себя упрекнуть в непосредственном предательстве. - Я слушаю вас, - кивнул Спрюс. - Согласно моей гипотезе, вы - землянин. Вы принадлежите времени, наступившему много позже 2008 года. Вы, должно быть, потомок тех немногих, кому удалось избежать воздействия моего сканирующего устройства. Судя по уровню технологии и энергетики, требуемой для переоборудования поверхности планеты в единую Речную Долину, ваша эпоха наступила через много столетий после двадцать первого века. Попробуем-ка сейчас угадать. Пятидесятое? Спрюс посмотрел на огонь и медленно произнес: - Добавьте еще две тысячи лет. - Если эта планета таких же размеров, как Земля, то вместить она может не так уж много людей. А поэтому где все остальные - мертворожденные, дети, умершие до пяти лет, где слабоумные, сумасшедшие, где те, которые жили на Земле после двадцатого столетия? - Где-нибудь в другом месте, - пожал плечами Спрюс. Он снова взглянул на огонь, губы его сжались. - У моего народа, - заметил Монат, - существует гипотеза, что в будущем нам удастся заглянуть в прошлое. Я не буду вдаваться в подробности, но возможно, что прошедшие события можно будет обнаружить визуально, а затем записать. Путешествие во времени не такая уж фантастическая идея. Но что, если ваша цивилизация способна совершить то, о чем мы сейчас теоретизируем? Что если вы записали каждое человеческое существо, когда-либо жившее? Отыскали эту планету и на ней создали Речную Долину? Где-то, может быть, под поверхностью планеты, вы установили преобразователи энергии, ну, скажем, энергии магмы планеты, и поместили какие-то устройства для воссоздания человеческих существ? Может быть, вы используете биотехнологию для омоложения тел, для восстановления конечностей, глаз и так далее, а также для исправления физических недостатков? Затем, - Монат перевел дыхание, - вы делаете новые записи заново созданных тел и храните в каком-то огромном запоминающем устройстве. Позже вы уничтожаете старые воссозданные тела и снова воссоздаете их с помощью проводящего материала, используемого также и в чашных камнях. Все, о чем я говорю, вполне можно спрятать под землей. Насколько я понимаю, в нашем Воскрешении нет ничего сверхъестественного? Но нас всех мучает только один главный вопрос: Зачем??? - Если бы у вас была такая возможность, не подумали бы вы о том, что это ваш этический долг? - спросил Спрюс. - Да! Но я бы не воскрешал недостойных! - А что если другие не согласятся с вашими критериями? - усмехнулся Спрюс. - Уж не думаете ли вы, что вы настолько мудры и добродетельны, чтобы судить? Не поставите ли вы себя в этом случае на один уровень с Богом? Нет, вторая возможность должна быть у всех, вне зависимости от таких качеств, как грубость, эгоизм, тупость или ничтожность. После этого это уже будет не их дело... Он замолчал, будто раскаиваясь в своей вспышке и показывая своим видом, что он разговаривать больше не намерен. - Кроме того, - сказал Монат, как бы не замечая реакции Спрюса, - вы, наверное, хотели провести изучение человечества с точки зрения его истории. Записать все земные языки, обычаи людей, их мировоззрение, жизненный путь. Для этого вам нужны агенты, которые, смешавшись с людьми, делали бы записи, наблюдения, проводили исследования. Вопрос: сколько времени может занять воплощение этого замысла? Тысячу лет? Две тысячи лет? Десять? Миллион? И как насчет нашей будущей ликвидации? Или нам суждено оставаться здесь вечно? - Вы здесь будете оставаться столько, сколько понадобится для вашего выздоровления, - выкрикнул Спрюс. - И только после этого... Он закрыл рот, сверкнул глазами, а затем все же, очевидно, пересилив себя, заявил: - После длительного контакта с вами даже самые крепкие заражаются чертами, характерными вашему роду. После возвращения приходится проходить реабилитацию, чтобы избавиться от них. Я уже давно ощущаю себя запятнанным... - Поместите его над огнем, - приказал Таргофф. - Мы вытянем из него всю правду. - Нет, нет! Вам этого не удастся! - закричал Спрюс. - Не удастся! Мне давным-давно следовало это сделать! Но кто знает, может быть... Он упал на землю, и кожа его стала быстро голубеть. Доктор Стейнберг, один из членов Комитета, осмотрел его. Но и без этого всем давно стало ясно, что этот человек умер. - Нужно убрать его отсюда, - сказал Таргофф. - Я бы посоветовал сделать вскрытие. Мы будем ждать ваш отчет, доктор. - Каменным ножом, без необходимых препаратов, без микроскопа? Какого рода отчет вы ожидаете? - вскричал Стейнберг. - Впрочем, было бы очень интересно, в самом деле, взглянуть на внутренности этого существа. "Спрюса" унесли. - Я рад, что он не заставил нас признаться в блефе, - сказал Бартон. - Если бы он молчал, то нам ничего не оставалось бы делать, как признать себя побежденными. - Значит, вы действительно не собирались подвергать его пыткам? - удивился Фригейт. - Хотя я надеялся, что вы запугивали его. Правда, черт вас знает. Голова идет кругом. От вас всего можно ожидать. По крайней мере, я бы сразу же ушел, скорее всего, навсегда бы ушел от вас. - Ну, ну, Питер, - начал успокаивать американца Руах. - У нас никогда не было никаких кровожадных намерений относительно этого лже-Спрюса. Он прав, если бы мы применили пытки, то были бы ничуть не лучше Геринга и его приспешников. Но мы могли бы использовать против него другие средства. Например, гипноз. Если мне не изменяет память, вы, Бартон, на Земле были специалистом в этой области? Бартон кивнул, но ничего не ответил. - Но вот в чем неприятность, - начал Таргофф, - мы ведь так и не знаем, добрались ли мы до истины. Может быть, он нам все врал. Монат выдвигал предположения, и если они были неверны, Спрюс мог довольно легко увести нас в сторону, соглашаясь с этими выдумками. Я бы сказал, что сейчас ни в чем нельзя быть уверенным относительно этого дурацкого допроса. Надо было действовать как-то по другому. Они согласились в одном. Теперь, когда Они, кем бы Они не были, знают о зрительных способностях Казза и его соплеменников, возможность обнаружить еще одного их агента отпадает. Они наверняка предпримут надлежащие меры для исправления своей ошибки. Стейнберг вернулся ровно через два часа. - Нет ничего, чем бы он отличался от любого другого представителя вида "гомо сапиенс". Кроме вот этого небольшого устройства. - Он протянул черный блестящий шарик, размером со спичечную головку. - Я обнаружил это на поверхности лобной доли мозга. Он подсоединялся с помощью проволочек к некоторым областям мозга и был заметен только под определенным углом зрения. Мне просто повезло, что я это обнаружил. Я думаю, что Спрюс убил себя с помощью этого устройства, буквально подумав, что надо умереть. Каким-то образом шарик преобразует желание умереть в соответствующее действие. Возможно, он реагирует на мысль выделением какого-нибудь яда, распознать который у меня сейчас нет никакой возможности. - С этими словами он передал шарик членам Комитета. Глава 18 Тридцатью днями позже, перед самым восходом солнца, Бартон, Фригейт, Руах и Казз возвращались из плавания вверх по Реке. Вокруг них клубился густой холодный туман, поднимавшийся в эти последние часы ночи над Рекой на высоту до 5 - 8 футов. Ничего не было видно далее, чем на длину прыжка с места сильного мужчины. Бартон стоял на носу одномачтовой бамбуковой лодки. Он знал, что они находятся недалеко от западного берега, так как в относительно мелких местах течение заметно ослабевало, а они только что свернули с середины Реки к левому берегу. Если его расчеты верны, они должны находиться поблизости от развалин "чертогов Геринга". В любое мгновение он ожидал увидеть полосу более интенсивной тьмы, возникающую из темных вод - берег земли, которую он теперь называл Домом. Дом для Бартона всегда был местом, из которого он отправлялся в очередное путешествие, местом отдыха, временной крепостью, где можно без помех писать книгу о своей последней экспедиции, берлогой, где зализывались раны, боевой рубкой, из которой он высматривал новые земли, подлежащие обследованию. Всего лишь через две недели после смерти Спрюса Бартон ощутил необходимость податься в какое-нибудь другое место. Он прослышал, что на западном берегу, примерно в 100 милях вверх по Реке, обнаружили медь. Это был берег, заселенный на протяжении пятнадцати миль сарматами пятого века до н.э. и голландцами из тринадцатого века н.э. Бартон не очень-то верил в правдивость этого слуха, но это давало ему долгожданный повод отправиться в путь. Он пустился в плавание, не обращая внимания на мольбы Алисы взять ее с собой. Теперь, месяц спустя, после многих приключений - некоторые из них были даже весьма приятными - они были почти дома. Слух оказался вовсе не беспочвенным. Медь была, но в ничтожных количествах. Поэтому четверка забралась в свою лодку, предвкушая легкое плавание вниз по течению с наполненными непрекращающимся ветром парусами. Днем они плыли, приставая к берегу во время еды повсюду, где встречались дружелюбные люди, позволявшие странникам воспользоваться своими чашными камнями. Ночью они или спали среди дружественных аборигенов, или плыли в темноте мимо враждебных берегов. Последним этапом их поездки стал проход опасного участка Реки после захода солнца. Прежде чем попасть домой, нужно было пройти мимо сектора долины, в котором на одной стороне жили охочие до рабов мохауки восемнадцатого века, а на другой столь же алчные карфагеняне третьего века до н.э. Проскользнув мимо них под покровом тумана, они почувствовали себя почти что дома. Внезапно Бартон произнес: - Вот и берег! Пит, спускай мачту. Казз, Лев, за весла! Через несколько минут после достижения берега они вытащили свое легкое судно из воды и затащили на пологий берег. Теперь, когда они выбрались из тумана, стало видно, как светлеет небо над восточными горами. - Считавшиеся мертвыми возвращаются живыми! - продекламировал Бартон. - Мы в десяти шагах от чашного камня у развалин. Он окинул взглядом бамбуковые хижины. Нигде не виднелось ни одной живой души. Долина спала. - Вам не кажется, - удивился он, - странным то, что до сих пор никто еще не поднялся? По крайней мере, нас должны были окликнуть часовые! Фригейт указал в сторону смотровой башни справа от них. Бартон выругался: - Черт побери, эти негодяи или спят, или бросили свой пост! Но он уже почувствовал, что дело было не этом. Он ничего не сказал остальным, но только ступив на берег, он уже был уверен, что здесь что-то неладно. Высоко поднимая ноги в высокой траве, он побежал к хижине, в которой жил вместе с Алисой. Алиса спала на ложе из бамбука и травы справа от входа, завернувшись в одеяло из полотнищ, скрепленных магнитными застежками, так что виднелась только одна голова. Бартон откинул одеяло, встал на колени перед свернувшимся на низком ложе в калачик телом и приподнял ее за плечи. У нее был здоровый цвет лица и нормальное дыхание. Бартон трижды окликнул ее по имени. Женщина продолжала спать. Он резко ударил ее по щекам, отчего на них быстро проступили красные пятна. Веки ее дрогнули, но через мгновение она снова спала крепким сном. К этому времени подоспели Фригейт и Руах. - Мы заглянули в несколько хижин, - сказал Фригейт. - Все спят. Я попробовал разбудить одну пару, но безрезультатно. Что-то здесь неладно! - Кто, как вы думаете, усыпил их? И кому это может понадобиться? - спросил Бартон. - Что? Да! Именно, Спрюс! Спрюс и его шайка! - Зачем? - В голосе Фригейта зазвучал испуг. - Они ищут меня! Они, должно быть, пришли под покровом тумана и каким-то образом усыпили всю эту местность! - Это несложно сделать усыпляющим газом, - заметил Руах. - Хотя люди, обладающие таким могуществом, как Они, могут иметь устройства, которые нам и не снились. - Они ищут меня, - тихо повторил Бартон. - Если это так, то Они, возможно, вернутся сюда следующей ночью, - кивнул Фригейт. - Но зачем Им искать вас? За Бартона ответил Руах. - Потому что он, насколько нам известно, единственный человек, проснувшийся на стадии, предшествовавшей Воскрешению. Почему такое случилось - неизвестно. Очевидно, произошло что-то непредвиденное. Возможно, это тайна и для Них. Я склонен думать, что Они обсуждали этот случай и в конце концов решили похитить Бартона для наблюдений или какой-нибудь другой только им известной цели. - Наверное, Они хотят стереть в моей памяти все, что я видел в той камере с плавающими телами, - пожал плечами Бартон. - И Они вполне могут сделать это. По крайней мере, мне кажется, что для их науки это не проблема. - Но вы уже многим рассказали об этом, - удивился Фригейт. - Какой смысл Им ловить вас? Все равно Им не удастся выследить всех людей, с которыми вы поделились своими впечатлениями по этому поводу, а тем более убрать из их памяти ваш рассказ. - Разве в этом есть необходимость? А кто поверил моему рассказу? Иногда я сам в нем сомневаюсь! - Любые мудрствования сейчас бесплодны, - сказал Руах. - Нам следует что-то решительно предпринять! - Ричард! - пронзительно вскрикнула Алиса, и все повернулись в ее сторону. Она сидела и с ужасом смотрела на них. В течение нескольких минут они втолковывали ей, что же произошло. Наконец она сказала: - Поэтому-то туман и покрыл землю! Мне тогда это показалось странным, но, разумеется, я никогда не смогла бы сообразить, что происходит на самом деле. - Забирайте свои чаши. Все, что хотите взять, сложите в мешки. Мы уходим прямо сейчас. Я хочу убраться отсюда еще до того, как начнут просыпаться остальные, - решительно заявил Бартон. Алиса еще шире раскрыла глаза: - Но куда мы пойдем? - Куда угодно! Нам нельзя здесь оставаться! Мне тоже не хочется уходить, поверьте мне, но оставаться здесь и бороться с Ними - пустая трата времени. Так я даю Им фору - Они ведь знают, где я нахожусь. Я уже говорил вам, что моя цель - найти истоки Реки. И даже если туда нет пути, я обязательно его найду - можете закладывать свои души! Тем временем, я уверен, Они будут искать меня повсюду. Тот факт, что Они еще не нашли меня, позволяет предположить, что у Них нет средств для мгновенного обнаружения любого человеческого индивидуума. Они, может быть, и заклеймили нас как скотину, - он указал на незримый символ на своем лбу, - но даже среди скота есть бродяги. А мы, к тому же, скот с мозгами! Он повернулся к остальным: - Я вас всех приглашаю идти. Идти вместе со мной. И если вы согласитесь, я буду очень польщен. - Я должен взять Моната, - сказал Казз. - Думаю, что он не захотел бы оставаться. Бартон поморщился: - Старый милый Монат! Мне ужасно не хочется этого делать, но я не могу иначе! Он не может идти вместе со мной! Он слишком выделяется. Их агентам не составит особого труда определить местонахождение любого, кто обладает такой запоминающейся внешностью! Мне очень жаль, но он должен остаться здесь! В глазах Казза застыли слезы. Надтреснутым голосом он произнес: - Бартон-нак, значит, я тоже не могу идти? Ведь я тоже сильно выделяюсь среди людей! Бартон почувствовал, что слезы наполняют его собственные глаза. - В твоем случае мы можем рискнуть. В конце концов, твоих соплеменников здесь должно быть довольно много. Во время нашего путешествия мы уже видели, если не ошибаюсь, человек тридцать или больше. - Но до сих пор ни одной женщины, Бартон-нак, - печально покачал головой Казз. Но тут же улыбнулся. - Но может быть, мне все же повезет, если я пойду с вами, Бартон-нак, вверх по Реке? Но улыбка тут же сбежала с его лица. - Нет, черт побери! Я не пойду! Я не могу причинить боль Монату. Он и я... Другие считают, что мы уродливы как чудовища. Поэтому мы стали как братья. Он - не мой "нак", но ближе всех остальных к этому. Поэтому я остаюсь! Он подошел к Бартону, сжал его в объятиях так, что тот едва не испустил дух, отпустил, пожал руки остальным, заставив их корчиться от боли. Повернулся и поплелся прочь. Руах, держась за онемевшую руку, прошептал: - Ваша затея бесплодна, Бартон. Разве вы не понимаете, что можно плыть по этой Реке хоть тысячу лет и все равно быть в миллионе миль, если не больше, от ее конца? Я тоже остаюсь здесь! Мои соплеменники нуждаются во мне! Кроме того, Спрюс четко дал понять, что мы должны стремиться к духовному совершенству, а не бороться с Теми, кто дал нам возможность существовать. На смуглом лице Бартона сверкнули зубы, он поднял чашу, как будто она была оружием. - Я не просил помещать меня сюда! Как и не просил рождения на Земле! И я не намерен раболепствовать перед чьими-то предписаниями! Я намерен во что бы то ни стало отыскать истоки этой Реки. Разве вам это не интересно? И даже если я не сделаю это, то, по крайней мере, получу удовольствие и очень многое узнаю по дороге. Вскоре жители долины начали появляться из дверей своих хижин, спотыкаясь и позевывая, потирая опухшие лица. Руах не смотрел на них, он глядел на то, как тугой парус гнал против течения Реки небольшую бамбуковую лодку. За рулем стоял Бартон. Он обернулся только один раз и помахал чашей. Солнце заиграло на ней множеством сверкающих зайчиков. Руах подумал, что Бартон, наверное, действительно счастлив тому, что его вынудили принять подобное решение. Теперь он сможет избежать проклятой ответственности - управлять этим маленьким государством. Бартон теперь волен поступать, как ему заблагорассудится! Теперь он волен выйти на путь величайшего из всех его приключений. - Я полагаю, что так будет лучше, - прошептал сам себе Руах. - Человек может найти в дороге спасение, если он к этому стремится... Впрочем, спасение можно найти и сидя дома. Это зависит только от человека. А тем временем я, подобно персонажу Вольтера - как там его звали?.. Земные имена начинают ускользать от меня... - буду ухаживать за своим маленьким садиком. Он с затаенной завистью смотрел вслед Бартону, но боялся признаться себе в этом. - Кто знает?.. Может быть, он когда-нибудь встретится с Вольтером?.. Он вздохнул, а затем улыбнулся: - Но с другой стороны, Вольтер может в любой момент оказаться в моем государстве! В любой день он может объявиться возле меня! Глава 19 - Я ненавижу тебя, Герман Геринг! Голос то поднимался до крика, то застревал, словно зуб шестеренки его сна сцеплялся с зубцами сна другого человека, прокручивался по нему, а затем снова выходил из зацепления. Покачиваясь на гребне пульсирующего гипнотического состояния, Ричард Френсис Бартон знал, что видит сон. Но ничего не мог поделать с этим. К нему вернулся тот первый его сон. Все было как в тумане. В свете вспыхнувшей молнии он увидел себя в невообразимой камере. В той необозримой камере с плавающими телами. Еще одна вспышка - безымянные Опекуны находят его и возвращают ко сну. Затем короткие обрывки сна, виденного им перед настоящим Воскрешением на берегах Реки. Бог - красивый старик в одежде джентльмена средней руки викторианской эпохи с соответствующим достатком и воспитанием - тыкал ему под ребра стальной тростью и говорил, что он должен за плоть. - Что? Какую плоть? - удивился Бартон, смутно сознавая, что он бормочет во сне. - Плати! - приказал Бог. Его лицо расплылось, затем на нем начали проявляться черты самого Бартона. Пять лет назад, в том первом сне, Бог не ответил. Теперь же он сказал: - Сделай свое Воскрешение достойным потраченного мною времени, ты, болван! Мне стоило гигантских расходов и еще более гигантских страданий дать тебе и всем этим ничтожествам, этим ничего не стоящим идиотам, вторую возможность! - Вторую возможность чего? - опять удивился Бартон. Он ощутил страх перед тем, что мог ответить Бог. И почувствовал огромное облегчение, когда тот, Кто всех отец не ответил ему. Один глаз этого Яхве-Одина /Яхве - в иудаизме непроизносимое имя Бога, открытое Богом Моисею. Один - в скандинавской мифологии верховный бог./ пропал, и из пустой глазницы ослепительно сияло адское пламя. Затем Бог исчез, нет, не исчез, а трансформировался в какую-то огромную серую башню цилиндрической формы, возвышающуюся из серого тумана, ниже которого ревело море. - Чаша! - Он снова увидел человека, который рассказал ему о Большой Чаше. Этот человек слышал об ней от другого, тому рассказала об этом женщина, которая в свою очередь услышала это от... и так далее. Большая Чаша была одной из легенд, которые рассказывали миллиарды людей, живших на берегах Реки, извивающейся подобно змее вокруг планеты от полюса до полюса, вытекая из чего-то недостижимого и впадая в нечто недоступное. Человеку или неандертальцу, неизвестно, удалось пройти через горы на северный полюс. И он увидел Большую Чашу, Черную Башню, Туманный Замок, как раз перед тем, как споткнуться. А может быть, его толкнули. Он упал в холодную речную воду, безумно крича. Упал в воду, скрытую до этого туманом... и умер. Но этот человек пробудился где-то на берегах Реки. Как известно, здесь не было вечной смерти, хотя жалила она столь же мучительно. Он рассказал о том, что видел. И рассказ этот начал путешествовать вдоль Реки быстрее парусной лодки. Вот поэтому Ричард Френсис Бартон, вечный пилигрим и странник, страстно желал взять штурмом этот таинственный бастион Большой Чаши. Он обязательно должен раскрыть тайну Воскрешения и тайну планеты, поскольку он был убежден, что существа, перестроившие эту планету, также возвели и Башню. - Умри, Герман Геринг! Умри и оставь меня в покое! - кричал какой-то человек по-немецки. Бартон открыл глаза. Он ничего не мог различить, кроме бледного сияния многочисленных звезд сквозь открытое окно в дальнем конце хижины. Он перевел взор на что-то темное внутри помещения, где спал. Это были Питер Фригейт и Логу, спящие на циновках у противоположной стены. Он повернул голову и увидел белое полотнище, на котором спала Алиса. Ее бледное лицо было повернуто к нему, и темная копна волос разметалась по земле рядом с циновкой. В этот вечер одномачтовая лодка, на которой он и трое его спутников плыли по Реке, причалила к мирному берегу. Маленькое государство Совьерия было населено большей частью англичанами шестнадцатого века, хотя главой его был американец, живший в конце восемнадцатого и начале девятнадцатого веков. Джон Совьер, основатель "потерянного штата" Франклина, ставший потом штатом Теннесси, встретил Бартона и его спутников с распростертыми объятиями. Совьер и его народ не признавали рабства и не задерживали гостей дольше, чем они сами того хотели. После того, как он разрешил путешественникам наполнить чаши и поесть, Совьер пригласил их на пирушку. Она была устроена в честь празднования Дня Воскрешения. После этого он провел их на постоялый двор для гостей. Бартон обычно засыпал очень быстро, но сейчас никак не мог уснуть. Все остальные уже начали глубоко дышать и похрапывать, а его еще долго не могла сморить усталость. После ужасного кратковременного сна, показавшегося ему вечным, он проснулся, услышав голос, вплетавшийся в его сновидения. "Герман Геринг", - подумал он. Он убил этого немца, но Геринг должен был воскреснуть где-то на берегах Реки. Человек, который сейчас стонет и кричит в соседней хижине, тоже, наверное, один из тех, кто страдал из-за притеснений Геринга. Но где? На Земле? Или в Речной Долине? Бартон сбросил темное полотнище и быстро бесшумно встал. Он застегнул кильт магнитными кнопками, нацепил пояс из человеческой кожи и проверил, есть ли в ножнах кремневый нож. Взяв короткое массивное копье с каменным острием, он вышел из хижины. Хотя у этой планеты не было луны, но было светло, как в полнолуние на Земле. Это сияли огромные многоцветные звезды и бледные туманности межзвездного газа. Постоялый двор располагался в полутора милях от Реки, на одном из холмов второго ряда, окаймлявших равнину. Он состоял из семи хижин, представлявших собой однокомнатные бамбуковые строения с крышей из листьев. На некотором удалении от них, под огромными ветвями железных деревьев, сосен и дубов находилось круглое огороженное строение - резиденция должностных лиц Совьерии. Высокие башни из бамбука были расставлены через каждые полмили вдоль берега Реки. Всю ночь на площадках этих башен горели факелы, откуда часовые вели наблюдения во избежание неожиданных нападений. Внимательно осмотревшись, Бартон подошел к хижине, из которой раздавались стоны и крики. Он отодвинул в сторону занавес из травы. Свет звезд через открытое окно падал на лицо спящего. Бартон свистнул от изумления. Он узнал светлые волосы и массивные черты спящего молодого человека. Бартон босиком осторожно начал подкрадываться к нему. Спящий застонал, закрыл лицо рукой и повернулся на другой бок. Бартон замер, но затем так же осторожно снова двинулся вперед. Он положил копье на землю, вытащил кинжал и слегка прикоснулся кончиком оружия к впадине на горле спящего. Рука упала с лица, глаза открылись и посмотрели на Бартона. Англичанин кивнул и крепко прикрыл рукой рот немца. - Слушай, Геринг! Попробуй только шелохнуться или заорать! Я снова убью тебя! - Светлоголубые глаза немца казались в полумраке темными, однако было видно, как его лицо побледнело от ужаса. Он затрепетал и попытался сесть, но тут же откинулся назад, так как кремень ножа впился в его горло. - Сколько времени вы здесь находитесь? - тихо прошептал Бартон. - Кто?.. - Геринг начал говорить по-английски, но затем его глаза раскрылись еще больше. - Вы? Ричард Бартон? Мне не снится? Это вы? Бартон уловил запах жевательной резинки в дыхании немца и вонь от пропитанного потом матраца, на котором тот лежал. По сравнению с последней их встречей Геринг заметно похудел. - Я не знаю, сколько я здесь пробыл, - промямлил Геринг. - Который сейчас час? - Примерно час до рассвета. Вчера был день Праздника Воскрешения. - Значит, я здесь уже целых три дня. Мне хотелось бы напиться воды. Можно? Мое горло пересохло, как у мумии! - Неудивительно, - усмехнулся Бартон. - Вы сами как мумия - раз пристрастились к резинке. Бартон встал, указал копьем на сосуд из обожженной глины на бамбуковом столике и произнес: - Можете, если хотите, напиться. Но не пытайтесь сделать что-нибудь еще. Геринг медленно поднялся и, шатаясь, направился к столику. - Даже если бы я и хотел, я не могу оказать вам сопротивление - я слишком слаб. - Он с шумом напился и поставил сосуд на стол, взяв оттуда яблоко. Откусив кусок, он сказал: - Что вы здесь делаете? Я думал, что избавился от вас. - Сначала ответьте на мои вопросы, - приказал Бартон, - и поживее. Вы поставили передо мной проблему, которая мне очень не нравится. Глава 20 Геринг начал было жевать, но затем перестал, взглянул на Бартона и произнес: - Какую проблему? У меня здесь нет никакой власти и я не могу ничего с вами сделать, даже если бы хотел. Я здесь просто гость. Чертовски скромные люди - эти наши хозяева. Они не беспокоят меня, если не считать того, что то и дело спрашивают, все ли у меня в порядке? Правда, я не знаю, сколько времени они позволят мне оставаться здесь, не отрабатывая содержание. - Вы не выходили из хижины? - нетерпеливо оборвал его Бартон. - Тогда кто же наполнял для вас чашу? Откуда у вас столько наркотической резинки? Геринг хитро улыбнулся. - У меня были кое-какие припасы... примерно в тысяче миль отсюда выше по Реке. - Конечно же, отнятые силой у каких-нибудь несчастных рабов, - зло прошипел Бартон. - Коли у вас так хорошо все получалось, зачем вам нужно было уходить оттуда? Геринг всхлипнул: - Я... мне пришлось убраться оттуда. Я больше не был им нужен. Я утратил свое влияние на них, проведя очень много времени в пьянстве, курении марихуаны и жевании резинки. Они сказали, что я слишком размягчился. Они убили бы меня или сделали рабом, если бы я вовремя не удрал. Поэтому одной прекрасной ночью... на лодке... я благополучно смылся и плыл по течению, пока не попал сюда. Я обменял часть своих запасов на двухнедельное пребывание здесь, и вот из этого срока прошло три дня. Бартон изумленно уставился на Геринга. - Вы же знали, что случится, если злоупотреблять резинкой! - сказал он. - Кошмары, галлюцинации, иллюзии. Полный моральный и физический износ. Вы, должно быть, видели, что случалось с любителями этого наркотика? - У меня и на Земле было пагубное пристрастие к морфию! - вскричал Геринг. - Я боролся с этим злом, и, представьте себе, на какое-то время мне удалось победить его. Затем, когда дела Третьего Рейха стали ухудшаться - а мои собственные тоже становились все хуже и хуже - когда Гитлер стал докучать мне, я снова пристрастился к наркотику. Но здесь, когда я очнулся для новой жизни в молодом теле, когда казалось, что передо мною вечность жизни и молодости, когда здесь не оказалось ни сурового Бога на небесах, ни дьявола в аду, которые могли бы в чем-то остановить меня, я подумал, что могу поступать, как мне заблагорассудится. Здесь я мог бы стать даже более великим, чем фюрер там, на Земле! Эта маленькая страна, где вы встретили меня, была для меня только началом! Я уже видел перед собой Империю, простирающуюся на тысячи миль вверх и вниз по Реке, по обоим берегам! У меня было бы в десятки раз больше подданных, чем Гитлер даже мог мечтать! Он снова заплакал, затем затих, чтобы опять выпить воды. После этого он вытер губы тыльной стороной ладони и положил в рот еще кусочек жвачки. Лицо его стало менее возбужденным; по мере того, как он жевал, на нем проступало выражение блаженства. - Меня преследовали кошмары, в которых вы всаживали копье мне в живот. Когда я просыпался, мой живот болел так, будто кремень в самом деле проткнул мои кишки. Поэтому я стал прибегать к резинке, чтобы избавиться от боли и унижения. Сначала резинка помогала - я был Великим. Я был Хозяином Мира - Гитлером, Наполеоном, Цезарем, Чингиз-ханом, Александром Великим - одним человеком, объединившим все эти образы в единый конгломерат. Я снова был командиром эскадрильи "Алая Смерть". Да, это были счастливые деньки - во многих отношениях самые счастливые в моей жизни. Но эйфория быстро уступила место омерзению. Я погружался в ад. Я видел себя, обвинявшего себя же самого, а позади обвинителя миллион других. Но не Герингов, а жертв "великого и славного героя", этого циничного безумца Гитлера, которого я так боготворил. Во имя которого я совершил так много преступлений. - Вы признаете, что были преступником? - спросил Бартон. - Это уже что-то новое по сравнению с тем, что вы мне раньше рассказывали. Тогда вы говорили, что вас бы оправдали во всем, совершенном вами, и что вас предали... На мгновение он замолчал, осознав, что отвлекся от своего первоначального намерения. - То, что в вас пробудился призрак совести, довольно невероятно. Но, возможно, это объясняется тем, что особенно озадачивает пуритан - почему вместе с пищей чаши предлагают спиртное, марихуану и наркотическую жвачку. По крайней мере, наркотическая жвачка, видимо, является даром, в котором скрыта хитро замаскированная ловушка, опасная для злоупотребляющих этим наркотиком. Бартон приблизился к Герингу. Глаза немца были полузакрыты, челюсть отвисла. - Вы знаете, кто я. Я путешествую под чужим именем. У меня есть для этого свои причины. Вы помните Спрюса, одного из ваших рабов? После того, как вы были убиты, его разоблачили, причем совершенно случайно, как одного из тех, кто каким-то образом воскресил из мертвых все человечество. Из тех, кого мы стали называть этикалами, от слова "этика", за неимением лучшего названия. Геринг, вы слышите меня? Немец кивнул. - Спрюс покончил с собой, - продолжал Бартон, - прежде чем нам удалось вытянуть из него все, что мы хотели узнать. Позже кто-то из его соплеменников появился в нашей местности и на время усыпил всех, вероятно, с помощью усыпляющего газа, намереваясь, очевидно, забрать меня в свою штаб-квартиру. Но они промахнулись. Меня тогда не было на месте, я путешествовал вверх по Реке. Когда же я вернулся, то сразу понял, что меня ищут, и вот с тех пор я, если можно так сказать, нахожусь в бегах. Геринг, вы поняли меня? Бартон стал отчаянно шлепать по щекам бывшего рейхсмаршала. Через некоторое время Геринг открыл глаза. - Я слышал вас, Бартон, - прошептал немец. - Просто мне казалось, что на все это не стоило отвечать. Все это такая чепуха! Вот если бы уплыть отсюда куда-нибудь далеко-далеко... - Молчите и слушайте, - зло прошипел Бартон. - У этикалов повсюду есть свои агенты, которые разыскивают меня. Поэтому я не могу позволить себе оставить вас в живых. Вы понимаете это? Даже если бы вы были мне другом, я все равно не смог бы вам довериться. Да вы теперь и не человек. Вы - жвачное животное! Геринг хихикнул, приблизился к Бартону и попытался обвить руками его шею. Бартон оттолкнул немца так, что тот споткнулся о столик и еле удержался от падения, вцепившись в его край. - Это очень забавно, - усмехнулся немец. - В тот самый день, когда я попал сюда, какой-то человек спросил у меня, не видел ли я вас. Он подробно описал вас и назвал ваше имя. А я сказал ему, что когда-то очень хорошо вас знал - даже слишком хорошо - и я надеюсь, что никогда больше с вами не встречусь. Если только вы сами не окажетесь в моей власти. На что тот человек сказал, чтобы я сразу же известил его, как только увижу вас. А еще он сказал, что за это мне будет вознаграждение. Бартон все понял. Не теряя зря времени, он бросился на Геринга и схватил его обеими руками. Геринг завопил от боли. - Что вы хотите? Еще раз убить меня? - прохрипел немец. - Нет. Но только при одном условии. Мне нужно имя того человека, который расспрашивал обо мне. Иначе... - Давайте! Давайте, убивайте меня! - закричал Геринг. - Что из этого? Я проснусь где-нибудь еще, в тысячах миль отсюда, уже вне вашей досягаемости. Бартон указал на коробку из бамбука, стоявшую в углу хижины, догадываясь, что Геринг хранит в ней запас своей жвачки. - Но вы же проснетесь без этого! Как вы сможете там добыть такое количество этой дряни? - Черт бы вас побрал! - крикнул Геринг и попытался вырваться, чтобы схватить коробку. - Скажите мне его имя! - встряхивая немца, прошипел Бартон. - Или я сейчас же заберу жвачку и вышвырну ее в Реку! - Агню! Его имя Агню! Только отстаньте от меня! Его зовут Роджер Агню. Он спит в хижине напротив Круглого Дома, - захныкал Геринг. - Я еще займусь вами позже, - сказал Бартон и рубанул ладонью по шее немца. Внезапно за его спиной возник какой-то шум, и Бартон резко обернулся. Он увидел человека, припавшего к земле перед входом в хижину. Человек понял, что его увидели, вскочил на ноги и бросился прочь. Бартон выбежал за ним, и через минуту оба скрылись среди высоких сосен и дубов, покрывавших холмы. Преследуемый Бартоном человек скрылся в высокой, по пояс, траве. Бартон замедлил бег. Внезапно впереди мелькнуло белое пятно - отражение света звезд на белой коже. Погоня продолжилась. Бартон надеялся, что этикал не убьет себя тотчас, как будет пойман. У Бартона был план, как извлечь из агента нужную ему информацию, если только удастся сразу вышибить из него сознание. Этот план включал в себя гипноз, но сперва нужно было поймать этикала. Возможно, у него в тело было встроено что-то для беспроволочной связи, и сейчас он общается со своими соотечественниками. Если это так, то Они прибудут на своих летающих машинах, и тогда он проиграл! Бартон остановился. Он потерял добычу из виду, и единственное, что ему сейчас оставалось, это поднять Алису и остальных и бежать. Вероятно, на этот раз им лучше уйти в горы и на некоторое время спрятаться там. Но сначала ему нужно было обязательно побывать в хижине Агню. Маловероятно, что Агню вернется туда, но попытаться нужно было обязательно. Глава 21 Бартон вышел к хижине вовремя. Он заметил, как мелькнула спина входящего в нее человека. Бартон сделал круг, чтобы оказаться перед хижиной с той стороны, где в темноте холмов и деревьев он мог дольше находиться незамеченным. Пригнувшись к самой земле, он осторожно крался, пока не оказался перед входной дверью. Вдруг позади раздался громкий крик, и, мгновенно обернувшись, Бартон увидел ковыляющего к нему Германа Геринга. Немец громко кричал по-немецки, предупреждая Агню о том, что Бартон находится у хижины. В одной руке немец держал длинное копье, замахиваясь им на англичанина. Бартон развернулся и с размаху ударил в тонкую бамбуковую дверь. Его плечо проломило непрочную преграду, сорвав с деревянных петель. Дверь влетела внутрь, ударив стоявшего за ней Агню. Бартон, дверь и Агню упали на пол, причем Агню оказался под дверью. Бартон скатился с двери, вскочил и прыгнул на нее обеими ногами. Агню дико вскрикнул и больше не издавал ни звука. Бартон отодвинул дверь чуть в сторону и увидел свою жертву лежащей без сознания с разбитым носом, из которого текла кровь. Хорошо! Теперь, если шум не привлек внимания стражи и если ему удастся достаточно быстро управиться с Герингом, он сможет осуществить свой план. Бартон поднял голову как раз вовремя, чтобы увидеть длинный черный предмет, со свистом летящий к нему. Он бросился в сторону, и копье воткнулось с чмокающим звуком в грязный пол хижины. Его древко дрожало, как тело гремучей змеи, изготовившейся к броску. Бартон ступил на порог и, оценив расстояние до Геринга, метнул в него копье. Оно воткнулось в живот немца, и тот, взмахнув в воздухе руками, вскрикнул и упал на бок. Бартон вернулся в хижину, взвалил обмякшее тело Агню на плечо и вышел наружу. Теперь стали слышны крики из Круглого Дома. Появились факелы. Истошно орал часовой с ближайшей сторожевой башни. Геринг сидел, скрючившись на земле, вцепившись в древко копья обеими руками. Широко разинув рот, он не сводил глаз с Бартона. - Вы... вы снова это сделали! Вы... Он повернулся лицом вниз и издал предсмертный горловой клекот. Агню пришел в себя и, бешено извиваясь, освободился от захвата Бартона, упав при этом на землю. В отличие от Геринга, он не издавал ни звука. Видимо, у него было столько же причин не производить лишнего шума, как и у Бартона - а может быть, даже и больше. Бартон был настолько ошеломлен, что так и остался стоять с куском полотнища в руках, которым были обмотаны бедра Агню. Бартон хотел было швырнуть со злости материю о землю, но вдруг почувствовал что-то твердое и квадратное внутри подкладки полотнища. Он переложил материю в левую руку, выдернул свое копье из тела мертвого немца и побежал за Агню. Этикал спустил на воду одну из бамбуковых лодок, лежавших на пляже вдоль берега. Он отчаянно греб по залитой звездным светом Реке, часто оборачиваясь назад. Бартон поднял копье над плечом и метнул его. Это было короткое копье с толстым древком, предназначенное не для метания, а для рукопашного боя. Однако летело оно по прямой линии, и траектория полета окончилась в спине Агню. Этикал упал вперед, накренив свое легкое суденышко. Лодка перевернулась, а Агню так больше и не появился из воды. Бартон выругался. Он хотел поймать этикала живым, но и не мог допустить, чтобы тот сбежал живым. Оставался шанс, что Агню до сих пор не связался с другими этикалами. Он отправился назад, к хижинам гостей. Вдоль берега раздавался грохот барабанов, и люди с за