цатого века. Он великий воин и особенно ловко орудует своим топором, который называет "Дятел". Знаменит еще и тем, что послужил прототипом известного героя-зулуса из романа Райдера Хаггарда. - А этот? - Иоанн показал на смуглого, черноволосого и большеносого человека. Он стоял чуть поодаль, и на голове у него была большая зеленая чалма. - Нурэддин эль-Музафир, иберийский мавр и славный путешественник. Он современник вашего величества и исповедует учение суфи. Ваше величество могли видеть его при своем дворе в Лондоне. - Что? - Иоанн встал. Внимательно посмотрев на маленького мавра, он закрыл глаза и, открыв их вновь, сказал: - Да, я хорошо его помню! - Король обошел вокруг стола, раскрыв объятия, улыбаясь и быстро говоря что-то на английском языке своего времени. Все изумились, глядя, как он обнял мавра и расцеловал его в обе щеки. - Француз, да и только! - ухмыльнулся Микс. Поговорив с мавром некоторое время, Иоанн сказал: - Мне ясно одно: Hyp эль-Музафир совершил с вами долгое путешествие и по-прежнему считает вас своими друзьями. Струбвелл, запиши их и введи в курс дела. Сержант Гвалхгвинн, размести их по каютам. С тобой, мой добрый друг и наставник, мы поговорим после, когда я закончу опрос. Направляясь по коридору в каюты, они наткнулись на Логу. Она побледнела, потом покраснела и с криком: "Питер, сволочь ты этакая!" кинулась на Фрайгейта. Тот упал, а она вцепилась ему в горло. Негр и Микс со смехом оттащили ее. - Ты сегодня определенно имеешь успех, - сказал Микс Фрайгейту. - Вас опять не за того приняли. - И Бертон объяснил Логу, в чем дело. Фрайгейт, кашляя и ощупывая расцарапанную шею, сказал: - Не знаю, кто тот другой Фрайгейт, но человек он явно неприятный. Логу неохотно извинилась, все еще не совсем уверенная в том, что этот Фрайгейт - не ее прежний любовник. - Меня она могла бы хватать, когда ей угодно, - пробормотал Микс. - Только не за шею. Логу, услышав, ответила: - Если инструмент у тебя такой же большой, как шляпа, могу ухватиться за него. Микс покраснел до ушей, а когда она удалилась, покачивая бедрами, сказал: - Чересчур большая нахалка, на мой вкус. Два дня спустя они с Логу стали жить вместе. Бертону не верилось в то, что сходство обоих Фрайгейтов - всего лишь совпадение. При каждом удобном случае он вступал с американцем в разговор, стараясь копнуть поглубже. И был поражен, узнав, что этот Фрайгейт, как и тот, изучал его, Бертона, жизнь. Фрайгейт, в свою очередь, наблюдал за Бертоном, но скрытно. Бертон то и дело ловил на себе его взгляд. Однажды вечером, в салоне, убедившись, что их никто не слышит, Фрайгейт перешел прямо к делу. Говорил он по-английски. - Я видел множество портретов Ричарда Фрэнсиса Бертона. Его большое фото, где он снят в пятьдесят лет, даже висело на стене у меня в кабинете. Так что я, пожалуй, узнал бы его и без усов и раздвоенной бородки. - Да? - Я хорошо помню его фотографию в тридцатилетнем возрасте, у него были только усы, очень пышные, правда. Так вот, если их убрать... - Да? - Тот Бертон будет очень похож на одного средневекового валлийца. Этот знакомый мне валлиец именует себя Гвалхгвинн, что в переводе означает "белый ястреб". Гвалхгвинн - это старинное валлийское имя, которое много позднее стало произноситься как Гавейн. А Гавейн - это рыцарь, который, в ранних легендах о короле Артуре, первым отправился на поиски Святого Грааля. Те металлические рога изобилия, что зовутся Граалями у нас, по форме очень похожи на башню, которая будто бы стоит посреди северного полярного моря - так я слышал. Значит, ее можно назвать Большим Граалем. - Как интересно, - сказал Бертон, пригубив свой грог. - Сколько совпадений. Пристальный взгляд Фрайгейта чуточку смущал его. Черт бы побрал этого парня. Он так похож на того, другого, что мог бы быть его братом. Может, он и есть его брат. Может, они оба агенты, и этот играет с ним точно так же, как тот. - Бертон должен прекрасно знать все циклы о короле Артуре и более ранние народные предания, на которых они основаны. Было бы очень похоже на него, если бы он выдал себя за другого - а на Земле он часто к этому прибегал, - взяв себе имя Гвалхгвинн. Сам он знал бы, что это имя искателя Святого Грааля, но полагал бы, что больше никто этого не знает. - Я не настолько туп, чтобы не понять вас. Вы думаете, что я и есть тот самый Бертон. Но я никогда о нем не слыхивал и буду вам обязан, если вы оставите эту тему, как бы она вас ни занимала. Я вашего интереса не разделяю. - Бертон поднес бокал к губам и выпил. - Hyp говорил мне: этик, посетив его, сказал, что среди его избранников находится капитан, сэр Ричард Фрэнсис Бертон, знаменитый путешественник девятнадцатого века. Бертон владел собой настолько, что ухитрился не пролить напиток. Он медленно поставил бокал на стойку. - Hyp? - Вы его знаете. Мистер Бертон, остальные ждут нас в реквизиторской. Я вам открою кое-что, только чтобы показать, как я уверен в том, что вы - Бертон. Микс и Лондон тоже пользовались вымышленными именами, но теперь решили - хватит. Итак, мистер Бертон, идете вы со мной? Бертон размышлял. Вдруг Фрайгейт и его спутники - агенты? Вдруг они намерены схватить его и допросить, как он сам намеревался поступить с мнимыми агентами? Он оглядел людный и шумный салон и, увидев Казза, сказал: - Что ж, если вы продолжаете настаивать на этой чепухе, я пойду, только прихвачу с собой своего друга-неандертальца. И мы будем вооружены. Когда Бертон десять минут спустя вошел в реквизиторскую, его сопровождали также Алиса и Логу. Микс, увидев Логу, изумленно разинул рот. - Ты тоже посвящена? ГЛАВА 12 Они условились никогда не говорить об этике или о чем-то связанном с ним в своих каютах. Там может быть подслушивающая аппаратура. В следующий раз они встретились за игрой в покер. Присутствовали Бертон, Алиса, Фрайгейт, Hyp, Микс и Лондон. Логу и Умслопогаас несли вахту. Выслушав рассказы Нура и Микса о визитах этика, Бертон поверил в то, что они действительно рекруты Икса. И только тогда открыл им, кто он на самом деле, а потом рассказал свою историю, ничего не утаивая. - Добавляю до десяти, - говорил он теперь. - Нет, по-моему, не нужно ставить "жучки" в каютах подозреваемых. Может, мы и узнали бы что-то ценное, но если бы они нашли хоть один, те поняли бы, что на борту есть агенты Икса - думаю, нас можно называть так. Слишком опасно. - Я согласен, - сказал маленький мавр. - А вы? Согласились все, даже Микс, который и предложил поставить "жучки". - А как быть с Подебрадом? Когда я его вижу, он говорит мне "драсьте" и идет себе мимо, скалясь, точно пастор, который только что узнал, что его подружка не беременна. Меня это бесит. Так бы и врезал ему. - Я тоже, - сказал Лондон. - Он воображает, что, раз он оставил нас в дураках, ему это так и сойдет. - Если вы начнете сводить с ним счеты, вас просто вышвырнут с парохода, - заметил Hyp. - Кроме того, он необычайно силен. Как бы он сам вам не врезал. - Да слабо ему! - хором сказали Микс и Лондон. - У вас имеется чертовски хороший повод ему отомстить, - вмешался Бертон. - Однако на время этот вопрос снимается. Возражений нет? - Но почему он пообещал взять нас с собой на дирижабле, а потом бросил в таких обстоятельствах? - Я думал об этом, - сказал Нурэддин. - Единственное разумное объяснение в том, что он как-то заподозрил в нас агентов Икса. И это еще раз доказывает, что сам он - агент этиков. - А по мне, он просто садист, - заявил Лондон. - Нет. - Если он вас подозревает, вам следует быть начеку, - сказал Бертон. - Мы тоже будем остерегаться. Предположение Нура - открытие для меня, иначе я не стал бы предлагать собраться в салоне. - Теперь уж поздно беспокоиться, - сказала Алиса. - Если он и агент, он ничего не станет предпринимать, пока не окажется у истока Реки. Так же, как и мы. Бертон сорвал банк, имея на руках трех валетов и две десятки. Алиса сдала. Hyp думал явно о чем-то другом, а не о покере, и все-таки половина выигрышей осталась за ним. Бертон подозревал, что мавр огреб бы еще больше, если бы сосредоточился. Hyp по одному виду своих партнеров угадывал, что у них на руках. - Что ж, насладимся хотя бы прогулкой по Реке, - сказал Фрайгейт. Бертон наблюдал за ним из-под приспущенных век. Этот Фрайгейт постоянно льстил ему, как и тот - то ли притворно, то ли искренне. При каждом удобном случае Фрайгейт приставал к Бертону с вопросами - они касались в основном тех периодов его жизни, о которых биографы могли только гадать. Обоих Фрайгейтов интересовали также взгляды, верования и нравственные ценности Бертона. Например, его отношение к женщинам, к цветным, его вера в телепатию. Бертон устал объяснять, что далеко не все свои земные верования сохранил в этом мире. Что он слишком много повидал, слишком много испытал и во многом изменился. Теперь Бертон счел момент подходящим, чтобы заняться делом двойного Фрайгейта. - Такие совпадения случайными не бывают - должна быть какая-то причина. - Я тоже думал об этом; - сказал Фрайгейт. - К счастью, я всегда увлекался фантастикой и сам ее писал. Поэтому воображение у меня гибкое - придется и вам напрячь свое, ибо я уверен: тот Фрайгейт, которого знали вы, - это мой брат Джеймс, скончавшийся в возрасте одного года! Подумайте о всех детях, умерших на Земле. Рассудите: если бы они росли здесь, на планете не хватило бы места. Ведь дети, умершие до пяти лет, составили бы подавляющее большинство всего здешнего населения. Куда же этики девали их? Да просто воскресили на другой планете - возможно, такой же, как эта, возможно, и нет. Могли понадобиться даже две планеты, чтобы разместить их всех. Давайте предположим, что так все и было. Впрочем, - поднял палец Фрайгейт, - впрочем, могло быть и так, что детей по какой-то причине еще вообще не воскрешали. Возможно, их воскресят здесь, когда нас не станет. Кто знает? Во всяком случае, не я. Я могу лишь догадываться. Итак, допустим, что младенцев оживили на другой планете. Не всех сразу - должны ведь быть и взрослые, чтобы заботиться о них. Для такого количества даже Земли не хватило бы. Значит, их воскрешают постепенно, по стольку-то за такой-то срок. Они вырастают и становятся няньками, учителями, приемными родителями для следующей партии. Так оно и идет. Либо все происходит одновременно на нескольких планетах. Но в этом я сомневаюсь. На переустройство планеты должна затрачиваться колоссальная энергия. Разве что они используют планеты, которые нет нужды переустраивать. - А играть кто будет? - спросил Лондон. - Окружающие скоро заинтересуются, о чем это мы толкуем. - Я готов открыть, - сказал Микс. С минуту они занимались только игрой. Потом Фрайгейт продолжил: - Если мое предположение верно, будем рассуждать дальше. Так вот: я был старшим ребенком в семье. Старшим из тех, кто выжил. Передо мной был еще Джеймс - он умер в год, а я родился через шесть месяцев после этого. Допустим, его воскрешают. Он вырастает и становится агентом этиков. В День Воскрешения его засылают сюда, чтобы следить за Бертоном. Почему? Потому что этикам известно, что Бертон очнулся в той камере, полной плавающих тел, еще до Дня Воскрешения, в который должен был ожить. Они догадываются, что это произошло не случайно, что кто-то оживил Бертона намеренно. Об этом нам и гадать незачем. Именно так сказали Бертону на Совете двенадцати. Память об этом собирались стереть из его мозга, но Икс воспрепятствовал этому. В общем, у этиков возникли подозрения. И они приставили к Дику мнимого - вернее, настоящего - Фрайгейта. Мой брат должен был следить за Бертоном и сообщать обо всем подозрительном. Но попал впросак, как и все в долине. - Беру две, - сказал Бертон. - Очень занимательно, Питер. Гипотеза на первый взгляд безумная, однако может быть верной. Но если твой брат агент - кто же тогда Монат, этот тау-китянин, арктурианин или откуда он еще взялся? Уж он-то наверняка агент, несколько странно, конечно, но все же... - Может, он этик? - спросила Алиса. - Я это и хотел сказать, - сердито сказал Бертон, не любивший, когда его прерывали. - Не думаю, чтобы Монат был этиком, иначе он присутствовал бы на Совете... Или нет, клянусь Аллахом! Будь он там, я узнал бы его, и он бы не смог следовать за мной. Я вообще не пойму, зачем он ко мне привязался. Во всяком случае, присутствие Моната означает, что в этом деле замешаны разные виды... расы... семейства... инопланетяне, одним словом. - Беру одну, - сказал Фрайгейт. - Я как раз собирался сказать... - Извини, - перебил Лондон. - Но откуда твой брат столько знает о Бертоне? - Думаю, воскрешенные дети получают образование получше, чем на Земле. И возможно - предположим это, - Джеймс знает, что я его брат. Разве способны мы постичь объем знаний, которыми обладают этики? Вспомните фото Бертона, которое тот нашел в кармане агента Аньо. На ней Дик снят в двадцать восемь лет, когда служил субалтерном в Восточно-Индийской армии. Не доказывает ли это, что этики присутствовали на Земле в 1848 году? Кто знает, как долго они ходили по Земле, собирая информацию? И с какой целью? - Но почему Джеймс назвался твоим именем? - спросил Hyp. - Потому что я - страстный поклонник Бертона. Я даже написал о нем роман. Может, так проявилось у Джеймса чувство юмора. У меня оно тоже имеется. Вся наша семья известна... несколько странным чувством юмора. И Джеймсу показалось забавным сделаться собственным братом, тем Питером, которого он никогда не видел. Может, он хотел прожить таким образом жизнь, которой ему было отказано на Земле. Может, он думал, что сойдет за меня, встретившись с каким-нибудь знакомым Фрайгейтов. А может, верны все причины, которые я перечислил. Уверен, что он разделался с мошенником-издателем Шарко, чтобы отомстить за меня - это доказывает, что ему многое известно о моей земной жизни. - Но как отнестись к рассказу агента Спрюса? - спросила аса. - Он говорил, что явился из семьдесят второго века, и что-то толковал о хроноскопе, с помощью которого можно видеть прошлое. - Спрюс мог и солгать, - сказал Бертон. - Я лично не верю ни в хроноскоп, ни в какие бы то ни было путешествия во времени, - заявил Фрайгейт. - Впрочем, это я зря. Мы все путешествуем во времени. Но только вперед - иного пути нет. - Никто из вас не сказал, - заметил Hyp, - что детей кто-то долен был воскресить. Возможно, это были люди из семьдесят второго века, а возможно, и нет. Скорее это сделали сопланетяне Моната. Вспомните: Спрюса допрашивал в основном Монат. Может быть, это он научил Спрюса, что говорить. - Но зачем? - спросила Алиса. На этот вопрос нельзя было ответить, если не принять рассказ Икса за истину. Пока что его рекруты склонялись к тому, что он такой же лжец, как и его собратья. Hyp закончил партию замечанием, что агенты, севшие на пароход в самом начале, не скрывали, что жили после 1983 года. Агенты же, попавшие на борт позже, знают, что это подозрительно, и не прибегают к этой легенде. Так, здоровенный галл Мегалосос (что значит "великий") заявляет, что жил во времена Цезаря, но это только его слова. К тому же галл, кажется, сдружился с Подебрадом - Hyp никогда бы не подумал, что такое возможно. Есть вероятность, что Мегалосос тоже агент.  * ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ *  НА БОРТУ "ВНАЕМ НЕ СДАЕТСЯ". НОВОБРАНЦЫ И КОШМАРЫ КЛЕМЕНСА ГЛАВА 13 Глаза де Марбо доказывали, что механика воскрешения не всегда работала как надо. Жан Батист Антуан Марселей, барон де Марбо, родился в 1782 году с карими глазами. И лишь долгое время спустя после Дня Воскрешения обнаружил, что их цвет изменился - когда одна женщина назвала его голубоглазым. - Sacre bleu! - выругался он. - Неужели? Он позаимствовал у кого-то слюдяное зеркальце, недавно привезенное торговцем по Реке - слюда была редкостью, - и впервые десять лет увидел свое лицо. Лицо было все то же - веселое, круглое, с вздернутым носом, улыбчивое, отнюдь не лишенное привлекательности. Только глаза светились голубизной. - Merde! - опять выругался он и перешел на эсперанто: - попадись мне только эти отвратительные создания, проделавшие со мной - я нанижу их на шпагу! Он вернулся, кипя гневом, к своей сожительнице и повторил ей свою угрозу. - Но у тебя же нет шпаги, - сказала она. - Ты все понимаешь слишком буквально! А шпага у меня когда-нибудь будет. На такой каменистой планете должно быть железо. В ту же ночь ему приснилась огромная птица с ржавыми перьями и клювом стервятника - она глотала камни и испражнялась стальными катышками. Но в этом мире не было птиц, тем более oiseau de fer [Железных птиц (фр.)] Теперь у де Марбо были сабля, кортик, шпага, стилет, длинный нож, топор, копье, пистолеты и винтовка. Он был генералом десантной бригады и вынашивал честолюбивый замысел стать полным генералом. При этом к политике он питал отвращение и не имел ни интереса, ни склонности к бесчестному интриганству. Однако командиром десантников он мог бы стать лишь после смерти Эли С. Паркера, которая очень опечалила бы его. Де Марбо любил славного индейца-сенеку. Все первобытные воины на борту ростом превышали шесть футов, а некоторые были настоящие великаны. Даже те, что были пониже, не нуждались в высоком росте, поскольку обладали мощными костяком и мускулами. Де Марбо среди них выглядел настоящим пигмеем, будучи росточком пять футов четыре дюйма, но Сэм Клеменс любил его, восхищаясь задором и отвагой француза. Сэму нравилось слушать рассказы о походах де Марбо, нравилось иметь у себя под началом бывших генералов, адмиралов, государственных мужей. - Им полезно подчинение, оно закаляет их характер, - говорил Сэм. - Этот французик - первоклассный военачальник, и я забавляюсь, глядя, как он командует своими большими обезьянами. Де Марбо, бесспорно, был опытным и одаренным воином. Вступив во Французскую республиканскую армию в возрасте семнадцати лет, он быстро продвинулся, став адъютантом маршала Огро, который командовал Седьмым корпусом во время войны 1806-1807 годов против Пруссии и России. Де Марбо сражался в Испании под началом Ланна и Массены, участвовал в русской кампании 1812 года, пережив страшное отступление из Москвы, а после принимал участие в германской кампании 1813 года. Он был ранен одиннадцать раз, при Ганау и Лейпциге тяжело. Наполеон, вернувшись с острова Эльбы сделал де Марбо бригадным генералом, и тот получил очередную рану в кровавой битве при Ватерлоо. Бурбон отправил де Марбо в изгнание, но в 1817 году он вернулся на родину. При Июльской монархии он участвовал в осаде Антверпена и несколько лет спустя получил за это чин генерал-лейтенанта. С 1835 по 1840 год де Марбо служил в алжирских войсках и в свои шестьдесят лет был ранен в последний раз. После падения короля Луи Филиппа в 1848 году де Марбо ушел в отставку и написал свои мемуары, которые так восхитили Артура Конан Дойла, что он создал на их основе "Похождения бригадира Жерара". Главная разница между вымышленным персонажем и его прототипом заключалась в том, что де Марбо был умен и проницателен, тогда как Жерар, при всей своей храбрости, умом не блистал. В семьдесят два года бравый наполеоновский солдат скончался в Париже, в своей постели. Мерой привязанности к нему Клеменса служило то, что Сэм рассказал де Марбо о Таинственном Незнакомце, этике-ренегате. Пароход стоял на якоре, и Клеменс набирал рекрутов. Со времени кровавых беспорядков после отказа питающих камней на правом берегу прошло два месяца, и Река освободилась от затора зловонных трупов. Де Марбо в дюралюминиевом шлеме с плюмажем из вздыбленных клеем полосок рыбьей кожи и в дюралюминиевой кирасе, похожий на троянского воина с картинки, прохаживался вдоль кандидатов. Ему было поручено провести предварительный опрос, чтобы отсеять неподходящих и сберечь капитану время и силы. В середине ряда де Марбо заметил четверых мужчин, которые, похоже, хорошо знали друг друга. Он остановился около первого, высокого, мускулистого и темнокожего, с огромными руками. Судя по цвету кожи и курчавым волосам, это был квартерон - так и оказалось. На вежливые расспросы де Марбо он ответил, что зовут его Томас Миллион Терпин. Родился он в Джорджии году в 1873-м - точно он не знает, - но вскоре его родители переехали в Сент-Луис, штат Миссури. Отец держал таверну "Серебряный доллар" в квартале Красных Фонарей. В молодости Том с братом Чарльзом купили себе пай на шахте "Большая луковица" близ Серчлайта, Небраска, и стали ее разрабатывать; не найдя золота в течение двух лет, они откочевали запад, но потом вернулись в Сент-Луис. Терпин обосновался в родном квартале, работая по совместительству вышибалой и пианистом. К 1899 году он стал там самым важным лицом, контролируя музыку, спиртное и игру. Его кафе "Розовый бутон", центр его маленькой империи, славилось на всю страну. Внизу помещался бар-ресторан, а наверху "отель", то есть публичный дом. Однако Терпин был не только боссом темного бизнеса. Он, по его словам, был великим пианистом, хотя и признавал, что до Луи Шовена все-таки не дотягивал. Пионер синкопированной музыки, он прославился в Сент-Луисе как отец рэгтайма, и его "Гарлемский рэг" вышедший в 1897 году, стал первым рэгтаймом, который сочинил и опубликовал негр. Терпин написал еще знаменитый "Сент-Луисский рэг" к открытию в городе всемирной ярмарки, но этот уже в свет не вышел. Умер Терпин в 1922 году и всю свою жизнь в Мире Реки бродил с места на место. - Я слыхал, у вас на пароходе есть рояль, - с ухмылкой он. - Здорово было бы побренчать по костяшкам. - У нас их десять, - ответил де Марбо. - Вот, возьми. - И он вручил Терпину дощечку длиной в шесть дюймов с буквами М.Т. - Когда подойдешь к столу, отдай это капитану. Сэм будет счастлив. Он любит рэгтайм и как-то говорил, что у них недостаточно исполнителей популярной музыки. И потом, Терпин крупный и, как видно, крутой мужчина - иначе не стал бы боссом в квартале Красных фонарей. За ним стоял свирепого вида китаец по имени Тай-Пен, ростом примерно пять футов десять дюймов, с большими горящими зелеными глазами и демоническим лицом. Его черные волосы; украшенные тремя цветками "железного" дерева, доходили до пояса. Китаец заявил пронзительным голосом, что он - прославленный фехтовальщик, любовник и поэт своего времени, то есть династии Тан, правившей в восьмом веке. - Я был одним из Шести Бездельников Бамбукового Ручья и одним из Восьми Бессмертных Винной Чаши. Я могу слагать стихи экспромтом на турецком языке, на китайском, корейском, английском, французском и на эсперанто. В сражении на мечах я скор, как колибри, и опасен, как гадюка. Де Марбо рассмеялся и пояснил, что сам рекрутов не набирает. Однако он дал китайцу табличку и перешел к следующему. Этот был мал ростом, хотя и выше де Марбо, темнокожий, черноглазый и толстый, с животом, как у Будды. У него были чуть раскосые глаза, орлиный нос и массивный подбородок с глубокой выемкой. Он сказал, что зовут его Ах-К'ак, а родом он с восточного побережья страны, которую де Марбо назвал бы Мексикой, а народ Ах-К'ака называл Страной Дождя. Ах-К'ак не знал точно, в какое время по христианскому календарю он жил, но один сведущий человек сказал ему, что это было лет за сто до новой эры. Его родным языком был майя, и он принадлежал к народу, который более поздние культуры называли ольмеками. - Да, я слышал об ольмеках, - сказал де Марбо. - У нас за капитанским столом имеются очень ученые люди. Де Марбо усвоил, что ольмеки основали первую цивилизацию в Центральной Америке, а все остальные доколумбовы племена произошли от них - и майя, и тольтеки, и ацтеки, и прочие. У этого человека, хотя он и древний майя, голова не сплющена искусственно и глаза не скошены, как было у них принято в те времена - однако де Марбо по здравом размышлении решил, что этики, конечно, все это исправили. - Давненько не встречал я такого толстяка, - сказал де Марбо. - Мы на "Внаем не сдается" ведем очень активную жизнь, и у нас нет места лодырям и обжорам. Кроме того, кандидат должен выделяться чем-то из общего ряда. Ах-К'ак ответил высоким, хотя и не таким тонким, как у китайца, голосом: - Жирный кот, когда надо, бывает сильным и скорым. Сейчас я тебе покажу. Он взял свой кремневый топор, насаженный на рукоятку из дуба восемнадцати дюймов длиной и двух в толщину и переломил эту рукоять, как леденец. Потом предложил французу прикинуть кремень на вес. - Фунтов десять, - сказал де Марбо. - Смотри! - И Ах-К'ак метнул топор, точно бейсбольный мяч. Де Марбо следил за его полетом, вытаращив глаза - топор взмыл очень высоко и упал вдали на траву. - Mon Dieu! [Боже мой! (фр.)] Никто, кроме Джо Миллера, не сделал бы такого броска! Поздравляю, синьоро. Держи. - Еще я прекрасно стреляю из лука и дерусь на топорах, - спокойно сказал Ах-К'ак. - Вы не пожалеете, если возьмете Человек рядом с Ах-К'аком был такого же роста, приземист и сложен, как Геркулес. Он даже внешне походил на Ах-К'ака орлиным носом и круглым раздвоенным подбородком. Но жира на нем не было, и он не принадлежал к американским индейцам, хотя имел почти столь же темную кожу. Назвался он Гильгамешем. - Мы с Ах-К'аком соревновались, кто кому прижмет руку, - сказал он, - и никто не смог победить. Еще я превосходный лучник и боец на топорах. - Отлично! И капитан с удовольствием послушает твои рассказы о древнем Шумере - у тебя их, я уверен, в достатке. Ему приятно будет иметь на борту царя и бога. Царей он уже встречал, хотя ему с ними, как правило, не везло. Боги - другое дело. Боги капитану пока не попадались! На, держи. Де Марбо двинулся дальше и, отойдя туда, где шумер - если он был таковым - уже не мог видеть и слышать его, со смеху повалился на траву. Потом встал, вытер слезы и продолжил опрос. Четверо этих и еще шесть других были приняты. Взойдя по трапу на котельную палубу, они увидели Моната-инопланетянина, который стоял у борта и сверлил их взором. Новобранцы испугались, но де Марбо велел им следовать дальше. Позже он объяснит им, что это за странное существо. Но вечером новичкам не пришлось познакомиться с Монатом, было задумано. Две женщины не поделили мужчину и принялись палить друг в друга. Прежде чем их разняли, одна получила тяжелую рану, а вторая прыгнула за борт с Граалем в одной руке и пожитками - в другой. Мужчина тоже решил уйти, поскольку предпочитал беглянку. Пароход остановили, и он сошел. Сэм так расстроился, что отложил церемонию презентации в большом салоне до завтра. А ночью Монат Грраутут исчез. Никто не слышал крика, никто не заметил ничего подозрительного. Осталось только кровавое пятно на кормовых поручнях палубы которое могло сохраниться по недосмотру команды уборщиков после боев за камни левого берега. Клеменс подозревал, что к исчезновению приложил руку кто-то из четырех новобранцев - однако они твердили, что ночью спали своих койках, а улик против них не было. Пока Сэм разбирал дело, жалея, что на борту нет Шерлока Холмса, "Внаем не сдается" шел вперед. Через три дня после пропажи Моната на Реке объявился Сирано де Бержерак и подал сигнал, чтобы его приняли на борт. Сэм выругался, увидев его. Он надеялся, что они пройдут мимо Сирано ночью - однако вот он, француз, и его видели человек пятьдесят из команды. Француз весело взошел на борт и перецеловал всех своих друзей: мужчин в обе щеки, а женщин неспешно в губы. Войдя в рубку, он воскликнул: - Капитан! Что я вам расскажу! "Вот разуважишь, если расскажешь", - сердито подумал Клеменс. ГЛАВА 14 Мужчина и женщина лежали рядом. Тела их соприкасались, но сны блуждали за много световых лет друг от друга. Сэму Клеменсу снова снилось, как он убил Эрика Кровавого Топора. Или, точнее, взбудоражил других, один из которых и вонзил копье в живот норвежцу. Упавший метеорит нужен был Сэму, поскольку состоял из никеля и стали. Без них Сэм не построил бы огромный пароход, который так часто виделся ему во сне. Сэм давал указания Лотару фон Рихтхофену. Джо Миллер не присутствовал - его предательски захватил в плен бывший король Англии. Неприятельский флот плыл с низовьев Реки, чтобы завладеть упавшей звездой. Король Иоанн готовил свой флот в верховьях для той же цели. Армия Сэма оказалась меж двух огней и была слабее обеих. Враги обещали размолоть ее, как жерновами. Победить можно было, лишь заключив союз с Иоанном. Союз нужен был и для того, чтобы спасти жизнь Джо Миллеру. Но Эрик Кровавый Топор, компаньон Сэма, наотрез отказался вступать в сделку. Он ненавидел Джо Миллера, единственного, человека, к которому испытывал страх - если считать Джо человеком. Кровавый Топор заявил, что его и Сэма люди встанут насмерть и одержат блистательную победу над обоими войсками. Это была глупая похвальба, хотя сам норвежец, возможно, и верил в нее. Эрик Кровавый Топор был сыном Харальда Хаарфагера (Харальда Пышноволосого), который впервые объединил Норвегию и чьи победы привели к массовым миграциям в Англию и Исландию. Со смертью Харальда, последовавшей около 918 года, Эрик стал королем. Но популярностью он не пользовался, считаясь суровым и жестоким государем даже по тем временам. Его кровный брат Хокон, которому в ту пору было пятнадцать, с годовалого возраста воспитывался при дворе английского короля Ательстана. При поддержке англичан Хокон поднял норвежское войско против своего брата. Эрик бежал в Англию, в Нортумберленд, где передал права на свое королевство Ательстану, но недолго прожил после этого. Норвежские хроники повествуют, что он погиб в 954 году, совершая набег на Южную Англию. Английская же летопись гласит, что Эрик был изгнан из Нортумберленда и убит в битве при Стэйнморе. Эрик сказал Клеменсу, что верна первая версия. Клеменс объединился с норвежцем потому, что тот владел редчайшим оружием - стальным топором - и разыскивал руду, из которой топор был сделан. Клеменс надеялся, что руды хватит и на то, чтобы построить большой пароход, на котором он доплывет до истоков Реки. Эрик был невысокого мнения о Сэме и взял его к себе только из-за Джо Миллера. Эрик не любил Джо, но признавал, что в бою титантроп незаменим. А потом король Иоанн захватил Джо в заложники. Отчаявшийся Сэм, боясь, что король убьет Джо и метеорит будет потерян, обсудил ситуацию с Лотаром, младшим братом "Красного барона". Сэм предложил убить Эрика и его викингов - тогда можно будет вступить в переговоры с Иоанном, который должен понять, что ему выгодно объединиться с Клеменсом. Вместе они могут выстоять против сил фон Радовица, идущих верх по Реке. Сэм подкрепил свои аргументы тем, что Кровавый Топор скорее сего намерен убить его самого после победы над врагом. Кто-то из их неизбежно должен умереть. Лотар фон Рихтхофен согласился с Сэмом. Расправиться с предателем не значит совершить предательство. Кроме того, логика не оставляет иного выхода. Будь Кровавый Топор истинным другом - дело другое. Однако доверять ему можно не больше, чем гремучей нее, у которой болят зубы. И злодеяние совершилось. Да, это было злодеяние, как бы ни оправдывали его обстоятельства. Сэм так и не смог избавиться от сознания своей вины. В конце концов, можно было просто плюнуть на метеорит и отказаться от своей мечты. Сэм с Лотаром и несколькими надежными людьми пришли к хижине, где Кровавый Топор занимался любовью с женщиной. Бой охраной длился всего минуту - превосходящие силы захватили викингов врасплох. Голый Эрик выскочил наружу со своим большим топором, и Лотар пригвоздил его копьем к стене хижины. Сэма чуть не вырвало, но его поддержала мысль о том, что все крайней мере кончено. И когда сильная рука схватила его за лодыжку, он едва не лишился чувств от ужаса. Сэм посмотрел вниз: умирающий Эрик держал его мертвой хваткой. - Bikkja, - чуть слышно, но ясно выговорил викинг. Это значило "сука" - Эрик часто обзывал так Клеменса, которого считал женоподобным. - Кал Рататока, - добавил Эрик. Рататок - это гигантская белка, скачущая по ветвям мирово дерева Иггдрасила - космической оси, связывающей вместе землю, обитель богов и преисподнюю. А потом Кровавый Топор предсказал, что Клеменс построит таки свой корабль. И поведет его вверх по Реке. Но и построй корабля, и само путешествие принесут Клеменсу одно только горе вместо ожидаемой радости. И когда Клеменс наконец приблизится к истокам Реки, он, Кровавый Топор, будет ждать его там. Слова умирающего врезались Сэму в память, и теперь, во сне, он слышал их опять из уст темной фигуры, которая вцепилась ему в ногу, высунув руку из-под земли. Горящие глаза смотрели из ямы на Клеменса. - Я достану тебя! Я буду поджидать тебя в лодке, а после убью. Ты не доберешься до конца Реки и не пройдешь во врата Валгаллы! Хватка ослабла, но Сэм, окоченевший от ужаса, не мог отойти прочь. Призрак хрипел в агонии, а Сэм стоял недвижимо, хотя внутри у него все ходило ходуном. - Я жду! Таковы были последние слова Эрика, отдававшиеся эхом в снах Клеменса все эти годы. После Сэм посмеялся над пророчеством Эрика. Видеть будущее не дано никому. Это суеверная чушь. Может, Кровавый Топор и живет сейчас где-то в верховьях Реки - но если это и так, это только совпадение. Такова же вероятность того, что он оказался в нижнем течении Реки. И даже если викинг ждет своего часа, чтоб отомстить, вряд ли ему представится для этого случай. Парохо, останавливается только три раза в день, если не считать редки; недельных стоянок. Скорее всего пароход пройдет мимо Эрика. Ни бегом, ни в весельной лодке, ни под парусом Кровавому Топору не догнать быстроходное судно. Эти здравые мысли, однако, не мешали Эрику являться Сэму в страшных снах. Возможно, потому, что в душе Сэм признавал себя виновным в убийстве. А виновный должен нести наказание. Владыка Снов с присущей ему легкостью сменил кадр, и Сэм оказался в хижине. Была ночь, лил дождь, гремел гром, и молния хлестала во тьме, как плетка-девятихвостка. Ее вспышки слаб освещали хижину. Рядом с Сэмом присела темная фигура в плащ" с капюшоном. - Чем обязан столь неожиданному визиту? - спросил Сэм, как тогда, при втором посещении Таинственного Незнакомца. - Мы со Сфинксом играем в покер с жеребьевкой, - ответил Незнакомец. - Не хочешь ли присоединиться? Сэм проснулся. На его стенном хронометре светились цифры 03:03. Бог троицу любит. Рядом Гвенафра простонала во сне: "Ричард". Так ей снится Ричард Бертон. Ей было всего лет семь, когда о ним познакомилась, и знала она его только год, а вот забыть не может. Детская любовь не прошла. Теперь ничто не нарушало тишины, кроме дыхания Гвенафры и отдаленного шлепанья колес по воде. От их вращения пароход слегка вибрировал. Держа руку на дюралюминиевой раме кровати, Клеменс чувствовал эту легкую дрожь. Четыре колеса, движимые мощными электромоторами, гнали судно к цели. На берегах Реки спали люди. Над полушарием стоит ночь, и около 8,75 миллиона человек спят и видят сны. Что им видится? Кому-то Земля, кому-то этот мир. А пещерный человек, быть может, стонет и мечется, видя, как саблезубый зверь крадется к огню у входа. Джо Миллеру часто снились мамонты, лохматые, с загнутыми бивнями левиафаны его времени - их мясом он набивал свой объемистый живот, из их шкур делал шатры, бивнями подпирал эти шатры, из зубов низал громадные ожерелья. Еще Джо снился его тотем, его предок - гигантский пещерный медведь; могучий и косматый, он приходил и давал Джо советы по разным трудным делам. А иногда Джо снилось, что враги бьют его палками по пяткам. Джо, весивший восемьсот фунтов, страдал плоскостопием и не мог оставаться на ногах весь день, как пигмеи гомо сапиенс; ему то и дело приходилось садиться и давать отдых своим несчастным ногам. У Джо бывали поллюции по ночам, когда ему снилась женщина его породы. Теперь он спал с красоткой ростом шесть футов семь дюймов, со славянкой-кашубкой из третьего века. Ей нравилась огромность Джо, его волосатость, его здоровенный нос, его колоссальный член и его мягкосердечие. Возможно, она получала извращенное наслаждение, предаваясь любви с тем, кто был не совсем человеком. Джо тоже любил ее, но это не мешало ему грезить о своей земной жене и других женщинах своего племени. Или скорее, как грезят все живые, о подруге, созданной Владыкой Снов, об идеале, что существует только в подсознании. "Каждый человек, как луна, имеет темную сторону, которую не показывает никому". Так писал Сэм Клеменс. И это правда. Но Владыка Снов, этот шталмейстер причудливых цирков, каждую ночь выводит на арену хищников и акробатов, канатоходцев и карликов. В своем последнем за ночь сне Сэмюэль Ленгхорн Клеменс оказался заперт в одном помещении с огромной машиной, которой управлял Марк Твен, его второе "я". Машина была чудовищная, приземистая, с круглым верхом - какой-то тысяченогий, тысячезубый таракан. Вместо зубов у нее в пасти были пузырьки с патентованным средством "змеиное масло", а вместо ног - металлические штыри с буквами алфавита на конце Она ползла на Клеменса, лязгая зубами и скрипя несмазанными сочленениями. Марк Твен сидел у нее на спине в золотом, усыпанном бриллиантами слоновьем седле и управлял ею, двигая рычагами. Это был старик с пышными белыми волосами и пышными белыми усами, и костюм на нем был белый. Сначала он скалился, а потом сердито глянул на Сэма и заработал рычагами, стараясь отрезать Сэму путь к бегству. Сэму было всего восемнадцать, и его знаменитые усы еще не отросли. В руке он сжимал ручку коврового саквояжа. Сэм бегал кругами по комнате, а машина с лязгом и скрежетом преследовала его, то наступая, то отступая. Марк Твен все время кричал ему: "Вот страничка из твоей книги, Сэм", или "Твой издатель шлет тебе наилучшие пожелания, Сэм, и просит еще денег". Сэм верещал не хуже машины, чувствуя себя мышью, которую ловит механическая кошка. Как бы быстро он ни бегал, как бы ни вертелся, ни прыгал и ни изворачивался, его неизбежно поймают. Вдруг по металлическому панцирю чудища прошла дрожь. Оно остановилось и застонало. Потом лязгнуло зубами и присело, подогнув ноги. Из заднего отверстия хлынул поток зеленых бумажек - это были тысячедолларовые купюры, скоро целая куча их выросла у стены и стала сыпаться на машину. Гора все росла и наконец обрушилась на Марка Твена, который ругал машину на чем свет стоит. Завороженный Сэм пополз вперед, настороженно поглядывая на машину, и подобрал одну из бумажек. "Наконец-то, - подумал он, - наконец-то сбылось". Но купюра у него в руке превратилась в человеческий кал. И все ассигнации, что были в комнате, тоже. Затем в глухой стене отворилась дверь. В комнату заглянул Г.Г. Роджерс. Этот состоятельный человек поддерживал Сэма в трудные времена, когда тот нападал на крупные нефтяные тресты. Сэм бросился к нему с криком: "Помогите! Помогите!" Вошел Роджерс в одних красных подштанниках - их задний клапан болтался незастегнутым. На груди у него золотыми буквами значилось: "НА "СТАНДАРД ОЙЛ" УПОВАЕМ - НА БОГА ПУСТЬ УПОВАЮТ ДРУГИЕ". "Вы спасли меня, Генри!" - выдохнул Сэм. Роджерс ненадолго обернулся к нему спиной, показав надпись на ягодицах: "ОПУСТИТЕ ДОЛЛАР И НАЖМИТЕ НА РЫЧАЖОК". Потом сказал: "Минутку" - и вытащил откуда-то сзади документ "Подпишите это, и я вас выпущу". "Но у меня нет ручки!" - ответил Сэм. За спиной у него опять