ствия легче по сравнению с проблемой определения скрытых психозов, но, как правило, общественность не понимает этого. - Я полагаю, что в нашем деле присутствуют четыре неотъемлемых признака преступления, совершенного сумасшедшим. Фурлоу хотел было что-то сказать, но передумал, когда увидел, что Бонделли поднял руку с оттопыренными четырьмя пальцами. - Во-первых, - начал Бонделли, - смерть жертвы выгодна убийце. Психопаты обычно убивают незнакомцев или людей, которые оказались рядом с ними. Видите, я тоже провел подготовительную работу в вашей области. - Да, - согласился Фурлоу. - И Адель не была застрахована, - продолжал Бонделли. Он опустил один палец. - Дальше. Возможно, что это убийство было тщательно спланировано? - Он опустил второй палец. - Психопаты не планируют своих преступлений. И после совершения его они пытаются скрыться где придется, облегчая полиции задачу по их поимке. Джо же практически объявил о своем присутствии в конторе. Фурлоу кивнул. "А может, Бонделли прав? А я подсознательно преследую Рут в лице ее отца? Куда же, черт побери, она убежала?" - В-третьих, - продолжал Бонделли, - психопаты во время преступления проявляют больше насилия, чем требуется. Они продолжают наносить смертельные удары, даже тогда, когда для этого нет никаких причин. Нет сомнений, что первый же удар его кинжала оказался смертельным для Адель. - Опустился третий палец. Фурлоу нацепил на нос свои очки и посмотрел на Бонделли. Адвокат был и напряжен, и уверен в себе. Возможно ли, что он прав? - В-четвертых, - начал Бонделли, - было ли это убийство совершено случайно оказавшимся под рукой оружием? Люди, планирующие убийство, заранее подбирают себе оружие. Психопаты же хватают то, что под рукой - мясницкий нож, дубинку, камень, что-нибудь из мебели. - Четвертый палец опустился, и Бонделли опустил кулак на стол. - Этот проклятый кинжал висел на его стене в кабинете, насколько я могу припомнить. - Это все звучит складно, - согласился Фурлоу. - Но чем же тогда все это время занимается обвинение? - О, разумеется, у них есть свои эксперты. - И Уили среди них, - заметил Фурлоу. - Это ваш начальник в госпитале? - Вот именно. - Это... ставит вас... в затруднительное положение? - Тони, мне наплевать на это. Он - просто еще одно проявление психического синдрома жителей этого города. Это все... еще одна безумная кутерьма. - Фурлоу посмотрел на свои руки. - Люди склоняются к тому, что Джо лучше умереть... даже если он сумасшедший. И эксперты обвинения, которым вы машете рукой и посылаете воздушные поцелуи, будут говорить то, что нужно обществу. И все, что скажет судья, будет, вероятно, интерпретировано... - Я уверен, что мы сможем добиться назначения беспристрастного судьи. - Да... несомненно. Но судья непременно поставит вопрос о том, был ли обвиняемый в момент совершения преступления в состоянии использовать ту часть своего рассудка, что позволяет ему определить, что он совершает неправильные и ужасные вещи. Часть, Тони, словно мозг можно разделить на части, одна из которых - рассудочная, а вторая - безумная. Это невозможно! Разум нельзя разделить! Человек не может быть душевно болен какой-то отдельной частью без того, чтобы не был поражен весь организм. Понимание, что такое добро и зло, способность выбирать между Богом и дьяволом - это совсем не понимание того, что дважды два равняется четырем. Личность должна быть цельной, неповрежденной, чтобы выносить суждения о добре и зле. Фурлоу внимательно посмотрел на Бонделли. Адвокат глядел в окно, сжав задумчиво губы. Фурлоу проследил за его взглядом. Он чувствовал усталость от разочарования и отчаяния. Рут убежала куда-то. Это было единственным логическим, рассудительным объяснением. Ее отец был обречен, независимо... Мышцы Фурлоу внезапно напряглись. Он тоже пригляделся к виду за окном. Снаружи, в десяти футах в воздухе повис какой-то предмет... куполообразной формы с аккуратным круглым отверстием, нацеленным прямо в сторону окна Бонделли. А дальше за этим отверстием виднелись двигающиеся фигуры. Фурлоу открыл было рот, чтобы заговорить, но вдруг понял, что не способен выдавить из себя и звука. Он покачнулся на своем стуле и, поднявшись, ощупью двинулся вокруг стола, подальше от окна. - Энди, что случилось? - спросил Бонделли. Адвокат повернулся к Фурлоу и внимательно посмотрел на него. Тот прислонился к столу, прямо напротив окна. Потом посмотрел в круглое отверстие зависшего в воздухе аппарата. Там внутри были глаза, светящиеся глаза. Тоненькая трубка появилась в отверстии. Какая-то сила мучительно сдавила грудь Фурлоу. Он с трудом дышал. "О Господи! Они пытаются убить меня!" - подумал он. Он чувствовал, что теряет сознание. Вся грудь его пылала. Сквозь пелену он сумел увидеть край стола, возвышавшийся над ним. Что-то свалилось на устеленный ковром пол, и он с трудом сообразил, что это его голова. Он попытался приподняться, но рухнул на пол. - Энди! Энди! Что с тобой? Энди! - кричал Бонделли. Его голос эхом отдавался в ушах Фурлоу. - Энди... Энди... Энд... Быстро осмотрев Фурлоу, Бонделли выпрямился и крикнул своей секретарше. - Миссис Уилсон! Вызывайте "Скорую"! Мне кажется, у доктора Фурлоу сердечный приступ. 14 "Я не должен слишком привязываться к своему новому образу жизни, - сказал себе Келексел. - Да, у меня есть новая любимица, но у меня ведь есть еще и обязанности. Настанет момент, когда мне придется покинуть эту планету, вместе с моей любимицей, оставив все остальные удовольствия, предоставляемые этой планетой". Он сидел в кресле в комнате Рут за низким столом, на котором стояли чаша с ликером местного производства. Рут казалась необычно задумчивой, тихой. Чтобы привести ее в надлежащее настроение, потребовалось очень интенсивное воздействие манипулятора, что тревожило Келексела. До сих пор все шло гладко, Рут воспринимала все с легкостью, восхищавшей его. А теперь она впала в былое состояние... сразу же после того, как он преподнес ей эту великолепную игрушку - пространственный репродьюсер. На столе рядом с ликером стояли живые цветы. Розы, так их называли. Красные розы. Ликер прислала Инвик. Его аромат и вкус удивил Келексела и привел в восхищение. Неуловимые эфиры танцевали на его языке. Потребление этой сильно ударяющей в голову жидкости требовало постоянной регулировки обмена веществ. Интересно, а как Рут усваивает так много ликера?.. Несмотря на то что приходилось прилагать большие усилия, чтобы поддерживать в равновесии свой обмен веществ, Келексел нашел, что ликер в целом оказывает на него приятное действие. Его чувства обострились, скука отступила. Инвик сказала, что ликер приготовлен из виноградника, растущего в одной солнечной долине, "наверху, к востоку от нас". Местного производства, с приятным вкусом. Келексел посмотрел на серебристо-серый изгиб потолка, обратил внимание на гравитационные линии, которые, подобно золотым хордам, огибали манипулятор. Несмотря на некоторые изменения в устройстве комнаты, внесенные новой обитательницей, его прелестной любимицей, она по-прежнему производила приятное впечатление. - Ты обратила внимание, сколько людей на корабле носят одежду аборигенов? - спросил Келексел. - Разве у меня была для этого возможность? - спросила в свою очередь Рут ("Какой же мягкий у нее голос!"). - Я же никуда не выхожу отсюда. - Да, конечно, - согласился Келексел. - Я думаю, что и сам бы мог надеть что-нибудь из вашей одежды. Инвик сказала мне, что одежды ваших детей подходят для Чемов после небольшой подгонки. Рут наполнила бокал вином из чаши и сделала большой глоток. "Мерзкий гном! - подумала она. - Грязный маленький тролль!" Келексел пил ликер из маленькой плоской бутылочки. Он погрузил ее в чашу и наполнил янтарной жидкостью. - Отличный напиток, восхитительная еда, удобная одежда. Я просто в восторге. Плюс великолепные забавы, доставляющие истинное наслаждение. Разве кому-нибудь это может наскучить? - Да, действительно, - прошептала Рут. - Разве кому-нибудь это может наскучить? - И сделала второй большой глоток вина. Келексел также отхлебнул из своей бутылочки, перенастраивая обмен веществ. Голос Рут казался каким-то странным. Он увидел пульт управления манипулятором и удивился, почему он не пытается сильнее воздействовать на нее. Может быть, в этом виноват ликер? - Как тебе понравился репродьюсер? - спросил он. "Грязный злобный маленький тролль!" - подумала Рут. - Я отлично поразвлекалась, - презрительно фыркнула она. - Почему бы тебе самому некоторое время не поиграть с ним? - Боги Сохранения! - прошептал ошеломленно Келексел. Он только сейчас понял, что ликер оказывает парализующее действие на нервные центры в голове Рут. Она вдруг дико замотала головой и расплескала половину содержимого своего бокала. Келексел протянул к ней руку, взял ее стакан и осторожно поставил его на стол. Он внезапно понял, что либо она не знает, как правильно регулировать обмен веществ, либо вообще не имеет об этом ни малейшего представления. - А ты любишь эти истории? - заплетающимся языком спросила Рут. Келексел начал припоминать, как в произведениях Фраффина разрешались проблемы аборигенов, связанные со чрезмерным потреблением спиртного. Сейчас все происходило так, как там показывалось. "В действительности", сказала бы Рут. - Грязный мир, - сказала она. - Ты считаешь, что мы часть какого-то сюжета? Они снимают нас своими проклятыми... камерами? "Какая чудовищная мысль!" - подумал Келексел. Странно, но почему-то он чувствовал, что ее слова несли в себе отпечаток правды. Их беседа удивительным образом походила на стандартные диалоги сюжетов Фраффина. В это мгновение Келекселу пришлось напомнить себе, что в иллюзорном мире, создаваемом воображением Фраффина, существа, подобные Рут, живут долго (по стандартам их рода). Впрочем, не в иллюзорном мире, поправил он себя. Зрители-Чемы сами могут принять участие в действии фильма. На Келексела вдруг снизошло озарение: он понял, что оказался в мире насилия и эмоций, который создал Фраффин. И, войдя в этот мир, он погубил себя. Даже кратковременного пребывания в этом иллюзорном мире туземцев оказалось достаточно, чтобы он мог отказаться от соблазна возвращаться в него снова и снова. Келекселу хотелось выскочить прочь из этой комнаты, отказаться от своей новой любимицы, вернуться к выполнению своих обязанностей. Но он знал, что не сможет такого сделать. И, понимая это, он спросил себя, в какую именно ловушку он угодил. Но не мог найти ответа. Он посмотрел на Рут. "Эти туземцы - чертовски опасны, можно обжечься, - подумал он. - Мы не владеем ими! Мы их рабы!" Его подозрения разгорались с новой силой. Он оглядел комнату. Что в ней такого особенного? Что в ней неправильного? В этот момент он не смог обнаружить ничего подозрительного. Внутри него вспыхнул гнев и страх. Ему показалось, что им играют, его действиями управляют. Неужели Фраффин? Экипаж корабля сумел подобрать ключи к шести предыдущим Следователям из Бюро. Каким образом? Что приготовлено для него? Конечно, они теперь знают, что он не обыкновенный посетитель. Но что способны они предпринять? Разумеется, только не на насилие. Рут начала плакать, тело ее сотрясалось от всхлипываний. - Все время одна, - шептала она. - Все время одна. "А может, используют эту местную? - подумал Келексел. - Может, она и есть наживка в поставленной для меня ловушке?" Нет никаких сомнений: здесь ведется тайное сражение. Соперничество осуществляется под обманчиво спокойной наружностью, замаскировано вежливыми словами и этикетом. Борьба продолжается и продолжается в таких сферах, где запрещено применение насилия. "Как они надеются одержать победу?" - спросил сам себя Келексел. Даже если они возьмут над ним верх, они понимают, что он не последний Следователь. И этому никогда не будет конца. Никогда. Никогда. Мысль о бесконечном будущем накатывалась на его сознание, словно волны на рифы. Келексел знал, что на этом пути его ждет безумие Чемов. Он прогнал эти мысли прочь. Рут встала и посмотрела на него рассеянным взглядом. Келексел торопливо принялся вертеть ручками манипулятора. Рут замерла. Кожа на ее руках и щеках начала пульсировать. Неожиданно она повернулась и бросилась бегом к раковине в углу. Там она наклонилась и ее вырвало. Вскоре она вернулась к своему креслу, двигаясь так, словно ее дергали за ниточки. Где-то в глубине ее сознания звучал тоненький голосок: "Это не твои сейчас поступки. Тебя заставляют их совершать". Держа в руках свою бутылочку, Келексел сказал: - С помощью таких вещей ваш мир восхищает и привлекает нас. Скажи мне, что в нем отталкивающего? - Это не мир, - сказала она дрожащим голосом. - Это клетка. Это ваш личный зоопарк. - Э-э... м-да! - произнес Келексел. Он сделал глоток, но напиток потерял для него свою изысканность. Потом он поставил бутылочку на стол. На его поверхности были заметны оставленные ранее влажные пятна. Он посмотрел на них. Женщина, несомненно, сопротивлялась ему. Как такое может быть? Только Чемы и мутанты (появляющиеся в результате случая) были невосприимчивы к подобному воздействию. Даже Чемы не были столь совершенно невосприимчивыми, не будь у них паутины Тиггивоф и не пройди они особой подготовки, начинавшейся с самого рождения. И снова он внимательно посмотрел на Рут. Женщина с вызовом встретила его взгляд. - Ваши жизни так коротки, - сказал Келексел. - Ваше прошлое так коротко... и все же вы передаете определенное ощущение древности. Как может быть такое? - Счет один-ноль в нашу пользу, - произнесла Рут. Она почувствовала, как ее эмоциями начали управлять, приводя ее в более спокойное состояние. Это произошло с неожиданной быстротой. Ею овладела какая-то безумная решимость. - Пожалуйста, перестань воздействовать на меня, - прошептала она. И подумала: "Что же мне говорить теперь?" Но она чувствовала, что не имеет права безропотно подчиняться этому существу, даже если это приведет его в ярость. Она должна противостоять ему - открыто. Иначе она сойдет с ума в бескрайней пустыне безумия. Она больше не может оставаться пассивной в своей цитадели, закрытом для Чемов уголке своего внутреннего мира. "Перестать воздействовать на тебя", - удивленно повторил про себя Келексел. Он заметил в ее крике нотку сопротивления. Варвары всегда говорят так с цивилизованными собеседниками. И он мгновенно превратился в истинного циничного сына Федерации, верного слугу Первородных. Туземка не должна больше оказывать ему сопротивления. - Как могу я воздействовать на тебя? - спросил он. - Если бы я только знала! - воскликнула женщина. - Я знаю лишь, что ты считаешь меня дурой, не способной понять твои поступки. "Неужели Фраффин занимался подготовкой этого создания? - спросил себя Келексел. - Может, он сделал это специально ради меня?" - Он припомнил свою первую встречу с Фраффином, когда у него возникло ощущение угрозы. - Что Фраффин приказал тебе делать? - требовательно спросил он. - Фраффин? - в явном замешательстве переспросила женщина. "Что же с ней сделал Режиссер корабля?" - Я не выдам тебя, - сказал Келексел. Она облизнула губы. Действия и слова Чемов не имели для нее никакого смысла. Единственное, что она поняла, это то, что они обладают невероятным могуществом. - Если Фраффин делает что-то незаконное с вами, туземцами, то я должен знать об этом, - продолжал Келексел. - От меня это не удастся скрыть, я все равно узнаю, рано или поздно. Рут отрицательно покачала головой. - Все, что можно было узнать о Фраффине, мне уже известно, - сказал Келексел. - Когда он прибыл на вашу планету, вы едва превосходили уровень необученных животных. Чемы могли спокойно жить среди вас как Боги. - Незаконное? - повторила вслух женщина. - Что ты подразумеваешь под этим словом? - У вас, туземцев, уже имеются примитивные законы, - презрительно усмехнулся Келексел. - Ты знаешь о понятиях законности и незаконности. - Я никогда даже не видела Фраффина, - заметила Рут. - За исключением одного раза - на экране. - Ага, пытаешься увильнуть от ответа! Значит, тогда ты видела его прислужниц... Что они приказали тебе делать? И снова Рут отрицательно покачала головой. В ее руках было какое-то оружие, она чувствовала это, но еще не до конца понимала, какое именно. Келексел отвернулся от нее и прошел к репродьюсеру, потом повернул обратно и, остановившись в десяти шагах от Рут, осматривал ее. - Он воспитал вас, создал вас, управлял вами... он превратил вас в самую лучшую собственность во вселенной. Ему сделали несколько заманчивых предложений... и он все их отклонил... он должен... Ладно, ты все равно не поймешь этого. - Отказался... почему? - спросила Рут. - М-да... тот еще вопрос. - Почему... почему мы так ценны? Он обвел рукой широкий круг. - Вы грубые варвары, вы выше нас ростом, но кое в чем вы похожи на нас. Мы можем отождествлять вас с собой. Ваша борьба за существование развлекает нас, изгоняет нашу скуку. - Но ты сказал - незаконное? - Когда такая раса, как ваша, достигает определенной стадии развития, мы не можем позволить себе... вольности. Нам пришлось уничтожить некоторые расы и жестоко наказать нескольких Чемов. - Но что... за вольности? - Это не важно. - Келексел повернулся к ней спиной. Очевидно, ей действительно ничего не было известно. Под воздействием манипулятора она едва ли могла лгать или лицемерить. Рут уставилась в спину Келексела. Уже несколько дней ее беспокоил один вопрос. И теперь она чувствовала, что просто обязана получить ответ на него. - Сколько тебе лет? - спросила она. Медленно Келексел на одной ноге повернулся к ней и внимательно посмотрел на нее. Несколько секунд понадобилось ему, чтобы преодолеть отвращение, вызванное таким бестактным вопросом, потом он спросил в свою очередь: - А почему, собственно, это должно интересовать тебя? - Я... просто хочу знать. - Она попыталась проглотить комок в пересохшем горле. - Каким образом... каким образом вы... сохраняетесь... - Омоложение! - Он встряхнул головой. Какая отвратительная тема. Да, эта туземка поистине настоящая дикарка. - Я видела женщину, Инвик, - сказала Рут, ощутив его раздражение и получая от этого удовольствие. - Она назвалась врачом корабля. Она занимается... - Обычная процедура. Не более. Мы разработали тщательные защитные механизмы и устройства, которые предотвращают от всех повреждений, кроме, быть может, самых незначительных. Вот на подобный случай и нужен врач. Но к его услугам приходится прибегать крайне редко. Мы сами можем обеспечивать себе надлежащий уход во время регенерирующих и омолаживающих процедур. А теперь скажи мне, почему ты задала мне этот вопрос. - Могу ли я... мы... - О, нет! - Громко рассмеявшись, Келексел откинул голову назад. Потом продолжал: - Ты должна быть Чемом и проходить подготовку к этому процессу с самого рождения - иначе такое неосуществимо. - Но... вы же так похожи на нас. Вы ведь... производите себе подобных. - Но не с такими как ты, моя дорогуша. Мы действительно похожи, и это просто великолепно, должен признаться. Но лишь развлечение, защита от скуки, не более. Мы, Чемы, не можем иметь потомство ни от кого другого... - Он умолк, внимательно посмотрел на нее, припоминая разговор с Инвик. Они обсуждали тогда насилие, совершаемое туземцами, их войны. "Это встроенная система, своего рода клапан, благодаря которому можно регулировать поведение невосприимчивых", - сказала тогда Инвик. "Конфликты?" Конечно. По большей части люди, невосприимчивые к воздействию наших манипуляторов, чувствуют неудовлетворенность жизнью, разочарование. Таких существ привлекает идея насилия, и они пренебрегают личной безопасностью. Их организм быстро изнашивается. Вспомнив сейчас слова Инвик, Келексел подумал: "Возможно ли это? Нет! Этого не может быть! Ведь уже давно фиксируются генетические образцы туземцев. Я собственными глазами видел их. Но что, если... Нет! Только не подобным образом! Но ведь они могли сделать это по-простому - подменив генетические пробы. Корабельный врач Инвик! И если она сделала это, то почему? Келексел покачал головой. Такая мысль казалась абсурдной. Даже Фраффин не осмелится пойти на такое - сделать всю планету заселенной одними полу-Чемами. Возросший уровень невосприимчивых сразу же выдаст его до того, как... Но ведь тут есть действующая предохранительная система". - Теперь я должен встретиться с Фраффином, - пробормотал Келексел. И он вспомнил: "Когда Инвик говорила о местных иммунных, она имела в виду определенного человека". 15 Когда Келексел вошел в личные апартаменты Режиссера корабля, Фраффин сидел за своим пультом управления. Комнату заливал яркий серебристый свет, горевший с максимальной интенсивностью. Поверхность пульта ярко сверкала. Фраффин был одет, как местный житель: черный костюм и белая рубашка. Золотистые пуговицы на манжетах отражали ослепительные лучи света прямо в глаза Келексела. Приняв вид задумчивого превосходства Фраффин, внутренне ликуя, подумал: "Этот несчастный болван Следователь! Он в моих руках, словно некая стрела, вставленная в натянутую тетиву, и осталось лишь выбрать мишень, в которую ее выпустить. И я этот стрелок! - подумал Фраффин. - Он в моих руках, я держу его столь же крепко, как любого туземца, которого помещаю во всякие неприятные ситуации". - Вы просили о встрече со мной? - спросил Фраффин. Он оставался сидеть, демонстрируя свое нерасположение к посетителю. Келексел заметил это, но решил не обращать на это внимания. Поведение Фраффина было почти грубым. Наверное это потому, что он чувствует уверенность в своих силах. Но Первородные не посылают идиотов-Следователей, и Режиссер вскоре обнаружит это. - Мне бы хотелось поговорить с вами о моей любимице, - начал Келексел, присаживаясь напротив Фраффина без какого-либо приглашения. Между ними оставалось огромное пустое пространство пульта управления. На его полированной поверхности можно было увидеть слабое отражение Фраффина. - Что-то не в порядке с вашей любимицей? - поинтересовался Фраффин. Он улыбнулся про себя, вспомнив о последнем докладе, где описывались развлечения Келексела с его подружкой. Следователь теперь был охвачен подозрениями - можно не сомневаться. Но уже слишком поздно... слишком поздно. - Скорее всего, с ней-то все в порядке, - ответил Келексел. - Конечно, она просто восхищает меня. Но тут мне пришло в голову, что я на самом деле знаю слишком мало о туземцах, их корнях, так сказать. - И вы пришли ко мне за этой информацией? - Я был уверен, что вы захотите встретиться со мной, - заметил Келексел. Он ждал, спросив себя: не изменит ли Режиссер свое поведение. Конечно, теперь пришла пора настоящей, открытой схватки. Фраффин откинулся на спинку кресла, опустив веки, серебристо-голубоватые тени пролегли во впадинах лица. "Да, - кивнул он про себя, - сейчас мне предстоит занимательное состязание с этим идиотом, победа над ним будет некоторым развлечением для меня". В предвкушении этого Фраффин смаковал последние мгновения перед схваткой, мгновения откровения. Положив руки на подлокотники кресла, Келексел отметил чистоту линий и мягкую теплоту материала. В комнате ощущался слабый мускусный аромат, экзотический, дразнящий, пришедший из другого мира... Наверное какая-то цветочная эссенция. - Но вы ведь получаете удовольствие от своей любимицы? - спросил Фраффин. - Она восхитительна, - сказал Келексел. - Интересно, а почему вы не экспортируете этих женщин. Почему? - Итак, вы контактировали с одной из них, - произнес Фраффин, намеренно не замечая вопроса. - Мне все же интересно, почему вы не экспортируете этих женщин, - повторил свой вопрос Келексел. - Мне это кажется весьма странным. "О да, тебе это действительно кажется странным", - мысленно согласился с ним Фраффин. Неожиданно его стало охватывать растущее раздражение на Келексела. Он, очевидно, одурманен аборигенкой - ведь это его первая женщина здесь. - Найдется много коллекционеров, которые с радостью заполучили бы одну из местных женщин в свою коллекцию, - сказал Келексел. - Из всех тех чудес, что вы собрали здесь... - И вы думаете, что мне больше нечего делать, кроме как подбирать коллекцию туземок для моих знакомых? - резко бросил Фраффин и сам удивился прозвучавшей в его голосе страстности. "Неужели я завидую Келекселу?" - подумал он. - Но чем же тогда вы здесь занимаетесь, как не извлечением выгоды? - спросил Келексел. Он чувствовал, как в нем растет гнев на Фраффина. Конечно, Режиссер знал, что перед ним сидит Следователь. Но в действиях Фраффина не было никаких признаков страха. - Я коллекционирую слухи, - сказал Фраффин. - То, что я сам создаю кое-какие из этих слухов, в данный момент не имеет значения. "Слухи?" - удивленно повторил про себя Келексел. А Фраффин подумал: "Коллекционер древних слухов, точно!" И понял в то же мгновение, что завидует Келекселу, завидует его первому контакту с туземной женщиной. Фраффин вспомнил былые дни, когда Чемы могли более свободно передвигаться по планете внизу, создавая механизмы существования его обитателей (правда, на это потребовалось много времени), подчиняя своей воле их вождей, ослепленных невежеством и высокомерием, взращивая смертоносные желания. Да-а, то были деньки! Фраффин на несколько секунд оказался в плену собственных воспоминаний о временах, когда он жил среди туземцев, манипулировал ими, управлял, слушал их разговоры, узнавал из болтовни хихикающих римских мальчишек о вещах, о которых их родители не смели упоминать даже шепотом. В его памяти воскресла вилла, сверкающая в лучах солнца. Ведущая к ней каменная дорожка для прогулок, проложенная среди травы, деревьев, грядок с капризной форсифией. Туземцы и назвали это растение "капризная форсифия". Как же отчетливо стоит у него перед глазами картина молодого грушевого дерева рядом с дорожкой! - Они умирают так скоро, - прошептал он. Келексел поднес руку к лицу и сказал: - Я думаю, у вас болезненная склонность ко всяким ужасам - смерти и насилию. Хотя это не входило в намерения Фраффина, но он не смог удержаться и сказал, глядя на Келексела: - Ты думаешь, что ненавидишь подобные вещи, а? Нет, это не так! Ты же говорил, что тебя привлекают многие вещи, вроде твоей красотки. Я слышал, тебе нравится одежда туземцев. - Фраффин прикоснулся к рукаву своего пиджака и провел по нему рукой. - Как же мало ты знаешь о себе, Келексел! Лицо его собеседника потемнело от ярости. "Это уж слишком! Фраффин перешел все границы дозволенного!" - Мы, Чемы, заперли двери для смерти и насилия, - прошептал Келексел. - Просмотр сцен с ними - всего лишь праздное времяпровождение. - Болезненная склонность, говоришь? - произнес Фраффин. - Заперли двери для смерти? Ей никогда не подстеречь никого из нас, не так ли? - Он захихикал. - Но оно все еще остается, наше вечное искушение. И то, что я делаю здесь, привлекает ваше внимание... да настолько, что вы пытаетесь любыми путями проникнуть сюда и разузнать о вещах, которые вызывают у вас такое отвращение. Я скажу тебе, чем я здесь занимаюсь: я создаю искушение, которое, возможно, затронет чувства моих приятелей Чемов. Пока Фраффин говорил, его руки постоянно двигались, он резко размахивал ими, демонстрируя энергию своего вечно молодого энергичного тела... на тыльной стороне пальцев вились маленькие волосинки, тупые, плоские ногти матово блестели. Келексел посмотрел на Режиссера, очарованный словами Фраффина. "Смерть - искушение? Конечно же, нет!" И все же в этой мысли чувствовалась холодная уверенность. Глядя на руки Фраффина, Келексел подумал: "Рука не должна главенствовать над рассудком". - Вы смеетесь, - произнес Келексел. - Я вам кажусь смешным. - Вовсе не ты лично, - возразил Фраффин. - Меня забавляют все эти бедные существа из моего закрытого мира, делающие счастливыми тех из нас, кто не может слышать предупреждения относительного нашего собственного вечного существования. Ведь во всех этих предупреждениях есть одно исключение, верно? Это вы сами! Вот что я вижу и что забавляет меня. Вы смеетесь над ними в моих произведениях, но вы сами не знаете, почему вы смеетесь. Да-а, Келексел, именно здесь мы и прячем от самих себя понимание собственной бренности. Ошеломленный Келексел воскликнул в ярости: - Мы не умираем! - Келексел, Келексел. Мы смертны. Любой из нас может умереть, если не будет проходить сеансов омоложения, а это и есть смерть. Он будет смертен. Келексел сидел молча, глядя на Режиссера. "Да он просто сумасшедший!" Что касается Фраффина, то первые секунды его сознание было потрясено всей огромностью этой мысли, но потом она ушла, уступив место гневу. "Я разгневан и в то же время полон раскаяния, - подумал он. - Я принял мораль, которую никто из Чемов не способен пока что принять. Я виноват перед Келекселом и всеми остальными существами, которыми манипулировал, о чем они даже не догадывались. Внутри меня на месте отрезанной головы вырастало пятьдесят новых. Слухи? Коллекционер слухов? Просто я человек с чувствительными ушами, который еще способен слышать звук ножа, режущего хлеб на вилле, которой больше не существует". Он вспомнил женщину: смуглую экзотическую хозяйку в его римском доме. Она была такого же, как и он, роста, малопривлекательной по местным стандартам, однако красивая на его взгляд - самая красивая из всех. Она родила ему восемь смертных детей, и их смешанная кровь растворилась в других потомках. Она постарела, ее лицо потеряло красоту... он вспомнил и это. Вспомнив ее увядшую наружность, он не мог не подумать обо всех проблемах и несчастиях, которые происходили из-за смешения их генов. Она дала ему то, что не могли дать другие - ощущение смерти, разделить которое он сумел, но вот принять ее - этого ему не было дано. "Чего только Первородные не отдали бы, чтобы узнать об этом маленьком эпизоде", - подумал он. - Вы говорите, как сумасшедший, - прошептал Келексел. "Теперь мы начали открытую борьбу, верно? - подумал Фраффин. - Наверное, я слишком долго вожусь с этим болваном. Возможно, теперь я должен сообщить ему, в какой он ловушке". Однако и сам Фраффин ощущал, что пойман в ловушку собственного гнева. И ничего не мог с собой поделать. - Сумасшедший? - переспросил он, язвительно усмехнувшись. - Ты говоришь, что мы бессмертны, мы - Чемы. Как достигается это наше бессмертие? Благодаря омоложению и только ему. Мы достигли точки равновесия, заморозили процесс старения нашего организма. На какой стадии своего развития мы застыли? Ответь мне. Чем Келексел? - Стадии? - Келексел уставился на него. Слова Фраффина обжигали как горящие угли. - Да, стадии! Достигли ли мы зрелости, прежде чем заморозили себя? Я думаю, что нет. Достижение зрелости означает цветение. Мы же отнюдь не расцвели, Келексел. - Я не... - Мы не создаем ничего прекрасного, где была бы доброта, нечто, составлявшее суть нас самих! Мы не цветем. - У меня есть потомство! Фраффин не смог сдержать смех. Насмеявшись вволю, он посмотрел в лицо Келексела, теперь уже открыто выражавшего свое раздражение, и сказал: - Нерасцветший росток, постоянная незрелость, производящая постоянную незрелость - и вы бахвалитесь этим! Сколь же неизменен, пуст и испуган ты, Келексел? - А чего я должен бояться? - защищался Келексел. - Смерть не может коснуться меня. И вы тоже не можете прикоснуться! - Но, может быть, изнутри? - заметил Фраффин. - Смерть не может подобраться к Чему, если она не сидит в нем самом. Мы - независимые индивидуалисты, бессмертные цитадели эгоизма. Взять штурмом нас не может ни одна сила - кроме той, что таится внутри нас самих. В каждом из нас таится семя нашего прошлого, семя, которое шепчет: помнишь? Помнишь то время, когда мы могли умереть? Келексел вскочил и посмотрел на сидевшего Фраффина. - Да вы действительно сумасшедший! - Сядьте, посетитель, - сказал Фраффин. И удивился самому себе. "Зачем я вывел его из себя? Чтобы оправдать свои действия? Если так, значит я должен дать ему кое-что другое, что он смог бы использовать против меня, и мы были бы в более равных условиях в этой схватке". Келексел уселся в кресло. Он напомнил себе, что Чемы, как правило, защищены от самых разнообразных форм безумия, впрочем, никто не знал, какие стрессы могли возникнуть у сотрудников станций на отдаленных планетах при контактах с существами чуждой расы. Психоз в результате скуки угрожал всем Чемам... Возможно, Фраффин поражен каким-нибудь родственным синдромом. - Давайте поглядим, есть ли у вас совесть, - произнес Фраффин. Это предложение прозвучало настолько неожиданно, что Келексел в ответ мог только вытаращить на него глаза. Однако внутри возникло неприятное ощущение пустоты, и Келексел почувствовал опасность в словах Фраффина. - Какое зло может скрываться в этом? - спросил Фраффин. Он повернулся. Один из членов его экипажа принес вазу с розами и поставил ее на шкафу за пультом управления. Фраффин посмотрел на розы. Они уже полностью распустились, ярко-красные лепестки напоминали гирлянды на алтаре Дианы. "В Шумерии, - подумал он, - никто уже не шутит. Мы больше не шутим, утрачивая мудрость Минервы". - О чем вы говорите? - спросил Келексел. Вместо ответа Фраффин надавил контрольную кнопку пульта управления. Загудев, его пространственный репродьюсер медленно направился по комнате к Фраффину, словно гигантский зверь, и остановился справа от него так, чтобы они оба могли видеть сцену, создаваемую им. Келексел не сводил глаз с устройства, во рту у него все пересохло. Внезапно из фривольного средства для развлечения машина превратилась в чудовище, готовое, как ему казалось, в любой момент схватить его. - Да уж, это ты неплохо придумал, когда дал своей любимице одну из этих машин, - заметил Фраффин. - Может, полюбопытствуем, что она сейчас смотрит? - Какое это должно иметь к нам отношение? - спросил Келексел. Раздражение и неуверенность слышались в его голосе Он знал, что Фраффин тоже заметил это. - Ну что, поглядим? - сказал Фраффин и медленно, почти с любовью сдвинул рычажки на пульте управления. На сцене возникла какая-то комната - длинная, узкая, с бежевыми оштукатуренными стенами, с размытым коричневым потолком. К дощатому столу, покрытому следами от потушенных сигарет, примыкал радиатор парового отопления, шипевший под красно-белыми занавесками. За столом друг напротив друга сидели двое. - Ага, - заметил Фраффин. - Слева от нас отец вашей любимицы, а справа - человек, за которого она вышла бы замуж, если бы мы не вмешались и не переправили ее вам. - Глупые, никуда не годные туземцы, - фыркнул Келексел. - Но она наблюдает за ними как раз в данный момент, - произнес Фраффин. - Именно это и показывает сейчас ее репродьюсер... которым ты так предусмотрительно ее снабдил. - Она вполне счастлива здесь. Я нисколько в этом не сомневаюсь, - заметил Келексел. - Почему бы тогда тебе не отказаться от применения манипулятора? - задал коварный вопрос Фраффин. - Я так и сделаю, когда она будет полностью под контролем, - ответил Келексел. - Когда самка окончательно поймет, что мы способны дать ей, она будет служить Чему, испытывая не только удовлетворение, но и глубокую благодарность. - Конечно, - согласился Фраффин. Он внимательно смотрел на профиль Энди Фурлоу. Тот что-то говорил, но Фраффин не включил звук. - Вот почему она и смотрит эту сцену из моего текущего произведения. - А что такого интересного в этой сцене? - спросил Келексел. - Верно, ее потрясает ваше мастерство режиссера. - Разумеется, - согласился Фраффин. Келексел всмотрелся в туземца слева. Отец ее любимицы? Он отметил, что веки туземца опущены. Это существо с суровыми чертами напустило на себя таинственный вид. Абориген походил своими небольшими размерами на крупного Чема. Как может такое существо быть отцом изящной и грациозной его любимицы? - Тот, за которого она хотела выйти замуж, - местный знахарь, - произнес Фраффин. - Знахарь? - Они предпочитают называть их психологами. Может, - подслушаем их разговор? - Как вы сами сказали: "Разве от этого может быть какой-нибудь вред?" Фраффин переместил рычаг включения звука. - Да, конечно. - Наверное, это будет занимательно, - заметил Келексел, но в его голосе не было веселья. Почему ее любимица наблюдает за этими существами из своего прошлого? Ведь это может принести ей лишь одни страдания. - Тс-с! - прошипел Фраффин. - Что? - Слушайте! Фурлоу наклонился к столу, заваленному грудой бумаг. Звук едва можно было разобрать. В застоявшемся воздухе пахло пылью и еще какими-то незнакомыми ароматами, которые доносила до них чувствительная силовая паутина. Гортанный голос Джо Мерфи громыхал со сцены: - Удивлен, что вижу вас, Энди. Слышал, что у вас был приступ. - Я провалялся всего один день, - ответил Фурлоу. - С каждым подобное может случиться. Фраффин захихикал. - Что-нибудь слышно о Рути? - спросил Мерфи. - Нет. - Ты потерял ее снова, вот и все. Хотя ведь я предупреждал тебя, чтобы ты позаботился о ней. Но, наверное, все женщины такие. Фурлоу принялся регулировать свои очки, потом посмотрел прямо в глаза следивших за ним Чемов. Келексел открыл от удивления рот. - Ну, как тебе это нравится? - прошептал Фраффин. - Иммунный! - прохрипел Келексел. И подумал: "Теперь Фраффин у меня на крючке! Позволить иммунному наблюдать за действиями съемочной группы!" Вслух же он задал вопрос: - Это существо до сих пор живо? - Мы недавно устроили ему небольшую демонстрацию нашего могущества, - сообщил Фраффин, - но я нахожу его слишком забавным, чтобы просто уничтожить его. Мерфи прочистил горло, а Келексел откинулся на спинку кресла и продолжал наблюдать и слушать. "Ну, давай, уничтожай себя, Фраффин", - подумал он. - Здесь не заболеешь, - заметил Мерфи. - На тюремной диете можно лишь набрать вес. Меня удивляет то, как быстро я приспособился к этой монотонной жизни. Фурлоу обратил свое внимание на бумаги перед собой. Келексел вдруг поймал себя на том, что его захватила эта сцена. Впрочем, одна мысль еще грызла его: "Почему она наблюдает за этими существами из своего прошлого?" - Похоже, все приходит в норму, верно? - спросил Фурлоу. Он положил перед Мерфи стопку карточек с какими-то узорами. - Ну, только слишком уж долго тянется эта тягомотина, - пожаловался Мерфи. - Никакой спешки. - Он пытался не смотреть на эти карточки. - И вы думаете, что тюремные власти согласны с вами? Фраффин принялся нажимать кнопки и дергать рычажки на пульте управления репродьюсером. Точка обзора резко сместилась. Теперь оба аборигена были видны в профиль, их изображения увеличились (Келексел вдруг испытал странное, жутковатое чувство, что его самого переместили вплотную к туземцам). - В этот раз работать с карточками мы будем несколько по-другому, - сказал Фурлоу. - Вы так часто проходили этот тест, что мне хочется изменить методику. Сгорбившийся Мерфи бросил на него резкий, настороженный взгляд, однако его голос прозвучал с открытой дружелюбностью: - Все, как вы скажете, док. - Я сяду здесь, напротив вас, - сказал Фурлоу. - Это не совсем обычно, но в этой ситуации много неординарных вещей. - Вы имеете в виду, что знаете меня и все такое? - Да. - Фурлоу положил секундомер рядом с собой на стол. - Я изменил обычный порядок в стопке. Секундомер неожиданно привлек внимание Мерфи. Он внимательно смотрел на него. Его толстые предплечья слегка задрожали. С видимым усилием он заставил се