. Но его слова? Завоевывает ли он доверие, чтобы обратить его на разрушение твердынь съетчей верных ей племен? - Дикие звери лежат на ваших землях, - голос Проповедника гулко гремел над площадью. - Скорбные твари наполняют ваши дома. Вы, бежавшие из своих домов, не умножите больше ваших дней на песке. Да, вы, забросившие свои пути, вы умрете в смраднейшем гнезде, если и дальше будете идти по этой дороге. Но если вы внемлете моему предупреждению, то Господь проведет вас через страну западней в Горы Господни. Да, Шаи Хулуд вас поведет. Над толпой поднялись тихие стоны. Проповедник сделал паузу, поводя безглазыми глазницами в направлении звуков. Затем он воздел руки, широко их распахнул и воззвал: - О Господь, моя плоть томится по пути Твоему в сухой и полной жажды стране! Старуха перед Проповедником - явная беженка, судя по ее заношенным и заплатанным одеяниям - воздела руки и взмолилась: - Помоги нам, Муад Диб! Помоги нам! У Алии внезапным испугом стиснуло груди, она спросила себя, действительно ли эта старуха знает правду. Она взглянула на мать, но Джессика пребывала недвижимой, деля свое внимание между стражами Алии, Фарадином и видом в окне. Фарадин, слушавший с зачарованным вниманием, словно к месту прирос. Алия взглянула из окна, стараясь разглядеть храмовых жрецов. Их не было видно, и она предположила, что они пробираются прямо под ней мимо ворот храма, чтобы по прямой спуститься к Проповеднику сзади. Проповедник указал правой рукой поверх головы старухи и вскричал: - Только вы и есть - себе в помощь! Вы были мятежными, вы приносили сухой ветер, который не чистил и не освежал. Вы не сете ношу вашей пустыни, и вихрь выходит оттуда, из той жестокой страны. Я был в том запустении. Вода бежит в песок из разбитых каналов. Потоки бороздят землю. Вода падает с неба в Поясе Дюны! О, друзья мои, Господь мне повелел. Прямо в пустыне проложите прямую и широкую дорогу к вашему Господу, поскольку я - его голос, доходящий до вас из пустыни, - он напряженным и негнущимся пальцем указал на ступени у себя под ногами. - Это не потерянная джедида, которой вовеки более не быть заселенной! Здесь ели мы наш хлеб райский. И здесь шум чужестранцев выгнал нас из домов! Взращивают они для нас запустение, страну, в которой ни единому человеку не обитать, и ни единому человеку не пройти по которой! Толпа недовольно всколыхнулась, беженцы и городские Свободные озирались, выглядывая стоящих среди них пилигримов хаджжа. "Он может спровоцировать кровавые бесчинства! - подумала Алия. - Ладно, ну и пусть. Тогда мои жрецы схватят его среди смятения". И затем она увидела пятерых жрецов, тугой узел желтого цвета, прокладывающий себе дорогу по ступеням вниз, к Проповеднику. - Воды, что разливаем мы над пустыней, стали кровью, - Проповедник широко взмахнул руками. - Кровь на крови! Воззрите на нашу пустыню, что могла бы радоваться и цвести - она соблазняет чужестранца, искушая его пребывать среди нас. Они приходят ради насилия! Лица их закрыты, как последний ветер Кразилека. Они берут землю в полон. Они высасывают изобилие, то скрытое сокровище, что в глубинах песка. Воззрите, как продвигаются они все далее в своем дьявольском труде. Писано вам: "И стоял я на песке, и видел зверя, восставшего из того песка, и на главе того зверя было имя Господне!" В толпе раздался гневный ропот, взметнулись и затряслись кулаки. - Что он делает? - прошептал Фарадин. - Хотелось бы мне знать, - ответила Алия. Она поднесла руку к груди, в боязливом возбуждении этого мига. Толпа кинется на пилигримов, если он и дальше будет продолжать в том же духе! Но Проповедник полуобернулся, устремил свои мертвые глазницы на храм, и поднял руку, указывая на высокие вила Алии. - Одно богохульство остается! - провопил он. - Богохульство! И имя этому богохульству - Алия! На площади воцарилась потрясенная тишина. Алия стояла, оцепенев от ужаса. Она знала, по толпа не может ее видеть, но ее одолело чувство уязвимости, выставленности напоказ. Эхо успокоительных слов внутри ее черепа боролось с тяжелой колотьбой ее сердца. Она могла лишь окаменело взирать на живую картину внизу. Проповедник продолжал указывать рукой на ее окна. Но для жрецов его слова оказались последней каплей. Нарушив молчание гневными криками, они бросились в атаку вниз по ступеням, распихивая в стороны людей. На их передвижение толпа отреагировала волной, накатившись на ступени, сметая первые ряды зрителей, унося перед собой Проповедника. Тот слепо спотыкался, отделенный от своего юного поводыря. Затем над людской давкой взметнулась облаченная в желтое рука - вместе с ней взлетел криснож. Алия увидела, как нож пал вниз, по рукоять входя в сердце Проповедника. Из шока Алию вывел громоподобный грохот захлопывающихся гигантских ворот храма. Стража явно сделала это, заграждаясь от толпы. Но люди уже отхлынули, образуя пустое пространство вокруг валявшейся на ступенях фигурки. Сверхъестественное затишье охватило площадь. Алии видно было много тел, но только одно из них валялось само по себе. Над толпой раздался хриплый крик: - Муад Диб! Они убили Муад Диба! - Великие боги, - дрожащим голосом проговорила Алия. - Великие боги! - Чуть поздновато для этого, ты не думаешь? - спросила Джессика. Алия повернулась всем телом, заметила при этом, какая ошарашенность появилась на лице Фарадина при виде ее ярости: - Это Пол - тот, кого они убили! - взвизгнула Алия. - Это был твой сын! Когда это подтвердится - ты знаешь, что будет? Джессика застыла на бесконечно долгий для нее миг, ей казалось, она сейчас услышала нечто, уже ей известное. Из этого застывшего мгновения ее вывел Фарадин, положив руку ей на руку. - Миледи, - сказал он, и в его голосе было столько сочувствия, что, подумалось Джессике, она могла бы прямо сейчас от него умереть. Она перевела взгляде полыхающего холодной яростью лица Алии на несчастное и сочувствующее лицо Фарадина и подумала: "Я слишком хорошо сделала мою работу". Нельзя было сомневаться в словах Алии. Джессика припомнила каждую интонацию голоса Проповедника, расслышав в нем свои собственные уловки, долгие годы наставлений, которые провела она с юношей, которому предназначалось стать Императором, и который комком кровавых тряпок валялся сейчас на ступенях Храма. "Меня ослепила гхафла", - подумала Джессика. Алия сделала знак одной из прислужниц, окликнула: - Теперь введите Ганиму. Джессика заставила себя задуматься над этими словами: "Ганима? Почему Ганима - теперь?" Прислужница повернулась к внешней двери, двинулась к ней, чтобы отворить, но, не успел никто и слова произнести, как дверь просела вперед. Лопнули дверные петли. Засов щелкнул, и дверь - толстая пластальная конструкция, которая по мысли должна была выдерживать кошмарные напряжения - рухнула в комнату. Стража кинулась из-под нее врассыпную, хватаясь за оружие. Но в дверном проеме оказалось лишь двое детей: слева - Ганима, в черных одеждах обручения, и справа - Лито, из-под его белых, запятнанных пустыней, одежд, виднелся серый лоснящийся стилсьют. Алия перевела взгляд с упавшей двери на детей, ее охватила неподконтрольная дрожь. - Семья здесь, чтобы нас приветствовать, - сказал Лито. - Бабушка, - он кивнул Джессике, перевел взгляд на Принца Коррино. - А это, должно быть, Принц Фарадин. Добро пожаловать на Арракис, Принц. В глазах Ганимы было пустое выражение. Она держала правую руку на рукояти церемониального крисножа на поясе, и, вроде бы, пыталась вырваться от Лито, жесткой хваткой державшего ее руку. Лито встряхнул ее руку, и все ее тело затряслось вместе с ней. - Воззри на меня, семья, - сказал Лито. - Я - Ари, Лев Атридесов. А это... - он опять встряхнул руку Ганимы с такой могучей легкостью, что все ее тело дернулось. - Это Ариэ, Львица Атридесов. Мы пришли направить вас на Сехер Нбиу, Золотую Тропу. Ганима впитала ключевые слова - "Сехер Нбиу" - и почувствовала, как отворилась запертая перегородка в ее сознании, как что-то потоком потекло в ее мозг. Оно втекало с линейной четкостью, и над ним парило внутреннее присутствие ее матери, стоявшей на страже у ворот. И Ганима поняла, что в этот момент она покорила свое крикливо-навязчивое прошлое. Они обрели ворота, через которые, если надо будет, сможет созерцать прошлое. Месяцы самогипнотического подавления соорудили внутри нее безопасное место, из которого она способна править своей собственной плотью. Она начала поворачиваться к Лито, чувствуя необходимость объяснить ему это - когда внезапно до нее дошло, где и с кем она стоит. Лито отпустил ее руку. - Твой план сработал? - прошептала Ганима. - Вполне неплохо, - ответил Лито. Алия, оправясь от шока, крикнула кучке стражей слева: - Схватить их! Но Лито наклонился, одной рукой поднял упавшую дверь и через помещение запустил ею в стражников. Двух из них она пригвоздила к стене. Остальные в ужасе повалились на спины. Дверь, весящую половину метрической тонны, швырнул этот ребенок! Алия, разглядевшая, что в коридоре за дверью валяются поверженные стражники, сообразила, что это никто иной, как Лито, сотворил весь этот разгром. Джессика тоже увидела тела, увидела грандиозную силу Лито - и пришла к сходным заключениям, но слова Ганимы были ухвачены самой сердцевиной ее тренированного Бене Джессерит и обученного науке хладнокровного мышления. - Какой план? - спросила Джессика. - Золотая Тропа, наш Имперский план, для Империи, - сказал Лито. Он кивнул Фарадину. - Не держи на меня зла, кузен. Я действую не меньше и ради тебя. Алия надеялась, что Ганима зарежет тебя. Мне предпочтительней, чтобы ты прожил жизнь в относительном счастье. Алия завизжала охране, оробело теснившейся в проходе. - Я велю вам их схватить! Но стража отказалась войти в помещение. - Подожди меня здесь, сестра, - сказы Лито. - У меня есть неприятная задача, - и он направился к Алии. Та подалась от него в угол, сжалась там и вытащила свой нож. В свете из окна полыхнули зеленые драгоценные камни на рукояти. Лито просто продолжал на нее наступать, с руками безоружными, но широко расставленными и наготове. Алия сделала выпад. Лито подпрыгнул почти до потолка, ударил ее левой ногой. Он нанес зрячий удар ей в голову, оставив ей кровавую отметину на лбу - и Алия распростерлась на полу. Нож выпал у нее из рук и по полу скользнул прочь от нее. Алия потянулась за ножом, но обнаружила, что перед ней стоит Лито. Алия заколебалась, вспомнила все, чему утаил ее Бене Джессерит. Встала с пола, тело расслаблено в боевой позиции. И опять Лито двинулся на нее. Алия правым плечом обозначила ложный выпад влево, в то время, как ее правая нога выстрелила, нанося точечный удар, который при попадании мог бы распороть человеку живот. Лито принял удар на руку, схватил ногу Алии, за ногу оторвал ее от земли и закружил у себя над головой. От скорости ее вращения раздался полоскающийся и шипящий звук бьющихся о ее тело одежд. Остальные отпрянули, присев. Алия визжала и визжала, но все вращалась, вращалась и вращалась. Вскоре она примолкла. Лито медленно снизил скорость вращения и мягко опустил ее на пол. Она повалилась там запыхавшимся комком. Лито наклонился над ней: - Я мог бы швырнуть тебя в стену, - сказал он. - Может, так было бы лучше всего, но мы сейчас в главной точке нашей борьбы. Ты заслуживаешь свой шанс. Глаза Алии бешено стрельнули из стороны в сторону. - Я победил свои внутренние жизни, - сказал Лито. - И Гани тоже. Она может... - Алия, я могу показать тебе... - вмешалась Ганима. - Нет! - это слово словно с натугой вывернулось из Алии. Грудь ее вздымалась, из уст ее хлынули голоса - несвязанные, клянущие, умоляющие. - Вот видишь! Почему ты не слушала? - а затем: Зачем ты это делаешь? Что происходит? - И другой голос: Останови их! Заставь их прекратить! Джессика закрыла руками глаза, почувствовала, как ее ободряюще поддерживает рука Фарадина. А Алия неистовствовала: - Я тебя убью! - ее рот изрыгнул отвратительные ругательства. - Я выпью твою кровь! - из нее полились голоса на многих языках, все спутанные и перемешанные. Теснящиеся в проходе стражники сделали знак червя, затем стиснутыми кулаками заткнули уши. Она одержима! Лито встал, покачивая головой. Он подошел к окну и тремя быстрыми ударами разнес якобы несокрушимое, укрепленное хрусталем, оконное стекло, выбив его из рамы. По лицу Алии скользнуло хитрое выражение. Джессика услышала, как из перекореженного рта вырвалось нечто похожее на собственный голос - пародия на самоконтроль Бене Джессерит: - Вы, все! Стойте, где стоите! Джессика, опустив руки, обнаружила, что они влажны от слез. Алия перевернулась и встала на колени, потом поднялась на ноги. - Разве вы не знаете, кто я? - вопросила она. Это был ее прежний голос, сладостный и звенящий голос той юной Алии, которой больше не было. - Почему вы все так на меня смотрите? - она повернулась к Джессике, умоляюще на нее глядя. - Мама, заставь их прекратить. Джессика смогла только покачать головой, охваченная предельным ужасом. Все старые предостережения Бене Джессерит были истиной. Она поглядела на Лито и Ганиму, рядышком стоящих возле Алии. А что значат эти предупреждения для бедных близнецов? - Бабушка, - сказал Лито, и голос его был умоляющ. - Должны ли мы проводить Трибунал Одержимости? - Кто вы такие, чтобы говорить о трибунале? - осведомилась Алия, и голос ее был голосом желчного мужчины, мужчины автократичного и чувственного, слишком далеко зашедшего в самоублажение. И Лито, и Ганима узнали этот голос. Старый Барон Харконнен. Ганима услышала, как тот же самый голос эхом откликается у нее в голове, но внутренние ворота заперты, и ее мать неусыпно бдит возле них. Джессика промолчала. - Тогда, решение за мной, - сказал Лито. - А выбор твой, Алия. Либо Трибунал Одержимости, либо... - он кивнул на открытое окно. - Кто ты такой, чтобы предлагать мне выбор? - вопросила Алия, и опять-таки это был голос Старого Барона. - Демон! - вскрикнула Ганима. - Дай ей выбрать самой! - Мама, - в интонациях маленькой девочки взмолилась Алия. - Мама, что они делают? Что ты от меня хочешь? Помоги мне. - Сама себе помоги, - приказал Лито и, на кратчайший миг, увидел в глазах Алии присутствие своей уничтоженной тети, ее собственное "я", без всякой надежды бросившее на него жаркий взгляд и исчезнувшее. Но тело ее задвигалось - деревянными, отталкивающими шажками. Она вихляла, спотыкалась, сбивалась с пути и возвращалась на него - все ближе и ближе к открытому окну. Теперь с ее уст звучал неистовствующий голос старого Барона: - Остановись! Остановись, я говорю! Я велю тебе! Остановись! На, получай! - Алия стиснула руками голову, еще ближе подковыляла к окну. Она уже касалась ляжками подоконника, а голос все бушевал. - Не делай этого! Остановись и я помогу тебе! У меня есть план! Послушай меня! Остановись, я сказал! Подохни! - но Алия оторвала руки от головы, вцепилась в разбитую оконную раму. Одним дерганым движением она перевалилась через подоконник и исчезла. Падая, она даже крика не испустила. Находившиеся в палате услышали крик толпы, тяжелый сырой шлепок - Алия рухнула на ступени далеко внизу. Лито поглядел на Джессику: - Мы говорили тебе, чтоб ты ее жалела. Джессика отвернулась и спрятала лицо в тунике Фарадина. 63 Убеждение, будто можно всю систему заставить работать лучше через нападение на ее мыслящие элементы выдает опасное невежество. Оно часто является невежественным подходом тех, кто называет себя учеными или технологами. Харк ал-Ада. Бутлерианский Джихад. - Он бегает по ночам, кузен, - сказала Ганима. - Он бегает. Ты видел, как он бегает? - Нет, - ответил Фарадин. Он ждал вместе с Ганимой в приемной малого зала аудиенции Твердыни, куда Лито пригласил их. Тайканик стоял с другой стороны, вместе с леди Джессикой, чувствуя себя непотно рядом с ней, а у леди Джессики вид был отстраненный, словно мыслью она обитала где-то не здесь. И часа еще не прошло после утренней трапезы, но многое уже было сделано - извещение Союзу, послания КХОАМ и Ландсрааду. Фарадин находил затруднительным понимать этих Атридесов. Хоть леди Джессика и предупреждала его, но реальность все равно оставляла его озадаченным. Они продолжали говорить о помолвке, хотя, вроде бы, почти все политические причины для нее развеялись. Лито воссядет на трон - в этом, похоже, сомневаться не приходится. Его странную ЖИВУЮ КОЖУ следует, конечно, удалить... но, со временем... - Он бегает, чтобы утомить себя, - сказала Ганима. - Он - воплощенный Кразилек Ни один ветер не обгонит его бега. Он - пятнышко на дюнах, я видела его. Он бежит и бежит. А когда он, наконец, изматывается, он возвращается и кладет голову мне на колени. "Попроси нашу мать внутри тебя найти для меня способ умереть", - молит он. Фарадин воззрился на нее. Всю неделю после бесчинств на площади Твердыня жила странным ритмом, таинственными приходами и уходами. Истории о яростном сражении за Защитной стеной дошли до него через Тайканика, к которому обратились за военным советом. - Не понимаю тебя, - сказал Фарадин. - Найти для себя способ умереть? - Он просил меня подготовить тебя, - сказала Ганима. Не впервые поразила ее занятная невинность этого Принца Коррино. Работа леди Джессики - или врожденное? - К чему? - Он больше не человек, - сказала Ганима. - Вчера ты спросил, когда он собирается снять свою ЖИВУЮ КОЖУ? Никогда. Она - часть его, а он - ее часть. По приблизительным подсчетам Лито, он, вероятно, проживет около четырех тысяч лет, прежде чем его уничтожит метаморфоза. Фарадин попытался сглотнуть сухим горлом. - Теперь понимаешь, почему он бегает? - спросила Ганима. - Но если он собираются прожить так долго, и быть таким... - Потому что слишком богата его память о человеческом бытии. Подумай обо всех его жизнях, кузен. Нет. Ты не можешь представить, что же это такое, поскольку ты этого не испытал. Но я знаю. Я могу представить его боль. Наш отец удалился в пустыню, пытаясь убежать от этого. Алия в страхе перед этим стала Богомерзостью. В нашей бабушке - лишь расплывчатые зачатки этого состояния, и все же ей приходится прибегать ко всем уловкам Бене Джессерит, чтобы жить с этим - с тем, с чем все равно приходится иметь дело, если ты - Преподобная Мать. Но Лито! Он совсем одинок, и никогда не будет воспроизведен. Фарадин был напрочь оглушен ее словами. Император на четыре тысячи лет? - Джессика знает. - Ганима поглядела на бабушку. - Он рассказал ей вчера вечером. Он называет себя первым воистину долгосрочным планировщиком в человеческой истории. - Что... что он планирует? - Золотую Тропу. Он объяснит тебе позже. - И в этом... плане у него есть роль для меня? - Да, моего спутника. Он возьмет на себя программу развития Бене Джессерит. Уверена, бабушка рассказывала тебе о мечте Бене Джессерит создать мужчину - Квизац Хадерах с необычайными силами. Он... - То есть, мы попросту будем... - Не ПОПРОСТУ, - ее теплая рука стиснула его руку. - У него будет много ответственных поручений для нас обоих. То есть, когда мы не будем производить детей. - Ну, для этого ты пока что маловата, - сказал Фарадин, сжимая ее руку. - Никогда не повторяй этой ошибки, - сказала она. И льдинка была в ее голосе. Джессика подошла к ним вместе с Тайкаником. - Тайк рассказывает мне, боевые действия распространились на всю планету, - сказала Джессика. - Центральный Храм на Биареке взят в осаду. Фарадину показалось странным спокойствие, с которым она это произнесла. Ночью он проглядывал доклады вместе с Тайкаником. Пожар мятежа ширится по всей Империи. Он, конечно, будет погашен, но Лито придется восстанавливать Империю из печального состояния. - Вот и Стилгар, - сказала Ганима. - Его поджидали, - и снова она взяла Фарадина под руку. Старый наиб Свободных вошел в двери в сопровождении двух своих соратников из Команды Смерти по прежним дням в пустыне. Все они были одеты в официальные черные робы с белыми разводами, на головах их были желтые траурные повязки. Они подошли твердым широким шагом. Стилгар задержал взгляд на Джессике. Он остановился перед ней, настороженно кивнул. - Ты все еще терзаешься из-за смерти Данкана Айдахо, - сказала Джессика. Ей не понравилась эта настороженность в старом друге. - Преподобная Мать, - сказал он. "Вот, значит, что, - подумала Джессика. - Все официально и в соответствии с кодексом Свободных, есть кровь, которую нельзя стереть". И она сказала: - С нашей точки зрения, ты лишь сыграл ту роль, на которую назначил тебя Айдахо. Не впервые человек отдает свою жизнь за Атридесов. Почему они это делают, Стил? Потому ли, что знают, как велико бывает вознаграждение Атридесов? - Я счастлив, что ты не ищешь предлога для мести, - сказал он. Но есть дела, которые я должен обсудить с твоим сыном. Эти дела могут разлучить нас навсегда? - Ты имеешь в виду, Табр не принесет вассальной присяги? - спросила Ганима. - Я имею в виду, что погожу с суждением, - он холодно поглядел на Ганиму. - Мне не нравится то, чем стали мои Свободные, - проворчал он. - Мы вернемся на прежние пути. Без вас, если будет необходимо. - На время - возможно, - ответила Ганима. - Но пустыня умирает, Стил. Куда ты денешься, когда не будет больше червей, не будет больше пустыни? - Я не верю этому! - Через одну сотню лет, - сказала Ганима, - здесь будет менее пятидесяти червей, да и те будут больными, содержащимися в тщательно оберегаемом заповеднике. Их спайс будет только для Космического Союза, а его цена... - она покачала головой. - Я видела подсчеты Лито. Он побывал на всей планете. Он знает. - Еще один ваш трюк, чтобы оставить Свободных своими вассалами? - Когда ты был нашим вассалом? - спросила Ганима. Стилгар поугрюмел. Что он ни сделай или ни скажи - эти близнецы всегда представят это его грехом. - Вчера вечером он рассказывал мне о Золотой Тропе, - бухнул Стилгар. - Мне это не нравится! - Странно, - сказала Ганима, взглянув на бабушку. - Большинство Империи будет ее приветствовать. - Разрушение нас всех, - пробормотал Стилгар. - Но всякий жаждет Золотого Века, - сказала Ганима. - Разве не так, бабушка? - Всякий, - согласилась Джессика. - Они жаждут Империи Фараонов, которую даст им Лито, - сказала Ганима. - Жаждут богатого мира, изобильных урожаев, процветания торговли и ремесел, равенства всех, кроме Золотого Правителя. - Это будет смертью для Свободных! - возразил Стилгар. - Как ты можешь так говорить? Разве нам не нужны будут солдаты и храбрецы, чтобы справляться со случающимися возмущениями? Нет, Стил, ты и бравые соратники Тайка будут по шею загружены работой. Стилгар взглянул на сардукарского офицера - и между ними промелькнул странный свет взаимопонимания. - И Лито будет контролировать спайс, - напомнила Джессика. - Он будет под его абсолютным контролем, - добавила Ганима. Фарадин, слушавший тем новым сознанием, которому Джессика его научила, уловил в репликах Ганимы и ее бабки игру по заранее согласованному между собой сценарию. - Мир будет сохраняться, пока за него борешься, - сказала Ганима. - Память о войне что угодно, но не исчезнет. Лито будет вести человечество этим садом по меньшей мере четыре тысячи лег. Тайканик вопросительно взглянул на Фарадина, кашлянул. - Да, Тайк? - Я бы хотел поговорить с вами лично, Мой Принц. Фарадин улыбнулся, зная вопрос, возникший в военном уме Тайканика, и зная, что еще по меньшей мере двое из присутствующих поняли этот вопрос. - Я не продам сардукаров, - сказал он. - Нет надобности, - сказала Ганима. - Ты слушаешься этого ребенка? - вопросил Тайканик Он был в ярости. Вот этот старый наиб понимают проблемы, возникающие из всех этих замыслов, но никто дольше ни дьявола не смыслит в ситуации! Ганима мрачно улыбнулась: - Объясни ему, Фарадин. - Фарадин вздохнул. Легко забыть о странности этого ребенка, который вовсе не ребенок Ему легко вообразилась вся жизнь в браке с ней, скрытые уловки за всем интимным. Не слишком приятная перспектива, но он начинал постигать ее неизбежность. Полный контроль над скудеющими поставками спайса! Ничто в мире не сдвинется без спайса. - Позже, Тайк, - сказал Фарадин. - Но... - ПОЗЖЕ, Я СКАЗАЛ! - Фарадин впервые опробовал на Тайканике Голос, увидел, как тот моргнул от изумления и примолк. Тугая улыбка тронула губы Джессики. - Он на одном дыхании говорит о мире и о смерти, - сказал Стилгар. - Золотой Век! Ганима сказала: - Он поведет людей через культ смерти на вольный воздух изобилия жизни! Он говорит о смерти, потому что это необходимо, Стил. Это - напряжение, через которые живущие понимают, что живы. Когда Империя падет... О, да, она падет. Ты думаешь, будто Кразилек - сейчас, но Кразилек еще только наступит. А когда он наступит, люди обретут обновленную память о том, что такое быть живым. Память будет упорно сохраняться до тех пор, пока жив хоть один человек. Мы еще раз пройдем через суровое испытание, Стил. И мы выйдем на него. Мы всегда воскресаем из собственного пепла. Всегда. Фарадин понял, слушая ее слова, что она имела в виду, рассказывая ему о бегающем Лито. Он - ЧЕЛОВЕКОМ НЕ БУДЕТ. Стилгар все еще не был убежден. - Никаких больше червей, - проворчал он. - О, черви вернутся, - заверила его Ганима. - Через две сотни лет все они будут мертвы - но они вернутся. - Как... - Стилгар осекся. Фарадина поплыл по волне откровения. Он понял, что скажет Ганима еще до того, как она заговорила. - Союз с трудом переживет скудные годы, и только лишь благодаря собственным и нашим запасам, - сказала Ганима. - Но и после Кразилека будет изобилие. Черви вернутся после того, как мои брат уйдет в песок. 64 Как это бывает с очень многими религиями, Золотой Эликсир Жизни Муад Диба скатился до поверхностного волховства. Его таинственные знаки стали всего лишь символами для замещения более глубоких психологических процессов, и эти процессы, конечно, пошли наперекосяк. В чем была нужда, так это в живущем Боге, а ни одного не имелось - эту ситуацию и исправил сын Муад Диба. Речение, приписываемое Лу-Тунг-пину (Лу, Гость Пещеры). Лито сидел на Львином троне, принимая присягу племен. Ганима стояла рядом с ним, одной ступенькой ниже. Церемония в Великой Зале длилась целые часы. Племя за племенем Свободных представало перед ним, через своих делегатов и наибов. Каждая делегация подносила дары, подобающие Богу устрашающей силы, Богу мести, сулившему им мир. Он через испуг привел их к покорности, устроив спектакль перед общей арифой всех племен. Судьи увидели, как он заходил в огненную яму и, выйдя из нее невредимым, попросил их внимательно осмотреть его кожу - что на ней нет никаких отметин. Он приказал бить себя ножами - и его непреодолимая кожа запечатывала при этом его лицо так, что ножу не было куда проникнуть. При малейшем дымке из него начинали сочиться кислоты. Он съел их яды - и посмеялся над ними. Под конец он вызвал червя и постоял в его пасти лицом к ним. Затем он повел их на летное поле Арракина и там нагло опрокинул фрегат Союза, подняв его за один из посадочных стабилизаторов. Арифа отчиталась обо всем этом с благоговейным страхом, и теперь прибыли делегации племен, чтобы официально закрепить свою покорность. Сводчатое пространство Великой Залы, с акустическими свойствами его увлажнительных систем, почти поглощало резкие шумы, но непрестанный шорох движущихся ног, плывущий на волнах пыли и запахов кремниевой гальки, принесенных снаружи, неотступно проникал в слух. Джессика, отказавшаяся присутствовать, наблюдала из потайного глазка за троном. Взгляд ее был прикован к Фарадину - с осознанием, что и ее, и Фарадина переиграли. Конечно же, Лито и Ганима предвидели действия Сестер! Внутри себя близнецы могли посоветоваться со множеством более великих бене джессериток, чем все живущие ныне в Империи. Особенно ей было горько из-за того, как именно мифология Сестер поймала в западню Алию. "Страх возводит страх!" Поколениями складывавшиеся особенности взгляда отпечатали на ней судьбу Богомерзости. Алия не ведала надежды. Конечно, она поддалась. На фоне ее судьбы еще трудней было видеть, чего достигли Лито и Ганима - даже не одного выхода из западни, а двух. И самым горчайшим были победа Ганимы над своими внутренними жизнями и ее настояния, что Алия заслуживает только жалости. Гипнотическое подавление под стрессом, сцепленное с опекунством благого предка, спасли Ганиму. Они могли бы спасти и Алию. Но, не имея надежды, она ничего не предприняла, пока уже не стало слишком поздно. Вода Алии ушла в песок. Джессика вздохнула, перевела взгляд на Лито на троне. Огромный глобусообразный кувшин с водой Муад Диба занимал почетное место по его правую руку. Он похвалился Джессике, что его отец-память посмеялся над этим жестом, хоть и восхищаясь им в то же время. Кувшин и похвальба укрепили решимость Джессики не принимать участия в ритуале. Сколько ни проживи, знала она, она никогда не сможет принять Пола, говорящего из уст Лито. Она радовалась, что устоял Дом Атридесов, но невыносимы были мысли о том-что-могло-бы-быть. Фарадин сидел, скрестив ноги, рядом с сосудом с водой Муад Диба. Это было место Царственного Писца, почести новопожалованной и новопринятой. Фарадин чувствовал, что отменно приспосабливается к новым реальностям, хотя Тайканик до сих пор был в ярости и сулил зловещие последствия. Он вошел со Стилгаром в союз на основе недоверия к происходящему - и их смычка, похоже, забавляла Лито. За часы церемонии принесения присяги, Фарадин переходил от благоговения к скуке, а от нее опять к благоговению. Нескончаемым потоком текли эти люди, эти бесподобные бойцы. Их обновленная верность Атридесу на троне уже не ставилась под вопрос. Они стояли перед ним в покорном ужасе, напрочь запуганные тем, о чем доложила Арифа. Наконец все почти кончилось. Перед Лито стоял последний наиб - Стилгар, шедший "Последним и Почетным". Вместо тяжелых корзин со спайсом, полыхающих драгоценных камней и любых других дорогостоящих даров, горами громоздившихся вокруг трона, Стилгар держал плетеную из волокон спайса повязку для головы. На ней был Ястреб Атридесов, исполненный в золоте и зеленом. Ганима узнала повязку и искоса бросила взгляд на Лито. Стилгар положил повязку на вторую ступень, низко поклонился. - Я подношу тебе повязку, которую носила твоя сестра, когда я увел ее в пустыню, чтобы ее защитить, - сказал он. Лито подавил улыбку. - Я знаю, что тяжелые тебе выпали времена, Стилгар, - сказал он. - Есть ли что-нибудь, способное стать тебе возмещением? - он указал на груды дорогих даров. - Нет, милорд. - Тогда я принимаю твой дар, - Лито наклонился вперед, ухватил край одеяния Ганимы и оторвал от него тонкую полоску. - В обмен я даю тебе кусочек одежды Ганимы, той одежды, в которой она была, когда ее похитили из твоего лагеря в пустыне, вынудив меня прийти ей на выручку. Стилгар принял дар дрожащей рукой. - Ты смеешься надо мной, милорд? - Смеюсь над тобой? Именем своим клянусь, Стилгар, никогда бы я не стал над тобой смеяться. Я велю тебе всегда носить это близко к сердцу - как напоминание, что все люди подвержены ошибкам, и что все вожди - люди. Стилгар слегка усмехнулся. - Какой бы из тебя получился наиб! - Какой я есть наиб! Наиб наибов. Никогда об этом не забывай! - Как скажешь, милорд, - Стилгар сглотнул, припоминая отчет своего арифы. И подумал: "Однажды у меня была мысль его убить. Теперь уже слишком поздно". Взгляд его упал на изящный сосуд, покрытый плотной позолотой и с зеленой крышкой. - Это вода моего племени. - И моего, - сказал Лито. - Приказываю тебе прочесть, что на нем написано. Прочти громко, чтобы всякий мог слышать. Стилгар бросил на Ганиму вопрошающий взгляд, но она лишь подбородок вздернула - холодный ответ, от которого у Стилгара пробежали мурашки. Не намереваются ли эти Атридесовские бесенята призвать его к ответу за его горячность и его ошибки? - Читай, - указал Лито. Стилгар медленно поднялся по ступеням, наклонился, разглядывая сосуд. Вскоре он прочел: - "Эта вода есть первосущность, источник вовне текущего творчества. Хоть и неподвижна, эта вода есть основа любого движения". - Что это значит, милорд? - прошептал Стилгар. Он ощутил священный трепет перед этими словами, затронувшими в нем нечто, непонятное ему самому. - Тело Муад Диба - сухой панцирь, наподобие сброшенного насекомым - сказал Лито. - Овладевая внутренним миром, он с презрением относился к внешнему, и это привело к катастрофе. Овладевая внешним миром, он исключал внутренний, и это отдало его потомков демонам. Золотой Эликсир исчезнет с Дюны, но будет продолжаться семя Муад Диба, и вода его будет двигать мироздание. Стилгар склонил голову. Мистическое всегда приводило его в смятение. - Начало и конец есть одно, - сказал Лито. - Мы живем в воздухе, и его не видим. Фаза завершена. Из ее завершения произрастает начало ее противоположности. Отсюда у нас будет Кразилек. Потом все вернется в измененном виде. Ты ощущал и ощущаешь мысли в своей голове - твои потомки ощутят их нутром. Возвращайся в съетч Табр, Стилгар. Там к тебе присоединится Гурни Хэллек, моим представителем в твоем Совете. - Ты не доверяешь мне, милорд? - тихо проговорил Стилгар. - Доверяю полностью, иначе бы не послал к тебе Гурни. Он начнет вербовку новых сил, которые нам скоро понадобятся. Я принимаю твою присягу верности, Стилгар. Ты можешь идти. Стилгар низко поклонился, задом спустился со ступеней, повернулся и вышел из залы. Остальные наибы шаг в шаг потянулись за ним, в соответствии с принципом Свободных, что "последние будут первыми". Но некоторые из вопросов уходящих доносились до трона. - О чем вы там говорили, Стил? Что это значит, эти слова на воде Муад Диба? Лито обратился к Фарадину: - Ты ничего не упустил, Писец? - Нет, милорд. - Моя бабушка говорит, что хорошо тебя подготовила по мнемонике Бене Джессерит. Это славно. Мне не хочется, чтобы ты строчил рядом со мной. - Как прикажешь, милорд. - Иди сюда, встань передо мной, - сказал Лито. Фарадин повиновался, более чем когда-либо благодарный Джессике за науку. Когда принимаешь тот факт, что Лито больше не человек, не может больше мыслить по-человечески - курс Золотой Тропы становится еще более пугающим. Лито посмотрел на Фарадина. Стражи находились далеко, вне пределов досягаемости слуха. В Великой Зале оставались лишь советники Внутреннего Присутствия, но их заискивающие группки были далеко от первой ступени. Ганима подошла поближе и положила руку на спинку трона. - Ты все еще не согласен отдать мне своих сардукаров, - сказал Лито. - Но ты согласишься. - Я должен тебе многое, но не это, - сказал Фарадин. - Ты думаешь, они не сойдутся с моими Свободными? - Сойдутся не хуже этих новых друзей, Стилгара и Тайканика. - И все же ты отказываешься? - Я жду твоего предложения. - Я должен делать мое предложение, только зная, что ты никогда не предашь его огласке. Молюсь, чтобы моя бабушка хорошо выполнила свою работу, чтобы ты был подготовлен к пониманию. - Что я должен понять? - В любой цивилизации всегда есть преобладающий культ, - сказал Лито. - Он устанавливает себя преградой для перемен, и это всегда оставляет будущие поколения неподготовленными к предательству от мироздания. Все культы одинаковы в деле возведения преград - религиозный, героя-вождя, мессии, науки и технологии, самой природы. Мы живем в Империи, в которой оформился такой культ, и теперь Империя разваливается, потому что большинство людей не отличают культ от мироздания. Видишь ли, культ - он как демоническая одержимость, он завладевает сознанием, заставляя все видеть лишь его глазами. - Узнаю мудрость твоей бабушки в этих словах, - сказал Фарадин. - Хорошо и славно, кузен. Она спросила меня, не Богомерзость ли я. Я ответил, что нет. Это стало моим первым предательством. Видишь ли, Ганима это избегла, но я - нет. Я был вынужден уравновешивать внутренние жизни под давлением чрезмерных доз меланжа. Уравновешивая, я избег зловольнейших и выбрал того доминирующего помощника, которого подсунул мне мой отец-память. На самом деле я ни отец, ни этот помощник. Но, опять же, я не Лито Второй. - Объясни. - В тебе есть восхитительная прямота, - сказал Лито. - А я - сообщество, в котором доминирует один, древний и исключительно могучий. Он основал династию, продержавшуюся три тысячи лет. Звали его Харум, и, пока его род не закатился на слабом и суеверном от природы потомке, жизнь его подданных текла в возвышенном ритме. Они бессознательно двигались вместе со сменами времен года. Личности, которых они воспитывали, склонны были к кратколетию и суевериям, ими легко было править богу-царю. Если брать в целом, это был могучий народ. Выживаемость как рода стала для них развившейся особенностью их жизни. - Мне это не нравится, по твоему описанию, - сказал Фарадин. - На самом деле, не нравится и мне, - сказал Лито. - Но это - тот мир, который я создам. - Почему? - Есть урок, преподанный Дюной. Мы относились к присутствию смерти как к доминирующему среди живущих здесь призраку. Благодаря этому призраку мертвые изменили живых. Люди такого общества погрязают в собственном желудке. Но, когда придет время противоположному, они воспрянут, они станут величавы и прекрасны. - Это не ответ на мой вопрос, - возразил Фарадин. - Ты не доверяешь мне, кузен. - Так же, как твоя бабушка. - Имея на то действительные причины, - сказал Лито. - Но она уступит, потому что должна. Все Бене Джессерит в конечном итоге прагматики. Я, ведь знаешь, разделяю их взгляд на наш мир. Ты - мечен этим миром. Ты сохраняешь склад характера правителя, и, отсюда, все человеческие свойства каталогизированы тобой с той точки зрения, какие из них тебе, как правителю, представляют угрозу, а какие - ценность. - Я согласился стать твоим писцом. - Это развлекает тебя и льстит твоему истинному дарованию, дарованию историка. У тебя определенный дар читать настоящее через прошлое. В нескольких случаях ты меня предвосхитил. - Мне не нравятся твои завуалированные намеки, - сказал Фарадин. - Хорошо. От бесконечного честолюбия ты опустился до нынешнего состоянии. Разве моя бабушка не остерегала тебя от бесконечности? Она привлекает нас подобно прожектору в ночи, и, ослепленными, ввергает в крайности, которыми она может поранить конечное. - Афоризмы Бене Джессерит! - возразил Фарадин. - Мои намного точнее, - сказал Лито. - Бене Джессерит верили, будто могут предсказывать направление эволюции. Но они проглядели изменения самих себя в процессе этой эволюции. Они воображали, будто могут оставаться на месте, в то время, как их программа развития эволюционировала бы. У меня нет подобной рефлекторной слепоты. Погляди на меня внимательно, Фарадин, я больше не человек. - Так уверяет м