самые уши? - спросил кто-то, прятавшийся в его мозгу. Это просто нечестно. - Саблетт, - сказал Райделл через минуту, - я бы мог предложить тебе такую работу, о какой ты, скорее всего, никогда и не думал. - Какую? - заинтересовался Саблетт. - Влипнуть на пару со мной. 33 ЗАПИСНАЯ КНИЖКА Рис Кухонные мочалки Швабра Моющий раствор Спальный мешок Топливо для примуса Масло, поршневой колпачок Сейчас он спит. Рис и карри с таиландского лотка. Спрашивал, куда делась девушка. Сказал ему, что она звонила Фонтейну, неизвестно откуда. Почему ушла и когда вернется - тоже неизвестно. Револьвер на полке. Трогать его не хочется (холодный, тяжелый, пахнет оружейным маслом, на выступах ребристого барабана и по краям ствола воронение стерлось, обнажив тусклый, серебристый металл. "СМИТ И ВЕССОН". Томассон). Перед сном он снова говорил о Шейпли. А что его замочили, так это, Скутер, чистое паскудство, то же паскудство, что и всегда и везде. Такая вот гнусь, посмотришь и думаешь, ну какого хрена эти долбаные религии существуют так долго, да и вообще, откуда они взялись на нашу голову. Вот и с ним будет то же самое, мудаков всегда хватает, и пойдут они мочить людей и будут считать, что ради него, скажут, что ради него, а там разбирайся, как хочешь. Ты не знаешь, наверное, а были такие психи, почитатели Распятого Христа, так они даже не разговаривали, кроме как в понедельник, а в понедельник они знаешь что делали? Шли и выкапывали одну лопату земли из могилы, каждый из своей. А время от времени кто-нибудь из них решал, что на него сошел Дух, вот тогда они это и делали, все честь по чести, специальными хромированными гвоздями, которые у них всегда при себе были, на шее в мешочке, обязательно из кожи нерожденного ягненка, только так. Кой хрен, да они ж были еще психованнее тех, что его замочили. Где-то после девяносто восьмого их и вообще не осталось, поубивали друг друга - и дело с концом, не знаю уж, куда делся последний. 34 ЗВОНОК ИЗ РАЯ - "Полостная операция", вот как он называется. Талита Морроу, Тодд Проберг, Гэри Андервуд, девятьсот девяносто шестой. Миссис Саблетт лежала в кресле с холодным компрессом на лбу. Вчетверо сложенная тряпка - из точно такой же ткани были сшиты ее шлепанцы - начинала уже подсыхать. - Нет, не видела, - сказала Шеветта. Она перелистывала журнал, чуть ли не целиком посвященный преподобному Фаллону. Бывшая эта артистка, Гудрун Уивер, стоит на какой-то сцене, облапила Фаллоиа сзади и улыбается. А если бы лицом к лицу, подумала Шеветта, то его нос уперся бы ей в ключицу или чуть пониже. А кожа у него розовенькая и гладкая, как на парафиновых фруктах, которыми украшают витрины, - может, и ему парафин впрыснули? Розовый. И волосы тоже жуткие, вроде короткого парика, но только это такой парик, что того и гляди слезет с головы и пойдет прогуляться. - Там все вертится вокруг телевидения, - объяснила миссис Саблетт. - Ты понимаешь, насколько это важно для Церкви? - А про что он? - Талита Морроу, она телевизионный репортер, а Тодд Проберг - грабитель, банки грабит. Только он хороший грабитель, деньги ему нужны не на что-нибудь там, а чтобы сделать жене пересадку сердца. Кэрри Ли, ее-то ты наверняка знаешь. Поздняя роль, когда она достигла уже полной артистической зрелости. Эпизодическая, но очень яркая. Ну так вот, Гэри Андервуд, они были когда-то с Талитой и разошлись, но он все еще по ней сохнет - даже чересчур. У него эта - как там это слово? - эротомания, он вообще ни про что больше и не думает, и это толкает его на жуткие поступки. Он посылает ей непонятные, угрожающие вещи, сперва порубленные "барби", затем - дохлый белый кролик, кружевное белье с пятнами крови.. Понесло старушку. Еще в раннем детстве Шеветта научилась отключать внимание, чтобы не слушать материнских нотаций, сейчас она сделала то же самое. Интересно, о чем это они на кухне перешептываются? Не иначе что-то задумали. Большая синеватая муха взлетела с одной из резных полочек, описала по комнате круг и уселась на телевизор. Вялая она какая-то, сонная, тоже небось страдает от холода, ну как же можно врубать кондиционер на такую температуру? Да нет, сказала себе Шеветта, и ничего я в него не втюрилась, просто он диво как похорошел, когда умылся, побрился, достал из своей дурацкой сумки все чистое и переоделся. И ведь что интересно, одежда оказалась точь-в-точь такая же, как и раньше. Может, он никогда другой и не носил. А вот задница у него ничего себе, аккуратная. Вот и Саблеттовой матери тоже понравился, ну прямо, говорит, как молодой Томми Ли Джонс. А может, и не в этом даже дело, а в том, что он вроде хочет устроить Лоуэллу веселую жизнь, только вот как у него это выйдет? Совсем недавно Шеветта считала, что все еще любит Лоуэлла или что-то в этом роде, а теперь вдруг выяснилось, что нет. Вот если бы не "плясун" этот проклятый, тогда бы еще неизвестно. А этот-то, и вспомнить страшно, в какого буйного психа превратила его одна ложка этой дури. Она спросила тогда у Райделла, может, он и вообще от такой дозы сдохнет, а Райделл сказал: нет, маловато, попсихует-попсихует и очухается, но вот ломка будет такая, что не позавидуешь. Еще она спросила, почему это Лавлесс лупил себя по яйцам, и тут Райделл почесал в затылке и сказал, что точно не знает, но это что-то такое с нервной системой, что эта дурь вызывает приапизм - так, по крайней мере, говорят. Тогда она спросила, а что такое приапизм. Ну, сказал Райделл, это ну вроде когда мужчина перевозбужден. Она никогда о таком не слыхала, но ведь точно, все сходилось, вот, значит, почему у Лоуэлла иногда бывало, что встанет колом и ни в какую, не опадает и все тут. Оно бы вроде и ничего, и даже хорошо, но только Лоуэлл в таких случаях зверел, и все кончалось тем, что все у нее насквозь болело, а он еще крыл ее последними словами, прямо на глазах этих парней, с которыми он тусовался, вроде того же Коудса. Ладно, пусть Райделл делает с этим типом все, что хочет, беспокоиться нужно о Скиннере, жив ли старик, кто за ним ухаживает. Она не звонила больше Фонтейну, боялась и, когда Райделл куда-нибудь звонил, тоже боялась, а вдруг звонок перехватят, узнают откуда. А с велосипедом и вообще хоть плачь, ведь точно сделали ему ноги, точно, даже проверять не стоит. Гибель Сэмми и пропажа велосипеда огорчали Шеветту примерно в одинаковой степени, хотя она никогда бы себе в этом не призналась. А тут еще Райделл говорит, что и Найджела вроде бы ранили, а может, и убили... - И тогда Гэрп Апдервуд вываливается из окна и попадает прямо на забор - ну, знаешь, такой, с шипами наверху... - Слышь, мама, - укоризненно сказал Саблетт, - ты же совсем замучила Шеветту. - Я просто пересказываю ей "Полостную операцию". - Миссис Саблетт обиженно замолчала и сдернула со лба окончательно высохшую тряпку. - Тысяча девятьсот девяносто шестой, - машинально отрапортовал Саблетт. - Прости, мама, но она нам нужна, дело есть небольшое. - Только знаешь, Берри, - сказал он, пройдя следом за Шеветтой на кухню, - не стоило бы ей выходить наружу, а уж днем и тем более. Шеветта взглянула на свое запястье. Узкий синеватый стальной ободок - не знаешь, так можно подумать, что это и вправду браслет, для красоты. Слава еще богу, что второго нет - Райделл разжился по дороге керамической ножовкой и перепилил цепочку под корень. Два часа работы, без обеда и перекуров. А сейчас Райделл сидел за кухонным столиком - и упорно стоял на своем. - Ты, Саблетт, не можешь выйти наружу из-за своего апостатства. А я не хочу идти в одиночку. Ну, представь себе, надел я эту штуку на голову, ничего вокруг не вижу и не слышу, а тут вдруг появляются его родители. Или он сам подслушает. - Слушай, Берри, - взмолился Саблетт, - да позвони ты им по нормальному телефону. - Рад бы, да не могу, - развел руками Райделл. - Они этого не любят. Он сказал, что, если связаться с ними по этой ВР-штуке, они хотя бы выслушают меня, а иначе - никак. - Да о чем это вы? - не выдержала наконец Шеветта. - У одного из Саблеттовых приятелей есть аппарат с наглазниками. - У Бадди, - кивнул Саблетт. - Бадди? - Ну да, Бадди, звать его так [Buddy (англ.) - дружок. Иногда это слово используется как имя.], - пояснил Саблетт. - Только эта штука считается вроде как богохульством, нарушением церковных законов. Преподобному Фал лону было откровение, что виртуальная реальность - от дьявола, ведь если ею увлечешься, так потом телевизор меньше смотришь. - Но сам-то ты этому не веришь, - заметил Райделл. - Бадди тоже не верит, - вздохнул Саблетт. - Только если папаша узнает про наглазники, он открутит ему голову. - Так ты позвони ему, - сказал Райделл, - и все объясни. Две сотни наличкой плюс стоимость связи. - Но ведь тогда ее люди увидят. - Саблетт покосился на Шеветту, залился густой краской и торопливо отвел глаза. - Это в каком же смысле они меня "увидят"? - Да вот прическа у тебя... - окончательно смутился Саблетт. - Необычная. Они же в обморок все попадают. - Вот две сотни, как я и обещал, - сказал Райделл. - И когда, говоришь, вернется твой отец? - Часа через два, не раньше. - Бадди осторожно, словно боясь обжечься, взял протянутые Райделлом деньги. - Там сейчас заливают фундамент под топливные элементы, церковный вертолет уже вылетел за ними в Финикс. - Круглые, как пуговицы, глаза воровато стрельнули в сторону Шеветты. Соломенная шляпка с широкими мягкими полями, купленная миссис Саблетт в каком-то незапамятном году, плюс огромные солнечные очки с широкой лимонно-желтой оправой - в этом наряде Шевстта чувствовала себя пу галом огородным. Она ободряюще улыбнулась мальчику, чем смутила его еще больше. - А вы оба друзья Джоэля? Сквозь короткую, почти под корень, стрижку любителя виртуальной реальности просвечивала розовая кожа, его верхнюю губу оттопыривала металлическая скобка для выправления зубов, по тонкой, цыплячьей шейке нервно прыгал огромный, чуть не в кулак размером, кадык. - Из самого Лос-Анджелеса? - Да, - кивнул Райделл. - Я... я т-тоже хочу т-туда уехать. - Молодец. - Райделл потрепал его по плечу. - Верной идешь дорогой. Так вот, ты подожди снаружи, а если кто-нибудь появится - ты ей сразу свистни, Шеветте. Бадди послушно вышел из крохотной комнаты и прикрыл за собой дверь. Ну прямо не верится, подумала Шеветта, что здесь живет мальчишка. Все чистенько, аккуратно, даже на постерах не попсовые звезды, а Христос и Фаллон. Я бы на его месте не то что в Лос-Анджелес, к черту на рога сбежала. А почему в этой живопырке так душно? Вот уж вспомнишь Саблеттов трейлер. Она с наслаждением сняла шляпу. - Так вот, - сказал Райделл, беря со стола пластиковый шлем, - ты сидишь на кровати, а если что - щелкаешь этим выключателем, видишь - мальчонка все приготовил. Он сел на пол, надел шлем, затем натянул специальную, для работы в виртуальной реальности, перчатку. Обтянутый перчаткой палец быстро набрал номер на невидимой клавиатуре и замер. Затем Райделл попросил, чтобы сразу после звонка ему сообщили, на сколько он наговорил. Прошло несколько секунд. - Ну, поехали. - Райделл набрал в воздухе новый номер. Номер, полученный от Лоуэлла. Затем сжал руку в кулак. Покачал ею из стороны в сторону, словно передвигал какую-то рукоятку. Опустил на колени. Теперь он крутил головой, словно осматриваясь в незнакомом месте. Перестал крутить. Увидел, наверное, что-нибудь. - О'кей, - сказал Райделл. Нет, не ей сказал, не Шеветте, а куда-то туда, голос у него был странный, почти незнакомый. - О'кей, так есть здесь кто-нибудь или нет? Шеветте стало страшно. - О! - сказал он и чуть повернул голову. А потом уже не сказал, а почти вскрикнул: - Мамочки! 35 ДЕРЖАВА ЖЕЛАНИЙ В Ноксвилле, школьником, Райделл увлекался "Мирами Мечты". Франчайзинговая фирма, купившая у японцев эту игру, приспосабливала под нее самые разные помещения - опустевшие кинотеатры, старые магазины, большие секции моллов. Даже заброшенный кегельбан, но там Райделлу не очень понравилось - узкий такой, очень длинный коридор, вроде бы и интересно, но только гнется все, искажается, особенно если двигать объекты побыстрее. Играть там можно было по-разному, только мало кто этим разнообразием пользовался, ноксвиллские ребята предпочитали стрелялку. Берешь в руки пару пистолетов и палишь себе во всяких мерзких злодеев, они отстреливаются, а в конце тебе показывают результат, кто кого больше продырявил. ИОК, который в Академии, в нем разрешение повыше да и колорита побольше - крови, кишок всяких, а так - стрелялка стрелялкой. Райделл тоже иногда постреливал, но больше всего он любил то место, где ты вроде как тепишь вещи из ничего, из облачка пикселей, или многоугольников, или кто уж они там такие, и ты видишь, как другие занимаются тем же самым, и может, даже соединяешь свое творение с чьим-нибудь еще, если, конечно, и ты этого хочешь, и он. Женское рукоделие - посмеивались другие ребята, хотя какое же оно женское, ведь девочки единорогов лепят, радуги по небу выкладывают и все такое, а он, Райделл, строил экспериментальные автомобили, как взаправдашний японский конструктор, тут и сравнивать даже нельзя. Хочешь сохранить свои творения - закажи распечатку, а если в динамике, то и кассету. Девицы, так те прямо обожали колдовать над своими собственными снимками - прическу поменяют, нос подправят, еще что-нибудь, а самые лучшие варианты выводят на печать, прямо тебе пластическая хирургия без ножа и топора. Недоделанные красавицы кучковались обычно в самом дальнем конце, а Райделл работал поближе ко входу - изображал каркас, формовал из зеленых, полупрозрачных полотнищ корпус, затем накладывал цвет и текстуру, еще раз подправлял обводы... Да бог с ними, с машинами этими. Войдя в Державу Желаний, Райделл сразу же вспомнил пространство "Мира Мечты" - не то, в котором ты строишь автомобиль или там что-то другое, а наружное, то, что вокруг. Если отвлечешься от работы и начнешь огляды- ваться, то все вроде бы в порядке, но как только сосредоточишься, появляется странное такое ощущение, будто стоишь на краю мира, над обрывом, а дальше ничего нет, не просто ничего, а даже пространства - и того нет. И стоишь ты уже не на полу старого кинотеатра или там кегельбана, а на стекле, на стеклянной такой равнине, и ты не видишь, конечно, что у тебя за спиной, но точно знаешь, что распростерлась эта равнина на тысячи миль и нет ей конца. Здесь, в Державе Желаний, все было вроде и так же, и совсем не так. Когда логотип телефонной компании исчез и Райделл оказался на стеклянной равнине, он невольно сказал: "О!" - потому что отчетливо видел ее края, и равнина эта словно висела в пустоте, а вокруг нее колыхалось нечто неопределенное, то ли туман, то ли облако, то ли дымка, и было это оно никакого цвета и всех цветов сразу, призрачное такое мерцание. А затем появились эти огромные, выше всего на свете фигуры, стеклянная равнина висела на уровне их... груди, что ли, хотя какая же у них грудь? И они смотрели на Райделла сверху, словно на муравья или там на игрушку детскую. Один из них был похож на тиранозавра, только его короткие передние лапы заканчивались не когтями, а чем-то вроде пальцев. А рядом - гора с человеческими чертами. Широкое бесстрастное лицо, обрамленное растафарскими косицами, полуприкрытые веки - и все это бурый, изборожденный расселинами камень, мелкий кустарник и мох. И еще плотная, слежавшаяся глина - из нее сформованы косицы. Затем Райделл перевел глаза на третью фигуру и сказал: "Мамочки". Такая же огромная, как и две предыдущие, она состояла из бесчисленных телевизоров, даже не телевизоров, а телевизионных изображений, слитых воедино и непрерывно меняющихся. Калейдоскопический экран мерцал миллионами цветов, от попытки присмотреться к какому-нибудь его участку повнимательнее кружилась голова, звуковое сопровождение сплеталось в нечто, отдален-но похожее на рокот водопада, в шум, который не был шумом, в звук, который не был звуком. - Добро пожаловать в Державу, - улыбнулся динозавр. Из его кошмарной пасти звучал голос веселой, очаровательной женщины, огромные зубы были обточены в форме храмов и пагод. Райделл вгляделся в искусную резьбу, какую-то долю секунды она была видна отчетливо, но затем дрогнула и расплылась. - У тебя не больше тридцати процентов необходимой частотной полосы, - сказала гора с растафарскими косичками голосом горы с растафарскими косичками. - Ты находишься в Кей-Ти-пространстве и... - Может, эмулятор вырубить? - предложил голос, смодулированныи из рокота телевизионного водопада. - Лишние хлопоты, - проворковал динозавр. - Не думаю, чтобы это был серьезный разговор. - Фамилия, имя, - сказала гора. Райделл неуверенно замялся. - И страховочный, - динозавр прикрыл пасть ладонью и зевнул, - номер. Райделл вспомнил вечные рассуждения отца, что обозначала "страховка" прежде и что - теперь; кого теперь, от чего и как страхуют, присваивая человеку при рождении этот самый номер. - Имя и номер, - сказала гора, - или мы уходим. - Райделл, Стивен Берри. - А затем - цепочка цифр. - Ясненько, - кивнул динозавр. - Бывший полицейский. - Мамочки, - ужаснулась гора. Кого-то она Райделлу страшно напоминала. - Бывший - и безо всякой надежды на будущее, - добавил динозавр. - Затем работа в "Интенсекьюре". - Вляпался, сердечный. - Гора ткнула в сторону Райделла - рукой? лапой? Гранитная, поросшая мхом клешня заслонила половину неба, словно идущий на посадку космолет. - Крутой облом? - Да уж куда там круче, - согласился телевизионный водоворот. - Впервые вижу, чтобы Лоуэлла волновали чужие проблемы. Более того, он даже не сказал нам твоего имени. - Не знает, вот и не сказал. - Кули валять да к стенке приставлять - это дело он знает туго, а больше - ни хрена, ха-ха-ха, - ответила гора издевательски засэмшшрованным голосом самого Райделла. Тот попытался заглянуть горе в глаза, увидел на мгновение пару голубых озер, кусты, рыжеватого зверька, стремительно несущегося по склону... Картина расплылась и пропала. - Лоуэлл и ему подобные воображают, что мы нуждаемся в них больше, чем они - в нас. - Изложи суть своего дела, Стивен Берри, - сказал динозавр. - В Бенедикт-Каньоне было некое происшествие... - Да, конечно, - прервал его динозавр, - и ты сидел за рулем. Но при чем здесь мы? Только теперь Райделл осознал, что динозавру, да и остальным тоже, доступны все его досье - полицейское, интенсекьюровское, любое; что они просматривают эти материалы прямо сейчас. Странное было ощущение. - Так вы что, в файлы мои залезли? - И не нашли там ничего интересного. - Динозавр снова прикрыл рот рукой, но зевка не получилось. - Бенедикт-Каньон? - Ну да, - сказал Райделл. - Это ваша работа. Гора приподняла брови. Вздрогнули и поползли вверх чахлые, прибитые ветром кусты, лавиной посыпались стронутые с места камни, но Райделл этого почти не замечал. - Строго говоря, это не совсем так. Мы придумали бы что-нибудь более изящное. - Но зачем вы это сделали? - Если тебе так уж важно, кто именно задумал и организовал это скандальное происше- ствие, - вмешался динозавр, - поинтересуйся супругом темпераментной леди. Он успел уже подать на развод, имея к тому весьма основательные причины. - Так он что, нарочно ее подставил? И уехал нарочно, и садовника подговорил? - Теперь я понимаю, с чего это Лоуэлл стал таким добреньким, - заметила гора. - Так что же вам нужно, мистер Райделл? - пророкотал Телевизор. - Вы так ничего и не сказали по существу. - Работу примерно того же рода. Я хочу, чтобы вы сделали такое еще раз. Для меня. - Ох, Лоуэлл, Лоуэлл... Гора сокрушенно покачала головой. Покатились вырванные из косичек комья глины, склон окутался пылью. - Вы забываете, - заметил динозавр, - что работы подобного рода опасны. А опасная работа стоит весьма дорого. А у вас, мистер Райделл, нет ни гроша за душой. - А что если вам заплатит Лоуэлл? - Лоуэлл не заплатит. - На огромном непроницаемом лице змеились и переплетались миллионы изображений. - Рассчитался бы за старое, и то спасибо. - Ничего страшного, не заплатит Лоуэлл - заплатят другие. - Райделл и сам не понимал, вранье это или не совсем вранье. - Только вы должны выслушать меня. Всю историю, от начала до конца. - Нет, - сказала гора. Только теперь до Райделла дошло, кто послужил образцом для ее внешности. Этот мужик, которого показы- вают иногда в исторических программах, изобретатель наглазников или какой-то там еще хрени. - Нам обрыдли халявщики - можешь, кстати, передать это Лоуэллу. Гиганты начали блекнуть, рассыпаться на крошечные цветные пятнышки, первичные атомы виртуального мира; Райделл терял их, терял навсегда. - Подождите, - крикнул он. - Есть среди вас кто-нибудь из Сан-Франциско? - А что, если да? - Из расплывчатого, почти утратившего форму облака материализовался динозавр. - И он вам нравится? - Почему ты об этом спрашиваешь? - Потому что он изменится, и очень скоро. Нашлись желающие переделать его по образу и подобию Токио. - Токио? - Телевизионный водоворот принял на этот раз форму бешено вращающегося шара. - Кто тебе сказал? - В Токио не больно-то развернешься, - заметила вернувшаяся из небытия гора. - Выкладывай, - коротко бросил динозавр. Что Райделл и сделал. Шляпу Шеветта уже надела, а очки держала в руке. Покачивала очками и смотрела, как Райделл снимает шлем, вытирает со лба пот, кладет шлем на крошечный столик. - Не врубилась я что-то в идею, - сказала она. - Крыша у тебя съехала, вот это уж точно. Вместе с карнизом. - Очень может быть, - согласился Райделл. - Сколько там, кстати, с меня. Оказалось, что изрядно. Остатков наличности едва хватило. - На кой ляд было через Париж? - пробормотал он. - Спроси чего полегче, - сказала Шеветта и встала. 36 ЗАПИСНАЯ КНИЖКА (2) Залитый солнцем город, с крыши этой крошечной, прилепившейся к устою коробки. Люк открыт. Слышно, как Скиннер перебирает свое имущество. Медленно наполняет картонный ящик предметами, которые я должен отнести вниз, туда, где торговцы старьем раскладывают свой товар на вытертых одеялах и грязных, насквозь промасленных кусках брезента. Осака далеко. Ветер приносит обрывки песни, стук молотка. Сегодня утром Скиннер поинтересовался, видел ли я в штейнеровском аквариуме щуку. - Нет. - Она не двигается, Скутер. Совсем не двигается. Жаль, что я не поговорил с Фонтейном сам. Так он точно ничего больше не сказал? И он нашел велосипед? Плохо это, очень плохо. Она ж без велосипеда не может. Жопу до костей стерла, пока заработала. Он из бумаги склеен, внутри. Японская конструкционная бумага, как она там называется? Ни хрена ты, Скутер, не знаешь. Это ж твой долбаный язык. Забываешь его еще быстрее, чем мы... Трубки из этой бумаги, затем их покрывают арамидом или чем там. А она, она, думаешь, все так и оставила? Хрен там. Приволокла его как-то домой и три часа напыляла фальшивую ржавчину. Фальшивую ржавчину, ну вот ты, Скутер, ты можешь себе такое представить? И тряпьем старым оклеивала, раму, все подряд. Чтобы не выглядел новым. Вообще-то от этого больше толку, чем от замков и всей этой хрени, точно больше. Знаешь, Скутер, как взломать криптонитовый замок? Домкратом от "вольво". Вольвовский домкрат подходит тик-в-тик, ну как нарочно подгоняли. Качнуть раза два - и пиздец котенку. Ими больше не пользуются, замками этими. А некоторые люди их все еще любят. Вон там лежит один такой, вон, посмотри... Я ее считай что нашел, на помойке подобрал. Они уже решили отвезти ее на тележке к концу моста, пусть город с ней разбирается. Да мы, говорят, и довезти ее не успеем, помрет раньше. А давитесь вы, говорю, конем, имел я вас в рот и в ухо. Затащил ее сюда, наверх. Сумел как-то. Почему? Потому. Вот ты увидишь, как человек умирает, так что, пройдешь мимо, словно это по телевизору? 37 СЕНЧУРИ-СИТИ Шеветта не понимала, нравится ей Лос-Анджелес или нет. Но уж пальмы-то эти, это уж точно дикость. По пути в город Саблеттов электромобиль чуть не полчаса тащился следом за огромным белым трейлером с надписью "ЖИВЫЕ ИНСТАЛЛЯЦИИ, НАНОТРОННАЯ РАСТИТЕЛЬНОСТЬ" по боку, вот там-то Шеветта и увидела эти деревья - зеленые, обернутые прозрачным пластиком верхушки, торчащие из кузова. Вообще-то она видела их и раньше, по Скиннерову телевизору, передача была специальная, как их сажают на место настоящих, погибших от мексиканского вируса. Они, деревья эти фальшивые, они вроде магнитной дороги, заменившей мост, или вроде тех зданий, которыми "Санфлауэр" хочет застроить Сан-Франциско, все эти штуки вроде как растут, но не как трава растет, а просто потому, что у них внутри крошечные такие механизмы. В той передаче все хвастались, как здорово эти деревья сконструированы и что в них даже могут жить всякие птицы и крысы, и всякие там разные, которые жили в настоящих, которые засохли. А Скиннер тогда рассказал, как он раз впилился на джипе в настоящую пальму, это здесь же, в Лос-Анджелесе, и было, и сверху, из веток на капот шлепнулись крысы, штук десять, и они постояли на капоте несколько секунд, стоят себе, и все, а потом все-таки испугались и убежали. Лучше там или хуже, но что Лос-Анджелес совсем не такой, как Сан-Франциско, это уж точно. Расхлюстанныи он какой-то, всего много и все раскидано как попало, а с другой стороны - сразу понимаешь, что прикоснулся к чему-то большому - и все эти горы на горизонте, и еще энергия, которая вот прямо чувствуется, как течет сквозь город, зажигает его, освещает. А может, это все потому, что приехали они сюда ночью, может, днем бы все совсем по-другому казалось. Машина у Саблетта была маленькая, белого цвета, со странным названием "Монтксо" - слово это было написано на приборной доске, Шеветта удивлялась на него всю дорогу от Парадиза до Лос-Анджелеса, а потом Саблетт сказал, что произносится оно "Мончо", в рифму с пончо. Сделали "Мончо" в Европе, в Барселоне, и обращаться с ним было совсем просто - подключи к домашней сети и жди, пока батареи там или что зарядятся. Скоростью машинка эта не отличалась, сорок миль в час и не больше, но Саблетт предпочитал ее всем другим из-за своей аллергии. Получается, сказала Шеветта, что электромобили ну прямо для тебя придумали, и что бы ты без них делал? И Саблетт начал тогда жаловаться, как он боится теперь электромагнитных полей, ведь от них и рак бывает, и всякое. Они оставили Саблеттову мать под присмотром миссис Бейкер, только никто из них в тот момент ни за кем не присматривал: они смотрели по телевизору "Космического охотника" и были до крайности возбуждены - ведь это же первый фильм Молли Рингуайлъд! Да хоть бы и последний, подумала тогда Шеветта. Вот каждый раз так - восторга море, а хрен поймешь из-за чего. Она взглянула на свое запястье; яркая эпоксидка и горстка цветного бисера (слава богу, миссис Саблетт увлекалась когда-то рукоделием) превратили наручник вроде как в фенечку... Говно это, а не фенечка. Ладно, переживем, уж лучше говенная фенечка, чем самый роскошный наручник. А Райделл как сел в машину, так и прилип к телефону, попросит иногда Саблетта остановиться, сбегать за свежими батарейками, и чешет языком дальше. Шеветту вроде как тревожило такое невнимание, а ведь в мотеле они снова спали вместе - и снова ничего не произошло, хотя ведь никто не мешал, Саблетт лег прямо в машине на разложенных сиденьях. А он, Райделл, все разговаривал и разговаривал с этими Лоуэлловыми дружками, с Державой Желаний, теперь они не возражали против обычного телефона, а еще он пытался послать кому-то сообщение по голосовой почте. Странная какая-то фамилия. Ну да, мистер Ма. Только сообщение это вроде как никто не принял, и тогда он снова позвонил этим "Желанным" и сказал им, что вот так, не получается, а потом пересказал всю историю с начала до конца, все, что с ним и с ней случилось, а те, Держава, все записывали, чтобы протолкнуть потом в почту этого мистера Ма. И они обещали стереть все остальное, что там ему успели наприсылать, чтобы Райделлово письмо было одним-единственным, уж тогда-то он, мистер Ма, точно его заметит. На окраине Лос-Анджелеса Саблетт свернул к мотелю, и Шеветта очень обрадовалась; по рассказам матери эти заведения представлялись ей в самом радужном свете. На практике мотель оказался чем-то вроде трейлерного поселка, только без трейлеров - россыпь маленьких бетонных домиков, поделенных на совсем уже крошечные комнатушки. В растрескавшемся, сто лет как пересохшем плавательном бассейне иностранцы готовили на костре мясо, Шеветте запах даже понравился, но Саблетт впал в черную тоску, начал говорить, что ему нельзя, чтобы какие-то углеводороды и еще что-то, а Райделл сказал: ничего, одну ночь потерпишь. Затем он, Райделл, сходил к иностранцам, поговорил с ними немного, вернулся и сказал, что это тибетцы. Мясо у тибетцев получилось вкусное, но Саблетт отказался даже пробовать, пожевал взятую с собой еду, желтоватые такие брикеты, с виду точно как мыло, и по вкусу, наверное, тоже; так он пожевал этих брикетов, запил дистиллированной водой из бутылки и пошел к своему "Мончо" спать. А теперь Шеветта чуть не дрожала от страха, входя в этот самый Сенчури-Сити-П, а дрожать было нельзя, никак нельзя - опытный курьер, спешащий к адресату с письмом, выглядит независимо и даже нахально. Сен- чури-Сити-второй - это дом нс дом, неизвестно даже, как назвать, зеленоватая такая штука, вроде сиськи и на трех подпорках, только подпорки эти не снаружи, а внутри, а снаружи их тоже видно, потому что стенки там стеклянные или еще какие, в общем - прозрачные. Огромная штука, больше всего, что есть в городе, а Райделл называет се просто "Пузырь". И внутри тоже шикарно, вроде как в Чайна-Бзйзин, и люди такие же - такие, каких видишь в финансовом районе, или в моллах, или когда работаешь на доставке. Шеветта хорошенько вымылась, благо душевая в мотеле работала, и значки курьерские прицепила, и все равно это место действовало ей на нервы. Деревья и деревья, вся эта гигантская пустотелая подпорка усажена изнутри деревьями, словно лес какой, только не нормальный это лес, не горизонтальный, а наклонный, круто уходящий вверх, и свет, сочащийся сквозь прозрачные стенки, тоже странный, мутно-зеленый, как болотная вода. А посреди - эскалатор, в милю, наверное, длиной, и она стоит на нем и едет куда-то вверх, а вокруг эти здешние, и ей так все и кажется, что они косятся на нее и думают: а эта-то как сюда попала? Райделл сказал, что тут есть и лифты, в двух других подпорках, и кабины там поднимаются наискось, вроде как эта, у Скиннера, желтая корзина, но Саблеттов друг сказал: лифтами не стоит, уж там-то интенсекьюровские рентакопы каждого с ног до головы осматривают, бдят. Шеветта знала, что Саблетт где-то сзади, во всяком случае, они так договорились. Райделл только подвез их ко входу, а внутрь не пошел. Она спросила: а куда ты теперь, а он сказал: да вот съезжу, фонарик возьму. Райделл нравился ей все больше и больше - и это ее тревожило. И она задавалась вопросом - а каким бы был он, Райделл, в другой ситуации, не в такой, как эта, и еще - а какой бы была она сама, не влипни она в эту самую ситуацию? Удачно это вышло, что и в Сенчури-Сити интенсекьюровская охрана - Саблетт связался с каким-то своим приятелем и все разузнал. Аккуратно разузнал, осторожно, ну словно хочет он попросить у фирмы перевод на новую работу, а потом они с Райделлом обсудили все и решили, что она, Шеветта, вполне может проникнуть внутрь, особенно если Саблетт будет прикрывать ее сзади. Плохо вот только, что Саблетт ведет себя по-дурному, ну прямо словно не операцию проводит, а в петлю лезет. Выслушал программу, Райделлов, значит, план, и словно отрешился от всего земного, ну прямо блаженненький какой-то. Говорит все про свое апостатство, про любимые фильмы и еще про какого-то Кроненберга. Не нервничает, не дергается, ведет себя абсолютно спокойно, только вот спокойствие у него какое-то беспокойное, тревожное, в общем, спокойствие, словно знает человек, что скоро умрет, и вроде как с этим примирился, жалуется иногда на аллергию, а больше ни на что. Зеленый свет. И все вокруг зеленое. Там же, в мотеле, они соорудили этот пакет. В пакете очки. Адресат - Карен Мендельсон. Шеветта на мгновение зажмурилась, представила себе, что скажет Банни, если она сорвет доставку (скажет? да он голову напрочь открутит!), и нажала кнопку. - Да? - спросил компьютер. - "Объединенная курьерская", для Карен Мендельсон. - Доставка? - Она должна расписаться. - Я имею полномочия расписываться штрих-кодом... - Подпись от руки. Я обязана видеть, как она расписывается, понятно? Пауза. - Что в пакете? - А я их что, вскрываю по дороге или что? - Что в пакете? - На нем, - . сказала Шеветта, - написано: "Суд по делам о наследстве", доставлен из Сан-Франциско. И если вы, мистер Волшебник, не откроете дверь, он туда же и вернется, ближайшим авиарейсом. - Подождите, пожалуйста, - сказал компьютер. По обеим сторонам двери стояли в кадках деревья - не какие-нибудь там чахлые прутики в горшочках, а большие и вроде бы самые настоящие. Шеветта не видела Саблетта, но знала, что он где-то там, за этой зеленью. Между корней одного из деревьев валялся окурок. Дверь приоткрылась. - Да? - Карен Мендельсон? - В чем дело? - "Объединенная курьерская", Сан-Франциско. Распишитесь в получении. Только вот корешка, где расписываться, нету. - Сан-Франциско? - Тут так написано. Дверь открылась чуть побольше. Темноволосая женщина в светлом махровом халате. Глаза женщины скользнули по значкам "Объединенной". Проверяет. - Я не понимаю, - сказала Карен Мендельсон, - обычно мы пользуемся услугами "Глобэкс". - Наша фирма доставляет гораздо быстрее, - сказала Шеветта. Из-за деревьев вышел Саблетт в черной интенсекьюровской форме. Шеветта увидела в серебристых контактных линзах два своих маленьких, искривленных отражения. - Миссис Мендельсон, - сказал Саблетт, - тут возникла небольшая проблема, связанная с безопасностью. Чрезвычайные обстоятельства. - Чрезвычайные? - поразилась Карен Мендельсон. - Не беспокойтесь. - Саблетт протолкнул Шеветту в дверь, мимо Карен. - Ситуация находится под контролем. Благодарю вас за оказанное содействие. 38 ЧУДЕСНАЯ МИЛЯ Уломать "Уолли" Дивака оказалось совсем просто, хотя в первый момент серб воспринял просьбу Райделла без малейшего энтузиазма. - Я отдам фонарик сегодня, крайний срок - завтра, а заодно подыщу для тебя в "Интенсекьюре" что-нибудь серьезное, - беззастенчиво врал Райделл. - Что-нибудь такое профессиональное. Ну, скажем, телескопическую дубинку с тазерным наконечником. Уолли относился к полиции с чрезмерным обожанием, под стать тринадцатилетней соплюхе, визжащей от восторга на концерте провинциальной рок-группы. Он любил теплое ощущение сопричастности, связанное со всем "профессиональным", и, подобно большинству своих сограждан, не проводил никакого различия между настоящими копами и наемными. Дом на Map Виста находился под охраной; к вящей радости Райделла, на предостерегающей табличке стояло название какой-то мелкой, малоизвестной фирмы. "Интенсекьюр" был для Уолли недоступной роскошью, так же как и новая машина. К слову сказать, он называл свою машину не "подержанная", а "обкатанная", словно первоначальный ее владелец был этаким батраком, укротителем диких, необъезженных автомобилей. Но зато кополюбивый серб являлся полноправным хозяином не только домика с нежно-голубой пластиковой обшивкой и синтетиче- ским газоном (пластик очень походил на крашеное дерево, а газон выглядел даже лучше настоящего), где жили Райделл и Кевин, но и двух других. Сестра Уолли бежала из охваченной беспорядками Сербии в тысяча девятьсот девяносто четвертом, а сам он - чуть позже. Уолли не тосковал по родине. Он говорил, что Америка - прекрасная страна, вот ограничить бы только иммиграцию. - Что это у тебя за машина? - спросил Уолли с верхней ступеньки крыльца. - "Мончо", - объяснил Райделл. - Испанский электромобиль, из Барселоны. - Не забывай, что ты живешь в Америке, - поучительно сказал Уолли; его седые волосы были гладко зачесаны назад, на узком, покатом лбу поблескивали бисеринки пота. - Ну как же можно ездить на такой таратайке? Рядом с домиком стоял аккуратный, чуть не языком вылизанный "БМВ"; доставая фонарик, Уолли потратил добрые пять минут на выключение охранной системы. Райделл вспомнил тот случай, когда ноксвиллская бригада по борьбе с наркотиками решила проверить новенькие, только что полученные уоки-токи. Тогда (было это в аккурат под Рождество) разом взвыли тысячи автомобильных сирен - неудачная радиоволна стронула все охранные системы в радиусе десяти миль. - Почему? - удивился Райделл. - Это же очень хорошо для экологии страны. - Это плохо для имиджа страны. Американец должен покупать автомобиль, вызываю- щий уважение. Баварский, в крайнем случае - японский. - Спасибо, Уолли. - Райделл взмахнул длинным черным фонариком. - Скоро верну. - С довеском, ты обещал. - Раз обещал, значит, сделаю. - И за квартиру заплати. - Обращайся к Кевину, это по его части. Он забрался в крохотный "Мончо", включил мотор и стал ждать, пока разгонится маховик. Уолли пожал плечами, махнул на прощание рукой и прикрыл за собой дверь. Прежде Райделл ни разу не видел его без всегдашней тирольской шляпы. Райделл осмотрел фонарик, пытаясь разобраться, где у него предохранитель и где спуск. Не бог весть какое оружие, но на сегодня хватит. А что не смертельно, так это даже хорошо. Обзавестись стволом проще простого, в Лос-Анджелесе этого добра навалом, но если повяжут с оружием - припаяют больше. На обратном пути к Пузырю Райделл вел машину медленно и осторожно, не нарушая никаких дорожных правил, и держался по возможности улиц, на которых были специальные полосы для электромобилей. Достав из бардачка Шеветтин телефон, он набрал номер в Юте, полученный от Пожирателя Богов еще в Парадизе, при первом разговоре. Пожирателем Богов представился тот, который гора. "А что это за имя такое?" - поинтересовался Райделл, и тогда Пожиратель сказал, что он - чистокровный индеец. Врал, наверное. Да какие там имена, у них голоса и те ненастоящие, цифровое моделирование. Вполне возможно, что Пожиратель Богов - женщина или трое разных людей. Или наоборот, все эти трое - гора, динозавр и телевизор, - все они - один-единственный человек. Райделл вспомнил "Когнитивных диссидентов", женщину в инвалидном кресле. Это могла быть она. Это мог быть кто угодно, в том-то и штука с этими хакерами. Гудок, другой... Где-то там, в Юте, звонил телефон. Как и всегда, Пожиратель поднял трубку посередине пятого гудка. - Да? - Парадиз, - сказал Райделл. - Ричард? - Никсон. - Все в порядке, Ричард, твой заказ выполнен. Осталось последнее маленькое усилие. - Вы можете назвать цену? На светофоре вспыхнул зеленый. Отчаянные гудки