Сильный ветер ворвался в лощину. Ингольд поднялся, дрожа, и натянул поглубже капюшон, замотав поверх него шарф так, что остались видны лишь глубоко посаженные блестящие глаза и кончик носа. Руди тоже встал, повесил бутылку с водой на седло и повел Че вверх по узенькой тропинке. Ингольд проворно карабкался впереди. - Ингольд? Они выбрались на дорогу. Стайка степных курочек выпорхнула у них из-под ног, и Че испуганно вскинул голову. Небо заметно потемнело, а вдалеке Руди различил стену дождя. - Чем же опасен невежественный маг? Колдун обернулся и посмотрел на него: - Волшебнику подвластно искусство магии. Это сродни любви, Руди. Она нужна тебе, и ты ищешь ее. И не встретив большую любовь, ты миришься с ее жалким подобием. Это может разбить не только твою жизнь, но и жизнь того, кого ты затронул. - Именно поэтому и создана школа в Кво и Совет, - добавил он. - С тех пор, как старый Форн покинул школу и удалился в свою черную башню на берегу моря, Архимаг и Совет решили обучать всех, кто был в состоянии постичь смысл учения. Они действовали по принципам старых волшебников, используя наследие империй, существовавших еще до первого появления Дарков, три тысячи лет назад. Они древнее Церкви. - Может быть, поэтому Церковь и ополчилась против нас? Ветер принес холодный дождь с градом. Руди надвинул капюшон на глаза. Он уже давно привык к мысли, что если идет дождь, то он непременно промокнет - на голой равнине негде было укрыться. - Церковь считает нас богоотступниками, - коротко сказал Ингольд. - Церковники говорят о нашей силе как о дьявольском обмане. А все потому, что мы можем совершать превращения и не поклоняемся их Богу. Мы отлучены от Церкви наравне с еретиками и убийцами. А когда мы умираем, нас хоронят в неосвященной земле, если просто не зарывают, как скотину. И помни, что нет закона, который бы защитил волшебника. Тьма склепа под дворцом в Карсте вспомнилась Руди - узкая келья и Ингольд, до изнеможения повторявший Заклинание Чейн. Неудивительно, подумал он, что люди, у которых есть дар, предпочитают отречься от него. Напротив, удивительно, что кто-то все-таки становится волшебником. Их окружал черный ливень. Он заливал канавы и низины, стекал по плащу Руди, пропитывая его. Руди пытался вспомнить, когда он в последний раз видел ясное небо, и с ужасом думал, что никогда его больше не увидит. Ингольд продолжал говорить, обращаясь скорее к себе, чем к своему спутнику. - Вот почему так крепка связь между нами. Мы единственные, кто действительно понимает друг друга, вот как Лохиро и я. Мы путешествовали с ним, чужие всему миру, он стал для меня сыном, а я заменил ему отца. Все, что у нас есть - это наш дар да еще те немногие, не наделенные даром колдовства, но даром понимания. Кво - это не только центр магии на земле, это наш дом. Ливень затих, но солнце не проглянуло. Туман окутал землю. - Волшебники женятся только на колдуньях, - спросил Руди, - или им разрешен брак с обыкновенными женщинами? Ингольд покачал головой: - Неофициально. Ведь мы отлучены от Церкви. Хотя в прошлые времена дела обстояли иначе, - он покосился на Руди, и тому стало неуютно, будто Ингольд прочитал его мысли. - Принято говорить, что жена колдуна - вдова. Ведь мы странники, Руди. Мы сделали выбор в пользу нашего дара. Конечно, есть люди, которые понимают нас и понимают то, что мы непохожи на них, но мало кто может долго общаться с нами. В некотором смысле на нас действительно лежит печать проклятия, но не того, которое имеет в виду Церковь. - Любят ли волшебники? В голубых глазах Ингольда промелькнула боль. - Бог помогает нам... Вся эта странная смесь информации нужна была, чтобы помочь Руди успокоиться и сосредоточиться. Ведь от понимания мира до понимания магии - один шаг. Однажды ночью Ингольд творил заклинания над пеплом маленького костра, и Руди, который к тому времени уже понял, что волшебник не повторяется, провел ночь, изучая их форму и порядок. Потом, стоя на часах, он воспроизводил их в памяти - ведь в каждом отдельном символе была сосредоточена часть силы. Иногда за ужином Ингольд рассказывал о том, как их используют для медитации или гадания, откуда появились заклинания и кто первый сотворил их. Руди медленно постигал их смысл, пока не увидел, что заклинание, сотворенное соответствующими мыслями и словами, показывает полностью свое действие. Так, как Йед мог отвратить летящий снаряд, как То мог сделать невидимое видимым, как Перн мог сфокусировать мысли тех, кто смотрел на это, на справедливости и законе. Ингольд никогда больше не извлекал эти заклинания из своей памяти. Он учил Руди другим вещам, по мере того как равнина уступала место холодной пустыне с солончаками и полынью. Он показывал простые трюки, учил искусству иллюзии, дающему возможность видеть вещи, которых нет. Маг умел распознать трюк, но большинство людей видели то, что видели: человека с другой внешностью, животное, дерево, вихрь. Это не столько магия, подумал Руди, скорее действие, творчество, но не совсем обычное. Он мог уже вызвать огонь и превратить белый волшебный свет в шарик, который светил, не грея, как огонь святого Эльма, на посохе. Он научился видеть в темноте и рисовать в воздухе разные предметы. Когда они попали в настоящую пустыню, Ингольд показал ему, как, колдуя над веточкой растения, сделать водяной компас и как с помощью магии отличить ядовитое растение. Однажды ночью они заговорили о силе и сущности человека и каждого живого существа. Ингольд воспринимал их совершенно иначе, не так, как Руди. Он говорил о них совершенную правду, которую Платон называл сущностью. Понимание этого и было ключом великой магии, а возможность увидеть ее служила оценкой мага. Глядя на огонь сквозь волшебные кристаллы, Руди увидел свою собственную душу, лежащую под оболочкой знакомого тела. Со стороны, беспристрастно он увидел, как в ней соединились тщеславие и любовь, сильное желание и лень; увидел яркую, блестящую, вечно двигающуюся машину привязанности, смелости и лени, оживляющую его душу. Под терпеливым наблюдением Ингольда он различил вину и недостатки и не испытывал ни удивления, ни стыда. Это было просто тем, чем было. А рядом со своей он увидел и другую сущность, искрящуюся силой, пронизанную магией. Ингольд, подумал он, ошеломленный, пораженный пугающими глубинами любви, горя и одиночества. И его собственные переживания показались ему ничтожными. Он снова почувствовал почтительное благоговение перед магом, как и тогда, у дверей осажденного замка, и как однажды ночью в долине реки, когда Ингольд спросил его, почему он решил стать волшебником. Это было почтение, о котором Руди почти забыл, видя перед собой жалкого маленького старика с его мягким, но едким юмором. Но благоговение никогда не покидало его совсем, оно возрастало по мере того, как он узнавал загадочного старого странника. Теперь для него не было вопросом, жив Лохиро или умер. - Магия совсем не такая, какой я ожидал ее увидеть, - сказал Руди много позже той ночи, когда он закутался в одеяло, а Ингольд устроился на дежурство у костра. - Я привык думать, что люди могут превращаться в волков или убийц-драконов или сокрушать стены, летать по воздуху или гулять по воде и еще бог знает чего, но магия не то... - Да нет, она действительно такая, - просто сказал Ингольд, вороша золу в маленьком костре. - Ты ведь знаешь, что кто угодно не может обратиться в волка. Для этого нужно вселиться в мозг и сердце волка и в то же время не стать опасным звеном в сложном организме Вселенной. Кроме того, нужно быть в состоянии выдержать все соблазны, которые выпадут на твою долю. Вдалеке, как будто в ответ на его слова, завыли волки. В темноте Руди уловил яркий блеск глаз Ингольда. - Видишь ли, Руди, волкам нравится быть такими - сильными, убивать, жить со стаей и ветром. И это все может пробудить волка в твоей душе; и может статься, что ты не захочешь принять человеческий облик. А что касается драконов, - мягко продолжал он, - они действительно ловкие и опасные создания, но только когда нападают на людей, движимые чувством голода. - Ты хочешь сказать, что драконы все-таки существуют? Настоящие живые драконы? Казалось, вопрос поразил волшебника. - Я однажды даже убил одного, вернее, я завлек его, а Лохиро убил мечом. Что до остального - сокрушения стен, умения ходить по воде, - он улыбнулся, - мне это никогда не требовалось. - Ты хочешь сказать, что смог бы, если бы было нужно? - Гулять по воде? Возможно, я нашел бы лодку... - Но если бы ее не оказалось? - допытывался Руди. Ингольд пожал плечами: - Я хороший пловец. Руди замолчал, положив голову на руки, слушая тявканье волков на охотничьей тропе, смягченное расстоянием. Он вспомнил людей-волков на охотничьей тропе стали и бензина. Жить с ветром и стаей... Это он понимал, это было ему знакомо. Другое пришло ему на ум. - Ингольд, когда ты говорил, что у Дарков чуждый нам разум, ты ведь имел в виду, что люди не могут понять их сущности? И поэтому мы не можем докопаться до источника их магии? - Верно. - Но если бы ты обратился в Дарка, ты бы, наверное, понял их? Ингольд так долго молчал, что Руди начал опасаться, не обидел ли он старика. Волшебник неотрывно смотрел на огонь, выдергивая сухие стебельки травы, а пламя тысячами отражений плясало в его глазах. Когда он заговорил, его мягкий скрипучий голос едва был различим в завываниях ветра. - Я мог бы это сделать. Я думал об этом много раз, - он взглянул на Руди, и тот увидел в его глазах потрясающий соблазн познания, любопытство, сравнимое лишь с вожделением. - Но я не сделаю этого никогда. Риск слишком велик. Он бросил стебелек в огонь и смотрел безучастно, как тот корчился и чернел в горящем золоте, словно труп на погребальном костре. - Потому что это может мне понравиться. 4 - Никогда не думала, что до этого дойдет так быстро, - Джил бросила снежок на грязную дорогу. Сейя, которая расположилась около нее, притихшая и дрожащая, стряхнула снежную пыль со своего черного плаща и бросила быстрый взгляд на темную сосновую рощу. - Дойдет до чего? - спросила она. Джил встала. Напряженный день наблюдений утомил ее. - До того, чтобы охранять дорогу от людей, а не от Дарков. Сейя ничего не ответила. - Я видела дым от их костров, - продолжала Джил, осматривая свое оружие: лук, меч и копье. - Скорее всего они разбили свой лагерь на развалинах смотровых башен, которые Янус называл Высокими воротами. Их было несколько тысяч, когда они шли вчера по дороге. А сегодня, если судить по кострам, их уже не так много. Должно быть, ночью на них напали Дарки. Знаешь, нам не следовало прогонять их, как нищих. Сейя почувствовала себя неловко, хотя ей не было до этого никакого дела. Пришельцы были измождены и истощены до крайности, не потребовалось особых усилий, чтобы выгнать их. - Ты потеряла право на собственное мнение, когда надела эмблему стражника, Джил-Шалос, - сказала она. - Мы служим Алвиру и выполняем его приказы. Джил сложила руки на груди, пытаясь согреть ладони под своим изношенным плащом. Вдали она все еще различала облако дыма, поднимавшееся в лесном морозном воздухе. Приказания отдавала не королева, а Алвир, подумала она, вспомнив робкую темноволосую девушку, стоявшую в тени своего элегантного брата. Они оба стояли у ворот Убежища, окруженные стражей. Золото на их расшитых мантиях сияло под бледным небом. - Мы не сможем ни приютить, ни прокормить вас, - сказал Алвир высокому оборванному монаху, который привел нищих из-за перевала. - Нам самим едва хватит еды до весны. В рядах стражников Алвира произошло движение, послышался звон вынимаемой из ножен стали. Нищие повернули назад и побрели по обледенелому снегу. - Взгляни, - голос Сейи оборвал воспоминания Джил. Она быстро повернула голову туда, куда указывала старшая стражница. На дороге показался одинокий всадник. Его высокая тощая гнедая лошадь осторожно ступала по ледяным рытвинам дороги. Джил узнала бы его по свободной посадке в седле, даже если бы на плечах его не было украшения из слоновой кости. Бесцветные глаза всадника отыскали женщин, и он помахал им на прощание. Джил подняла руку в ответ, не зная, радоваться ей или печалиться. Это было в духе Ледяного Сокола. Он отправлялся в путешествие, из которого мог никогда не вернуться, и при этом близким друзьям лишь махнул на прощание. Ледяному Соколу предстояло долгое путешествие, поскольку у него была всего одна лошадь. Животные в замке были на вес золота. Когда темные деревья поглотили всадника, Джил встревоженно взглянула на облако дыма, поднимавшееся из лагеря и застилавшее деревья. - Как ты думаешь, - спросила она, - все обойдется? Ему удастся миновать лагерь? Сейя подняла одну бровь: - Ему? Ее удивление было понятно - все знали о хладнокровной жестокости Ледяного Сокола. - Скорее уж неприятности могут быть у Януса и фуражиров, - продолжала она. Когда я уходила, Алвир и Джованнин спорили, сколько нужно стражников - пеших и конных. Алвир говорил, что нельзя больше снимать стражу из Убежища, ведь Дарки нападали на нас на прошлой неделе. А Джованнин на грани удара - почти все фуражирские фургоны принадлежат ей. - Я согласна с Джованнин, - сказала Джил. Она отдала Сейе лук и копье и стряхнула снег с одеяла. - Нищие не в состоянии дать отпор даже маленькому вооруженному отряду. Но если Янус попадет в долину, на них могут напасть Белые Рейдеры. Сейя сползла вниз по камням и устроилась в одной из ниш, откуда хорошо просматривалась дорога и где можно было укрыться от ветра. Джил узнала это за четыре часа дежурства. - Никто не знает, что сейчас делается в долине, - прошептала она. - Им придется очень трудно с разбойниками и Дарками. - Она поправила пояс, на котором висел меч. - Ты не знаешь, куда они поедут? Сейя покачала головой. - Куда-нибудь в заброшенные города или фермы, где можно добыть еду, - вдруг она рассмеялась, и морщины испещрили ее лицо, как складки на мокром шелке. - Кроме того, есть еще одно обстоятельство, о котором их предупредили утром: Томек Тиркенсон со своими людьми наконец-то собрался в путь в Геттлсанд. - А я думала, они дождутся, когда сойдет снег. - Джил закуталась в свой тяжелый, пропахший дымом плащ. - Но в любом случае Алвиру это на руку: теперь будет меньше ртов. - И меньше защитников, - добавила Сейя, натягивая одеяло на ноги. - Джованнин добило то, что Тиркенсон забрал весь свой скот. Жители Убежища так нуждаются в нем. Она пригрозила предать его анафеме, если он это сделает. Но он ответил, что она уже отлучила его лет десять назад и в любом случае на нем уже лежит проклятие, а скот принадлежит ему, и он сломает шею любому, кто встанет на его пути. Со своими ковбоями он выглядел весьма внушительно, и ее светлость не смогла ничего возразить. И Алвир не собирался воевать с единственным землевладельцем, верным Королевству. Когда я уходила, Джованнин зажигала свечи в благочестивой надежде, что Тиркенсон сгорит в преисподней. Джил рассмеялась. Конечно, она любила наместника Геттлсанда. Но, может, им самим скоро придется голодать, как нищим. А его лошадей они могли бы просто съесть. Ветер свирепствовал. В тот день облака стояли высоко над вершинами, окутанными белой пеленой. И Джил показалось, что она видит блеск ледников. "Да, - подумала она, - если все зимы были такими лютыми, как эта, то они достигли небывалого размаха. Только этого нам и не хватало ко всем бедам. Проклятая Богом ледяная эра!" Она взглянула на грязную обледеневшую дорогу и различила лагерный дым, как белый мазок на темном небе. - Не знаешь, откуда они? - спросила она у Сейи. - Скорее всего из Пенамбры. Во всяком случае, у монаха, который разговаривал с Алвиром, был южный акцент. Джил, карабкаясь по грязной дороге через лес, пошла обратно к Убежищу. Может, Алвир и прав. Эти огромные запасы кукурузы, пшеницы и соленого мяса, занимавшие два верхних этажа Убежища и подвалы церкви, были рассчитаны на то, чтобы в течение долгой суровой зимы кормить восемь тысяч душ. Сейчас на дворе стоял ранний октябрь. А найдет ли что-нибудь Янус в нижних долинах, неизвестно. Может, и правильно, что они отказали в приюте и еде истощенным детям и обрекли их тем самым на съедение Даркам. - Жребий полицейского не назовешь счастливым, - запела она глухим голосом. И мелодия Джилберта из Циливана, подхваченная ветром, полетела в темное пространство. Вскоре она почувствовала знакомые запахи дыма от костров, на которых женщины плавили сало для мыла, и теплых испарений скота. Смех детей смешивался с испуганным блеянием овец и козлов, со звоном колокольчика буйвола и мелодией песни, которую исполнял сочный бас. Полузамерзшая грязь хлюпала у нее под ногами, когда она подходила к последнему повороту тропы. Гладкие стены Убежища блестели на фоне мрачного неба. Оно, может, и не было столь высоким, как чудовищные небоскребы, с которыми Джил, как дитя двадцатого века, была знакома. Но зато оно было около полумили в длину, несколько сотен футов в ширину и почти сто футов в высоту. Огромные двери монолитно сливались со стенами. Убежище Дейра хранило свои секреты. "Какие секреты, - подумала Джил, - кто построил его и как?" С помощью магии или благодаря достижениям техники? Кто знал! Может, Элдор, хранитель преданий Дома Дейра, но он погиб в разрушенном Гее. Его сын Алтир был еще совсем кроха. Лохиро? Возможно. Но Архимаг прятался в Кво, и пройдут недели, прежде чем он вернется в Убежище, если вообще когда-нибудь вернется... Ингольд говорил, что летописи умалчивают о возникновении Убежища. Хаос после первого вторжения Дарков в королевство людей сменился веками невежества, неурядиц, голода и насилия. Но когда велись эти летописи? И что содержали в себе эти тома церковных летописей, если аббатиса Джованнин отважилась на борьбу с Алвиром из-за дороги, ведущей вниз от Гея? Какое-то движение привлекло ее внимание и вырвало из власти раздумий. Кто-то скользил между деревьями и делал это не особенно удачно. Джил заметила разноцветные крестьянские юбки, выбившиеся из-под темного плаща. Она задумалась, стоило ли ей что-либо предпринять. Она идет в лагерь нищих, догадалась Джил. Ну что ж, по крайней мере кто-то проявляет хоть капельку сочувствия. В таком случае, стоит поспешить. Едва ли хватит времени вернуться до наступления темноты. Джил помедлила, потом, щелкнув пальцами, выругалась, будто она что-то забыла. Она поспешила назад. Пробравшись по своим же следам между скалами и выбравшись на дорогу, она проскользнула между соснами и затаилась. Ее темный плащ слился с мрачным фоном дня. Вскоре она увидела, что фигура осторожно показалась из-за деревьев, тревожно оглядываясь и зябко кутаясь в черный меховой плащ. Капюшон был откинут назад, и большая драгоценная пряжка блестела в узле темных волос. Джил узнала этот плащ. Его носила лишь одна женщина в Королевстве. - Ваше величество, - окликнула она. Минальда остановилась с расширенными от испуга глазами. Джил выступила из-за деревьев. - Не стоит беспокоиться, возвращайтесь назад, - поспешно проговорила Альда, откидывая волосы с лица, - я недалеко и... - Вы не успеете вернуться до темноты, - заявила Джил без тени робости. - Мне нужно попасть в лагерь беженцев, - девушка с достоинством выпрямилась. Выражение ее лица напомнило Джил младшую сестру, когда та лукавила. - Это безумство, - продолжала Джил, будто и не слышала ее слов. Альда не умела врать. - Никто не заставит меня повернуть назад, - запротестовала она. - Да и времени вполне достаточно. - Лагерь разбит за дорогой, - недвусмысленно начала Джил. - Через два часа стемнеет, а кроме того... - она шагнула к Альде, но та отступила, готовая к бегству. Джил остановилась и заговорила мягче. - А кроме того, если вас узнают, вы можете вообще никогда не вернуться! - Никто меня не узнает, - упрямилась Альда, соблюдая дистанцию, - все будет в порядке. Джил вздохнула: - Никто не знает, что будет. Она хотела приблизиться, но Альда попятилась назад. Руди как-то сказал, что сумасшедшая смелость Минальды может сравниться лишь с ее упрямством. Джил поняла теперь, что он имел в виду. - Я вас не отпущу одну, хотите вы того или нет, - отрезала Джил. Альда слегка покраснела и начала, сокрушаясь: - Но вы не должны... - Только Богу известно, кто и что должен. Джил решительно двинулась к долине, продираясь сквозь заснеженные деревья. - Здесь ближе. Постарайтесь, чтобы вас не заметили с наблюдательного поста на дороге. Альда молча последовала за ней. Через час с небольшим они были в лагере. Как Джил и предполагала, пришельцы расположились около Высоких ворот. В прошлом эти смотровые башни стояли на границе Королевства, охраняя его от нападений разрозненных мелких княжеств. Но когда границы расширились, башни превратились в руины, оставаясь крепостью для птиц и животных. По дороге девушки встретили худого серого человека, который раньше, судя по обвислым щекам, был очень толстым. Поверх лохмотьев был накинут грязный плащ, отделанный золоченым бархатом. Альда объяснила, что хочет поговорить с их предводителем. Лагерь пропах запахом нечистот и дыма. Скудный скарб, посуда и кучки хвороста валялись на грязном снегу. Мужчины и женщины сидели вокруг костров или обреченно сновали между ними. Здесь было совсем тихо, если не считать жалобного плача детей. И Джил устыдилась своего плаща, силы и сытного обеда, который она с аппетитом съела днем. Они остановились перед шалашом. Около входа, на ложе из сосновых веток, сидел мужчина и ласково поглаживал хрупкие щуплые руки двух спящих малышей с заплаканными лицами. Дети спали, прижавшись друг к другу. Он поднял голову, когда тени Джил и Минальды заслонили свет. - Милорд? Мужчина медленно и осторожно поднялся, чтобы не разбудить детей, и вышел из шалаша. Джил сразу же узнала монаха, который просил Алвира о помощи. - Это ты? Траго? - взгляд темных запавших глаз скользнул по тощему человеку, сопровождавшему Джил и Альду, и задержался на их лицах. - Ты можешь идти, Траго. Скажи, чтобы кто-нибудь побыл с мальчиками. Траго пошел в лагерь. Мужчина повернулся к ним. Кожа его лица казалась восковой на фоне неухоженной бороды. - Я - Майо Трана, аббат из Пенамбры, - тихо представился он. Альда пустилась в путаные объяснения, но он вдруг улыбнулся, и белоснежные зубы сверкнули в бороде. - Мой предшественник наверняка присутствовал на вашей свадьбе, Ваше величество. Щеки Альды покрылись густым румянцем. Мужчина продолжал: - Я был капитаном его стражи. И он почтительно склонил голову, отдавая дань ее высокому положению. В его голосе не было иронии, когда он произнес: - Добро пожаловать в то, что осталось от Пенамбры. - Мне очень жаль, - прошептала Альда. - Не думайте, что я пришла из праздного любопытства. - Ну что вы, - успокоил он девушку. - Но раз вы без охраны и инкогнито, то, стало быть, визит ваш носит тайный характер. Он понял, что Альда пришла без ведома и одобрения брата. Она подняла глаза, стараясь поймать его взгляд. - Очень жаль, - повторила она. - Я не могла не придти. - Я понимаю, - сказал Майо, - спасибо за сочувствие. Он взглянул поверх голов на лагерь. В воздухе стоял нестерпимый смрад падали, из которой варили ужин. Надрывный плач детей не прекращался ни на минуту. - Не советую вам приходить в лагерь. Пока я в силах удержать моих людей от превращения в бандитов. Но в следующий раз вы можете пожалеть о своем визите. Если я не умру от голода, люди могут переступить через запретную черту, отказавшись повиноваться мне. И тогда вам придется иметь дело с кем-то другим. Нам не оправиться от удара Дарков. Голос Альды был робок: - Пенамбра действительно уничтожена? - Да, - подтвердил аббат. - Из города бежало девять тысяч человек с фургонами, нагруженными вещами, провизией и всем, что мы могли увезти. Вы знаете, Пенамбра - город мостов, возведенных на сотне островков в заливе. Дожди затопили город, загнали нас в подвалы, а Дарки проникали в подвалы даже днем. Половину нашей провизии унесли потоки воды, половину людей погубили Дарки. Мы не успели даже осмотреть город. В дельте он все тот же. Земли размыты дождями и затоплены Дарками, разрушившими дамбы на реках. Богатые кварталы Реальма разграблены вурдалаками. Город стонет от Дарков. Они берут в плен столько людей, сколько могут убить сразу. Неужели вы не знаете этого? - Знаю, - сказала Альда, - я не раз слышала об этом. Он пристально посмотрел в глаза девушки, затем кивнул. - Если вы знали об этом, Миледи, и до сих пор среди нас, вы более счастливы, нежели я предполагал. Он скрестил на груди иссохшие руки. Слишком добрый человек, чтобы возглавлять церковные войска, подумала Джил. Мимо них, отдавая честь аббату, прошли воины в обветшалой одежде. Они сменяли лагерный караул: худых, грязных мужчин и женщин с луками и топорами. Майо вздохнул. - Люди говорили об Убежище Вызова, старом владении в Ренвете. Кое-где фермеры достроили небольшие укрепленные замки. Ваш брат не первый, кто прогнал нас. Но даже они не кажутся надежной защитой от Дарков. Их крепости разбиты вдребезги, словно яичная скорлупа, защитники мертвы. Нас окружали бесчисленные стаи волков или собак. Слухи о Белых Рейдерах в долине не давали покоя... Иногда во время марша мне казалось, что это конец света. - Белые зубы обнажились на мгновение. - Я думал, что конец света будет милосердней. Если верить Священному Писанию, это должно произойти быстро. - О, но это произошло быстро, - Альда посмотрела вокруг себя на опустошенный лагерь, ее драгоценности сверкали в волосах, когда она поворачивала голову. - Подумать только, еще летом мы сидели на своих террасах, наблюдая за солнцем в листве и мечтая о катании на санях и вечеринках во время Зимнего Праздника. Сейчас, за ночь до Зимнего Праздника, мы все можем сгинуть. Так быстро. Что-то в ее черном юморе развеселило его, потому что он рассмеялся: - Возможно. Возможно. Серое небо темнело и хмурилось. Майо плотнее закутался в свой поношенный плащ. Выбиться из сил, но дойти до Убежища, чтобы услышать безжалостный отказ, погибать от голода и холода у подножия Убежища. Как это было нелепо! - Я ожидал всего, Миледи, но только не этого. Альда ничего не сказала, но Джил видела, как огонь стыда жег ее лицо. К укрытию, около которого они стояли, через грязь и сумятицу лагеря подбежала девушка со словами: - Милорд! Милорд аббат! - Он вышел к ней навстречу. - Войска, милорд. На дороге. Майо бросил быстрый взгляд на Альду, заметив ее замешательство. Затем все они поспешили навстречу. Они еще не дошли до дороги, а Джил уже ясно слышала звуки в неестественной тишине лагеря. За звоном латунных пряжек, ножен, мягким шлепаньем ботинок в полузамерзшей слякоти и легким побрякиванием кольчужных рубах она услышала тяжелое дыхание утомленных лошадей, скрип упряжки и колес. Сторожевая башня стояла на выступе, и край его был запружен тихими, оборванными караульными, дававшими дорогу аббату и двум девушкам. Внизу в сумеречном свете Джил разглядела воинов Януса, его самого на приземистом гнедом мерине. Цепкий взгляд Януса был подобен молнии, от него не ускользала никакая мелочь. Отряды Алвира пристыженно опускали головы, проходя перед голодными взглядами тех, кому они отказали в еде и укрытии. Двойной ряд Красных Монахов, обезличенных маскировочными шлемами, составлял надежную охрану. Отверженные беженцы молча наблюдали за этой вооруженной братией, проходящей мимо в гробовой тишине, и лишь один несмышленый малыш наивно спросил, дадут ли им поесть. Майо тихо заметил: - Глупо выступать в поход так поздно. Альда покачала головой. - Они собирались выйти в полдень. Не знаю, что их задержало. Джил знала, но промолчала, последняя ссора между Алвиром и Джованнин оставила свой след. Хотя сила вокруг пустых фуражных тележек казалась грозной, она бы удвоила ее, будь на то ее воля. Она тоже помнила фермы, сожженные наемниками. Аббат Пенамбры не шевельнулся до тех пор, пока последняя тележка и последний караульный не исчезли во мраке заснеженного леса. Затем он сказал: - Они не только собирают урожай, но даже подбирают колосья после жатвы, так что те, кто идет за ними, обречены на голодную смерть. Альда посмотрела на его высокую фигуру, лицо ее залила краска стыда. Она сказала, запинаясь: - В этих условиях нам может пригодиться все что угодно. Алвир поднимает армию, посылая к императору Алкетча за отрядами. Они сожгут Гнезда Дарков и отвоюют у них землю. Широкие брови удивленно взметнулись, лоб избороздили глубокие морщины. - Иногда императора Алкетча сравнивают с дьяволом, Миледи, и это верно: говорят, что дьявол не может войти в дом, пока его не пригласят, но потом никто не заставит его покинуть жилье. Вашему брату следует нанять сотен семь воинов, верных наследнику, прежде чем он отдаст хлеб своим врагам. - Мой брат говорит... - начала Альда и запнулась, не зная, что сказать. - Ваш брат - человек, который помалкивает, - тихо закончил Майо. Он протянул большую костлявую руку с двумя покалеченными пальцами и положил ее на черный, нежный мех, ниспадающий с ее плеч. - Я все понимаю, Миледи. И все же замолвите за нас словечко. Скажите, что скоро ему пригодятся наши мечи. Скажите ему хоть что-нибудь! Мы не сможем долго продержаться, и нет другого места на земле, где мы могли бы найти приют. - Я обязательно поговорю с ним, - Альда посмотрела в его измученные молящие глаза на восковом лице. - Не оставляйте нас в беде! - заклинал Майо. - Если с вами что-нибудь случится, вы всегда можете рассчитывать на наши клинки и наши сердца. Мы придем вам на помощь, Миледи! - Мы не вправе обречь их на голодную смерть! - с жаром воскликнула Альда. Сумерки сгущались. Вечер темным покрывалом опускался на верхушки деревьев. - Алвир считает, что вправе! - сказала Джил. - Нет, он не станет делать этого! - Он уже сделал это! Алвир должен был ввести какую-нибудь пайковую систему, чтобы люди не голодали, когда придут жители Пенамбры. Джованнин никогда этого не поддержит. - Но она аббатиса! - страстно настаивала Минальда. - Она глава Церкви. - Не спорю, - хладнокровно согласилась Джил. - Ты думаешь, ей доставит удовольствие присутствие еще одного аббата в ее епархии? Да еще простого человека? - Джил уже была знакома с обычаями в Восе и сразу поняла, что значило это "из Трана" в конце имени Майо: мальчик на ферме, крестьянский парень, может быть, издольщик, кто-то, на кого можно смотреть свысока этим отпрыскам древних Убежищ, тем, кто мог бы гордиться полукоролевским "ион" в их титулах. Кем был жалкий Майо в глазах надменной Джованнин Нармелион. Альда удрученно вздохнула. - Если бы ты знала, как неприятно слышать это. - Ничего не поделаешь, - Джил пожала плечами. - В меня с детства вселился дьявол. Впрочем, я могу и ошибаться. Что-то зашуршало среди темных деревьев, и Джил насторожилась. Вспугнутая сова тихо вспорхнула с дерева. Джил отвернулась, стараясь скрыть волнение. - Главное для Алвира - нерушимость границ. Но в Убежище есть место, где можно поселиться, если только вновь прибывшие не имеют ничего против. Это отдаленные помещения на четвертом уровне или под плитками пятого. Я не уверена, что поход фуражиров увенчается успехом. Если в долинах запасен фураж, это могло бы существенно изменить дело, но он не принимает это во внимание. Возможно, он думает о худшем. - Джил снова пожала плечами. - Не секрет, что учтено не все продовольствие в Убежище. Я наткнулась в дозоре на множество покинутых келий, запертых на засов, и могу держать пари, что, когда придет весна и все будут голодать, люди, подобные друзьям Бендлу Стуфту и Манго Рабару, быстро затянут узел. Альда нахмурилась. - Если жители Пенамбры действительно придут, где мы будем хранить продовольствие? Они займут все свободное место. - Все намного проще, чем кажется на первый взгляд, - сказала Джил. - Не стоит думать об этом. Надо огородить пространство за коровниками и обнести его стеной от оленей и волков. Дарки не трогают мясо убитых или зерно. - Ты думаешь, Алвир пойдет на это? - Он был бы не против. Он покатится со смеху, если узнает, где находится вся провизия в Убежище. Джованнин не допустит этого. Они могут крепко поссориться. Альда укоризненно посмотрела на нее. - Тебе никто не говорил, что твои рассуждения циничны и ужасны? Джил ухмыльнулась: - Почему ты думаешь, что я никогда не была замужем? - она остановилась, хватая Альду за руку. Но услышала только вздох ветра да шорох ветвей. Вдруг стало очень темно. Они безотчетно ускоряли шаг. - Посмотри, - показала Джил на квадрат красного цвета вдали от них. - Там разожгли костры и оставили ворота открытыми. - Этого не может быть! - возразила Альда. - Законы Убежища запрещают подобное. Если Дарки проникнут туда... - Значит, им известно о твоем исчезновении, - предположила Джил, посмотрев на свинцовое небо. По обочинам дороги деревья сливались в туманном мраке, образуя загадочный кафедральный собор, через бесчисленные лабиринты мрачных колонн которого редкий бук, покрытый темными пятнами, сиял во тьме, словно серебро. Им приходилось пробираться почти вслепую. - Там же Тир, - настаивала Альда. Это так похоже на нее, подумала Джил, думать прежде всего о сыне, а потом о себе. - Алвир бы... - Поторопись, - раздраженно перебила Джил. - Ты действительно думаешь, что он бы сделал это? Она ощутила движение воздуха над головой, но, взглянув наверх, увидела только темноту облаков. Еще она почувствовала что-то в тенях, преследующих покрытую снегом темноту со злобной осторожностью. Слабое позвякивание ее меча казалось очень громким в абсолютной тишине. - Там, - прошептала Альда. Джил повернулась и увидела движение темноты над снегом. Не осознавая, почему она это сделала, Джил стремительно повернулась и обнаружила какое-то странное кружение снега против легкого дуновения ветерка. Но все растворилось, словно шепот в темноте. И вдруг из непроглядного мрака что-то невыносимо мерзкое выплеснуло кислоту из гигантского рта, чтобы растопить снег в жгучую жидкость. От существа исходил жуткий смрад. Меч Джил со свистом обрушился на врага, лезвие, словно бритва, кромсало черную, как сажа, протоплазму. Они оказались в потоке зловонной жидкости, хлынувшей из раны. Джил разглядела существо, когда то кувыркнулось в воздухе: бесформенная темнота, растущая при движении, захват клешней и огромная, неожиданно глубокая рана на хвосте, свернутом кольцом, как хлыст. Он был толще человеческой руки. Девушка отсекла футов шесть этого бьющегося кабеля, который сразу стал делиться на мелкие части. Это было жуткое, всепоглощающее облако ночи. Какой-то стонущий ураган. Мокрые щупальца его рта устремились к ней. Она снова размахнулась, бесстрашно шагнув в вязкую неразбериху бьющихся оболочек. Джил всем своим существом ощущала скверну, исходящую от Дарка. Липкие остатки разорванной нечисти трепетали и сворачивались вокруг нее, как мокрые, постепенно исчезающие на ветру простыни. Альда стала подниматься с земли, куда она очень благоразумно упала, чтобы не мешать Джил расправиться с врагом. Лицо ее под кровавой слизью было мертвенно-бледным, но спокойным. - Нет, - мягко сказала Джил, - останься там. Минальда беспрекословно подчинилась. Джил не могла избавиться от неприятного чувства присутствия Дарков. Кроме зловония снега, ее тревожил более резкий запах живого существа. Одним движением она повернулась и взмахнула мечом. Тело ее реагировало на сигналы прежде, чем мозг. Темная мразь, неожиданно возникшая из темноты, разбилась о яркий металл косого разреза, о котором Гнифт еще утром сказал, что он напоминает удар бабушки, выбивающей ковер. "К черту Гнифта и его бабушку", - подумала Джил, поворачиваясь в потоке слизи, чтобы сразить очередного Дарка, наслаждаясь, как всегда, этой жуткой точностью. Лицо ее и руки были в обожженной грязи. Она поворачивалась в ожидании новых сигналов нападения. Ночь была тиха, Джил наклонилась и помогла Альде подняться. Они побежали к квадрату оранжевого света, единственному видимому объекту во тьме хмурой ночи. - Это еще не все? - спросила Альда шепотом, бросая взгляд на мрак деревьев и гор. - Ты справишься? - Не знаю, - Джил задыхалась. Ноги ее скользили в слизи дороги. В одной руке она держала наготове меч, другой сжимала локоть Альды. - Они гнездятся в двадцати милях отсюда и ушли, чтобы снова вернуться. Скорее всего эти трое отбились от своих. Теплый, янтарный свет на снегу становился все ближе и ближе. В оранжевых вихрях огня девушки различили фигуры людей. Алвир в своем плаще был похож на Люцифера. Свет огня отражался на лысой голове Гнифта. Сейя и другие стражники тоже стояли у костра. - Неужели была атака? - в ужасе спросила Альда. - Но где? - Разве ты не догадываешься, где остальные Дарки? Почему на нас напали только двое или трое? - они добрались до последнего склона, входя в яркий свет костров. Красный свет осветил израненное и измученное лицо Альды и замерцал, как живое существо, на темном, струящемся мехе ее плаща. Она пришла в замешательство. - Они у Высоких Ворот, - Джил не скрывала беспокойства. Альда была потрясена. - О нет, только не это! - прошептала она. Темные фигуры собрались в ярком свете ворот. Алвир быстро спускался по ступенькам. Во взгляде его затаилось беспокойство и раздражение. Альда сразу повинилась, словно напроказившая школьница, брат нежно взял ее за локоть и повел вверх по лестнице. В проходе ворот все говорили одновременно. Ворота - шесть дюймов прочной стали - были заперты. Хорошо смазанные запирающие механизмы тихо щелкали, когда поворачивали кольца. Джил казалось, что в этом проходе в десять футов были сотни людей - стражи и кавалеристы Алвира в красной униформе, добровольцы и пастухи, праздные и любопытные люди. Узкое пространство гудело от их болтовни. Его заполняли возбужденные лица и яркое, неровное пламя факелов. Джил сбивчиво поведала Сейе и Гнифту о случившемся. Все друзья собрались около нее. Впереди, едва различимые за спинами защитников крепости, стояли хрупкая женщина и ее высокий мужественный брат. Над королевой и канцлером в безумной игре мелькали тени. Джил отошла в сторону, когда толпа двинулась в Святилище. Она видела, что Альда с жаром что-то доказывает брату. Алвир остановился, обратившись во внимание. Джил стояла достаточно близко, чтобы расслышать, как он сказал: - Альда, прости... Я ничего не могу сделать для них... - Хотя бы попытайся! - страстно воскликнула Минальда. Ты должен выслушать их, а не гнать прочь, как последних бродяг! - Ты - мать, - тихо сказал канцлер, - твою жалость легко вызвать. Я - полководец. Янус со своим отрядом отправился на поиски продовольствия. Может быть, не все потеряно, и мы еще сможем помочь несчастным, когда Янус вернется. - Боюсь, будет слишком поздно! - настаивала она. Брат схватил ее за плечи, глядя в ее бледное, напряженное лицо, в сверкающие глаза. - Альда, прошу тебя, постарайся понять, - сказал он. Она отвернулась, прикоснувшись щекой к нежной коже его запястья. Взяв ее за руку, он заглянул ей в глаза. - Альда, сестра моя, не отс