о возвращается Кринстон. Миссис Мейфилд бросилась вниз к окну, чтобы взломать его, а я отправился в комнату шофера, спрятал там трость и пару тысячедолларовых купюр, потом сел в свою машину и уехал. Мейсон задумчиво посмотрел на молодого человека. - А что вы сделали с оставшимися деньгами? - спросил адвокат. - Спрятал там, где их никто не найдет. Мейсон постучал пальцами по столу. - Значит, все произошло так, как вы описали? Глиасон кивнул. - Я, конечно, постараюсь избежать наказания и не получить срок, если возможно. Если нет, то я все возьму на себя, только бы вывести из-под удара Фрэн. - Вы брали бьюик в ночь убийства? Вы вообще пользовались им? - спросил Мейсон. - Нет. Адвокат отодвинул стул. - А теперь внимательно выслушайте, что я хочу вам сказать. Если вы будете настаивать на версии, которую только что изложили, Фрэнсис Челейн, в лучшем случае, получит пожизненное заключение, если ее вообще не повесят. Вас определенно ждет смертная казнь. У Роба Глиасона округлились глаза. - Что вы имеете в виду? - Никто не поверит подобному рассказу. Поверят половине: тому, что вы совершили убийство, но в это время вместе с вами находилась не миссис Мейфилд, а Фрэнсис Челейн. Полиция придет к выводу, что вы стараетесь защитить мисс Челейн, втягивая в дело экономку. Глиасон вскочил на ноги. Его лицо побелело, в глазах был ужас. - Боже мой! Разве я не могу спасти Фрэнсис, сказав правду? - Не эту правду, - ответил Мейсон. - Возвращайтесь в камеру и подготовьте для меня копию вашего заявления окружному прокурору. А пока никому ничего не говорите и постарайтесь хорошо подумать. - Но правда... - Во-первых, никто вам не поверит, если вы скажете правду, - прервал его адвокат. - А во-вторых, вы не умеете врать. Мейсон повернулся и вышел из комнаты для свиданий, даже ни разу не оглянувшись. Надзиратель запер за ним дверь. 19 Фрэнк Эверли вместе с Мейсоном присутствовал на судебном процессе и впервые участвовал в работе по делу об убийстве. Он сидел рядом с известным адвокатом и украдкой бросал взгляды в заполненный зал заседаний, а также на девятерых мужчин и трех женщин-присяжных. Он старался выглядеть невозмутимым и показать, что находится в привычной для него обстановке, но его выдавала нервозность. Мейсон сидел за столом, отведенном для адвоката защиты, откинувшись на спинку вращающегося стула, вставив большой палец левой руки в пройму жилета, и играя правой рукой цепочкой от часов. Его лицо ничего не выражало, казалось спокойным и невозмутимым. Ничто во внешнем облике адвоката не выдавало его крайнего напряжения. За его спиной находились двое обвиняемых. Фрэнсис Челейн в облегающем фигуру черном костюме с красной и белой отделкой высоко держала голову и смотрела на окружающих спокойным, слегка вызывающим взглядом. Роберт Глиасон явно нервничал, как нервничает атлет, который борется за свою жизнь при обстоятельствах, требующих не физической, а умственной активности. Он старался подавить бурлившие в нем эмоции. Его голова периодически поворачивалась из стороны в сторону, когда он бросал взгляд на различных участников драмы, так близко коснувшейся его жизни. Зал суда был переполнен до предела. В воздухе чувствовалось напряжение. Со стороны обвинения выступал Клод Драмм, но прошел слух, что должен появиться и сам окружной прокурор после того, как выберут присяжных и представят предварительные доказательства. При выборе присяжных Драмм большую часть времени провел на ногах. Это был высокий, хорошо одетый мужчина, очень независимый, несколько агрессивный, но старающийся не показывать свою силу. Он всегда действовал с уверенностью профессионала, прекрасно чувствовал себя в избранной роли и твердо двигался к поставленной цели, в достижении которой был практически уверен. Судья Маркхам, с суровым и достойным видом восседавший на судейском месте, внимательно наблюдал за происходящим. Перри Мейсон за время работы адвокатом успел приобрести соответствующую репутацию, потому что любое дело, за которое он брался, заканчивалось в его пользу. Судья Маркхам собирался вести слушание беспристрастно и точно следовал закону и порядку: никаких ошибок в ведении протокола, никаких возможностей для драматической манипуляции эмоциями, которые так часто превращали заседания в зале суда в спектакль, если в деле участвовал Перри Мейсон, а потом все газеты пестрели заголовками о блестящей технике адвоката. - Вы удовлетворены составом присяжных, мистер Драмм? - обратился судья Маркхам к представителю обвинения. В это время Клод Драмм опустился на свое место и начал шепотом консультироваться с помощником. Он прервал обсуждение и посмотрел на судью. - Не мог бы суд предоставить нам небольшую отсрочку для ответа? - спросил он. - Хорошо, - согласился судья. Эверли бросил взгляд на Мейсона и заметил в его глазах блеск. Адвокат наклонился к Фрэнку и прошептал: - Драмм хочет заменить присяжного номер три, но думает, что нас не удовлетворяют номера девять и одиннадцать. Понимаешь, мы имеем право отклонить в два раза больше кандидатур присяжных, чем он, и сейчас Драмм, наверное, обсуждает со своим помощником, отказаться ли ему от первой представленной возможности сделать изменения в составе присяжных и подождать до того момента, пока не появится удовлетворяющий нас состав, или нет. - Что он сделает, как вы думаете? - спросил Эверли. - Посмотрим. В зале суда воцарилось молчание. Драмм поднялся и поклонился суду. - Мы отказываемся от возможности произвести замену в составе присяжных. Судья Маркхам посмотрел сверху вниз на Мейсона и объявил: - Возможность произвести замену в составе присяжных предоставляется защите. Мейсон бросил беглый взгляд в сторону присяжных, словно этот вопрос только что привлек его внимание к проблеме, и громким голосом ответил: - Ваша честь, состав присяжных полностью удовлетворяет защиту. Мы не будем производить никаких изменений. Действия Мейсона удивили Клода Драмма. Он не рассчитывал на такой поворот событий. Он резко вдохнул воздух и уже машинально был готов выступить с протестом, однако понял, что это бесполезно. Голос судьи Маркхама прозвучал на весь заполненный зрителями зал: - Я прошу господ присяжных встать и принять присягу. Затем Клод Драмм выступил с очень краткой вступительной речью: - Дамы и господа, члены суда присяжных, мы намереваемся показать, что ровно в одиннадцать часов вечера тридцать две минуты двадцать третьего октября текущего года Эдвард Нортон встретил свою смерть: он был убит ударом по голове, нанесенным тростью, которую держал в руке обвиняемый Роберт Глиасон. Во время совершения преступления рядом с Робертом Глиасоном находилась его активная сообщница Фрэнсис Челейн, также обвиняемая по этому делу. В момент смерти при Эдварде Нортоне имелась большая сумма денег тысячедолларовыми купюрами. Драмм сделал паузу и продолжил: - Мы также намереваемся доказать, что в одиннадцать часов четырнадцать минут вечера того же дня Эдвард Нортон позвонил в полицейский участок, чтобы сообщить о краже одного из его автомобилей - бьюика. Мы покажем, что Фрэнсис Челейн фактически находилась в кабинете Эдварда Нортона в одиннадцать часов тридцать две минуты в день убийства, но с целью установления алиби и зная, что в одиннадцать часов четырнадцать минут Эдвард Нортон сообщил в полицию о краже бьюика, обвиняемая Фрэнсис Челейн ложно заявила, что отсутствовала на месте преступления и в момент его совершения, находясь в украденном бьюике приблизительно с десяти часов сорока пяти минут приблизительно до нуля часов пятнадцати минут. Мы намереваемся показать, что сразу же после совершения преступления обвиняемые оставили окровавленную трость, которой был убит Эдвард Нортон, и две тысячедолларовые купюры, украденные у усопшего, в спальне Пита Девоэ, который тогда находился в нетрезвом состоянии. Это было сделано с целью перевода подозрения на вышеназванного Пита Девоэ. Мы также покажем, что обвиняемые взломали окно и оставили следы на мягкой земле под ним, чтобы полиция рассмотрела версию о том, что в дом вломились грабители. Драмм снова сделал эффектную паузу. - Мы также намереваемся показать, что сразу же после этого Роберт Глиасон покинул место преступления. Оба обвиняемых дали ложные, не соответствующие истине и противоречивые объяснения своих действий и ложно указывали, что именно они делали. Трость, которой убили Эдварда Нортона, принадлежит обвиняемому Роберту Глиасону. Мы намереваемся показать, что фактически один из свидетелей видел, как совершалось преступление и идентифицировал Роберта Глиасона как того, кто нанес удар, а Фрэнсис Челейн как женщину в розовом пеньюаре, которая содействовала совершению преступления. Клод Драмм с минутку стоял молча, уставившись на присяжных, а потом сел на место. Судья Маркхам вопросительно посмотрел на Мейсона. - С разрешения суда, защита хотела бы отложить свое вступительное слово до того времени, как мы начнем представлять наши доказательства. - Хорошо, - согласился судья Маркхам. - Вы можете продолжать, мистер Драмм. Клод Драмм начал доказывать свою версию с теми убийственным спокойствием и точностью, которыми славился. Его внимание привлекали даже малейшие детали, он не пропускал ни одного звена в цепи доказательств. Первым свидетелем обвинения был топограф, который составил карту и сфотографировал место совершения преступления. Он представил план, на котором была показана комната, где нашли тело, расположение мебели и окон. Затем он представил фотографии комнаты: общий вид и различные ее углы. Изображенное на каждой из фотографий отмечалось на плане. Затем последовали фотографии дома и петляющей дороги, поднимающейся к бульвару, и еще один план, который показывал дом в целом, расположение окон и дорогу, по которой к дому подъезжали машины. - Итак, - вкрадчивым голосом сказал Драмм, отмечая место на плане, где дорога загибалась, - кажется вполне возможным для человека, сидящего в автомобиле, двигающемся вдоль по дороге, которую я показываю, оглянуться назад и увидеть, что происходит в комнате под номером один на плане, приобщенном к делу, как вещественное доказательство "А" со стороны обвинения. Мейсон не дал топографу ответить на заданный вопрос, встав на ноги и выразив протест: - Секундочку, ваша честь. Это наводящий вопрос. Для ответа на него нужно заключение со стороны свидетеля. От свидетеля требуется сделать вывод, к которому должны прийти сами господа присяжные заседатели. Это как раз один из пунктов, по которым мы попытаемся убедить присяжных в неправдоподобности версии обвинения. Мог или не мог... Судья Маркхам постучал молоточком по столу. - Протест принимается, - сказал судья. - Нет необходимости выступать с аргументами, мистер Мейсон. Адвокат сел на место. Считая, что он добился победы даже в поражении, улыбающийся Драмм поклонился Мейсону. - Господин адвокат, вы можете проводить перекрестный допрос. Все глаза в зале были направлены на Перри Мейсона. Он прекрасно осознавал драматизм момента и интерес к своему первому вопросу. Мейсон подошел к плану, прикрепленному кнопками к доске, приложил указательный палец правой руки на поворот дороги, ведущей от дома к бульвару, а указательный палец левой руки - на кабинет и спросил тоном, в котором слышался вызов: - Не могли бы вы назвать точное расстояние от точки, на которую я показываю своим правым пальцем, то есть поворота, до точки, которую я показываю левыми, то есть места, где было найдено тело? - Если ваш правый указательный палец находится там, где дорога заворачивает на юг, - ровным тоном сказал свидетель, - а левый палец находится точно в том месте, где было найдено тело, то это расстояние составляет двести семьдесят два фута и три с половиной дюйма. Мейсон повернулся к свидетелю, на лице адвоката было написано удивление. - Двести семьдесят два фута и три с половиной дюйма? - с недоверием воскликнул он. - Да, - кивнул свидетель. Мейсон опустил руки от плана. - У меня все, - сказал он. - Больше вопросов к свидетелю нет. Судья Маркхам взглянул на часы, по залу суда пробежал шумок - словно колышутся сухие листья от первого порыва приближающегося ветра. - Мы практически подошли ко времени, когда обычно заканчивают рассмотрение дел. Заседание откладывается до десяти часов завтрашнего утра. Господа присяжные должны помнить, что они не имеют права совещаться между собой, позволять другим говорить с ними или в их присутствии о судебном процессе. Судья стукнул молоточком по столу. Мейсон хитро улыбнулся и сказал своему помощнику: - Драмму следовало бы допрашивать этого свидетеля до времени окончания заседания. Он дал мне возможность задать один вопрос, и именно этот вопрос будет фигурировать во всех утренних газетах. Эверли очень внимательно посмотрел на адвоката. - Двести семьдесят два фута - достаточно большое расстояние, - заметил он. - И оно не уменьшится по мере рассмотрения дела ни на дюйм, - заверил его Мейсон. 20 Газеты выдвинули предположение, что первым важным свидетелем со стороны обвинения будет или Артур Кринстон, здравствующий партнер убитого, или Дон Грейвс, единственный свидетель убийства. Таким образом репортеры показали, что они недооценивают драматическую тактику ведения дел в суде первого заместителя окружного прокурора. Драмм считал необходимым подготовить умы присяжных к мрачной развязке, точно так же, как драматург никогда не перенесет главную сцену третьего акта в начало пьесы. Он пригласил судью Пурлея для дачи свидетельских показаний. Головы зрителей поворачивались, чтобы рассмотреть муниципального судью, который направлялся к свидетельскому креслу из самого конца зала. Он двигался по проходу размеренным шагом с чувством собственного достоинства, прекрасно понимая важность своего положения. Седовласый, широкоплечий, грузный, он поднял правую руку и принял присягу, затем сел в свидетельское кресло. Всеми своими манерами он показывал свое уважение к суду и правосудию, которому служил, с достоинством терпел адвокатов и присяжных и совсем не обращал внимания на беспокойных зрителей. - Вас зовут Б.К. Пурлей? - спросил Клод Драмм. - Да, сэр. - Вы в настоящее время являетесь должным образом избранным, аттестованным и действующим судьей муниципального суда нашего города? - Да. - Вечером двадцать третьего октября текущего года вы находились поблизости дома Эдварда Нортона, не так ли? - Да. - В какое время вы прибыли к дому Эдварда Нортона, судья Пурлей? - Ровно в шесть минут двенадцатого. - А когда уехали? - Ровно в одиннадцать тридцать. - Не могли бы вы, судья Пурлей, объяснить присяжным, почему можете с такой точностью свидетельствовать о времени своего прибытия и отъезда? Мейсон ясно видел ловушку, но у него не было альтернативы, кроме как войти в нее. - Я возражаю, ваша честь, - заявил он. - Свидетель уже дал показания. Умственный процесс, который привел к ним, является несущественным и не относящимся к делу и, в лучшем случае, может быть оставлен для перекрестного допроса. - Протест принимается, - принял решение судья Маркхам. Клод Драмм иронично улыбнулся. - Я снимаю вопрос, ваша честь, - сказал он. - Это моя ошибка. Если мистер Мейсон пожелает, то он сможет рассмотреть этот аспект при перекрестном допросе. - Продолжайте, - судья Маркхам постучал молоточком по столу. - Кто сопровождал вас в той поездке к дому Эдварда Нортона? - спросил заместитель окружного прокурора. - Когда я направлялся туда - мистер Артур Кринстон, а по пути назад - мистер Артур Кринстон и мистер Дон Грейвс. - Что произошло, когда вы находились у дома Эдварда Нортона, судья Пурлей? - Я подъехал на своей машине к дому, остановился, чтобы дать мистеру Кринстону выйти, развернул машину, выключил мотор и стал ждать. - Что вы делали, пока ждали? - Сидел в машине и курил первые минут десять-пятнадцать, а затем несколько раз нетерпеливо поглядывал на часы. С этими словами судья Пурлей посмотрел в сторону Мейсона. Все его манеры указывали, что он прекрасно знаком с тем, как протекает рассмотрение дел в суде, и он все равно представит убийственные для обвиняемых показания, независимо от того, хочет этого защита или нет. Из того, что судья Пурлей несколько раз взглянул на часы, можно было сделать вывод, что он точно знал время своего отъезда от дома, и достаточно ловок и находчив, чтобы донести до присяжных ту информацию, что хочет, не нарушая правил ведения судебного процесса. Мейсон посмотрел на свидетеля с полным безразличием. - Что произошло потом? - спросил Клод Драмм. - Из дома вышел Артур Кринстон, чтобы присоединиться ко мне. Я завел машину, но в этот момент распахнулось одно из окон в юго-восточном углу здания и из кабинета высунулась голова мистера Нортона. - Секундочку, - остановил его Клод Драмм. - Вы лично знаете, что это был кабинет мистера Нортона? - Нет, сэр, - ответил судья Пурлей. - Я знаю только, что это была комната в юго-восточном углу здания на втором этаже. Комната помечена на плане под номером один, как кабинет мистера Нортона. - Значит, вы имеете в виду комнату, отмеченную цифрой один, обведенной в кружок, на плане, приобщенном к делу, как доказательство "А" со стороны обвинения? - Да, сэр. - Прекрасно. Что сказал мистер Нортон? - Мистер Нортон позвал мистера Кринстона и, насколько я помню, сказал следующее: "Артур, ты можешь отвезти Дона Грейвса в своей машине к себе домой, чтобы он взял документы? Затем я за ним пришлю шофера?" - И что произошло дальше? - Мистер Кринстон ответил: "Я не на своей машине, я с приятелем. Мне нужно спросить у него разрешения." - А дальше? - Мистер Нортон сказал: "Спроси, пожалуйста, и дай мне знать", а потом убрал голову из окна. - Что произошло потом? - Затем мистер Кринстон подошел ко мне и сказал, что мистеру Грейвсу надо забрать документы... - Я возражаю, - заявил Мейсон спокойным тоном. - Указанные слова произносились вне пределов слышимости обвиняемых. К тому же их нельзя принять в качестве доказательства, потому что свидетель имеет право давать показания только о том, что совершал сам и лично видел. - Протест принимается, - постановил судья Маркхам. - Хорошо. Что произошло потом? - учтиво спросил Драмм, улыбаясь присяжным, словно пытаясь сказать: "Вы видите, дамы и господа, как защита придирается к техническим деталям?" - Затем, - продолжал судья Пурлей, - мистер Кринстон снова направился к окну и крикнул следующее: "Хорошо, Эдвард. Он может поехать с нами". Примерно в это же самое время входная дверь распахнулась, и вниз по ступенькам сбежал мистер Грейвс. Мистер Грейвс сказал: "Я готов" или что-то в этом роде. - А дальше? - Они сели в мою машину. Мистер Кринстон - на переднее сиденье рядом со мной, а мистер Грейвс - на заднее. Я завел мотор, и мы отправились по дороге, которая отмечена на карте, вещественном доказательство "Б" со стороны обвинения, - как "петляющая дорога". Мы ехали по ней, пока не оказались у поворота... - Секундочку, - прервал его Клод Драмм. - Не могли бы вы взять карандаш и точно отметить точку, к которой приблизились, когда произошли события, о которых вы собираетесь говорить? Судья Пурлей кивнул, встал и с достоинством подошел к доске, еще раз изучил план и поставил крест на повороте дороги на карте. - Это показывает примерное положение машины, - заявил судья Пурлей. - А что произошло, когда машина оказалась на этом месте? - спросил Клод Драмм. - Мистер Грейвс посмотрел в заднее стекло и воскликнул... - Я возражаю, - прервал его Мейсон. - Это показания с чужих слов, они несущественны и не относятся к делу, а также не являются связующими для обвиняемых. - Протест принимается, - принял решение судья Маркхам. Клод Драмм сделал бессильный жест. - Но, ваша честь, в виду того, что должно иметь место... - Протест принимается, - холодно повторил судья Маркхам. - В нужный момент вы имеете право пригласить мистера Дона Грейвса для дачи свидетельских показаний. Он может говорить обо всем, что видел лично. В отношении же всего, что делалось или говорилось вне пределов видимости или слышимости обвиняемых, протест адвоката защиты хорошо обоснован. - Хорошо, - сказал Драмм, поворачиваясь к присяжным, - в нужный момент я приглашу мистера Дона Грейвса, и мистер Дон Грейвс точно скажет, что он тогда видел. Продолжайте, судья Пурлей, и расскажите присяжным, что происходило в то время и в том месте, но только то, что совершали вы сами или лично видели. - Сам я тогда, в общем-то ничего не делал, я просто проехал дальше по петляющей дороге, которая показана на плане и карте. Я добрался до места, где было достаточно широко, чтобы развернуться, поехал назад по той же дороге и снова остановился у дома Эдварда Нортона. - А что было потом? - Затем мистер Грейвс и мистер Кринстон отправились в дом и, по их просьбе, я тоже проследовал внутрь вместе с ними. Мы все втроем поднялись по лестнице и вошли в кабинет, который отмечен обведенной в кружок цифрой один на вещественном доказательстве "А" со стороны обвинения. Мы увидели труп, в дальнейшем идентифицированный как труп Эдварда Нортона. Он лежал на письменном столе с разбитой головой. Когда мы оказались в кабинете, тело было уже безжизненным. Одна рука находилась около телефона, на столе лежали какие-то бумаги, включая страховой полис на автомобиль. - Вы не обратили внимания, судья Пурлей, на какую машину был тот страховой полис? - Я возражаю. Это несущественно и не относится к делу, - заявил Мейсон. - Ваша честь, это очень важно, и я намереваюсь показать связь в дальнейшем, - воскликнул Клод Драмм. - Частью теории обвинения является следующее: Фрэнсис Челейн заявила, что она ездила на бьюике и сделала это после того, как узнала, что в полицию было сообщено о краже бьюика. Другими словами, она знала, что Эдвард Нортон позвонил в полицию и сказал о краже автомашины. Фрэнсис Челейн... - В дальнейших аргументах нет необходимости - касательно уместности свидетельских показаний, - прервал Драмма судья Маркхам. - В связи с заверениями обвинения в том, что будет показана связь в дальнейшем, я отклоняю протест, разрешаю свидетелю ответить на вопрос и заявляю, что в случае, если в дальнейшем связь не будет представлена, эти свидетельские показания, в соответствии с протестом защиты, будут вычеркнуты из протокола. Это решение, однако, касается только уместности свидетельских показаний. Очевидно, что доказательства, полученные в результате подобного вопроса, недостаточно обоснованы. Страховой полис на машину является лучшим доказательством его содержания, но на этом основании возражений со стороны защиты не последовало. Судья Маркхам взглянул на Перри Мейсона с выражением удивления на лице. В уголках рта адвоката играла легкая улыбка. - Нет, ваша честь, на э_т_о_м_ основании возражений у защиты нет, - подтвердил он. - Прекрасно, - сказал судья Маркхам. - Протест отклоняется. Отвечайте на вопрос. - Полис, как я тогда заметил, был на машину марки бьюик, заводской номер 6754093, номерной знак - 12M-1834, - ответил судья Пурлей. - Вы можете проводить перекрестный допрос, мистер Мейсон, - обратился Клод Драмм к адвокату защиты, делая приглашающий жест рукой. Мейсон посмотрел на судью Пурлея с безмятежной улыбкой. - Судья Пурлей, - начал он, - если я вас правильно понял, вы заявили, что когда оказались в кабинете, вы увидели, что тело Эдварда Нортона лежит на столе, не так ли? - Нет, не так, - крикнул судья Пурлей. - Я заявил, что увидел труп мужчины, которого в дальнейшем мне идентифицировали, как Эдварда Нортона. Мейсон принял виноватый вид. - Я ошибся, - сказал он. На минуту последовало молчание, во время которого судья Пурлей смотрел в зал суда со спокойным и удовлетворенным видом, как тот, кто дал свои показания таким образом, что им невозможно не поверить, кто уверен в своей способности обойти любую ловушку, которую только может подставить ему адвокат защиты. - Понимаете, - продолжал судья Пурлей, - я никогда лично не встречался с мистером Нортоном, несмотря на то, что я давно в дружеских отношениях с мистером Кринстоном и даже уже один раз в прошлом подвозил мистера Кринстона к дому мистера Нортона. Казалось, что Мейсон улыбается. - Сколько раз вам приходилось говорить с мистером Нортоном по телефону? - спросил Мейсон. На лице судьи Пурлея появилось удивление. - Ни разу в жизни, - заявил он. - Вы никогда не обсуждали с ним траст-фонд, учрежденный в пользу его племянницы, мисс Фрэнсис Челейн? Глаза судьи Пурлея еще больше округлились от удивления. - Боже, нет. Конечно, нет! - Вы когда-нибудь с кем-нибудь обсуждали этот траст-фонд? Драмм вскочил на ноги. - Ваша честь, я возражаю. Перекрестный допрос ведется неправильно. Это свидетельства, полученные со слухов, они несущественны и не относятся к делу. Адвокат защиты обходным путем пытается воспроизвести разговоры, которые... - Протест принимается, - перебил его судья Маркхам. Драмм сел на место. В зале суда наступила тишина. Лицо Мейсона ничего не выражало. - У вас есть еще вопросы? - обратился к нему судья Маркхам. - Нет, ваша честь, - ответил Мейсон к удивлению всего зала. - Больше вопросов нет. 21 - Пригласите сержанта Махонея, - объявил Клод Драмм. Сержант Махоней подошел к столу секретаря суда, поднял правую руку, принял присягу, а затем направился к месту дачи свидетельских показаний. - Ваше имя - сержант Е.Л. Махоней? - Да, сэр. - Вечером двадцать третьего октября текущего года вы дежурили на пульте в центральном полицейском участке нашего города, не так ли? - спросил Клод Драмм. - Да, сэр. - К вам поступал звонок вечером в одиннадцать четырнадцать? - Да, сэр. - Не могли бы вы описать этот звонок? - Звонил мистер Нортон и... Мейсон уже начал вставать, но Клод Драмм опередил его, перебив свидетеля: - Секундочку, сержант. Я хочу предупредить вас, что вы находитесь под присягой и должны давать свидетельские показания только в отношении тех фактов, которые известны вам лично. Вы лично не знали, что поступил звонок от Эдварда Нортона. Вы знаете только, что вам кто-то позвонил. - Он с_к_а_з_а_л_, что говорит Эдвард Нортон, - выпалил сержант. В зале послышался смех, за которым немедленно последовал удар молоточка судьи Маркхама, призывающий к тишине. - Просто сообщите нам, что вам сказали по телефону, - попросил Драмм, боковым зрением поглядывая в сторону Мейсона, ожидая, что со стороны защиты последует возражение. Мейсон сидел с безразличным видом. - Вы не хотите перефразировать вопрос, господин заместитель окружного прокурора? - спросил судья Маркхам. Драмм выглядел очень неуютно. - Никаких возражений со стороны защиты нет, ваша честь, - заявил Мейсон. - Хорошо, - сказал судья. - Отвечайте, сержант. - Он позвонил, и я зарегистрировал время звонка - одиннадцать четырнадцать вечера. Мужчина представился, как Эдвард Нортон и сообщил о краже автомобиля марки бьюик, заводской номер 6754093, номерной знак 12M-1834. Он хотел, чтобы мы нашли машину и арестовали водителя, кто бы он ни был. Насколько я помню, он сказал, что, даже если сидящий или сидящая за рулем - его родственники, он все равно хочет, что его или ее арестовали. - Вы можете проводить перекрестный допрос, - повернулся Клод Драмм к Мейсону. - Этот звонок состоялся единовременно? - спросил адвокат. - Что вы имеете в виду, сэр? - Просто проверяю, свежо ли событие у вас в памяти. - Конечно, единовременно, - ответил сержант. Мейсон достал из своего дипломата газету. - Вы сделали заявление журналистам, когда событие было еще свежо в вашей памяти, не так ли? - Да, я разговаривал с ними на следующее утро. - А разве вы не заявляли в то время, что звонок был прерван? - Вношу протест, - закричал заместитель окружного прокурора. - Вы своим вопросом обвиняете свидетеля. - Я просто пытаюсь освежить события в его памяти, - ответил Мейсон. Сержант Махоней старался жестами привлечь внимание суда. Судья Маркхам улыбнулся и заявил: - Я вижу по свидетелю, что вы освежили его память, господин адвокат. Продолжайте, сержант. - Все правильно. Теперь я вспомнил. Я принял звонок, а в середине разговора нас разъединили - кажется, в первой части. Он представился, назвал свой адрес, выяснил, попал ли в полицейский участок, и заявил, что хочет сообщить об имевшем место преступлении. Затем нас разъединили. Я уже посмотрел в справочнике и нашел его телефонный номер, чтобы перезвонить, но он снова дозвонился сам и сказал, что нас разъединили. - Это все, - многозначительно объявил Мейсон. Клод Драмм выглядел удивленным. - Какое отношение это имеет к делу? - резким тоном спросил он. Судья постучал молоточком по столу. - Тихо! - крикнул он. - У вас есть еще вопросы к свидетелю, господин заместитель окружного прокурора? - Нет, - ответил Клод Драмм, он задумчиво смотрел на Мейсона. - Приглашайте следующего свидетеля, - приказал судья Маркхам. - Артур Кринстон, - объявил Клод Драм. Артур Кринстон поднялся со стула в зале суда, прошел вперед, принял присягу и сел в свидетельское кресло. - Вас зовут Артур Кринстон и вы являетесь здравствующим партнером фирмы "Кринстон и Нортон", которая состояла из вас и Эдварда Нортона? - Все правильно, сэр. - Эдвард Нортон мертв? - Да, сэр. - Вы видели труп Эдварда Нортона, мистер Кринстон? - Да, сэр. Двадцать третьего октября текущего года. - В какое время? - Я впервые увидел труп в одиннадцать тридцать пять или тридцать шесть вечера. - Где находился труп? - Лежал на письменном столе в кабинете Нортона с разбитой головой. - Что вы сделали? - Сообщил в полицию. - Вы в тот вечер виделись с обвиняемой Фрэнсис Челейн? - Да. - В какое время? - Примерно в полночь или около того. - Вы сказали ей о смерти ее дяди? - Да. - Вы упоминали о краже бьюика и о том, что ее дядя звонил в полицию? - Да. - Она в то время сказала вам что-нибудь о бьюике? - Отвечайте да или нет, - предупредил судья Маркхам. - Это предварительный вопрос. - Да, - кивнул Артур Кринстон. - В какое время? - Около полуночи. - Кто присутствовал при вашем разговоре? - Мисс Челейн, мистер Дон Грейвс и я. - Больше никого не было? - Нет, сэр. - Что она сказала? - Она сказала, что взяла бьюик примерно без четверти одиннадцать и поехала кататься, а вернулась примерно в четверть первого или что-то около полуночи. - Чем занимался мистер Нортон, когда вы в последний раз видели его живым, мистер Кринстон? - Стоял у окна своего кабинета и разговаривал со мной. Я находился внизу. - Что он сказал? - Он спросил, может ли Дон Грейвс поехать вместе со мной в город - то есть ко мне домой. - Что вы ответили? - Что мне требуется спросить разрешения у судьи Пурлея, потому что я на его машине. - Что произошло потом? - Я подошел к машине, спросил разрешения у судьи Пурлея и получил утвердительный ответ. Затем я вернулся под окно и сообщил об этом мистеру Нортону. Он находился в своем кабинете, но уже немного отошел от окна. Я крикнул ему, что все в порядке, а мистер Грейвс, который предвидел, что судья Пурлей согласится, уже спускался по ступенькам с крыльца, чтобы присоединиться к нам. - А затем? - Я сел на переднее сиденье рядом с судьей Пурлеем, а мистер Грейвс - на заднее, и мы поехали по петляющей дороге, которая показана на плане и карте, а потом в определенном месте мы повернули и поехали назад к дому. Насколько я понял, я не имею права пересказывать то, что говорилось в машине? - Нет, мистер Кринстон. - Ладно. Мы вернулись, снова вошли в дом и обнаружили тело мистера Нортона, которое я уже описывал, потом мы сообщили в полицию. - Вы можете проводить перекрестный допрос, - неожиданно объявил Клод Драмм, повернувшись к Мейсону. Адвокат в течение нескольких секунд с ничего не выражающим лицом разглядывал Артура Кринстона, а затем резким тоном спросил: - Вы тем вечером разговаривали с мистером Нортоном? - Да. У меня была назначена с ним встреча, я опоздал на несколько минут. Если я все правильно помню, я приехал в шесть минут двенадцатого. - О чем вы разговаривали с мистером Нортоном? Выражение лица Артура Кринстона слегка изменилось - он сделал гримасу и слегка покачал головой. Это, казалось, был предупредительный жест Мейсону. Клод Драмм, который уже вскочил на ноги, чтобы выступить с возражением против заданного вопроса, заметил жест Кринстона, внезапно улыбнулся и сел на место. Артур Кринстон посмотрел на судью Маркхама. - Отвечайте на вопрос, - потребовал Мейсон. - В_а_м_ это только навредит, - выпалил Кринстон. Судья Маркхам постучал молоточком по столу. - У вас есть возражения, господин заместитель окружного прокурора? - спросил он. Клод Драмм, улыбаясь, покачал головой. - Никаких. Пусть свидетель отвечает на вопрос. - Отвечайте на вопрос, - приказал судья Маркхам. Кринстон заерзал в свидетельском кресле. - Ваша честь, если я перескажу суть нашего разговора с мистером Нортоном, это пойдет совсем не на пользу обвиняемой Фрэнсис Челейн, и мистер Мейсон знает об этом. Я не понимаю, почему он задал такой вопрос, но... Судья Маркхам снова стукнул молоточком по столу. - Свидетель должен воздержаться от комментариев, - ледяным тоном заявил он, - и отвечать на задаваемые ему вопросы. Свидетель, конечно, осведомлен, что подобные заявления, сделанные во время слушания, особенно на судебном процессе такого рода, являются неуважением к суду. Господам присяжным следует не обращать внимания на заявление свидетеля, а также ни на какие другие заявления свидетелей, кроме ответов на поставленные вопросы. Мистер Кринстон, вы должны ответить на вопрос адвоката защиты, в противном случае вы будете оштрафованы за неуважение к суду. - Мы говорили о попытке шантажа мисс Челейн, - сказал Кринстон тихим голосом. На лице Клода Драмма появилось победное выражение. - О попытке шантажа экономкой, миссис Мейфилд? - спросил Мейсон. Улыбка сошла с лица Клода Драмма. Он вскочил на ноги. - Ваша честь, я возражаю, - закричал он. - Это несущественно и не относится к делу, вопрос является наводящим. Мистер Мейсон прекрасно знает, что миссис Мейфилд является важным свидетелем со стороны обвинения в этом деле, и предпринимает попытку дискредитировать ее... - При перекрестном допросе разрешаются наводящие вопросы, - заметил судья Маркхам. - Вы не стали выступать с возражением, когда адвокат защиты спросил свидетеля о сути разговора, а поскольку это перекрестный допрос, я разрешаю вопрос. Клод Драмм медленно опустился на свой стул. Кринстон неуютно заерзал в свидетельском кресле. - Имя миссис Мейфилд не упоминалось, - наконец сказал он. - Вы уверены? - спросил Мейсон. - Ну, оно м_о_г_л_о_ быть упомянуто, как одна из возможностей. - Значит, оно было упомянуто, как один из возможных вариантов? Я правильно вас понял? - Да, могло. Мейсон внезапно перевел направление атаки: - Днем двадцать третьего октября мистер Эдвард Нортон получил довольно крупную сумму в тысячедолларовых купюрах, не так ли, мистер Кринстон? - Насколько я знаю, да, - угрюмо ответил тот. - Вы обеспечили получение денег? - Нет, сэр. - В тот день вы ходили в один из банков, в котором у фирмы "Кринстон и Нортон" имелся счет? - Да. - В который? - "Вилерс Траст энд Сейвингс". - С кем вы там разговаривали? Внезапно Кринстон изменился в лице. - Я бы предпочел не отвечать на этот вопрос. Клод Драмм вскочил с места. - Я возражаю, - закричал он. - Это несущественно и не относится к делу. Перекрестный допрос ведется неправильно. Мейсон лишь улыбнулся в ответ. - Ваша честь, - обратился адвокат защиты к судье, - могу я выступить с короткой аргументацией? - Хорошо, - согласился судья Маркхам. - При допросе этого свидетеля выставившей стороной он заявил, что является здравствующим партнером фирмы "Кринстон и Нортон". Я не стал выражать протест, когда был задан этот вопрос, хотя, возможно, для ответа на него требовался вывод свидетеля, но при перекрестном допросе у меня есть право выяснить у него, какой деятельностью он занимался, как один из партнеров, и причины, на которых основывались его выводы. - Но не за все время деятельности фирмы, - заметил судья Маркхам. - Нет, сэр, - ответил Мейсон. - Именно поэтому я ограничил вопрос временными рамками - двадцать третьим октября - днем смерти Нортона. Судья Маркхам посмотрел на адвоката тяжелым и осторожным взглядом. Мейсон не стал отводить глаз, которые прямо встретили взгляд судьи. Клод Драмм вскочил на ноги. - Дела фирмы, - заявил он, - не имеют никакого отношения к делу. - Но вы сами квалифицировали свидетеля как члена фирмы, - заметил судья Маркхам. - Только для того, чтобы показать, что он был близко знаком с погибшим, ваша честь. Судья покачал головой. - Я не убежден в том, что перекрестный допрос ведется должным образом, но в деле такого рода я не хочу грешить против обвиняемых. Отвечайте на вопрос, свидетель. - Отвечайте на вопрос, мистер Кринстон, - повторил Мейсон. - С кем вы разговаривали? - С мистером Шерманом, президентом банка. - Что вы обсуждали? - Дела фирмы. - Вы говорили о погашении долга на примерно девятьсот тысяч долларов - долга фирмы перед банком, доказательством которого являются долговые расписки, если я все правильно понял, подписанные только вами, как частным лицом, не так ли? - Нет, сэр, не так. Это долговые расписки фирмы, подписанные "Кринстон и Нортон". - Подписанные именем фирмы "Кринстон и Нортон", но под ними стоит подпись только Артура Кринстона, не так ли? - Думаю, так, - ответил Кринстон. - В основном, делами фирмы, связанными с банковскими операциями, занимался я - то есть я подписывался под долговыми расписками за фирму, хотя в большинстве случаев на чеках расписывались мы оба. Нет, я хотел бы изменить только что сделанное заявление. Мне кажется, что документы в "Вилерс Траст энд Сейвингс Банк" были подписаны моим именем от лица фирмы, и таким же образом выписывались чеки. - Вы отправились в дом к мистеру Нортону, чтобы обсудить с ним наступление срока выплат по этим долговым обязательствам, не так ли? - Да. - Тогда почему вы стали обсуждать шантажирование Фрэнсис Челейн экономкой? Как так получилось? - Я не говорил, что экономкой, - закричал Кринстон. - Я сказал, что ее имя было упомянуто, как возможный вариант. - Понятно, - сказал Мейсон. - Я ошибся. Отвечайте. - Потому что деловые вопросы, относящиеся к этим долговым распискам, отняли всего несколько минут времени. Мистера Нортона очень волновало шантажирование его племянницы, и он настоял на том, чтобы отложить обсуждение дел и спросить моего совета по этому поводу. - А почему ее шантажировали, как он считал? - поинтересовался Мейсон. - Он думал, что это происходит из-за чего-то, что она сделала. - Естественно. Он упомянул, что именно она сделала? - Нет, не думаю. - Он упомянул, что это могло быть? - Он упомянул, что у нее неуправляемый характер, - внезапно выпалил Кринстон и закусил губу. - Секундочку. Я не хотел этого говорить. Я снимаю свое заявление. Не думаю, что он сказал подобное. Это моя ошибка. - Ваша ошибка или вы пытаетесь защищать обвиняемую Фрэнсис Челейн? - спросил Мейсон. Лицо Кринстона побагровело. - Я стараюсь ее защитить гораздо лучше, чем вы! - воскликнул он. Судья Маркхам постучал молотком по столу. - М