к "обожествлению" правителей; 3) важность первосвященника, чья власть, в принципе, меньшая, чем у правителя, иногда оказывается доминирующей. Классический пример первого элемента историко-религиозной системы гето-даков дал нам Страбон. Что касается "обожествления" правителей, то это слишком сложный феномен, чтобы его здесь рассматривать. Достаточно будет вспомнить о некоторых кельтских параллелях. Согласно Тациту, Мариккус, правитель племени Быков, был прозван "богом", так же как и Конхобар, правитель Ульстера, носивший титул dia talmaide. Известны и другие кельтские правители, носившие имена богов. Наконец, важность первосвященника и его политическая и социальная значимость вообще характерны для фрако-фригийцсв и кельтов (друид часто считался выше самого правителя). Впрочем, такое же положение было засвидетельствовано и в древней Греции, определенно оно существовало и в индоевропейской протоистории. ЗАЛМОКСИС И ДЕЦЕНЕЙ Отношения между богом, правителем и первосвященником подробно рассмотрены у Страбона, который, как известно, следует за Посейдонисом. По мнению автора "Географии", Залмоксис был рабом Пифагора, у которого он обучался "некоторым небесным наукам". Залмоксис путешествовал в Египет и узнал "какие-то вещи" у египтян. Вернувшись на родину, Залмоксис пользовался успехом у местной элиты и у народа, потому как "умел различать в людях небесные знаки". Залмоксису удалось убедить правителя, чтобы тот взял его в советники, поскольку он умел передавать желания богов. Хотя поначалу Залмоксиса объявили лишь "священнослужителем самого почитаемого из местных богов", впоследствии Залмоксис добился, чтобы его самого "признали богом". Он уединился в недоступной пещере, где провел долгое время, лишь изредка встречаясь с правителем и своими слугами. Правитель, убедившись, что ему стали подчиняться с большим рвением, чем раньше, поскольку считали, что отныне он отдаст приказания по наставлению богов, стал оказывать Залмоксису всяческую поддержку. Этот обычай сохранился до наших дней: всегда находится человек, помогающий правителю, а у гетов его вообще почитали за бога. Даже гору (т. е. "пещеру") считали священной, так ее и называли. Имя той горы Когайнон, равно, как и реки, протекающей поблизости". Страбон добавляет, что "когда гетами стал править Буребиста, честь быть первосвященником выпала Деценею. А пифагорическая практика воздерживаться от мяса осталась у них от самого Залмоксиса". В другом месте Страбон возвращается к истории современных ему гетов, в частности, сообщает о судьбе Буребисты: "Гет Буребиста, взяв в руки бразды правления над своим народом, вызволил его из больших невзгод, порожденных бесконечными войнами, и столь далеко продвинул в деле ремесел, что за короткий срок создал великую империю, подчинил себе большинство соседей. Даже римляне его боялись, ибо он бесстрашно переправлялся через Истр и совершал набеги на Тракию до самой Македонии и Иллирии... Дабы упрочить свою власть, Буресбиста советовался в делах с Деценеем, знахарем, скитавшимся в прошлом по Египту и знавшим многие знамения, по которым он угадывал желания богов. Считалось, что Деценей, как в свое время и Залмоксис, был проникнут божественным духом". Страбон сообщает, что гетам удалось убедить выкорчевать виногрдники и жить без вина, и это лишний раз доказывает их полное послушание. Тем не менее некоторые из них восстали против Буребисты и свергли его до того, как римляне снарядили экспедицию в Дакию. Страбон заимствует некоторые эпизоды у Геродота, однако изменяет их и добавляет новые подробности. Так, Страбон сообщает, что Залмоксис был рабом Пифагора, однако от своего учителя он перенял не доктрину бессмертия души, а "небесные науки", то есть науку предсказания будущего по небесным светилам. Страбон добавляет путешествие в Египет, знаменитую страну магии. С помощью познаний в астрономии, магии и дара прорицательства Залмоксису удалось стать советником правителя. Будучи первосвященником и пророком "самого почитаемого местного бога", Залмоксис уединился в пещере на горе Когайнон, где принимал лишь правителя и своих слуг, которые стали почитать его как бога. По мнению Страбона, тот же сценарий повторился и с Деценеем, что должно подтверждать устойчивость "пифагорической доктрины", то есть вегетарианство гетов. Очевидно, что Страбон (а вернее, Посейдоний) имел и другие источники, помимо переданных Геродотом. Однако у Страбона речь идет о карпатских даках, знаменитых в романском мире благодаря удивительной победе Буребисты, тогда как информация Геродота относилась в основном к гетам понтийско-дунайского региона {прочем, вполне вероятно, что и сам культ Залмоксиса претерпел изменения за истекшие четыре иска. Особое впечатление на Страбона произвел исключительный престиж первосвященника, пророка и советника правителя, обожествленного и жившего в уединении на недоступной вершине священной горы. И еще одна деталь очень важна для Страбона: Залмоксис, а затем и Деценей, сделали столь блестящую карьеру благодаря своим познаниям в астрологии и мантике. Знание небесных светил, о которых пишет Страбон, находит реальное подтверждение. Храмы в Сармизегетузе и в Костештах с очевидной ураново-солнечной символикой играли также важную календарную роль. Мы еще остановимся на сообщении Иордана об астрономических познаниях дакийских священников. Что касается "священной горы" Когайнон, то ее название, засвидетельствованное только у Страбона, не внушает доверия и, похоже, не принадлежит фрако-дакийской лексике. Однако у нас нет достаточных оснований усомниться в подлинности сообщения о местопребывании первосвященника. На всей огромной карпатско-дунайской и балканской территории, а также в других местах (в Малой Азии, Иране, Индии) с незапамятных времен и до начала нашего века вершины гор и пещеры были излюбленными местами уединения для аскетов, монахов и созерцателей всех мастей. На новом этапе дакийской религии, зафиксированном Страбоном, характер Залмоксиса претерпел существенные изменения. В первую очередь, произошла идентификация бога Залмоксиса и его первосвященника, который был обожествлен и получил то же имя. Этот аспект культа Залмоксиса не был известен Геродоту, однако это не означает, что идентификация первосвященника и бога явилась нововведением, поскольку, как мы убедились, речь идет о характерной особенности фрако-фригийцсв. Впрочем, не исключено, что мы имеем дело с кельтским влиянием или же с определенным процессом, длившимся два-три века, в результате которого первосвященник Залмоксиса завоевал достаточный авторитет для того, чтобы считаться представителем бога, а потом и самим богом. У Страбона-Посейдония мы больше не находим отголосков мистериального культа в том виде, как его описал Геродот. Залмоксис больше не изображается как ученик Пифагора, давший гето-дакам откровение о бессмертии души, теперь он - обыкновенный раб, постигший искусство угадывать будущее по звездам. Для Страбона самым неоспоримым доказательством преемственности от Залмоксиса, раба Пифагора к Деценею служит вегетарианство гето-даков, о котором Геродот не упоминает. Наконец, для Страбона культ Залмоксиса обусловлен образом первосвященника, который живет в одиночестве на вершине горы, одновременно являясь первым советником правителя. Культ Залмоксиса - "пифагорический", поскольку исключает употребление в пищу мяса. Очевидно, что Страбон не знал, что он повторяет знаменитую историю Залмоксиса, которая была известна каждому образованному человеку во времена Геродота. Вполне вероятно, что новые сведения касались лишь возвышения первосвященника, а также "пифагорического" аскетизма даков. Нам трудно судить, в какой мере эсхатологическая природа инициации и мистерии Залмоксиса, описанная Геродотом, сохранилась во времена Страбона. Несомненно лишь то, что пролить свет на эзотерический аспект культа Залмоксиса может лишь анализ образа первосвященника. ОТШЕЛЬНИКИ И МУДРЕЦЫ Мы уже приводили сообщение Страбона о theosebeis и kapnobatai мизийцев, проживавших на правом берегу Дуная. Эти аскеты и созерцатели были вегетарианцами и питались медом, молоком и сыром. Страбон добавляет, что и среди фракийцев находились праведные отшельники, жившие вдали от женщин и известные под именем ktistai. Их почитали за то, что они посвящали себя богам и "жили, не ведая страха". По сообщению Флавия Иосифа, даки называли этих аскетов и созерцателей pleistoi, именем, которое Скалигер предлагал прочитывать как polistai. Это имя породило противоречивые толкования. Пырван усматривал в ktistai греческий термин ktistes "основатель" и, принимая прочтение Скалигера, переводил polistai как "основатель города". Выдающийся археолог полагал, что первое имя ktistai применялось гетами на правом берегу Дуная, тогда как жители левого берега и даки пользовались словом polistai. Может быть, это и так, однако, по замечанию Е. Лозован, Страбон писал о фракийцах, тогда как Флавий Иосиф - о даках. Как бы там ни было, ясно, что эти имена не означают ни "основатель", ни "основатель города". Жан Гаже и Лозован доказали, что прочтение, предложенное Скалигером, polistai, маловероятно. Гаже предложил довольно смелую интерпретацию слова pleistoi. Следом за Томашеком и Казаровым он связал pleistoi с именем фракийского бога Pleistoros, а затем дополнил свою версию посвящением некой Диане Плестренсис, жившей в период правления Адриана, а также различными южнодунайскими топонимами (среди которых и Плиска в южной Добрудже). В результате он реконструировал корень pleisk (ср. рум. plisc). Эта версия была подвержена критике со стороны Ф. Альтхайма и Лозован. Последний предложил другой индоевропейский корень *pleus и его фракийскую форму pleisc, от которого произошел румынский plisc, а также opleiskoi, pleistoi, pilcati (то есть те, кто носил на голове "pilos"). "Теперь нам ясно, кто такие pleistoii. Это - отшельники и вегетарианцы, покрывавшие голову pilos подобно дакийской знати". Что же до ktistai, то Д. Дечев выводит этот термин из индоевропейского sqei-d, "разлучать", откуда фракийское skistai "разлученные, изолированные, отшельники". Нам важно уяснить, что существовали группы праведников, которые вели отшельнический, монашеский образ жизни, принимали обет безбрачия, отказывались от мяса. Ипполит сообщает легенду, согласно которой Залмоксис якобы распространил учение Пифагора среди кельтов. Эта легенда лишний раз подтверждает важность, которую придавали к поздней античности традиции, изображающей религию Залмоксиса как доктрину бессмертия души. Некоторые современные ученые высказали предположение о родственности касты друидов и фракийских и гето-дакских братств. Характерные для друидов высокий авторитет первосвященника, вера в бессмертие и сакральное знание, обретаемые после инициации, наводят на мысль о сходстве с даками. Впрочем, нельзя не учитывать и определенного кельтского влияния, поскольку кельты жили одно время в западных регионах Дакии. Поэтому не исключено, что в эпоху Страбона "мистериальная" традиция культа Залмоксиса по-прежнему поддерживалась отшельниками и верующими гето-даками. Также возможно, что эти уединившиеся аскеты каким-то образом зависели от первосвященника. Важность первосвященника особо подчеркивалась Иорданом, который, несмотря на то, что жил в VI в., пользовался более ранними источниками, такими, как Кассиодор и Дион Крисостом. Иордан полагал, что воссоздает историю своих предков, готов, и нам еще предстоит разобраться в путанице с именами "геты" и "готы". Согласно Иордану, у даков был царь, Залмоксис, "человек большой философской эрудиции", а до него правил другой мудрец, Зеута, за которым последовал Деценей. Дициней стал сообщником царя Боруиста во времена, когда Сулла правил римлянами, то есть около 80 г. до н. э., и эта датировка соответствует истине. По Иордану, деятельность Деценея носила культурный и религиозный характер. С одной стороны, он изображен героем-просветителем (в соответствии с представлениями поздней античности), с другой стороны, он проявил себя как реформатор религиозных структур. Иордан дает экстравагантно описание просветительской деятельности Деценея: "Готы (геты), одаренные природным умом, повиновались ему во всем и изучали его философию, поскольку он слыл знатоком в этой области. Деценею удалось обучить готов этике и смягчить их варварские нравы; обучая физике, он призывал готов жить в согласии с природой по особым законам, которые хранятся до настоящего времени в рукописях и называются belagines. Деценей познакомил готов с логикой, так что умелыми рассуждениями они превосходили прочие народы. Демонстрируя свои теоретические познания, он обучил их наблюдению за двенадцатью знаками (Зодиака) и движением в них планет, а также всей астрономии. Он объяснил, как рождается и стареет луна, и показал, насколько солнечный шар превосходит размером нашу планету Землю. Он поведал им имена 346 звезд и то, под какими знаками они скользят по небосводу с востока на запад. Вы только представьте, какое удовольствие испытывали эти отважные люди, совершенствуясь в философских знаниях, во время коротких перерывов между войнами! Можно было встретить одного из них, наблюдающего эа положением небесных светил, другого, исследующего природу трав и кустарников; еще один следил за восходом и заходом луны, тогда как другой наблюдал за работой солнца и за тем, как небесные тела, спешащие на восток, возвращались обратно благодаря вращению небес. Ухватив суть (этих вещей), геты отдыхали. Обучая их всем этим и многим другим вещам, Деценей приобрел удивительную популярность и правил не только своим народом, но и его правителями". За этой сказочной картиной кроется, несомненно, больше, чем просто риторические упражнения. Неумело компилируя первоисточники, Иордан стремился прославить своих "предков", гетов. Дио, один из источников Иордана, утверждал, что геты были почти так же цивилизованы и "учены", как и греки. Безусловно, эта вера возникла из почтенной традиции, по которой Залмоксис был учеником Пифагора. Уже Страбон отмечал астрономические познании первосвященника, а Иордан лишь усвоил и расширил эту информацию, впрочем, подтвержденную самими дакийскими храмами и их солнечной календарной символикой. Правда, Иордан изображает Деценея как просветителя всей нации: несмотря на устойчивое клише "героя-просветителя", пронизывающее всю эту романтическую биографию, все-таки не исключено, что и в самих первоисточниках, скомпилированных Иорданом, говорилось о поразительных успехах, достигнутых в Дакии в период от Буребисты и Деценея и до правления Децебала. Тот же Деценей, по мнению Иордана, создал и религиозную организацию. Он отобрал несколько самых благородных и талантливых людей и "обучил их теологии, предписав почитать определенные божества и священные места. Посвященным в священнослужители он дал имя pilcati ("носящие шапки"), думается, потому, что во время жертвоприношений они надевали на головы тиары, которые мы называем pilleos. Деценей также приказал, чтобы все остальные назывались capillati ("длинноволосые"), имя, которое готы (геты) приняли с гордостью и до сих пор употребляет его в песнях". У нас нет никаких оснований предполагать, что возникновение касты жрецов - дело рук Деценея, равно как и изобретение им имен pilleati и capillati. Вполне вероятно, что первосвященник явился только реформатором уже существовавшей структуры, которая, однако, нуждалась в реорганизации и укреплении в момент, когда дакийское государство достигло расцвета и могущества в период правления Буребисты. Во всяком случае, последний компилятор, Иордан, писавший о религии даков, настаивает на исключительной роли Деценея, первосвященника и героя-просветителя, помещая Залмоксиса среди его предшественников. Перед нами секуляризированная и очень "историзированная" версия deus otiosus. В качестве бога Залмоксис уже исчез. Согласно Иордану, редкие источники, упоминающие Залмоксиса, помещают его неизменно рядом с Деценеем, среди философов, цивилизировавших готов в сказочной стране предков -Дакии. ДАКИЯ ЗАВОЕВАННАЯ Трансформация Залмоксиса в героя-просветителя и философа результат усилий иноземных авторов: у нас нет ни одного доказательства, что тот же процесс произошел и у гето-даков. От Геродота и до Иордана, все, что нам известно о Залмоксисе и религии даков, представляет собой информацию и комментарии иноземных авторов. Пытаясь уловить за интерпретациями этих писателей подлинный смысл религии Залмоксиса и направление се развития, мы пришли к следующему выводу: мистериальный характер культа Залмоксиса и его знаменитая доктрина бессмертия, произведшая столь глубокое впечатление на греков, были дополнены глубоким интересом к медицине, астрономии, мистике и "магии". Сходные процессы можно наблюдать и в других мистериальных религиях в эпоху греко-восточного синкретизма. Нам не известно, что случилось с Залмоксисом и его культом после того, как Дакия стала римской провинцией (106 г. н. э.). Ясно лишь, что романизация проходила быстрее и радикальней в городской среде. В городах широко практиковалась перемена имен, интенсивно вводились синкретические культы. Однако, как и повсюду в римских провинциях, аутохтонные религии уцелели, более или менее претерпев изменения, в условиях не только романизации, но и христианизации. У пас достаточно доказательств сохранения у румын "языческого" наследия, то есть гето-дакского и дако-романского происхождения, и у нас будет случай noговорить об этом в других главах книги. На самом деле гето-дакских следов гораздо больше: достаточно вспомнить культ мертвых и хтоническую мифологию, аграрные ритуалы, традиции времен года, магические верования и т. п, которые, как известно, сохраняются в слегка видоизмененной форме в различных религиях на протяжении тысячелетий. Примером такой устойчивости, заметной даже на лексическом уровне, служит богиня Диана. Пырван предположил, что дако-романская Диана (Diana Sancta, potentissima) - не что иное, как Артемида фракийцев. И хотя это сравнение, несмотря на всю его вероятность, еще не доказано, тем не менее, несомненно, что под римским именем Дианы скрывается в синкретизированном или ином виде дакийская аутохтонная богиня. Культ этой богини сохранился и после романизации Дакии, а имя Диана представлено в румынском словаре словом Zana. Diana Sancta из Сармизегетузы превратилась в Sanziana (San/cta/Diana), важный персонаж румынского фольклора. Религиозная и лингвистическая стабильность была обеспечена в большой степени за счет того, что процесс трансформации проходил в народной, то есть сельской (лесной и равнинной) среде. У нас нет оснований предполагать, что Замолксис претерпел сходное изменение, поскольку с самою начала его культ был распространен среди образованных людей в протоурбанистической среде. С другой стороны, трудно предположить, что главный бог гето-даков, единственный, которым заинтересовались греки, а позднее эллинистическая и римская элита, упоминаемый писателями до самой поздней античности, полностью исчез и был предан забвению после превращения Дакии н римскую провинцию. Может быть, следует искать его среди романизированных и синкретизированных божеств? Не будем забывать, что основные черты культа Залмоксиса носили эсхатологический и мистериальный характер: по Геродоту, Залмоксис обладал способностью наделять бессмертием с помощью инициации, которая предполагала нисхождение в ад (оккультацию) и последующую эпифанию, ритуальную "смерть" и "воскресение". Можно предположить, что верования, связанные с Залмоксисом и его культом, были радикально преобразованы и впитаны христианством. Маловероятно, чтобы религиозный комплекс, основанный на вере в бессмертие и почитание мистериального посредника-бога, обошли своим вниманием христианские миссионеры. Все аспекты религии Залмоксиса -эсхатология, инициация, пифагорейство, аскетизм, мистериальная эрудиция (астрология, терапия, теургия и т. п.) - способствовали сближению с христианством. Самое лучшее и самое простое объяснение исчезновения Залмоксиса и его культа следует искать в ранней христианизации Дакии (до 270 г. н. э.). К сожалению, нам мало известно о самых ранних этапах становления христианства в Дакии, и, как следствие, мы не знаем, удалось ли сохраниться в каких-либо новых формах определенным аспектам религии Залмоксиса в раннехристианский период. Однако бесполезно искать следы Залмоксиса в румынском фольклоре, поскольку его культ не был характерен для сельской местности, и к тому же он почти целиком влился в христианство, в отличие от других языческих верований. МЕТАМОРФОЗЫ ЗАЛМОКСИСА Конечно, судьба Залмоксиса парадоксальна. Исчезнув при дако-римлянах, он возродился вдали от родины, в традициях готов и, как следствие, в западноевропейской историографии, правда, сильно мифологизированной. Он возродился именно потому, что по-своему символизировал гений гето-даков. И только реконструировав мифологическую историю гето-даков в сознании западного мира, от нашествия варваров до конца Средневековья, мы сумеем понять, почему Альфонсо эль Сабио, автор "Cronica Gcneral", с таким воодушевлением писал о Zamolxen, Boruista и его советнике Dicineo. Для начала попытаемся восстановить образ гето-даков, утвердившийся, начиная с Геродота и до поздней античности. Эти варвары прославились благодаря своим моральным качествам и героизму, благородству и простоте образа жизни. С другой стороны, особенно из-за смешения со скифами, гето-даки изображались подлинными дикарями: бородатыми (hirsuti), нестрижеными (intonsi), одетыми в шкуры (pelliti) и т. д. Традиция героизма гето-даков - "самых отважных из фракийцев", по определению Геродота, - просуществовала еще долго после исчезновения дакийского государства. Овидий упоминал "диких гетов, не боявшихся власти Рима", и называл их "подлинным воплощением Марса". Для Вергилия край гетов был "воинственной страной Резуса"; Марс (Pater Gradivus) властвовал над их просторами. Вначале II века новой эры Дион Кризостом еще повторял о гетах, что они "самые воинственные из варваров". Лукиан утверждал, что всякий раз, как он обращал свой взор на страну гетов, всегда заставал ее в войнах. В 5 веке Сидоний Аполлинарий утверждал, что геты (которых он называл "фракийцами") были неуязвимы. Что же до Иордана, то он разработал целую мифологию об исключительном героизме "своих предков": геты (готы) победили греков в Троянской войне, а затем расправились с Киром и Дарием; так что 700-тыс. армия Ксеркса не осмеливалась нападать на них. Исидор Севильский (7 в.), который также идентифицировал гетов с готами, писал в "Historia Gothorum", что даже Рим, победитель всех народов, "страдал от ярма неволи, навязанного ими". Разумеется, после того, как гетов идентифицировали с амазонками, то их ассимилировали и с гигантами. Овидий сравнивает их с потомками гигантов -лестригонами и циклопами. Со своей стороны, христианские писатели очень быстро уподобили гето-даков Гогу и Магогу. Часть этой этнической мифологии развилась в результате смешения гетов с готами. Юлиан Апостат, кажется, был первым, кто употребил имя "геты" в качестве эквивалента "готов", но это вовсе не означает, что он путал два народа, поскольку сообщал о победе гетов над готами (впрочем, у него есть упоминание и о даках). В 4 веке Пруденций усвоил этот эквивалент, который стал очень популярен, несмотря на то, что этническая специфика гетов не была позабыта. Однако начиная с Клавдиона (начало 5 века) утвердилась традиция называть готов getae. Его современник, Оросий, писал: "те, кто сегодня готы, во время оно было гетами". Клавдий Рутилий Намациан, Проспер Аквитанский и многие другие писатели приняли эту контаминацию. Кассиодор (487-583), главный источник Иордана, лишь продолжил уже утвердившуюся традицию. В свою очередь, Иордан использовал имя getae, когда говорил о древней истории, и, за редкими исключениями, применял имя gothi, сообщая о более новых событиях. Героический портрет готов, в изображении Иордана и Исидора, который позднее, в Средние Века, возродился в романах о Теодорике, сосуществовал с другим образом, отрицательным,- возникшим в результате смешения гетов (-готов) со скифами. Оба варианта соседствуют в Средние Века, о чем свидетельствует исчерпывающее исследование Джэйн Лик. Эпитеты-клише - "одетые в шкуры", "лохматые", "косматые" и т. п. - перешли от гетов и скифов к готам. В средневековой географии, германский север изображался классическими авторами как Scythia (Скифия), в результате геты и их соседи оказались на севере. В "Космографии" Этик Эстер переносит на север даже Черное море, Кавказ и Каспий. В начале Средних Веков термины Gothia и Getia применялись к Дании и острову Ютландия, а на средневековых картах Дания называлась Дакией или Гоцией, потому что в Средние Века даки были синонимом датчан. Адам из Бремена смешивает готов, гетов, датчан и даков и даже называет их всех гипербореями. Создавая Хронику даков Нормандии, Гийом дс Жюмиэж (II в.) сообщает о "Дакии, которая сегодня называется Данией", стране, заселенной готами, у которых было "много одаренных королей, познавших науку, замечательных философов, особенно Зеута и Дихинеус, а также Залмоксис и другие". Согласно Александру Бусуйочану, в Испании эта традиция ассимилировалась и стала, в конце концов, составной частью национальной культуры. Исидор, сам готского происхождения, основал иберийскую историографию на знаменитой идентификации готов с гетами. Исидор, не знавший Иордана, прославлял Испанию и писал, что в этой стране "расцвело доблестное плодородие гетского народа". И когда в 13 веке Иордана стали читать в Испании, "даки" вошли в историю и генеалогию, испанского народа из "Historia Gothica" епископа Родриго Хименес де Рада и "Cronica General" короля Альфонсо де Сабио. То, что Альфонсо писал о предках далекой Dacia или Gocia, о Zamolxen, о котором "историки сообщают, что он был чудесно сведущ в философии", о короле Boruista и его советнике Dicineo, все это непосредственно заимствовано у Иордана. Однако в данном случае речь не идет о простой компиляции. А. Бусуйочану ярко продемонстрировал роль историзированной мифологии в Реконкисте и, в целом, при формировании историографического сознания испанцев. Не случайно, имя Траяна, императора иберийского происхождения, совсем не упоминается в "Cronica General" в главе, посвященной истории Дакии, тогда как Дeцeбал (Dorpanco) в ней фигурирует. Траян упоминается у Альфонсо в главе, посвященной истории Рима, где есть также короткое сообщение о завоевании Дакии. Это первое упоминание в испанской хронике о Траяне, завоевателе Дакии. Прямо противоположный процесс произошел в историографическом сознании румын. В самом деле, в 16 веке центральная тема румынской историографии одновременно являлась и основным поводом для национальной гордости: латинское происхождение. Рим и идея латинизации занимали центральное место при формировании румынской культуры. Лишь в середине прошлого века даки были "вновь обнаружены": В своем смелом исследовании Хашдеу задается вопросом, исчез ли этот народ на самом деле. И только в 1920 году, в первую очередь благодаря Пырвану и его ученикам, протоистория и древняя история Дакии стала изучаться научно. Очень быстро среди писателей и любителей развилось течение, которое, в своих самых экстравагантных проявлениях, заслуживает название "фракомания". Речь идет о "мятеже подлинных корней", под которым понимается восстание гето-дакского элемента против латинских форм мышления, введенных в эпоху формирования румынского народа. Переоценка подлинных корней составляет довольно эмоциональную страницу в истории современной румынской культуры, однако она выходит за рамки нашего исследования. Достаточно напомнить, что Залмоксис сыграл главную роль в этом возрождении самого отдаленного прошлого румынского парода. Залмоксис предстает в виде пророка в театральных постановках; в виде религиозного реформатора, сравнимого с Заратустрой, в различных эссе и монографиях; в виде небесного бога, основавшего гетский "премонотеизм", в некоторых историко-религиозных, теологических интерпретациях. Но везде Залмоксису дана высокая оценка, поскольку он воплощает религиозный гений дако-гетов, представляет духовность "аутохтонов", этих почти мифических предков, побежденных и ассимилированных римлянами. "Геты" сохранились в мифологизированной историографии западных народов благодаря смешению с готами: они стали мифологическими предками германских народов, а позднее и испанцев. Что же до "королей и их советников" - Залмоксисе и Дицинее - то их вспоминали на Западе прежде всего как героев-просветителей "гетов". Сходный процесс произошел и в историографическом сознании румын. Гето-даки были восстановлены в правах как предки, в большинстве случаев, как "мифологические предки", благодаря тому, что они несут в себе множество параисторических символов. Сам Залмоксис пользуется в современной румынской культуре первостепенным религиозным авторитетом, который был им утрачен в первые века нашей эры, когда его свели к роли героя-просветителя. Однако очевидно, что и это возрождение порождено культурой и принадлежит истории идей современной Румынии. 1944, 1969. Перевод С. Голубицкого.