н устарел, но действовал, как часто бывало и на Земле; здесь царила та же косность. Фригейт шел вдоль разбросанных по долине хижин. Вместе с ним двигались сотни людей; все - закутанные с головы до ног, как и он сам. После восхода солнца станет тепло, и они скинут свои одежды. Поглощая завтрак, Питер присматривался к вновь прибывшим. Их оказалось пятнадцать человек, полная команда причалившей вчера шхуны "Раззл-Даззл" [Раззл-Даззл - суета, суматоха (англ.)]. Он подсел к окружавшей их группе, слушая разговоры и рассматривая незнакомцев. Капитан шхуны - Мартин Фарингтон, также известный под именем Фриско Кид, невысокий, мускулистый человек, - напоминал выходца из Ирландии. Голубоглазый, рыжеволосый, курчавый крепыш разговаривал весьма энергично, часто улыбался и отпускал занятные шутки. На эсперанто он говорил довольно бегло, но с ошибками, и явно предпочитал английский язык. Его помощника, Тома Райдера, товарищи называли Текс. Он не уступал ростом Фригейту и отличался "суровой красотой", как в свое время писали в бульварных романах; в его быстрых движениях сквозили изящество и грация, покорившие Пита. Черные волосы, падавшие прямыми прядями, и темная, дубленная солнцем кожа наводили на мысль об индейских предках. Его эсперанто было безупречным, но, подобно Фарингтону, он был рад поговорить на родном языке. Из их болтовни Фригейт выцедил массу интересных подробностей. На судне собралась пестрая компанию. Подруга капитана, уроженка девятнадцатого века, происходила из Южной Америки. Приятельница помощника когда-то обитала в одном из римских поселений второго века нашей эры, носившего название Афродита. Фригейт припомнил о его раскопках в семидесятых годах. Двое из команды были арабами. Мужчину звали Нур-эль-Музафир, то есть "Странник". Его спутница в земной жизни была супругой капитана арабского судна, торговавшего с африканскими странами в двенадцатом веке. На борту находился и моряк-китаец; Чанг утонул при гибели флота Кубла Хана, направлявшегося в Японию. Другой моряк, уроженец семнадцатого века Эдмунд Тресселиан из Корнуэлла в 1759 году потерял ногу при захвате французского судна "Беллона" у мыса Финистер. Он остался с женой и семью детьми без пенсии и вынужден был бродяжничать. Как-то в отчаянии он украл кошелек; его схватили и посадили в тюрьму, где он умер от лихорадки, так и не дождавшись судебного разбирательства. Его современник - рыжий Казенс - еще гардемарином участвовал в кругосветной экспедиции адмирала Энсона. Их судно потерпело крушение у берегов Патагонии. С невероятными трудностями и мучениями часть команды добралась до берега, где была захвачена в плен чилийскими властями. Через несколько дней после освобождения несчастный Казенс был расстрелян капитаном Чипом по ложному обвинению в мятеже. Остальные члены команды тоже были весьма примечательными типами: Бинс, миллионер и яхтсмен-любитель из двадцатого века; турок Мустафа, умерший на Земле от сифилиса - болезни, весьма распространенной среди моряков в восемнадцатом веке; Абигайл Райс - жена матроса-китобоя девятнадцатого столетия. Фригейту показалось, что Бинс и турок жили в мужском союзе, а Казенс, Тресселиан и Чанг делили между собой любовь Абигайл Райс. Ему пришло в голову, что она, вероятно, и на Земле не теряла времени даром, пока ее муж ловил китов. Еще среди них был Умслапогас или просто Погас, сын вождя африканского племени свази, извечного врага зулусов. Он жил во времена буров, британской экспансии и кровавых битв. На Земле он зарубил в схватках человек двадцать, здесь - не меньше пятидесяти. Кроме воинских подвигов, он был известен своей причастностью к миссии сэра Теофила Шепстона. В его штаб входил и молодой человек по имени Райдер Хаггард, весьма заинтересовавшийся личностью и живописными рассказами старого свази. Впоследствии он обессмертил Умслапогаса в трех своих романах - "Нэда и Лили", "Она и Аллан" и "Аллан Квотермейн" - правда, превратив там его в зулуса. Сейчас Погас сидел у судна, опершись на массивную рукоять своего боевого топора. Высокий и стройный, с очень длинными ногами, лицом он скорее напоминал человека хамидского, а не негроидного типа: тонкие губы, орлиный нос, высокие приподнятые скулы. Выглядел он довольно миролюбиво, но чувствовалось, что шутить с ним опасно. Фригейт пришел в неописуемый восторг, узнав, что перед ним тот самый Умслапогас. Подумать только - тот самый! Из разговоров с людьми "Раззл-Даззл" он понял, что их путешествие не имеет точной цели. Правда, как заметил капитан, они хотят достичь истоков Реки, но это может случиться и через сто, и через двести лет. Фригейт долго болтал с ними, расспрашивая о земной жизни. Фарингтон родился где-то в Калифорнии; он не уточнил ни места, ни даты рождения. Райдер был родом из Пенсильвании; он появился на свет в 1880 году и всю жизнь провел на Западе. Пит подумал, что здесь он выглядит весьма заурядно. А если водрузить на голову Райдера широкополую шляпу, обрядить его в костюм ковбоя с бриджами и расшитыми сапогами, да посадить на лошадь? [Под именем Тома Райдера на "Раззл-Даззл" путешествует известный американский актер немого кино Том Микс. В 1912 г. Микс, служивший в конной полиции штата Техас, подписал свой первый контракт со студией "Селидж", Голливуд. Он снимался в многочисленных фильмах о Диком Западе; вершина его карьеры пришлась на 1925 г. Это был человек, который пережил больше приключений, чем его киногерои.] Ребенком Фригейт видел его именно в таком обличье и верхом на лошади. Это было на параде перед цирком - кажется, Селлс и Флото? Фригейт стоял со своим отцом у здания суда на Адамс Стрит и нетерпеливо ждал появления всадника - любимого героя вестернов. Герой появился, но вдрызг пьяный, и на глазах у публики свалился с коня. Под громкий хохот и крики толпы Райдер вмиг отрезвел, вскочил в седло и с блеском продемонстрировал целое представление в духе "Дикого Запада" - все ковбойские трюки и потрясающе точные броски лассо. Тогда Пит считал пьянство моральной проказой, и этот эпизод мог полностью развенчать Райдера в его глазах. Но восхищение героем было столь велико, что он отпустил ему все грехи. Каким же маленьким фарисеем был он в те годы! Что касается Фарингтона [Джек Лондон], то по портретам на суперобложках биографических книг Фригейт хорошо запомнил его внешность. Он читал его рассказы и романы с десяти лет, а в пятьдесят семь написал предисловие к его собранию сочинений. В силу каких-то непонятных причин они оба - Райдер и Фарингтон - путешествовали под вымышленными именами. Фригейт не пытался проникнуть в их тайну, во всяком случае - пока. Но он загорелся желанием во что бы то ни стало попасть на борт "Раззл-Даззл". В этот момент Фриско Кид заявил во всеуслышание, что он и Текс готовы вести переговоры со всяким, кто пожелает записаться в команду. На палубу вынесли два складных стула, и перед усевшимися офицерами немедленно стала выстраиваться очередь желающих. Питер встал следом за тремя мужчинами и одной женщиной. Он внимательно прислушивался к задаваемым вопросам и прикидывал, что же ему следует отвечать своим нанимателям. 30 Сидя на бамбуковом стуле и покуривая сигарету, Фриско Кид внимательно осматривал Фригейта с ног до головы. - Питер Джайрус Фригейт, э? Американец. Средний Запад. Правильно? Вы смотритесь достаточно выносливым парнем. Когда-нибудь плавали? - На Земле - немного, обычно на небольших судах по реке Иллинойс. Но здесь - вполне достаточно: три года на катамаране и год - на двухмачтовой шхуне вроде вашей. Все это было совершеннейшим враньем. Ему удалось лишь три месяца попутешествовать на паруснике; времени хватило лишь для того, чтобы запомнить терминологию. - Гмм... А что - эти суда ходили в короткое или долгое плавание? - Некоторые - в долгое, - Фригейт обрадовался, что его не спросили о разнице между шхуной и катамараном; моряки очень любили это выяснять. Для Фригейта все, что плавало по реке, называлось лодкой; Фарингтон же был истинным мореплавателем, хотя и лишенным здесь моря. - В этих краях, - добавил Питер, - ветер обычно дует вверх по Реке. Поэтому большей частью мы шли против ветра. - Ну, некоторые ходят и по ветру, - отозвался Фарингтон. - Что вас заставляет наниматься на судно? - спросил Райдер. - Я по горло сыт здешней жизнью. Мне больше невмоготу это монотонное существование. Я... - Но на судне не легче, вы же прекрасно знаете, - прервал его Фарингтон. - Теснота, скученность, людей мало, но со всеми нужно уживаться. То же самое однообразие. - Конечно, я понимаю. Но мне хотелось бы добраться до конца Реки. Катамаран, на котором я плавал, сгорел, когда его команду пытались захватить в рабство. Шхуну потопил речной дракон... - Так. А капитаны этих двух судов? Кто они? - Катамараном командовал француз, де Грасс. А капитаном шхуны был сукин сын Ларсен, не то норвежец, не то датчанин. По-моему, на Земле он занимался охотой на тюленей. В том, что он сказал о Ларсене, не было ни слова правды, но надо отбивать атаки Фарингтона. Тот улыбнулся, прищурился и медленно спросил: - У Ларсена было прозвище - Волк? Питер сохранял полную невозмутимость. Нет, он не попадет в эту ловушку и не станет выкручиваться. Стоит Фарингтону уловить хоть малейшую фальшь, он ни за что не возьмет его на судно. - Нет, его прозвали Ублюдок. Ростом он был шести с половиной футов и слишком темноволос для скандинава. А глаза у него черные, как у араба. Вы его знали? Фарингтон отмолчался. Он придавил в пепельнице сигарету и прикурил другую. - Владеете ли вы луком? - спросил Райдер. - Конечно, я не Робин Гуд, но за двадцать секунд выпущу шесть стрел с весьма приличной точностью. Я изучал это искусство два десятилетия. Не стану выдавать себя за великого воина, однако я участвовал примерно в сорока крупных операциях и множестве мелких. Четырежды тяжело ранен. - Когда вы родились? - продолжал Райдер. - В 1918 году. Мартин Фарингтон посмотрел на своего помощника. - Полагаю, в детстве вы посмотрели множество фильмов? - Не больше других. - А ваше образование? - Я получил степень бакалавра по английской литературе, занимался философией, но читал лишь временами, от случая к случаю. Боже, как я всегда старался уклониться от чтения! - Я тоже, - бросил Фарингтон. Наступило молчание, и Райдер медленно произнес: - Да, наши земные воспоминания с каждым днем тускнеют. Это означало, что даже если Фригейт и видел Райдера в его фильмах, а портреты Фарингтона на его книгах, он должен об этом забыть. Вопрос капитана о его образовании, возможно, был связан с желанием иметь на судне достойного собеседника. На Земле его товарищи по плаванию обычно являлись людьми грубыми, необразованными и не могли разделять его духовных интересов. - Нам остается еще поговорить примерно с двадцатью претендентами, - сказал Фарингтон, - а потом сделать выбор. Решение вы узнаете к вечеру. Фригейту нестерпимо хотелось попасть на судно, но он боялся, что излишняя настойчивость отпугнет капитана и его помощника. Они странствовали под чужими именами, а потому осторожно подбирали людей. Чем это было вызвано, он еще не понимал. - Мы забыли еще кое о чем, - заметил Райдер. - На судне есть лишь одно место, и вашу подругу мы принять не можем. Это вам подходит? - Вполне. - Попытайтесь закрутить роман с Абигайл, - посоветовал Райдер, - если не имеете ничего против трех остальных ее поклонников и если, разумеется, она вам понравится. Пока что она не проявляла слишком большой неприступности. - Абигайл - женщина привлекательная, - ответил Питер, - но она не в моем вкусе. - Может быть, в вашем вкусе Мустафа? - усмехнулся Фарингтон. - Во всяком случае, сам он на вас посматривает. Фригейт бросил взгляд на подмигнувшего ему турка и, вспыхнув, отрезал: - А это меня привлекает еще меньше! - Тогда, чтобы избавиться от посягательств Бинса и Мустафы, дайте им это понять. - Фарингтон заговорил серьезно. - Я - не гомик, хотя это участь многих моряков. Любое судно - военное или торговое - змеиное гнездо содомского греха. Эти двое - настоящие мужчины, но совершенно безразличны к прекрасному полу. Они отличные моряки. Если вы уверены, что сумеете их отвадить, мы оставим вас в списке претендентов. Но предупреждаю заранее, на судне - никаких свар и грызни. Можете сводить счеты на берегу, и если мы кого-то потеряем, вы прихватите любую бабенку, которая вам приглянется. Но она обязательно должна быть хорошим матросом - на судне нет места для балласта. - Ну, если как следует приглядеться, то Абигайл выглядит вполне заманчиво, - ответил на это Питер. Все рассмеялись, и Фригейт отошел. Вскоре он оказался возле причала, тянувшегося вдоль мелкой искусственной бухты. Ее с большим трудом вырубили в плотном прибрежном дерне и выложили по краям каменными глыбами. Обычно здесь стояли мелкие суденышки и катамараны, но сейчас на воде покачивались два огромных плота, предназначенных для охоты на речных драконов. Вдоль берега тянулся ряд боевых каноэ, принимавших на борт до сорока человек, но служивших в настоящее время рыболовецкими судами. Повсюду на Реке виднелось множество малых и крупных лодок. "Раззл-Даззл" не могла подойти к пирсу. Она стояла на якоре у входа в бухту, за выступом огромных черных скал. Это было прекрасное, длинное и низкое судно, построенное из дуба и сосны без единого металлического гвоздя. Тонкие, но прочные паруса из шкуры речного дракона просвечивали на солнце. На носу вздымалась фигура сирены с факелом в руке. Шхуна казалась диковинной игрушкой. Как экипажу удалось сберечь ее? Большинство судов, плавающих на дальние расстояния, рано или поздно становились добычей мародеров. Подгоняемый беспокойством, Питер вернулся к Фарингтону и Райдеру. Переговоры шли полным ходом; около двух десятков мужчин и женщин дожидались своей очереди. Если так пойдет дело, то на болтовню будет потрачен весь день. Ничего не попишешь, придется идти домой. Он заглянул в хижину; на его счастье, Ева еще не вернулась, и Фригейту не пришлось с нею объясняться. Сегодня утром его ждала рабочая смена на фабрике по производству спирта. Прекрасный повод отвлечься от снедающих его мыслей! Фригейт направился туда по тропинке, что извивалась меж холмов. Деревья редели, хижин здесь почти не было. Поднявшись по склону самого высокого холма, он остановился у подножия горы; скалистая стена круто вздымалась над ним на высоту более трех тысяч футов. Сверху низвергался водопад, его прозрачные чистые струи наполняли вырубленный в камне бассейн. В просторном сарае, расположенном между бассейном и утесами, находилась фабрика. Фригейт миновал ее, поглядывая на множество перегонных аппаратов из стекла и бамбуковых трубок. Здесь стояла нестерпимая жара, от невыветрившегося запаха спирта было трудно дышать. Поднявшись выше, к поросшим лишайником склонам, Питер подошел к мастеру, чтобы получить скребок и разграфленную сосновую планку, на которой были выжжены его инициалы. На ней отмечались отработанные дни. - Скоро будем скрести камень деревяшками, - угрюмо пробурчал мастер. - Сланец и кремень придется оставить для оружия. Да, запасы кремня истощались. В долине Реки развитие техники шло в обратном направлении: от каменного века к деревянному. Человечество повернуло вспять. Фригейт подумал, сумеет ли он вывезти отсюда свое оружие с кремневыми наконечниками. Если его возьмут на шхуну, то по законам страны кремень нужно сдать. Пару часов он усердно трудился, соскребая зеленовато-серые стебли с каменистой почвы и складывая их в бамбуковые корзины. Другие рабочие спускали их вниз и опрокидывали содержимое в чаны. К полудню они прервали работу; близилось время обеда. Прежде чем спуститься вниз, Фригейт бросил взгляд на берег - там виднелся белый корпус шхуны, залитый солнечным светом. Нет, ни за что на свете он не упустит такого случая! Питер направился в хижину. Она была пуста. Ева пока не вернулась, и он вновь поспешил к берегу. За время его отсутствия очередь не стала короче. Он прошел до края равнины, где у подножий холмов короткую жесткую траву внезапно сменяли непролазные заросли. Кто провел эту демаркационную линию? Казалось, земля на склонах холмов ничем не отличается от почвы низины, но на возвышенностях трава доходила ему до груди. В полумиле от причала находилось стрельбище. Минут тридцать Фригейт стрелял из лука в травяную мишень, торчавшую на бамбуковом треножнике, затем перешел на гимнастическую площадку. Он сделал несколько коротких пробежек, потом долго прыгал и почти два часа упражнялся в каратэ и дзюдо. В конце концов, он совершенно выбился из сил, но зато вновь обрел уверенность и вкус к жизни. Его юное тело не знало, что такое ревматизм, ожирение, одышка; тут он избавился от всех болезней, что мучили его на Земле в зрелые годы. В прошлой жизни с тридцати семи лет и до пятидесяти он просидел за столом. Кабинетная работа почти прикончила его. Зря он расстался с местом на сталеплавильном заводе. Труд там был монотонным и нелегким, но он хорошо переносил жару и тяжелые нагрузки. Его мозг непрерывно генерировал новые сюжеты, он мог писать целыми ночами. Но стоило ему бросить завод и плотно усесться за письменный стол, как он начал пить. После восьми часов выстукивания на пишущей машинке проще всего было просидеть весь вечер перед телевизором, потягивая бурбон или виски. Воистину, телевизор - это худшее, что изобрело человечество в двадцатом веке, если не считать атомную бомбу и демографический взрыв! Он понимал это, и все же не мог оторваться от дурацкого ящика, торчал перед ним, как замороженный. 31 Вытирая с лица пот, Фригейт быстро спускался к Реке. Он миновал пустынный участок побережья и вышел к причалу, где протолкался до обеда, болтая со знакомыми. В толпе ему встретились два матроса с судна; там все еще шли переговоры. Когда же, наконец, кончится эта очередь? В назначенный час Фарингтон встал и громко объявил, что прием окончен. В очереди зашумели, но капитан остался непреклонен. К нему подошел глава Руритании "барон" Томас Буллит с помощниками. Буллит не удостоился большой славы на Земле. В 1775 году он исследовал водопады на реке Огайо в Кентукки - вблизи тех мест, где позднее вырос Луисвилл; потом его имя забылось. С Буллитом пришел его помощник Пауль Байс, датчанин шестнадцатого века. Согласно обычаю, они пригласили команду "Раззл-Даззл" на вечеринку, устраиваемую в честь прибытия судна. Повсюду на Реке люди с удовольствием принимали путников, приносивших свежие новости, слухи и занятные истории - лучшую плату за гостеприимство. Фарингтон принял приглашение, но заметил, что четверо членов экипажа останутся охранять судно. Вслед за толпой Фригейт направился к площадке с навесной крышей - местной ратуше. Фарингтон и Текс стояли в окружении власть имущих, болтая с их женами. Питер не был приобщен к избранному кругу, но знал, что позже строгий этикет нарушится - виски и вино уравняют всех. Он занял очередь за спиртным и тут увидел свою подругу. Ева Беллингтон стояла неподалеку от него. Она была высокой, черноволосой и голубоглазой женщиной - типичной красавицей из южных штатов. Ева родилась в 1850 году и умерла, не дожив лишь двух лет до своего столетия. Ее отец, богатый помещик-южанин, в годы войны служил в кавалерии Конфедерации в звании майора. Во время похода Шермана на Джорджию их плантация сгорела, и Беллингтон разорился. Он уехал в Калифорнию и стал там компаньоном богатого судовладельца. Ева вновь жила в достатке, но вскоре отец бросил семью - чего она не могла простить ему никогда. Женщины поселились у брата отца, красивого мужчины лишь на десять лет старше своей племянницы. Когда Еве стукнуло пятнадцать, он изнасиловал девушку - правда, как она сама признавалась, без большого сопротивления с ее стороны. Мать, узнав о беременности дочери, выстрелила в насильника, целясь в гениталии. Он прожил евнухом несколько лет в тюрьме и там же скончался. Стыдясь огласки, миссис Беллингтон переехала в Ричмонд, где ее нашел раскаявшийся муж. Сын Евы, которого она обожала, вырос красивым и стройным малым. После жесточайшей ссоры с дедом, он покинул Ричмонд и отправился на Запад в поисках удачи. Последнюю весточку от него Ева получила из Силвер-Сити; затем он пропал навсегда - во всяком случае, ни одно сыскное агентство не смогло обнаружить его следов. Вскоре миссис Беллингтон погибла при пожаре, а отец Евы, пытавшийся спасти ее, тут же умер от сердечного приступа. Ее первый муж скончался от холеры вскоре после этого несчастья. К пятидесяти годам она потеряла двух супругов и семерых из десяти детей. Если бы Маргарет Митчел и Уильям Тенесси сочинили в соавторстве роман, то вполне могли бы выбрать ее своей героиней. Питер часто повторял эту шутку, но Ева не находила ее забавной. За семь лет жизни в долине Ева избавилась от презрения к неграм и ненависти к северянам. Она даже полюбила одного из мерзких янки, однако Пит, дабы не подвергать ее любовь излишним испытаниям, воздерживался от рассказа о своем прадеде, участнике "подлого" марша Шермана. Получив свою порцию спиртного, он направился к Еве, все еще стоявшей в очереди. Питер спросил, где она пропадала целый день. Оказывается, ей нужно было о многом подумать, и она отправилась прогуляться. Предмет ее размышлений не был секретом для Фригейта - между ними назревал разрыв; уже несколько месяцев они, внезапно охладев, все больше отдалялись друг от друга. Питер тоже задумывался об их отношениях, но пока не начинал решающего разговора. Предупредив Еву, что они увидятся позже, он стал кружить около Фарингтона. Райдер отправился танцевать; он лихо отплясывал с женой Буллита и распевал во все горло. Питер покорно ждал, пока капитан кончит рассказ о своих злоключениях на золотых приисках Юкона в 1899 году. Поведав о потере нескольких зубов от цинги, он перешел к более веселым подробностям. Наконец, Фригейту удалось спросить: - Мистер Фарингтон, вы пришли к какому-то решению? На языке у капитана уже вертелась следующая история, и он недоуменно моргнул покрасневшими веками. - О-о! Да, да. Вас... ммм... зовут Фригейт, верно? Питер Фригейт. Тот, что много читал. Да, у нас с Томом все решено. В конце вечеринки мы объявим о своем выборе. - Надеюсь, я вам подошел. Мне действительно очень хочется отправиться с вами. - Энтузиазм - весьма ценное качество, - отозвался Фарингтон, - но опытность еще дороже. Нам нужен человек, в котором сочеталось бы и то, и другое. Питер глубоко вздохнул и с отчаянием произнес: - Значит, меня отвергли. Ну, а если бы я был неграмотным, то что бы вы сказали? Мне остается только пожалеть, что я такой, какой есть. - Вам на самом деле это так важно? - улыбнулся капитан. - Но почему? - Потому, что я хочу добраться до конца Реки. - Вот как? И вы надеетесь найти там решение всех ваших проблем? - "Мне не надобно миллионов, а надобно мысль разрешить", - сказал Фригейт. - Это слова одного из персонажей "Братьев Карамазовых" Достоевского. - Грандиозно! Я много слышал о Достоевском, но мне не довелось его читать. Думаю, в мое время еще не было английских переводов его романов. - Ницше утверждал, что русские романы многое открыли ему в психологии, - добавил Питер. - Э-э, Ницше? Вы хорошо его знаете? - Я читал его на английском и на немецком... Он - великий поэт. Немецкие философы писали обычно водянистой, размытой прозой; а читая Шопенгауэра и добираясь до сути, рискуешь или заснуть или получить нервное расстройство. Но Ницше - другое дело. "Человек - это мостик над пропастью, лежащей между животным и сверхчеловеком", - процитировал он. - Возможно, я что-то уже забыл; я читал "Так говорил Заратустра" черт знает когда... Пожалуй, я готов поверить в эту концепцию, но сверхчеловека я понимаю иначе, чем Ницше. Истинный сверхчеловек, мужчина или женщина - неважно, - это личность, которая полностью реализовала свои возможности и живет по законам добра, сострадания, любви. Личность, независимая в своих суждениях и лишенная стадности. Только тогда это истинный и несгибаемый сверхчеловек. - Наверное, вы считаете воплощением идей Ницше роман Джека Лондона "Морской волк"? Питер на минуту замолк. - А вы его разве читали? - Неоднократно, - усмехнулся Фарингтон. - Так как же насчет Волка Ларсена? - Мне думается, что он - сверхчеловек скорее в понимании Лондона, чем Ницше. Это воплощение его идеала. Ницше отпугнула бы жестокость Ларсена. Помните, Лондон заставил его умереть от опухоли мозга - возможно, он хотел внушить читателям мысль, что сверхчеловек Волк Ларсен изначально обречен. Но Лондон явно переоценил способности литературных критиков - они просто не заметили эту деталь. Кроме того, он показал человека - пусть, сверхчеловека - сущностью которого являлось животное начало. Он - часть Природы и, несмотря на свой ум, не может избежать воздействия своих страстей. Он - животное, зверь, а потому и подвержен такой болезни, как опухоль мозга. "Так рушится могущество". - Однако, - продолжал Фригейт, - в Ларсене было и то, что ценил сам автор. Лондон жил в жестоком мире и считал, что выжить в нем можно лишь с помощью сверхжестокости. Но он был и провидцем. Изыскивая возможности для людей вырваться из пропасти инферно, он видел выход в социализме и надеялся, что в нем человечество обретет избавление от страданий. В то же время, Лондон - крайний индивидуалист, и эта его особенность всегда вступала в противоречие с идейными убеждениями. В конце концов, он утратил веру в социализм - за что был осужден собственной дочерью в ее книге воспоминаний [Джоан Лондон "Джек Лондон и его время", 1968 г., на русский не переводилась]. - Этого я не знал, - задумчиво произнес Фарингтон. По-видимому, она написала ее после моей смерти. А что еще вы знаете о ней? Кажется, клюнуло, подумал Фригейт, судорожно вспоминая все, что знал о судьбе Джоан. - Она являлась активным членом социалистической партии и умерла, по-моему, в 1971 году. Ее книга об отце написана весьма откровенно... она даже не скрывает, что отец ревновал ее мать к молодым женщинам. Что же касается самого Лондона, то я думаю, ему хотелось стать Волком Ларсеном, чтобы избавиться от сопереживания скорбям людским. Ему представлялось, что человек, свободный от сострадания, неуязвим. Но сам он всю жизнь нес в себе это чувство, хотя готов был им пожертвовать, пусть даже ценой умерщвления души. Как и прочих людей, писателей тоже раздирают противоречия; и величайшие из них - всегда загадка для критиков. "Когда небес разверзнется покров и разольются воды широко, лишь человек единственной загадкой станет". - Это мне нравится! - воскликнул Фарингтон. - Кто это написал? - Каммингс. А вот моя любимая строчка: "Послушай! Вселенной двери распахнулись в ад... Войдем же!" Питеру показалось, что он выразился слишком туманно, но, похоже, Фарингтон хорошо его понял. Если он окажется на судне, то подобные темы могут вызвать раздражение капитана. Сведения Фарингтона об учении Ницше получены, в основном, из бесед с одним из его друзей - Страун-Гамильтоном. Он пытался читать Ницше, но внимание писателя задерживалось на поэтических образах, смысла же философии он так и не постиг. Как Гитлер, он выхватывал из учения немецкого философа лишь то, что ему импонировало, и отбрасывал остальное. Правда, Фарингтон - не чета Гитлеру... - Ну, что еще рассказать вам о Лондоне? - продолжал Фригейт. - Пожалуй, лучше всех написал о нем Льюис Петтон: "Его можно критиковать, но обойтись без него нельзя". Это очень понравилось Фарингтону, однако он пожелал сменить тему. - Закончим с Лондоном... в другой раз мы еще потолкуем о нем, - он приложился к своей кружке, потом пристально взглянул на Фригейта. - Послушайте! Ваши идеи о сверхчеловеке весьма похожи на то, что проповедует Церковь Второго Шанса. Звучат они, правда, получше, чем у одного из наших матросов. Да вы его знаете - маленький араб... точнее, - испанский мавр двенадцатого века. Но он не относится к миссионерам Церкви. Фарингтон указал на человека, уже знакомого Фригейту. Тот сидел в кружке руританцев, прихлебывая вино и покуривая сигарету. Его рассказы, видимо, забавляли окружающих - они от души смеялись. Невысокого роста, но сильный и гибкий, этот человек напоминал юного Джимми Дюранта. - Нур-эд-дин-эль-Музафир, - назвал его капитан. - Для краткости - Нур. - Это значит - Странник Светоча Веры, - перевел с арабского Фригейт. - Вы знаете арабский? Я вот никогда не сумел выучить ни одного языка... разве только эсперанто. - Я просто нахватался слов из "Арабских сказок" Бартона, - Фригейт помолчал. - Так что же будет со мной? Вы меня не берете? - И да, и нет, - Фарингтон расхохотался, взглянув на растерянное лицо Питера, и хлопнул его по плечу. - Умеете держать язык за зубами? - Как траппистский монах. - Тогда вот что я вам скажу, Пит. Мы с Томом хотим здесь избавиться от Канака. - Он указал на громадного полинезийца, облаченного в белые одежды, с огромным красным цветком в черных курчавых волосах. - В свое время он был лучшим гарпунером на китобойном судне. Но мне нужны образованные люди, а он, конечно, книги в руках не держал. Возможно, мое требование попахивает снобизмом, но что поделаешь? Так вот, вас примут на судно... во всяком случае, таково мое решение. Нет, подождите ликовать! Мне еще нужно поговорить с Томом. Минутку, я сейчас вернусь. Он нырнул в толпу танцующих, схватил Райдера за руку и, не обращая внимания на сопротивление, потащил в сторону. Фригейт мог только гадать, что ждет его впереди. У этих двоих была какая-то важная причина путешествовать под чужими именами. Опасаясь разоблачения, они могут исчезнуть, оставив его здесь, но могут и взять с собой, если убедятся, что он не из болтливых. Сейчас, вероятно, Фарингтон наверняка желает выяснить, почему человек, так хорошо знакомый с произведениями Лондона, не узнал его самого. Возможно, капитан ведет какую-то игру, подозревая, что Фригейт питает некие темные замыслы... Во всяком случае, физическая расправа ему не грозит - ни Фарингтон, ни Райдер не были убийцами. Правда, в этом мире люди менялись - и не всегда к лучшему. К нему подошел Райдер, пожал руку и сказал, что будет рад видеть его на судне. Через несколько минут Фарингтон остановил музыкантов, чтобы во всеуслышание объявить о выборе нового матроса. Лишь после этого Фригейт собрался с силами, отвел Еву в сторонку и сказал о своем отъезде. - Да, я знаю, что ты хочешь уйти на этом судне, - довольно спокойно сказала она. - Здесь трудно сохранить что-нибудь в тайне, Питер. Мне только больно, что ты скрыл это от меня. - Я пытался предупредить тебя, но ты ушла из дома... Я не знал где тебя найти. Ева расплакалась. Глаза Питера тоже увлажнились. Потом женщина быстро вытерла слезы. - Я плачу не из-за твоего отъезда. Мне горько, что умерла наша любовь, хотя я понимаю, что со временем все проходит. - Я все еще люблю тебя. - Но не так уж сильно, верно? Мне не следует упрекать тебя, Пит, я и сама не лучше. А мне так хотелось, чтобы мы оба любили друг друга... как прежде... - Ты встретишь другого. И мы расстаемся не врагами... - Да, все к лучшему. Хуже жить с человеком, который тебя не любит. Сейчас, когда любовь ушла, мне было бы тяжело с тобой. Он привлек Еву к себе, собираясь поцеловать, но она подставила лишь щеку. - Прощай, Пит. - Я тебя никогда не забуду. - У нас было много хорошего, - и Ева ушла. Питер вернулся в толпу. Его поздравляли, но он не ощущал радости. Прощание с Евой не выходило из головы, и общее внимание становилось ему в тягость. Буллит торжественно пожал его руку. - Мне очень жаль, что вы уезжаете, Фригейт, - заявил он. - Вы были образцовым гражданином. Осталась небольшая формальность. - Он обернулся к стоявшему рядом чиновнику. - Мистер Армстронг, пожалуйста, примите оружие у мистера Фригейта. Питер не протестовал. В свое время он дал клятву вернуть оружие в случае отъезда. Но свой меч он не принес, припрятав его еще утром. Последняя память о жизни в Руритании... о Еве, украсившей вышивкой перевязь... Он заберет меч с собой. Этой ночью он снова вернулся в прошлое, к прежнему сну, когда, стоя голышом перед домом, он бросал камешки в окно спальни в тщетной надежде разбудить Рузвельта. Он обогнул дом, пытаясь открыть какое-нибудь окно, и вдруг обнаружил распахнутую дверь. Ему удалось тихо проскользнуть через переднюю в кухню; теперь оставалось сделать лишь пару шагов до противоположной двери, откуда шел коридор к лестнице, что вела на второй этаж. Ступеньки скрипели, он старался наступать на самый краешек. В этот момент он заметил, что дверь в спальню родителей, где спали и младшие дети, открыта; комнату заливал лунный свет. Старомодная постель отца и матери зияла пустотой; пусты были кроватки сестры и брата. Не оказалось на месте и Рузвельта. В смятении Питер обернулся к окну: перед ним зияла пустотой собачья будка. Все, даже пес, исчезли без следа. Что за таинственное преступление произошло здесь? 32 - Учебный дирижабль будет готов через месяц, - объявил однажды Файбрас. - Первый полет совершит Джил Галбира, наш самый опытный пилот. Я назначаю ее командиром этого корабля. Ну, как, Джил? Теперь уж вам не удастся обвинить меня в пристрастности. Окружившие Джил мужчины принялись поздравлять ее, хотя с довольно кислыми минами. Казалось, искреннюю радость испытывал лишь Сирано; только опасение рассердить ее удержало француза от поцелуя. Но, повинуясь внезапному порыву, Джил притянула его к себе и крепко обняла. Через двадцать минут Файбрас, Мессне, Пискатор, Джил и десяток инженеров вновь склонились над чертежами дирижабля. За три недели изнурительной работы они составили всю техническую документацию, от расчетов до чертежей, с помощью компьютера. Машина дала возможность предельно ускорить проектирование, выявить допущенные ошибки, внести поправки, а главное, - перепроверить все математические выкладки, сделанные ранее вручную. Напряжение этих недель не прошло даром. Джил чувствовала, что стоит на пороге нервного срыва, и начала по два часа в день заниматься фехтованием. Она увлекалась этим видом спорта еще на Земле, но здесь пришлось приобретать совсем новые навыки. Рапиры в Пароландо были легкими и гибкими, а мишенью считалась любая точка тела. - Вы еще не научились правильно парировать быстрые удары, - говорил ей Сирано, - но придет время, и вы можете стать серьезным соперником. А когда-то она отлично фехтовала. Ее великий учитель, олимпийский чемпион, уверял, что при постоянных тренировках она могла бы претендовать на самые высокие награды в мировых чемпионатах. Однако работа отнимала все время, и на занятия в спортивном зале его почти не оставалось. Но Джил обожала фехтование. Ей казалось, что в нем есть какое-то сходство с шахматами, еще одной ее любовью. Она испытывала удовольствие, просто касаясь клинка и вспоминая полузабытые навыки. Но настоящую радость ей приносили победы над большинством ее противников-мужчин. Джил считали неуклюжей из-за высокого роста, но, взяв в руки рапиру, она преображалась, приобретала ловкость и даже известное изящество. Она не могла победить лишь двоих. Одним был Раделли, итальянский мастер, автор "Руководства по фехтованию на рапирах и саблях", опубликованного в 1885 году. Другим - бесспорный чемпион Савиньен Сирано де Бержерак. Он поражал ее... Сирано умер в середине семнадцатого века, когда техника фехтования только начала развиваться. Итальянцы закладывали основы современного боевого искусства, и лишь к началу девятнадцатого столетия сформировалась настоящая школа. Репутация Сирано как величайшего фехтовальщика всех времен сложилась вне конкуренции с серьезными противниками позднейших столетий, и Джил всегда казалось, что она сильно преувеличена. Истинной правды о схватке у Нэльской башни не знал никто, кроме француза, а сам он о ней помалкивал. Здесь Сирано обучился всем тонкостям современного поединка у Раделли и Борсоди. Через четыре месяца непрерывных занятий он превзошел своих учителей, через пять - был вновь, как некогда, непобедим. Постепенно Джил преодолела скованность и даже приобрела некоторый блеск в бою. Ей не раз удавалось выигрывать шестиминутные схватки у опытных мастеров с преимуществом в одно очко. Но Бержераку она всегда проигрывала - ей не хватало быстроты, стремительности. Пока она наносила один укол, он успевал сделать пять выпадов. Но даже этот один он словно допускал из милости, стараясь смягчить горечь поражения. Однажды после боя она в раздражении запретила ему щадить ее самолюбие. - Даже если бы я был влюблен в вас и желал оградить от боли, - возмутился он, - то и тогда не играл бы в поддавки! Это бесчестно! Считается, что в любви и на войне все средства хороши, но этот девиз не для меня. Нет, у вас хороший удар, есть быстрота и уменье. - Однако, если бы мы сражались всерьез, вы могли убить меня первым же ударом. Он поднял маску и вытер лоб, мокрый от пота. - Верно. Не собираетесь ли вы вызвать меня на дуэль? Все еще сердитесь на меня? - За то, что случилось на берегу? Нет. - Тогда из-за чего же, осмелюсь вас спросить? Она не ответила, и Сирано, подняв бровь, истинно галльским жестом пожал плечами. Да, он превосходил ее как фехтовальщик. Сколько бы она ни тренировалась, сколько ни тратила усилий, чтобы превзойти его - мужчину! - все равно она проиграет, как проигрывала до сих пор. Она попыталась взять реванш в другом. Однажды во время схватки Джил начала издеваться над его невежеством и суевериями. Сирано ответил яростной атакой. Однако он не потерял головы: хладнокровно, с фантастической точностью предугадывая каждое ее движение, он нанес ей пять уколов за полторы минуты. Джил была покорена и извинилась перед ним. - Как глупо смеяться над пробелами в ваших познаниях и над вашими религиозными заблуждениями, - покаялась она. - В конце концов, вы же не виноваты, что родились в 1619 году. Мне не надо было доводить вас до бешенства. Это никогда не повторится; прошу вас - простите меня. - Значит, все гадости, что вы наговорили, - только уловка? Лишь способ взять верх в поединке? Здесь ничего не направлено против меня лично? - Должна признаться: я хотела, чтобы вы потеряли самообладание. В тот момент мне действительно казалось, что вы - невежественный простофиля, живое ископаемое. Во мне все кипело... - После минутного молчания она робко поинтересовалась: - Это правда, что на смертном одре вы покаялись в своих грехах? Француз побагровел, его глаза гневно блеснули. - Да, мисс Галбира. Действительно, я заявил, что виновен в богохульстве и безверии, и просил Господа о прощении. Я сделал это! Я, ненавидевший разжиревших, самодовольных, невежественных, лицемерных попов и их бесчувственного, беспощадного Бога! Поймите... вы жили в мире, свободном от предрассудков, и даже представить себе не можете ужас перед вечным огнем, вечными муками в аду... Вы не в силах вообразить этот треклятый, въевшийся в душу страх... С самого детства он начинал пропитывать нашу плоть и наш мозг... Вот почему в свой смертный