и отпив воды из бутылки. Дракон согнул голову и расслабленно припал к земле, наблюдая за ним не шевелясь, и только ветер трепетал в мягком пухе у основания рогов. Поблизости угнездились чайки. По песку пробежался молодой голубок, а жирные серые птицы вразвалочку подошли ближе и клевали скелет овцы, словно и вовсе не знали о драконе. Спустя какое-то время, настороженно поглядывая на посетителя, Джон установил на тлеющие угли костра сковородку с ручкой, взял миску и начал смешивать ячмень, воду и щепотку соли, чтобы сделать на ужин ячменные лепешки. На бледном небе взошла узкая белая полоска новой луны, и на неглубоком изгибе пляжа начался отлив. Весь мир пах солью. - Я ищу Черного Моркелеба, говорят, он величайший из драконов; я хотел бы кое-что у него узнать. Согласитесь, это самый быстрый способ. Дракон снова облизнул усы и расчесал их когтями. Джон ощутил странно расцвеченную чужую путаницу слов в сознании: Спешка всегда спешка до скорой смерти. Однодневка обезьяна над головоломкой, ищет ищет всегда без толку всегда. Узнать зачем узнать только чтобы так скоро пропасть во тьме? - Таков наш путь. - Джон смял лепешки в форму, кинул их на сковородку. И постарайся не забыть о них и не дай им сгореть, мерзавец. - Мы строим города и рассказываем друг другу истории, точно так же, как овцы взбираются на скалы, а птицы летают. Глупое чириканье. Моркелеб. Моркелеб. И эта мысль вошла в его сознание, не имя Моркелеба, а музыка, что стелилась за ним, и с этой музыкой - темный силуэт дракона на фоне бесконечных звезд. Черный, как сама ночь, затуманенный светом. Ушел. Ушел. Чуждо драконам. - Моркелеб ушел? - его сердце упало. Он готовился к смертоносной атаке черного дракона, а не к его отсутствию. Уже чуждо драконам. - Знаешь, почему? И куда он ушел? Равнодушие, как и у Нимра. Но окрашенное чем-то еще. До Джона дошло, что желтый дракон боится Моркелеба. Не приближайся, не приближайся. Всегда опасно глубоко глубоко, падение к звездам. Черный колодец в черном лабиринте, захороненном в глубине горы, мысли поднимаются к его разуму, поднимается холодная тьма, потом возвращается к колодцу. Тени птиц, тени драконов, пустынный остров на западе, западе, западе. Чуждо драконам. Из чего это сделано? Дракон распростер шелковистые крылья, кошачьим движением прянул в небо. Сделал круг над Молочаем, и Джон выкрикнул единственное имя, которое знал - цветочно-желтый, с белым и черным... - Энисмирдал! - И когда дракон остановил полет, едва заметно обернувшись, он вскочил на ноги, вытащил из кармана свистульку и извлек из нее резкую, тонкую пятнадцатую песню дракона, быструю и говорливую, как дождь. Дракон повернул назад. Пламя и жар ореолом очертили его ноздри, он завис в воздухе и зашипел. - Энисмирдал, - закричал Джон снова, - если это ты. Может, и сами драконы в опасности. Мне нужно найти Моркелеба или того из вас, кто помнит время, когда в древности драконов поработили и заставили служить волшебникам. Опасность? Дракон не смеялся, но в воздухе стоял звон, похожий на затихающую рябь от гула десяти тысяч серебряных пластин. Энисмирдал широко раскинул сеть драконьих чувств - Джон ее чуть ли не видел, похожую на огромное облако золотистых брызг в воздухе - и дрожал всеми защитными шипами своего тела, от рогатой заостренной головы до свирепой булавы на кончике хвоста. Опасность? Потом из воздуха вытянулись черные, покрытые эмалью когти и как кот хватает насекомое, поймали Джона за плечи, подняли и швырнули на песок. Опасность, летун? Опасность звездным птицам на Шхерах Света от этого и от тебя? Серебряный диссонанс обжигал воздух, колол Джону череп. Задыхаясь, истекая кровью и покрывшись песком. Джон встал на колени в бурунах, когда Энисмирдал направился к Молочаю, плюясь огнем. - Ты глупая ящерица, ты что, думаешь, я бы пришел сюда на этой штуке и предупредил бы тебя об этом, если бы опасность была от меня и от него? - заорал он. Он стер кровь с лица. - Черт тебя возьми, я-то думал, что вам, драконам, полагается быть мудрыми. Змеей на крыльях, похожих на клумбы, дракон дернулся в воздухе, и все вокруг замерцало ожогом ярости. Мудрыми? Мудрее некоторых, что утверждают такое. Беззвучным сверкающим облаком он повис над Джоном, который стоял на коленях в волнах, и его накрыла тень дракона. Кислота капала изо рта и обжигала его лицо. - Скажи мне, остался ли Сентуивир прежним с тех пор, как вернулся с земель на востоке? - Дыхание Джона скрежетало в легких; он искоса взглянул на это существо. - А потом убей, если хочешь. Тишина, последовавшая за этим, была столь глубока, что крики чаек прозвучали оглушительно, а шелест волн, разбивавшихся позади него, казался неспешным барабанным боем. Чуждо драконам, сказал голос Энисмирдала в его сознании. Каждый из нас в одиночестве на своем острове. Сентуивир, голубой с золотом - и в разуме дракона появились очертания имения дракона, созданные музыкой - мне все равно, все равно, куда он идет или откуда уходит, и как он обитает. Дети звезд, летун; сокровища адаманта, а не рабы Времени, как ты. Ни ты, ни я, никто не скажет, кто мы и что мы делаем. Вокруг него зазвенела серебряная вспышка драконьего гнева. Бытие каждого из нас - бытие. Помни. И он плюнул в него кислотой (пламя вспыхнуло в океане в дюймах от него), развернулся в воздухе, а потом брошенным копьем понесся к югу. Когда он скрылся из вида, Джон учуял дым от лагерного костра и знакомый аромат сгоревших лепешек. Дрожа от потрясения, он встал на ноги, зажимая ладонью кровь, и похромал к лагерю. По крайней мере, подумал он, с дрожью снимая с себя куртку, камзол и рубашку, чтобы перевязать раны, которые дракон оставил на руке и боках, он не разрушил Молочай. Однако этот случай снова показал ему всю хрупкость его миссии. Когда он складывал лагерь - и съел последний черствый хлеб, что стянул со стола королей-гномов - то опять и опять изучал горизонт, зная, что он глупец, и задаваясь вопросом, перешел ли он уже ту грань глупости, когда она становится не смешной, а смертельной. Давным-давно, сынок, сказал он смиренно. Давным-давно. Он обернул мясо чаек в бурые водоросли с пляжа и бросил сожженные лепешки птицам-глупышам, которые клюнули их пару раз и с отвращением поковыляли прочь. Хотя солнце уже садилось в море, он снял Молочай с якоря и взобрался по лестнице, когда ветер подхватил серебристые воздушные баллоны, качающиеся над океаном. Как только машины были налажены, он снова вытащил карты и изучал море в телескоп, зарисовывая острова и архипелаги. Он пытался передать все очертания: куполообразные головы, заостренные обрывы, тут и там - мелководные пляжи или яркие блестки ручьев. Иногда он мог разглядеть скальные хребты, соединяющие один остров с другим: смертоносные рифы, убийцы кораблей. Среди скал и между островами играли и ныряли киты, их огромные сланцево-голубые сияющие спины ясно выгибались в воде. Иногда с ними, а намного чаще в одиночку, он видел другие фигуры, извивающиеся, похожие на змей, но до тех пор, пока одна из них не разбила поверхность длинной лебединой шеей и не стала купаться на некотором расстоянии от Молочая, до него не доходило, что это тоже драконы. Он бросил якорь на маленьком пике и потратил последние силы, направляя Молочай вниз между вершинами этой расселины. Потом он поел и заснул в скальной пещере мертвецким сном; проснувшись днем, он снес с судна телескоп и устроился с ним на обрыве. Вокруг опоясанного скалами острова не слишком далеко резвилась дюжина морских драконов. Они переливались темным пурпуром и зеленью. И только когда еще одни дракон, изукрашенный черным по алому, великолепный, как полуночная радуга, появился в море и нырнул с ними в воду, до Джона дошло, что это самки драконов. Он направился дальше, следуя к Шхерам на северо-запад. Путешествовал он пронизанными светом северными ночами, ища на рассвете и закате ускользающую комету, что описал Дотис. Днем он спал, а Молочай стягивал вниз, как можно ближе к скалам, чтобы их тени делали его менее заметным издалека. Однажды он подумал, глядя в подзорную трубу, что видит Сентуивира, и кажется, различил человека, сидящего у него на спине. Однажды, ставя лагерь на островке, настолько изолированном, что ближайшего соседа видно было, только когда Молочай поднимался высоко над утесами, он нашел следы: когти дракона и отпечатки обуви человека рядом с изжеванными и разодранными костями чайки и пары овец. Тут были осколки, похожие на две морские ракушки, сделанные из дутого стекла, но изящнее, чем любое стекло, которое он когда-либо видел, а рядом с остатками костра, тщательно укрытого ветками, отпечаток поменьше, башмак мальчика с узором подошвы, характерным для Пег, сапожницы Алин Холда. Наконец он добрался до конца Шхер и полетел на запад, над открытым морем. Целый день он вообще не видел никаких ориентиров, как было, когда он покидал полуостров, и напрасно окидывал горизонт взглядом. На второй день он увидел вдалеке пики, омываемые ветром, крохотные, окруженные со всех сторон утесами. Когда она подошел ближе, то заметил, что на одном из тех островков была вода, и именно там он бросил якорь Молочая и направил Молочай вниз, поближе к черно-голубым скалам. Он отдыхал, ел и искал, пока свет не стал слишком тусклым для безопасного передвижения - весь остров был из скал и лишь немногие были достаточно ровными, чтобы на них хотя бы сесть. Тут ничего не росло. Даже птицы не гнездились на высоких обрывах, хотя большой и маленький острова на юге были ими заселены. Только причитание ветра в скалах, бормотание воды и медленные удары волн нарушали тишину, однако ему казалось, что тут он не одинок. Временами это пугало, временами он чувствовал, что никогда в жизни не был в столь мирном месте. Утром он заметил, как над водой прошло что-то вроде тени, серый мерцающий призрак, что сделал круг там, где стоял на якоре Молочай. Когда он попытался рассмотреть его, там ничего не оказалось. Позже он играл на шарманке напев, которому научила его Дженни, мелодию драконьего имени, и завывающий голос инструмента отбрасывал ноты от скал и в небо. Его накрыла тень. Он поднял глаза и увидел в вышине Черного Моркелеба, похожего на кошмарного воздушного змея. Джон отложил шарманку и заслонил от света глаза. Черный дракон был не таким большим, как некоторые из тех, кого он видел: сорок футов от дымящихся ноздрей до кончика хвоста с железными колючками, и крылья примерно вдвое больше, распростертые в сияющем воздухе. Грива, рога, ленты, меховой хохолок, шипы и сверху и снизу - все, что у других дарконов изобиловало красками - было черным, словно за эти бесконечные годы цвет ему наскучил и он его отложил. Дженни сказала, что глаза у него были прозрачно-серебряными, бесцветными, как алмазы. Он старательно избегал смотреть в них или встретиться с ним взглядом. Он сказал: - Моркелеб, - и дракон вытянул когти и устроился, цепляясь за скалы Драконья Погибель. Голос, что раздался в самой середине его сознания, был таков, что им могли бы говорить вещие приметы во снах. Кто-то заплатил тебе книгами или обещаниями войск, чтобы ты искал меня здесь? Когда дракон согнул голову набок, весь его худощавый, гибкий остов сместился, удерживая равновесие на скалах. Полураспахнутые крылья сложились и подогнулись по бокам, длинный хвост обернулся вокруг вершины. Хотя в драконьих словах не было особой интонации - несколько более четкое произношение слов, чем у остальных драконов, с которыми столкнулся Джон - он ощутил, как за ними закипает ирония и гнев. Равнодушие и гордость драконов, которые защищала его так долго, здесь защитой не были. - Мне никто не платил. Я сам пришел. В поисках знания, чтобы ты мог лучше сражать драконов? - Просто в поисках знания, - ответил Джон. - Но я в общем-то, всегда так делаю - и существует знание и знание. Чего я ищу, так это помощи. - Он поднял руку, чтобы заслонить глаза, линзы его очков вспыхнули на солнце. - Где-то более тысячи лет назад, говорится в Наставлениях Джуронала - ну, во всяком случае, я думаю, что в Наставлениях, у меня была только последняя половина, - был, знаешь ли, волшебник по имени Изикрос, который спас жизнь дракону. Сейчас спасение драконьей жизни включает изучение его Истинного Имени - истинную его мелодию, не те напевы, что я научился играть - и с помощью этого Истинного Имени, истинной музыки Изикрос сделал этого дракона своим рабом. Я в курсе, Драконья Погибель, как порабощаются драконы своими именами. Ярость, казалось, сгустилась в воздухе, словно оседая на скалы вокруг. Джон облизнул губы. - Ну, и похоже, мастер Изикрос не оставил его в покое. Он, видно, из тех людей, которым ты одолжишь лошадь доехать до дома, а он ее забивает, продает мясо, продает шкуру, набивает волосом матрас, продает матрас, а через год посылает тебе кусочек серебра, чтобы заплатить за все - не слишком выгодно, конечно. Этот Изикрос вонзил то, что Джуронал называет стеклянной иглой, дракону в затылок, и это сделало дракона слугой Изикроса. И у Изикроса имелась пара приятелей - они были магами - и те напали, чтобы победить и поработить заодно и других драконов, в общем-то довольно многих. В конце концов у него оказалось десять-пятнадцать магов, каждый имел власть над драконом, и многие из них продолжили завоевание Королевства Эрнайн. Ты об этом что-нибудь знаешь? Я знаю, что Эрнайн был разрушен, давным-давно, но не знаю, как. Что заставляет тебя думать, Драконья Погибель, что меня там не было? - А. - Джон почесал подбородок, жесткую щетку ржаво-рыжей щетины. - Ну что ж, приятно знать, что я съездил не зря. Так это было? Шелковисто-нежные веки над кристаллическими глазами опустились, и хотя не было сказано ни слова, он ощутил в воздухе рябь и трепет согласия. - И я читал - в конце рассказа Джуронала - что в итоге их уничтожили, хотя не сказано, как. Джуронал писал пятьсот лет спустя после того, как эта заваруха закончилась, и может, к этой истории примешалась всякая разная ерунда. Но Джуронал-таки говорит, что все волшебники и драконы мертвы. - Его сердце колотилось, когда он поднял глаза на дракона в вышине, на скалах. - Эта часть верна? Эта часть верна, Драконья Погибель. Вокруг скал под расщелиной в утесе, где он спал, бурлили волны. Основание скалы, где постоянно действовали приливы и отливы, обросло бородой водорослей, в которых жили серебряные крабы. Повернув голову, дракон вглядывался вдаль, словно гадая по воздуху, как по магическому кристаллу. Не волшебное исцеление приковало Рамассеуса, Отронина, Халкарабидара, Идиронапирсита и других звездных птиц к магам, которые ездили на их спинах. Мысленно Джон услышал музыку драконьих имен, прекрасную и древнюю, как песни звезд, и знал, хотя Моркелеб ничего не говорил, что Рамассеус был был темно-пурпурным с зеленью, а Идиронапирсит изукрашен розовато-оранжевым, желтым и черным, как королевский аспид. У этого Изикроса было зеркало, чья поверхность пылала во тьме ужасающим светом. По ту сторону зеркала жили демоны, и Изикрос призвал их оттуда и вложил их силу в устройства из хрусталя и ртути, которые вонзил в черепа драконов. Эти демоны проникли в Изикроса и выжгли его душу, сердцевину и суть его натуры, и поселились там взамен. Используя его магию, как кукловод на рыночной площади использует кукол, они вырвали души других магов, которых касался Изикрос, и поэтому другие демоны проникли в их тела и в свою очередь поселились там. Таким образом маг и дракон слились под властью демонов. Такова история Изикроса. У Джона горло словно сжало, душа его, и он подумал, Ян, нет. Это неправда. Голос его прозвучал так, словно говорил кто-то другой. - Но ведь...это невозможно, правда? В смысле, маги могут справиться с демонами. Дженни может. Я сам видел. Есть демоны и демоны, Стихоплет, также как есть маги и маги. Я знаю только, что это было правдой, в то время и в том месте. - Но ведь их победили в конце концов, да? Некоторых из тех магов разрезали на куски живьем и сожгли, чтобы Исчадья Ада не могли использовать их мертвую плоть, как использовали живых. Маги города в пустыне Прокеп нашли магию, что срабатывала против демонов, ослабляя их там, где они пребывали. Когда демоны внутри обессилели, драконы тоже умерли. Зеркало было разрушено. Джон обнаружил, что сражается за глоток воздуха, словно его ударили в живот. - А там ничего не говорилось о них? Нет способа...поймать души тех, у кого их демоны вырвали? Или снова их найти, когда их вытолкнули в воздух? Как поймать обратно души тех, у кого их вырвала болезнь, Драконья Погибель? Или насилие, которое вы практикуете друг против друга ради забавы? Нет. Нет. Нет. Он зажал рот рукой, словно пытаясь удержать дыхание, или, может, просто скрыться из виду. Когда он убрал руку и заговорил снова, его голос был совершенно ровен. - Они забрали моего сына. - Он рассказал, что случилось в Кайр Дхью, и что, по его мнению, он видел; о следах на Мерзлом Водопаде и рассказе Роклис о волшебнике в банде разбойников. - Сентуивир был сильно ранен, и наверно, вернулся сюда, чтобы подлечиться. Я видел следы Яна на острове в трех днях полета к востоку отсюда, и следы этого волшебника с его проклятыми стеклянными иглами. Должен быть способ вернуть душу Яна. Мне нужна твоя помощь, Моркелеб. Очень нужна. И не только мне. И твоей колдунье? Воздух зазвенел от его иронии и гнева - прохладный звук, похожий на перешептывание стеклянных осколков на ветру. Джон ничего не сказал, но внутри него что-то словно истекало кровью. Уже чуждо драконам, сказал Энисмирдал о черном драконе, и глядя на это вырезанное из гагата великолепие, Джон вдруг вспомнил свою мать в изгнании - одиночество на этом пустынном острове и то, что он нес внутри. Весь этот непомерный гнев, расцвеченный, подумал Джон, годами безмолвия и морских ветров, слился в этом низком спокойном голосе, что заговорил в глубинах его разума. Я сказал ей, когда она отвернулась от меня, что за любовь к смертным есть цена. Вот она, эта цена. Останься она со мной - останься она джер-драконицей - Джон услышал и понял слово (самка, еще не имевшая птенцов) - тебе не нужно было бы искать меня. Будь ее сын драконом, этой проблемы бы не было. Драконий гнев был холоден, как крошащееся стекло. Джон снова почесал бороду и сказал: - Ну, рискуя очередным маканием в море, думаю, ты не прав насчет этого. Если Сентуивир случайно выбрал это время и это место, чтобы напасть, я сжую свои перчатки. Этот малый в очаровательном берете оказался ушлым парнем, он подождал, пока я сделаю за него всю работу. Мне кажется, пройдет немного времени, и у драконов будут те же проблемы, что уже есть у меня. Драконы заботятся каждый о себе. Моркелеб снова сдвинул крылья и на костях его таза, в эбонитовых зарослях шипов на суставах, позвоночнике и черепе засияли первые солнечные лучи. В дни, когда Изикрос создал свое войско, мы жили в Горах Теней, и в пещерах этих гор, которые называли Убийцы Людей; мы не живем там больше. Люди слабы, Драконья Погибель. Когда человек сталкивается с тем, кто сильнее его, он бежит по улице и кричит, и из дверей выйдут люди и нападут на силача ради слабейшего. Таков путь людей, которые всегда боятся. Джон не говорил ничего какое-то время, слушая голос прибоя на скалах внизу. Пытался придумать, что сказать, чтобы привлечь это чуждое создание; пытался, отчаянно понимая, что если он скажет что-то не так, Ян и в самом деле пропал. Но все, что он нашел сказать, так это: - Не позволяй своей ненависти ко мне украсть у нее сына, которого она любит. Темная голова резко обернулась; Джону пришлось быстро отвести глаза, чтобы избежать алмазного мерцания его взгляда. Ты забываешь, что говоришь не с человеком. Ненависть чужда драконам. Джон сказал: - Как и любовь. Да. Со щелчком, похожим на удар молнии, шелковистые крылья распахнулись, ловя океанский ветер. Дракон размотал хвост со скал. И она тоже. За миг до этого дракон взобрался на вершину, похожий на огромную сверкающую птицу. И сейчас его мускулы, чешуя и сухожилия словно стали всего лишь тенью и весили не более шарфа из тончайшего шелка. Его легко подхватил ветер, он поднялся над тенями пика и весь словно вспыхнул драгоценными камнями, когда направился к солнцу. Джон наблюдал за ним, а сердце кричало, Нет! Драконьи крылья согнулись; он спикировал почти к самым волнам, потом быстро и круто забрал вверх, словно сокол, взмывающий над добычей. Но не упал камнем, как сокол. Он спирально уходил все выше и выше на фоне ясного неба и полетел на запад, уменьшаясь и исчезая в воздухе. Глава 12 Мне придется рассказать Джен. Эта мысль была едва ли не больше, чем он мог вынести. А затем, Мне придется дотащить Молочай до земли. В какой-то пустоте оцепенения Джон снова наполнил все емкости для воды на своем суденышке из ручья, сложил одеяла и разбросал пепел от костра. Ян пропал. Демоны проникли в Изикроса и выжгли его душу...Используя его магию, как кукловод использует куклу. Джон коснулся уже перестающих болеть ребер. Что бы ни случилось - почему бы маг-демон ни забрал мальчика-колдуна - очевидно, они нигде еще не появились: демоны, маги, дракон. И в данный момент только он, Джон Аверсин, знал. Он проверил воздушные баллоны Молочая и обнаружил, что они еще держатся на плаву. Взбираясь по лестнице и на ивовый планшир, когда судно поднялось над тенями соседнего утеса, он ощутил странную печаль, покидая остров. В двигателе было немного энергии, и он какое-то время заводил его вручную, пока мощность не усилилась достаточно, чтобы развернуть нос корабля в сторону самого большого из трех Последних Островов. Его первым желанием было сразу же направиться на восток: Если бы Молочай упал на полпути между Шхерами и полуостровом Тралчет, то наверное, он смог бы пройти под парусом до этого жалкого скопления хижин и развалин в устье реки Элд, но пробовать ему совсем не хотелось. На самом большом острове он настрелял чаек, сварил их, собрал яйца, чтобы запечь, и снова направился в сторону заката. В мыслях и сердце была пустота. Интересно, может ли Дженни его видеть на этих островах - обиталищах драконов, и если может, то знает ли она, что он делает и что узнал. Ян пропал. Он закрыл глаза и увидел след башмака сына и следы этого человека в расшитом берете. Они были где-то на островах. Я мог их найти... Он отбросил эту мысль. Они объявятся, думал он. В Уинтерленде, на юге, в воздухе над Кайр Корфлин или Белом, плюясь кислотой и огнем...Они объявятся. Он молился, чтобы добраться и предупредить командира Роклис раньше, чем они это сделают. В свинцовом сумраке северной полуночи он видел мальчишечье лицо, окрашенное светом костра и дыма нижнего двора в Ходле: Я не неопытный. Видел красное личико малыша размером не больше его кулака, безобразное и нахмуренное под шелковистым пухом черных волос. Ох, сынок. Демоны. Его сердце переворачивалось в груди. Согласно Дотису в его Историях и случайным упоминаниям у Горгонимира, в прошлом наказание тех, кто связался с демонами, включало сдирание кожи, четвертование и сожжение заживо. Горгонимир составил скрупулезную иерархию Исчадий Ада, начиная с простых болотных тварей, шептунов, леших, огневиков, домовых и гномов до созданий тьмы, что проникают в человеческие души. Есть демоны и демоны, сказал Моркелеб. Когда Джон читал древних, у него сложилось впечатление, что большинство из них не знают, о чем говорят. Как вернуть обратно души тех, у кого их вырвала болезнь, Драконья Погибель? Он не может пропасть. Не может. Время от времени болотные твари овладевали ребенком и их изгоняли. Эта задача доводила Дженни до изнеможения и она всегда действовала с величайшей, тщательнейшей осмотрительностью, но все же это было в ее силах, и иногда, если это сделать достаточно быстро, душу ребенка можно было исцелить ( по крайней мере, часть ее). Конечно, даже самые мелкие огневики с болот могли быть смертельно опасны. Джон знал, что на Дальнем Западном Выезде, рядом с Призрачными Топями, когда кого-то хоронили, то труп привязывали к гробу до тех пор, пока его не сожгут, опасаясь, что там поселятся демоны. Волшебник-демон. Демоны, что сильнее заклинаний, которыми обычно защищают себя волшебники. Он закрыл глаза, пытаясь скрыться от картин, что теснились в его сознании и терзали его. Он слышал шептунов на болотах, подражавших голосам Дженни, Яна или одной из его теток. Они просили его сделать то-то и то-то или пытались завести в топи. Он думал, что для Исчадий Ада не составит труда поговорить с магом во сне. Соверши этот обряд, произнеси эти слова, смешай кровь и жидкость на раскаленном гром-камне - и ты получишь силу, которую ищешь... Дженни была не единственной, кого учили, что ключ к магии - это магия. Он знал, было время, когда она сделала бы все, что угодно, чтобы усовершенствоваться в своем искусстве. Только вот пар зашипит совсем не из-за магии. Этой ночью и на следующие сутки он снова летел на восток над пустыми морями, где возможно, идя под парусом и вручную заводя пружины двигателей. Он следил за компасом, наблюдал в подзорную трубу, сверялся с картами, которые сделал, и время от времени проверял вертлюги катапульт и смазывал ядом гарпуны. Дважды он видел дракониц, купавшихся и резвившихся с самцами на гребнях волн. Бытие каждого из нас, сказал Энисмирдал. Бытие. Целые галактики смысла и оттенков смысла включало это бытие: раскаленная совершенная белизна, подобная плотной сердцевине звезды, из которой кругами, как свет, расходится магия. Драконья магия - такую впитала от Моркелеба Дженни в те дни, когда была драконом, источник ее и корни - неистребимая воля. Вероятно, демоны могли забрать и это. По крайней мере, думал Джон, я знаю больше, чем знал. По крайней мере, я могу прийти к Джен - если выберусь живым - и сказать, Был, знаешь ли, такой волшебник, его звали Изикрос, он заключил сделку с демонами... Но сначала, подумал он, ему придется сообщить об этом Роклис. Сказать, что на свободе Исчадье Ада, которое носит тело волшебника и владеет силой волшебника. На свободе Исчадье Ада, обитающее в теле и вытягивающее силы из того, кто был его сыном. Он был Драконьей Погибелью. Он был единственным, кто понимает, как мало кто из людей, как сразить звездную птицу. Он был единственным, кого они позовут, когда это дьявольское трио - одержимый демоном маг, одержимый демоном раб и одержимый демоном дракон - вернется из укрытия на Шхерах Света. Нет, думал он, изгоняя из сознания понимание того, что, по всей вероятности, его призовут сделать. Нет. В раскаленном сиянии полудня Джон посадил Молочай на остров, похожий по очертаниям на башмачок придворной дамы, как раз вовремя, чтобы увидеть яркий отблеск голубизны и золота, быстро пронесшийся низко над морем, и взобравшись на вершину утеса с подзорной трубой, разглядел две фигуры, сидевшие на спине дракона. С колотящимся сердцем он следил за ними в трубу и увидел, как они устроились на другом островке примерно в двадцати милях к северу. Его руки дрожали, когда он вытряхнул дюжину обрывков пергамента из сумки: Согласно его более раннему осмотру это был С-образный остров с лагуной в центре, сверкавший водопадами, густо заросший лесом и населенный овцами. Построить плот, пересечь открытое море и победить всех троих одним взмахом могучего клинка? Я напишу об этом балладу. Подождать, пока они не уйдут, а потом как можно быстрее направиться на восток и оставить сына, или то, что осталось от его сына, в руках демона? Он закрыл глаза, а сердце так болело - он и не думал, что такое возможно. Ян, прости меня. Дженни, прости меня. Он уже знал, что сам никогда не сможет простить это себе. Он остался на пике, ожидая, наблюдая, задаваясь вопросом, что ж он будет делать, если они не улетят, если ему придется поднимать Молочай в воздух, когда они еще будут там, в умирающих ломких сумерках. Но утром он увидел вспышку светящейся голубизны в небе, и повернув подзорную трубу на восток, увидел, как Голубой Нимр сделал круг над волнами, где среди скал в лагунах ныряли и купались драконицы, которые выглядели на глубине в тысячу раз темнее, чем наполненные светом полуночные небеса. В изнеможении, ослепленный болью и страданием, он не смог удержаться и повернул трубу, чтобы посмотреть. Интересно, а самки присоединяются к ним в определенное время года, как делают кобылицы и коровы? Или они похожи на женщин, которые выбирают мужчину по другим причинам, более замысловатым и неопределенным? Почему он не видел ни одного детеныша, ни одного дракончика? Дотис - или это был Сирдасис? - где-то сказал, что молодые драконы ярко окрашены, но узор у них прост - полосы, ленты - как у черно-желтого Энисмирдала, и узоры становятся все запутаннее и красивее спустя столетия, когда дракон взрослеет. Моркелеб был черен. Что это значило? И что случается после черноты? Мой сын мертв, подумал он. У меня отличные шансы пойти ко дну посреди океана на полдороге домой, потом, если доберусь до земли, пройтись пешком от Элдсбауча до Кайр Корфлин, а ПОТОМ придется драться с магом-демоном и драконом, а я тут интересуюсь любовной жизнью драконом? Адрик прав. Папа был прав. Я смешон. Нимр снова сделал круг над морем, касаясь кончиками крыльев волн. Воздух как будто был оплетен гирляндами драконьей музыки, наполняющей мысли Джона, свиваясь с другими, еще более странными мелодиями. Серенады для дамы? Но пришла не самка дракона. Это был Сентуивир. Сентуивир обрушился на голубого дракона, как пикирующий сокол, стремительно падая с белого хрусталя полуденных небес, плотно прижав крылья к бело-золотым бокам, открыв клюв, вытянув когти, с пустыми жуткими глазами. Нимр изогнулся, кружа в воздухе, увернувшись явно в последний момент, когда голубой с золотом дракон оцарапал его; Нимр зашипел, хлеща в ответ когтями, зубами и хвостом. И поднялся вверх, нанося удар туда, где Сентуивира не было. Никогда не было. Свет и молнии пылали и били Джону в глаза - неуловимое движение и вихри воздуха. Иногда он видел двух драконов, иногда трех или четырех, замечал Сентуивира или просто обрывки движущейся, крутящейся голубизны и золота, словно северная заря сошла с ума. Они окружили Нимра, который без толку хлестал и кусался, в воздухе. Но из тех граней и взвихрений цвета и молний вырвался огонь, покрывая бока Нимра, когда тот крутился в воздухе, и из отметин когтей, что появились на животе и боках, хлынула кровь. Голубой дракон бежал. Сентуивир преследовал его повсюду, уже видимый, окутанный безумными преломлениями иллюзий. На миг, когда голубой с золотом дракон снова стал видимым, Джон заметил, что за его спину цеплялась не одна, а две фигуры, вклинившись среди шипов, подсунув ноги под ремень из вышитой кожи, что опоясывал дракона. Его сердце застряло в горле, когда он увидел темные волосы, выцветшие пледы. Два дракона изогнулись и сцепились, воздух между ними обжигал и мерцал светом, иллюзией, магией, также как огнем, кровью и брызгами волн. Они упали, сцепившись - шипы, огонь, молотящие хвосты - и опускались к морю. Они были близко к водоворотам двенадцати скал, если Ян выберется здесь, его невозможно будет спасти... Его и сейчас невозможно спасти, подумал Джон, все еще не в состоянии дышать. Нимр сделал последнюю попытку сбежать, рванувшись на юг. Сентуивир упал на него сверху и снизу, разрывая и раня, нарываясь на огромные шипы и лезвия позвоночника, суставов крыльев и оперения на шее другого дракона, и на этот раз Нимр тоненько сипло закричал - ничего похожего Джон прежде от драконов не слышал - и нырнул в море, таща за собой Сентуивира и двух наездников. Ян! Джон задыхаясь, оступился на нависшем краю утеса и опустился на колени среди морского овса и маков. Он весь дрожал, наблюдая за морем, где в зыби волн исчезли два дракона, волшебник и его раб. Слишком долго, думал он, борясь с тошнотой и задыхаясь. Слишком долго, чтобы выжить... В волнах вспыхнуло пламя. Поверхность пробила голова Сентуивира, затем спина. Телескоп показал Джону, что седоволосый маг еще цепляется за спину дракона, держа Яна за воротник куртки. Ян хватал ртом воздух от удушья, но не сопротивлялся. Лицо мужчины было жестоко, но странно беззаботно, словно он не испытывал страха перед смертью. Он уставился на огромную голубую фигуру Нимра, которого Сентуивир крепко держал когтями и зубами за крыло и шею. Двигаясь с помощью хвоста, Сентуивир направился к круглому острову. Один раз Джон подумал, что заметил, как Нимр борется и двигает другим крылом. Но он явно умирал, когда нападающий вытащил его на берег. Смотреть на это было тяжело. Джон в отчаянии огляделся, а потом побежал по вершине утеса к более высокой скале, которая опасно нависала над темно-голубыми волнами на высоте тридцати футов. В очках он ясно видел лицо драконьего волшебника: маленький холодный рот и маленькие холодные близко посаженные глазки. Чисто выбритый мужчина, утонченный и богатый - человек с холодными глазами купца. Он наполовину стащил Яна со спины Сентуивира и положил на песок невдалеке. Он его даже не укрыл, просто повернулся к двум драконам, вытащил из рюкзака серебряный подсвечник, свертки и пакеты с порошками, необходимыми для исцеляющих заклятий и начал чертить магические диаграммы на песке. Диаграмма охватила Сентуивира, который присел на задних лапах и сложил крылья. Голубая с золотом звездная птица казалось, была не ранена и сидела более спокойно, подумал Джон, чем сидел любой дракон, которого он видел ранее. Завершив диаграмму и выполнив все сиглы власти и исцеления, драконий волшебник - волшебник-демон - вытащил из рюкзака еще один осколок хрусталя и, как раньше, вонзил его в затылок Нимру. Когда Сентуивир повернул голову и ветер подхватил мех и перья его огромной многцветной гривы, Джон увидел отблеск хрусталя под рогатой бахромой на шее. Драконий волшебник взял что-то - немного драконьей крови, подумал Джон, хотя уверен не был - в чашу из золота и перламутра, и понес ее туда, где лежал Ян. Полоснув по запястью, он дал крови, что капала с него, смешаться с драконьей, и вытащил из чаши что-то вроде талисмана. Для Джона это выглядело так, словно он прижал его к губам Яна, а потом к собственным; затем расстегнул на груди одежду и сунул талисман, который сделал, внутрь. Вероятно, подумал Джон со странным равнодушием, в медальон на шее, для безопасности. Ян лежал на том же месте, пока волшебник перевязывал его запястье. Джон не видел, открыты у него были глаза или закрыты, но когда волшебник пошел прочь, мальчик чуть шевельнулся, так что Джон знал, что он жив. Волшебник вернулся к Нимру, на этот раз без опаски пересекая начерченные линии силы. Джон отнял телескоп от глаз. Он вспотел, словно был поражен какой-то мучительной хворью, и какое-то время его мысли были заняты только лицом сына и лицом драконьего волшебника - волшебника-демона - который работал над Нимром. Демон или нет, подумал Джон, но он ранен. Сентуивир ранен. Ян, или то, что было Яном, тоже лежит больной. Если я должен их убить, это мой шанс. Джон выгружал ящики, стойки и обшивку с Молочая всю белую ночь середины лета, превозмогая усталость, которая, казалось, угнездилась в его костях. Дважды он смотрел в подзорную трубу, но и голубой дракон, и голубой с золотом тихо лежали на песке. Ян остался на месте, укрытый одеялом. Оставайтесь там, отчаянно шептал Джон. Просто оставайтесь там и спите. Я скоро приду. Он не позволял себе думать о том, что случится тогда. Он собрал и пересчитал разнообразные куски своей второй машины на небольшой площадке на дне трещины, что рассекала остров. Ближе к полуночи сумрак сгустился, но по краю неба еще держался молочный свет, и никак не темнело настолько, чтобы нельзя было увидеть, что он делает. Где-то ближе к концу ночи он прилег на теплый песок и заснул. Его сны были тревожны, в них мелькали темные сутулые фигуры, сияли бледные зеленые глаза, повсюду пахло рыбой, паленой кровью и серой. Он думал, что видит каких-то тварей, вроде блестящих ящериц, которые выползали из прибоя и танцевали на узком пляже черепахообразного острова, думал, что видит драконьего волшебника, сидевшего в середине и позволявшего им пить из своей чаши из золота с перламутром. Сначала старый волшебник, подумал он, вставая после сна. Он установил пластины из тройного хрусталя, колеса, шестерни и кардан рулевого управления, что было самой сутью, сердцем драконоборческой машины. Может, этим все и кончится. В Яне сидел демон, и он знал, что этим не кончится, но пытался об этом не думать. Хотелось бы ему больше узнать от Моркелеба о хрустальных шипах в черепах драконов, о природе одержимости, которая охватывает драконов... Они собирались где-то напасть, и почти наверняка раньше, чем он сам сможет добраться до земли. Тело и кости, сказал его отец. Тело и кости. Он установил металлические пластины на деревянные балки и перенес все катапульты Молочая, кроме двух, в крепкий внутренний отсек Ежа. Когда он закончил, это и в самом деле было похоже на ежа, ощетинившегося колючками, как дракон. Если у него нет маневренности и скорости, что дала бы ему лошадь, ему нужны доспехи, сила и внезапность. Здравый смысл говорил, что ему нужно отдохнуть, настрелять дичи, поесть. Он чувствовал, что силы утекают по мере того, как садится луна и утро близится к полудню. За час до полудня он подтянул шестерни и пружины двигателя, сделанного гномами, и огромным штурвалом в кабине управления вытолкнул это на берег. Еж зашатался и затрясся, потом завертелся в маленьком круге, отказываясь двигаться быстрее, не обращая внимания, как Джон сгибал и толкал разновесы. Выругавшись, он перебросил рычаги тормозов, ослабил пружины и снова разобрал двигатель. Прибой бился о скалы. Кричали чайки. Смещались тени. Интересно, что происходит на черепахообразном острове - но от не рискнул прерваться и посмотреть. Вторая попытка удалась лучше. Машина ровно двигалась на колесах, неравномерно поскрипывая на мягком песке. Джон долгие годы овладевал сложной акробатикой езды на колесах и равновесием, необходимым в кабине. Он повернулся, выгнувшись, развернул на вертлюгах машины копья и катапульты, его полураздетое тело лоснилось от пота. Пожалуй, когда я дострою эту штуку до конца, то сделаю вентиляцию. Он хватал ртом воздух, когда снова затормозил, открыл люк и выбрался из кабины, высунув голову и плечи... И увидел, как на той стороне водного пространства поднимаются с острова к югу два дракона. Они вспыхнули голубизной и золотом, когда развернулись. Великолепные, как солнечный свет и цветы, они сделали круг, низко пройдясь над прибоем. Схватив телескоп, Джон следил за ними, и увидел мужчину в расшитом берете, который был привязан к голове, и мальчика с капюшоном, сдутым на спину и свободно развевающимися темными волосами. - Нет... - Джон задрожал на морском ветру, ударившему по мокрым плечам и лицу. - Не делай этого. Но они снова мчались на север и на запад, даже не остановившись на острове, где разбили лагерь. - Вернись! - закричал он, вырываясь из нутра драконоборческой машины и смотря, как огромные сияющие фигуры становятся размером с колибри. Он был один на этом острове, с крабами, птицами-глупышами и овцами. Уронив голову, он стукнул по металлическому боку Ежа и заплакал. Глава13 - Глупец! - Командир Роклис с такой силой хлопнула свитком по столу, что сургуч раскрошился.