- если бы я сразу понял, что ты сарацин, я бы тебя, конечно, зарезал еще в малиннике. Но поскольку я имел неосторожность тебя накормить, придется мне возиться с тобой и дальше. Пойдем. За очагом помещалось непосредственно логово, где стояла настоящая кровать -- первый опыт обращения Хелота с плотницким топором. Кровать обладала рядом достоинств, одним из которых была прочность: ее проверял лично отец Тук. А уж коли она не развалилась под духовным наставником, то тощего Хелота всяко выдерживала. Хелот смотрел на просторное ложе, устланное шкурами, и тягомотно стало ему при мысли о том, что оно будет осквернено присутствием злобного иноверца. Потом покосился на Алькасара и вдруг заметил, что, покуда боролся со своими христианскими чувствами, его пленник тратил последние силы на то, чтобы держаться на ногах. Побелев, сарацин молча цеплялся за стену. Выругавшись, Хелот бросился к нему. Уже теряя сознание, Алькасар качнул головой, словно отказываясь от чего-то. Бывший рыцарь из Лангедока перетащил его в кровать и укрыл шкурами. Кровожадный людоед показался ему вдруг совсем беспомощным. Только сейчас Хелот заметил, что Алькасару едва ли больше лет, чем ему самому. Покуда сарацин метался по кровати и что-то бормотал, Хелот развел в очаге огонь, вскипятил воду и бросил в чугунок разнообразные целебные коренья, чтобы заваривались. В целительстве он не очень был силен, однако коренья подарил ему святой Сульпиций, так что источник мог считаться вполне надежным. Отшельник излечил Хелота от неизлечимой болезни, и в памяти благодарного пациента запечатлелось, как святой поил его невообразимой дрянью, и вот она-то его и спасла. Словом, когда Хелот опробовал свое варево, он остался вполне доволен: гадость отменная. С кружкой в руках он направился обратно к сарацину и влил в его воспаленный рот божественное питье. Алькасар глотал так покорно, что Хелот поневоле был растроган. Потом сарацин сообщил, что мавры не сдали франкам только Сарагосу, но уж этот город держать будут крепко, после чего совершил попытку к бегству. -- Лежи, болван! -- закричал Хелот, ухватив его за плечи. -- Иначе сдохнешь. Тяжкие кары насылает Эпона за мои богохульства! Оборвав причитание, он прислушался и уловил у себя в Норе чавканье. Этот звук Хелот не перепутал бы ни с каким другим. Он оставил своего пленника метаться с риском упасть с кровати и пошел посмотреть, кто же это шарит по кладовкам и припасам на зиму. Однако никого не было видно. Но Хелот шкурой чувствовал в Норе дыхание еще одного носа. И довольно близко. Он обнаружил взломщика возле самого выхода. Там стоял, втираясь в стену рядом с толстой балкой, рыжий мальчишка -- Робин, сын вдовы. Он очень серьезно вылупился на Хелота своими ярко-синими глазами. -- Ну, -- обвиняющим тоном произнес Хелот, -- чем ты тут чавкал, урод? Сын вдовы одарил его взмахом пушистых ресниц. -- Совершенно распустился, -- продолжал Хелот, -- не здороваешься со старшими, не отвечаешь на их вопросы... Поскольку Робин-второй упорно молчал, Хелот схватил его, прижал к стене и для пробы провел пальцем вдоль торчащих ребер мальчишки. Результат пытки превзошел все ожидания. Рыжий побагровел и фыркнул прямо Хелоту в лицо похищенными из чугунка бобами, которые не успел проглотить. -- Так бы и выдрал паршивца, -- сказал Хелот, обтираясь. -- Я сирота, -- поведал хромоножка, -- калека, -- он скривился жалобно, -- и жертва произвола... -- Зря тебя не повесили тогда в Ноттингаме, -- сказал Хелот. -- То-то бы я повеселился! И покоя было бы больше. А теперь слушай. Я прощаю тебе все твои безобразия, прошлые и грядущие, если ты принесешь мне коньяка или что-нибудь в этом роде. Синие глаза заморгали. -- И побольше, -- угрожающим тоном добавил Хелот. Рыжий даже вспотел. -- Где я тебе в лесу найду коньяк? -- Ищите и обрящете, -- процитировал Хелот в подражание святому Сульпицию, после чего величественно удалился в логово. Мальчик шмыгнул за дверь и с топотом умчался. В логове ничего не изменилось. Алькасар метался по кровати и заунывно бредил. Хелота разбирала тоска. Почему-то представилось, как он, раненый или больной, умирает в чужом краю и ни одна живая душа не понимает, о чем это он шепчет в свой последний час на не известном никому языке. Затем Хелота посетила хорошая мысль: дабы сарацин не свалился с кровати, его нужно привязать. Он снял со стены моток веревки (два месяца назад украденной с казенной виселицы) и совершил этот бесчеловечный поступок. После чего уселся рядом и стал переживать. Не очень-то было ему приятно возиться с умирающим, который не был даже пленным вражеским воином. "Впрочем, -- подумал Хелот -- человек от природы не злой и справедливый, -- вряд ли я сам был симпатичнее, когда валялся у святого Сульпиция. Небось и потом разило, и слюни текли..." Словом, Хелот боролся с собой. Шустрый сынишка вдовы вернулся на удивление быстро. С ним явились Локсли и отец Тук, причем оба последних горланили нетрезвыми голосами. По осеннему лесу, раскалывая хрустальную тишину, разносилось: -- Это, значит, пока мы в поте своего лица кормим доблестного Гарсерана и слушаем весь тот бред, который он несет с перепугу. -- Он, видите ли, засел в своей берлоге! Интеллигент! -- Ему, значит, выпить захотелось! -- На коньячок его, значит, потянуло! На графский! -- А сам даже бобов поганых для боевых товарищей жалеет! -- петушиным голосом вставил сын вдовы. -- Молчи, отрок! -- громыхнул отец Тук. ("Быстро же набрался", подумал Хелот с досадой.) -- Хелот, сын мой, неужели ты будешь спиваться под землей? Один? Подумай о спасении души и обратись в истинную веру! Хелот выбрался наружу. Эти двое стояли по обе стороны от пузатого бочонка с гербами и свой дуэт исполняли слаженно, как два полухория в античной трагедии. -- Горе, горе грешным нам! -- выразительно декламировал отец Тук, закатывая глаза и сотрясаясь брюхом. -- Среди нас завелся эгоист, жалкий пьяница, горе-аристократ, скрывавший свои пороки до той поры, пока не прокатился слушок о графском коньячке... -- Да заткнись ты, -- сердито проговорил Хелот. -- Коньяк мне нужен сугубо для важного дела. Все трое дружно взревели. Хелот решил не обращать на них внимания и потащил коньяк в Нору. Скорбно качая головой, Тук взгромоздился на массивный пень возле малинника и раскрытым ртом стал ловить на ветках последние ягоды, раскисшие от дождей. К великому неудовольствию Хелота, Локсли пошел в Нору за ним следом. -- Что у тебя случилось, Хелот? -- спросил лесной разбойник. -- Ничего. Однако Локсли неотвратимо трезвел прямо на глазах, и отделаться от него не было никакой возможности. Но признаваться, для чего потребовался коньяк, Хелоту очень не хотелось. Кто знает, может быть, своим поступком он оскорбил патриотические чувства англичанина. -- Гарсерана, говоришь, встретили? -- спросил Хелот. -- И где он теперь? -- Хорошо покушал его светлость и теперь оплачивает обед. -- Скажи, Робин, с ним были какие-нибудь рабы или пленники? -- Ни одного, -- ответил Робин. -- А почему ты спросил об этом? -- Из любопытства. -- Ткани вез, благовония, драгоценные камни. Золотые монеты. Словом, как обычно. -- Слушай, Робин, а зачем лесным стрелкам благовония? Робин засмеялся: -- Что-то ты темнишь сегодня, Хелот! Я всегда знал, что ты себе на уме. Говори лучше прямо, что там у тебя стряслось. Хелот вздохнул: -- Пойдем, покажу. Он осторожно поднял бычью шкуру, закрывающую вход в логово, намотал на палку и в свернутом виде положил на два крюка, специально прибитых над притолокой. Вдвоем они подошли к сарацину. Хелот встал рядом с больным, волком посмотрел на Робина и сказал скороговоркой: -- Конечно, я поступаю отвратительно, поскольку это вонючий сарацин и беглый раб, но он у меня в доме, и сначала ты убьешь меня, а потом уже.- Тут он окончательно почувствовал себя дураком и замолчал. Локсли осторожно потрогал лоб сарацина, посмотрел десны, потом послушал сердце. -- Он не ранен? -- спросил Робин. -- Вроде, у него не оспа. -- Нет, это какая-то горячка. Он говорил мне, что умирает, и, по-моему, не так уж далек от истины. Совместными усилиями лесные стрелки натерли умирающего коньяком, и бедняга заблагоухал. Остатки коньяка оставили для внутреннего употребления. Прошло около получаса. Хелот и Робин сидели рядышком, потягивая коньяк, и вдыхали коньячные пары, которыми исходил больной. Отец Тук наверху по-прежнему сосредоточенно ел малину, а юный Робин сбежал поглазеть на сокровища ощипанного Гарсерана. Хелот спросил заплетающимся языком: -- Скажи, Робин, почему сэр Гарсеран ездит по этой дороге? -- Во-первых, -- ответствовал Локсли, -- другой дороги нет. А во-вторых, на другой дороге другие разбойники, куда более кровожадные, чем мы. И свирепые... свирепые-то жуть! -- Но ведь и мы тоже не сахар, -- заметил Хелот. -- Нет, -- горестно согласился Локсли. -- Не сахар. Отнюдь. -- И все-таки мы лучше.. Ты, например, Робин...Ты -- лучше... Они обнялись. Хелот ощутил острую потребность обогатить память Локсли всем тем, чему сам успел научиться. Пусть он будет такой же образованный! Ведь он невежественный крестьянин, но какое благородное сердце! Наверняка Хелот послан судьбой для того, чтобы открыть для него свет познания! Хелот поковырялся в своих арсеналах и извлек оттуда одну весьма подходящую историю. -- Вот ругают, ругают норманнов, что они оккупанты, -- начал он, -- а ведь если бы не их нашествие, не было бы и коньячка. Когда... -- Тут Хелот обнял Робина за плечи. -- Когда Вильгельм Завоеватель плыл сюда, предательски обратив щиты внутрь корабля в знак своих якобы мирных намерений, он вез с собой конечно же вино. Но вина он мог взять на корабли мало. А хотелось бы -- много. И вот он сгущал, сгущал вино, увеличивая крепость, чтобы потом разбавить и пить, понимаешь? Но уже в Англии попробовал, что получилось, и подумал: зачем портить хороший продукт? Так-то вот норманны изобрели коньяк. -- Все-то ты знаешь, Хелот, -- умилился Робин. -- Всему-то тебя научили в твоих монастырях. В Кривую Нору вломился отец Тук. --Да вы с ума восходили, -- заявил он, принюхиваясь. -- Вы задохнетесь. -- Тсс, спугнешь больного. В нем жизнь еле теплится, а ты орешь, как на проповеди. Отец Тук боком протиснулся к кровати и своей лапищей провел по лбу умирающего. -- Да он уже остыл, пьянчуги проклятые, -- объявил отец Тук. -- Кого это вы тут заморили? Сознавайтесь! Хелот бросился к постели. Алькасар мирно спал. Горячки как не бывало, ибо средства к больному применялись сугубо чудодейственные. Установив это, Хелот бросился перед кроватью на пол и зарыдал. Никогда прежде (и никогда потом) ничего подобного с ним не случалось. Отец Тук икнул сочувственно. -- Он спасен, -- захлебывался Хелот, -- исключительно благодаря травам святого Сульпиция! Воистину великий святой этот отшельник! Благословенна земля, по которой он ходит! Благословен воздух, которым он дышит! -- Это точно, -- сказал отец Тук и, хмыкнув, сгреб Хелота и Робина в охапку. -- А знаете ли вы, дети мои, какое искушение было послано святому Сульпицию? Оба стрелка горестно замотали головами, сетуя на свое невежество. -- Женщина! -- торжественно объявил отец Тук и звучным голосом исполнил песнь о трех святых, двое из коих погибли, посрамляя дьявола. Из них первому, разливался духовный наставник, дьявол представился воздухом. Но святой, ибо был он знатоком своего дела, залепил себе рот и нос воском и задохнулся. И тем посрамил дьявола! Отец Тук перевел дыхание и завел с новой силой о втором святом. Тому дьявол явился как раз в час обеда. И прикинулся нечистый буханкою хлеба. Но святой залепил себе рот глиной и умер от голода -- и так посрамлен был дьявол во второй раз. И вот (отец Тук повысил голос) явился дьявол святому Сульпицию и прикинулся женщиной. Локсли тихо заржал. Но Хелот упорно требовал, чтобы ему пояснили, как именно святой отшельник посрамил дьявола. Дальнейшее представлялось ему как в тумане. Когда Хелот открыл глаза, была глубокая ночь. Подумав немного, он снова их закрыл. Второе пробуждение оказалось более удачным, ибо солнце уже встало. Хелот вылез из Норы и направился к большим пещерам -- полюбоваться на ограбленного Гарсерана. К сожалению, наваррский рыцарь уже отбыл, а его барахло Хелота мало интересовало. Он доел остатки оленя -- после трапезы стрелки храпели богатырским сном, беспечно оставив на полу изрядные куски хорошего мяса. Пару кусков Хелот прихватил с собой в Нору. Алькасар уже проснулся. Хелот размотал веревки, которыми вчера привязывал его к кровати, и дал ему холодной оленины. -- Раз не помер вчера, -- сказал он, -- то продолжай жить дальше. Алькасар уселся поудобнее и стал жевать мясо. Хелот, недавно прошедший через это испытание, поглядывал на него сочувственно. Шервудские олени не для всяких зубов, они в лесу жилистые, особенно если их плохо прожарить. Неожиданно Алькасар улыбнулся. Улыбка у него оказалась трогательная. Вообще, сарацин выглядел довольно симпатичным парнем, если, конечно, отвлечься от того, что он людоед и варвар. Хелот совсем было уж собрался учинить ему допрос по всей форме -- кто его родители и как там, в рабстве, но тут вошел Локсли и проделал все это сам. -- Привет, -- громогласно произнес он, появляясь в Норе. Алькасар сразу сообразил, что их почтил посещением самый главный, и сделал отчаянную попытку приветствовать его как положено. Робин долго ругался и кричал, что всем хороши сарацины и Сарагосу они не сдали франкам, но чинопочитание способно довести до пляски святого Витта даже англосакса. -- Даже поганые норманны так гнусно себя не ведут! -- возмущался он. -- Прости, Хелот. (Вторая легенда о происхождении Хелота состояла в том, что его считали норманном.) Сообразив, что разгневал важного господина, Алькасар совершенно сник и в ужасе заметался. С присущей ему чуткостью Робин уселся рядом, хватил его кулаком по плечу и велел не суетиться, а отвечать по порядку на все вопросы. Алькасар затих. -- От Гарсерана, говоришь, сбежал? -- ухмыльнулся Локсли. -- Как тебе это удалось? -- Когда вошли в лес, выломал доску из повозки, -- ответил Алькасар, осторожно поглядывая на Хелота. -- Все были заняты. Дорогу осматривали. Боялись какого-то Робина из Локсли. Гарсеран все время повторял: "Этот чертов бандит опять нас подкарауливает. Знает, собака, что я золото везу. И откуда он все знает?" А другие говорили, что этот Локсли водится со злыми духами леса. Нарочно друг друга пугали. -- Почему он не пустился тебя ловить? -- Очень просто. Я умирал, он знал это. Зачем рисковать из-за умирающего? Робин хмыкнул. Хелот видел, что он доволен. -- А ты, значит, не боялся ни злых духов леса, ни бандитов? -- Когда умираешь, никого не боишься. -- Очень трогательно, -- заметил Робин. -- Теперь скажи: ты умеешь владеть оружием? -- Ножом и копьем, -- поведал Алькасар застенчиво. -- Копье тебе вряд ли пригодится, -- вставил Хелот. -- Стрелять из лука не умеешь? Меча в руках не держал? -- приставал Робин. -- Нет. Локсли поморщился. Его симпатий к новичку сразу поубавилось. -- Ладно, научишься. Скажи-ка, приятель, этот чертов норманн тебе не объяснил, к кому ты попал? Алькасар покачал головой. -- Это неважно, -- сказал он. -- Всем хозяевам я служил одинаково плохо. -- Хозяев в лесу нет, -- сообщил Робин. -- А я тот самый Робин из Локсли. Этот лес мой. И здесь все совершенно свободны... время от времени приходится объяснять это шерифу и другим непонятливым господам. Тебе все ясно? Алькасар засветился как осенний лист. -- Вы разбойники? Это вас боялся Гарсеран? -- Нас. -- Робин самодовольно улыбнулся. -- Вы ограбили его? -- Ну разумеется. Хелот невольно залюбовался снисходительным выражениям, появившимся на лице Локсли. -- Я хочу видеть его голову на шесте! -- жадно сказал Алькасар. "Все-таки людоед, -- подумал Хелот. -- А жаль, казался таким симпатичным". -- Ограбить-то мы его ограбили, -- сказал Локсли, -- но никаких голов на шесте ты не увидишь. Во-первых, мы христиане.. гм.. добрые люди. И напрасных злодейств не творим. Лишнее это и мешает спасению души. А во-вторых, если мы прикончим твоего Гарсерана, то будем последними дураками, потому что потеряем хороший доход Мы с ним не впервые встречаемся на большой дороге, и всякий раз эта встреча приносила нам удачу. -- А разве христиане не едят людей? -- с детским любопытством спросил Алькасар, и Хелот покраснел. Робин расхохотался, но сарацин продолжал настаивать: -- Я и раньше слышал, что они питаются человеческой плотью. Когда меня продали Гарсерану, я в это поверил. -- Он что, слопал кого-нибудь у тебя на глазах? -- хохотал Робин. Но Алькасар даже не улыбнулся. -- Он зверь, -- ответил он. -- Вы плохо его знаете. Робин хлопнул его по плечу. -- Скорее вставай на ноги, -- сказал он. -- А Гарсерана забудь. Когда-нибудь ты убьешь его в честном бою. И Локсли ушел. Теперь черные глаза сарацина блуждали по логову. Он явно что-то обдумывал. -- Значит, теперь я свободен? -- поинтересовался он. -- Законный вопрос, -- отозвался Хелот. -- Конечно свободен. -- А меня заставят переменить веру? -- Вот уж о чем тебя никто даже не спросит. -- Вчера мне показалось, что я видел здесь вашего монаха. -- Ты видел отца Тука, он язычник. Он помолчал еще немного, а потом, смущаясь, снова заговорил: -- Прости, я забыл спросить твое имя. -- Хелот из Лангедока. -- Скажи, почему ты не убил меня, Хелот из Лангедока? -- Будешь задавать дурацкие вопросы, -- разозлился Хелот, -- я продам тебя в базарный день в городе Ноттингаме, а на вырученные деньги устрою пьяный дебош. -- Я невыгодный, -- радостно сообщил Алькасар. -- Когда Гарсеран меня покупал, он не знал, как выбирать. Ему меня всучили. -- А как выбирать? -- заинтересовался Хелот, разом позабыв свой гнев. Алькасар задрал рубашку. -- Смотри здесь, между лопатками. -- Значок какой-то синий. Вроде звездочки или снежинки... Ну и что? Алькасар опустил рубаху и торжествующе посмотрел на Хелота. -- Это значит, что я строптивый. Попытка к бегству и дерзкое поведение, понял? Хелот ощутил слабый укол зависти. Полагая себя человеком трусливым и образованным, он легко мог предположить, что за него вполне закономерно потребовали бы кругленькую сумму: еще бы, два достоинства сразу! Он даже расстроился. Алькасар сразу это заметил и коснулся его руки. -- Я тебя обидел? -- Смотри ты, учтивый, черт бы тебя побрал, -- проворчал Хелот. -- Нет, не обидел. С чего бы это? Расскажи лучше про Гарсерана. Алькасар помрачнел, пробормотал несколько слов на непонятном языке, потом заговорил торопливо и сбивчиво, видимо стараясь проскочить эту тему как можно скорее. -- Когда он заплатил за меня серебром, тут торговцы и стали потешаться. Объяснили, что он осел. Тогда он решил: полюбуется, как я сдохну, раз другого от меня не добьешься. Но я живучий. Он долго меня допекал, не давал пить, потом еще по-всякому. А в лесу я от него ушел. Пусть подавится. Хелот вздохнул: -- Да, жалко, что ребята отпустили Гарсерана. В следующий раз ты его получишь. Только до смерти не убивай, здесь это не принято. Алькасар взял руку Хелота и стиснул ему пальцы. Отец Тук потом ехидничал: "Рыбак рыбака видит издалека", а уж беглый беглого и подавно". -- Да не беглый монах я! -- ругался Хелот, выведенный из себя намеками отца Тука. -- А кто ты, в таком случае? -- сипел духовный наставник, распространяя густой аромат пива и чеснока. -- Кто ты, о юноша, проникнутый духом христианских добродетелей? Перемогая острое желание выдрать трясущуюся от хохота клочковатую бороду святого отца, Хелот твердо сказал ему: -- Я рыцарь. И, как всегда, святой отец ему не поверил. ГЛАВА ШЕСТАЯ По первому снегу Хелот с Алькасаром отправились к святому Сульпицию. Это была затея Локсли. Посмотрев, как Хелот делает из умирающего сарацина эдакого ноттингамского бодрячка, Робин решил, что у беглого монаха из Лангедока -- или кто он там на самом деле -- явное призвание к медицине. -- Будешь держать в Норе запасы целебных зелий, -- заявил Робин. -- У тебя там хорошая обстановка. Чисто -- ни костей обглоданных, ни пьяных удальцов, ни тюков эдесского бархата с вшами и тараканами... --Да ты с ума сошел, Робин, -- отнекивался Хелот. -- У меня нет образования. Я академиев не заканчивал. -- Грамотный, -- значит, разберешься, что к чему. Сходи к святому Сульпицию, он тебе хороших советов даст. Заодно и целебными зельями разживешься. Словом, Локсли был непреклонен. Хелот поломался еще немного и вынужден был согласиться. Отшельник жил в двух днях езды от Ноттингама. Но поскольку друзья отправились пешком, прогулка заняла у них почти неделю. Алькасар оказался удивительным чистоплюем. Там, где Хелот вымазывался грязью с головы до ног, он ухитрялся проходить, как по воздуху, сохраняя свежесть белой рубашки и непорочность сапог из мягкой кожи. Алькасар предпочитал одежду, принадлежавшую до ограбления самому Гарсерану, а тот, как было известно всем в Ноттингаме, отдавал свои рубахи и штаны в стирку лучшим прачкам, владеющим секретами превращать серое от времени полотно в белоснежное. На пути к отшельнику Алькасар ужаснул Хелота, бросившись, как к желанному другу, к прозрачному роднику, бьющему среди снегов. От одного только вида ледяной воды бросало в дрожь. Но сарацин возликовал. Он подставил ладони под капли, срывающиеся со скалы, и долго переливал их из руки в руку, пока пальцы у него не покраснели. -- Тук пьянеет от пива, -- сказал Алькасар, согревая руки дыханием. --А я от воды. Хелот неопределенно пожал плечами и плотнее закутался в меховой плащ. Обиталище святого Сульпиция помещалось недалеко от большой деревни под названием Владыкина Гора. Владыкину Гору лесные стрелки предусмотрительно обошли стороной и краем поля спустились к малой речке Голопупице, истоки которой терялись в болоте Дальшинская Чисть. На болото-то они и свернули, не слишком заботясь о том, что две фигуры, одиноко бредущие по заснеженному болоту, хорошо просматриваются с холмов (ибо, подобно Древнему Риму, Владыкина Гора раскинулась на семи холмах). Увязая в снегу, путники пошли по Дальшинской Чисти. Кругом были лишь занесенные снегом кочки, высохшие черные деревца, чахлые кустики -- зимой не поймешь, живые или уже погибшие. Вдруг под ногами заскрипели бревна старой гати. Они вышли на дорогу. Через несколько минут увидели и дом святого. Хелот сразу признал его, ибо провел здесь не самые приятные дни своей жизни. -- Вот и оно, урочище Дальшинская Чисть, -- сказал он Алькасару. По высокой, скрипучей от мороза лестнице они поднялись к двери и, пригнув головы, вошли в низенькую комнатку. В первое мгновение Хелот даже зажмурился: ему показалось, что стены скромного отшельничьего жилища инкрустированы янтарем и что вся комната озарена солнцем. Но потом разглядел: просто по стенам висели заготовленные на зиму гирлянды лука. А на лавке восседал отшельник и щурился на своих нежданных гостей. -- Благословите, святой Сульпиций, -- сказал Хелот. Оба приятеля дружно поклонились. -- Благословляю, -- отмахнулся отшельник. -- Голодные небось с дороги? Хелот и Алькасар, как по команде, принялись мяться и уверять, что явились к мудрецу отнюдь не обжираться. Слушая, как они разливаются, святой Сульпиций кивал и между делом выставлял на стол деревянные миски и плошку с луковым супом. Гости набросились на суп как звери, даже не заметив, что каждому предлагалось вкушать из отдельной посуды. Они сопели, сталкиваясь ложками в гигантской плошке, а отшельник сидел в сторонке и откровенно любовался. -- Люблю молодежь, -- сказал он так внезапно, что Хелот подавился. -- Есть в ней что-то... первозданное - еще от древних кельтов. От язычников. -- Я мусульманин, -- некстати брякнул Алькасар. Святой Сульпиций строго заметил: -- А это очень нехорошо, сын мой. Алькасар густо покраснел и решил, что, когда доест суп, непременно скажет святому какую-нибудь гадость. Хелот заметил это и, в свою очередь, постарался переменить тему разговора. Но не нашел ничего лучшего, как спросить: -- А это правда, святой отец, что вы посрамили дьявола? -- Когда? -- живо заинтересовался святой Сульпиций. -- Ибо я делал это неоднократно. -- Ну... когда он прикинулся женщиной. Святой Сульпиций нахмурился: -- Эти грязные сплетни распускает обо мне отец Тук, когда напьется. Он считает, что это остроумно. Сын мой, дьявол действительно являлся ко мне в образе женщины, но я посрамил его совершенно иным способом. -- Он поскреб лысинку. -- И хватит об этом. Вы, вероятно, явились ко мне за травами? -- Сами понимаете, ваше преподобие, -- ответил Алькасар, проявляя вежливость. -- Это Локсли затеял, -- добавил Хелот, поспешно сваливая ответственность на другого. -- У нас же в лесу как? Как на войне! То грабеж, то облава. И все время стреляют! -- Из арбалетов стреляют, собаки! -- добавил Алькасар, сверкнув глазами. -- Собаки стреляют из арбалетов? -- живо заинтересовался святой Сульпиций, но сарацин даже не заметил иронии и с жаром ответил: -- Они хуже! Хуже собак! Их оружие, этот арбалет, -- оружие трусов. Слабый может без всякой опасности для себя подло убить сильного и смелого. Когда стреляешь из лука -- тут нужно искусство и верная рука. А с арбалетом -- что нужно? Крути коловорот, за тебя все сделают болт и пружина... Хелот уловил в речах своего друга заметное влияние рассуждений Малютки Джона. -- Говорят, папа римский собирается отлучить арбалет от церкви, -- задумчиво проговорил отшельник. -- Вот это правильно! -- одобрил папу римского мусульманин. -- Да нет, прогресс не остановишь, -- невнятно отозвался святой Сульпиций. -- К сожалению... Кряхтя, он поднялся и ушел в глубь дома, чтобы вернуться через несколько минут с толстой книгой, спасенной, по его словам, от расправы Матери Нашей Святой Церкви. Книга была в деревянном окладе, засаленном и лоснящемся от частых прикосновений, и застегивалась на ремни, такие же потрепанные и замусоленные. -- Вот это травник, дети мои, -- объявил отшельник, роняя книгу на стол, крякнувший под ее тяжестью. -- Называется "Прохладный вертоград". Хелот, убери-ка посуду на лавку, а то неровен час замараем сие сокровище. Пока гости поспешно очищали стол (Хелот даже протер рукавом пятно супа, оставленное им в порыве жадности на крышке стола), отшельник неторопливо расстегивал ремни. Хелот встретился с отшельником глазами, и тот улыбнулся. -- Сейчас на вас, дети мои, хлынет поток знания, вырвавшийся из плена "Прохладного вертограда", -- сказал он. -- Не чудо ли книга -- огромный мир, зажатый меж двух резных досок и стянутый застежками? -- И про мандрагору здесь тоже есть? -- жадно спросил Хелот. -- Покажу, покажу..., главное -- нам с вами потребны травы, способные исцелить рану или изгнать из тела лихорадку... Мандрагора же -- это легенда. У нас, во всяком случае. Может быть, в иных мирах... Тот, кто владел книгой до меня, оставил на полях заметку: "Сказки все это". Я проверял, он прав. Но коли интересно, то почитай. Хелот впился глазами в страницу, пытаясь продраться сквозь полузабытую латынь, и наконец сдался. Еле заметно усмехнувшись, отшельник отобрал у него драгоценную книгу и прочитал: -- "Поиск мандрагоры. Трава сия при срывании гибелью может для срывающего обернуться, мстя за убиение корня своего. Дабы избегнуть напасти и сохранить свою жизнь, отнюдь не отказываясь при том от владения колдовским корнем, потребна помощь иного существа. Лучше всего для отведения глаз чародейским силам прибегнуть к черной собаке. Привязавши к хвосту последней посредством веревки листья мандрагоры, заставить ее вырвать растение как бы своей волей. Выходя из дома своего, издаст мандрагора стон, от коего содрогнется душа твоя, но духом оставайся тверд. Собака же падет безжизненно на землю и более не послужит уж тебе ничем. Бережно взявши корень в руки, попервоначалу определи, какого пола мандрагора оказалась во власти твоей. Обмывши же ее, обряди в платье, пристойное полу и званью. Здесь завершается "Поиск мандрагоры"". Алькасар слушал раскрыв рот и, когда чтение закончилось, высказался: -- Здорово! -- Но бесполезно, -- заметил святой Сульпиций, переворачивая страницу. До темноты он заставлял своих гостей заучивать наизусть различные советы и правила, названия, время сбора трав и способы их хранения. Истомленные познанием, они заснули на полу в луковой комнате. Наутро выяснилось, что ни один, ни второй не в состоянии ничего вспомнить. Терпеливый отшельник снова взялся за обучение, в который раз благословляя предусмотрительность составителей книги за то, что наиболее важные советы облекли в стихотворную форму, пригодную для зазубривання самыми бестолковыми лекарями, зубодерами и шарлатанами. После трех дней непрерывной зубрежки молодые воины уже кое-что воспроизводили. Отец Сульпиций, человек воистину святой и в очередной раз бесспорно посрамивший дьявола, был весьма доволен ими. Обычно он пристраивался на ступеньках своего дома, а Хелот с Алькасаром кололи для него дрова. Алькасар ударит и крикнет: -- Сию траву разбавь слюной! Хелот ударит и ответит: -- И заживет сама собой! Алькасар бросит половинки полена в поленницу и крикнет: -- Любой гнойник, любая язва! А Хелот поступит точно так же и отзовется: -- А также вас спасет от сглаза! Святой Сульпиций прихлебнет, сидя на ступеньках, горячую чагу и заметит вполголоса: -- Сглаз -- это от невежества и предрассудков, ибо народ наш темен. А вот насчет язвы -- все в точности. Так прошла неделя. Однажды утром их разбудил стук лошадиных копыт. Оба вскочили, заподозрив предательство, и спросонок загремели оружием. Затем, сделав Хелоту знак стоять наготове у двери, Алькасар осторожно приблизился к окну и выглянул. Сперва он показал Хелоту украдкой один палец: к отшельнику прибыл один человек. Это Хелот и так слышал. Потом хищное лицо сарацина дрогнуло в усмешке, и Алькасар опустил меч, а после и вовсе сунул его в ножны. Хелот не успел последовать его примеру; дверь уже отворилась и звучно хлопнула молодого рыцаря по лбу. Он выронил меч и схватился за лоб. -- Так и знал, -- с удовольствием произнес отшельник. -- Оба юных героя уже сидят в засаде. Идемте завтракать, я познакомлю вас с моей любимой духовной дочерью. Чувствуя себя полным дураком, Хелот криво улыбнулся и кое-как оделся. Лишний раз он отметил, что рядом с Алькасаром выглядит настоящим чучелом. И как это парню удается носить одежду с чужого плеча так, словно ее шили специально на него лучшие портнихи Ноттингамшира ? Смывая с лица дорожную грязь, над лоханью с водой склонилась молодая девушка. На ней было платье горожанки, темно-синее, с меховой оторочкой и атласным корсажем. Хелот с удовольствием увидел темно-русые волосы, рыжеватые на висках и надо лбом, заплетенные в две косы. Вот она выпрямилась, отняла от лица полотенце -- и на лесных стрелков глянули очень светлые голубые глаза, золотистая россыпь веснушек, еле заметных зимой, широкие скулы, веселый рот. Отшельник ласково обнял ее за плечи и подтолкнул к обеденному столу, где уже дымилась горячая каша. -- Погляди только, каких молодцев занесло ко мне за премудростями врачевания, дитя мое, -- сказал он, усмехаясь, и кивнул в сторону Хелота. -- Вот удивительный рыцарь из Лангедока по имени Хелот, который обучен грамоте. И с ним его друг из неверных, который, наверное, был в своей стране принцем, а в наших болотах стал просто свободным человеком. -- Алькасар, -- сказал сарацин, без улыбки разглядывая порозовевшую девушку. -- Так меня назвали в память о том месте, где я родился. Хелот перебил его вежливым вопросом, как бы желая показать собеседнице, каковы воистину хорошие манеры: -- Позвольте также мне и моему другу узнать ваше имя, миледи. Девушка заметно растерялась. -- Но я вовсе не "миледи", -- пролепетала она, приседая перед лесными стрелками в очень милом поклоне. -- Рада познакомиться. -- Ее глаза остановились на смуглом лице Алькасара. -- При крещении мне дали имя Дианора. Алькасар шевельнул губами, как будто повторял про себя это новое слово. -- Будешь сегодня за хозяйку, дитя мое, -- распорядился отшельник. -- Принеси-ка из моих подвалов доброго эля, и побольше, и разлей этим господам. А заодно потешь славным напитком и своего духовного наставника. Грешен, люблю хороший эль в хорошей компании. Девушка убежала так легко, словно не касалась земли. Мужчины молча уселись за стол. Хелот избегал встречаться глазами со своим другом: девушка понравилась обоим и Хелоту не хотелось, чтобы она послужила причиной для ссоры. Отшельник, который, казалось, читал в душах молодых людей так, будто они были прозрачными, откровенно усмехался. Вернулась Дианора с большим кувшином в руках. Наливая эль, она серьезно хмурила брови -- боялась пролить, а кувшин был тяжелым. -- Налей и себе, Дианора, -- сказал Алькасар, подавая ей кружку. -- Ведь ты не замужем, некому запретить. -- По-твоему, жизнь женщины заканчивается вместе с замужеством? -- ехидно спросил Хелот. -- Смотря по тому, какой муж, -- тут же ответил Алькасар. -- Если поглядеть, нет такого обычая, который бы не запрещал. Но если муж любит-, разве он запретит? Он все сделает, лишь бы улыбалась. При этих словах он так грозно посмотрел на девушку, что она залилась краской. Отшельник откинулся назад на скамье и расхохотался до слез. Хелот слева, Алькасар справа от святого Сульпиция помрачнели и дружно замолчали, уткнувшись носами в свои кружки. Завтрак прошел в траурной тишине. Потом Дианора собрала грязную посуду и унесла к очагу, чтобы помыть. Алькасар, даже не поблагодарив отшельника за отменный эль, вышел из-за стола, и вскоре Хелот увидел, как его друг слоняется по двору, а после и вовсе исчезает в снегах болота, раскинувшегося на множество миль вокруг урочища Далышинская Чисть. -- Давай-ка мы с тобой еще по кружечке, -- сказал святой Сульпиций. -- Кто она такая, святой отец? -- спросил Хелот, жадно поглядывая на дверь, ведущую в кухню. -- Кто? А, малышка... Ни за что не поверишь, сын мой. Когда-то отец Гая Гисборна выиграл в карты молоденькую девушку, которая вскоре принесла ему дочь, а спустя еще пару лет умерла. Года полтора Дианора даже жила здесь, пока однажды сэр Гай не забрал ее к себе. Я сам крестил ее. Хелот покачал головой: -- Никогда бы не поверил, что у Гая есть сестра, да еще такая славная. Он сделал движение, как будто хотел встать из-за стола, но святой Сульпиций удержал его за руку. -- Сиди, -- резко сказал отшельник. -- Не мешай им. -- Кому? -- Я уверен, что Дианора выбралась из дома через окно кухни и уже нолчаса как бродит по болоту с твоим некрещеным приятелем. И незачем тебе злиться. Она свободная девушка и может сама сделать выбор. Хелот насупился и опустил глаза. Сейчас ему не хотелось видеть умное, усмешливое лицо святого. Он предпочел бы чью-нибудь пьяную морду, можно даже Малютки Джона, только чтоб лыка не вязал. Но святой взял его руку и стиснул ему пальцы. Хелот удивился: он не подозревал в отшельнике такой силы. -- Обещай мне, -- сказал святой Сульпиций, -- что никогда не сделаешь ничего, что могло бы повредить Дианоре. Она моя любимая дочь в этих мирах, и я знаю, какая трудная судьба ждет ее впереди. Если ты любишь Бога, если ты любишь ее, если любишь свою душу, поклянись! -- Евангелие запрещает клятвы, -- прошипел Хелот, пытаясь вырвать руку из цепкой хватки отшельника. -- Зато Коран, кажется, разрешает, -- сердито сказал отшельник. -- И я разрешаю. Клянись! -- Клянусь, -- сказал Хелот и высвободился. -- Вот и хорошо, -- спокойным тоном, как будто ничего не случилось, заметил отшельник и налил еще по кружке эля. К вечеру Дианора уехала. По истечении первоначального курса обучения отшельник снабдил своих студентов мешком сена, сплошь лекарственно-чудодейственного, и, благословив, отправил домой, в лес. -- Хороший человек, -- с чувством произнес Алькасар, топая по болоту с мешком на спине. Хелот шел рядом налегке. Именно поэтому встречные крестьяне принимали их за хозяина и работника; Хелоту кланялись, на Алькасара же едва бросали взгляд. Сарацин замечал это, усмехался, но молчал. Молчал, покуда им не повстречалась хорошенькая девушка с вязанкой хвороста. Едва она начала приседать перед Хелотом, кланяясь очень мило и грациозно, как Алькасар вдруг заявил: -- Пора бы тебе, бездельник, хотя бы хлеб свой отработать! И с этими словами бесцеремонно взвалил мешок на Хелота. Пока ошеломленный лангедокец возился с целебным сеном, дабы не рассыпать его по снегу, проклятый сарацин взял девчушку за подбородок и чмокнул в упругую щеку. Девушка покраснела и убежала. -- Смотри ты, освоился в христианских землях, -- заметил Хелот. Несмотря на то что он подавил зарождавшееся в нем чувство к Дианоре, легкий след обиды на друга еще остался. Сарацин хмыкнул. -- Шалости, -- сказал он, щуря глаза. Хелот посмотрел на него искоса, безошибочно угадав в этом словце влияние духовного наставника лесных грабителей. -- Отец Тук даже правоверного, как я погляжу, совратит. Но Алькасар даже не заметил язвительного тона своего собеседника. Жесткие черты его лица смягчились, когда он выговорил имя сестры Гая -- так осторожно, будто боялся повредить небрежным произношением: -- Дианора -- она из другого народа. Я думаю, она их тех, что жили на холмах всегда. Еще до христианского бога. Из эльфов или полубогов. Полубогиня. -- Выдумываешь, Алькасар. Ты ведь знаешь, кто она такая на самом деле. -- Нет. -- Сарацин удивился. -- Откуда мне знать? -- Ты же провел с ней почти весь день. -- Разве я об этом с ней говорил? -- А о чем? Он пожал плечами: -- В мире много чудес. Об этом говорили. Хелот на мгновение устыдился. Он хорошо знал, что непременно стал бы выспрашивать у девушки, кто она родом, где живет, чем занимается. -- Дианора дочь рабыни, -- сказал Хелот. Он почувствовал, что слова его повисли в воздухе чем-то лишним, и замолчал. -- Вот хорошо, -- обрадовался Алькасар. -- Я и она -- одного поля... как говорит отец Тук? Ягоды с одного поля. Хелот был так зол, что молчал весь день. К вечеру, настилая для ночлега лапник на погасшее кострище, он сказал: -- Когда-нибудь я нарочно тебя в кости проиграю, чтоб ты на каком-нибудь руднике сгинул. Каторга. Алькасар с любопытством бросил взгляд на Хелота: -- Это я-то каторга? А сам ты кто? -- Если хочешь знать, -- сказал Хелот в сердцах, -- я рыцарь. Самый настоящий. Не такой, как этот болван сэр Гарсеран. Алькасар расхохотался. Наутро им стало не до ссор и препирательств. В лесу запахло дымом. Они вскочили на ноги, при