторе. - Илико, дорогой, ты ведь знаешь, как я тебя люблю! - Илларион обнял друга за плечи. - Знаю, знаю, мой Илларион, знаю, что ты любишь меня пуще собственного глаза! - улыбнулся Илико. При одном только упоминании о глазе Илларион насторожился. Но Илико продолжал как ни в чем не бывало: Наливай вина - и выпьем, Выпьем, чтоб оно пропало! - За здоровье Илико! - За нашего прохвоста! - За носатого Иллариона! Дайте мне, играя в лело, Завершить победный путь И, представ пред вами, смело в очи ясные взглянуть! продолжал Илико. Илларион снова навострил уши, но Илико, словно невинный агнец, невозмутимо запел новую песенку; Выйду в поле на гулянье, Поморгаю черноокой... Илларион поперхнулся. Откашлявшись, он испытующе взглянул на своего мучителя. Но Илико, не обращая на нас внимания, самозабвенно пел: Пусть сияет в ночи темной Глаз твоих прекрасных пламя... Наконец Илларион окончательно убедился, что ему удалось провести Илико. Он осмелел и до того разошелся, что называл Илико не иначе как "кривым". Илико ничуть не обижался. Был уже поздний вечер, когда мы стали расходиться. Обняв друг друга за плечи, мы с песней спустились во двор. Илларион проводил нас до ворот. Очутившись за оградой, Илико вдруг обернулся. - Илларион! - громко позвал он. - Чего тебе, кривой? - откликнулся тот. - Не забудь ночью положить глаз в стакан! - Что? ! - прохрипел ошеломленный Илларион. - Ничего! .. Теперь можешь подмигивать мне, сколько тебе угодно!.. - Илико Чигогидзе! - завопил Илларион. - Повторяй почаще мою фамилию, а то еще забудешь! .. А в общем повезло тебе: охотиться ты любишь, даже закрывать глаз не придется, разгуливай себе на здоровье по селу и бей собак! - Илико Чигогидзе! Избавь меня от греха! - завизжал Илларион, срываясь с места. - Спокойнее, Илларион! Побереги лучше свою стекляшку! ..предупредил Илико взбесившегося друга. Илларион вдруг обмяк. С минуту он тупо глядел на Илико, потом повернулся, медленно побрел к дому и присел на ступеньку лестницы. Илико некоторое время стоял на дороге, затем открыл калитку, вернулся к Иллариону и сел рядом. Потом достал из кармана кисет, скрутил самокрутку и протянул табак Иллариону. Тот даже не оглянулся. - Возьми, - тихо сказал Илико. Илларион взял кисет. Закурил. - Сердце у меня оборвалось, когда я узнал о твоей беде, начал Илико. - Видит бог, правду говорю... Мы же с тобой - одно, Илларион... Твое несчастье - это и мое несчастье... И я вовсе не думал обидеть тебя... Я же не обижаюсь, когда ты меня кривым называешь! .. Подумаешь, лишился одного глаза! .. Кутузов тоже был одноглазым, однако дай бог каждому такое зрение: землю насквозь видел!.. Ну, потерял глаз, что же с того? Да если мы с тобой потеряем и по второму глазу, все равно не погибнем. Возьмемся за руки и будем шагать по белу свету. А не сможем идти, так Зурикела нас поведет. Эх ты, старик! - Илико хлопнул по плечу Иллариона. Илларион встал, вошел в комнату и вернулся с каким-то свертком в руках. - Илико! - тихо позвал Илларион. - Что тебе, Илларион? - еще тише сказал Илико. - Тут немного воблы... Подмчади и "изабеллу" хорошо... - Уважаю воблу! - сказал Илико. - Для тебя привез, - сказал Илларион. - Я знал, что привезешь... - Илико взял сверток, встал и не спеша направился к калитке. - Погоди, я провожу тебя... - Проводи... Они вышли со двора и медленно зашагали по дороге. Я долго смотрел им вслед, пока их фигуры не растворились в темноте... ЦИРА Студенческие годы - счастливейшая пора в жизни человека. Нужно несколько лет прожить жизнью студента, чтобы по достоинству оценить прелесть корки черного хлеба, натертой чесноком; понять психологию трамвайного "зайца"; вкусить сладость потом заработанной тройки; испытать радость восстановления стипендии; почувствовать противную дрожь в коленях перед экзаменом; насладиться прохладой рассвета после бессонной ночи, проведенной над конспектами и учебниками; познать цену настоящей дружбы и, наконец, пережить гордость от того, что ты, вчерашний босоногий сельский мальчуган, сегодня являешься полноправным, уважаемым гражданином - студентом Государственного университета... Впрочем, как я ухитрился сдать приемные экзамены и стать студентом, - это навсегда останется необъяснимым чудом для Илико, Иллариона, моих лекторов и, пожалуй, для меня самоro. Единственный человек, который не сомневался в моих феноменальных способностях, - это моя бабушка. Замечательные порядки в университете! Студент может в течение месяца не заглядывать в книгу - никто за это не поставит ему двойку в зачетной книжке; студент может прогулять пять, десять, пятнадцать лекций - никто за это не вызовет в деканат его родителей... На уроках, или, как их здесь называют, лекциях присутствуют сто-двести человек. Часть присутствующих пишет, часть - рисует, одни мирно беседуют, другие решают кроссворды. Здесь можно встретить и мечтателей: они не пишут, не рисуют, не разговаривают они сидят молча и предаются мечтам. Почему они не делают это у себя дома или в парке - трудно понять. А многие сладко спят... Короче говоря, лекции созданы для таких людей, как я, и меня вполне устраивают. Но у лекций, как и у всего на свете, есть один серьезный недостаток: рано или поздно они приближаются к концу. Программа исчерпана. Лектора иронически улыбаются студентам. Великая опасность надвигается на стан студенчества. Наступает эра тропической лихорадки - сессия. Тогда мы собираемся на квартире одного из нас, грызем карандаши и конспекты, заучиваем наизусть целые главы из учебников, готовим шпаргалки, набиваем свои головы приобретенными в трехдневный срок обрывками знаний, бессонные и изможденные выходим на экзамены, отдуваемся, пыхтим, дрожим, что-то лепечем, потом, вытянув шеи, с ужасом всматриваемся в экзаменационный лист ("A вдруг двойка"?!), увидев же заветную, долгожданную, милую сердцу тройку, улыбаемся до ушей и шатающейся походкой покидаем комнату... ...Вот и сейчас я и мои друзья сидим в моей комнате и готовимся к экзамену по экономической географии. Роль экзаменатора сегодня поручена Цире. Нестор, Отар, Хвтисо и Шота - экзаменационная комиссия. - Студент Вашаломидзе! В каких странах света добывается олово, и у кого имеются наибольшие запасы этого металла? - грозно вопрошает Цира. - Олова или меди? - Олова! - Наибольшее количество олова, насколько я помню, у нашего сельского лудильщика Али, а где он его добывает, - это мне неизвестно. - Ну вот, опять он дурака валяет! Если ты не хочешь заниматься, можешь уйти, а нам не мешай! сердится Нестор. - Куда я уйду? Я за эту комнату двести пятьдесят рублей плачу. - Чтоб ты провалился сквозь землю, бесстыдник! О каких деньгах ты говоришь, когда за целый год я гроша медного от тебя не видела?! - подает реплику из своей комнаты тетя Марта. - Вашаломидзе! Переходите ко второму вопросу! Первого вопроса вы не знаете! - улыбается Цира. - Уважаемый лектор, прошу вас... - Зурико, перестань паясничать! - выходит из терпения Отар. - Ладно... Второй вопрос - машиностроение в Соединенных Штатах Америки... Соединенные Штаты Америки состоят из штатов. Не подумайте только, что это - учрежденческие штаты, которые то раздувают, то сокращают... - Зурико, ну что ты в самом деле! Рассказывай дальше! - обижается Цира. Я продолжаю: - В Соединенных Штатах Америки машиностроение сильно развито. Только за один год Форд выпускает... Я точно не помню, сколько, но, говорят, на одного человека пять машин приходится... Стоит, оказывается, на улице машина, подходишь к ней, открываешь дверцу... - Дверца открывается автоматически! - поправляет Шота. - Да. Потом нажимаешь кнопку, и выскакивает сигара, нажимаешь вторую кнопку - выскакивают спички, нажимаешь третью... - И выскакивает жареный поросенок! продолжает Шота. Нажимаешь еще - выскакивает горячее гоми, потянешь из шланга - и пойдет то вино, то ткемали. Нажмешь одну педаль - получай крем-соду и шоколад. Нажимаешь вторую - польется задумчивая "Мравалжамиер"...а - И не жаль ему продавать такую машину! - удивляется Нестор. - Ничего не поделаешь - нужда! - говорит Шота. - Не надоело вам балагурить! - злится Цира. На минуту все умолкают. Потом я продолжаю: - Говорят, если переплавить все золото Форда и выковать из этого золота пояс, то можно было бы опоясать весь земной шар. - Эх, мне бы застежку от того пояса... Какие бы зубы я себе вставил! - произнес мечтательно Нестор, показывая в улыбке свои черные зубы. - Гм, зубы! - ухмыльнулся Шота. - Вот если бы то золото дали мне... - Что бы ты сделался - спросил Нестор. - Прежде всего - порвал бы все конспекты и тетради... Затем пошел бы к нашему декану, выложил бы перед ним на стол зачетную книжку и студенческий билет, вежливо попрощался бы и ушел... Впрочем, нет, перед уходом можно оставить ему с килограммчик золота - на марки, если соскучится, пусть напишет мне письмо... А потом - пардон, гуд бай, адье, будьте здоровы, шапку на голову и - прощайте. - А еще? - Что - еще! - Не одолжишь мне тысячу рублей? Видишь, мне нечем расплатиться за комнату, - попросил я. - Вот еще! А мне-то какое дело! - Тетя Марта! Слышишь? - Слышу, сынок, - отзывается тетя Марта. - Все вы одного поля ягоды - жулики и бездельники! .. - Отвечайте на третий вопрос, - напоминает Цира. - К третьему вопросу я не готов... - смущаюсь я. - У кого есть вопросы? - обращается Цира к членам комиссии. - Разрешите! - говорит Отар. - Пожалуйста! - Прошу прощения у уважаемой комиссии, но меня интересует - на самом ли деле этот дегенерат собирается послезавтра сдавать экзамен? - Я отказываюсь отвечать! - возмущаюсь я. - Такого вопроса нет в программе! Потом наступает черед следующего. ...Мы расходимся поздней ночью. Отар, Нестор и Шота живут в студгородке, Цира - на улице Мачабели, Каждый раз провожаю ее я. Цира - красивая девочка, голубоглазая, бледная и высокая. Почти все ребята нашего курса влюблены в Циру, но она никого не любит и ни с кем, кроме меня, не ходит. Мы часами просиживаем в саду, говорим, говорим без умолку или молчим. И тогда мы похожи на влюбленных - так по крайней мере говорят товарищи. ...Мы медленно идем по проспекту Руставели. Дремлющие у магазинов ночные сторожа, вскинув голову, подозрительно косятся на нас и тут же снова засыпают, Они даже не подозревают, как прекрасен ночной Тбилиси. Кругом тишина. Лишь изредка слышатся далекий скрежет колес трамвая и сонные свистки постовых милиционеров... - Зурико! - Что, Цира? - Ты любишь гулять ночью? - Люблю. - Тебе не страшно? - Нет. А тебе? - Мне страшно. - Чего же ты боишься? - Вдруг нас... разденут? - Меня разве только одеть могут... - Ну, а если меня разденут? - Тогда я закрою глаза! - Только и всего! Хорош кавалер! - Пожалуйста, буду смотреть на голую. Устраивает? - Не шути, пожалуйста! Я знаю, вы, деревенские парни, сильные, но ужасные трусы! - Я боюсь только ножа. - И я. И револьвера тоже. - А мышей ты не боишься? - Боюсь!.. Зурико! Видишь? Двое мужчин! Они идут сюда! - Вижу. - Они пьяны. Перейдем на другую сторону. - Стыдно! - Перейдем, прошу тебя! - Цира крепко прижалась ко мне. - Не глупи! Стыдно! Мужчины остановились перед Кашветской церковью, обнялись, долго целовали друг друга. Потом один свернул вниз по улице, второй направился прямо к нам. Мы остановились. Цира дрожала словно в лихорадке. У меня подкашивались колени. Мужчина подошел к нам вплотную, взглянул исподлобья сперва на Циру, потом на меня, засунул в карман руку и вдруг рявкнул: - Эй, есть у тебя закурить?! - Конечно, есть! Пожалуйста! - пролепетал я, протягивая ему пачку папирос. - Спички! - Пожалуйста! - Я зажег дрожащими руками спичку и поднес ее к самому носу незнакомца. - Вчера я бросил курить, - заявил мужчина, - и с тех пор папиросу в рот не брал... И сейчас не стану курить, так просто, побалуюсь... Человек должен быть хозяином своего слова! Он прикурил и несколько раз сильно, с наслаждением, затянулся. - Ты куришь? - вдруг спросил он меня. - Нет, что вы! - Молодец! Я курил двадцать лет, а теперь бросил. И никто не заставит меня взять в рот папиросу! - сказал он, положил мои папиросы себе в карман и, пошатываясь, ушел. Мы медленно двинулись дальше. Цира вдруг повеселела. Она прыгнула через тень чинары, потом через другую, третью, пятую... Так, прыгая, добежала она до гостиницы "Интурист" и тут начала скакать на одной ноге. - Ну-ка, лови меня! Я погнался за Цирой, настиг ее и крепко схватил за плечи. - Уф, устала! Цира опустила голову мне на плечо. Я одной рукой обнял ее за шею, другой приподнял подбородок и заглянул в ее огромные голубые глаза. - Эх, если б ночь длилась бесконечно... - вздохнула Цира. - Почему, Цира? - Так... ночь лучше дня... Цира сбросила мою руку, закинула голову назад и уставилась в усеянное звездами небо. Потом снова взяла меня под руку. - Ты, наверное, любишь кого-нибудь, Цира. Скажи, кого? - Я люблю небо, люблю звезды, вот этого сторожа люблю, и это дерево люблю! .. - Цира подбежала к чинаре. - Не веришь? Хочешь, поцелую? Она прижалась к дереву, стала целовать и раскачивать его. Спавшие на дереве воробьи встрепенулись и тревожно защебетали. Цира прислушалась к гомону птичек, потом обернулась ко мне: - И воробьев я люблю! - Чудачка ты! - Может быть. А ты кто? - Кажется, я тоже чудак! - Нет, ты просто глуп! - Благодарю! - Впрочем, глуп - это не то слово. Ты слеп и глух! Цира подошла ко мне, схватила за воротник, привлекла к себе, пристально взглянула в глаза и спросила: - Видишь меня? - Представь себе - вижу! Цира взяла мою руку, прижала ее к своей груди и опять спросила: - Слышишь? Я почувствовал учащенное биение сердца девушки, меня обожгло ее горячее дыхание... И вдруг я обнял Циру, привлек к себе и поцеловал... И снова мы идем по аллее чинар. - Зурико! - Да, Цира? - Я люблю тебя! - Врешь! - Нет, это правда, Зурико. - Врешь, Цира, и давай не будем про это... Цира умолкла, прислонилась к дереву. Я тоже замолчал и прислонился к стене. Мы долго стояли и смотрели друг на друга. Цира подошла ко мне, застегнула воротник, поправила мне брови и медленно двинулась по улице. Я поплелся за ней. Вдруг Цира обернулась - в глазах ее блестели слезы. Она приблизилась, поцеловала меж и убежала. ...Я долго, не двигаясь, стоял на месте и прислушивался к шелесту листьев красавиц чинар... ...Домой я возвращался пешком. У Театра юного зрителя меня нагнал запоздалый трамвай. Я вскочил в задний вагон. Пассажиров не было. Дремавший кондуктор вздрогнул, приоткрыл глаза и велел пройти вперед. Я прошел вперед. Потом кондуктор крикнул, чтобы я вернулся назад и приобрел билет. Я вернулся и сказал, что у меня денег нет. Кондуктор не поверил. Я вывернул пустые карманы. Тогда кондуктор сказал: "Как вскочил, так и соскакивай". Я соскочил и очутился в объятиях милиционера. - Здравствуйте! - глупо улыбнулся я ему. - Гражданин, предъявите документы! - Для чего вам мои документы? - Гражданин! Вам говорят - предъявите документы! Посмотрим, что ты за птица... - Что значит - птица? - Разговоры! ! - Почему вы кричите? - Плати штраф! - У меня нет денег... - Тогда ступай со мной в отделение. Там заплатишь! - Ты что, думаешь, мне в дороге зарплату выплатят? Говорю, нет денег! - Разговоры! ! В отделении милиции сидели четыре человека. Увидев меня, дежурный прищурил глаза и спросил: - Ого, опять попался? - Что вы, батоно, я впервые в милиции! - Разговоры! - Вот такой он мерзавец, начальник! Всю дорогу по матери меня ругал! - Неправда, батонo! Никого я не ругал! - Молчать! Вот закончу с ними, потом займусь тобой! - сказал дежурный и обратился к сидевшему на лавке небритому красноносому мужчине: - Сколько раз я должен брать с тебя расписку, а?! - Ва! Сколько раз скажешь, столько раз напишу. Не буду же сопротивляться! Носатый встал. Я занял его место. "Мой" милиционер ушел. - Ладно, ладно... Скажи, какую ты там еще натворил беду? - Кто? Я? Что ты, начальник! Ты его слушаешь? Он себя педагогом называет! Какой он педагог? Ему даже овчарку нельзя доверить! Педагог!.. - Прошу вас оградить меня от оскорблений этого пьяницы! - привстал высокий, худой мужчина. - Об уровне моей профессиональной подготовки можете запросить отдел народного образования! - В самом деле, выражайся приличнее! - прикрикнул дежурный на пьяницу. - Ва! А почему он задевает мою профессию? - Что вы, он не заикался о вашей профессии, - вмешался я. - Как это - не заикался! Только что он назвал меня пьяницей! - О-о, это нехорошо! - сказал я педагогу. - Молодой человек, вы не можете себе представить что это за тип! - Сам ты тип! - обиделся носатый. - Не будем говорить о том, что он избивает свою жену, продолжал педагог, - это в конце концов его личное дело. Но ведь он беспробудно пьет, орет, шумит, Покоя соседям не дает! - Это правда? - строго спросил я носатого. - Что значит - правда? А как бы ты поступил на моем месте? Двадцать лет, понимаешь, двадцать лет этот господин называет меня пьяницей! Ba! Разве я сам этого не знаюсь Зачем он мне напоминаете Ты, говорит, хулиган! А что, я без него не знаю? Мало ему этого, так он нашел новое слово: аккредитив... Нет, креп... крен... крендель!.. - Кретин! - подсказал педагог. - Да, кретин! Ну это еще ничего. Но - аферист! - Как, неужели вы назвали его аферистом? - спросил я у педагога. - О, вы его не знаете, молодой человек! Он хоть кого выведет из терпения!.. Извел, измучил соседей! - Каких соседей? Почему никто, кроме тебя, не жалуется? - Боятся тебя! - Не боятся, а любят, уважают! - Вот, извольте, у меня заявление. Подписано всеми соседями! - Все они аферисты! Вроде тебя! - Носатый повернулся спиной к дежурному и обратился ко мне: - Давай поговорим, рассудим! Почему человек напивается? С горя! А раз у человека горе - значит, он нервничает! А когда человек нервничает, он кричит. Послушать его - так человеку нельзя в собственном доме ни выпить, ни покричать! .. Что же это получается? - Нет, почему, выпить, конечно, можно, но... - Слава богу, наконец-то нашелся один нормальный человек! - обрадовался носатый. - Да разве он пьет? Он поглощает вино ведрами! Да черт с ним, пусть хоть крысиный яд лопает, но почему должны страдать мы, соседи? Нет, вы только взгляните на него, видите, какой у него красный нос? - Слышишь, да? При свидетелях оскорбляет! - пожаловался мне носатый. - Нет, что правда, то правда, нос у тебя в самом деле красный! - сказал я. - Что же тут такого! Кому какое дело до моего носа? Захочу, выкрашу его в зеленый цвет! Что, запрещено? - Уважаемый, - обратился ко мне педагог, - разрешите узнать ваше имя... Я не успел ответить: кулак дежурного со всей силой опустился на стол. Звякнули стекла в окне. В комнате наступила гробовая тишина. - Как ты смеешь, сопляк, устраивать здесь допрос? ! - рявкнул дежурный. - Встань сейчас же и сними фуражку! - Почему вы сердитесь, батоно? Я же помогаю вам! - Не нуждаюсь я в твоей помощи! А ты, - обернулся он к носатому, - убирайся отсюда, и чтоб больше не смел беспокоить соседей! - Сию минуту, начальник! Но у меня просьба одна к вам... Я человек тихий, спокойный, за всю свою жизнь даже мухи не убил... Пусть он не называет меня аферистом! - Убирайся! - Иду, иду! Пьяница направился к двери. Поравнявшись со мной, он нагнулся ко мне: - Я подожду тебя на улице... Выйдешь - угощу на славу! - Убирайся, пока я не передумал! - заорал дежурный. Носатый мигом выскользнул из комнаты. Педагог положил свое заявление на стол дежурного, вежливо кивнул головой и вышел. Вдруг дверь с шумом распахнулась и в комнату ворвалась тетя Марта. Изумленный дежурный вскочил, вышел из-за стола и подошел к ней: - Тетя Марта, в чем дело? Что тебе тут понадобилось? - Мальчик пропал! Пропал мой мальчик! Я притаился в своем углу. - Какой мальчик, тетя Марта? - Мой квартирант, Зурико Вашаломидзе! Ушел и не вернулся!.. Все больницы, все милиции обегала!.. Словно в воду канул! .. Помоги, сынок, позвони куда-нибудь! .. Если с моим мальчиком случится беда, я сойду с ума! .. Зурикела, дорогой мой мальчик, куда же ты делся? .. Горе мне, несчастной! .. Позвони, позвони, сынок! .. Я молча сидел в углу, прислушивался к причитаниям тети Марты, и сердце мое замирало от радости. Меня Ищут, обо мне беспокоятся! Тетя Марта, старая, ворчливая женщина, бегает по городу, разыскивает меня, словно я ей сын или близкий родственник! Я не вытерпел, вышел из своего угла и обнял ее. - Тетя Марта! Я здесь! - Боже мой! Откуда ты взялся? Ах ты, бесстыдник! Прохвост! Я всполошила весь город, а он сидит здесь и болтает!.. Негодяй!.. Как ты сюда попал, разбойник? Отвечай! - Просто так, тетя Марта... Зашел мимоходом... - За что вы его арестовали, сынок? - спросила она дежурного. - Не знаю, тетя Марта... Милиционер привел... - Не знаешь? Что же ты в таком случае знаешь? Зачем тебя здесь посадили? Привели к тебе ребенка, а ты даже не поинтересовался - за что? Да разве он похож на убийцу или грабителя? Или на хулигана? - Тетя Марта... - Я тебе покажу тетю!.. А ты, бесстыдник, марш домой! Извинись перед начальником и выкатывайся вон! Я с тобой еще поговорю!.. Тетя Марта вытолкала меня из комнаты. Я успел лишь помахать рукой дежурному, который стоял с разинутым от удивления ртом. Всю дорогу тетя Марта молчала. Подойдя к своей двери, я повернулся и поцеловал ее в щеку. - Убирайся, босяк! - сказала она и утерла щеку. Потом прошла в свою комнату и повернула в замке ключ. Спать я не ложился. Над древней Нарикала занималась заря... ШИОМГВИМЕ Председатель профбюро нашего факультета, помимо сбора членских взносов,