таким уродом. Он ищет утешения в философии. В качестве Моральной компенсации он неизменно затрагивает в разговоре самые непопулярные или непризнанные точки зрения. Парадокс о человеке, встречающем самого себя, - излюбленная его тема. Я уже рассказывал тебе, что он имел обыкновение предсказывать неудачу проекту. Сегодня за завтраком он дразнил нас, членов Совета, а не тебя. К тебе это не имело ни малейшего отношения. Твиссел разгорячился. Увлекшись своим монологом, он забыл о том, где они находятся, забыл о нависшей катастрофе, он снова превратился в хорошо знакомого Харлану карлика с быстрой жестикуляцией и неловкими движениями. Он даже вытащил сигарету из нарукавного карманчика, но, впрочем, так и не закурил ее. Внезапно он замолчал, резко повернулся и пристально посмотрел на Харлана, словно до его сознания только сейчас дошел смысл последних слов Техника. - Ты сказал, что чуть было не встретил сам себя. Что это значит? Харлан вкратце рассказал о своем приключении. - Разве вы не знали об этом? - Нет. Последовавшие за этим несколько секунд тишины были для сжигаемого лихорадкой Харлана тем же, что глоток воды для умирающего от жажды. - А что, если ты действительно встретил сам себя? - Но ведь... - Случайные отклонения всегда возможны, - не обращая на него внимания, продолжал Твиссел. - Если учесть, что число допустимых Реальностей бесконечно велико, ни о каком детерминизме не может быть и речи. Предположим, что в Реальности Маллансона, в предшествовавшем цикле... - Разве циклы повторяются бесконечно? - не удержался от вопроса Харлан. Оказывается, способность удивляться не совсем еще атрофировалась в нем. - А ты думал - только дважды? По-твоему, двойка - магическое число? За конечный промежуток биовремени может осуществиться бесчисленное множество циклов. Точно так же, как можно, например, бесконечно водить карандашом по одной и той же окружности, но тем не менее описывать конечную площадь. В предшествующем цикле ты не встретился сам с собой. В теперешнем цикле в силу принципа статистической неопределенности это событие стало возможным. При этом Реальность должна была измениться так, чтобы предотвратить эту встречу, и в новой, уже изменившейся Реальности ты послал Купера не в 24-е, а в... - Но к чему все это? - вскричал Харлан. - Что вы хотите от меня? Ведь все уже кончено. Все! Оставьте меня. Слышите: оставьте меня в покое! - Я хочу, чтобы ты понял свою ошибку. Я хочу, чтобы ты осознал всю глубину своего заблуждения. - Я был прав. А если и нет, все равно уже поздно. - Нет, не поздно. Выслушай меня. - Мягко, но настойчиво Твиссел продолжал уговаривать, упрашивать, умолять: - Тебе вернут твою девушку. Я обещал и еще раз подтверждаю свое обещание. Ни тебе, ни ей не причинят ни малейшего вреда. Я согласен дать тебе любые гарантии. Харлан посмотрел на него широко раскрытыми глазами. - Но ведь уже слишком поздно. Сделанного не вернешь. - В том-то и дело, что еще не поздно. Надежда еще не потеряна. С твоей помощью мы можем добиться успеха. Но надо, чтобы ты захотел помочь, захотел "вернуть сделанное". Харлан облизнул пересохшим языком потрескавшиеся губы. Твиссел свихнулся. Его разум не может примириться с неудачей... или... Неужели Совет действительно знает что-то, неведомое остальным? Знает ли? Неужели есть средство противостоять приговору Изменения Реальности? Неужели можно остановить Время или обратить его вспять? - Но ведь вы сами заманили меня в пультовую, где я, по вашему мнению, был совершенно беспомощен, и держали меня там взаперти, пока все не было кончено. - Ты боялся, что не выдержишь напряжения, что у тебя не хватит сил довести свою роль до конца. - Это была угроза. - Я понял тебя буквально. Прости меня. Ты должен мне помочь. Итак, они снова вернулись к исходной точке. Его помощь необходима. Кто из них сошел с ума? Он? Твиссел? Есть ли смысл в безумии? Или хоть в чем-нибудь? Совет нуждается в нем. Чего только они не наобещает ему сейчас: Нойс, звание Вычислителя, все что угодно. Но что получит он, когда спасет их? Нет, во второй раз его уже не одурачат! - Нет, - решительно ответил он. - Тебе вернут Нойс. - Хотите сказать, что Совет нарушит законы Вечности, когда минует опасность? Не верю. (К чему все это? Разве можно спасти Вечность?) - Совет ничего не узнает. - Неужели вы захотите стать преступником? Честнее и благороднее вас я не встречал человека. Всю свою жизнь вы посвятили Вечности. Как только минует опасность, вы подчинитесь закону. Вы просто не сможете поступить иначе. Щеки Твиссела покрылись красными пятнами. Его старческое лицо уже не казалось мудрым и властным; оно выражало только странную печаль. - Я сдержу слово и нарушу закон по причине, о которой ты даже не подозреваешь, - медленно произнес Твиссел. - Я не знаю, сколько еще просуществует Вечность. Может быть, месяцы, а может быть, считанные часы. Но я уже потратил так много времени, пытаясь образумить тебя, что потрачу еще немного. Об одном прошу - выслушай меня. Харлан замялся. Затем, решив, что спорить бесполезно, он устало произнес: - Говорите. - Много раз до меня доходили слухи, - начал свой рассказ Твиссел, - что я появился на свет глубоким стариком, что я набрался мудрости у Кибермозга, что даже во сне я не расстаюсь с карманным анализатором, что вместо крови по моим жилам течет смазочное масло для счетных машин, в котором плавают крохотные перфокарты, что я - не человек, а искусно сделанный робот. То и дело мне приходится выслушивать подобные бредни, и, сказать по правде, я даже чуть-чуть горжусь ими. Может быть, в глубине души я и сам верю в них. Недаром говорят, что я выжил из ума. Смешно и глупо, дожив до седых волос, верить в подобные выдумки, но что поделаешь, они облегчают жизнь. Ты удивлен? Да, я, Лабан Твиссел, Старший Вычислитель, Старейшина Совета Времен, стремлюсь облегчить свою жизнь. Ты никогда не задумывался, почему я курю? Вечные не курят, да и большинство Времян тоже. Мне иногда представляется, что это просто жалкий бунт, мелкая месть за провал большого восстания... Нет, нет, со мной все в порядке. Одна-две слезинки мне не повредят. Я не притворяюсь, поверь мне. Просто я давно не вспоминал об этом. Грустная вещь - воспоминания. Как и у тебя, все началось с женщины. Такое совпадение не случайно; если хорошенько подумать - оно почти неизбежно. Все мы, променявшие радости семейной жизни на рулончики перфолент, подвержены этой инфекции. Вот почему Вечность вынуждена принимать такие строгие меры предосторожности. И наверно, по той же причине Вечные то и дело так изобретательно нарушают законы. Та женщина - я помню ее как живую. Должно быть, глупо так цепляться за воспоминания. Ведь я почти ничего не помню о том биовремени. От моих бывших коллег сохранились лишь имена в архивах; Изменения, которые я рассчитывал (все, кроме одного), - только номера в катушках памяти Кибермозга. А ее я помню. Впрочем, как раз ты, вероятно, сможешь понять меня. Много лет я просил разрешения на союз, но получил его, только став Младшим Вычислителем. Она оказалась девушкой из этого же Столетия, из 575-го. До получения разрешения я, как водится, и в глаза ее не видел. Она была умна и добра, хотя ее нельзя было назвать красивой или хотя бы хорошенькой. Но ведь и я даже в молодости (а я был молод - не верь легендам) не отличался красотой. Мы отлично ладили друг с другом, и не будь я Вечным, я был бы счастлив назвать ее своей женой. Сколько раз повторял я ей эти слова! Они льстили ее самолюбию, но это действительно было правдой. Вечные вынуждены встречаться со своими женщинами лишь в строгом соответствии с Расчетами, и мало кому из них выпадает на долю такая удача. В той Реальности ей было суждено умереть молодой. Я смотрел на это философски. В конце концов именно краткость ее жизни делала возможным наш союз. Стыдно вспомнить, но в самом начале ее близкая смерть не слишком огорчала меня. Но так было только в самом начале. Я проводил с ней все время, отпускаемое мне Инструкциями, боясь упустить хотя бы минуту, бесстыдно пренебрегая работой, забывая про еду и сон. Даже в самых смелых мечтах я не мог представить, что женщина может быть настолько мила и привлекательна. Я полюбил ее. Мне нечего к этому прибавить. Мой опыт в любви ничтожен, а знания, которые приобретаешь, подглядываю в Хроноскоп за Времянами, стоят немногого. Думаю все же, что я действительно любил ее. Из простого удовлетворения чувственных желаний наша связь выросла в огромное, всепоглощающее чувство. И тогда неизбежность ее смерти нависла надо мной подобно катастрофе. Я рассчитал ее Судьбу. Я не обратился к Расчетчикам. Всю работу я проделал сам. Пусть это не удивляет тебя. Да, я нарушил традиции, я погрешил против своего звания, но все это бледнеет по сравнению с преступлениями, которые я совершил потом. Да, да, я преступник. Я - Старший вычислитель Лабан Твиссел. Трижды наступал и проходил момент биовремени, когда ничтожное вмешательство с моей стороны могло изменить ее личную судьбу и спасти ее. Разумеется, я знал, что ни одно Изменение, вызванное эгоистическими мотивами, никогда не будет одобрено Советом. Все равно я начал чувствовать себя ее убийцей. Потом она забеременела. И снова я нарушил свой долг, не приняв никаких мер. Видишь ли, я сам рассчитал ее Судьбу, приняв во внимание наши встречи, и знал, что вероятность беременности для нее довольно велика. Как ты, возможно, знаешь, а может быть, не знаешь, связи Вечных с женщинами из Времени то и дело, несмотря на все предосторожности, приводят к подобным неприятностям. Все бывает. Но так как Вечным нельзя иметь детей, мы быстро и безболезненно ликвидируем последствия. Но она так радовалась тому, что станет матерью. У меня не хватило духу огорчить ее, лишить ее этого счастья. Из Расчета Судьбы я знал, что она умрет до родов, и оправдывал этим свое бездействие. Она часами рассказывала мне, какое это счастье чувствовать в себе трепет новой жизни, а я сидел рядом с ней и пытался выдавить улыбку. А затем случилось нечто совершенно непредвиденное. Она родила до срока... Не удивительно, что ты на меня так посмотрел. У меня был ребенок, настоящий ребенок, мой собственный. Никто из Вечных не может сказать этого о себе. Но и это неслыханное нарушение законов - пустяк по сравнению с тем, что я совершил позднее. Рождение ребенка было для меня полной неожиданностью. В этих вопросах мой жизненный опыт был крайне мал. В панике бросился я к Расчету Судьбы и обнаружил, что проглядел маловероятную "вилку". Профессиональный Расчетчик сразу бы заметил ее. Я был наказан за свою чрезмерную самонадеянность. Но что я мог поделать? Убить ребенка? Его матери оставалось жить лишь две недели, и я решил: пусть они проживут этот срок вместе. Разве это так уж много - две недели счастья? Расчет не солгал. Ровно через две недели она умерла. День, час и причина смерти - все было известно заранее. И то, что я целый гол уже знал об этом, только усугубляло мое горе. Инструкция позволила мне провести с ней последние минуты. До самого конца я держал ее за руку. Другой рукой я обнимал своего сына. Я сохранил ему жизнь. Почему ты так вскрикнул? Какое право ты имеешь осуждать меня? Откуда тебе знать, что испытывает отец, держа на руках своего сына - крохотную частицу собственной жизни? Пусть у меня вместо сердца счетная машина, но я-то знаю! Да, я сохранил ему жизнь. Что значило для меня еще одно преступление? Я поместил его в воспитательный дом и часто навещал (в строгой хронологической последовательности через определенные промежутки биовремени), оплачивая все расходы по его содержанию. Так прошло два Года. То и дело я проверял Расчет Судьбы своего сына (это нарушение вошло у меня в привычку) и каждый раз с удовольствием убеждался, что вредные эффекты отсутствуют с точностью до 0,00001. Мальчик научился ходить и лепетать несколько слов. Но никто не учил его называть меня "папой". Я не знаю, какие догадки в отношении меня строили Времяне, заведовавшие этим домом. Но они брали мои деньги и ни о чем не спрашивали. Через два года на рассмотрение Совета Времен был вынесен проект Изменения, которое краешком захватывало 575-е. Незадолго до этого меня произвели в Вычислители. Детальная разработка проекта была поручена мне, Я гордился своим повышением. Возможность самостоятельно рассчитать Изменение привела меня в восторг. Но к моей радости примешивалась озабоченность. В текущей Реальности мой сын был незваным пришельцем. В новой Реальности он не должен был иметь Аналогов. Мысль о том, что ему предстоит перейти в небытие, приводила меня в отчаяние. Я разработал проект, который мне тогда казался безукоризненным. Но я поддался искушению. Заранее уверенный в ответе, я все же еще раз проделал Расчет Судьбы моего сына в новой Реальности. А затем я провел сутки в своем кабинете без еды и сна, до изнеможения повторяя этот Расчет в тщетной надежде отыскать в нем ошибку. Но ошибки не было. Утром я должен был вручить свои рекомендации Совету. Вместо этого я, пользуясь приближенным методом, наскоро разработал для себя Инструкцию и вышел во Время в точке, отстоящей от момента рождения моего сына на тридцать с лишним лет. Ему было тридцать четыре года, столько же, сколько и мне тогда. Я представился ему в качестве дальнего родственника его матери. О своих родителях он ничего не знал; никаких воспоминаний детства у него не сохранилось. Он работал авиационным инженером. В 575-м существовало много способов воздушных сообщений (так же, как и в теперешней Реальности). У него была интересная работа, он был уважаемым и преуспевающим членом общества. Его жена была очаровательной женщиной, но детей у них не было. В новой Реальности, где мой сын не должен был существовать. Аналог этой женщины никогда не выйдет замуж. Все это я знал давно. Я знал, что Реальность не пострадает, иначе я не смог бы оставить своего сына в живых. Все-таки я не был законченным негодяем. Целый день я не отходил от своего сына. Любезно улыбаясь, мы беседовали на разные отвлеченные темы. Когда время, отпущенное мне Инструкцией, истекло, мы сухо простились. Но, прикрываясь маской равнодушия, я жадно впитывал каждый его жест, каждое слово, пытаясь навсегда сохранить их в своей памяти. На следующий день (по биовремени) эта Реальность должна была прекратить свое существование. Как мне хотелось посетить заодно и тот отрезок Столетия, когда еще была жива моя жена, но у меня не оставалось ни секунды. Да и не знаю, хватило ли бы у меня мужества хоть издали взглянуть на нее. Возвратившись в Вечность, я провел еще одну бессонную ночь. Трудно описать, какая борьба шла в моей душе. Но чувство долга победило. С опозданием на сутки я вручил свои рекомендации Совету. Твиссел понизил голос до шепота и умолк. Сгорбившись, он сидел совершенно неподвижно, уставясь в какую-то точку на полу, и только руки его медленно сжимались и разжимались. Не дождавшись продолжения, Харлан тихо кашлянул. Ему стало жаль старика. - И это все? - спросил он после долгой паузы. - Нет, хуже... гораздо хуже, - прохрипел Твиссел. - У моего сына в новой Реальности оказался Аналог. В четырехлетнем возрасте после полиомиелита он стал паралитиком. Сорок два года в постели при обстоятельствах, не позволяющих применить к нему технику регенерации нервов, открытую в 900-м. Я бессилен спасти его или хотя бы безболезненно окончить его мучения. Эта Реальность все еще существует. Мой сын все еще там. Я один во всем виноват. Это я убил его мать и сделал его калекой. Я сам рассчитал это Изменение и отдал приказ совершить его. Много раз я нарушал законы ради него или ради его матери, но мне всегда будет казаться, что, исполнив свой долг и сохранив верность клятве Вечного, я совершил самое большое и единственное злодеяние за всю свою жизнь. Харлан молчал, не находя слов. - Но теперь-то ты понимаешь, почему я так близко принял к сердцу твою историю, почему я хочу, чтобы ты и Нойс были счастливы? - продолжал Твиссел. - Вечности это не повредит, а для меня, быть может, явится искуплением. И вдруг Харлан Поверил ему. Сжав голову кулаками, он упал на колени и медленно раскачивался, не находя выхода отчаянию. Подобно библейскому Самсону, он одним ударом разрушил свой храм. Он должен был спасти Вечность - и погубил ее; он мог обрести Нойс - и навсегда ее потерял. Глава 15. В ПОИСКАХ КУПЕРА Твиссел тряс Харлана за плечи, настойчиво окликая его по имени: - Харлан! Харлан! Во имя Вечности, будь мужчиной. Харлан медленно выбирался из трясины отчаяния. - Что же нам теперь делать? - Только не падать духом. Ни в коем случае не опускать руки. Для начала выслушай меня. Отрешись от своей профессиональной точки зрения на Вечность и попробуй взглянуть на нее глазами Вычислителя. Все гораздо сложнее, чем кажется на первый взгляд. Когда ты совершаешь во Времени какую-то вариацию и тем самым вызываешь Изменение Реальности, то Изменение наступает сразу. Почему? - Потому что вариация сделала Изменение неизбежным, - слабым голосом ответил Харлан. Его все еще трясло как в лихорадке. - Разве? Ты ведь можешь вернуться назад и уничтожить все следы этой вариации. Можешь или нет? - Наверно, могу. Но мне никогда не приходилось делать этого. Я даже не слышал о таких вещах. - Совершенно верно. Поскольку мы не отказываемся от своего намерения произвести Изменение, оно протекает согласно нашим планам. Здесь же мы имеем дело с обратным случаем. Ненамеренная вариация. Ты послал Купера не в то Столетие, и теперь мы хотим во что бы то ни стало исправить эту ошибку и вернуть Купера обратно. - Да, но как это сделать? - Еще не знаю, но это возможно. Если бы это было невозможно, то вариация была бы необратима; Изменение произошло бы сразу. Но Изменение пока не наступили. Мы все еще находимся в Реальности "Мемуара Маллансона". Это означает, что вариация обратима и будет обращена. - Что?! Харлану казалось, что он снова погружается в бурлящую бездонную пучину бредовых кошмаров. - Несомненно, существует какой-то способ замкнуть круг во Времени, и вероятность того, что мы сумеем найти этот способ, по-видимому, очень велика. Иначе наша Реальность уже исчезла бы. Пока она существует, мы можем быть уверены, что идем по правильному пути. Если в какой-то момент я или ты придем к ложным выводам, если вероятность замкнуть, круг станет меньше определенной критической величины, Вечность перестанет существовать. Тебе это понятно? В этом Харлан был не слишком уверен. Впрочем, он не особенно старался что-либо понять. Он медленно поднялся с колен и, дотащившись до кресла, бессильно упал в него. - Вы думаете, что мы сможем вернуть Купера назад? - ...и послать его в нужное Время. Захватим его в момент выхода из капсулы, и он попадет в 24-е Столетие постаревшим на несколько биочасов, от силы на несколько биодней. Разумеется, это тоже будет вариацией, но, к счастью, незначительной. Реальность будет поколеблена, но не погибнет. - Но как мы найдем его? - Мы знаем, что это возможно, иначе Вечность бы уже не существовала. Что касается того, как это сделать, то как раз здесь мне необходима твоя помощь; поэтому-то я так стремлюсь привлечь тебя на свою сторону. Ты ведь у нас специалист по Первобытным Временам. Вот ты и скажи мне, что надо делать. - Не могу, - простонал Харлан. - Нет, можешь, - настаивал Твиссел. Его голос снова зазвучал бодро, казалось, он даже помолодел. Глаза его загорелись упоением битвы, и он размахивал зажженной сигаретой, как копьем. Даже для Харлана, которого пережитые потрясения сделали почти бесчувственным, было очевидно, что Твисселом овладел азарт борьбы и он упивается этим чувством. - Попробуем восстановить ход событий, - говорил Твиссел. - Вот пульт. Ты стоишь около него и ждешь сигнала. Пора. Ты включаешь контакт и в то же время переводишь рычаг на несколько Столетий назад. - На сколько? - Не знаю. Я же сказал вам: не знаю! - Ты-то, может быть, и не знаешь, но мышцы твои должны помнить. Становись сюда к пульту и положи руку на контакт. Возьми себя в руки, мой мальчик. Иди сюда. Так. Стань вот здесь. Ты ждешь сигнала. Ты ненавидишь меня, ненавидишь Совет, ненавидишь Вечность. Твое сердце изнывает от тоски по Нойс. Вернись мысленно к этому мгновенью. Попробуй пережить его еще раз. Теперь я пущу секундомер. Я даю тебе одну минуту, чтобы войти в роль. Затем в нулевой момент рвани правой рукой рычаг в точности так, как ты сделал это прежде, и убери руку. Не возвращай рычаг назад. Приготовился? - Не думаю, чтоб у меня получилось. - Он не думает!.. Святое Время, да у тебя нет выбора! Или ты знаешь другой способ вернуть свою девушку? Выбора действительно не было. Усилием воли Харлан заставил себя подойти к пульту, и как только он это сделал, недавние чувства снова захлестнули его. Ему не пришлось искусственно вызывать их. Они сами нахлынули на негр, стоило ему только повторить знакомое движение. Красная стрелка секундомера двинулась по циферблату. "Может быть, последняя минута жизни", - отвлеченно подумал он. Минус тридцать секунд. "Больно не будет. Ведь это не смерть", - мелькнула мысль. Он решил думать только о Нойс. Минус пятнадцать секунд. Нойс! Левая рука потянулась к контакту. Минус двенадцать секунд. Контакт! Начала подниматься правая рука. Минус пять секунд. Нойс! Правая рука... НОЛЬ... рывком рванула рычаг на себя. Тяжело дыша, Харлан отскочил в сторону. Твиссел стремительно бросился к прибору и нагнулся над шкалой. - Двадцатое Столетие, - сказал он, - точнее, девятнадцать целых тридцать восемь сотых. - Не знаю, - сдавленным голосом выговорил Харлан, - я старался как можно точнее воспроизвести свои ощущения, но все было немного иначе. Я знал, что я делаю, и в этом вся разница. - Понимаю, - ответил Твиссел. - Возможно, что ты ошибся. Будем считать наш опыт первым приближением. Он замолчал, мысленно произведя какие-то расчеты, начал было вытаскивать карманный анализатор, но передумал и засунул его обратно. - Разрази Время все эти десятичные знаки! Примем вероятность того, что ты заслал его во вторую четверть двадцатого Столетия, равной 0,99. Ну, скажем, куда-нибудь между 19,25 и 19,50. Хорошо? - Не знаю. - Ладно, теперь слушай меня внимательно. Я принимаю решение вести поиски только в этом отрезке Времени, исключив все остальные. Если Я ошибусь, мы потеряем последнюю возможность замкнуть круг во Времени, и Вечность исчезнет. Само по себе это решение уже является Минимальным необходимым воздействием, МНВ, которого достаточно, чтобы вызвать Изменение. Теперь я принимаю решение. Я решаю твердо и бесповоротно... Харлан осторожно огляделся вокруг, словно Реальность вдруг сделалась такой зыбкой, что могла рухнуть от резкого поворота головы. - Я абсолютно уверен в существовании Вечности, - сказал он. Своим спокойствием Твиссел настолько Заразил Харлана, что он произнес эти слова твердым голосом (во всяком случае, так ему показалось). - Значит, Вечность еще существует, - сухо и деловито сказал Твиссел, - и следовательно, мое решение верно. Здесь нам больше нечего делать. Я предлагаю перейти в мой кабинет, а сюда пустим членов Комитета. Пусть себе болтаются по залу, если им это доставляет удовольствие. Им незачем что-либо знать. Они думают, что проект благополучно завершен. Если мы потерпим неудачу, они никогда об этом не узнают. И мы тоже. Твиссел внимательно осмотрел со всех сторон свою сигарету и начал: - Вопрос вот в чем: что предпримет Купер, когда обнаружит, что попал не в то Столетие? - Понятия не имею. - Ясно одно: он смышленый парнишка, неглупый и с воображением. Как ты считаешь? - Ясное дело, ведь он Маллансон. - Вот именно. И он уже задумывался над возможностью ошибки. Помнишь, один из его последних вопросов: а вдруг он попадет не в то Время? - Ну и что же? - Харлан не имел ни малейшего представления, куда клонит Твиссел. - Следовательно, внутренне он подготовлен к такой возможности. Он попытается что-то предпринять, связаться с нами, облегчить нам поиски. Помни, что часть своей жизни он был Вечным. Это очень существенно. Твиссел выпустил колечко дыма и, разбив его Пальцем, внимательно следил, как синие струйки свивались в маленькие клубочки. - Для Купера нет ничего необычного в идее послать сообщение через сотни Столетий. Он вряд ли без борьбы примирится с тем, что безвозвратно затерян во Времени. Он ведь знает, что мы будем искать его. - Но, не имея капсулы, за семь веков до создания Вечности, как он может хоть что-то сообщить нам? - спросил Харлан. - Множественное число здесь ни к чему, Техник. Не нам, а тебе. Ты наш специалист по Первобытной Эпохе. Ты обучал Купера. Естественно, он придет к выводу, что только ты сможешь разыскать его следы. - Какие следы? Твиссел взглянул на Харлана, его проницательное старческое личико лучилось морщинами. - С самого начала мы собирались оставить Купера в Первобытной Эпохе. У него нет защитной оболочки в виде Поля биовремени. Вся его жизнь как бы вплетена в ткань Времени, и точно так же вплетены в эту ткань любые предметы, знаки или сообщения, которые он мог оставить для нас. Я не сомневаюсь, что когда вы изучали 20-е Столетие, вы пользовались какими-нибудь специальными источниками. Документы, архивные материалы, пленки, справочники, любые подлинные материалы, датированные той Эпохой. - Разумеется. - Изучал их вместе с тобой? - Да. - Не было ли среди этих материалов таких, которые пользовались бы особым твоим расположением, материалов, в отношении которых Купер мог бы рассчитывать, что ты очень хорошо с ними знаком и легко обнаружишь в них малейшее упоминание о нем. - Теперь я понимаю, к чему вы клоните, - сказал Харлан и задумался. - Так что же? - нетерпеливо спросил Твиссел. - Почти наверняка - это мой еженедельник. Еженедельные журналы пользовались большой популярностью в 20-м Столетии. У меня есть почти все выпуски одного из них начиная с начала 20-го века и почти до конца 22-го. - Отлично. Как ты думаешь, каким способом Купер мог бы поместить свое сообщение в этот еженедельник? Помни, ему известно, что ты читаешь этот журнал и хорошо знаком с ним. - Не знаю. - Харлан покачал головой. - Эти журналы отличались крикливым и манерным стилем. Их содержание никогда не блистало полнотой и объективностью и, как правило, носило случайный характер. Полагаться на то, что они напечатают определенное сообщение и к тому же в нужном виде, почти невозможно. Любое событие могло быть искажено до неузнаваемости. Даже если бы Куперу удалось получить работу в редакции, а это маловероятно, нельзя поручиться, что его заметка минует многочисленных редакторов без купюр и изменений. Я не вижу такого способа, Вычислитель. - Заклинаю тебя Вечностью, подумай как следует! Сосредоточься на проблеме еженедельника. Представь, что ты - Купер и что ты в 20-м Столетии. Ты обучал его, Харлан. Ты формировал его мышление. Так что же он предпримет? Как он заставит журнал напечатать его сообщение, не изменив в нем ни единого слова? Харлан широко раскрыл глаза: - Реклама! - Что? Что? - Реклама. Платное объявление, которое печатается в точности так, как этого хочет заказчик. Мы с Купером несколько раз обсуждали вопросы, связанные с рекламой. - Ах да, да! Что-то в таком духе было в 186-м. - Ни одно Столетие не может сравниться в этом отношении с 20-м. Это было время наивысшего расцвета рекламы. Уровень культуры... - Возвратимся к этому рекламному объявлению, - торопливо прервал его Твиссел. - Каким оно может быть? - Хотел бы я знать... Твиссел уставился на горящий кончик своей сигареты, словно ища в нем искорку вдохновения. - Он не может действовать открыто. Он не может написать: Купер из 78-го Столетия заброшен в 20-е и вызывает Вечность... - Почему вы так уверены? - Совершенно невозможно. Подобное сообщение, опубликованное в 20-м Столетии, еще вернее разорвало бы Маллансоновский круг, чем ошибочное действие с нашей стороны. Но мы еще здесь - следовательно, за всю свою жизнь в текущей Реальности 20-го Столетия Купер не сделал ни одного ложного шага. - А кроме того, - сказал Харлан, уводя разговор в сторону от всей этой круговой казуистики, которая, казалось, совершенно не смущала Твиссела, - кроме того, ни одна редакция не согласилась бы на публикацию объявления, которое показалось бы ей безумным или бессмысленным. Они заподозрили бы мошенничество или еще что-нибудь столь же незаконное и побоялись бы связываться. Кстати, поэтому же Купер не мог написать свое объявление на Межвременном языке. - Да, идея должна быть тонкой и хитроумной, - задумчиво проговорил Твиссел. - Ему, вероятно, пришлось прибегнуть к иносказаниям. Это объявление должно казаться современникам вполне обычным. Без сучка и задоринки. И в то же время в нем должно содержаться нечто, совершенно очевидное для нас. Какая-нибудь деталь, которую мы заметим с первого взгляда, потому что искать это объявление придется среди тысяч ему подобных. Харлан, как по-твоему, они дорого стоили? - Крайне дорого. - А у Купера наверняка не густо с деньгами. - И кроме того, оно все равно должно быть небольшим во избежание излишних подозрений. Подумай, Харлан, как велико оно может быть? - Полколонки, - показал руками Харлан. - Колонки? - Видите ли, эти Журналы печатались на бумаге. Текст располагался колонками. - Да, да. У меня книги всегда ассоциируются только с пленками... Ну вот, мы получили еще одно приближение. Нам следует искать рекламное объявление на полколонки, которое с первого взгляда покажет нам, что его поместил человек из более позднего Столетия, но в котором люди 20-го века не увидели ничего странного или подозрительного. - А что, если я не найду его? - спросил Харлан. - Обязательно найдешь. Вечность ведь существует, не так ли? Пока она существует, мы на верном пути. Кстати, скажи мне, когда ты занимался с Купером, тебе не попадалось похожего объявления? Не было чего-нибудь хоть на секунду остановившего твой взгляд каким-то внутренним несоответствием? - Нет. - Мне не нужны мгновенные ответы. Подумай минут пять, потом отвечай. - Что толку думать. Когда я просматривал эти журналы вместе с Купером, его еще не было в 20-м веке. - Мой мальчик, для чего у тебя голова? Послав Купера в 20-е, ты произвел вариацию. Это еще не Изменение, вариация не является необратимой. Но существуют изменения с малой буквы, микроизменения, как их называют при Вычислениях. В то же самое мгновенье, в которое Купер был послан в 20-е, в соответствующем выпуске журнала появилось это объявление. Твоя собственная Реальность претерпела микроизменение в том смысле, что ты с большей вероятностью остановил бы свой взгляд на странице с объявлением, чем на странице без объявления. Ты понял? И снова у Харлана голова пошла кругом от той Легкости, с которой Твиссел пробирался сквозь джунгли "парадоксов" Времени. Он растерянно покачал головой. - Не припоминаю ничего похожего, сэр. - Ну что ж, оставим это. Где ты хранишь свою коллекцию? - Я воспользовался особым положением Купера и построил специальную библиотеку в Секции Два. - Чудесно, - ответил Твиссел, - пошли туда. Немедленно. Войдя в библиотеку Харлана, Твиссел долго и удивленно рассматривал старинные переплетенные тома и затем снял один из них с полки. Книги были так стары, что непрочную бумагу пришлось пропитать специальным составом; в неловких руках Вычислителя хрупкие страницы разламывались с легким треском. Харлан поморщился как от боли. В другое время он велел бы Твисселу держаться подальше от полок, будь он хоть трижды Старшим Вычислителем. Твиссел напряженно разглядывал хрустящие страницы, медленно и беззвучно шевеля губами. - Так это и есть тот самый английский язык, о котором столько толкуют лингвисты? - спросил он, постучав пальцем по странице. - Да, английский, - пробормотал Харлан. Твиссел поставил том на полку. - Громоздкая и неудобная штука. Харлан пожал плечами. Конечно, в большинстве Столетий, охватываемых Вечностью, в ходу были фильмокниги; там, где технический прогресс шагнул еще дальше, применяли запись на молекулярном уровне. Все же книги и печать не были чем-то неслыханным. - Печатать книги было проще и дешевле, чем изготавливать пленки, - ответил он. Твиссел потер рукой подбородок. - Возможно. Приступим к поискам? Он снял с полки другой том и, открыв его на первой попавшейся странице, принялся настойчиво ее разглядывать. Что это он делает? - подумал Харлан. - Неужели он рассчитывает, что ему сразу же повезет? Очевидно, догадка Харлана была верной, потому что Твиссел, встретив его удивленный взгляд, смущенно покраснел и торопливо поставил книгу на место. Харлан взял первый том, относящийся к 25-му сантистолетию 20-го века, и начал методично его перелистывать. Все его тело застыло в напряженной сосредоточенности, двигались только глаза, да изредка правая рука переворачивала страницу. Через долгие, казавшиеся ему бесконечными промежутки биовремени Харлан вставал и, что-то бормоча себе под нос, тянулся за новым томом. В эти коротенькие перерывы рядом с ним обычно оказывалась чашка кофе или бутерброд. Харлан глубоко вздохнул: - Ваше присутствие здесь бесполезно. - Я тебе мешаю? - Нет. - Тогда я лучше останусь, - пробормотал Твиссел. Он вставал, садился, снова вставал и принимался бродить по комнате, беспомощно разглядывая корешки переплетов. Одна за другой догорали его бесчисленные сигареты, обжигая порой пальцы или губы, но он не замечал этого. Биодень подошел к концу. Харлан спал мало и плохо. Утром в перерыве между двумя томами Твиссел, помедлив над последним глотком кофе, задумчиво проговорил: - Порой мне кажется странным, почему я не отказался от звания Вычислителя после того, как я... ты знаешь, о чем я говорю. Харлан кивнул. - Мне очень хотелось так поступить. Долгие биомесяцы я страстно надеялся, что мне больше не придется иметь дела ни с одним Изменением. У меня появилось болезненное отвращение к Изменениям; Я даже стал задумываться, имеем ли мы право их совершать. Забавно, до чего могут довести человека эмоции. Ты специалист по Первобытной истории, Харлан. Ты знаешь, что она собой представляла. Реальность тогда развивалась слепо по линии наибольшей вероятности. И если эта наибольшая вероятность означала эпидемию чумы, или десять Столетий рабства, или упадок культуры, или... давай поищем что-нибудь по-настоящему скверное... или даже атомную войну, если бы только она была возможна в Первобытную Эпоху, то, разрази меня Время, ЭТО ПРОИСХОДИЛО. - Люди были бессильны предотвратить катастрофу. - После возникновения Вечности мир стал совсем иным. Начиная с 28-го Столетия подобным явлениям больше нет места в истории. Святое Время, мы подняли нашу Реальность на такой высокий уровень благоденствия, о котором в Первобытные Времена невозможно было даже мечтать. Если бы не вмешательство Вечности, человечество никогда не достигло бы этого уровня; его вероятность ничтожно мала. "Чего он добивается? - пристыженно подумал Харлан. - Заставить меня работать еще напряженнее? Я и так делаю все, что в моих силах". - Если мы упустим сейчас эту возможность, - продолжал Твиссел, - то Вечность погибнет, и, вероятнее всего, безвозвратно. Одним грандиозным скачком Реальность изменится в сторону максимальной вероятности. Я совершенно уверен, что это означает атомную войну и гибель человечества. - Я думаю, мне пора заняться следующим томом, - сказал Харлан. - Как много еще осталось! - растерянно произнес Твиссел в очередной перерыв. - Разве нельзя двигаться побыстрее? - Скажите как. Мне лично кажется, что я должен просмотреть каждую страницу от начала и до конца. Делать это быстрее, чем сейчас, я просто не в силах. Он методически продолжал переворачивать страницы. - Все. Больше не могу, - сказал Харлан, - буквы расплываются, а это значит, что пора спать. Второй биодень подошел к концу. На третий биодень поисков в 10 часов 22 минуты по единому биовремени Харлан изумленно уставился на страницу и тихо сказал: - Вот оно. - Что? - не понял его Твиссел. Харлан поднял голову: его лицо выражало крайнее удивление. - Я не верил в это. Поймите, я ни на минуту по-настоящему не верил в это. Все ваши измышления насчет рекламных объявлений и журналов казались мне беспросветной чепухой. До Твиссела наконец дошло, в чем дело. - ТЫ НАШЕЛ ЕГО! Он бросился к Харлану и судорожно вцепился дрожащими пальцами в толстый том. Харлан резко вырвал у него книгу, захлопнул ее И спрятал за спину. - Что ты наделал? - взвизгнул Твиссел. - Ты же снова потерял его. - Не волнуйтесь. Я знаю, где оно находится. Но прежде... - Что прежде? - Вычислитель Твиссел, нам еще осталось решить один небольшой вопрос. Вы сказали, что мне вернут мою девушку. Верните ее. Я хочу на нее взглянуть. Твиссел удивленно посмотрел на Харлана: его редкие седые волосы в беспорядке торчали во все стороны. - Ты что, смеешься надо мной? - Нет, - резко ответил Харлан. - Мне не до шуток. Вы обещали мне, что все устроите... Может быть, это вы шутили? Вы дали слово, что мне вернут Нойс. - Да, я обещал. Это решено. - Тогда, покажите мне ее живой и невредимой. - Но я все никак не пойму тебя. Я ведь не прячу твою девушку. Никто ее не трогал. Она все еще там, в далеком будущем, в том Секторе, который Финжи указал в своем донесении. Святое Время, я же сказал тебе, что она в безопасности. Харлан почувствовал, как его нервы натянулись до предела. Он сдавленно произнес: - Прекратите играть словами. Ладно, она в безопасности. Но мне-то что от этого? Снимите блокировку Времени в 100000-м. - Снять что? - Барьер. Капсула не проходит сквозь него. - Ты мне ни слова не сказал об этом. - Разве? Харлан был крайне удивлен. Говорил он об этом или нет? Все эти дни ни о чем другом он не думал. Неужели он не сказал ни слова? Он никак не мог вспомнить. Им снова овладел гнев. - Ладно, - жестко проговорил он. - Считайте, что я сказал вам об этом ТЕПЕРЬ. Снимите его. - Но ведь это невозможная вещь. Барьер, непроницаемый для капсулы? Блокировка Времени? - Вы что, хотите сказать мне, что не вы его поставили? - Я не ставил его, клянусь Вечностью! - Тогда... тогда... - Харлан почувствовал, как он бледнеет. - Значит, Колодцы заблокировал Совет. Они все знали и решили принять свои меры независимо от вас. Но тогда, - клянусь Временем и Реальностью! - пусть сами поищут это объявление, Купера, Маллансона и все, что останется от Вечности. Черта с два они что-нибудь найдут! - Стой, стой! - Твиссел в отчаянии схватил Харлана за локоть. - Возьми себя в руки, мой мальчик. Подумай сам. Совет не ставил барьера. - Кто же его поставил? - Никто не мог поставить. Его нельзя поставить. Это невозможно теоретически. - Значит, вы знаете не всю теорию. Но барьер все же существует. - Я знаю больше всех членов Совета и утверждаю, что подобная вещь невозможна. - Барьер существует! - Но если это так..