ов в костер, а над огненными языками уже серело утро. Наконец яма была готова. Женщины опять окропили водой лицо Мала. Теперь от него оставались и впрямь только кожа да кости. Рот его был широко разинут, будто он хотел укусить воздух, который уже не мог вдохнуть. Люди встали перед ним на колени, образовав полукруг. Старуха глазами призвала всех ко вниманию. - Когда Мал был сильным, он находил много еды. Лику сидела на корточках, привалясь к утесу в глубине отлога и прижимая малую Оа к груди. Новый человечек спал под гривой у Нил. Пальцы Мала бессмысленно шевелились, он то разевал, то закрывал рот. Фа и старуха приподняли его туловище и поддерживали голову. Старуха тихонько сказала ему на ухо: - Оа дает тепло. Спи. Движения его тела стали судорожными. Голова скатилась по груди старухи вбок и осталась там. Нил запричитала. Звук этот разнесся по всему отлогу, затрепетал, улетел через воду к острову. Старуха уложила Мала на бок и подтянула колени старика к его груди. Она и Фа подхватили его и опустили 6 яму. Старуха подсунула его ладони ему под щеку и позаботилась, чтоб ноги оказались ниже, чем голова. Потом она встала, и люди не увидали на ее непроницаемом лице никакого выражения. Она отошла к плоской скале и выбрала мясистую ляжку. Опустясь на колени, она положила мясо подле самого его лица. - Съешь, Мал, когда к тебе придет голод. Глазами она велела людям следовать за собой. Они спустились к реке, оставив Лику с малой Оа. Старуха зачерпнула пригоршнями воды, и остальные сделали то же. Она вернулась и выплеснула воду на лицо Мала. - Выпей, когда к тебе придет жажда. Один за другим люди окропляли водой серое, мертвое лицо. И каждый повторял те же слова. Лок оказался последним, и, когда вода пролилась, он почувствовал к Малу глубокую нежность. Он вернулся и принес второй дар. - Выпей, Мал, когда к тебе придет жажда. Старуха нагорстила земли и бросила Малу на голову. Последней подошла Лику, сильно робея, и тоже сделала так, как старуха велела ей глазами. Потом она вернулась к утесу. По знаку старухи Лок стал сметать землю с остроконечного холма в яму. Земля обрушивалась с легким шуршанием и вскоре скрыла под собой Мала. Лок примял землю руками и ногами. Старуха бесстрастно глядела, как тело постепенно теряет свои очертания и исчезает из глаз. Земля подымалась все выше и заполняла яму, подымалась до тех пор, покуда там, где только что был Мал, не вырос на отлоге низенький бугорок. Небольшой излишек земли все же остался. Лок смахнул его прочь, потом утоптал бугор как мог плотнее. Старуха села на корточки подле свежепримятой земли и подождала, покуда глаза всех людей не обратились на нее. Тогда она заговорила: - Оа приняла Мала в свое чрево. ПЯТЬ После долгого молчания люди поели. Они стали чувствовать, что усталость обволакивает их, как туман. На отлоге не хватало Ха, не было Мала. Правда, костер еще горел, и еда была лакомой, но людей одолело изнеможение. Один за другим они сжимались в комок меж костром и утесом и погружались в сон. Старуха сходила ко впадине и принесла дров. Она кормила огонь до тех пор, покуда он не взревел, как водопад. Потом она собрала остатки еды и спрятала их во впадинах, подальше от всякой напасти. Наконец она присела у бугра, где еще так недавно был Мал, и стала глядеть через воду. Люди нечасто видели сны, но теперь, когда над ними, яснея, растекался рассвет, их осаждало целое сонмище призраков, пришедших откуда-то издалека. Старуха краем глаза видела, как они запутались, встревожились, терзаются болью. Нил разговаривала. Левая рука Лока нагребла пригоршню грязи. Невнятные слова, нечленораздельные возгласы удовольствия или страха то и дело вырывались у всех. Старуха не шевелилась, она все время видела что-то свое внутри головы. Загомонили птицы, воробьи слетели на уступ и стали клевать. Лок вдруг резко выбросил руку и ткнул старуху в бедро. Когда поверхность воды уже начала поблескивать, старуха встала и принесла дров из впадины. Огонь приветственно встретил дрова громким треском. Старуха стояла рядом, потупив глаза. - Теперь все совсем как тогда, когда огонь убежал и сожрал все деревья в лесу. Рука Лока оказалась слишком близко к костру. Старуха нагнулась и положила ее опять ему на лицо. Он перекатился на бок и вскрикнул. Лок бежал. Запах другого преследовал его, и он не мог убежать. Стояла ночь, а у запаха были когтистые лапы и зубы, как у большого кота. Лок был на острове, где никогда не бывал. Водопад ревел по обе стороны от него. Он бежал по берегу, зная, что сейчас рухнет от изнеможения и окажется в лапах у другого. Он упал, и борьба длилась целую вечность. Но нити, которые связывали его с людьми, еще не лопнули. Напрягаясь от отчаянной нужды Лока, они появлялись, шли, проворно бежали через воду, неотвратимо влекомые неизбежностью. Другой ушел, а все люди были вокруг Лока. Он не мог видеть их ясно из-за темноты, но знал, кто они. Они подступали все ближе и ближе, не так, как обычно приходили на отлог, обретая там свой дом, где были свободны от всего мира; они спешили, покуда не сливались с Локом воедино, плоть с плотью. Они сопереживали эту общую плоть, как обычно сопереживали видения. Лок был спасен. Проснулась Лику. Малая Оа во время сна упала у нее с плеча, теперь Лику ее подобрала. Она зевнула, увидала старуху и сказала, что хочет есть. Старуха сходила ко впадине и принесла остаток печени. Новый человечек играл гривой Нил. Он дергал за пряди, раскачивался на них, а она уже не спала и опять скулила. Фа села, выпрямилась, Лок опять перекатился на бок и чуть не угодил в костер. Он с урчанием отскочил в сторону. Увидал остальных и стал глупо втолковывать: - Я спал. Люди спустились к воде, напились и облегчились. Когда они пришли назад, на отлоге возникло ощущение, что очень многое нужно сказать, и они оставили незанятыми оба опустевших места, будто когда-нибудь, в один счастливый день, те, которые там обычно сидели, опять вернутся. Нил кормила грудью нового человечка и пятерней расчесывала гриву. Старуха отвернулась от костра и заговорила с людьми: - Теперь есть только Лок. Он поглядел на нее с недоумением. Фа наклонила голову. Старуха подошла к нему, крепко взяла за руку и повела в сторону. Там было место, где обычно сидел Мал. Она усадила Лока, заставила опереться спиной об утес, так что зад его умостился в гладкой ямке в земле, выдавленной Малом. Для Лока это было так непривычно, что он взволновался. Он глянул вбок, на воду, потом опять на людей и засмеялся. Повсюду кругом были глаза, и все ждали его решения. Он шел впереди, а не в хвосте, и все, что он видел внутри головы, было наверняка правильным. Горячая кровь хлынула ему в лицо, и он закрыл глаза руками. Сквозь растопыренные пальцы он поглядел на женщин, на Лику, потом вниз, на земляной холмик, под которым схоронили Мала. Он испытывал нестерпимое желание поговорить с Малом, молча обождать, чтоб услышать его слово о том, как же теперь быть. Но из-под холмика не донесся голос, никто не помог увидать хоть что-нибудь внутри головы. Он ухватился за первое. что ему представилось. - Мне снилось так. Другой гнался за мною. А потом мы с ним были вместе. Нил приподняла нового человечка над своей грудью. - А мне снилось так. Ха лежал со мной и с Фа. Лок лежал с Фа и со мной. Она заскулила. Старуха движением руки заставила ее вздрогнуть и замолчать. - Мужчина видит внутри головы. Женщина знает Оа. Ха и Мал ушли. Теперь есть только Лок. Голос Лока прозвучал пискляво, как у Лику: - Сегодня мы пойдем искать еду. Старуха хранила безжалостное молчание. Во впадинах утеса еще была еда, хотя ее оставалось не так уж много. Зачем же людям искать еду, когда они не чувствуют голода, а оставшейся еды покуда хватит? Фа подползла на карачках. Когда она заговорила, смущение отчасти улетучилось из головы Лока. Он даже не слушал Фа. - Я вижу так. Другой ищет еду, и люди ищут тоже... Она отважно поглядела старухе прямо в глаза. - Значит, люди хотят есть. Нил почесала спину об утес. - Ты видишь плохо. Старуха прикрикнула на них: - Теперь только Лок! И Лок вспомнил. Он опустил руки и уже не прикрывал лицо. - Я видел другого. Он на острове. Он скачет со скалы на скалу. Залезает на высокие деревья. Он темный. И меняет свой вид, как пещерный медведь. Люди поглядели на остров. А он теперь был весь залит солнечным светом и подернут дымкою зеленой листвы. Лок велел всем слушать. - И я шел по его запаху. Он был вон там...-Лок указал на скат над отлогом, и все люди глянули вверх. - Там он стоял и глядел на нас. Он похож на большого кота, но это не кот. А еще он похож, похож... На время Лок вовсе перестал видеть внутри головы. Он поскреб под нижней губой. Так много надо было сказать. Так хотелось ему спросить Мала, что значит, когда одно видение сливается с другим и в конце концов последнее вытекает из первого. - Может, Ха не в реке. Может, он на острове вместе с другим. Ведь Ха был могучий прыгун. Люди оглядели уступ вплоть до того места, где разбросанные скалы подступали от острова к берегу. Нил оторвала нового человечка от груди и пустила его ползать по земле. Вода обильно струилась из ее глаз. - Это ты увидал хорошо. - Я поговорю с другим. Как может он все время быть на острове? Я опять поищу запах. Но Фа уже шлепала его ладонью по губам. - А может, он вышел из острова. Как из чрева женщины. Или из водопада. - Так я не вижу. Только теперь Лок понял, как легко говорить слова другим, когда тебя внимательно слушают. Тут уж слова могут даже не иметь облика. - Фа пускай ищет запах, а Нил, Лику и новый... Старуха его не перебила. Вместо этого она схватила большую ветку и швырнула в огонь. Лок с криком вскочил на ноги и сразу смолк. Вместо него заговорила старуха: - Лок не захочет, чтоб Лику ушла. Ведь больше нету мужчины. Пойдут Фа и Лок. Так говорит людям Лок. Он поглядел на нее с изумлением, и глаза ее ничего ему не сказали. Он затряс головой. - Да, - сказал он. - Да. Фа и Лок вдвоем побежали к краю уступа. - Не говори старухе, что ты видел ледяных женщин. - Когда я спустился с горы по следу другого, старуха меня не видела. Он вспомнил старухино лицо. - Кто может сказать, что она видит, а чего не видит? - Не говори ей. Он попробовал объяснить: - Я видел другого. Он и я, мы переползли через бок горы и незаметно подкрались к людям. Фа остановилась, и оба глядели в пустоту меж ближайшей к берегу скалой и уступом. Она указала пальцем: - Даже Ха разве мог бы перепрыгнуть это? Лок поразмыслил над пустотой. Стесненные там воды бурлили, и вниз по реке устремлялся переливчатый полосатый хвост. Зеленую поверхность баламутили горбатые водовороты. Лок стал выразительно изображать все, что видел внутри головы. - При запахе другого сам я стал он, другой. Я крадусь, как большой кот. Я испуганный и жадный. Я сильный. - Он перестал изображать и проворно обогнал Фа, потом повернулся и поглядел ей прямо в лицо. - А теперь я стал Ха и другой. Я сильный. - Так я не вижу. - Другой на острове. Он растопырил руки как мог шире. Захлопал ими, как крыльями. Фа ухмыльнулась, потом захохотала. Лок тоже захохотал, все веселей и веселей, ожидая, что его похвалят. Он обежал уступ, крякая, как утка, и Фа засмеялась над ним. Он хотел уже было побежать, хлопая руками, как крыльями, назад, на отлог, чтоб люди тоже оценили его шутку, но вдруг вспомнил. Он осадил себя и остановился. - Теперь есть только Лок. - Найди другого, Лок, и поговори с ним. Теперь он вспомнил про запах. И стал обнюхивать землю. Дождь с тех пор еще не выпадал, и запах, хоть и очень слабый, остался. Лок вспомнил про смесь запахов на утесе над водопадом. - Пойдем. Они побежали назад по уступу, минуя отлог. Лику окликнула их и высоко подняла малую Оа. Лок крадучись обогнул поворот и спиной ощутил теплое прикосновение тела Фа. - Бревно убило Мала. Лок повернулся к ней и удивленно повел ушами. - Я про то бревно, которого не было. Это оно убило Мала. Он разинул рот, готовый заболботать, но она потребовала: - Идем. Оба не могли сразу же не заметить признаков другого. Его дым подымался с середины острова. Много деревьев росло на острове, и некоторые из них клонились так низко, что окунали ветки в воду, и за ними люди не видели берега. Меж деревьев густился кустарник, такой девственный и дремучий, что он покрывал землю сплошь своей буйной листвой. Дым подымался густым облаком, которое расплывалось и исчезало. Здесь не оставалось сомнения. Другой имел свой костер и, должно быть, кидал в него такие толстые и сырые бревна, какие всем людям были бы невподъем. Фа и Лок разглядывали этот дым, ровно ничего не видя внутри головы, а потому и не сопереживая. На острове был дым, на острове был другой человек. Во всей своей жизни они не могли найти этому объяснения. Наконец Фа отвернулась, и Лок увидал, что она дрожит. - Почему? - Мне страшно. Он поразмыслил над этим. - Я пойду вниз к лесу. Так ближе всего до этого дыма. - Но я не хочу идти. - Возвращайся на отлог. Теперь только Лок остался. Фа опять глянула на остров. Потом, совершенно неожиданно, протиснулась за поворот и скрылась из виду. Лок ринулся вниз с утеса, видя внутри головы, как продвигались люди, и вскоре добрался до опушки леса. Здесь реку можно было увидать лишь мельком, потому что кустарник не только нависал повсюду, где прежде был берег, но и воды прибыло, так что многие кусты стояли прямо в пене. По низинам струями сочилась вода, затопившая травы. Деревья же росли на возвышенности, и там ноги Лока оставили отпечатки, выражавшие разом его ужас перед водой и желание поскорей увидать нового мужчину или же всех новых людей. Чем ближе подходил он к месту на берегу, которое было прямо напротив дыма, тем сильней становилось его волнение. Теперь он даже дерзнул ступить в воду, она была ему по щиколотки, и он вздрагивая преодолевал ее скачками. Когда он обнаруживал, что не видит реку или не может подойти близко к берегу, он скрежетал зубами, брал правее и шел в обход. Под водой таилась трясина, и в ней засели бледные остроконечные луковки. При обычных условиях его ноги сразу же ухватили бы их и подали ему, но теперь эти луковки были только мгновенным твердым прикосновением к его дрожащим ступням. Меж ним и рекой были целые кущи с зеленым роем молодых почек. Теперь он доверял свою тяжесть пучкам веток, которые росли почти вплотную друг к другу и выгибались под ним, так что он в ужасе едва не падал с ног. Собственно, и не было сил у сочных веток, чтоб вынести такое бремя, и он, как орел с распростертыми крылами, висел средь почек и терниев. Потом он увидал под собой воду, не какую-нибудь пригоршню ее поверх бурой земли, но глубокую воду, куда прятались, теряясь из виду, комли кустов. Раскачиваясь, он спускался, и кусты стали ускользать от его хватки; мельком он увидал на уровне глаз сверкающую поверхность, вскрикнул и в мучительном броске выкарабкался на безопасную, хоть и омерзительную, трясину. Здесь никто из людей не мог бы пробраться к реке, это удавалось лишь хлопотливым болотным куропаткам. Он бросился бежать прочь, к низовьям реки, забирая к лесу, где земля была тверже, и выбрался на прогалину, где стояло мертвое дерево. Потом спустился на невысокий земляной бугор, под которым бурлила глубокая вода. Но по ту сторону воды из таинственной чащобы деревьев и кустов все еще подымался дым. Лок увидал внутри головы, как другой залезает на березу и глядит через реку. Он побежал по тропе, где еще слабо витал запах людей, покуда не очутился у болотины, но и новое бревно, недавно перекинутое через нее, тоже ушло. А то дерево, на котором он качал Лику, оставалось на прежнем месте, за болотиной. Лок огляделся и выбрал бук, такой огромный, что можно было подумать, будто облака и впрямь цепляются за его верхушку. Он ухватил ветку и проворно взобрался по ней наверх. Там была развилина, и в ней после дождя скопилась вода. Он взобрался по той стороне, которая была толще, ловко цепляясь руками и ногами, покуда не почувствовал предостерегающее качание самого дерева, которое гнулось под ветром и его тяжестью. Здесь почки еще не лопнули, и в их тысячекратно повторенной зелени была какая-то влажная смутность, будто слезы застилали глаза, и от этого Лок почувствовал досаду. Он полез еще выше, покуда не добрался до самой верхушки, а там стал гнуть и выкручивать ветки, которые мешали ему увидеть остров. И вот он уже глядел через просвет, который каждый миг изменялся, потому что рой почек все время то снижался, то отлетал прочь. Через просвет была видна часть острова. На острове повсюду тоже роились почки, они парили, как облака прозрачного зеленого дыма. И парили они по всему берегу, а большие деревья поодаль, в глубине, были похожи на клубы, которые отвесно подымались вверх и потом рассеивались. Всю эту зелень оттеняли черные стволы и сучья, земли же не было видно. Но у истока настоящего дыма, там, где пылал костер, светился огненный глаз, он моргал и подмигивал Локу сквозь колыхание веток. Пристально вглядываясь в этот огонь, Лок наконец увидал подле него и землю, она была бурая и тверже, чем на этом берегу реки. Там наверняка пряталось множество луковиц, и валялись осыпавшиеся орехи, и вылуплялись личинки, и тучнели грибы. Без сомнения, тот, другой, имел вволю лакомой еды. Вдруг огонь коротко моргнул. И Лок моргнул тоже. Огонь моргал не оттого, что колыхались ветки, а оттого, что кто-то двигался перед ним, заслоняя свет, кто-то такой же темный, как эти самые ветки. Лок сотряс верхушку бука. - Э-ей, человече! Огонь моргнул два раза. И вдруг Лок понял по этим передвижениям, что там не один человек. Жгучее волнение, которое прежде вызывал запах, опять овладело им. Он так сильно сотряс верхушку, будто хотел ее обломить. - Э-ей, новые люди! Лок вдруг ощутил в себе огромный прилив сил. Казалось, он мог бы перелететь через невидимую отсюда воду, которая их разделяла. Он дерзнул повиснуть на тонких ветках у самой верхушки бука, потом крикнул как мог громче: - Новые люди! Новые люди! И вдруг он окаменел на качающихся ветках. Новые люди услыхали его зов. По морганию огня и колыханию густых кустов он понял, что сейчас они покажутся ему на глаза. Огонь моргнул опять, но тропа, которая образовалась средь зеленого дыма, стала виться и сбегать к реке. Лок услыхал треск веток. Он высунулся. А потом больше ничего не было. Зеленый дым то застывал, то колыхался под ветром. Огонь моргал. Лок замер так неподвижно, что стал слышен шум водопада, могучий, безумолчный. Волевое усилие, которое привязывало его мысли к новым людям, начало ослабевать. Теперь он уже видел совсем другое внутри головы. - Новые люди! Где Ха? Зеленая струя понизу у воды дрогнула. Лок пристально глядел. Потом он по крепким сучьям опустился ниже развилины и сморщил кожу вокруг глазниц. По ту сторону на ветке показалась рука или, верней, плечо, оно было темное и волосатое. Зеленая струя опять дрогнула, а темная рука исчезла. Лок сморгнул воду с глаз. Внутри головы он опять увидал Ха на острове, Ха и медведя, Ха в опасности. - Ха! Где ты? Кусты на том берегу колыхнулись и наклонились. Средь них проступили признаки движения, что-то быстро двигалось вглубь от берега меж деревьев. Огонь опять моргнул. Потом огненные языки исчезли и большое облако белого дыма исторглось сквозь зелень, истощилось, истаяло снизу, побелело еще больше и медленно воспарило, выворачиваясь наизнанку. Лок неловко подался вбок, чтоб оглядеть деревья и кусты. Им завладело ощущение, что надо спешить. Он стал перескакивать с ветки на ветку, раскачивая их и спускаясь все ниже, покуда не увидал ближайшее дерево в стороне реки. Он перескочил туда, на толстый сук, утвердился на нем и ловко, как рыжая белка, запрыгал с дерева на дерево. Потом взбежал по стволу, раздвинул ветки и устремил глаза вниз. Рев водопада теперь стал глуше, и Лок видел сонмища брызг. Они витали над верхней оконечностью острова, застилая деревья. Он скользнул глазами от них вниз по острову, где только что колыхнулись кусты и моргнул огонь. Там он увидал, хоть и смутно, прогалину меж деревьев. Струйка дыма все еще вилась над мертвым уже костром, медленно рассеиваясь. Людей видно не было, но Лок разглядел место, где кусты были сломаны и полоса взрытой земли вела от берега к прогалине. В дальнем конце ее валялись древесные стволы, огромные, мертвые и трухлявые, источенные годами. Он оглядел эти бревна и разинул рот, а свободной рукою надавил себе на макушку. Зачем люди натаскали всю эту еду - он ясно видел за рекой бледные грибы - и вместе с ней такие негодные дрова? Эти люди ничего не видели внутри головы. Потом он углядел на земле грязное пятно там, где недавно горел костер, и такие же огромные бревна, которые в него подбрасывали. Вопреки всякому ожиданию его вдруг захлестнул страх, такой же беспредельный и беспричинный, какой обуял Мала, когда тот увидал во сне, как огонь пожирает лес. И коль скоро Лок был один из людей, связанный с ними тысячью незримых нитей, страх этот был за людей. Он затрепетал. Губы раздвинулись, он ощерил зубы, глаза видели плохо. Он услыхал собственный крик сквозь оглушительный шум воды: - Ха! Где ты? Где ты? Кто-то толстоногий неуклюже перебежал прогалину и скрылся. Огонь по-прежнему был мертв, кусты шевелились под легким ветерком, который тянул к реке, а потом замерли недвижимо. Отчаянно: - Где ты? Уши Лока сказали Локу: - ? Он был так поглощен разглядыванием острова, что на время перестал обращать внимание на свои уши. Он прильнул к верхушке дерева, которая слегка покачивалась, а водопад рычал на него, и свободное пространство на острове пустовало. Потом он услыхал. Приближались люди, не по ту сторону воды, а по эту и еще очень далеко. Они спускались с отлога, смело ступая по камням. Он услыхал, как они забавно разговаривают меж собой. При этих звуках он увидал внутри головы сплетающиеся очертания, тощие и замысловатые, болтливые и глупые, не как протяжный, поникающий крик сокола, а перепутанные, как нитевидная трава на морском берегу после сильного шторма, взбаламученные, как болотная вода. Этот звук-смех пролетел меж деревьев к реке. Точно такой же звук-смех раздался на острове, и вот он стал летать взад и вперед через воду. Лок едва не упал, слезая с дерева, и выскочил на тропу. Потом побежал по ней, чуя давний людской запах. Звук - смех раздался совсем рядом, на берегу реки. Лок добежал до того места, где еще недавно лежало бревно, перекинутое через болотину. Чтоб опять попасть на тропу, Локу пришлось взобраться до верхушки дерева, раскачаться там и прыгнуть. Потом сквозь звук-смех по эту сторону реки завизжала Лику. В визге ее не было злобы, или страха, или боли, в нем был тот невольный и беспредельный ужас, который она выказала бы, увидев, что к ней медленно подползает змея. Лок рванулся вперед, шкура на нем ощетинилась. Настоятельная необходимость спешить на этот визг мигом сошвырнула его с тропы, и он заплутался. Визг разрывал на части все его внутренности. Этот визг не походил на визг Фа, когда она рожала ребенка, который потом умер, или на причитания Нил, когда схоронили Мала; такой звук издает кобылица, когда саблезубый кот вонзает ей в шею свои кривые клыки, повисает на ней и высасывает кровь. Теперь Лок сам визжал, даже не подозревая об этом, и ломился через колючие кусты. Все его чувства говорили ему сквозь этот визг, что Лику делает такое, чего не мог бы сделать ни один мужчина или женщина. Она переходит реку. Лок все еще ломился сквозь кусты, когда визг вдруг смолк. Теперь он опять услыхал звук-смех, а также писк нового человечка. Он прорвался через кустарник и очутился на прогалине подле мертвого дерева. На земле вокруг ствола витал мерзкий запах другого, и Лику, и страха. По ту сторону много людей ныряли, и плескались, и с шумом рассекали зеленые воды. Вдруг Лок увидал рыжую голову Лику и нового человечка на смуглом, волосатом плече. Он подскочил и крикнул: - Лику! Лику! Зеленые струи понизу у воды слились воедино, и люди на острове исчезли из глаз. Лок забегал по берегу реки под мертвым деревом с гнездилищем из вьюнка. Он был так близко к воде, что комья земли, которые он выбивал ногами, с плеском падали в стремительный поток. - Лику! Лику! Кусты опять всколыхнулись. Лок прильнул к дереву и пристально вглядывался. Перед ним были голова и грудь, видные только наполовину. За листьями и волосами проступали какие-то костяные пластины. Эти белые пластины были у человека над глазами и ниже рта, так что лицо его выглядело необычно длинным. Мужчина повернулся вбок, к кустам, и поглядел на Лока через плечо. Впереди него встала торчком какая-то палка, а посредине белела острая косточка. Лок вгляделся в эту палку, и в косточку, и в маленькие глазки, которые смотрели сквозь пластины на лице. И вдруг он понял, что мужчина хочет подарить ему свою палку, но ни он, ни Лок не могут дотянуться друг до друга через широкую реку. Он засмеялся бы весело и беспечно, если б не отголоски визга у него в голове. Палка стала укорачиваться с обоих концов. Потом опять вся распрямилась. Мертвое дерево над ухом у Лока вдруг обрело голос: - Цок! Лок навострил уши и повернулся к дереву. У самого его лица неожиданно вырос новый сук: сук этот источал запах другого, и гуся, и горьких ягод, которые, как говорило Локу его брюхо, не годятся в пищу. На конце сука была острая белая косточка. Косточка эта имела зазубрины, и в бороздках меж ними повисло что-то бурое и липкое. Нос Лока обследовал эту липкость, и она ему не понравилась. Он обнюхал самый сук. Вместо листьев на суку росли рыжие перья, которые и напомнили про гуся. Лок растерялся, испытывая смутное удивление и волнуясь. Он крикнул зеленым потокам за поблескивающей водой и услыхал ответный крик Лику, но не мог разобрать слов, и к тому же крик вдруг оборвался, будто кто-то зажал ей рот. Он подбежал вплотную к воде, потом вернулся. По обе стороны безлесного берега в воде густо росли кусты; они отходили так далеко, что у крайних из них листья окунались в реку; и эти кусты склонились долу. Отзвуки голоса Лику в голове заставили Лока содрогнуться, и он начал свой опасный путь через кусты на остров. Он ринулся туда, где обычно кусты коренились на твердой почве, а теперь была вода. Лок устремился вперед, цепко хватаясь за ветки пальцами рук и ног. Он крикнул: - Я иду! То низко пригибаясь, то ползком, все время щеря зубы от страха, перебирался он через реку. Впереди всюду была влага, таинственная и насквозь пронизанная темными, низко склоненными стволами. Не было такого места, которое могло бы сразу выдержать его вес. Ему приходилось распределять этот вес по всем четырем конечностям и всегда заботиться, чтоб было сразу хотя бы две точки опоры, беспрестанно двигаясь, двигаясь все вперед, перехватывая выгибающиеся ветки. Вода под ним потемнела. Под каждой веткой поверхность ее была подернута рябью, водоросли застряли и трепыхались под напором течения, мельтешащие блики солнца дрожали понизу и поверху. Лок добрался до последних высоких кустов, которые до половины утонули в воде и нависали над самым руслом реки. Мельком он увидал полосу воды и кусок острова. Увидал и тучу брызг над водопадом, и скалистый утес. Потом, поскольку теперь он уже не двигался, ветки под ним стали гнуться. Они клонились в стороны и книзу, так что он перевернулся вверх тормашками. Он окунулся с головой, заболботал, вода нахлынула, и перед ним явился Лок-облик. Вокруг Лока-облика струилась вода, но все же он разглядел зубы. Ниже зубов колыхались взад и вперед хвостатые травы, каждая выше, чем рост мужчины. Но все остальное под зубами и рябью было далеким и темным. Ветерок пробежал над рекой, и кусты слегка склонились вбок. Руки и ноги Лока сами собой судорожно сжались, и каждый мускул тела напрягся. Он перестал думать о прежних людях и о новых людях. Он ощущал только себя, Лока, который висит вверх тормашками над глубокой водой, вцепившись в спасительный сук. Никогда еще Локу не доводилось бывать так близко к середине реки. Поверх была накинута тонкая чешуя, а под чешуей темные пятнышки всплывали к поверхности, непрестанно переворачиваясь, расходясь кругами или же опять погружаясь и исчезая в глубине. Там, внизу, были камни, которые отливали зеленью и мельтешили в воде. Хвостатые травы то заслоняли, то обнажали их. Ветерок улегся; кусты мерно клонились и выпрямлялись, как и хвостатые травы, так что сверкающая чешуя то близилась, то отодвигалась от лица. Он уже ничего больше не видел внутри головы. Даже страх стал приглушенным, как и муки голода. Руки и ноги неуклонно цеплялись за пучки веток, а зубы щерились в воде. Хвостатые травы все укорачивались. Зеленые их хвостики сносило вниз по реке. А там темнота бесследно их проглатывала. Темнота обрела причудливые очертания, двигаясь медленно, будто во сне. Как и темные пятна, она тоже переворачивалась, но не без смысла. Она почти касалась корней хвостатых трав, пригибала их хвосты, переворачивалась, перекатывала хвосты в сторону Лока. Руки пошевеливались, а глаза поблескивали так же тускло, как камни. Они перекатывались вместе с телом, глядя то на поверхность, то в глубину, на невидимое отсюда дно, и в них не было ни малейшего признака жизни или смысла. Ком спутанных водорослей, проплывая мимо, задел лицо, и глаза даже не моргнули. Тело повернулось так же плавно и тяжеловесно, как текла сама река, и вот уже перед Локом оказалась спина, вставшая торчком вдоль хвостатых трав. Потом голова повернулась к нему все так же медленно, будто во сне, всплыла в воде, приблизилась к его лицу. Лок всегда испытывал перед старухой благоговейный страх, хоть она и была его матерью. Слишком близко жила она к великой Оа, в сердце и в голове, чтоб мужчина мог глядеть на нее без трепета. Она знала так много, она жила на свете так долго, ощущала многое такое, о чем он мог лишь смутно догадываться, словом, она была женщина. Хотя она охватывала их всех своим пониманием и сочувствием, порой отчужденная невозмутимость ощущалась в ее поступках, внушая ему покорность и изумление. Поэтому-то они ее любили и боялись, отнюдь не страшась, и всегда чувствовали неодолимую потребность потупить перед нею глаза. Но теперь Лок глядел ей прямо в лицо, пристально, глаза в глаза. Она не обращала ни малейшего внимания на свое израненное тело, рот ее был разинут, язык вывалился, а темные пятна, медленно кружась, всплывали и наплывали, будто это были всего только впадины в камне. Глаза ее скользнули по кустам, по лицу Лока, глянули сквозь него, дрогнули и исчезли. ШЕСТЬ Ноги Лока уже не цеплялись за ветки кустов. Они соскользнули книзу, и теперь он висел на руках, по грудь в воде. Он подобрал колени, и шерсть на нем ощетинилась. Он не в силах был даже кричать. Ужас его перед водой был только внутренней подоплекой. Он круто поворотился, сгреб в обе горсти еще веток и, барахтаясь в воде, побрел напролом через кустарник и реку к берегу. Там он остановился, спиной к воде, и задрожал такой же дрожью, как Мал перед смертью. Зубы его ощерились, руки были воздеты и напряжены, будто он все еще висел над водой. Он поднял глаза, а голова его поворачивалась из стороны в сторону. Позади опять раздались знакомые уже звуки-смехи. Мало-помалу они отвлекли внимание Лока, хотя напряженность всех мышц тела и оскал зубов остались. Звуков-смехов было теперь такое множество, будто новые люди и впрямь все посходили с ума, и один из этих звуков раздавался громче остальных, это был голос мужчины, и он кричал. Остальные голоса умолкли, а мужчина все продолжал кричать. Какая-то женщина засмеялась пронзительным и истошным смехом. Потом наступило молчание. Солнце окропляло подлесок и влажную бурую землю огненными искрами. Время от времени легкий ветерок тянул над рекой, пошевеливая молодую, яркую листву, так что искры просеивались насквозь и пересыпались. Среди скал пронзительно взлаяла лисица. Чета лесных голубей протяжно ворковала меж собою о том, что пора уже вить гнездо. Медленно, очень медленно голова и руки Лока обмякли. Теперь он уже не щерил зубы. Он шагнул вперед и повернулся. Потом побежал вдоль реки, не слишком быстро, но по мере возможности держась поближе к воде. Он пристально вглядывался в кустарник, потом перешел с бега на шаг и наконец остановился. Взгляд его затуманился, и он опять ощерил зубы. Он стоял, опершись одной рукой о кривую ветку бука, и глядел в пустоту. Он осмотрел ветку, ухватив ее обеими руками. Потом стал ее раскачивать все быстрей, быстрей. Широкий веер побегов на ее конце со свистом витал над кустами. А Лок метался из стороны в сторону, едва успевая переводить дух, и пот катился с его туловища, промеж ног, смешиваясь с речной водою. Потом он отпустил ветку, горестно всхлипывая, и опять стоял недвижимо, причем руки его были согнуты, голова понурена, зубы стиснуты, будто каждый фибр палил его тело изнутри. А чета голубей ворковала да ворковала, и солнечные пятна окропляли его тело с головы до ног. Он отступил от бука назад, туда, где была тропа, сделал несколько неуверенных шагов, остановился, потом пустился бежать. Он вломился на прогалину, где стояло мертвое дерево и солнце озаряло пучок рыжих перьев. Он оглядел остров, увидал, что кусты шевелятся, а потом прут, вращаясь, перелетел реку и, просвистев мимо, исчез в лесной чаще. У Лока мелькнула смутная мысль, что кто-то хочет сделать ему подарок. Сам он охотно послал бы улыбку мужчине с белым, как кость, лицом, но не увидал никого, а на прогалине все звучали терзающие все нутро отголоски визга Лику. Он выдернул прут из ствола дерева и побежал опять. Он взобрался по склону горы и поднялся вплоть до уступа, где почуял запах другого и Лику; отсюда он пошел по запаху вспять по времени к отлогу. Он так спешил, налегая на костяшки пальцев, что, если б не стрела, которую он сжимал в левой руке, могло бы показаться, что он бежит на четвереньках. Потом он зажал прут в зубах поперек рта, растопырил руки и то бежал, то карабкался по склону. Когда же он очутился совсем близко от подъема на уступ, он мог взглянуть поверх скалы на остров. Там он увидал одного из мужчин с белым, как кость, лицом, который высунулся из кустов по грудь. Прежде, при свете дня, он никогда еще не видал новых людей так близко, и теперь лицо это выглядело как белесая отметина на крестце оленя. За спиной у нового мужчины, средь деревьев, валил дым, но дым этот был голубой и прозрачный. Лок очень смутно и очень много видел внутри головы - это было куда хуже, чем не видеть ничего вообще. Он вынул прут из зубов. Потом он сам не соображал, что именно крикнул: - Я иду вместе с Фа! Он пробежал через проход и очутился на уступе, но там никого не было, он сразу увидал, почувствовал это, потому что холодом веяло с отлога, где еще недавно горел огонь. Он быстро взошел вверх по земляному откосу и там остановился, заглядывая на отлог. Костер был разметан, и изо всех людей здесь оставался только Мал, лежащий под земляным холмиком. Но запахов и всяких признаков было великое множество. Вдруг он услыхал шум, выпрыгнул из круглого кострища, усеянного пеплом, и увидал Фа, которая спускалась по зубцам со скалы над отлогом. Она вся дрожала и крепко обняла его обеими руками. Они заговорили наперебой: - Мужчины с костями на лицах подарили мне вот это. Я побежал наверх. Лику визжала по ту сторону воды. - Ты спускаешься со скалы. А я лезу вверх, потому что боюсь. На отлог пришли мужчины. Теперь они молчали, тесно прильнув друг к другу и дрожа. Целый сонм нерасчлененных видений, которые они трепетно сопереживали, утомил обоих. Они беспомощно поглядели друг другу в глаза, потом Лок стал беспокойно вертеть головой из стороны в сторону. - Огонь умер. Они подошли к кострищу, опираясь друг на друга. Фа присела на корточки и поворошила холодные головешки. Просто так, по привычке. Потом оба сели, каждый на обычном своем месте, и стали безмолвно глядеть на воду и на серебристую струю, которая изливалась с утеса. На отлог косо падали лучи вечернего солнца, но теперь уж не было багрового, мерцающего света, который соперничал с ним. Наконец Фа пошевельнулась и сказала: - Я вижу так. Я гляжу вниз. Приходят мужчины, и я прячусь. Когда прячусь, вижу старуху, и она идет им навстречу. - Она была в воде. Глядела на меня сквозь воду. Я полетел кувырком. И опять оба в бессилии уставились друг на друга. - Я спускаюсь на уступ, как только мужчины уходят. Они забирают Лику и нового человечка. Воздух вокруг Лока огласился призрачным визгом. - Лику визжала за рекой. Она на острове. - Так я не вижу. Так не видел и Лок. Он широко растопырил руки и ощерился, вспоминая визг. - С острова ко мне прилетел этот прут. Фа внимательно осмотрела прут от колючего наконечника до рыжих перьев и аккуратной зазубрины на другом конце. Потом вернулась к колючке и вся сморщилась, увидав что-то коричневое и клейкое. А Лок видел внутри головы уже чуть отчетливей и разборчивей. - Лику на острове у других людей. - У новых людей. - Они перебросили этот прут через воду прямо в мертвое дерево. Лок сделал усилие, чтоб она увидала внутри головы, сопереживая с ним это, но собственная его голова слишком устала, и он оставил попытку. - Идем! Они пошли по запаху от следов крови к речному берегу. У воды на скалах тоже была кровь и капельки молока. Фа положила ладони на макушку и выразила в словах то, что видела внутри головы. - Они убили Нил и бросили в воду. Старуху тоже. - Они забрали Лику и нового. Теперь оба сопереживали внутри головы нечто связанное каким-то единым намерением. Потом дружно побежали по уступу. У поворота Фа чуть задержалась, но, когда Лок взобрался на кручу, поспешила за ним, и оба остановились на каменистом склоне, глядя вниз, на остров. Они разглядели прозрачный голубой дым, который все еще плыл в вечернем свете; но вскоре тень горы накрыла лес. Лок многое увидал в этот миг внутри головы. Он видел самого себя, когда ползал по утесу, почуяв запах костра, но боясь заговорить со старухой. Но это оказалось только излишним осложнением вдобавок ко всей новизне дня, и он усилием воли перестал видеть это внутри головы. Кусты на берегу острова колыхались. Фа стиснула запястье Лока, и оба прильнули к каменному склону. Взволнованные, они долго дрожали. А потом оба целиком превратились в зрение, глядя, и вбирая в себя, и ни о чем не размышляя. Под кустами по реке проплывало длинное бревно, и один его конец разворачивался по течению. Было оно темное и гладкое, а изнутри долбленое. Один из мужчин с костью на лице сидел с того конца, которым бревно разворачивалось. Ветки, сплетаясь, скрывали дальний конец; а потом бревно выплыло из кустов, увозя по мужчине на каждом конце. Оно нацелилось на водопад и слегка свернуло поперек реки. Течение стало сносить его вниз. Двое мужчин подняли палки, на концах которых были большие бурые листья, и окунули в воду. Бревно выровнялось и теперь оставалось на месте, меж тем как река под ним продолжала течь. От бурых листьев на воде возникали клочья белой пены и зеленые водовороты. Бревно плыло все дальше, и по обе его стороны теперь была неодолимая глубина. Люди видели, как мужчины вглядывались в берег, и в мертвое дерево, и в подлесок по обе стороны сквозь дырочки в своих костяных масках. Мужчина, который сидел на переднем конце бревна, положил палку и вместо нее взял другую, согнутую. На поясе у него был пук рыжих перьев. Палку он держ