вою несмирившуюся полонянку и утирая рукой окровавленную щеку, он добавил: -- Ты же сказал: та, что с краю, поближе к нам?! -- Не та! Не та! -- снова закричал Аслан. -- Видно, они переменились местами! -- Какого дьявола ты мне ничего не сказала! -- заорал Теймыр, оборачиваясь к девушке. -- Да еще всю щеку мне расцарапала! С горящими ненавистью глазами, растрепанная и ощерившаяся, девушка стояла, воинственно озираясь, и дядя Сандро, несмотря на то, что был занят головоломными расчетами и в то же время чувствовал себя в сильнейшем цейтноте, выражаясь современным языком, однако, несмотря на все это, успел заметить, что она хорошенькая, и даже вспомнил, что где-то видел ее, но не мог вспомнить где. -- А ты у меня спрашивал?! -- закричала девушка, подбоченившись и даже придвигаясь к Теймыру. -- Мало тебе, изверг! Жалко, что я тебе глаза твои не вырвала! -- Ладно, уходи, -- сказал Аслан, -- а ты беги за моей! Только не бери ту, что в красной кофточке, волочи другую! Теймыр зашумел в кустах азалий и вдруг обернулся: -- А если они кофточками обменялись? -- Этого не может быть, -- закричал Аслан, -- она же с ума сходит по мне! Теймыр скрылся в кустах. -- А ты чего стоишь? Иди! -- махнул рукой Аслан, показывая ошибочно украденной девушке, что она свободна. Он был взволнован неудачным началом умыкания и сейчас нервно оправлял полы своей черкески, одновременно вглядываясь в ее белоснежную поверхность, словно стараясь понять, не запятнала ли его черкеску эта неудача. -- Я никуда не уйду! -- дерзко крикнула девушка, оглядывая Аслана и дядю Сандро, словно оценивая их. И дядя Сандро опять мучительно вспоминал, что где-то ее видел, но никак не мог вспомнить где. Главное -- она была тогда во что-то другое одета. И почему-то это было важно, что она была во что-то другое одета. Но во что?! Ах, вот во что -- ни во что! Бинокль принца Ольденбургского, висевший у него на груди и при резком движении толкнувшийся ему в грудь, напомнил об этом! И мы теперь убеждаемся, что дядя Сандро не всегда опускал бинокль, когда в его кругозоре появлялась не его возлюбленная. Во всяком случае, один раз не успел опустить. -- Как не уйдешь? -- раздраженно, но и рассеянно переспросил Аслан, потому что прислушивался к тому, что должно было произойти на тропе, а там, по-видимому, ничего не происходило. -- Так, не уйду! -- крикнула девушка, приводя в порядок свои волосы и исподлобья бросая на Аслана горящие взгляды. -- Вы меня опозорили на глазах у подруг, а теперь бросаете? Не выйдет! -- Да кто тебя позорил?! -- заорал Аслан, все еще прислушиваясь к тропе и удивляясь, что ничего не слышно. -- Ты же видишь -- ошибка! -- Вы меня похитили, вы должны жениться, -- резко отвечала девушка, -- иначе мои братья перестреляют вас, как перепелок! Она привела в порядок свои косы и теперь опять подбоченилась. -- Оба, что ли? -- рассвирепел Аслан, потому что со стороны тропы все еще ничего не было слышно. -- Зачем же оба, -- с неслыханной дерзостью отвечала девушка, -- мне хватит и одного! -- Ты слышишь, что она говорит?! -- обратился Аслан к дяде Сандро и, как бы с некоторым опозданием осознавая социальные изменения, произошедшие в стране, добавил: -- Пораспустились! С этими словами он оправил серебряный кинжал, висевший у него на поясе, но, судя по всему, этот его воинственный жест не произвел на девушку должного впечатления. Девушка то и дело переводила свой пылающий взгляд с дяди Сандро на Аслана, в каждом из них стараясь угадать будущего жениха и одновременно коварного хитреца, который ищет способа избавиться от нее. И тут, именно тут, в голове у дяди Сандро мгновенно выстроилось гениальное решение его неразрешимой задачи! Подобно истинным художникам и ученым, которые, долго мучась творческой загадкой, внезапно во сне или по сцеплению внешне случайных слов или событий находят разгадку мучившей их задачи, дядя Сандро с вдохновенной ясностью осознал, что делать. -- Девушка права, -- сказал дядя Сандро твердо, -- кто-нибудь из нас должен на ней жениться. -- Уж, во всяком случае, не я, -- ответил Аслан, все еще прислушиваясь к тропе и уже сильно нервничая. Видно, пока головорез Теймыр возился с этой полонянкой, неожиданно обернувшейся самозванкой, девушки успели далеко уйти или вообще дали стрекача. -- Посмотрим, -- сказал дядя Сандро, -- во всяком случае, девушка хорошая, уж поверь мне... -- Не спорю, девушка хорошая, -- согласился Аслан, начиная осознавать нависшую над ним опасность. Он знал, что если весть о том, что ее слегка умыкнули и бросили, коснется слуха ее братьев, еще более дерзких, чем она, дело может окончиться кровью. Они не посмотрят на его род, тем более в такое время. Впрочем, и раньше в таких случаях мало кто вдавался в генеалогию. Аслану показалось, что девушка понравилась Сандро. Было бы забавно, подумал он, привезти сегодня двух невест. Это было бы по-нашенски, по-кавказски, по-дворянски. Вот так, с другом умыкнул невесту, а чтоб и друг не скучал, прихватил заодно и ее подружку! -- А что, -- сказал Аслан, подмигивая дяде Сандро, -- наша Шазина и хорошенькая, и стройная, как косуля... -- Это точно, -- согласился дядя Сандро, и тут затрещали кусты азалий, и веселый головорез Теймыр появился с милой невестой Аслана, обреченно повисшей у него на плечах, -- но я тебе, Аслан, должен сказать что-то печальное... -- Что еще? -- тревожно спросил Аслан и двинулся к своей невесте. Но дядя Сандро его опередил. -- Вот это, я понимаю, скромная девушка! -- крикнул веселый головорез и, поставив на землю грустно поникшую невесту Аслана, стал утирать обильный пот, струившийся по его лицу. -- Отойди, я у нее должен что-то спросить, -- сказал дядя Сандро, и Теймыр, пробуя ладонью слегка кровоточащую щеку, расцарапанную Шазиной, отошел. -- Ты еще здесь, драная кошка! -- крикнул он, увидев ее. -- Я никуда не уйду! -- отвечала она. -- А если вы меня опозорите, мои братья перестреляют вас, как перепелок! -- Пусть остается, -- подмигнул Аслан веселому головорезу, -- я тут кое-что надумал! -- Уж не собираешься ли ты жениться на обеих, как турок? -- спросил Теймыр, теперь утирая лицо и шею большим платком. -- Поумнее что-то придумал, -- отвечал Аслан с загадочной улыбкой, кивнув на дядю Сандро. А дядя Сандро в это время приводил в действие свой гениальный план. -- Слушай внимательно, -- сказал дядя Сандро своей возлюбленной, -- вот что я придумал. Ты скажешь ему, что у тебя родственники эндурцы. И до конца держись за сказанное -- остальное получится само. -- Ладно, -- сказала слегка обалдевшая от всех этих дел возлюбленная дяди Сандро, хотя все еще и невеста Аслана, -- я скажу, что у меня бабушка по материнской линии эндурка. -- Не важно, по какой линии, -- быстро уточнил дядя Сандро, -- главное -- держись за сказанное! -- Да что вы там расшушукались, -- крикнул Аслан, -- неровен час кто-нибудь нагрянет! -- Я тебе должен сказать что-то важное, -- промолвил дядя Сандро и с мрачным выражением горевестника подошел к Аслану и отвел его в сторону. -- Да что мы тут будем сходку устраивать, -- пробормотал Аслан, чувствуя, что предстоит что-то неприятное, и понимая, что от него невозможно увильнуть. Тут дядя Сандро сообщил ему печальную весть. Он сказал, что вчера до него дошел слух о том, что у его невесты бабушка по материнской линии эндурка. И так как он сам вчера не мог у нее проверить, правда ли это, он всю ночь волновался, но ничего не говорил Аслану, чтобы не расстраивать его, если этот слух не подтвердится. Но вот, к сожалению, она сама сейчас подтвердила. -- Ты меня убил без ножа, -- тихо завыл Аслан, -- простая девушка да еще эндурка! Теперь я навсегда потерял отца, мать, братьев, сестер! -- Знаю, -- сказал дядя Сандро и твердо добавил: -- Я тебя выручу! -- Выручи! -- озарился Аслан. -- Любой подарок за мной! -- Одного быка приведешь к нам во двор, -- сказал дядя Сандро, все еще испытывавший слабость к быкам. -- Двух быков! -- воскликнул Аслан. -- Нет, одного хватит, -- скромно возразил дядя Сандро. -- Но как ты меня выручишь? -- воскликнул Аслан. -- Я женюсь на ней, -- сказал дядя Сандро, торжественно, как человек, берущий на себя выполнение трудного долга. -- Ты?! -- опешил Аслан. -- Да, я, -- сказал Сандро, -- мой отец -- простой человек, и он не будет дознаваться, какие там у нее родственники по материнской линии. -- Но согласится ли она?! -- воскликнул Аслан. -- Она же меня любит. И как я ей в глаза посмотрю после этого? -- Я все беру на себя, -- сказал дядя Сандро, -- а потом она перед тобой виновата. -- В чем? -- оживился Аслан, очень хотевший, чтобы она перед ним была виновата. -- Собираясь замуж за такого родовитого человека, как ты, -- важно сказал дядя Сандро, -- она тебя должна была предупредить, что у нее эндурская примесь. -- Тоже верно, -- согласился Аслан, -- но ведь я никогда у нее об этом не спрашивал. Мне такое и в голову не могло прийти! Но ты уверен, что она согласится выйти за тебя?! -- Я постараюсь ее уговорить, -- сказал дядя Сандро, -- ведь теперь ей некуда деться... -- Вообще-то я тебя ей очень хвалил, -- обнадежил его Аслан, -- но, ради бога, Сандро, избавь меня от разговора с ней! Мне будет ужасно стыдно! -- Я все беру на себя, -- сказал дядя Сандро. -- Но куда же ты ее приведешь, ты ведь не подготовился к женитьбе? -- спросил Аслан, имея в виду, что по абхазским обычаям жених, умыкающий невесту, не сразу приводит ее в свой дом. -- К твоим родственникам, -- сказал дядя Сандро просто, -- мы оба женимся, я на твоей бывшей невесте, а ты на этой... как ее? -- Шазине?! -- снова опешил Аслан и, оглянувшись на Шазину, бдительно следившую за ними, взглянул на свою белоснежную черкеску, словно спрашивая у нее совета. -- Да, -- сказал дядя Сандро неумолимо, -- во-первых, она прекрасная девушка. Во-вторых, мы ее опозорим, если, умыкнув, не женимся на ней. А в-третьих, твои родственники ждут тебя с невестой, а получится, что ты ввел их в расходы ради того, чтобы женить своего друга. Насмешка получится. -- Ой, -- сказал Аслан и схватился за голову, -- я про них совсем забыл... Если я не женюсь, пойдет сплетня, что я не смог умыкнуть девушку... -- В том-то и дело, -- снова согласился дядя Сандро. -- Это запятнает мою честь, -- сказал Аслан и снова оглядел свою белоснежную черкеску. -- В том-то и дело, -- снова согласился дядя Сандро. -- Но мне ужасно неловко, -- вдруг задумался Аслан, -- на глазах у собственной невесты жениться на ее подруге. -- Ничего, -- сказал дядя Сандро, -- твоя невеста тоже на твоих глазах выйдет замуж за твоего друга. -- Как так?! -- пыхнул Аслан. -- По твоему собственному желанию, -- напомнил ему дядя Сандро. -- Да, -- успокоился Аслан, -- по моему собственному. Слушай, -- спохватился Аслан, -- а вдруг Шазина тоже с эндурской примесью? Тогда я лучше женюсь на своей. Тут дядя Сандро испугался. -- Ну уж такого невезенья не может быть! -- воскликнул он. -- Я сейчас все узнаю! Чувствуя, что тело его от волнения покрылось холодным потом, дядя Сандро подошел к Шазине. Заставить свою возлюбленную признать себя эндуркой, когда она абхазка, и тут же уговорить чужую девушку, если она с эндурской примесью, чтобы она выдавала себя за чистокровную абхазку, было и для дяди Сандро слишком. -- Послушай, -- тихо сказал дядя Сандро, подойдя к девушке, -- говори только правду. В твоем роду есть эндурцы? -- Эндурцы?! -- взвизгнула девушка, и глаза ее метнули в глаза дяде Сандро две молнии. -- Вы посмотрите, через какую бесовскую хитрость они от меня хотят избавиться! Да мои братья только за то, что вы так подумали, перестреляют вас, как перепелок! -- Все, -- сказал дядя Сандро, -- ты выходишь замуж! -- За кого? -- полыхнула самозванка достаточно уместным любопытством. -- За Аслана, -- сказал дядя Сандро, -- и больше ни слова! -- За Аслана? -- слегка опешила девушка. -- А разве у них с Катей не было... -- Не было! -- перебил ее дядя Сандро, чувствуя приступ ревности. -- Не было и не могло быть! Дядя Сандро подошел к своей возлюбленной и сказал ей, что она больше не невеста Аслана, а его невеста. Главное -- держать себя в руках. Никакой радости. Легкий, благопристойный, однако и ненавязчивый траур. Возлюбленная дяди Сандро, почти ничего не соображая, кивнула ему и опустила голову. -- Эх, Катя, Катя! -- сказал Аслан, со стороны наблюдавший за ними и почувствовавший, что дядя Сандро ее уговорил. -- Зачем ты мне сразу не сказала правду? -- Ты у меня не спрашивал, -- ответила Катя и вовсе потупилась. -- Поздно каяться, все решено! -- зычно воскликнул дядя Сандро. -- На лошадей! -- Поклянись аллахом, что в тебе нет эндурской примеси! -- в последний раз взмолился Аслан, болезненно вглядываясь в свою новую невесту и одновременно как бы извиняясь перед старой, показывая ей причину, по которой он не мог не отступиться от нее. -- Эндурской примеси?! -- возмутилась Шазина. -- Не смеши людей! Да мои братья... -- Про твоих братьев мы уже слышали, -- сказал дядя Сандро, -- быстрее в путь! -- Чудо! -- воскликнул веселый головорез Теймыр. -- Кто бы подумал, что эта вертихвостка такого парня отхватит. -- Но у нас только четыре лошади, -- вспомнил Аслан, первым подходя к ольшанику, где были привязаны лошади. -- Эта вертихвостка так хотела замуж, -- сказал веселый головорез, -- что я думаю, она рядом с лошадью побежит! -- Так и побежала! -- опять воскликнула Шазина. -- Да мои братья... -- Не надо так ее называть, -- сказал Аслан примирительно, -- ты же знаешь, чья она теперь невеста... -- Кажется, разобрались, -- сказал Теймыр и тронул поцарапанную щеку. -- Мы с Асланом сядем на мою лошадь, -- сказал дядя Сандро, -- она вынесет обоих! Девушек посадили на лошадей, причем Аслан, помогая Кате сесть на лошадь с женским седлом, проявил благородный такт, то есть, изменив содержание первоначального замысла, мы имеем в виду смену невест, он оставил в целости техническую сторону -- Катя должна была сесть на эту лошадь, и она на нее села. Впрочем, мужское седло Шазине, по ее характеру, было как раз впору. Дядя Сандро гостеприимно предоставил свое седло Аслану, а сам уселся сзади на спину своего рябого скакуна. -- Если б я знал, что вы оба женитесь, -- сказал веселый головорез, -- я бы и третью для себя приволок! -- Поздно, -- отозвался дядя Сандро из-за белой черкески своего друга, -- к тому же для жениха тебе Шазина подпортила портрет! Они ехали гуськом глухой лесной тропкой, и Теймыр, он был впереди, иногда оттягивал кнутовищем камчи нависавшие над тропой буковые, ольховые, каштановые ветви, оплетенные лианами обвойника, и давал проехать остальным. Сквозь могучий, заколюченный лес, потом сквозь узорчатые папоротниковые пампы, стреноживающие лошадиные ноги, и снова в зеленый, влажный сумрак леса, переплетенного всеми ветками и корнями, опутанного всеми лианами, задыхающегося от собственного яростного обилия и неожиданно, как вздох, расступающегося возле шумной речушки с несколькими светлыми, покорно склоненными ивами на берегу, как бы намекающими на возможности христианского начала в буйном царстве языческого леса. Намек этот, как нам кажется, кавалькадой остался непонятым. Молодые люди, крича и щелкая камчами, загнали лошадей в поток, и лошади, то и дело упираясь, шли через него, косясь друг на друга, всплескивая гривами, фыркая, цокая копытами, оскальзываясь на камнях дна, спотыкаясь и гневно вздергиваясь, и тогда девушки ахали, а молодые люди смеялись и с гиканьем, огрев лошадей камчой, вымахивали на крутой берег, поросший кустами облепихи и тамариска. Дядя Сандро чувствовал нестерпимое веселье, клокотавшее внутри него, но сдерживал себя изо всех сил, чтобы Аслан ничего не понял. Аслан то и дело поглядывал на свою бывшую невесту, потом переводил взгляд на новоиспеченную, иногда как бы не понимая, откуда она взялась, а потом приглядывался к ней, привыкая к своему новому положению. Впрочем, когда тропу обступали особенно колючие кустарники или лошади входили в воду, он забывал об обеих невестах, целиком озабоченный боязнью оцарапать или закапать брызгами воды свою белоснежную черкеску. Шазина то и дело оборачивалась в сторону жениха и почему-то прыскала от смеха, и дядя Сандро удивлялся ее дерзости, думая, что она смеется, вспоминая подробности всей этой истории. Удивление его, однако, вскоре сменилось гневным изумлением, когда выяснилось, что на самом деле она оборачивается на них и смеется необычайной (видите ли!) рябизне его чубарого скакуна, его прославленной гордости! Не успел дядя Сандро прийти в себя от этой неслыханной дерзости, как Шазина вслух предположила, что ее братья, хоть убей их, нипочем не сели бы на этого хвостатого, рябого змея. Дяде Сандро захотелось отправить ее назад, и притом пешком, но боязнь, что в этом случае Аслан вернется к первому варианту своей женитьбы, остановила его. Но, видно, дерзости ее не было предела. На полпути к дому родственников Аслана лошадь дяди Сандро стала слегка отставать, все-таки ей трудновато было под двойной нагрузкой. Так эта Шазина и тут не удержалась, чтобы не надерзить. -- Быстрей, -- сказала она, оборачиваясь на своего жениха, -- а то мои братья догонят... -- Да твои братья богу свечку поставят, что избавились от тебя! -- крикнул Теймыр-головорез. -- Ее братья, -- осторожно вступился Аслан за свою невесту, -- храбрые, уважаемые парни. -- Это видно по ней, -- не унимался веселый головорез, -- она же тебя просто умыкнула! По правде сказать, тебя бы надо было посадить на лошадь с женским седлом! -- Друзья, -- предупредил Аслан, -- только не надо так шутить в доме, куда мы едем. Они могут обидеться за меня, не понимая, что вы шутите. Все согласились с ним, и остаток пути, пока еще можно было что-нибудь видеть, Аслан то и дело поглядывал на свою невесту, стараясь к ней привыкать и потихоньку влюбляться. Ночью кавалькада прибыла в дом, где их ждали. Хозяева, конечно, очень удивились, что друзья привезли двух невест. Но по законам гостеприимства, чтобы скрыть свое замешательство, они придали ему противоположное направление, то есть удивились тому, что их третий спутник приехал без невесты. За пиршественным столом гости и друзья просидели почти до утра. Длинный след ногтя Шазины, перерезавший щеку веселого головореза, сначала выдавался за смутный намек на некие сложности, возникшие при умыкании, но постепенно с выпитыми стаканами этот смутный намек превращался в прозрачный намек на пулю преследователей, чиркнувшую щеку Теймыра. Любопытствующие пытались уточнить, преследователи какой именно невесты задели своей пулей Теймыра. -- Скорее всего, братья Шазины, -- отвечал веселый головорез, -- они особенно неистовствовали... -- Я одного не пойму, -- выбрав удобное мгновенье, спросил Аслан у Кати, -- почему ты, когда Теймыр схватил Шазину, не сказала, что он ошибся? -- Разве девушка может навязываться, -- отвечала Катя вполне искренне, -- может, ты передумал, может, еще что... -- Тоже верно, -- согласился Аслан, однако, продолжая внимательно вглядываться в нее, спросил; -- Ну, ты довольна, что выходишь за Сандро? Дядя Сандро успел ударить ее ногой под столом, чтобы она была посдержанней. -- Ты же сам говорил, что он хороший, -- сказала Катя, может быть, тайно объясняя причину своей влюбленности. -- Да, конечно, я сам, -- твердо подчеркнул Аслан. Дней десять новобрачные прожили в этом гостеприимном доме, и каждое утро, когда они выходили из своих комнат и встречались на веранде, Аслан почему-то пытливо заглядывал в глаза своей бывшей невесты. Не исключено, что он все еще искал в ее глазах и не находил следов легкого благопристойного траура. За это время его юная жена дважды стирала его белоснежную черкеску, а веселый головорез Теймыр шутил во этому поводу, говоря, что в самом ближайшем будущем Шазина перекрасит его черкеску, чтобы не так часто ее стирать, и при этом скорее всего в красный цвет, чтобы слиться с наступившими временами. -- Никогда, -- отвечал Аслан, даже в виде шутки не принимая такого будущего. Но вот, как водится, приехали родственники молодых мужей и развезли их по своим селам. Две свадьбы были справлены в двух домах уже независимо друг от друга. Дней через двадцать после свадьбы дядя Сандро увидел, что к Большому Дому подъезжает Аслан, ведя на веревке хорошего рыжего быка. Белоснежная черкеска победно сверкала на Аслане. Дядя Сандро обрадовался гостю и даже почувствовал некоторые угрызения совести за этот подарок, но не принять его уже было нельзя. В доме дяди Сандро именитый гость был встречен прекрасно, а милая Катя так и летала, стараясь как можно лучше принять своего бывшего жениха. -- Все же не дал перекрасить черкеску, -- напомнил дядя Сандро шутку Теймыра-головореза. -- Как можно, -- сказал Аслан горделиво, как бы намекая, что абхазский дворянин все еще контролирует не только порядок в семье, но и в самой Абхазии. Когда дядя Сандро с Асланом остались одни, тот ему сделал неожиданное признание. -- Должен тебе сказать, Сандро, -- начал Аслан, -- что я немножко усомнился в твоей честности. И теперь хочу покаяться перед тобой. Очень уж, подумалось мне, все это странно получилось. Я решил, что ты это все подстроил. И то, что Теймыр-головорез приволок Шазину, и то, что невеста моя вдруг оказалась с эндурской примесью. Несмотря на гнев и обиду, я решил трезво во всем разобраться, прежде чем мстить за оскорбление моей чести и чести моего рода. И я рассудил так. Если ты подстроил так, что Теймыр схватил Шазину, которая, конечно, была влюблена в меня, я от нее правду никогда не узнаю. Но тогда, подумал я, почему она так сильно расцарапала щеку Теймыру? И я так себе ответил на этот вопрос: чтобы все это было похоже на правду. Ну, хорошо, думаю, если Сандро соврал, что у Кати бабушка эндурского происхождения, то бабушку он не может подменить! Я узнал, где она живет, поехал в Эндурск и убедился, что все это правда. Да, ты был настоящим другом, а меня попутал бес... -- Что правда? -- опешил дядя Сандро. -- Что она эндурского происхождения, -- сказал Аслан. -- Как эндурского?! -- вскричал дядя Сандро. -- А ты что, не знал? -- теперь опешил Аслан. Но дядя Сандро уже взял себя в руки. -- Эндурского, но по материнской линии, а не по отцовской! -- воскликнул дядя Сандро. -- Так я же об этом и толкую, -- успокоил его Аслан, -- по отцовской у нее все в порядке... Я всегда буду помнить о том, что ты меня выручил... У меня родители со старыми понятиями, а то бы я от Кати никогда не отказался... А эндурство в новой жизни, я думаю, не должно мешать... -- Нет, конечно, -- согласился дядя Сандро, мысленно жалея, что в свое время отказался от второго быка, -- я думаю, новая жизнь сама склоняется к эндурству. -- Мои родители тоже так думают, -- важно согласился Аслан, -- так что не унывай... Все к лучшему... На следующий день Сандро и его молодая жена провожали Аслана в обратный путь. Дядя Сандро, как водится провожать уважаемых гостей, поддерживал ему стремя и одновременно, как водится у гостеприимных абхазцев, уговаривал его остаться погостить. Но вот мягкий носок сапога Аслана вошел в подставленное стремя, он попрощался с молодоженами, выехал в открытые ворота и зарысил в сторону своего дома. Так закончилась история женитьбы дяди Сандро. ___ Я о ней услышал в такой же ласковый, осенний день, правда, лет пятьдесят спустя. Мы сидели у него во дворе на турьей шкуре в тени инжирового дерева, потягивая из граненых стаканов холодный, кисловатый айран -- смесь простокваши с водой. Рассказывая эту историю, дядя Сандро время от времени подносил к лицу огромный плод золотистой айвы, похожий на морду льва. Казалось, внюхиваясь в тонкий аромат могучего плода, он через его запах приближает дни молодости, как некогда через бинокль принца Ольденбургского приближал купающихся девушек. Время от времени тетя Катя выходила из огорода с небольшой плетеной корзиной в руке, наполненной фасолью в стручках и фиолетовыми баклажанами. Баклажаны она относила на кухню, а фасоль высыпала на пол веранды, где она досушивалась. Проходя мимо нас, тетя Катя снисходительно улыбалась, как бы показывая, что рассказ дяди Сандро не надо принимать так уж всерьез, но от нечего делать можно и послушать. Рассуждение о ямочках на щеках и тем более эпизод, связанный с биноклем, дядя Сандро передавал с оглядкой, чтобы тетя Катя этого не слышала. -- Вот так обманом она женила меня на себе, и, как видишь, я до сих пор с ней живу, -- заключил он свой рассказ, не обращая внимания на то, что тетя Катя приближалась к нам с очередной корзиной, наполненной фасолью. Она услышала слова дяди Сандро, и, хотя видно было, что она это слышит не в первый и даже не в десятый раз, она остановилась, поравнявшись с нами, поставила корзину на землю и с выражением обиды посмотрела на дядю Сандро. -- Почему же обманом, бессовестные твои глаза? -- сказала тетя Катя с некоторым усталым упорством. -- А то не обманом? -- бодро подхватил ее слова дядя Сандро. -- Я же тебе сказал: "Скажи, что ты эндурка..." А ты что сказала? -- А я сказала: "Хорошо, я скажу, что у меня бабушка по материнской линии эндурка..." Какой же тут обман, бессовестные твои глаза? -- Вот эндурский характер! -- воскликнул дядя Сандро, восхищаясь, как мне кажется, и упрямством своей жены (редкое свойство, присущее исключительно эндурским женщинам), и полнотой отсутствия юмора у своей жены (тоже редкое качество, присущее эндурцам обоего пола), однако дающее ему самому неисчерпаемые возможности для проявления собственного юмора, -- сколько лет прошло, а она талдычит свое! Я же считал, что выдумал твое эндурство, козлиная голова! А если бы ты тогда мне сказала: "Да, я на самом деле с эндурской примесью", еще неизвестно, женился бы я на тебе или нет. -- Ты скажи, чем эндурцы хуже тебя? -- опять же с некоторым усталым упорством спросила тетя Катя. -- Да они в сто раз лучше тебя... Они и пьют меньше... -- Пьют меньше, -- повторил дядя Сандро саркастически, -- не могут, потому и пьют меньше... -- Эндурцы стараются для своей семьи, для своего дома, для своих близких, -- проворковала тетя Катя, погружаясь в грезу эндурского очаголюбия, но, очнувшись, тоскливо добавила: -- А ты? -- Вот в этом твоя эндурская дурость и сказывается, -- отвечал дядя Сандро, -- ты до сих пор не можешь понять, как это важно для жизни людей, чтобы они весело, с умом, не спеша ели, пили, слушали мои рассказы и иногда сами кое-что вставляли, если у них есть что вставить... -- Ты забываешь свой возраст, -- безнадежно вздохнула тетя Катя. -- Заладила, -- махнул рукой дядя Сандро и, повернувшись ко мне, добавил: -- Нет, я тебе честно скажу. Для эндурки моя жена даже слишком хороша. Больше пятидесяти лет со мной живет и пока -- тьфу! тьфу! не сглазить! -- не отравила. -- Интересно, кого это эндурцы отравили? -- с некоторым вызовом спросила тетя Катя. Она уже приподняла было свою корзину, но теперь снова поставила ее на землю. -- Ты лучше спроси, кого они еще не отравили, -- сказал дядя Сандро и, приподняв айву, внимательно внюхался в нее, словно заподозрив, не отравлена ли она эндурцами. Нет, видимо, еще не успели. Он опустил руку с айвой на шкуру и обратился ко мне: -- Эндурцы испокон веков ядами промышляют. Они с такой хитростью яды пускают в ход -- ни один прокурор не подкопается. Например, ты гостишь у эндурца, а у него в это время враг в этом же селе или в соседнем. И этот эндурец тебе говорит: "Слушай, живет тут один человечек. Он о тебе слышал много хорошего. Зайди к нему, уважь, он тебе устроит хлеб-соль. Только не говори, что я тебя к нему послал, потому что ему от этого стыдно будет. Так зайди к нему в дом, как будто тебя ночь застала в этом месте". И ты доверчиво идешь к этому человеку, радуясь, что люди знают про твои хорошие дела, а ты не думал, что они об этом знают. Ты даже иногда думал, вроде маловато у тебя хороших дел. Но, оказывается, нет, оказывается, хороших дел у тебя достаточно и добрые люди об этом знают. И ты доверчиво идешь к этому человеку, думая обрадовать его и принять у него хлеб-соль. И ты приходишь к нему, и он, бедняга, устраивает тебе хлеб-соль, потому что деться некуда -- гость. Но тот эндурец, который послал тебя к нему, уже дал тебе яд, и он подействует на тебя через сутки. И ты, приняв хлеб-соль, ложишься спать у этого добродушного человека и умираешь. И на следующий день милиция-челиция, доктур-моктур, и они узнают, что ты отравлен, и твоего бедного хозяина сажают в тюрьму как отравившего ни в чем не повинного человека. Вот так эндурцы иногда расправляются со своими врагами. И что интересно -- он лично против тебя ничего не имеет, он только думает про своего врага. А то, что ты при этом умрешь, ему и в голову не приходит. -- А если, допустим, -- смеюсь я, -- ты обещал пойти к этому человеку, но не пошел? -- Ничего страшного, -- махнул рукой дядя Сандро, -- в следующий раз другого пошлет! А то, что ты неповинно умираешь, ему даже в голову не приходит... -- Не слушай старого дурака! -- говорит тетя Катя, как бы сердясь на себя за то, что сама заслушалась. Она решительно берется за корзину и, уходя, бросает: -- Его арестуют за язык, рано или поздно... И правильно сделают... Только перед людьми стыдно... Она поднимается на веранду, а дядя Сандро, с добродушной иронией (на самом деле любит, старый хитрец!) поглядев ей вслед, снова нюхает айву и говорит: -- Мне бы на нее в перевернутый бинокль смотреть, а я, глупый, приближал. На эндурца всегда надо в перевернутый бинокль смотреть, подальше от него держаться... И в том, что я тогда чуть не сверзился с дерева, был божеский знак, но я его не понял. "Осторожно, эндурка!" -- крикнул мне бог, но я тогда его не понял, а теперь что... Теперь поздно... -- Дядя Сандро, -- спросил я, -- а что вы вообще думаете о женщинах? -- Всякой женщине, -- мимоходом ответил дядя Сандро, явно продолжая думать об эндурцах, -- можешь сказать одно и никогда не ошибешься: "При таком характере могла бы быть покрасивее..." Но эндурцы -- это совсем другой разговор... Дядя Сандро разглаживает усы, явно довольный, что добавил еще несколько штрихов к неустанно созидаемому психологическому облику эндурцев. Он задумчиво затихает. Я вытягиваю из стакана кислую прохладу айрана и взвешиваю в уме афоризм дяди Сандро. По-моему -- он просто хорош. Я думаю, не выдать ли его в кругу друзей за собственный экспромт... Или сохранить для очередной главы романа о жизни дяди Сандро? После некоторых колебаний прихожу к выводу, что не стоит выбалтывать. Растащат, потом не докажешь, что ты первым его раздобыл. Вот так, ради творчества, приходится себя во всем ограничивать, а что оно дает? С веранды доносится шорох стручков, которые, все еще поворачивая, перебирает тетя Катя. В окно веранды, щебетнув на лету, влетает ласточка и, косо полоснув пространство помещения (она это сделала быстрей, чем я описал), вылетает в другое окно. Какая ей была надобность влетать в веранду и вылетать из нее? Никакой, чистое озорство. Но это знак жизни, ее восторженная роспись в воздухе, и этим все оправдано. Солнце греет, но не печет. В густо-зеленой листве корявых мандариновых деревьев золотятся зреющие мандарины. Отсюда, с холма, видны пригородные дома, окруженные фруктовыми деревьями, среди которых бросаются в глаза оголенные от листьев деревья хурмы, ветки которых как бы утыканы багряными плодами. -- Дядя Сандро, -- спрашиваю я, решив отблагодарить его за афоризм, -- что это я часто слышу, что эндурцев называют парашютистами? -- Так оно и есть, -- оживляется дядя Сандро, -- их сейчас на парашютах спускают к нам. -- Кто спускает? -- спросил я. -- Неизвестное, но враждебное государство, -- твердо отвечает дядя Сандро. -- Неужели вы можете поверить, -- говорю я, -- что, несмотря на погранзаставы, радарные установки и всякую технику, иностранные самолеты могут залетать на нашу территорию и сбрасывать парашютистов? -- Зачем мне верить, если я точно знаю, -- отвечает дядя Сандро, -- горные пастухи то и дело находят в горах парашюты. А сколько тысяч таких парашютов гниет в непроходимых лесах? Между прочим, хороший материал, говорят... Ему сносу нет... -- Вы видели такого пастуха? -- Нет, -- говорит дядя Сандро, -- я что, председатель колхоза, что ли? Да он и председателю не покажет, чтобы парашют не сдавать в милицию. Прекрасный заграничный материал... И на летний костюм хорош, и на матрац годится, и палатку можно из него сделать -- не протекает. -- Дядя Сандро, -- сказал я спокойно и твердо, -- это абсолютно невозможно. -- Ну да, -- сказал дядя Сандро и поднес айву к лицу, -- ты поверишь тогда, когда эндурец прямо на голову тебе спустится... Но он не такой дурак... -- Ну, как это возможно, -- начал я слегка повышать голос, -- ведь эндурцы жили в наших краях, когда еще самолетов не было? -- Ну и что, -- невозмутимо ответил дядя Сандро и снова понюхал айву, -- самолетов не было, но парашюты были... -- Но как же парашюты могли быть, когда самолетов не было?! -- попытался я достучаться до логики. -- Ты, как палка, все прямо понимаешь, -- сказал дядя Сандро и, положив айву на шкуру, продолжал: -- Для каждого времени свой парашют. Вот ты смеешься, когда я говорю, что эндурцы опутали нас по рукам и по ногам. Но я с тобой иду на спор. Возвращаясь в город, ты будешь идти мимо Дома Правительства, где все наши министерства. Выбирай любой этаж и пройди подряд десять кабинетов. И если в восьми не будут сидеть эндурцы, я выставлю тебе и любым твоим друзьям хороший стол и даю клятву больше ни разу не говорить об эндурцах. -- Вы это всерьез?! -- спросил я, пораженный таким оборотом разговора. Дело в том, что его домыслы об эндурцах никогда не опирались на цифры, а теперь он вдруг прямо обратился к статистике. -- Конечно, -- сказал дядя Сандро и, приподняв львиномордую айву, внюхался в нее, как эстет в розу, -- но если ты проиграешь, ты выставишь мне стол в ресторане и признаешься перед всеми моими друзьями, что ты был слепой телок, которого дядя Сандро всю жизнь тыкал в сосцы правды. -- Идет! -- согласился я и тут же вспомнил, что он говорил мне неделю назад. Дело в том, что новый секретарь ЦК Грузии Шеварднадзе начал кампанию по борьбе со всякого рода взяточниками и казнокрадами. В связи с этим в нашем городе, как и во всех других городах Грузии и Абхазии, пробежал слух, что теперь крайне опасно кутить в ресторанах, потому что туда приходят переодетые работники следственных органов и устанавливают, кто именно прокучивает ворованные деньги. Неделю тому назад в разговоре со мной, коснувшись этой темы, дядя Сандро сказал, что теперь он никогда не войдет в ресторан, даже если его шапку туда закинут. Этим самым он одновременно намекал, что имеет какое-то отношение к подпольной жизни местных воротил, хотя я точно знал, что он никакого отношения к ним не имеет. Сиживал за их столами, пивал их напитки, но к делам никогда не допускался. Это я знал точно. Сейчас в связи с нашим спором я ему напомнил его высказывание насчет шапки, закинутой в ресторан. -- Ты меня не так понял, -- сказал дядя Сандро, -- те люди, которые следят за посетителями ресторанов, смотрят, кто будет расплачиваться. А тут я уверен, что расплачиваться будешь ты. -- Хорошо, посмотрим, -- сказал я и, попрощавшись с дядей Сандро, стал уходить. Я уже спускался по тропке, ведущей к калитке, когда из-за мандариновых кустов услышал его зычный голос: -- Когда будешь заказывать стол, скажи, что дядя Сандро будет за столом, а то тебе подсунет плохое вино... тот же эндурец! Через двадцать минут я уже был возле Дома Правительства. Я на минуту замешкался у входа. Я здорово волновался. Я сам не ожидал, что так буду волноваться. Я не знал, какой этаж выбрать для чистоты эксперимента. Почему-то я остановился на третьем. Он мне показался наиболее свободным от игры случая. Перешагивая через одну-две ступеньки, я вымахал на третий этаж. Передо мной был огромный коридор, по которому лениво проходили какие-то люди, пронося в руках дрябло колыхающиеся бумаги. Я пошел по коридору и, отсчитав справа, почему-то именно справа, десять кабинетов, распахнул дверь в последний и остановился в дверях. За столом сидел лысоватый немолодой эндурец, и, когда я открыл дверь, он посмотрел на меня с тем неповторимым выражением тусклого недоумения, с которым смотрят только эндурцы, и притом только на чужаков. Я быстро закрыл дверь и направился к следующему кабинету. Толкнул дверь, и сразу же мне в лицо ударила громкая эндурская речь За столом сидел эндурец, и двое других эндурцев стояли у стола. Говорили все трое, и все трое замолкли на полуслове, как только я появился в дверях, словно обсуждался план заговора. Замолкнув, все трое уставились на меня. Гейзер паники вытолкнул в мою голову мощную струю крови! Я распахивал дверь за дверью, и, как в страшном школьном сне, когда тебе снится, что экзаменатор отвернулся от стола и разговаривает с кем-то, а ты переворачиваешь билеты в поисках счастливого, но в каждом незнакомые вопросы, а ты все ищешь счастливый билет, уже тоскуя по первому, который все-таки был полегче остальных, а счастливый все не попадается, а экзаменатор вот-вот повернется к столу, и у тебя уже не будет возможности выбрать билет, и ты уже забыл, где лежит тот, первый, что был полегче остальных, и по хитроватой улыбке экзаменатора, который теперь слегка развернулся к тебе и договаривает то, что он говорил кому-то, ты понимаешь, что улыбается он тому, что делаешь ты, и ты вдруг догадываешься, что он все это знал заранее, что он нарочно отвернулся, чтобы полнее унизить тебя, вот так и я... Вот так и я открыл восемь дверей, и в каждом из восьми кабинетов сидел эндурец. И я в отчаянии открыл девятую дверь. В кабинете оказался очень молодой эндурец, и он очень доброжелательно посмотрел на меня. Я рванулся к нему и замер у стола. Сидя за столом, он кротко и внимательно следил за мной. -- Извините, -- сказал я, -- я хочу вам задать один вопрос. -- Пожалуйста, -- ответил он, застенчиво улыбаясь и тем самым как бы беря на себя часть моего волнения. -- Вы эндурец? -- спросил я, может быть, слишком прямо, а может быть, самой интонацией голоса умоляя его оказаться неэндурцем или в крайнем случае отказаться от эндурства. Молодой человек заметно погрустнел. Потом, бессильно прижав ладони к груди, он встал и, склонив как бы отчасти признающую себя повинной голову, промолвил: -- Да... А что, нельзя быть эндурцем? -- Нет! Нет! -- крикнул я. -- Что вы! Конечно, можно! Правь, Эндурия, правь! -- С этими словами я выскочил из кабинета и, не переставая бормотать: -- Правь, Эндурия, правь! -- скатился с третьего этажа и вырвался на воздух. Я очнулся у моря в открытой кофейне, где для успокоения души заказал себе две чашки кофе по-турецки. То, что дядя Сандро оказался прав, потрясло меня Однако после первой чашки, поуспокоившись и поостыв на морском ветерке, я вдруг понял, что только в двух кабинетах сидели безусловные эндурцы, -- это там, где громко разговаривали и осеклись, когда я открыл дверь, и там, где молодой человек склонил свою отч