озбудило его. Он улыбнулся, показывая квадратные серебристые зубы. - Я хочу задать тебе множество вопросов, - сказал он. - Но это произойдет позже. Рут вдруг показалось, что она погружается в золотистое озеро-туман. Ее внимание сосредоточилось на кристаллах, сверкающих над кроватью. На секунду голова Келексела закрыла калейдоскопически меняющуюся картину света, а затем он прижался лицом к ее груди. По поверхности золотистого озерца пробежалась рябь и волны невероятного экстаза. - О Господи! - прошептала она. - О Господи! О Господи! "Как приятно поклонение в такие моменты", - подумал Келексел. Такого, как сейчас, наслаждения он никогда раньше не испытывал ни с одной женщиной. 12 Оглядываясь назад, на первые несколько дней, прожитых у Чемов, Рут глубоко удивлялась самой себе. Постепенно она начала осознавать, что Келексел контролирует ее реакции с помощью своих странных устройств, но к этому времени ей уже даже хотелось, чтобы ее эмоциями управляли. Единственное что ее волновало - чтобы Келексел возвращался к ней, касался ее тела, разговаривал с ней, а она удовлетворяла его желания. Он стал намного привлекательнее в ее глазах. Ей доставляло удовольствие просто смотреть на его приземистое конусообразное тело. Обуревавшие его чувства легко читались на квадратном лице. "Он и вправду любит меня, - подумала она. - Он убил Нева, чтобы я стала принадлежать ему". В ее полном одиночестве и абсолютной беспомощности, полной зависимости от Келексела, его малейшей прихоти было что-то даже приятное. К этому времени она пришла к пониманию того, что наиболее могущественной структурой на Земле в сравнении с Чемами является муравейник. Она уже успела пройти начальное обучение языку, на котором говорили на корабле, и могла разговаривать с Чемами. Главным раздражителем для нее в это время были воспоминания об Энди Фурлоу. Келексел постепенно начал ослаблять воздействие Манипулятора (ее реакции теперь были под достаточным контролем), и она могла вспоминать Энди с всевозрастающей ясностью. Однако факт ее беспомощности ослаблял чувство вины, и Энди все реже и реже появлялся в ее мыслях, пока однажды Келексел не принес ей репродьюсер. Келексел уже имел опыт общения с низшими существами, как Рут, откуда вынес суждение: любая деятельность замедляет процесс старения смертных существ. Он смог добиться у Инвика разрешения для работы с репродьюсером и получил для нее доступ в архивы корабля. Устройство установили в углу ее комнаты-камеры, которую она уже начала прихорашивать в соответствии со своими вкусами, чему Келексел не препятствовал. Рядом находилась ванная комната, служившая одновременно и гардеробной. Стоило Рут только попросить, как она получала любую одежду. Благодаря Келекселу у нее был платяной шкаф, забитый кучей одежды. Драгоценности, духи, еда - на любой вкус. Келексел выполнял любую ее просьбу, сознавая, что зачарован ею, и искал малейшую возможность оказаться рядом с ней. Замечая косые взгляды других членов корабля, он лишь тихо посмеивался про себя. Им всем следовало бы завести себе объекты для наслаждения с этой планеты. Он предполагал, что туземцы-мужчины являются не менее привлекательными для женщин Чемов, - вот в чем состояла привлекательность этой планеты, одна из причин процветания Фраффина. Мысли о цели его пребывания здесь на время отступили на второй план. Он понимал, что Первородные поймут его, когда он объяснит им и покажет это прелестное существо. В конце концов, что такое Время для Чемов? Расследование будет продолжаться, только чуть медленнее... некоторое время. Сначала репродьюсер испугал Рут. Она трясла головой, когда Келексел пытался объяснить ей назначение и работу этого устройства. Как управлять им - это она быстро поняла. Но что касается принципа работы - это было выше ее понимания. Понятие дня и ночи на корабле были условны: то, что уже шла вторая половина дня, Рут определяла по тому, что появлялся Келексел после своих загадочных дежурств, и тогда приходило время расслабления и отдыха. Сейчас была вторая половина дня, и Рут сидела в удобном для нее кресле, которое одновременно являлось пультом управления репродьюсером. Вокруг нее струился приглушенный желтый свет, и все ее внимание было обращено к пространственному репродьюсеру. Это устройство мало соответствовало ее представлению о машинах. Кресло само по себе являлось частью репродьюсера. В подлокотники были вмонтированы кнопки, переключатели и рычажки, выкрашенные в различные кодовые цвета: желтый, красный, серый, черный, зеленый и синий, а оранжевые и белые ряды напоминали какое-то странное пианино. Прямо перед ней и чуть пониже располагались овальной формы платформы с мерцающими линиями проводов, которые тянулись от рядов кнопок. Келексел стоял сзади нее, положив руку на ее плечо. Он испытывал определенную гордость оттого, что показывал своей новой любимице чудеса цивилизации Чемов... его новой милой любимице. - Используй голосовые или кодовые команды, чтобы выбрать время и место действия, - начал он объяснение. - Так же, как это делал я. Это устройство воспринимает команды на твоем языке или языке Чемов, а потом транслирует их в свой машинный код. Репродьюсер предназначен для редактирования сюжета и выглядит довольно сложно, но ты можешь просто не обращать внимание на большинство кнопок и переключателей. Они все равно не подключены. Помни: сначала ты нажимаешь вот на эту кнопку, благодаря чему получаешь доступ в архив. - Он продемонстрировал это, нажав на оранжевую кнопку справа от нее. - Выбрав сюжет, зафиксируй его таким образом. - Он снова показал. - Вот теперь ты спокойно можешь приступать к работе. - Он нажал крайнюю белую кнопку на левом подлокотнике. На овальной сцене перед ней возникла группа людей, их рост составлял приблизительно четвертую часть от нормального. Рут ощущала чувство безумного возбуждения, передаваемого от них с помощью чувствительной паутины. Она сидела как раз напротив этих людей, попав под поток их эмоций. - Ты ощущаешь эмоции этих существ на сцене, - сказал Келексел. - Если уровень чересчур сильный, можно понизить его уровень вращением вот этой рукоятки на консоли на левом подлокотнике. - Он прикоснулся к рукоятке на нем. Возбуждение начало спадать. - Они настоящие? - спросила Рут. Это была толпа самых разных людей из античных времен: голубые цвета перемешивались с красными, грязные лохмотья на руках и ногах, блестящие пуговицы или эмблемы, треуголки на головах отдельных мужчин, красные кокарды у других. В этой сцене было что-то до удивления знакомое, отчего Рут вдруг почувствовала страх. По венам женщины, будоража ее воспоминаниями прошлого, запульсировала кровь в сводящем с ума барабанном бое. - Они реальные? - повторила свой вопрос Рут более громко. Толпа теперь бежала, гулко стучали ноги по мостовой. Смуглые ноги женщин мелькали под длинными платьями. - Настоящие? - переспросил Келексел. - Странный вопрос. Они... наверное, в определенном смысле они настоящие. Такое бывает с аборигенами, вроде твоего народа. Настоящие... как странно думать так! Такая мысль никогда не приходила мне в голову. Толпа сейчас бежала по парку. Келексел перегнулся через плечо Рут и оказался в зоне действия чувствительной паутины. Он почувствовал запах мокрой травы и сосен, смешанный с запахом смолы, вонь вспотевших от страшных усилий тел аборигенов. Внимание наблюдателей было приковано к ногам бежавших. Те, не останавливаясь, мчались по темным дорожкам, потом пересекли травяной газон, сминая желтые цветы на клумбах. Влажный ветер, быстро передвигающиеся ноги, сломанные цветы - в этом движении было что-то восхитительное, приковывающее внимание. Точка обзора смещалась назад, назад, назад. В центре сцены оказалась булыжная мостовая, высокие каменные стены. Толпа бежала к этим серым, покрытым грязью стенам. Среди бегущих вспыхивал блеск оружия. - Похоже, они штурмуют какую-то цитадель, - предположил Келексел. - Бастилию, - прошептала Рут. - Это Бастилия. Она смотрела на эту сцену как загипнотизированная. Это действительно был штурм Бастилии. Какой бы ни был сейчас год и век, но вот перед ней картина 14 июля 1789 года, солдаты, выстроенные в боевой порядок, бросились навстречу толпе. В топоте копыт громыхали выстрелы ружей, слышались хриплые крики и проклятия. Транслятор репродьюсера тут же переводил их на английский, потому что она спрашивала на английском. Рут сжала подлокотники кресла. Неожиданно Келексел протянул руку вперед и нажал серую кнопку на левом подлокотнике. Сцена штурма Бастилии исчезла. - Я отлично помню этот сюжет, - сказал он. - Один из наиболее удачных, которых снял Фраффин. - Он коснулся волос Рут. - Ты понимаешь теперь, как он работает? Фокусировка здесь. - Он показал, каких именно кнопок нужно касаться. - А вот это - рукоять регулировки силы звука. Репродьюсером очень легко управлять, и он доставит тебе немало удовольствия. "Удовольствия?" - мысленно переспросила Рут. Потом она медленно повернулась и посмотрела на Келексела. В ее глазах снова появилось выражение страха. "Штурм Бастилии снят Фраффином". Она уже слышала это имя. Келексел объяснил ей, что это за корабль. "Корабль историй!" - К сожалению, дела требуют моего присутствия в другом месте, - произнес Келексел. - Я оставляю тебя. Надеюсь, развлекаясь с репродьюсером, ты получишь прегромадное удовольствие. - Я... думала, что ты... останешься, - запинаясь, выдавила из себя Рут. Неожиданно ей стало страшно оставаться наедине с этим устройством. Оно казалось ей воплощением ужаса, устройством, с помощью которого можно было создавать новые реальности, когда ей могут открыться вещи, которые она не в состоянии была бы вынести. Она чувствовала, что ее психика может не выдержать столкновения с этой реальностью и тронуться. Устройство было необузданным, могущественным, опасным, и она не могла ни контролировать его, ни справиться со своим желанием пользоваться им. Рут взяла руку Келексела и заставила себя улыбнуться. - Пожалуйста, останься. Келексел замер в нерешительности. Улыбка на лице его любимицы была многообещающей и привлекательной, но тут он вспомнил Инвик, доставившую репродьюсер в комнату Рут, и после краткого общения с ней в его голове возникла новая цепочка мыслей. Келексел ощутил ответственность за свою миссию, свой долг продолжить расследование. Да, следует заняться Инвик, этой суровой и немногословной женщиной - врачом корабля - возможно, именно она и есть самое слабое звено в организации Фраффина. Келексел ощущал необходимость проверить как можно скорее это направление расследования. - Мне очень жаль, - начал он, - но я должен уйти. Как только освобожусь, я вернусь. Рут увидела, что не сможет удержать его, и, откинувшись на спинку кресла, повернулась к внушающему страх и одновременно искушение устройству. Створки дверей щелкнули, когда Келексел вышел, и она осталась наедине с репродьюсером. Вскоре она сказала сама себе: - Текущий сюжет, последний вариант. И нажала нужные кнопки. Овальная сцена потемнела, и лишь смутно желтела одна мерцающая линия. Маленькая голубая точка появилась в центре, потом, мигая, стала белой и неожиданно превратилась в человека, стоявшего перед зеркалом. Он брился опасной бритвой. У Рут перехватило дыхание, когда она узнала его - Энтони Бонделли, адвокат ее отца. Она затаила дыхание, пытаясь отогнать возникшее мерзкое чувство подглядывания в замочную скважину. Бонделли стоял спиной к ней, но лицо его отражалось в зеркале. Оно было загорелым, блестящие черные волосы были зачесаны назад над высоким, но узковатым лбом. Под тонким носом чернела узкая полоска усиков. Подбородок тоже был широким, непропорционально крупным. Весь его облик излучал благодушие. Рут услышала какой-то невнятный крик. Бонделли перестал бриться и по-петушиному повернул голову. Потом обернулся и крикнул в открытую дверь справа от себя: - Кажется, пришел разносчик газет. Пусть сын выйдет и заберет почту. Он снова начал бриться, буркнув под нос: - Экстренный выпуск... значит, случилось нечто особенное. Потом он повысил голос: - Мардж! Включи радио. Может, тебе удастся поймать выпуск новостей. Рут почувствовала запах мыла, перебивавший запах поджариваемого мяса. Реальность этой сцены заставила ее остаться в своем кресле. Она чувствовала, что должна дышать спокойно, чтобы Бонделли не повернулся и не заметил, что за ним наблюдают. Вскоре в дверях ванной появилась женщина, одетая в шелковый китайский халат. В руках у нее была газета, и она читала ее. Внезапно Рут охватило дурное предчувствие, ей захотелось выключить репродьюсер, однако она не могла и пальцем пошевелить. Такая до боли знакомая фигура Мардж Бонделли, ее волосы, заплетенные в косички и поддерживаемые шпилькой. Ее круглое лицо сейчас перекосилось от неожиданного потрясения. - Тони! - позвала она. Бонделли медленно скреб лезвием по подбородку, на который он наложил густой слой крема. - В чем дело? Его жена посмотрела на него. Ее голубые глаза остекленели. - Вчера ночью Джо Мерфи зарезал Адель! - воскликнула она. - О! - Тоненькая полоска крови появилась на шее Бонделли. Не обращая на это внимания, он бросил лезвие в раковину и схватил газету. Рут заметила, что непроизвольно дрожит. "Все, как в кино, - попыталась успокоить она себя. - На самом деле этого сейчас не происходит. - И сразу пришла следующая мысль: - Убийство моей матери - это и есть творение Фраффина!" От боли в груди трудно стало дышать. - Тем ужасным кинжалом! - прошептала жена Бонделли. Рут казалось, что она оказалась на сцене, стала участницей этого представления, разделяя ужас и потрясение супругов Бонделли, и это только сильнее усилило ее возбуждение. Она видела фотографии в газете - лицо ее матери, ее отца... диаграммы с белыми крестами и стрелками. Ей хотелось убежать, но она не могла сдвинуться с места. Бонделли сложил газету и сунул ее в карман пиджака, висевшего за дверью ванной комнаты. - Обойдусь без завтрака, - сказал он жене. - Еду в контору. - Ты порезался, - заметила жена. Достав тюбик с кровоостанавливающей мазью из аптечки, она провела ею по ранке на шее. - Стой спокойно, а то испачкаю воротник. - Она приподняла его подбородок. - Тони... держись подальше от этого дела. Уголовщина - не твоя вотчина. - Но я ведь защищаю интересы Джо с тех пор, как он... О! Черт бы побрал, Мардж, эти лезвия! - Да уж, ты не можешь не порезаться! - Она закончила обрабатывать ранку и положила тюбик в раковину. - Тони, у меня такое странное чувство... не суйся ты в это дело. - Я - адвокат Джо. И я так или иначе уже втянут в это дело. Неожиданно к Рут вернулась двигательная способность. Она ударила по кнопке выключения репродьюсера, встала и отошла подальше от устройства. "Так, значит, убийство моей матери - развлечение для этих Чемов!" Она повернулась и направилась к постели. Но ее вид вызвал у нее отвращение. Она повернулась к ней спиной. Беззаботность, с которой Келексел позволил ей узнать об этом, привел ее в дикую ярость. Конечно, ему и в голову не могло прийти, что она способна обнаружить это. Его это не заботило! Даже больше - он и не думал о такой возможности. Ему до этого не было никакого дела. Не просто беззаботность - презрение, отвращение... ненависть... Рут опустила глаза и обнаружила, что заломила себе руки. Она оглядела комнату. Здесь должно быть какое-нибудь оружие, что-нибудь, чем можно поразить этого отвратительного... И ей на глаза снова попалась постель. Девушка вспомнила о тех мгновениях незабываемого экстаза, который она испытывала на ней, и внезапно воспылала ненавистью к своему телу. Ей захотелось растерзать свою плоть. Слезы полились из ее глаз. Она принялась ходить взад-вперед, кругами. "Я убью его!" Но Келексел сказал, что Чемам нельзя навредить по одиночке. Они бессмертны. Они не способны убивать. Они никогда не умирают. Эта мысль заставила ее почувствовать себя ничтожной частицей, пылинкой, затерянной, одинокой, обреченной. Она бросилась на постель, перевернулась на спину и уставилась вверх на мерцающие кристаллики устройства, при помощи которого, как она знала, Келексел управлял ею. Под плащом у него был спрятан маленький пульт, связанный с этим устройством. Она видела, как он пользовался им. И вдруг, подумав об этом устройстве, она поняла, что ей делать, когда вернется Келексел. Она еще раз покорится ему. В экстазе он забудет обо всем. Она будет подлизываться к нему, добиваться его внимания. - О Господи! - прошептала она. Рут повернулась и внимательно посмотрела на репродьюсер. Там должна быть записана гибель ее матери - она была уверена в этом. Сцена была наверняка заснята этими существами. Интересно, хватит ли у нее сил воспротивиться искушению просмотреть ее. Сзади раздался свист, она обернулась и посмотрела на дверь. Там стояла Инвик, ее лысая голова блестела в желтом свете. Рут оглядела ее уродливую фигуру гнома в зеленом трико, огромные груди, толстые короткие ноги. - Ты в беде, - произнесла Инвик. Голос у нее, как и положено врачу, был ровным и успокаивающим... Как часто в прошлом ей приходилось слушать подобные голоса! Рут захотелось закричать. - Что ты тут делаешь? - спросила Рут. - Я врач корабля, - ответила Инвик. - Моя работа в основном, и состоит в том, чтобы помогать другим. Ты нуждаешься в моей помощи. "Они выглядят как карикатуры на людей", - подумала Рут. - Уходи, - сказала она. - У тебя возникли проблемы, и я могу помочь тебе, - повторила Инвик. Рут привстала. - Проблемы? Почему это у меня должны быть проблемы? - Она знала, что в ее голосе звучат истерические нотки. - Этот болван Келексел оставил тебя одну с репродьюсером с неограниченным выбором сюжетов, - продолжила Инвик. Рут внимательно посмотрела на женщину чуждой ей расы Чемов. Неужели им тоже не чужды чувства? Может, таким образом на них можно воздействовать, причинить им боль? Это было для нее сейчас самой желанной вещью на свете. - Как вы, мерзкие твари, размножаетесь? - спросила Рут. - Ты ненавидишь нас, верно? - спросила в свою очередь Инвик. - А ты никак боишься ответить? - заметила Рут. Ее собеседница пожала плечами. - По существу, также, как и вы... за исключением того, что женщины лишаются своих репродуктивных органов на ранней стадии развития. Мы должны обращаться в центры размножения за разрешением - очень утомительная и нудная процедура. Мы научились получать удовольствие и без этих органов. - Она подошла и остановилась в шаге от постели. - Однако ваши мужчины предпочитают заниматься любовью с женщинами-землянками, - отметила Рут. И снова Инвик только пожала плечами. - О вкусах не спорят. У меня были мужчины-любовники с твоей планеты. Одни были хороши, другие - нет. Вся беда в том, что вы слишком быстро увядаете. - Но мы доставляем вам удовольствие! Мы забавляем вас! - В подходящий момент, - заметила Инвик. - Интерес к вам то возрастает, то падает. - Тогда почему вы остаетесь здесь? - Это выгодно, - ответила Инвик. И отметила про себя, что аборигенка уже освободилась от эмоции, во власти которой она находилась несколько минут назад. Мысль о сопротивлении, предмете для ненависти - от нее не осталось и следа. Как же легко управлять эмоциями этих существ! - Так, значит, мы нравимся Чемам, - сказала Рут. - Им нравятся истории о нас. - Вы - неисчерпаемый источник саморазвивающихся историй, - произнесла Инвик. - Вы сами без посторонней помощи можете выстраивать естественную цепь событий, поражая зрителей своим динамизмом и выразительностью. В то же время эти истории могут быть и источником срывов, почему необходимо очень осторожно обращаться с собранным материалом при подготовке сюжета для демонстрации. Искусство Фраффина состоит в отборе тех неуловимых нюансов, которые забавляют и завораживают нас. - Вы гнусные твари, - прошипела Рут. - Вы не люди. - Мы не бессмертны, - сказала Инвик. И подумала: "Интересно, а не беременна ли она? Что она станет делать, когда узнает, что носит в себе семя Чема?" - Но вы скрываетесь от нас, - сказала Рут. Она показала на потолок. - Там. - Когда это подходит нашим целям, - бросила Инвик. - Нам, конечно, необходимо теперь скрываться. Но так было не всегда. Я много веков жила открыто среди вас. Рут поразила небрежность и отстраненность голоса Инвик. Она понимала, что не сможет задеть это существо, но упрямо продолжала свои попытки. - Ты лжешь, - заявила Рут. - Возможно. Но знай: когда-то я была богиней Иа, я вселяла ужас в пленных евреев... в Шумерии. Как забавно было устанавливать религиозные культы у вас! И никакого риска! - Ты была богиней? - Рут вздрогнула. Она знала, что ее собеседница не обманывает ее - слишком уж легко и беззаботно произносила она их, как будто они мало что значили для нее. - Потом мне еще приходилось выдавать себя за циркового уродца, - продолжала Инвик. - Я участвовала во многих эпических сериалах. Иногда мне нравится иллюзия античности. Рут потрясла головой, не будучи в состоянии вымолвить и слова. - Ты не понимаешь, - начала Инвик. - Да и как ты можешь понять. Видишь ли, это наша проблема. Когда у тебя бесконечное будущее, для тебя не существует понятия древности. Ты всегда пребываешь в Вечности-Настоящем. Когда начинаешь думать о своем прошлом, как о чем-то неважном, тогда и будущее тоже не имеет значения. Это может погубить нас. Корабли историй защищают нас от такого рокового конца. - Вы... шпионите за нами в течение... - ...безгранично далекого прошлого, безграничного будущего и безграничного настоящего, - перебила ее Инвик. Потом наклонила голову, с удовольствием слушая свои слова. - Да, мы обладаем этим. Ваши жизни - лишь короткая вспышка, как и все ваше прошлое... но тем не менее мы, Чемы, благодаря вам приобретаем определенное ощущение старины... важности прошлого. Вы даете это нам, понимаешь? И снова Рут отрицательно покачала головой. Казалось, в этих словах имелся какой-то глубокий смысл, однако она чувствовала, что улавливает только малую его часть. - Есть нечто, что мы не можем получить от паутины Тиггивоф, - произнесла Инвик. - Наверное, это расплата за наше бессмертие. Паутина объединяет Чемов в единый организм - я могу ощущать жизнь каждого другого Чема, любого из многих миллиардов. Это... давнее чувство, но все же не древность. Рут проглотила комок в горле. Это существо перескакивает с одной мысли на другую. Однако разговор дал ей время прийти в себя, и Рут почувствовала, что теперь готова сопротивляться, в ней есть уголок-бастион, куда она могла бы отступить и где она пребывала бы в безопасности от Чемов... что бы они не предприняли. Она понимала, что еще не может противостоять воле Келексела, что эта Инвик даже в этот момент делает что-то, воздействует на ее эмоции. Но бастион в ее сознании рос, укреплялся. - Ну, ладно, - сказала Инвик. - Я пришла исследовать тебя. - Она подошла к краю постели. Рут дрожа глубоко вздохнула. - Вы следите за мной, - произнесла она, - благодаря этому устройству. Знает ли Келексел об этом? Инвик вдруг замерла. "Откуда эта глупая аборигенка знает, что надо задавать именно такой острый вопрос?" Рут, почувствовав брешь в обороне Инвик, продолжила: - Вот ты говоришь мне о бесконечности, об эпических сериалах, но ведь вы использовали ваш... - она сделала широкий жест рукой, охватывающий весь корабль историй, - для записи... убийства... - Действительно! - подтвердила Инвик. - Ну, а теперь ты расскажешь, почему Келексел расспрашивает обо мне по всему кораблю. Кристаллы над постелью начали излучать голубой свет. Рут почувствовала, как слабнет ее воля. Она отрицательно покачала головой. - Я... не знаю... - Нет, ты скажешь мне! - Лицо женщины-Чема превратилось в круглую маску ярости, ее вспотевшая лысая голова отливала серебром. - Я... не... знаю, - прошептала Рут. - Он, видимо, совсем ненормален, если дал тебе репродьюсер с неограниченным выбором сюжета. И мы тоже хороши, когда не остановили его! - воскликнула Инвик. Она провела рукой по своим толстым губам. - А что ты сама думаешь об этом? Рут почувствовала, что напряженность в ее теле спадает, и глубоко вздохнула. Твердыня внутри нее еще существовала. - Это вы убили мою мать, - пробормотала она. - Неужели? - Вы заставляете людей делать то, что вам нужно, - сказала Рут. - Людей! - фыркнула Инвик. Ответы Рут выдавали ее ничтожную осведомленность о делах Чемов. Впрочем, в этом существе таилась опасность. Она могла еще увести течение мыслей Келексела в ненужное русло - и довольно скоро. Инвик коснулась рукой живота Рут и посмотрела на индикатор над постелью. Голубое свечение слабо изменилось, что вызвало улыбку у Инвик. Да, это несчастное существо уже беременно. Что за странный способ вынашивать плод! Но какой же отличный способ, такой незаметный, завлечь в ловушку этого шпиона Первородных! То, что Рут уже забеременела, вызвало странное чувство тревоги у Инвик. Она убрала руку, почувствовав характерный мускусный запах аборигенки. Как сильно развиты грудные железы у этого существа! И все же ее щеки выглядят впалыми, словно после длительного недоедания. На ней была свободная ночная рубашка, напоминавшая Инвик об одеяниях древних греков. Да, то была любопытная культура, хотя и просуществовавшая так недолго. Так недолго. "Должна ли я обрадоваться этому открытию? - спросила себя Инвик. - Почему это тревожит меня? Может, я чего-то недоглядела?" Непонятно по какой причине в голове Инвик возникли четыре строчки из застольной песни Чемов: "В давным-давно минувшем прошлом, Когда любой из нас был юн и молод, Мы слушали музыку нашей плоти И пение солнца, горящего изнутри..." Инвик резко мотнула головой. Эта песня была бессмысленной. Она хороша была только чередованием ритмов, забавлявшей ее. Но что, если когда-то эти слова что-то значили? Линзы манипулятора над постелью снова стали зелеными, а затем приобрели красный пастельный оттенок. - Отдыхай, невинное дитя, - сказала Инвик. Она как-то мягко провела по обнаженной руке Рут. - Отдыхай и постарайся быть в форме к возвращению Келексела. 13 - Просто дело в том, что все это так внезапно обрушилось на нее, что она не выдержала и сбежала, - сказал Бонделли. Он посмотрел на Энди Фурлоу, удивляясь изможденному виду его собеседника. Они сидели в рабочем кабинете Бонделли, обставленном полированной мебелью, в стеклянных шкафах стояли аккуратные ряды книг в кожаных переплетах, на стенах висели дипломы в рамках и фотографии известных людей с автографами. Солнце светило ярко в этот послеполуденный час. Фурлоу сидел сгорбившись, положив локти на колени, руки он сжал в замок. "Не смею рассказывать ему о своих подозрениях, - подумал он. - Не смею... Не смею". - А кто хотел бы причинить ей вред или похитить ее? - спросил Бонделли. - Скорее всего, она уехала к друзьям в Сан-Франциско. Или же есть другое, столь же простое, как и это, объяснение. И мы узнаем об этом, когда она вернется, справившись со своим потрясением. - Именно так думает полиция, - заметил Фурлоу. - С нее сняты подозрения в смерти Нева... Улики... - Тогда лучшее, что мы можем сделать, - это заняться делом Джо. Рут вернется домой, когда придет в порядок. "Вернется ли?" - скептически подумал Фурлоу. Он не мог избавиться от чувства, что живет в каком-то кошмаре. "Был ли я на самом деле в той рощице вместе с Рут? И действительно ли Нев умер в результате несчастного случая? Убежала ли Рут куда-то? Если да, то куда?" - Мы должны сейчас углубиться непосредственно в рассмотрение юридического определения невменяемости, - произнес Бонделли. - Поступки и последствия. Правосудие требует... - Правосудие? - Фурлоу посмотрел на собеседника. Бонделли повернулся на стуле, показав свой профиль, рот казался тонким в тени усов. - Правосудие, - повторил Бонделли. Он повернулся и посмотрел на Фурлоу. Бонделли гордился тем, что разбирался в людях, и теперь он внимательно изучал Фурлоу. Психолог, кажется, приходил в себя после пережитого. Конечно, понятно, почему он так потрясен. Он до сих пор любит Рут Мерфи... Хадсон. Ужасная неприятность, но все утрясется. Так всегда бывает. Это единственное, что можно вынести после изучения юриспруденции - все выявляется и встает на свое место на суде. Фурлоу глубоко вздохнул и напомнил себе, что Бонделли не является адвокатом по уголовным делам. - Не нужно уходить в сторону от реального положения дел, - заметил он. В его голосе послышались циничные нотки. "Правосудие!" - Официальное определение безумия - просто чепуха. Важно то, что общественность требует казни виновного, а наш уважаемый окружной прокурор мистер Паре должен скоро переизбираться на должность. Бонделли был потрясен. - Закон выше этого! - Он покачал головой. - И разве могут все быть настроены против Джо. Откуда такая ненависть к нему? Фурлоу ответил, словно объясняя непослушному ребенку: - Естественно, потому что они боятся его. Бонделли бросил короткий взгляд за окно, находившееся неподалеку от его стола - знакомые крыши, отдаленная зелень деревьев; в воздухе около соседнего дома появилось что-то вроде облачка дыма, образуя интересный узор на переднем плане. Бонделли снова переключил свое внимание на Фурлоу и сказал: - Весь вопрос в том, способен ли сумасшедший осознавать свои поступки и их последствия. Я лишь хочу, чтобы вы попытались опровергнуть такую возможность. Фурлоу снял очки, внимательно посмотрел на них, потом снова нацепил их на нос. Очки четко очерчивали тени предметов в этой комнате. - Сумасшедший не думает о последствиях, - сказал он. И с удивлением отметил, неужели он в самом деле собирается позволить Бонделли увлечь его в свой безумный план по защите Джо Мерфи. - Я придерживаюсь мнения, - начал Бонделли, - что оригинальные взгляды лорда Коттенгэма станут основой нашей защиты. - Бонделли повернулся и достал толстую книгу из шкафа, расположенного чуть поодаль от стола, потом положил ее на стол и открыл на закладке. "Он не может всерьез предлагать это", - подумал Фурлоу. - Вот, что пишет лорд Коттенгэм. - Бонделли начал цитировать: - Неправильно следовать любой доктрине, которая предполагает наказание для человека, действующего в состоянии умопомрачения. Нельзя себе представить, чтобы такой человек, не способный отличить плохое от хорошего, должен отвечать за свои действия, как с моральной, так и с юридической точки зрения. Мне представляется странным точка зрения, что какой-либо человек может находиться в невменяемом состоянии и сознавать это, по правде говоря, в таком случае он бы не был невменяемым. Бонделли захлопнул книгу и посмотрел на Фурлоу, как бы говоря: "Вот! Решение найдено!" Фурлоу прокашлялся. Становилось все более очевидным, что Бонделли живет в мире грез. - Конечно, все это не вызывает никаких сомнений, - начал Фурлоу. - Но разве не возможно, что даже если наш уважаемый окружной прокурор и подозревает, а может даже верит, что Мерфи сумасшедший, он посчитает более целесообразным казнить такого человека, чем направить его на лечение в госпиталь? - Боже милостивый! Почему? - Иногда психи бегут из лечебниц, - ответил Фурлоу. - А Паре общество выбрало для того, чтобы он защищал его даже от самого себя. - Но ведь Мерфи, несомненно, сумасшедший! - Вы не хотите слушать меня, - произнес Фурлоу. - Конечно, он сумасшедший. Именно этого люди и боятся. - Но разве не должна психология... - Психология! - фыркнул Фурлоу. Пораженный Бонделли молча смотрел на Фурлоу. - Психология - это просто один из современных предрассудков. Она ни хрена не может сделать для людей, вроде Джо. Мне очень жаль, но такова правда, и лучше, чтобы это стало известно сейчас. - Если именно это вы сообщили Рут Мерфи, не удивительно, что она убежала, - заметил Бонделли. - Я сказал Рут, что помогу ей как только смогу. - Странная у вас манера помогать. - Послушайте, - произнес Фурлоу. - Население нашего города готово к вооруженной защите своих домов, оно испугано и возбуждено. Дело Мерфи лишь высветило их потаенное чувство вины. Они хотят его смерти. Они хотят, чтобы с них сняли это психологическое давление. Вы не в состоянии стать психоаналитиком у всего населения города. Бонделли принялся нетерпеливо стучать пальцем по столу. - Так собираетесь вы помогать мне доказывать, что Джо сумасшедший? - Я сделаю все, что только в моих силах, но вы ведь знаете, что Джо отвергает такую форму защиты? - Знаю! - Бонделли наклонился вперед, положив руки на стол. - Чертов дурак выходит из себя при малейшем намеке на то, чтобы привести в качестве оправдания его психическое состояние. Он продолжает что-то лепетать о каких-то неписаных законах! - Глупо было нападать на Адель, - произнес Фурлоу. - Джо делает все, чтобы максимально усложнить задачу подтверждения его невменяемости. - Нормальный человек пошел бы на такой обман, только для того, чтобы спасти свою жизнь, - заметил Бонделли. - Ни на миг не забывайте это, - сказал Фурлоу. - Джо совершенно не способен представить себе, что он сумасшедший. Если он признается в этом - или даже подумает о такой возможности или о том, что ему необходимо притворяться, - то ему придется признать и то, что насильственное действие может быть бесполезным и бессмысленным. Чудовищность подобного допущения окажется для него гораздо хуже, чем просто сумасшествие. Сумасшествие для него гораздо предпочтительнее. - Расскажете ли вы это суду присяжных? - тихо спросил Бонделли. - Что Мерфи считает, что безопаснее отстаивать свою нормальность? - Да. Фурлоу пожал плечами. - Кто знает, чему поверят присяжные? Джо может представлять собой сейчас пустую оболочку внутри, но эта оболочка может оказаться чертовски твердой. А у нас может не найтись средств, чтобы пробить ее. Все фибры его души сконцентрированы на необходимости казаться нормальным, поддерживать этот обман - как для него, так и для остальных. Смерть гораздо предпочтительнее второго допущения... ну прямо как у Оскара Уайлда. - Каждый человек убивает то, что он любит, - прошептал Бонделли. Потом он снова повернулся и поглядел за окно. Облачко дыма все еще оставалось на прежнем месте. Он вскользь спросил себя, может, где-то под его окнами рабочие смолят крышу. Фурлоу посмотрел на палец Бонделли, постукивающий по столу. - Вся беда в том, - заметил Фурлоу, - что вы, Тони, - один из этих ужасных детей Г.К.Честертона. Вы невинны как ребенок, и уважаете правосудие. Но большинство людей безнравственны и поэтому склоняются к милосердию. Будто и не расслышав его слова, Бонделли сказал: - Нам необходимо простое и изящное доказательство для суда присяжных. Они должны быть ошеломлены осознаванием того, что... - Он умолк и уставился на Фурлоу. - А ведь ваше предвидение психического срыва Джо отлично подходит для этого. - Слишком специфично, - возразил Фурлоу. - Присяжные не поймут этого доказательства, не воспримут. Присяжные просто не замечают того, что выше их понимания. Их мысли тогда отвлекаются на посторонние вещи, вроде фасонов платьев, жучков в цветочном саду, как провести ленч, где отдыхать. - Но вы ведь предвидели такой его срыв, разве не так? Рут правильно передала ваши слова. - Да, это был психический срыв, я предвидел его. - Признание Фурлоу прозвучало почти как вздох. - Тони, разве вы внимательно слушаете меня? Это было преступление на сексуальной почве - кинжал, насилие... - Он сумасшедший? - Конечно, он сумасшедший! - С юридической точки зрения? - С любой точки зрения? - Ну, тогда у нас есть юридический прецедент для... - Психологический прецедент более важен. - Что? - Тони, с той поры, как я стал судебным психологом, мне стала понятна одна вещь: присяжные гораздо больше уделяют внимание тому, чтобы уловить мнение судьи об обвиняемом, чем выслушиванию адвоката. Присяжные до отвращения внимательны к замечаниям судьи. А любой судья принадлежит этому обществу. Общество хочет избавиться от Джо - хочет его смерти. Мы можем до посинения доказывать, что он сумасшедший. Никто из этих добропорядочных граждан не примет наших доказательств, даже если в глубине души будут чувствовать их правоту. Честно говоря, доказывая его сумасшествие, мы только ускорим вынесение ему приговора. - Вы что, хотите мне сказать, что не можете заявить, что предупреждали о психической ненормальности Джо, но власти отказались принять меры, поскольку он принадлежал верхушкам этого общества? - Конечно, не могу. - Вы думаете, они не поверят вам? - Не имеет никакого значения, поверят они или нет! - Но если они поверят... - Я уже сказал вам, Тони, чему они скорее всего поверят, и меня удивляет, что вы, адвокат, еще не поняли этого. Они поверят, что у Паре есть доказательства неверности Адель, но некоторые юридические тонкости, возможные уловки с вашей стороны препятствуют огласке этих грязных подробностей. Они поверят этому, потому что легче поверить именно в это. И никакое заявление с моей стороны ничего уже не изменит. - Так вы хотите сказать, что у нас нет и шанса? Фурлоу пожал плечами. - Да - если судебное разбирательство начнется прямо сейчас. Но если вам удастся отложить его на некоторое время или же перевести его в другой округ... Бонделли повернулся на стуле и посмотрел на облачко дыма за окном. - Мне трудно поверить, что рассудительные, мыслящие логически думающие люди... - О какой рассудительности или логике присяжных может идти речь? - спросил Фурлоу. Волна ярости захлестнула Бонделли, его лицо покраснело. Повернувшись, он пристально посмотрел на Фурлоу. - Энди, вы знаете, что я думаю? Мне кажется, то, что Рут убежала, влияет на ваше отношение к ее отцу. Вы говорите, что хотите помочь ей, но каждое ваше слово... - Хватит об этом! - перебил его Фурлоу тихим невыразительным голосом. Потом сделал два глубоких вздоха. - Вот что скажите мне, Тони. Почему вы взялись за это дело? Вы ведь не являетесь адвокатом по уголовным делам. Бонделли поднес руку к лицу. Цвет его лица медленно приобрел обычную бледность. Он посмотрел на Фурлоу. - Извините, Энди. - Все в порядке. Так вы ответите на мой вопрос? Почему вы взялись за это дело? Бонделли вздохнул и пожал плечами. - Когда стало известно, что я представляю его интересы, два моих самых влиятельных клиента позвонили мне и сказали, что если мне не удастся с честью выбраться из этой ситуации, они откажутся от моих услуг. - И поэтому вы решили защищать Джо? - У него должна быть самая лучшая защита. - И вы - самый лучший защитник? - Я хотел съездить в Сан-Франциско и предложить заняться этим делом Белли или кому-то другому, однако Джо был против. Он думает, что это дело совсем простое - проклятый неписаный закон. - И поэтому остаетесь только вы. - В этом городе - да. - Бонделли протянул руки к столу и сложил пальцы в замок. - Вы знаете, я рассматриваю это дело с несколько иной точки зрения, чем вы, и не вижу в нем особых проблем. Мне кажется, самое главное - доказать, что он не симулирует сумасшествие. Фурлоу снял очки и протер глаза, которые начали болеть. "Я слишком много читал сегодня", - решил он. - Ну хорошо, Тони, - произнес Фурлоу, - у вас есть зацепка. Если человек, страдающий галлюцинациями, понимает, что не должен обращать на них внимание, то у вас может еще возникнуть возможность добиться, чтобы он проявил себя, совершил какие-либо действия под воздействием этих галлюцинаций, которые позволили бы окружающим понять его ненормальность. Разоблачение симулируемого сумасше