принципе, бесславно. Но от того времени осталась у него пачка холщовых мешочков для геологических проб. Вот эти-то мешочки, забытые еще до брака с Натальей на дальней полке шкафа, были обнаружены хозяйственной девкой. Не поленилась - пересыпала крупы по мешочкам. И развесила на веревку, протянутую поперек кухни, - ее Сигизмунд натянул в годы вечно мокрого младенчества Ярополка. Мешочки тихо покачивались в восходящих воздушных потоках, отбрасывая таинственные тени. - А это зачем? - спросил Сигизмунд, показывая на мешочки. Лантхильда в ответ так похоже изобразила мелкого грызуна, что Сигизмунд зашелся хохотом. Больше всего девка была похожа на мышь-альбиноса, только очень крупную. И нордическую. - В миина хуз, - сказал Сигизмунд важно, - нэй... И сам изобразил грызуна. - Не то, что в твоей землянке, - добавил он бесполезно. Девка явно не поверила. Переспросила: - Нэй? И снова покусала широкими верхними зубами нижнюю губу, морща при этом длинный нос. - Нэй, - подтвердил Сигизмунд. - Ей-богу, нэй. Нии, - добавил он для убедительности. Девка сказала что-то. По ее тону можно было заключить: нэй так нэй, а мешочки пусть висят. Сигизмунд решил пока не спорить. Лантхильда была упряма. Это он уже оценил, глядя на произведенные ею работы. Бидоны, вызывавшие у него почти мистический ужас, жалкие и прирученные, теснились у мусорного ведра. Рядом, выстроенные в каре, как декабристы на Сенатской площади, стояли литровые банки с окаменевшим вареньем. - Выбросить? - спросил Сигизмунд. Шагнул, намереваясь сгрузить все это в ведро и вынести на помойку. Лантхильда знала о назначении мусорного ведра. Вернее, знала о том, что вещь, попав в ведро, наутро исчезает из дома навсегда. Заквохтала, схватила его за руку, принялась убеждать в чем-то. Видимо, в том, что это очень хорошие вещи. И тут кобель перестал прыгать, вилять и обращать на себя внимание. Он встал посреди кухни, расставив лапы, поднял на Сигизмунда виноватые глаза и надолго пустил струю. Лужа расползалась все шире. Кобель становился все печальнее. Сигизмунд молчал. Знал за собой вину, но знал и вину кобеля. Так глядели они с кобелем друг на друга и скорбели. Ибо каждый поступил в меру своих сил и разумения. Девка осуждающе поджала губы. Сказала что-то. - Хундс, - пояснил Сигизмунд. - Чего с него возьмешь? Кобель, наконец, отмучился. Попятился от гигантской лужи. Поглядел снизу вверх на Сигизмунда карим оком старого всепонимающего проворовавшегося бухгалтера-еврея. Вся скорбь мира глядела из этого ока. Пошевелил опущенным хвостом. И тихо-тихо убрался... Ну ладно. По крайней мере, теперь можно не гулять. Сигизмунд пошел в коридор, снял куртку. Показал Лантхильде, где ведро и тряпка - пол подтереть. Та зашипела, но пол вытерла. За мытьем рук Сигизмунд любовался на себя в зеркало. Очень был доволен. Вот и блаженную к делу приставил. Обычно кобель выдерживал карантинный срок минут в десять, прежде чем появиться пред хозяйские очи после провинности. Но тут он робко замаячил почти сразу после того, как Лантхильда закончила приборку. Очень уж вкусно пахло. Однако у Лантхильды он, похоже, надолго запал в немилость. Замахнулась, прикрикнула грозно: - Хири ут! Кобель понял. Повесив голову, смылся под сигизмундову табуретку и там затих. Приготовленное Лантхильдой источало соблазнительные запахи. Источало оно их из гигантской латки, добытой в результате археологических изысканий. Латка принадлежала к сытной застойной эпохе, когда чугуна не жалели. Где Лантхильда откопала сало - Сигизмунд старался не думать. В морозилке, возможно, что-то еще оставалось, мимикрически сливаясь со снежным покровом. А может, они с Мурром все подъели... На сале был сварен горох. Не то очень густой суп, не то каша. Похлебка, словом. Все это было густо приправлено чесноком и луком. Но посолено слабо. Почти пресно. Сервировка тоже была знатная - две ложки. И все. Хоть бы тарелки поставила. Сигизмунд выложил на стол купленный по дороге хлеб. Девка поглядела на хлеб, вздохнула почему-то горестно и, прижав к своему красивому свитеру, принялась резать ломтями. Сели. Кобель под табуреткой шевельнулся и опять затих. Хотел гороха с салом. Девкина сервировка предполагала совместное хлебание из латки. Лантхильда почему-то не начинала трапезы. Глядела на латку жадно, а на Сигизмунда жалобно и ждала чего-то. Сигизмунд, как дирижер, взмахнул ложкой и погрузил ее в горох. Лантхильда ждала. Отъел. Оказалось пресно. Встал, посолил. Отъел еще раз. А вкусно, понял вдруг Сигизмунд. Кивнул Лантхильде, промычал одобрительно. Она рассиялась. Тоже ложкой двинула. И стали есть, черпая по очереди из латки, пока живот от сытости не надулся. Поев, Сигизмунд неожиданно для себя шумно рыгнул. Смутился даже. - Йаа... - удовлетворенно сказала девка. И тоже рыгнула. Да. Багамские острова. Кокосы. Йаа... Правду говорят, что уровень культуры определяется уровнем самого бескультурного человекоэлемента в системе. А Сигизмунду вдруг понравилось быть самым бескультурным человекоэлементом в системе. Было в этом что-то... Сильное. Яростное. Исступленное. Можно, например, кулаком по столу стукнуть. Взял и грохнул, аж ложка подпрыгнула. Лантхильда как-то испуганно засмеялась. - Что? - ревущим голосом молвил Сигизмунд. - Охта? Боязно? - Нии, - сказала девка. Сигизмунд поковырял спичкой в зубах и капризно сказал: - Лантхильда! Эклеров хочу! Она молча моргала. - Чаво-то хочу, а чаво - не знаю! Эх, Вавилу бы сюда, водки бы с ним, что ли, выпили... - Нии, - сказала Лантхильда. - Вавила нэй... - Сам знаю, что нэй, а все-таки... Сигизмунд закурил. Кося на девку, медленно поднес руку к вытяжке. Включил. У Лантхильды на мгновение расширились зрачки, но с места не дернулась. Терпела, перемогая первобытный страх. Сигизмунд выдохнул дым в сторону вытяжки. Похлопал Лантхильду по плечу. - Ты, девка, это... нэй охта! Он показал сигаретой на вытяжку. - Йаа... - согласилась Лантхильда. Кобель шумно выбрался из-под табуретки и разлегся посреди кухни. Молящий глаз на хозяина устремил - жрать хотел. - Хири ут! - рявкнула на пса мстительная девка. - Да ладно, ну его в задницу, - милостиво молвил Сигизмунд. - Пускай пожрет. Лантхильда поджала губы. Мол, поступай, как знаешь. Сигизмунд положил кобелю в миску гороха. Кобель, жлобясь и чавкая, принялся поглощать. Потом тоже рыгнул. Выпили чаю. Побеседовали, как умели. Сигизмунд встал и тут же задел головой один из мешочков. - Блин, понавесила! Несколько секунд размышлял, не проявить ли деспотизм и не заставить ли девку все это снять. Потом просто отодвинул к стене. ...А готовить она умеет. Если учесть, что продуктов под рукой у нее почти и не было. Может, и не юродива вовсе, просто иностранка. Из иностранного таежного тупика. x x x Немного придя в себя от глинобитной гороховой сытости, Сигизмунд наконец вернул себе способность мыслить как оно и подобает человеку, честолюбиво метящему в мучительно нарождающийся "миддл-класс". Во-первых, надо бы заставить Лантхильду все-таки вырубить ого. В экране бессмысленно и надрывно мололи языками одержимые страстью самцы и самки - шел сериал. Иногда его перебивала реклама. Образ жизни, в целом, нынче вечером предлагался такой: пожрал чипсов и кариесных сладостей, вставил себе тампакс - и снова томись от позывов вместе с Хосе-луисом и Пьетрой-Антонеллой. Половина действующих лиц была неграми. Это облегчало сложную задачу отличать героев друг от друга. Лантхильда, как обычно, сидела носом в экран. Прилежно тщилась понять происходящее. Когда началась реклама зубной пасты о трех цветах, повернулась и укоризненно посмотрела на Сигизмунда. Он был так сыт, что даже устыдиться на смог. ...Итак, решено. Везем девку к окулисту. Делаем ей очки. Она после этого еще лучше готовить будет. Деньги сняты. Остается только утречком погрузить девку в машину, довезти ее до какой-нибудь оптики. И обуть ей глаза. Да, лучше утром, когда народу поменьше. Чтобы не позориться. Надо бы разведку провести. На местности. Да и вообще. Погода хорошая, выпал снежок. А не показать ли девке достопримечательности Санкт-Петербурга? Она, небось, дальше вокзала с бомжами и цыганскими беженцами и не бывала. x x x Шубку и сапоги надевала радостно. Не боялась, как в тот раз. Поняла уже, что плохого не замышляет. Сигизмунд придирчиво оглядел Лантхильду и даже доволен остался. Девка как девка, шубка ромбиками, сапожки без застежки, шапочка вязаная (натальина еще, лыжная), из-под шапочки коса на воротник вываливается. Коса у девки знатная. Целый отъевшийся удав Каа. По скрипучему снежку прошлись. Дошли до Казанского, прогулялись под колоннадой. Колоннада Лантхильду впечатлила. Рукой трогала, голову вверх задирала, дивилась, но далеко от Сигизмунда отходить не решалась. Однако экзамен выдержала. Под ручку ходит нормально. Прохожие не шарахаются. Вышли на Невский. Прогулялись немного. У спуска в метро два ладных молодца били третьего мордой об капот. Не на самом Невском, конечно, а в сторонке, возле "Молодежного". Вернее, возле ресторана "Шанхай". Лантхильда повела себя странно. Сигизмунду доводилось гулять с девушками по ночам и наблюдать подобные сцены. Наталья брезгливо морщила нос и требовала "уйти отсюда". Обычно он говорил ей: "От правды жизни не убежишь, Наталья Константиновна". Это ее злило. Аська - та буйно вопила что-нибудь, и ее приходилось утаскивать. Лантхильда же заинтересовалась. Безмолвно замерла шагах в трех, уставилась. На ее лице, освещенном разноцветными огнями, проступило явственное одобрение. Когда один из молодцев, почувствовав на себе пристальный взгляд, обернулся, Лантхильда сказала ему что-то и засмеялась. "Бык" сразу утратил к ней интерес. Будто пароль от нее услышал какой-то. Сигизмунд опять насторожился. Может быть, девка все-таки связана с криминальной средой? Он решительно взял ее за руку и почти силой увел. По дороге Лантхильда ему что-то с жаром объясняла. Несколько раз мелькнуло имя "Вавила". Еще был помянут какой-то "Скалкс". Один явно аналогичным образом обходился с другим. Похоже, в криминальную разборку Вавилы со Скалксом были каким-то образом замешаны также брозар с Аттилой. - Тайга, - подытожил Сигизмунд. Лантхильда с интересом озиралась по сторонам. Машины ее удивляли. Проходя мимо одной, припаркованной у тротуара, провела пальцем по капоту. Машина завопила, пульсирующе всверкивая фарами. Девка в панике шарахнулась. Сигизмунд заметил, как в окне на третьем этаже сразу шевельнулась занавеска. Не угнали твою родимую иномарку, не угнали. Спокойно пей своего "Капитана Моргана" или что ты там квасишь. На всякий случай взял Лантхильду за руку и поволок подальше от машины. Напакостив, девка бежала резво. Прошлись по Итальянской улице. Вернулись по каналу. Спать не хотелось. Хотелось бродить. Все в ночном Питере сейчас к этому располагало. А не покатать ли девку, коли уж так ее к автомобилизму тянет? Решено. Из-под арки Сигизмунд свернул сразу к гаражу. И тут Лантхильда неожиданно вновь явила безумие. Не хотела она к гаражу идти. Приседала, упиралась. За водосточную трубу схватилась - еле отцепил. Молила его о чем-то. - Хво? - строго спросил Сигизмунд. Получил в ответ пространное объяснение. Ничего не понял. Боялась она чего-то. Может, ее тут изнасиловали? Сигизмунд велел ей ждать на месте, а сам пошел гараж открывать. Юродивая заметалась. Одной оставаться было боязно, а к гаражу идти она почему-то не хотела. Стала кричать ему в спину. В голосе появились истеричные интонации. Сигизмунд опять к ней подошел. - Ну хво тебе, хво? К его величайшему удивлению, Лантхильда вдруг принялась лебезить. Схватила за руку, упрашивать начала. Он уловил знакомое уже "махта-харья Сигисмундс" и "микила Сигисмундс". То на Сигизмунда показывала, то на себя, то на дом - на "хуз", он же "разн". Там, мол, хорошо. То на гараж - там, видимо, плохо. Что-то в гараже или поблизости от гаража вызывало у нее неподдельный ужас. Рано обрадовались, Сигизмунд Борисович. Девка-то действительно с тараканами. "Быков" не боится, навороченные иномарки лапать - не боится. А вот к гаражу с сакральной надписью мелом подойти - страшится. - Ну все, хватит. Он взял ее за руку и потащил к гаражу. Она прошла два шага и начала упираться. Блин. Сигизмунд крепко прижал ее к себе. Чтоб не боялась. И потащил еще несколько шагов. И уперлась снова. Теперь уже намертво. - Ладно. Жди здесь, - сказал Сигизмунд. Пальцем под ноги ей показал. - Здесь стой, поняла? Лантхильда с растерянным видом смотрела на него. Сигизмунду вдруг стало ее жаль. Неподалеку из снега торчала какая-то палка. Вытащил из сугроба, вручил девке. - Если что, отобьешься. Лантхильда посмотрела на него как на полного кретина и отбросила палку. Сказала что-то. Вряд ли лестное. Сигизмунд плюнул и пошел к гаражу. Поймал себя на том, что и сам начал чего-то опасаться. Полтергейста или это... инопланетян. Вампира там. Иное какое белоглазое чудо. Пугливо обернулся к девке. Почти ждал, что сейчас в темноте у нее глаза красным загорятся. Знал ведь, что вампиров не бывает. Знал - но успокоило его вовсе не это обстоятельство, а своевременное воспоминание о том, что девка, не моргнув глазом, ела чеснок. Лантхильда глядела на него замерев. Таращилась. Нормальные у нее глаза, светленькие. Очень даже и ничего. Если привыкнуть. Сигизмунд вяло помахал ей - так Леонид Ильич, бывало, отбывая в дружественную Индию, отмахивал провожающему Суслову. В гараже ничего сверхъестественного не обнаружилось. "Единичка" была. Коробки с ядами для тараканов - были. Кошачьи корма и "Восходы" - наличествовали. Разное барахло, какое обычно в гараже хранят. Мышь дохлая в углу обнаружилась. Иных достопримечательностей не имелось. Сигизмунд опять плюнул. Да что такое, в самом деле. Скоро бойца Федора призовет - чертей по углам гонять. И отца Никодима в помощь. Роман "Инквизитор", блин. Один боец, один поп и один сумасшедший генеральный директор. Выкатив экипаж, Сигизмунд запер гараж. Лантхильда стояла где велено, как стойкий оловянный солдатик. - Ну что, садись, - позвал Сигизмунд. И пошел к ней, приглашающе улыбаясь. Несколько мгновений Лантхильда смотрела на него, все шире раскрывая глаза. Потом вдруг завизжала не своим голосом и бросилась удирать. - Стой! - с хохотом крикнул Сигизмунд. - Ты куда? Двала! Вот ведь влип. И что теперь делать? Гоняться за визжащей дурой по собственному двору? На радость Софье Петровне и иже с нею? Собачник - он ведь, как молодая мать, всегда на виду. Сигизмунд никуда не побежал. Встал у машины, небрежно облокотился, подражая позе какого-то американского киногероя (миллионера, конечно), и закурил. Побегает - вернется. Двор не проходной. Захочет удрать - всяк мимо него бежать придется. Это гиподинамия в ней взыгрывает. Некоторое время Лантхильды не было ни видно, ни слышно. Потом вдруг ее голос прозвучал у него за спиной. Сигизмунд вздрогнул, утратив разом всю свою вальяжность. Подкралась. Вот мерзавка. На втором этаже горел свет. Там маячила бабка. Вся извертелась, и так и эдак высовывалась. Бесплатное кино ей. - Лантхильд, - сказал Сигизмунд как ни в чем не бывало, - гляди. И на бабку показал. Лантхильда долго щурилась. Потом вдруг разглядела. На ее лице проступило понимание. И тут девка в очередной раз огорошила Сигизмунда. Не долго думая, она задрала подол своей шубки и махнула в сторону бабки открывшимся джинсовым задом. Бабка оскорбленно скрылась за занавеской. Сигизмунд захохотал. А теперь пора сматываться. Он сел в машину. Лантхильда тем временем вызывающе смеялась, глядя на бабкино окно. Сигизмунд открыл вторую дверцу: садись, давай. Девка замерла. Осеклась. Боязливо полезла. - Осторожней! - рявкнул Сигизмунд. - Дверцу мне не выверни! На соплях держится... Да, пора менять тачку, пора. Сейчас еще Вавилу выпишем, оденем-обуем, пропишем, потом брозара с Аттилой, затем Скалкса, чтоб было кого мордой об капот бить. И заживем веселой таежной семьей. Пить будем, не просыхая. Потом сядем. Всей тайгой. Потом выйдем. Радиотелефонов накупим. Да ну!.. Он даже расстроился. Лантхильда сидела в машине, с любопытством вертела головой. Сигизмунд пристегнулся. Тщательно пристегнул девку. Ей это не понравилось. Забилась, как рыба на льду. - Не балуй, - велел Сигизмунд. - Положено. Видишь - я тоже. Показал на свой ремень. Она неодобрительно покосилась, но промолчала. Он перегнулся через нее, как следует захлопнул дверцу. - Ик охта, - заявила Лантхильда. Сигизмунд легонько дернул ее за косищу. - Нии, - сказал он. - Ик охта, - упрямо повторила девка. - Ну все, поехали. Как только машина тронулась, Лантхильда заволновалась, заерзала под ремнем. За руль схватилась. Сигизмунд дал ей по рукам. Она испуганно съежилась. Поначалу девка всего пугалась. Знаменитые красоты Северной Пальмиры покамест оставляли ее равнодушной. Сигизмунд похвалил себя за то, что решил заблаговременно покатать ее на машине - не хватало еще, чтобы она среди бела дня весь этот спектакль учинила. Порылся в бардачке. Нашел конфету. Выдал девке. Она взволнованно съела. Магнитофон включил. У Сигизмунда была одна заезженная кассета - героические увертюры Вагнера. Под Вагнера ночью хорошо ездить, когда машин мало. Можно грезить о великом. С лебедем, как Лоэнгрин, тусоваться и вот такой мечуган иметь. И всех разить - налево, направо, вверх, вниз... Прямо как у окулиста. Опять-таки, нордическому духу девки Вагнер должен быть близок. Полет валькирии и все такое. Пренебрегая правилами, свернул с канала налево на Невский. Мимо Дома Книги, под новогодними гирляндами, провисающими в темном небе связками небесных сарделек, по заснеженному Невскому, к Адмиралтейству. Там подсветка красивая. У Адмиралтейства остановились. Вышли из машины. Лантхильда наконец забыла свои страхи. Приседала - смотрела. На цыпочки вставала, тянула шею. Подбегала к могучим нимфам, нагруженным сферами, потом отбегала. И непрестанно говорила что-то. Сигизмунд стоял у машины, покуривал. За девкой наблюдал. Спросил ее вдруг: - Что, никогда даже на открытках не видела? Она недоуменно глянула и снова принялась любоваться. Живем тут, мимо ходим каждый день, глаз, поди, замылился - не ценим ведь, среди какой красы отираемся, банально подумал Сигизмунд. А провинциалы - вон... Когда подъехали к Зимнему, у Лантхильды уже не осталось сил изумляться. Пока они медленно проезжали мимо, неотрывно глядела в окно. Лицо у нее было молитвенное, как будто она погрузилась в неземной экстаз. Очень кстати пришелся и Вагнер, с тихой угрозой бурлящий в динамиках. Из транса ее вывел горбатый мостик через Лебяжью канавку. Подпрыгнув и ухнув, девка изумленно квакнула и засмеялась. Минули Летний Сад с заснеженной решеткой и затихшими зимними деревьями. Лантхильда молчала. Только руки тискала. Сразу за Летним Садом их "подрезала" черная BMW. Сигизмунд едва успел притормозить, чтоб не поцеловать бээмвуху в задницу. - Блядь! Пидоры черножопые! Права купили, ездить ни хера не умеют! Девка визгнула. BMW ушла вперед. Совсем другим голосом Сигизмунд сказал девке: - Все о'кей, Лантхильд. Та мгновенно въехала в ситуацию. Погрозила исчезающей бээмвухе кулаком и вымолвила гневно: - Унлеза срэхва. Слово прозвучало неожиданно знакомо. Сигизмунд попросил уточнить, хво, мол, такое - срэхва. Лантхильда засмеялась. Извернулась под ремнем, показала на свой зад. - Срань, - перевел Сигизмунд. - Понятно. Он дружески пожал ее руку, все еще стиснутую в кулачок, и они поехали дальше. Сигизмунд прокатил Лантхильду до "Чернышевской". Возле "Чернышевской" развернулся и малыми улочками выбрался к площади Восстания. Снова провез по Невскому, а возле кинотеатра "Паризиана" (бывший "Октябрь") притормозил. Претенциозная вывеска "Паризиана" раздражала, как и многое другое. Например, ассортимент киноблюд. Срэхва, а не ассортимент, прямо скажем. Напротив угрюмо высился ресторан "Москва", забранный зеленой сеткой, - ремонтировался. А внизу, там, где когда-то был "Сайгон", тянулся неопрятный забор, размалеванный так называемой "кислотной" живописью. Перед президентскими выборами так были разрисованы все строительные заборы в центре города. Забор призывал "Борис, борись!" и еще что-то. В бывшем "Гастрите" морковными огнями светился ресторан "Кэролс". Он показал девке на забор, на оранжевые огни. Она послушно глянула. Опять восхитилась. - Что, нравится? - недружелюбно проговорил Сигизмунд. - Это потому, что ты приезжая. Не знаешь ты ни хера... - Хво? - спросила девка недоуменно. - Конь в пальтхво, - проворчал Сигизмунд. Впереди зажегся зеленый огонь. Сигизмунд тронулся. Девка опять замолчала. По сторонам глазела. Вишь, во вкус вошла. Понравилось кататься. А страхов-то было, страхов!.. И не ведает нелепое созданье, что у этого паскудного забора и началась головокружительная девкина карьера в доме Сигизмунда Борисовича Моржа. Потому что прежде это был Сайгон. Сайгон. Господи, да что я знаю о Сайгоне? Я все время лгу себе. Я лгу о Сайгоне. Никогда и не был в том Сайгоне, о котором себе лгу. И вообще не знаю, что это такое. И никто не знает. Никто толком не знает. Ну, приходил я сюда. Ну, пил кофе. По двадцать шесть без сахара, по двадцать восемь с сахаром. По пятьдесят шесть копеек двойной. Стену подпирали длинноволосые, в неновой одежде, откровенно с чужого плеча, в грязных феньках. Обменивались тягучими новостями. "Как Джон?" - "Нормально". (Долгая пауза). Многозначительно: "Какие ПЛАНЫ на лето?" - "Ну..." (И опять долгая пауза). А по слухам (нарочно интеллигентных девочек пугать) в доме напротив с подзорной трубой мент сидел. И всех на видео записывал, кто туда ходил. Чтобы потом арестовать. "...И оказывал сопротивление при задержании, упираясь ногами в асфальт". - Это вы мне? - Да, да, тебе! - За что? - Поговори мне!.. Да нет, ничего я о Сайгоне толком не помню. Не приглядывался. Мимо ходил. Заходил. Пил кофе. По двадцать шесть, по двадцать восемь, двойной... ...Эх, кого там Федор рекомендовал от всех бед? Николай Угодник, благослови левый поворот! Гаишников, вроде, не видать... Свернул на Садовую. Пора уж домой возвращаться. Накатались. ...Больше ничего ведь не помню. Просочился сквозь пальцы. Все казалось - приду, вгляжусь. Вспоминай теперь, зови обратно. Придумывай то, что не успел разглядеть. Да что это было? Место, где можно было выпить кофе (по двадцать шесть, по двадцать восемь, двойной)? Образ мыслей? Стрелка? Нечто, растворенное в городском воздухе? Пуп земли? Место, где можно быть собой? И, что еще важнее, быть КЕМ-то, КРОМЕ САМОГО СЕБЯ? Тупик? Нет, нет! Не то! Но что? ЧТО ЭТО БЫЛО? "Сайгон в моем сердце", - подумал он с отвращением к себе. Господи, какая пошлость. Он свернул на улицу Ломоносова, миновал скопление иномарок, обсевших тротуар со всех сторон возле престижного клуба "Пирамида". Одно из немногих новых заведений, которые не уродуют город. Напротив, "Пирамида" неожиданно облагородила жуткую дыру. Возле клуба притулился реликт перестройки - один из последних видеозалов в городе. Порнуху катает, безымянный герой. Я купил "Пирамида" штаны... Я купил билет на видак... Ах, Муррушка, прозорливец... Но нету ходу Муррушке в "Пирамиду". Не купишь ты сюда билета. И, скорее всего, играть тебя сюда тоже не позовут. Зря ерепенишься. А вот какие-нибудь "Иванушки-интернэйшнл" - те да. Те - очень. Вон сколько понабилось благородных господ. Культура, блин. А ты - Сайгон, Сайгон... У супермаркета "Космос" остановился. Вышел. Открыл дверцу девке. Воды канала маслянисто мерцали. От них тянуло прохладным покоем. Мрачно глядела зеленая, как бы замшелая колоннада Казани. Темный лес. Вагнер точил последние капли. Девка решительно полезла из машины. О ремнях, конечно, забыла. Испугалась. Изумилась. Перегнувшись через Лантхильду, Сигизмунд принялся ее отстегивать. Она дернулась. Он потерял равновесие и упал на нее. Лантхильда нашла эту шутку удачной. Принялась ржать и хлопать его по спине. В предбаннике супермаркета стояли курили охранник и один из продавцов. Бесстрастно взирали на барахтающихся в машине Сигизмунда с Лантхильдой. И не таких клиентов видали. Окрестные кабаки и не такое поставляют. Выбравшись наконец из машины, Лантхильда опять чуть не выворотила дверцу. И повел беспросветно плейбойствующий С.Б.Морж ненаглядную Лантхильдочку в "Космос". Приобщаться к культуре - так на всю катушку. В супермаркете было пустынно и скучно. Бродил единственный покупатель, по нелепости превосходящий Лантхильду. Если судить по одежде, он явно не принадлежал к "миддл-классу". И даже в класс имущих вписывался с трудом. Наметанным глазом Сигизмунд определил секондхэндовское происхождение его куртки и брежневское - вязаной шапочки-пидоровки. А ведь тоже в Сайгоне кофе пил, небось. Но почему-то нас с ним это не роднит. А ведь как рассиропился, вспоминаючи... За покупателем, придирчиво осматривающим мороженых раков, устриц в винном соусе и осетринку в вакуумной упаковке, шаг в шаг бродил работник супермаркета. Отслеживал, поди, чтобы тот не спер ненароком какие-нибудь анчоусы. Откровенно так отслеживал. Вам тут не Америка, где это делают исподтишка, через искусно замаскированную цветочками телекамеру. Покупатель, видимо, давно привык ходить подконвойным. Не обращал внимания. Сердито рылся то среди кофеев, то среди пив. Был недоволен. Не скрывал этого. Наоборот, выпячивал. Был небрит. Но, возможно, платежеспособен. В последнее время, когда так называемые "простые люди" осмелели и перестали бояться супермаркетов - не говоря уж о том, что обычные гастрономы скуксились один за другим - подобных покупателей появилось довольно много. Лантихильда, разинув рот, озиралась по сторонам. Наверное, ей казалось, что она в волшебном царстве. Сигизмунд даже ощутил легкую гордость за цивилизацию, им, Сигизмундом, уже освоенную. Помидоры там, бананы, киви всякие, ананасы. Супермаркет, помедлив несколько минут, исторг из себя еще одного продавца. Тот приблизился к Сигизмунду, стал предлагать - купите девушке авокадо. Сигизмунд холодно ответил: - Уже купили. В этот момент неопрятный покупатель наконец приступил к действу выбора. Открыл стеклянный шкаф, потащил оттуда пакет молока. Тут несуразная девка подскочила к покупателю и, тыча пальцем в пакет, убежденно сказала: - Срэхва. Покупатель угрюмо царапнул девку неприязненным взглядом. Ничего не ответил. Да и что тут ответишь? Прав мужик. Сигизмунд подошел и ровным тоном проговорил: - Не обращайте на нее внимания. Был удостоен второго царапающего взора. Неприязненного и высокомерного. Лантхильда не дала себя отстранить за здорово живешь. Она вырвалась вперед, выхватила у неприятного субъекта пакет и горячо заговорила. Речь ее была пересыпана словами "срэхва" и "милокс". Мол, срэхва это милокс... Покупатель молча отвернулся к шкафу. Снова открыл стеклянную дверцу. Взял еще один пакет и безмолвно побрел в сторону кассы, цепляя корзиной полки и своротив пачку макарон. Лантхильда в сердцах поставила милокс на место. Закрыла дверцу шкафа. Проворчала в спину уходящему "двалс". Сигизмунд купил картошки, петрушки с укропом, масло и "Спрайт" в двухлитровом фуфыре - девку пузырьками пугать. Бродя по супермаркету и любуясь интерьером, Лантхильда обвалила целую гору крекеров в целлофановых пакетах. Ну вот, начинается дурацкая американская комедия. В кино всегда думаешь: неужели у режиссера столь убогая фантазия? Если надо посмеяться, уронит что-нибудь в супермаркете. Ан нет, в жизни все точно так же. Сигизмунд расплатился. Лантхильда с интересом смотрела на деньги. При виде монетки оживилась. Назвала монету "скатт". Купюры ее не заинтересовали. - Иностранка? - спросила кассирша. - Из Рейкьявика, - тихо ответил Сигизмунд. И решительно блеснул познаниями в языке: - Лантхильд, хири ут! Лантхильда нехотя уплелась из супермаркета. К машине пошла. - Заходите еще, - любезно сказала кассирша. - У нас заказано, раков привезут. - Беспременно, - обещал Сигизмунд. Девка топталась у машины. Пыталась дверь открыть. Удивлялась, почему не открывается. Словом, вечер удался. x x x Видать, вчера Лантхильда здорово умаялась от впечатлений. В девять утра еще спала мертвым сном. Озорства ради Сигизмунд пробрался в "светелку", где дрыхла девка, и решил будить ее по-таежному. Сделал тупую рожу и, глядя перед собой в пустое пространство, затянул глухо и монотонно: - Стииг!.. Лантхильд, стииг!.. Стииг!.. Лантхильда сперва улыбнулась, а потом открыла глаза. Увидела Сигизмунда. Поморгала. Он увидел, как радость на ее лице сменилась скрытым разочарованием. Почему-то его это обидело. - Яичницу будешь? - буднично спросил Сигизмунд. Хотя и знал, что она не поймет. Не дожидаясь ответа, ушел на кухню. К диковатому виду кухни он уже попривык. Только вот банки с окаменевшим вареньем надо будет все-таки на помойку вынести. Плюхнул на сковородку пять яиц и уселся с книжкой, которую почитывал по утрам за завтраком. Книжка была любопытная. Про то, как Колчак в космос ракету запускал. Альтернативная история. Сигизмунду нравился там один персонаж, как ни странно - большевик. На кухню пришла девка. Сигизмунд, не глядя - готовность яичницы определил на слух - выключил огонь. Лантхильда чинно села за стол, сложила руки. Изрекла: - Нуу... Господи, неужто по-русски заговорила? Девка явно не понимала, что Сигизмунд делает. Он нехотя отложил книгу в сторону. Девка пугливо взяла ее в руки. Конечно, вверх ногами. Перевернула, посмотрела картинку на обложке. Там красномордые мужики с голубыми свастиками на буденовках тянули к читателю руки из заснеженной тайги. Лантхильда подняла взгляд на Сигизмунда. На щеке у нее еще остался рубец от подушки. Но зубной пастой от нее разило и на верхней губе остались белые "усы". Сигизмунд потянулся и вытер ей "усы". Сама ведь не сообразит. Позориться еще. - Это, девка, произведение Андрея Валентинова, "Око Силы" называется, - сказал Сигизмунд, отбирая у девки книгу. - Ни к чему оно тебе. Все равно не одолеть. На самом деле книга натолкнула Сигизмунда на хорошую идею. Дабы эффективно бороться с нечистью, которой кишели большевистские войска, автор породил дивную народность - дхаров. Дхары любую нежить мелко видели и все про нее знали. Обитали в тайге. И вообще их очень мало осталось. Так чем плести, что девка из Рейкьявика, лучше уж отнести ее к малоизученной и фиктивной народности дхаров - и дело с концом. Никто не разберется, всем все по фиг. Решено. Девка - дхарская беженка. Родственница. Только дальняя. Очень. x x x К машине Лантхильда уже попривыкла, видать. Подошла доверчиво, сразу дверцу стала выдергивать. - Да погоди ты, - сказал Сигизмунд, отталкивая ее в сторону. - Не видишь что ли, заперто. Погрузились. Благословясь, поехали. - Нуу, - сказала Лантхильда, довольная. - Таак... Она в точности копировала интонацию Сигизмунда. Они ехали к Пяти Углам. Сигизмунд решил по центральным навороченным лавкам попусту не шариться. Все равно там ничего, кроме гонора, не сыщешь. Была у него на примете небольшая немецкая фирмочка с устрашающим чисто германским названием "Мильденбергероптик". В одно слово. Минуты две в свое время стоял, как дурак, читать пытался. Сто пятьдесят лет безупречной оптической деятельности. Трудовые династии. Месяца три назад Сигизмунд возил туда мать - обновлять очки. "Мильденбергероптик" ему понравилась, невзирая на название. Остановив машину перед магазином, Сигизмунд еще раз повторил: - Право, лево, верх, низ. И кулак показал. Лантхильда без выражения посмотрела на кулак. По магазину бродило два неприкаянных посетителя. Слепо щурясь, вглядывались в оправы. Продавщицы с отсутствующим видом дремали за прилавками, как куры на насесте. Девка забоялась. Кругом были зеркала и слепые пустые глазницы оправ. Сильно сжала руку Сигизмунда (они вошли под ручку, "как приличные"). Сигизмунд подтащил упирающуюся Лантхильду к прилавку и вывел продавщицу из летаргии. Потребовал показать оправу. Продавщица несколько секунд глядела на девку, потом небрежно вытащила несколько оправ приторно-розового цвета. Оправы были из дешевых. Сигизмунд к ним даже прикасаться не стал. Потребовал показать другую - тонкую, золоченую. Она стоила 415 тысяч. Продавщица с сомнением задержала взгляд на лице Сигизмунда. И получила! Умел Сигизмунд глядеть леденяще и брезгливо. По устам злую улыбочку пустил. Предки в сейме, блин, заседали, орали там и ногами топали, Радзивилла какого-нибудь честя. Вынула тонкую золоченую. Сигизмунд ее девке на нос пристроил. Лантхильда стояла неподвижно, от страха тяжело дышала. Глаза застыли, рот приоткрылся. Руки плетьми свесила. Сигизмунд отошел на шаг, полюбовался. Продавщица вдруг шевельнула ноздрями и оживилась. Почуяла, что этот покупатель действительно дорогую купит. Куда более любезно предложила еще одну - за 470 тысяч. Сигизмунд с готовностью повесил на девку за 470 тысяч. Эта оправа, также тонкая и золоченая, была еще лучше. С завитком у виска. Неожиданно придала девкиному лицу не только ученость, но и некое новое обаяние. Изящество даже. Сигизмуд попросил еще раз дать первую оправу, померил. Снял, померил вторую. Взял вторую. - Заказывать будете? - спросила продавщица. Сигизмунд сказал, что будет. Продавщица, не переставая выписывать чек, крикнула на весь магазин: - Таня! Из глубин магазина выплыла дева с усталым лицом, облаченная поверх свитерка с джинсиками в тоненький голубой халатик, имитирующий медицинский. Умирающе бросила Сигизмунду с Лантхильдой: - Идемте. Девка стояла как вкопанная. Сигизмунд взял ее за руку и повел. Она шепотом спросила: - Хва?.. - Йаа... - сказал Сигизмунд. Тоже шепотом. Лантхильда совсем закручинилась. Таня посмотрела на них, полуобернувшись. В кабинете было темно и тесновато. В углу стояла вешалка, кренившаяся под тяжестью таниной шубы. - Раздевайтесь, - любезно сказала Таня. Сигизмунд куртуазно вынул девку из ромбического леопардоида. Лантхильда пыталась возражать, мешать ему. Пришлось и ее одарить "антирадзивилловским" взглядом. Таня с терпеливой усталостью ждала, пока клиенты перестанут ломаться. Сигизмунд глупо топтался с девкой у вешалки. Наконец стащил с нее шубку и водрузил на крючок. Скинул куртку. - Готовы? - спросила Таня. И показала на кресло, имевшее сходство со стоматологическим. Сигизмунд подтолкнул девку к креслу. Она пошла, несколько раз покосившись через плечо на леопардоида - не спер бы кто. Уселась. Повозилась, устраиваясь. Вздохнула обреченно. Сигизмунд притулился у выхода на старом продавленном сиденье. И готовился к сложностям. Таня надвинулась на Лантхильду с чудовищной черной хреновиной для стекол. Лантхильда втянула голову в плечи. Что-то пискнула жалобное. Со своего места Сигизмунд сказал спокойно: - Не обращайте внимания, Татьяна. Делайте свое дело. Татьяна водрузила на девку оправу-стенд, как окрестил про себя Сигизмунд черного монстра. Подошла к стене, потянула таблицу. Сигизмунд понял: пора! Кашлянул. - Да, Татьяна... - сказал он. - Тут такое дело... Понимаете, Лантхильд не говорит по-русски. - Нуу... - сказала девка из-под оправы-стенда - видимо, имя свое заслышала. Татьяна обратила к Сигизмунду измученное лицо. - Что, совсем кириллицы не знает? У меня латиница есть. - Латиницы тоже не знает. Она редкой народности, бесписьменной. Очень древней. Таежной, восточносибирской. Их на всем земном шаре семьдесят три человека осталось. Дхары называются. Все оказалось значительно проще, чем думал Сигизмунд. Даже дхары, в общем-то, почти не понадобились. Унылая Татьяна, не поднимая вопроса о зайчиках и белочках, тут же повесила таблицу с разорванными колечками. Затем подошла к Лантхильде и, печально-ласково воркуя над ее головой, принялась всовывать стеклышки в черного монстра. Сигизмунд понял, что чувствует дрессировщик, когда впервые выводит своего ручного тигра на арену. - Ну, Лантхильд, пора. Покажи, чему ты научилась. Верх, низ, право, лево. Девка распевно повторила: - Верх-нииз... право-леево... - Отлично, - сказала Татьяна. Она заметно повеселела. Взяв указку, пошла к таблице. - Вы по ней постучите, Таня, - присоветовал Сигизмунд. - Чтобы внимание привлечь. Таня поглядела на Сигизмунда с удивлением, но совету последовала. Постучала по первому колечку. Девка сказала: - Нииз... - Она не видит, - сказала Татьяна. И пошла менять стекло. Мурыжились минут двадцать. Выяснилось кстати, что девка действительно путает право и лево, потому что показывала она правильно. После всего, что Сигизмунд успел о девке выяснить, этому он не удивился. Для контроля Сигизмунд предложил проверить Лантхильду дополнительно. - Скажите, Таня, у вас таблица со зверюшками имеется? - Да, - сказала Татьяна, - но ведь вы, как я поняла, дхарским не владеете? - Собаки там есть? Кошки? Татьяна кивнула. - Свиньи? - добавил Сигизмунд. Татьяна вывесила детскую таблицу. Вопросительно посмотрела на Сигизмунда. - Покажите ей мелких собак, кошек и свиней, - сказал он. - Эти слова я по-дхарски знаю. Татьяна вдруг фыркнула. Ей тоже сделалось смешно. Даже печалиться забыла. - Лантхильд, хво? - вопросил Сигизмунд, когда указка ткнула в борова. - Свиин, - поведала девка. - А это хво? - Хундс... - А это? - Мьюки... - А это? Пошли совсем уже крошечные, тараканоподобные зверьки. - Гайтс, - сказала девка. Сигизмунд подошел к таблице поближе. Он и сам со своего места уже не видел. - Коза, что ли? Или врет она? Вы ей хряка покажите. Указка перешла на свинью, которая была безошибочно охарактеризована девкой как "свиин". Дальше Лантхильде показывали красные и зеленые пятна, определяли расстояние между глаз - оказалось, ужасно широкое, семьдесят миллиметров. Диоптрии у девки были серьезные: минус пять и минус шесть. - Стекла толстые будут, - сказала Татьяна. - Вы уже подобрали оправу? - Да. Золотую. Татьяна поглядела на Лантхильду, которая все еще маялась в оправе-стенде и отдаленно напоминала инопланетянина. - Тонкая плохо удержит толстые стекла. - И что делать? - Сигизмунд вдруг почувствовал раздражение. - В чем ей ходить? В пл