ер отмечали в ее детские годы и Доджсон, и Рескии, и другие. Для них она была "дитя с чистым, ничем неомраченным челом и мечтательными, полными веры в чудо глазами". И все же Алиса вышла замуж только в двадцать восемь лет, в 1880 году, будучи уже старой девой по викторианским понятиям. Ее муж, Реджинальд Джервис Харгривз, владел поместьем Каффнелз близ Линдхерста в Гэмпшире. Получив образование в Итоне и Оксфорде, он стал мировым судьей и вел в своем поместье очень тихую жизнь вместе с Алисой и их тремя сыновьями. Он любил чтение, особенно французских авторов, верховую езду и охоту, имел он также огромный дендрарий, где росли сосны Дугласа и мамонтово дерево. Несмотря на некоторую заторможенность и неловкость в первое время, Алиса привыкла к физической любви и стала находить в ней удовольствие. Она любила своего мужа, и его смерть в 1926 году Причинила ей глубокое горе. Но Бертона она любила со страстью, какую никогда не питала к Реджинальду. Любила, но больше не люблю, твердила она себе. Она не могла смириться с его вечной непоседливостью - хотя теперь, похоже, ему придется просидеть на одном месте много лет. Правда, это место движется. Его вспышки ярости, всегдашняя готовность затеять ссору, его постоянная ревность давно уже утомляли Алису. Те самые черты, которые раньше привлекали ее в Бертоне, поскольку ей самой их недоставало, теперь отталкивали ее. Больше всего ее раздражало то, что он так долго скрывал Тайну. Но теперь ей некуда уйти. Все каюты заняты. В некоторых, правда, проживают одинокие мужчины, но Алиса не собиралась ходить к человеку, которого не любит. Ричард посмеялся бы над ней. Он заявлял, что в женщине ему нужна лишь красота и преданность. Еще он предпочитал блондинок, хотя и отказался от своего предпочтения ради нее. Он советовал бы Алисе найти себе какого-нибудь недурного на вид парня с приемлемыми манерами и уйти жить к нему. Нет, неправда. Он пригрозил бы убить ее, если она уйдет к другому. Или нет? Уж конечно, она надоела ему не меньше, чем он ей. Алиса села и закурила сигарету - на Земле ей это и в голову бы не пришло, - раздумывая, как же ей быть. Не найдя ответа, она вышла из каюты и направилась в салон - там всегда происходит что-то интересное. Несколько минут она бродила там, рассматривая картины и статуэтки и слушая, как играет на рояле Лист. Когда она почувствовала себя одинокой и ей захотелось, чтобы кто-нибудь развеял ее тоску, к ней подошла женщина ростом около пяти футов, стройная и длинноногая. Ее небольшие заостренные груди с торчащими сосками едва прикрывала тонкая ткань. Лицо было красивым, несмотря на несколько длинноватый нос. Блондинка сказала на эсперанто, показав очень белые и ровные зубы - Здравствуйте, я Афра Бен, одна из стрелков и бывших любовниц его величества - впрочем, он порой не прочь вспомнить старое. А вы Алиса Лидделл, не так ли? Женщина этого свирепого, притягательно-уродливого валлийца, Гвалхгвинна. Алиса ответила утвердительно и тут же спросила: - А вы - автор "Оронооко"? - Да, и нескольких пьес, - улыбнулась Афра. - Приятно знать, что в двадцатом столетии меня не забыли. Вы играете в бридж? Нам нужен четвертый. - Вот уж тридцать четыре года, как не играла. Но раньше любила. Если вы простите мне небольшие промахи вначале... - Ну, мы быстро вернем вам былую форму, хотя это будет небезболезненно, - засмеялась Афра и под руку подвела Алису к столу, над которым висело огромное полотно, изображавшее Тезея, входящего в лабиринт Миноса, где поджидает его Минотавр. Нить Ариадны была привязана к колоссальному мужскому органу героя. Афра, видя лицо Алисы, усмехнулась: - В первый раз невольно вздрагиваешь, верно? Прямо не знаешь, чем Тезей вознамерился убить человекобыка - мечом или чем-то другим. - Если он остановится на последнем, - заметила Алиса, - то нить порвется и он не найдет дорогу к Ариадне. - На ее же счастье. Она так и умерла бы, думая, что он ее любит, не зная, что он собирается бросить ее при первой возможности. Итак, это Афра Эмис Бен - романистка, поэтесса и сочинительница пьес, которую в Лондоне звали Несравненной Астреей, в честь девы-звезды, почитавшейся в Древней Греции. Незадолго до смерти, постигшей Афру в 1689 году, когда ей было сорок девять лет, она написала роман "Оронооко", ставший сенсацией того времени; его переиздали в 1930 году, дав Алисе возможность прочесть его перед смертью. Эта книга имела большое влияние на развитие английского романа, и современники сравнивали лучшие вещи Афры с трудами Дефо. Пьесы ее, непристойные, но остроумные, приводили зрителей в восторг. Она стала первой англичанкой, зарабатывающей себе на жизнь литературным трудом, а еще она была шпионкой Карла II во время воины с Голландией. Поведение ее было скандальным даже во времена Реставрации, однако похоронили ее в Вестминстерском аббатстве - честь, в которой позднее отказали известному столь же скандальным поведением и куда более знаменитому лорду Байрону. Двое мужчин у стола нетерпеливо ожидали начала игры. Афра представила их Алисе, кратко рассказав о каждом. На западном конце стола сидел Лаззаро Спалланцани, родившийся в 1729 году и умерший в 1799-м. Он был одним из самых выдающихся естествоиспытателей своего времени - особенно большую известность получили его опыты с летучими мышами, с целью выяснить, как они могут летать в полной темноте. Он пришел к выводу, что они делают это с помощью ультразвука, хотя этот термин в те дни еще не был известен. Спалланцани был мал ростом, строен, черен - настоящий итальянец, хотя изъяснялся на эсперанто. Северный конец стола занимал чех Ладислав Подебрад, среднего роста (по меркам второй половины двадцатого века), очень широкий в плечах, мускулистый, с толстой шеей, желтыми волосами холодными голубыми глазами. У него были очень густые, тоже желтые брови, большой орлиный нос и массивный подбородок с глубокой выемкой. Несмотря на большие ручищи - точно медвежьи лапы, подумала склонная преувеличивать Алиса - и сравнительно короткие пальцы, карты он раздавал с ловкостью миссисипского пароходного шулера. Афра пояснила, что его взяли на борт всего восемь дней назад и он - инженер-электромеханик с докторской степенью. Афра сказала еще - вызвав внезапный интерес Алисы, - что король Иоанн приметил Подебрада, когда тот стоял у обломков воздушной машины на левом берегу. Выслушав рассказ чеха и узнав, кто он по профессии, Иоанн пригласил его в качестве второго механика в машинное отделение. Дюралюминиевый киль и гондолу полужесткого дирижабля разрезали на части и поместили на склад "Рекса". Подебрад был немногословен, - видимо, он принадлежал к числу игроков, которые все внимание отдают бриджу. Но Алиса, пользуясь трескотней Бен и Спалланцани, все же отважилась задать ему несколько вопросов. Отвечал он кратко, однако раздражения не выказывал. Это еще ничего не значило - он всю игру сидел с каменным лицом. Подебрад, по его словам, был здесь главой государства, расположенного много ниже по Реке и носящего название Нова Бохемуйо - то есть Новая Богемия на эсперанто. Его избрали на этот пост потому, что в Чехословакии он тоже состоял в правительстве и занимал видный пост в коммунистической партии. Теперь он перестал быть коммунистом, поскольку это учение годилось здесь не больше, чем капитализм. Зато его очень привлекала Церковь Второго Шанса, хотя он так в нее и не вступил. Подебраду стал постоянно сниться сон о том, что глубоко под Нова Бохемуйо будто бы имеются залежи железа и других металлов. В конце концов Подебрад убедил своих сограждан заняться поисками. Это был долгий, утомительный труд, во время которого сломалось множество кремневых, сланцевых и деревянных орудий, но энтузиазм Подебрада не давал людям пасть духом, Кроме того, у них появилось какое-то занятие. - Поймите, я человек совсем не суеверный, - глубоким басом говорил Подебрад. - Я не верю в сны и не стал бы обращать внимания даже на этот, каким бы назойливым и убедительным он был. Не стал бы -почти ни при каких обстоятельствах. Мне казалось, что этот сон отражает мое подсознание - я не люблю этот термин, поскольку отвергаю фрейдизм, но он точно отражает то, что я испытывал. Так проявлялись мои желания найти металл, как мне тогда казалось. Потом я начал считать, что сон можно объяснить и по-другому. Может, между мной и металлом есть какое-то притяжение, и какие-то земные токи идут от него ко мне - ну, скажем, металл - один полюс, а я - другой. А еще говорит, что не суеверен, подумала Алиса. Смеется он надо мной, что ли? Впрочем, Ричарду эта чушь пришлась бы по вкусу. Он сам верил в притяжение между собой и серебром. В Индии он, когда болел офтальмией, клал серебряные монеты себе на веки, а в старости, когда стал страдать подагрой, - на ступни. - Хотя я не верю в сны как проявление подсознательного, я верю, что они могут служить телепатической или иной формой сверхчувственного восприятия, - продолжал Подебрад. - В Советском Союзе широко проводились эксперименты с СЧВ. Как бы там ни было, я чувствовал, что под Нова Бохемуйо залегают металлы. Так и оказалось. Железо, боксит, криолит, ванадий, платина, вольфрам и так далее. Вместе, не отдельными пластами. Очевидно, те, кто переделывал эту планету, свалили все руды в одну кучу. Все это, разумеется, говорилось в промежутках между торговлей. Подебрад каждый раз начинал оттуда, где остановился, словно его и не прерывали. Он индустриализировал свое государство. Народ вооружился стальными мечами, а также луками и огнестрельным оружием из стекловолокна. Подебрад построил два военных парохода - не такие, конечно, громадные, как "Рекс". - Не для агрессии, а для обороны. Другие страны завидовали нашему богатству и хотели бы отнять у нас минералы, но не осмеливались нападать. Моей конечной целью, однако, была постройка большого винтового судна, на котором я мог бы добраться до истоков Реки. Я не знал тогда, что по Реке уже движутся два гигантских корабля. А если бы даже и знал, все равно бы построил свой. Потом я связался с некими авантюристами, предлагавшими долететь до истока на воздушном корабле. Эта мысль показалась мне заманчивой, я построил малый дирижабль и отправился на нем в путь. Однако он попал в шторм и разбился. Вся моя команда уцелела, и тут как раз подошел "Рекс". Через несколько минут игра кончилась. Подебрад и Алиса остались в выигрыше, а Спалланцани сердито вопрошал Подебрада, почему тот заявил бубны, а не трефы. Подебрад не дал ответа, предложив итальянцу самому поразмыслить над этим. И поздравил Алису по случаю ее корректной игры. Алиса поблагодарила, хотя не больше Спалланцани понимала, как чеху удалось выиграть. Перед тем как расстаться, она сказала: - Синьорина Бен забыла назвать точные даты вашего рождения и смерти на Земле. Подебрад бросил на нее проницательный взгляд. - Скорее всего они ей неизвестны. К чему вам это знать? - Просто меня интересуют такие вещи. - Родился в 1912-м, умер в 1980-м, - пожал плечами Подебрад. Прежде чем заступить на дежурство, Алиса поспешила отыскать Бертона (ей предстояло сегодня учиться вправлять вывихи и накладывать гипсовые повязки). Бертона она поймала в коридоре на пути в их каюту. Он вспотел, и его смуглая кожа блестела, как замасленная бронза. Два часа он занимался борьбой на палках и фехтованием - сейчас у него был получасовой перерыв перед следующим занятием. По дороге в каюту Алиса рассказала ему про Подебрада. Он спросил, почему этот чех так взволновал ее. - Его рассказы про сон - просто чушь, - сказала Алиса - вот что думаю на этот счет: по-моему, он агент, заброшенный в долину и знавший, где находятся залежи руд. Сон послужил ему только предлогом, чтобы заставить своих людей копать. Потом он строил дирижабль, чтобы долететь не просто до истока, а до самой башни. -Это наверняка так! - Да-а, - протянул Бертон в свойственной ему и бесившей ее манере. - Как насчет других доказательств, пусть даже самых слабых? Все-таки этот парень не жил после 1983 года. - Это он так говорит! Откуда нам знать: может, некоторые агенты - ты сам говорил - изменили свои биографии? И потом... Алиса умолкла, но все ее существо выражало нетерпение. - Да? - Вот ты описывал нам членов Совета двенадцати. Мне кажется, Подебрад похож либо на того, кого звали Танабур, либо на того, кого звали Лога! Это попало в цель, и Бертон, помолчав, сказал: - Опиши-ка мне еще раз этого человека. - Выслушав Алису, потряс головой. - Нет. И у Логи, и у Танабура глаза зеленые. У Логи волосы рыжие, у Танабура - каштановые. А у твоего Подебрада желтые волосы и голубые глаза. Может, он и похож на тех двух, но таких похожих, наверно, миллионы. - Но, Ричард, цвет волос ведь можно изменить! Пластиковые линзы, меняющие цвет глаз, о которых рассказывал нам Фрайгейт, Подебрад не носит - но не думаешь ли ты, что у этиков имеются и не столь заметные средства для изменения цвета глаз? - Возможно. Я сам посмотрю на этого парня. Приняв душ, Бертон побежал в салон. Не найдя там Подебрада, он отправился в машинное отделение и позднее сказал Алисе: - Поживем - увидим. Он действительно похож на Танабура и на Логу Если один может быть хамелеоном, может и другой. Но прошло уже двадцать восемь лет с тех пор, как я их видел, и наша встреча была очень краткой. Не могу ничего сказать определенно. - И ничего не собираешься предпринимать? - Не могу же я арестовать его тут, на судне Иоанна! Будем просто наблюдать за ним, а найдется что-нибудь, подтверждающее наши подозрения, - тогда посмотрим. Вспомни агента Спрюса. Когда мы схватили его, он убил себя, просто произнеся мысленно какой-то код - ив его организм поступил яд из того черного шарика в мозгу. Надо будет действовать крайне осторожно и лишь тогда, когда у нас появится уверенность. Я лично думаю, что это только совпадение. А вот относительно Струбвелла у нас сомнений нет. Ну, почти нет. В конце концов то, что каждый, кто будто бы жил после 1983 года, агент - только теория. Возможно, нам просто редко встречались такие люди. - Ну что ж, буду почаще играть с Подебрадом в бридж - лишь бы только не осрамиться. И послежу за ним. - Будь осторожна, Алиса. Если он - один из них, он очень наблюдателен. Не надо было спрашивать его о датах его жизни. Возможно, это его насторожило. Надо было узнать у кого-нибудь другого. - Можешь ты хоть раз в жизни довериться мне полностью? - сказала Алиса и ушла. ГЛАВА 9 Логу лишилась звания фаворитки короля. Короля Иоанна так поразила рыжеволосая красавица с большими голубыми глазами, увиденная им на берегу, что он решил продлить стоянку. Пароход стал на якорь у большого причала, построенного местными жителями. Через два дня, убедившись в непритворной дружественности населения, Иоанн разрешил команде сойти на берег. О приступе внезапной страсти он умалчивал, но все и так было ясно из его поведения. Логу не особенно опечалил вынужденный уход из капитанских апартаментов после того, как Иоанн уговорил ту женщину переспать с ним - ведь Логу не была влюблена в короля. Кроме того, она прониклась большим интересом к одному из местных, большому смуглому тохару. Он происходил из другого века, но все-таки был ее соплеменником, и им было о чем поговорить между любовными играми. Однако Логу считала унизительным для себя, что так недолго продержалась при монархе, и грозила во всеуслышание как-нибудь темной ночью спихнуть его за борт. Было, есть и будет немало людей, желающих разделаться с Иоанном. В первую ночь Бертон стоял на карауле. В следующую он ночевал с Алисой в хижине около причала. Здешние жители, в большинстве своем критяне минойской эпохи, были гостеприимны и любили повеселиться. Ночью они пели и плясали у костров, пока выпивали весь запас лишайникового самогона, и лишь тогда валились в постель поодиночке, попарно или "плюралистично", как выражался Бертон. Он радовался случаю пожить здесь несколько недель и добавить новый язык к длинному списку тех, которые уже знал. Основными правилами грамматики и начальным запасом слов Бертон овладел быстро благодаря близкому родству языка с финикийским и древнееврейским. Однако этимология многих слов не была семитской - они остались от аборигенов Крита, растворившихся среди завоевателей с Ближнего Востока. Все местные, разумеется, говорили на эсперанто, хотя и отличающемся несколько от того, что изобрел доктор Заменгоф. Для Иоанна не составило труда уговорить свою новую пассию стать его любовницей. Трудность заключалась в другом: Логу негде стало жить, а списать ее на берег Иоанн без веской причины не мог. Каким бы он ни был самодержцем, права человека ему не позволили бы нарушать. Памятуя о Великой хартии вольностей, Иоанн не хотел раздражать свою команду, что не мешало ему обдумывать, как бы избавиться от Логу на законном основании. На четвертую ночь стоянки, когда Иоанн пребывал с Голубоглазой в своей роскошной каюте, а Бертон с Алисой - в своей небольшой, но удобной, с неба спустился вертолет и сел на летную палубу "Рекса". Немного позже Бертон выяснил, что этот десант был послан с дирижабля "Парсеваль" с приказом взять короля Иоанна в плен или убить его, если такой возможности не представится. Тогда Бертон понял одно: на "Рексе" стреляют - стало быть, дело неладно. Он обмотал вокруг пояса повязку, закрепив ее магнитными застежками, схватил со стола шпагу и заряженный пистолет и выскочил наружу, не обращая внимания на недоуменные крики Алисы. На борту слышались вопли вперемежку со стрельбой, а потом раздался сильный взрыв - по всей видимости, в машинном отделении. Бертон во всю прыть бросился к пароходу. В рубке горел свет - там кто-то был. Колеса начали вращаться. "Рекс" дал задний ход, но Бертон перескочил на променад котельной палубы еще до того, как чалочные канаты натянулись, вывернув тумбы, и обрушился причал. Миг спустя к Бертону с мостика сошел незнакомец. Бертон разрядил в него пистолет, но промахнулся. Выругавшись, он отшвырнул оружие и устремился к противнику. Тот встретил его со шпагой в руке. Никогда еще Бертон не сходился в поединке с подобным демоном! И неудивительно. Этот длинный тощий демон был Сирано Бержерак. Он шутливо представился Бертону во время краткой передышки, англичанин же предпочел не тратить дыхания. Оба уже получили легкие раны - верное свидетельство того, что их силы были равны. Тут поблизости кто-то закричал, Бертон отвлекся, и этого оказалось достаточно. Шпага француза пронзила ему бедро. Бертон кулем свалился на палубу. Боль пришла несколько секунд спустя, и ему пришлось стиснуть зубы, чтобы не закричать. Де Бержерак проявил благородство. Он не стал убивать Бертона и запретил своему человеку, который как раз появился, стрелять в поверженного врага. Вертолет вскоре поднялся в воздух, поливаемый огнем с палубы. Но не успел он набрать и ста футов, как чье-то нагое белое тело, мелькнув в луче прожектора, упало с него во мрак. Кто-то не то спрыгнул, не то был сброшен. Король Иоанн, догадался Бертон. Англичанин со стонами туго обвязал обильно кровоточащую рану куском материи и заставил себя доползти до лестницы, ведущей на мостик. "Рекс" дрейфовал вниз по течению, и с этим ничего нельзя было поделать. Иоанна подняли на борт несколько секунд спустя, без сознания, со сломанной рукой и ногой. Через пять миль "Рекса" прибило к берегу, и десять минут спустя подоспели первые люди короля, все это время бежавшие по берегу вслед за пароходом. Доктор Дойл сложил вместе сломанные кости Иоанна и напоил его "ирландским кофе", виски, против шока. Когда Иоанн оправился достаточно, чтобы ругаться и бушевать, он сразу занялся этим. Однако он был рад, что остался в живых, а мотор можно было починить, благо на складе имелся запас драгоценного алюминиевого провода. Правда, на ремонт уйдет не меньше месяца, а пароход Клеменса между тем медленно, но верно приближается. Поскольку двенадцать человек из охраны было убито, освободилась каюта для Логу. Погибших нужно было заменить, но король с этим не спешил. Потратив несколько дней на беседы с кандидатами и проведя с некоторыми психофизические испытания, он отобрал только двоих. - Спешить некуда, - говорил он. - Я не стану брать кого попало. Здесь такой народ, что и выбирать-то не из кого. Худа без добра не бывает: после десанта Иоанн полюбил Бертона, считая, что обязан жизнью главным образом ему. Назначить Бертона командиром десантников король не мог, зато назначил его своим личным телохранителем. И обещал повысить Бертона в чине, как только станет возможно. Бертон с Алисой перебрались в соседнюю с Иоанном каюту. Бертон, с одной стороны, не слишком обрадовался этому, поскольку не любил угождать никому. Зато теперь он много времени проводил со Струбвеллом и мог присмотреться к нему. Бертон внимательно вслушивался в речь первого помощника, стараясь уловить в ней посторонний акцент. Но если Струбвелл и был агентом, он вполне овладел американским среднезападным выговором. Алиса за бриджем и при иных светских оказиях следила за Подебрадом, навострив глаза и уши. Логу положила глаз на одного из предполагаемых агентов, здоровенного Артура Пала, венгерского инженера-электромеханика, и перебралась к нему, когда от него ушла подруга. Подозрения Бертона еще более возросли, когда Логу заметила, что Пал часто общается с Подебрадом. Попытки Логу уличить Пала во лжи не принесли успеха, но Бертон заверил, что со временем ей это непременно удастся. Пусть агенты затвердили свои биографии наизусть, они все же (надо полагать) люди и могут ошибаться Довольно будет одного противоречия. Алиса так и не смогла заставить себя порвать с Бертоном. Она все надеялась, что он изменит свое отношение к ней и это как-то оправдает их совместную жизнь. То, что их обязанности почти не давали им видеться, облегчало дело. В конце дня Бертон так радовался встрече с Алисой, что она смягчилась и убедила себя в ом, что былая страсть снова вернулась к ним. Во многих отношениях они походили на старую супружескую пару, у них бывали мимолетные порывы нежности, но их пересиливало взаимное раздражение, вызванное теми чертами характера, которые они когда-то охотно прощали друг другу. Да они и были стариками, хотя им вернули их молодые тела. Она дожила на Земле до восьмидесяти двух лет, он - до шестидесяти девяти. "Знаменательный возраст, если учесть мои сексуальные предпочтения", - заметил как-то Бертон. От долгой жизни костенеют не только артерии, но и привычки, и взгляды. Старикам гораздо труднее приспособиться, изменить себя к лучшему. Воскрешение из мертвых и Мир Реки поколебали веру многих и многим помогли измениться. Окостенение прошло у кого полстью, у кого частично, но много было и таких, которые совершенно не сумели приспособиться. Алиса подверглась метаморфозам во многих отношениях, хотя основа ее характера осталась прежней. Все осталось по-прежнему в глубинах души, в тех безднах, по сравнению с которыми межзвездные пространства - лишь прыжок через лужу. Так же обстояло дело и с Бертоном. И Алиса осталась с ним, продолжая надеяться, хотя и знала, что надежды нет. Временами она мечтала о встрече с Реджинальдом, сознавая, однако, что это было бы еще более безнадежно. Она ни за что не дулась бы к нему, ни к прежнему, ни к изменившемуся. Вряд ли он, впрочем, изменился. Он был хорошим человеком, но, как все хорошие люди, имел недостатки, в том числе и крупные, и был чересчур упрям, чтобы исправлять их. Беда в том, что ни одна гусеница не в силах помочь другой измениться. Если гусенице нужно превратиться в бабочку, она должна сделать это сама. Вся разница между человеком и гусеницей заключается в том, что насекомое запрограммировано заранее, а человек должен сам себя программировать. В таких раздумьях проходили дни Алисы, хотя у нее было достаточно занятий и кроме раздумий. И вот однажды, когда "Рекс" вознамерился подзарядить свой батацитор и граали на правом берегу, камень не сработал. ГЛАВА 10 Шок и паника. Пятнадцать лет назад правобережные камни уже отказывали, но сутки спустя возобновили работу. Клеменс говорил королю Иоанну, что подачу энергии прервал крупный метеорит, но линию восстановили и весь ущерб ликвидировали в вышеназванный краткий срок. Должно быть, это сделали этики, хотя очевидцы отсутствовали: все, кто жил в том районе, были усыплены - вероятно, газом - и все сутки проспали. Теперь вопрос стоял так: будет ли линия восстановлена, как в тот раз? И еще: что вызвало аварию? Снова метеорит? Или это очередной этап разрушения Мира Реки? Король Иоанн, хотя и был ошарашен поначалу, оправился быстро. Он послал офицеров успокоить команду и распорядился раздать всем смесь из самодельного спирта, воды и сушеных цветов "железного" дерева, называемую на "Рексе" грогом. Когда все как следует накачались напитком, придающим бодрость и отвагу, король приказал принять кабель с медным питающим наконечником обратно на борт, и "Рекс" двинулся к отмелям у левого берега. В батациторе осталось достаточно энергии, чтобы пароход мог идти вперед до часа следующей трапезы. За два часа до сумерек Иоанн велел остановиться и вновь протянуть кабель к камню на берегу. Как и Следовало ожидать, местные жители отказались "одолжить" свой камень "Рексу". Один из паровых пулеметов начал поливать толпу на берегу градом пластиковых пуль, и местные в панике отступили подальше на равнину. Два катера-амфибии, прежде именовавшиеся "Дракон-1" и "Дракон-2", а ныне "Элеонора" и "Генрих", с ревом подошли к берегу и стали там, пока кабель подсоединялся к камню. Через час, однако, к местным подошло подкрепление от камней, отстоящих на милю от здешнего - включая и те, что находились в предгорьях. Тысячи мужчин и женщин с громкими боевыми кликами напали на катера и на пароход. Одновременно пятьсот человек на лодках предприняли атаку с Реки. Сотни людей полегли под разрывными снарядами и ракетами "Рекса", сотни - под огнем пулеметов. - Десантники и вся остальная команда, выстроившись у бортов, палили из винтовок, пистолетов, базук и пускали стрелы. Берег и Река вокруг "Рекса" скоро стали красными от крови, покрылись трупами и кусками тел. Камень наконец разрядился, но большие и малые ракеты, пущенные местными, уже скосили многих на борту и причинили кое-какой ущерб судну. Бертон все еще передвигался с трудом, хотя его рана заживала быстрее, чем на Земле. Но он все же дотащился до борта техасской палубы и стал стрелять деревянными пулями из винтовки сорок восьмого калибра. Он поразил не меньше трети суденышек, осаждавших "Рекс" с Реки. Когда все лодки, челноки, каноэ, боевые челны и парусные лодки потонули, Бертон заковылял к другому борту. Он подоспел как раз к началу третьей и последней атаки, вражеские командиры, готовя ее, произносили зажигательные речи, барабаны гремели, рога ревели, и вот местные с криками ринулись бой. К тому времени катера расстреляли все боеприпасы и вернулись в свой док на корабле. Зато в воздух поднялись оба истребителя, разведчик, торпедный бомбардировщик и вертолет. Несколько вражеских бойцов уже почти добежали до кромки воды. Но под огнем авиации ряды дрогнули, и неприятель побежал, скоре после этого загремели и засверкали камни, и "Рекс" подзарядился. - Зубы Господни! - выругался Иоанн с безумием во взоре. - ни уже сегодня творится такое, что же будет завтра? Спаси нас Боже! Он был прав. Перед рассветом орды оголодавших правобережников хлынули на Реку. Все имевшиеся в наличии лодки, включая двухмачтовые шхуны, были до отказа забиты мужчинами женщинами. За ними следовала орда пловцов. Когда взошло солнце, стало видно, что Река, насколько хватает глаз, усеяна удами и пловцами. Первый вал, лодки, защитники встретили радом ракет и стрел Однако почти все лодки причаливали, и правобережники выскакивали из них. "Рекс", попавший меж двух огней, отчаянно сражался. Огонь с рта расчистил пространство вокруг камней, и амфибии, изрыгая пламя, двинулись на своих не оставляющих следов гусеницах к камню. Пока они сдерживали лезущих со всех сторон защитников захватчиков, подъемный кран "Генриха" водрузил наконечник на камень. Камни разрядились, тогда "Генрих" тут же снял колпак и |тянул стрелу крана обратно Когда катера вернулись на корабль, Иоанн приказал поднять якорь. - А потом - полный вперед! Эту команду легче было отдать, чем выполнить. Мелкие суда так кишели вокруг "Рекса", что он мог идти лишь на самой малой скорости. Колеса шлепали по воде, нос крушил большие парусные лодки и лодчонки помельче, а правобережники поливали "Рекс" огнем. Атакующие лезли на котельную палубу, но долго там не задерживались. Наконец "Рекс" прорвался и двинулся к другому берегу. Там он вошел в более слабое прибрежное течение и устремился вверх по Реке. На том берегу все еще кипел бой. Иоанну предстояло решить, подзаряжаться им в полдень или нет. Определившись, король велел стать на якорь у длинного причала. - Пусть поубивают друг друга, - сказал он. - У нас хватит копченых и сушеных продуктов, чтобы дотянуть до завтра. А послезавтра подзарядимся. К тому времени побоище уже кончится. Правый берег являл собой поистине странное зрелище. На "Рексе" так привыкли к шумным, говорливым, смеющимся толпам, что безлюдье казалось чем-то нереальным. Здесь не осталось никого, кроме очень немногих - слишком разумных или слишком робких, чтобы решиться набить свой живот за счет левобережников. Хижины, бараки и бревенчатые общественные здания опустели, пусто стало на равнине и в предгорьях. Животных, птиц, насекомых и пресмыкающихся на этой планете не водилось, и только ветер, шуршащий в листве редких деревьев на равнине, нарушал тишину. За Рекой воюющие стороны расстреляли уже весь порох, и до "Рекса" лишь изредка долетали слабые отголоски - одиночные и слитные крики ярости, голода, страха, боли и смерти. Потери "Рекса" за два дня составили тридцать человек убитыми и шестьдесят ранеными, из них двадцать тяжело - впрочем, все пострадавшие считали свои раны тяжелыми. Мертвых положили в мешки из рыбьей кожи с привязанным грузом и после краткой церемонии бросили в воду на середине Реки. Мешками воспользовались лишь ради того, чтобы пощадить чувства живых - рыбы раздерут мертвецов в клочья и пожрут их прежде, чем те достигнут дна. У левого берега трупы плавали тесными рядами, стукаясь друг о друга, и хищные рыбы кишели меж ними в кровавой воде. Целый месяц Реку уродовал затор из мертвых тел. Бои, как видно, шли повсюду, и нужно было долгое время, чтобы трупы исчезли окончательно. Рыба жирела, и громадные "речные драконы", всплывая из глубин, глотали раздувшиеся тела целиком, набивали желудки до отказа. Переварив и извергнув добычу, они всплывали снова, чтобы есть, переваривать и извергать. - Это Армагеддон, Апокалипсис, - со стоном говорил Бертон Алисе. Алиса часто плакала, и по ночам ей снились кошмары. Но утешения Бертона вселяли в нее чувство, что они снова стали близки друг другу. На следующий полдень "Рекс" отважился пересечь Реку, чтобы подзарядиться. Но дальше он не пошел, а вновь причалил к правому берегу Нужно было восполнить запас пороха и отремонтировать повреждения. На это ушел месяц, и за это время Бертон окончательно оправился от своей раны. Когда пароход снова тронулся в путь, несколько человек из Команды получили задание провести учет оставшихся в живых в некоторых, выборочно взятых, районах. Результат показал, что погибло около половины населения, если предположить, что столь же тяжелые бои шли повсюду. За сутки было перебито семнадцать с половиной биллионов человек. Много времени прошло, прежде чем на "Рекс" вновь вернулось веселье, а люди на берегу походили на призраков. Страшнее бойни была мысль: а что, если оставшиеся питающие камни тоже откажут? Самое время взяться за подозреваемых, думал Бертон. Но если прижать предполагаемых агентов к стенке, они могут убить себя, даже зная, что воскрешения не последует. Кроме того, возможно, что люди, жившие после 1983 года, ни в чем не повинны. Надо ждать. Ничего другого не остается. Тем временем Логу ненавязчиво расспрашивала своего сожителя, Алиса же, не столь ненавязчиво, старалась расколоть Подебрада. Бертон ждал, когда выдаст себя Струбвелл. Через несколько дней после возобновления плавания Иоанн решил, что пора пополнить команду. Во время полуденной трапезы "Рекс" остановился, и король сошел на берег объявить, что проводит набор рекрутов. Бертон, или сержант Гвалхгвинн, наравне с другими должен высматривать в толпе возможных злоумышленников. Однако позабыл на время свои обязанности, увидев явного представителя раннего палеолита, приземистого, ширококостного, похожего на монгола той эпохи, когда эта раса еще не смешалась с другими. Нгангчунгдинг не отказался вкратце преподать Бертону азы своего языка, с которым тот еще не сталкивался. Потом гон, уже на эсперанто, стал уговаривать своего собеседника записаться на "Рекс". Тот мог бы стать ценным приобретением для отряда десантников, а заодно Бертон выучил бы его язык. Нганггдинг отказался, сказав, что он нихиренит, приверженец буддистского учения, которое исповедовало не менее рьяный пацифизм, чем его главный конкурент, Церковь Второго шанса. Бертон, хотя и был разочарован, дал первобытному пацифисту сигарету в знак того, что не обиделся, и вернулся к столу короля Иоанна. Иоанн расспрашивал кавказца, которого от Бертона загораживал высокий, тонконогий, длиннорукий и широкоплечий негр. Бертон прошел мимо них, чтобы занять место позади Иоанна, и услышал, как белый говорит: - Меня зовут Питер Джейрус Фрайгейт. Бертон резко обернулся, бросился на Фрайгейта и повалил его на землю, схватив его за горло и крича: - Убью! В этот момент кто-то треснул Бертона по затылку. ГЛАВА 11 Придя в себя, он увидел, что негр и еще четверо, стоявших около, сцепились с охраной Иоанна. Сам король вскочил на стол и выкрикивал приказания, багровея от натуги. Свалка продолжалась с минуту, потом все улеглось. Фрайгейт, кашляя, поднялся на ноги, встал и Бертон, чувствуя боль в затылке. Его, как видно, съездили дубинкой, которую чернокожий носил на ремне у пояса - теперь она валялась на траве. Бертон, хотя не совсем еще обрел ясность мысли, понял, что ошибся. Этот человек действительно очень походил на того Фрайгейта, которого знал Бертон, и голос был похож. Однако это был все-таки не тот Фрайгейт, к тому же ниже того ростом. И все же... одно и то же имя? - Прошу прощения, синьоро Фрайгейт, - сказал Бертон. - Я принял вас за человека, к которому питаю вполне заслуженную неприязнь. Он причинил мне огромный вред... впрочем, неважно. Я искренне сожалею, и если могу чем-то возместить... "Да какого черта? - подумал он. - Или, точнее, кой черт?" Бертон, хотя это был не его Фрайгейт, невольно оглянулся, ища глазами Моната. - Вы меня чертовски напугали, - сказал Фрайгейт. - Ну да ничего, все в порядке. Притом вы сполна расплатились за свою ошибку. У Умслопогааса рука тяжелая. - Я его совсем легко ударил, - сказал негр. - Да уж. - И Бертон засмеялся, хотя от этого голова заболела еще больше. - Счастье твое и твоих друзей, что вас не убили на месте! - проревел Иоанн, снова усаживаясь за стол. - Ну, в чем же дело? Бертон стал объяснять, радуясь про себя, что Фрайгейт оказался не тот и, значит, не сможет назвать Иоанну настоящее имя Бертона. Иоанн, получив от Фрайгейта и его четверых спутников заверения, что они не держат на Бертона зла, велел своим людям отпустить их. Перед тем как продолжить допрос, король потребовал у Бертона рассказать, почему тот напал на Фрайгейта. Бертон тут же на месте сочинил какую-то историю, которой король, кажется, остался доволен. - Как ты объяснишь это поразительное сходство? - спросил Иоанн Фрайгейта. - Никак, - пожал плечами тот. - Со мной и раньше такое случалось. Покуда на меня, правда, никто не бросался, но я встречал людей, которым казалось, что они меня знают - хотя, лицо у меня не такое уж заурядное. Я еще мог бы это объяснить, будь мой отец коммивояжером - однако он был инженером-строителем, электротехником и почти не выезжал из Пеории. Фрайгейт, похоже, не обладал никакими особыми качествами для зачисления в команду. Он был ростом шесть футов и мускулист, но и только. Он заявил, что хорошо стреляет из лука, но таких лучников были сотни и "тысячи. Иоанн отказал бы Фрайгейту, если бы тот не упомянул, что поднимался на сто миль по Реке на воздушном шаре. И что он видел огромный дирижабль. Иоанн понял, что это был "Парсеваль", и воздушным шаром тоже заинтересовался. Фрайгейт сказал, что они с товарищами плыли по Реке, желая добраться до истока. Устав от медленного продвижения на своей парусной лодке, они, попав в местность, где имелся металл, уговорили тамошнего правителя построить им полужесткий дирижабль, - Ага! - сказал Иоанн. - И как же этого правителя звали? - Это был чех, Ладислав Подебрад, - недоуменно ответил Фрайгейт. Ответ насмешил Иоанна до слез. - Хорошее дело. Он теперь служит у меня механиком. - Да? - сказал один из спутников Фрайгейта. - У нас с ним имеются кое-какие счеты. - Этот человек был ростом пять футов десять дюймов, стройный, мускулистый, темноглазый и темно1волосый, с сильным, красивым и запоминающимся лицом На нем была ковбойская десятигаллоновая шляпа и сапоги на высоких каблуках, всю же остальную одежду заменял белый кильт. - Том Микс, к услугам вашего величества, - представился он, по-техасски растягивая слова. И, затянувшись сигаретой, добавил: - Специалист по лассо и бумерангу. В свое время я был кинозвездой, сир, если вам известно, что это такое. - Ты слышал о нем? - спросил король у Струбвелла. - Читал, - ответил тот. - Он жил задолго до меня, но был действительно очень знаменит в двадцатые и тридцатые годы. Снимался в фильмах, которые назывались вестерны. "Интересно, может ли агент это знать?" - подумал Бертон. - Мы на "Рексе" тоже снимаем кино, - улыбнулся Иоанн. - Только вот лошадей у нас нет - Что ж поделаешь. Король стал расспрашивать Фрайгейта об их путешествии. Американец рассказал, что они, заметив большой дирижабль, одновременно обнаружили течь в подогревателе водорода. Пытаясь залепить течь быстросохнущим клеем, они спустили немного газа из оболочки, чтобы быстро снизиться в более густые и теплые слои воздуха и открыть там окошки гондолы. Течь они залатали, но ветер стал относить их назад, а батареи, поставлявшие свежий водород, отказали. Решено было идти на посадку. Услышав, что Иоанн присылал катер с объявлением о наборе рекрутов, путешественники сели на парусник и поспешно вплыли вниз. - На Земле чем занимался? - Разными вещами, как и большинство людей. В середине жизни и под старость лет писал фантастику и детективы. Нельзя сказать, чтобы я был совсем неизвестен, но такой славой, как он, никогда не пользовался. - Фрайгейт кивнул на невысокого, но крепкого человека с кудрявыми волосами и красивым лицом ирландского типа: - Это Джек Лондон, великий писатель начала двадцатого века. - Я не слишком-то жалую писателей, - сказал Иоанн. - У меня их уже есть несколько на корабле, и от них, как правило, одни неприятности. А вот что это за негр, который стукнул моего сержанта по голове без моего на то разрешения? - Это Умслопогаас, свази, он уроженец Южной Африки из девятнад