ы говорил мне. "Неужели она видит меня насквозь? - подумал Келексел. - Как она могла узнать это? Что за странные способности у этих туземцев?" Он скрыл свое замешательство пожатием плеч. - Я желаю, чтобы ты умер, - сказала Рут. - Я хочу, чтобы ты умер! Несмотря на усиливающееся воздействие Манипулятора, Рут чувствовала, как глубоко внутри нее разгорается гнев, еще далекий, но уже вполне различимый, бурлящий гнев, вызывающий желание вонзить ногти в непроницаемую кожу этого Чема. Голос Рут прозвучал так спокойно и ровно, что Келексел едва не пропустил мимо ушей ее слова, прежде чем все же успел осознать их смысл. Умер! Она желала его смерти! Он попятился. Как могла она нанести ему такое оскорбление! - Я - Чем! - воскликнул он. - Как смеешь ты говорить подобное Чему? - Ты что, действительно не понимаешь? - спросила она в свою очередь. - Я улыбался тебе, взял тебя к себе, - сказал он. - И вот как ты благодаришь меня? Рут оглядела свою комнату-тюрьму, потом посмотрела на его лицо: серебристо-белая кожа с металлическим оттенком, презрительно нахмуренные брови. Выпрямившись, Келексел едва достигал роста Рут, сидевшей на стуле, и со своего места она могла видеть колышущиеся черные волосинки в его ноздрях, когда он делал вдохи и выдохи. - Мне почти жаль тебя, - сказала она. Келексел проглотил слюну. "Жаль?" Ее реакция заставляла его нервничать. Он посмотрел на свои руки, с удивлением обнаружил, что свел их вместе. "Жаль?" Он медленно разжал пальцы, отмечая, что его ногти потемнели, приобрели вид, предупреждающий его о том, что он нуждается в омоложении и очень скоро - после того, как Келексел воспроизвел себе подобного, в его организме включились часы, отсчитывающие срок, отпущенный его телу. Может, поэтому она и пожалела его - из-за задержки с его омоложением? Нет, она не могла знать о зависимости Чемов от Омолаживателей. "Задержка... задержка... почему я медлю?" - подумал Келексел. Он удивился самому себе - своей решимости и храбрости. Он дошел до той точки, когда другие. Чемы уже бегут к Омолаживателям. Он знал, что сделал это почти намеренно, играясь с ощущениями бренности тела. Никакой другой Чем не осмелился бы на это. Они все трусы! Сейчас он был почти таким, как Рут. Почти смертным! А она ругает его! Она не понимает, что происходит. Да и разве способна она, бедняжка, понять это? Он ощутил прилив жалости к себе. Разве может кто-нибудь понять это? Разве кто-либо испытывал подобное? Все его приятели Чемы уверены, что он прибегает к услугам Омолаживателя, как только наступает в том необходимость. Да, этого никто не поймет. Келексел пребывал в нерешительности, стоит рассказать Рут о том, какой смелый поступок он совершил, но он не забыл ее слов. Она желала его смерти. - Как бы мне тебе это объяснить? - сказала Рут. Она снова повернулась к репродьюсеру и начала настраивать его. Эта отвратительная машина, сделанная отвратительными Чемами, неожиданно показалась очень важной для нее. Самая важная для нее сейчас вещь, с помощью которой она могла показать, почему она испытывает такую лютую ненависть к нему. - Смотри, - сказала она. Куполообразная сцена репродьюсера показывала длинную комнату с высоким столом в одном конце, а противоположная часть, справа, огораживалась рядом скамеек со столами, за которыми сидели двенадцать туземцев, в разной мере напустивших на себя скучающий вид. Пространство у стен занимали греческие колонны, в пролетах между ними были видны панели из темного дерева и высокие окна. Утренний свет лился через эти окна. За высоким столом сидел толстый круглый человек в черной мантии, наклонивший вперед свою блестящую лысую голову. Неожиданно Келексел узнал нескольких туземцев, сидевших за маленькими столами. Вон там приземистая фигура Джо Мерфи, отца Рут; и здесь же Бонделли, адвокат, которого он видел в сценах Фраффина, - узкое лицо, черные волосы, зачесанные назад. На стульях сразу за ограждением сидели оба знахаря, Уили и Фурлоу. Фурлоу заинтересовал Келексела. Почему Рут выбрала эту сцену, где присутствовал этот туземец? Неужели правда то, что она собиралась выйти замуж за это существо? - Это судья Гримм, - произнесла Рут, показывая на человека в черной мантии. - Я... ходила в школу с его дочерью. Вы знаете это? Я... бывала в его доме. Услышав нотки страдания в ее голосе, Келексел подумал, не усилить ли ему воздействие Манипулятора, но потом решил не делать это - можно переборщить и подавить ее желание показывать эту сцену. Он вдруг понял, что чрезвычайно заинтригован тем, что делает Рут. Каковы же мотивы ее поведения? - Человек с тростью, сидящий слева, за тем столом, Паре, окружной прокурор, - продолжала Рут. - Его жена и моя мать были членами одного и того же садоводческого клуба. Келексел посмотрел на туземца, на которого она указала. У него был вид солидного и порядочного члена общества. Седые волосы металлического оттенка покрывали макушку его почти квадратной головы. Волосы почти прямой линией очерчивали его лоб и были подстрижены на висках. Выдававшийся вперед подбородок, чопорно поджатые губы и крупный прямой нос производили приятное впечатление. Густые темного цвета овалы бровей располагались над голубыми глазами. По краям глаза слегка были прищурены, что еще больше подчеркивали глубокие складки. К столу рядом с его стулом была прислонена трость. Время от времени Паре поглаживал набалдашник. Похоже, в этой комнате происходило что-то важное. Рут включила звук, и до них донеслись звуки покашливаний из дальних рядов зрителей, шуршание бумаг. Келексел наклонился вперед, ухватился рукой за спинку кресла Рут, наблюдая за тем, как Фурлоу встал и направился к стулу рядом с высоким столом. Потом последовал короткий религиозный ритуал, включающий обещание говорить правду, и только правду, и ничего, кроме правды. Фурлоу уселся, а адвокат Бонделли остался стоять позади него. Келексел внимательно посмотрел на Фурлоу: широкий лоб, темные волосы. Интересно, без Манипулятора кому бы отдала Рут предпочтение: ему или этому созданию? Казалось, что Фурлоу хочет спрятаться за этими темными очками. В нем ощущалось какое-то беспокойство - глаза его все время бегали, не задерживаясь ни на чем долго. И тут Келексел понял, что в этой сцене он избегает съемочных групп Фраффина. Он знает о Чемах! Конечно, знает! Ведь он иммунный! Чувство служебного долга тут же вернулось к Келекселу. Он ощущал стыд и вину. И в ту же секунду понял, почему не обратился ни к одному из Омолаживателей этого корабля историй. Если бы он это сделал, то он бы уже никогда не выбрался из ловушки Фраффина. Он стал бы одним из них, такой же собственностью Фраффина, как и любой туземец этого мира. И пока он будет держаться подальше от Омолаживателей, понял Келексел, он будет чувствовать себя независимым от Фраффина. Впрочем, это был лишь вопрос времени... Бонделли сейчас что-то говорил Фурлоу. Сцена эта уже начала утомлять Келексела, в ней не было никакого смысла. Келексел удивился собственной реакции. - Итак, доктор Фурлоу, - начал Бонделли, - вы перечислили пункты, в соответствии с которыми действия моего - подзащитного подходят под общие закономерности убийств, совершенные людьми в момент умопомешательства. Какие еще доказательства есть у вас, подтверждающие то, что он на самом деле сумасшедший? - Мое внимание привлекло повторение цифры семь, - ответил Фурлоу. - Семь ударов кинжалом. Потом, при аресте он сказал, что выйдет через семь минут. - Это что, важно? - Число семь имеет религиозное значение: Бог создал Землю за семь дней и так далее. Подобного рода закономерности вы найдете в действиях сумасшедших. - Доктор Фурлоу, вы проводили обследование подсудимого несколько месяцев назад? - Да, сэр. - При каких обстоятельствах? Келексел бросил взгляд на Рут и с потрясением увидел, что по ее щекам текут слезы. Он посмотрел на пульт управления Манипулятором, и только сейчас он стал догадываться, насколько же глубокими были ее чувства. - Мистер Мерфи поднял ложную пожарную тревогу, - ответил Фурлоу. - Он был опознан и арестован. Меня вызвали, как судебного психолога. - Почему? - Ложная пожарная тревога не относится к таким нарушениям, которые можно оставить без внимания, особенно, когда ее поднимает вполне взрослый человек. - Поэтому вас и вызвали? - Нет - это обычная процедура. - Но чем можно было объяснить действия подсудимого? - Как правило, это бывает связано с сексуальными нарушениями. Этот инцидент произошел как раз в то время, когда подсудимый впервые пожаловался на импотенцию. Эти два фактора, сведенные вместе, рисуют очень тревожную психологическую картину. - Какую еще? - Ну, он также показывал почти полное отсутствие человеческой теплоты. То, что мы называем добротой. Его поведение явно указывало на возникновение синдрома Рорчеча, проявлявшегося в том, что он потерял почти всякий интерес к тому, что мы называем "жизнедеятельностью". Другими словами, его мировоззрение сконцентрировалось на смерти. Я принял во внимание все эти факторы: холодность его натуры, сосредоточенность на смерти и сексуальную озабоченность. Келексел смотрел на фигуру на сцене репродьюсера. О ком это он говорит? Холодность натуры, сосредоточенность на смерти, сексуальная озабоченность? Келексел бросил взгляд на Мерфи. Подсудимый сидел, сгорбившись за столом, опустив глаза. Бонделли провел рукой по усам и посмотрел на записку, которую держал в руке. - В чем состояла суть внесения вашего заключения в отдел освобождения под залог, доктор? - Задавая этот вопрос, Бонделли посмотрел на судью Гримма. - Я предупредил их, что если этот человек не изменит в корне свои взгляды, у него может произойти психический срыв. По-прежнему не глядя на Фурлоу, Бонделли задал новый вопрос: - А как, доктор, вы определяете понятие "психический срыв"? - Ну, например, убийство кинжалом любимого человека с особой жестокостью можно отнести к "психическому срыву". Судья Гримм что-то записал на листке бумаги, лежавшем перед ним. Одна женщина, самая крайняя из присяжных, нахмуренно посмотрела на Бонделли. - Вы предсказывали это преступление? - спросил Бонделли. - Да, что произойдет нечто подобное. Окружной прокурор внимательно оглядел присяжных. Потом медленно покачал головой и, наклонившись к своему помощнику, что-то прошептал ему на ухо. - Были ли приняты какие-нибудь меры в ответ на ваше заключение? - спросил Бонделли. - Насколько мне известно, нет. - А почему? - Наверное, многие из тех, кто видел это заключение, не разбирались в медицинских терминах и не понимали всей опасности его психических отклонений. - Вы пытались объяснить кому-либо это? - Я рассказал о своих опасениях нескольким сотрудникам отдела освобождения под залог. - И все равно никаких мер не было принято? - Они ответили, что мистер Мерфи как уважаемый член общества не может быть опасен, что, по всей видимости, я ошибаюсь. - Понятно. А сами вы лично не пытались помочь подсудимому? - Я попытался заинтересовать его религией. - Без успеха? - Совершенно верно. - Впоследствии вы проводили обследование подсудимого? - Да, в прошлую среду - и это было второе мое обследование с момента его ареста. - И что же вы обнаружили? - Он страдает нарушениями психики, которые я определяю, как паранойя. - Мог ли он отдавать себе отчет в Совершаемых им поступках и их последствиях? - Нет, сэр. В своем психическом состоянии он способен отвергать любые принципы морали и закона. Бонделли повернулся и окинул долгим взглядом окружного прокурора, потом закончил: - Это все, доктор. Окружной прокурор провел рукой по квадрату волос на его голове и принялся внимательно изучать свои записи свидетельских показаний. Келексел, которого постепенно заинтриговала эта сцена, кивнул. Очевидно, что у туземцев была первобытная система правосудия, еще слишком незрелая. И все-таки эта сцена напомнила ему о его чувстве вины. "Может, поэтому Рут и показывает ее ему? - подумал он. - Может, она хочет сказать ему: "И тебя тоже могут наказать?" Он ощутил приступ жгучего стыда. Он чувствовал себя так, словно Рут перенесла самого его в эту комнату судебного разбирательства при помощи репродьюсера, и сам он предстал перед судом. Внезапно он отождествил себя с ее отцом, разделяя, благодаря чувствительной паутине, эмоции туземца. Мерфи сидел, молча сдерживая закипавший в нем гнев, направленный с необычайной силой на Фурлоу, который все еще сидел на свидетельском месте. "Этот иммунный должен быть уничтожен!" - подумал Келексел. Фокус репродьюсера слегка сменился, сосредоточившись на окружном прокуроре. Паре встал, прохромал к Фурлоу, опираясь на трость. Тонкие губы Паре были чопорно стиснуты, однако гнев клокотал в его глазах. - Мистер Фурлоу, - начал он, умышленно опустив докторский титул, - я не ошибаюсь, предполагая, что по-вашему подсудимый не способен был отличить хорошее от плохого в ночь, когда он убил свою жену? Фурлоу снял очки. Его серые глаза сейчас казались беззащитными. Он протер линзы и снова надел очки, потом опустил руки на колени. - Да, сэр. - И те тесты, которым вы подвергли обвиняемого, были ли они в основном такими же, как и те, которые проводил доктор Уили? - По сути такими же - карточки. Сортировка шерсти и другие сменяющиеся тесты. Паре посмотрел в свои записи. - Вы слышали о заключении доктора Уили, что подсудимый как с юридической, так и с медицинской точки зрения был абсолютно нормален в момент совершения преступления? - Да, сэр, я слышал это заключение. - Вы знаете о том, что раньше доктор Уили был судебным психиатром Лос-Анжелеса и служил в армейском медицинском корпусе? - Мне известна квалификация доктора Уили. - Видя то достоинство, с каким защищался Фурлоу, Келексел почувствовал к нему симпатию. - Видишь, что они сделали с ним? - спросила Рут. - Какое это имеет значение? - отмахнулся Келексел. Но уже говоря это, он понял, что судьба Фурлоу имеет огромное значение. И прежде всего потому, что Фурлоу, даже хотя и был обречен на поражение и понимал это, все равно оставался верным своим принципам. Не было никаких сомнений, что Мерфи был сумасшедший. И виновен был в этом Фраффин - ради какой-то своей цели. "И целью этой был я", - подумал Келексел. - Тогда вы должны были слышать, - продолжал Паре, - что свидетельство медицинских экспертов исключает какой-либо элемент повреждения мозга в данном случае? Вы слышали о том, что по заключению этих медицинских экспертов подсудимый не выказывал никаких маниакальных тенденций, что он не страдает ни теперь, ни когда-либо раньше от состояния, которое официально можно определить, как сумасшествие? - Да, сэр. - Тогда вы можете объяснить, почему вы придерживаетесь мнения, противоположного мнению этих квалифицированных медицинских специалистов? Фурлоу крепко оперся обеими ногами в пол, опустил руки на подлокотники и наклонился вперед. - Это очень просто, сэр. Компетенция в психиатрии и в психологии обычно подтверждается фактическими результатами. В данном случае я отстаиваю свою точку зрения, основываясь на том, что я предсказал это преступление. Лицо Паре потемнело от гнева. Келексел услышал, как Рут шептала: "Энди, о Энди... О Энди..." От звуков ее голоса он почувствовал резкую боль в груди и прошипел: - Помолчи! Паре еще раз посмотрел в свои записи, потом сказал: - Вы психолог, а не психиатр, правильно? - Я клинический психолог. - В чем заключается разница между психологом и психиатром? - Психолог - специалист в области поведения человека, не имеющий медицинской степени. А... - И вы не согласны со специалистами, у которых есть медицинская степень? - Как я уже сказал... - Ах да, это ваше так называемое предсказание. Я читал это заключение, мистер Фурлоу, и мне хотелось бы порасспрашивать вас об этом: верно ли, что ваше сообщение для отдела освобождения под залог было составлено таким языком, который можно интерпретировать различными способами - иными словами, не было ли оно двусмысленным? - Его может считать двусмысленным лишь тот, кто не знаком с термином "психический срыв". - Ага, и что же такое психический срыв? - Чрезвычайно опасный разрыв с действительностью, который может привести к актам насилия, подобному тому, что мы рассматриваем здесь. - Но если бы это преступление не было совершено, если этот обвиняемый сумел бы, так сказать, излечиться от приписываемой ему болезни, можно ли тогда было истолковать ваше сообщение, как предсказание этого преступления? - Если только будет дано объяснение, почему он излечился. - Позвольте тогда мне спросить: может ли насильственный акт, кроме психоза, иметь и другие объяснения? - Разумеется, но... - Правда ли, что термин "психоз" не имеет точного определения? - Существуют некоторые расхождения во мнениях. - Расхождения, подобные тем, которые имеются у нас в свидетельских показаниях? - Да. - И любой акт насилия может быть вызван не только психозом? - Конечно. - Фурлоу покачал головой. - Но при наличии маниакальных... - Маниакальных? - перебил его Паре. - Мистер Фурлоу, а что такое мания? - Мания? Это явление внутренней неспособности реагировать на окружающую действительность. - Действительность, - повторил Паре раз, потом еще раз: - Действительность. Скажите, мистер Фурлоу, вы верите в обвинения подсудимого против его жены? - Нет! - Но если обвинения против обвиняемого имеют под собой почву, не изменится ли ваше мнение, сэр, на его маниакальное восприятие? - Мое мнение основывается на... - Отвечайте "да" или "нет", мистер Фурлоу! Отвечайте на вопрос! - Я и отвечаю на него! - Фурлоу откинулся на спинку стула и глубоко вздохнул. - Вы пытаетесь запятнать репутацию беззащитного... - Мистер Фурлоу! Мои вопросы направлены на выяснение, были ли обвинения против подсудимого с учетом всех имеющихся улик обоснованны. Я согласен, что обвинения нельзя подтвердить или опровергнуть после смерти, но были ли эти обвинения оправданны? Фурлоу проглотил комок в горле, потом спросил сам: - Можно ли оправдать убийство, сэр? Лицо Паре потемнело. Его голос стал низким, угрожающим: - Настала пора кончать перебрасываться словечками, мистер Фурлоу. Расскажите, пожалуйста, суду, были ли у вас другие отношения с членами семьи подсудимого, кроме... психологического обследования? Когда Фурлоу вцепился в подлокотники стула, костяшки его пальцев побелели. - Что вы имеете в виду? - спросил он. - Не были ли вы одно время помолвлены с дочерью обвиняемого? Фурлоу молча кивнул. - Отвечайте вслух, - сказал Паре. - Так были? - Да. За столиком защиты поднялся Бондели и пристально посмотрел на Паре, потом на судью. - Ваша честь, я возражаю. Подобные вопросы я считаю неуместными. Медленно Паре повернулся. Он тяжело оперся на трость и сказал: - Ваша честь, присяжные имеют право знать все возможные причины, которые оказывают влияние на этого эксперта, выступающего свидетелем по делу. - Какие у вас намерения? - спросил судья Гримм. И он посмотрел поверх головы Паре на присяжных. - Ваша честь, дочь подсудимого не может выступить в качестве свидетеля. Она исчезла при загадочных обстоятельствах, сопутствовавших гибели ее мужа. Этот эксперт находился в непосредственной близости от места событий, когда муж... - Ваша честь, я возражаю! - Бондели стукнул кулаком по столику. Судья Гримм прикусил губу. Он бросил взгляд на профиль Фурлоу, потом на Паре. - То, что я сейчас скажу, не является ни одобрением, ни неодобрением свидетельских показаний доктора Фурлоу. Однако я исхожу из того, что не подвергаю сомнению его квалификацию, поскольку он является судебным психологом. А раз так, его мнение может расходиться с мнением других квалифицированных свидетелей. Это привилегия свидетеля-эксперта. Дело присяжных решать, на мнение какого свидетеля больше полагаться. Присяжные могут принимать какое-либо решение, основываясь на квалификации свидетелей-экспертов. Возражение принято. Паре пожал плечами. Он сделал шаг в сторону Фурлоу, собрался что-то сказать, но, заколебавшись, промолчал и лишь через несколько секунд произнес: - Очень хорошо. Больше вопросов нет. - Свидетель может быть свободен, - сказал судья. Когда сцена начала исчезать после манипуляций Рут с репродьюсером, Келексел внимательно посмотрел на Джо Мерфи. Под судимый улыбался хитрой, скрытной улыбкой. Келексел кивнул, улыбнувшись точно так же. Ничего еще не потеряно, если даже жертвы могут получать удовольствие, находясь в самом затруднительном положении. Рут повернулась, увидела улыбку на лице Келексела. Своим невыразительным контролируемым голосом она произнесла: - Будь ты проклят за каждую секунду твоей проклятой вечности! Келексел мигнул. - Ты такой же сумасшедший, как мой отец, - сказала она. - Энди описывал тебя, когда говорил о моем отце. - Она повернулась к репродьюсеру. - Смотри на себя! Задрожав, Келексел глубоко вздохнул. Репродьюсер заскрипел, когда Рут принялась поворачивать рычажки и нажимать кнопки. Ему захотелось оттолкнуть ее от машины, его пугало то, что она может показать ему. "Смотри на себя!" Какая ужасная мысль. Чемы никогда не видели себя на сцене репродьюсера. Куполообразная сцена превратилась в рабочий кабинет Бонделли: огромный стол, застекленные книжные полки и шкафы, уставленные книгами по праву в бордовых переплетах и с золотым тиснением. Бонделли сидел за столом, держа в правой руке карандаш, к концу которого крепился ластик. Он несколько раз провел ластиком по поверхности стола, и на полированной поверхности остались маленькие резиновые крошки. Фурлоу сидел напротив него, на столе перед ним были разбросаны листки бумаги. Он сжимал в левой руке свои тяжелые очки, словно учительскую указку, и размахивал ими, когда говорил. - Маниакальное состояние - как маска. Надев эту маску, Мерфи хочет, чтобы его считали нормальным, даже хотя он знает, что это приведет его к смерти. - Но это противоречит логике, - пробурчал Бонделли. - То, что противоречит логике, труднее всего доказать, - заметил Фурлоу. - Это трудно облечь в слова и описать понятными словами людям, которые не знакомы с подобного рода вещами. Но можно разрушить иллюзии Мерфи, если мы проникнем в его иллюзорный мир, разобьем их, то это можно будет сравнить с пробуждением обыкновенного человека в чужой комнате, чужой постели, рядом с чужой женщиной, которая говорит ему: "Я твоя жена!", а какие-то дети утверждают, что он их отец. Это окажется для него невероятным потрясением, и все его мировосприятие будет в миг уничтожено. - Полный разрыв с действительностью, - прошептал Бонделли. - Действительность с точки зрения объективного наблюдателя в этом случае не самое главное, - заметил Фурлоу. - Пока Мерфи живет в своем иллюзорном мире, он спасает себя от подобного психологического эквивалента уничтожения. И это, несомненно, страх смерти. - Страх смерти? - повторил озадаченный Бонделли. - Но ведь это ожидает его, если... - Существуют два вида смерти. Мерфи гораздо меньше боится настоящей смерти в газовой камере, чем смерти, которую придется ему испытать в момент разрушения его иллюзорного мира. - Но неужели он не в состоянии увидеть разницу? - Да, не в состоянии. - Это же сумасшествие! Фурлоу удивило это замечание: - А разве не об этом мы толкуем? Бонделли уронил карандаш на стол. - И что случится, если его признают нормальным? - Он получит подтверждение, что под его контролем находится последняя часть его злоключений. Для него сумасшествие означает потерю контроля. То есть что он не такой великий, всемогущий человек, который управляет своей собственной судьбой. Если он контролирует даже свою собственную смерть, то это и есть подлинное величие - мания величия. - И именно этого вам не удастся доказать в суде, - заметил Бонделли. - Да, особенно здесь, в этом городе и в данный момент, - согласился Фурлоу. - Именно это я и пытался втолковать вам с самого начала. Вы ведь знакомы с Вонтманом, моим соседом, живущем к югу от меня? Ветка моего орехового дерева свисала к нему во двор. Я всегда позволял ему срывать с нее орехи. Мы еще подшучивали над этим. А прошлой ночью он взял и срезал ее, а потом забросил в мой двор - и все потому, что я свидетельствую в защиту Мерфи. - Но это же безумие! - Здесь и в данный момент это - норма, - возразил Фурлоу. Он покачал головой. - Вонтман - совершенно нормальный человек при обычных обстоятельствах. Но Мерфи совершил преступление на сексуальной почве, и оно разворошило осиное гнездо их гадких потаенных чувств, скрытых от них самих в их подсознании - вины, страха, стыда - и люди с этим не способны сами справиться. И Вонтман - просто один отдельный симптом. Все население, похоже, охвачено этим своего рода психозом. Фурлоу нацепил свои темные очки, повернулся и посмотрел прямо в объектив камеры репродьюсера. - Все население, - прошептал он. Рут неуверенно, словно ослепнув, протянула вперед руку и выключила репродьюсер. Когда сцена потемнела, Фурлоу все еще смотрел на нее. "Прощай, Энди, - подумала она. - Дорогой Энди. Уничтоженный Энди. Я никогда больше не увижу тебя". Неожиданно Келексел повернулся и прошел через всю комнату. Потом он снова обернулся и посмотрел вслед Рут, проклиная тот день, когда впервые увидел ее. "Во имя Тишины! - подумал он. - Почему я подчиняюсь ей?" Слова Фурлоу все еще звенели в его ушах: "...Величие! Иллюзия! Смерть!" Что они могли означать для этих туземцев, которые заперли входы и выходы в своем сознании для иных мыслей и чувств? И тогда в Келекселе вскипел гнев, столь яростный, какого он никогда раньше не испытывал. "Как смела она сравнивать меня со своим отцом? Как смеет она думать о своем хилом туземце-любовнике, когда у нее есть я!" Странный, режущий ухо звук донесся со стороны Рут. Ее плечи сотрясались. Келексел понял, что она рыдает, несмотря на подавление чувств со стороны Манипулятора. И сознавание этого подпитывало еще больше его гнев. Женщина медленно повернулась на вращающемся кресле репродьюсера и посмотрела на него. Ее лицо казалось непривычно искаженным от горя. - Живи вечно! - прошипела она. - И надеюсь, каждый день твоей жизни ты будешь страдать от своего преступления! - Ненависть плясала в ее глазах. Это выражение отвращения потрясло Келексела. "Как может она знать о моем преступлении?" - подумал он. Но на помощь пришел гнев. "Она испорчена этим иммунным! - мелькнула мысль. - Пусть же увидит, что может сделать Чем с ее любовником!" Быстрым движением Келексел повернул ручку Манипулятора под своей накидкой. Резко усилившееся воздействие отбросило Рут на спинку сидения, ее тело напряглось, а затем бессильно обвисло. Она потеряла сознание. 17 Фраффин в ярости выбежал на посадочную площадку. Мантия развевалась вокруг его кривых ног. За барьером защитного поля светилось море, словно темно-зеленые кристаллы. Десять летательных аппаратов выстроились в ряд у края причала, готовые в любой момент по его приказу взмыть в воздух, чтобы поучаствовать в "восхитительной маленькой войне". Возможно, еще не все потеряно. В воздухе резко пахло озоном, отчего в результате защитной реакции организма кожа на лице Фраффина съежилась. Он чувствовал, что там, наверху, цветет его планета, с невиданной быстротой рождались новые сюжеты, как никогда раньше. Но если сообщение относительно Келексела верно... Но это не может быть правдой! Логика протестовала против этого. Приблизившись к контрольному пункту, Фраффин замедлил шаги. Сейчас в этом похожем на огромный желтый глаз куполообразном помещении вахту нес сам начальник службы наблюдения Латт. От вида его крупного приземистого тела Фраффин почувствовал спокойствие. Квадратное лицо Латта склонилось к монитору. Однако на лице Латта было хитрое выражение, и Фраффин вдруг вспомнил поговорку Като: "Бойтесь королей, у которых лукавые подданные". Да, этот туземец Като был достоин восхищения. Фраффин вспомнил врагов Като, двух карфагенских царей, смотрящих со стен крепости Бирсы вниз, на внутреннюю гавань Карфагена. "Достойная жертва, правильные мысли, сильные Боги - все это обеспечит победу". Это тоже слова Като. Но Като давно мертв, его жизнь была затянута в безумный водоворот времени - в память Чемов. Он мертв, как и оба его врага-царя. "Конечно, сообщение относительно Келексела ошибочно", - подумал Фраффин. Один из ожидающих пилотов подал знак Латту. Начальник службы наблюдения выпрямился и повернулся лицом к Фраффину. И встревоженный его вид рассеял последние сомнения в его излишней самоуверенности. "Он похож на маленького Като, - подумал Фраффин, останавливаясь в трех шагах от Латта. - Та же структура кости. Да, как же много здесь наших потомков". Фраффин поплотнее завернулся в мантию, внезапно почувствовав холод. - Достопочтенный Режиссер, - произнес Латт. "С какой же осторожностью он говорит!" - Я только что получил тревожное сообщение относительно Следователя, - сказал Фраффин. - Следователя? - Келекселе, дурень! Латт облизнул губы. Потом посмотрел по сторонам и перевел взгляд снова на Фраффина. - Он... он сказал, что вы дали ему разрешение на... Вместе с ним была туземка... она... что-нибудь не так? Фраффину потребовалось несколько секунд, чтобы взять себя в руки. Он чувствовал легкую барабанную дробь, отстукивающую каждое мельчайшее мгновение его бытия. Ох уж эта планета и ее существа! Каждое из этих мгновений обжигающим пламенем стучало в его сознании. Он чувствовал себя как двустворчатый моллюск, выброшенный приливом на берег. История рушилась вместе с ним, и только он мог вспомнить свои бесчисленные преступления. - Итак, Следователь улетел? - сказал Фраффин, гордый тем, что в его голосе прозвучало спокойствие. - Только небольшая прогулка, - прошептал Латт. - Он сказал, что это всего лишь небольшая прогулка. - Латт кивнул, и в этом быстром, резком движении ощущалась нервозность. - Я... ведь все говорили, что Следователь попал в ловушку. И с ним была женщина. Она была без сознания! - Латт ухватился за эту деталь, будто сделал важнейшее открытие. - Туземка упала в обморок из-за своей беременности! - Губы Латта скривились в грубой ухмылке. - Так легче контролировать ее, - сказал он. Пересохшим ртом Фраффин проговорил: - Он сказал, куда направляется? - На поверхность планеты. - Латт показал большим пальцем вверх. Фраффин проследил взглядом за направлением, куда указывал он, отмечая бородавчатую кожу, и удивился тому, как может такой небрежный жест нести в себе весь груз столь ужасающих последствий. - В своем катере? - спросил Фраффин. - Он сказал, что лучше знаком с его управлением, - ответил Латт. В глазах Латта теперь появился страх. Вкрадчивый голос Режиссера и его спокойный облик не могли скрыть важности этих вопросов - и он уже заметил одну вспышку гнева. - Он заверил меня, что получил ваше разрешение, - пробормотал Латт. - Он сказал, что это будет хорошей подготовкой перед тем, как он получит собственный... Взгляд Фраффина остановил его на несколько секунд, но потом он продолжил: - Он сказал, что самке это понравится. - Но ведь она была без сознания, - напомнил Фраффин. Латт кивнул согласно. "Почему она была без сознания? - подумал Фраффин. В нем снова начала расти надежда. - Что он может сделать? Он же в наших руках! Какой же я идиот, если поддаюсь слепой панике!" Рядом с Латтом экран контрольного селектора сменил желтый свет на красный, потом дважды мигнул. Прибор издал громкое гудение и создал в воздухе круглое лицо Инвик. Черты лица врача корабля выражали озабоченность. Она пристально посмотрела на Фраффина. - Вот ты где! - воскликнула она. Ее взгляд метнулся к Латту, потом осмотрел платформу и вернулся к Фраффину. - Он уже улетел? - Забрав с собой женщину, - ответил Фраффин. - Но он так и не прошел омоложение! - удивилась Инвик. Лишь через минуту Фраффин смог обрести голос: - Но все остальные... он... ты... - И снова он почувствовал слабую дробь барабанов внутри себя. - Да, все остальные немедленно отправлялись к Омолаживателям, - согласилась Инвик. - Поэтому я и считала, что он сам позаботится о себе. Ведь ты же заботишься! - В ее голосе слышался гнев. - Разве можно было предположить другое?! И в архивах нет никаких записей о нем. Он не прошел сеанса омоложения! Фраффин судорожно сглотнул в пересохшем горле. Просто немыслимо! Он почувствовал необычайное спокойствие, словно прислушивался к движению солнц, лун, планет, существовавших в его жизни, но уже забытых. Не прошел сеанса омоложения! Время... время... - Оно наконец пришло... - начал, запинаясь, говорить он хриплым шепотом, однако Инвик перебила его: - Один из моих помощников видел его с женщиной совсем недавно и предупредил меня. Физическое состояние Келексела заметно ухудшилось. Фраффин почувствовал, что ему стало трудно дышать. В груди ныло от боли. Не прошел сеанса омоложения! Если Келексел уничтожит все следы женщины... Но он не сможет! На корабле историй сохранились все записи его связи с этой туземкой. Но если Келексел уничтожит ее... Латт потянул Фраффина за мантию. В ярости Фраффин повернулся: - Что тебе нужно? Латт, наклонившись, отступил на шаг и посмотрел на Фраффина. - Достопочтенный Режиссер, сообщение... - Латт дотронулся до прибора связи, прикрепленного сбоку на его шее. - Катер Келексела замечен на поверхности планеты. - Где? - В районе проживания женщины. - Они еще видят его? Фраффин затаил дыхание. Латт несколько секунд слушал, а затем покачал головой. - Корабль был замечен перемещавшимся без защитных экранов. Обнаруживший его наблюдатель запрашивает, чем было вызвано такое нарушение правил безопасности. Но сейчас он уже потерял корабль из виду. "На поверхности планеты!" - подумал Фраффин. - Задействуйте все другие средства! - резко приказал он. - Отдай лично приказ каждому пилоту. Этот катер должен быть найден! Должен быть найден! - Но... что нам делать, когда мы найдем его? - Женщина, - напомнила Инвик. Фраффин бросил взгляд на лишенную тела голову, транслируемую контрольным селектором, потом перевел взгляд на Латта. - Да, женщина. Вы возьмете ее и доставите ее сюда. Она - наша собственность. А уж затем мы договоримся с этим Келекселом. Никакой самодеятельности, понятно? Доставь ее мне! - Если смогу, достопочтенный Режиссер. - Очень советую тебе постараться как следует, - произнес Фраффин. 18 Фурлоу проснулся после первого же щелчка будильника и сразу же отключил его до того, как он начал звенеть. Он приподнялся на постели, борясь с сильным нежеланием окунаться в проблемы, которые несет с собой новый день, обещавший ему очередную адскую пытку в госпитале. Уили будет пытаться раздавить его и не успокоится до тех пор, пока... Фурлоу глубоко вздохнул. Когда держаться больше будет невмоготу, ему придется уйти с работы. Общество помогало ему принять это решение - анонимные письма от сумасшедших с угрозами, телефонные звонки. Он стал изгоем. Специалисты-профессионалы вели себя совсем по-другому. Среди них - Паре и старый судья Виктор Веннинг Гримм. Их поступки в суде и за его пределами, казалось, следовало помещать в разные отделения, тщательно изолированные друг от друга. - Все уляжется, - говорил ему Гримм. - Пусть только пройдет некоторое время... - Ничего, Энди, - успокаивал его Паре, - в чем-то выигрываешь, в чем-то проигрываешь. Фурлоу тщетно пытался разгадать, испытывают ли они хоть какие-нибудь эмоции в связи со смертью Мерфи. Паре был приглашен на казнь, и в суде говорили, что он советовался с друзьями, идти ему или нет. Впрочем, добрые чувства победили. Ему советовали не проявлять себя слишком безжалостным. "Зачем я пошел? - задал себе вопрос Фурлоу. - Неужели хочу посыпать соль на раны?" Но он знал, почему пошел, смиренно приняв приглашение осужденного посмотреть, как тот умрет. И также он тешил себя надеждой, что, возможно, сможет увидеть там наблюдателей, их висящий в воздухе летательный аппарат. И они... или это была иллюзия... находились там. "Есть ли они в действительности? Существуют ли они там на самом деле?" - стучала одна мысль у него в голове. А потом возникла другая: "Рут, где ты?" Он чувствовал, что если ей удастся вернуться и все объяснить, галлюцинации прекратятся. Его мысли вновь вернулись к казни. Потребуется не одна неделя, чтобы стереть из памяти это воспоминание. Он помнил беспокоящие его звуки: лязг металла о металл, шарканье подошв, когда охрана прибыла вместе с Мерфи на место казни. Фурлоу ярко представил у себя в уме остекленевшие глаза осужденного. Перед смертью Мерфи уже не выглядел таким коренастым. Тюремная роба свободно болталась на нем. Он шел волоча ноги. А перед ним шествовал священник в черной сутане, монотонно напевая звучным голосом, в котором все же можно было разобрать заунывные нотки. Он припомнил, как они прошли мимо, и все собравшиеся вдруг замолчали, обратив свой взор к палачу. Он выглядел, как служащий мануфактуры - высокий, с предупредительным лицом, уверенный в себе, стоя перед обитой резиной дверью в зеленую комнату. Палач взял Мерфи под руку, помог ему перебраться через высокий порог. Один из охранников и священник последовали за ними. Фурлоу стоял в первом ряду и мог хорошо видеть сквозь проем двери всех троих и слышать, о чем они говорили. Охранник затянул ремешок на левой руке Мерфи, попросил его сесть поглубже на стуле. - Положи руку сюда, Джо. Чуть дальше, вот сюда. - Охранник затянул ремешок. - Не больно? Мерфи покачал головой. Его глаза по-прежнему были остекленевшими, напоминавшими глаза загнанного зверька. Глядя на охранника, палач пошутил: - Ал, почему бы тебе не остаться здесь и не подержать его за руку? В этот момент Мерфи очнулся. Сказанное им поразило Фурлоу и заставило его отвернуться: - Тебе лучике остаться с мулами и повозкой. Именно эту фразу неоднократно использовала Рут - одна из странных семейных поговорок, истинный смысл которых известен лишь узкому кругу посвященных. Когда Мерфи произнес ее, Фурлоу понял, что нет силы, которая способна разорвать связь между отцом и дочерью. Все остальное было уже не так страшно". Вспоминая ту минуту, Фурлоу вздохнул, опустил ноги на холодный пол. Потом надел комнатные тапочки, накинул на себя халат и прошел к окну. Там он стал рассматривать открывающийся вид, ради которого его отец и купил этот дом двадцать пять лет назад. Утренний свет больно бил по глазам, и они заслезились. Фурлоу взял темные очки, которые лежали на столике возле кровати, надел их и подрегулировал фокус линз. Обычная утренняя картина: долина, поросшая секвойями, меж стволов поднимается туман, который развеется к одиннадцати часам. Внизу на ветке дуба сидели, нахохлившись, два ворона, созывая своих невидимых товарищей. Капельки росы стекали с листочка акации прямо под окном. А дальше, за деревом, что-то двигалось. Фурлоу повернулся и увидел сигарообразный предмет длиной примерно в тридцать футов. Аппарат проплыл над верхушкой дуба, вспугнув воронов. С пронзительным карканьем они улетели. "Они видят эту штуковину! - сказал себе Фурлоу. - Значит, она существует на самом деле!" Летательный аппарат вдруг резко повернул влево и унесся вверх, пронзив облака. После него в воздухе остались странные сферы и диски. Но вскоре их поглотили облака. Резкий дребезжащий голос вывел Фурлоу из оцепенения. - Это ты - туземец Фурлоу? Он обернулся и увидел в дверях спальни призрак: приземистую