й же стал, как и все в Кырлыке!.. Скоро кам успокоился, добрался до конца долины, оглянулся на два аила и юрту, разбросанных по бурому, кое-где тронутому зеленью полю, вздохнул: - Испортился народ. - Ему снова стало обидно. Еще обиднее въезжать в Кырлык с пустыми тороками. Теперь и старики будут с ухмылкой провожать своего кама. Все горы, скажут, объехал, а даже барана себе на еду не привез!.. Потоптавшись, он повернул коня влево, к каменистой осыпи, за которой шел в самое небо перевал. - В Ябоган съезжу, - решил он, - уряднику все расскажу! Не должны люди ночами по горам ходить отарами, не овцы! Известие брата было ошеломляющим для Сапары: - Барагаа сожгла себя в аиле вместе с Учуром! Сам видел их обгорелые кости, остов бубна и колокольчики с шубы кама... Напоила, видать, аракой, облила весь аил жиром и запалила... Совсем тронутая! И тут же испуганно посмотрел на сестру. Ведь и она может научить свою келин, жену брата, такой же страшной мести!.. Что ей теперь терять? Но Сапары только побледнела и потупила глаза. Она бы не смогла и не сумела поступить так, как Барагаа... Погубить себя ради смерти ненавистного мужчины? Стой г ли так дорого женская обида? - Увезем только то, что сможем. Остальное придется бросить! Выехали, когда солнце начало клониться на вторую сторону неба. Кучук весело посвистывал: сестру уломал, мужа ей выгодного нашел, что горевать-то? То, что его, то при нем и останется! Версты через три нагнали двух путников, еле передвигающих ноги. Кучук остановил своего коня, натянула повод и Сапары. Брат коротко посмотрел в ее сторону и хмыкнул: русские, идут издалека, с виду - совсем нищие... А может, золотоискатели? Ходили по горам, мыли песок в реках, истрепались... - Куда ты? Кто? - спросил Кучук по-русски. - Калики перехожие, тово. Пристанище себе ищем. - Куда? - повторил свой вопрос Кучук. - К купцу идем. В батраки к Лапердину наниматься. Кучук кивнул: Лапердин - богатый русский бай, его все знают. Но отсюда до Бересты - три перевала, не дойдут, по другой дороге надо было - по той, что уже прошли! Врут, выходит? - Золото копал? Фарт брал? - Откуда? - удивился один из бородачей. - Ив глаза такую страсть не видывали! - Ни копья за душой! - подтвердил другой. - Ладно, - махнул Кучук рукой,-иди. Тронув коня, Кучук осторожно стащил ружье с плеча, положил на колени. Потом резко развернулся и двумя выстрелами сразил обоих бродяг. Спешился, подошел к убитым, начал терзать их жалкие лохмотья. Ничего не нашел, выругался: - Тьфу, кермесы!.. Совсем ничего нет. Он схватил за ногу одного из них, оттащил к обрыву реки, сбросил. Вернулся за вторым, который оказался жив и слабо стонал. Снова выругался, наступил на горло. Сапары подняла на брата глаза, полные страха: - Зачем ты их убил, за что? - Думал, золото несут... Ладно, поехали! Пусть тут лежит. Савык после долгих колебаний решила ехать к родным, на Бухтарму. Сообщив об этом пока только одной Адымаш, прибавила: - У Хертека свое дело, и я не имею права мешать ему даже своим ожиданием! Он знает, что я его жду, и плохо делает то, что надо... Жена не должна быть для мужа обузой! -Адымаш передала эти слова Яшканчи, который покачал головой и строго посмотрел на жену: уж не ее ли злые слова повторила Савык? А может, женщины поссорились?.. Адымаш отрицательно мотнула головой, поняв немой вопрос мужа: - Я ничего ей не говорила. - Да, у Хертека сейчас много дел,-согласился Яшканчи. - Но он найдет время и для семьи. Ей никуда не надо уезжать! Потом решил поговорить с самой Савык. Но его слова не убедили жену Хертека: - Я знаю, что делаю правильно. Я из рода аргын, а в этом роду казахов все упрямые - и мужчины, и женщины! - Он приказал ждать его. И я обещал Хертеку, что не отпущу тебя никуда, пока он сам не скажет тебе о своем решении или не передаст его с другими людьми... Савык улыбнулась: - Я знаю его решение, Яшканчи. Пастух развел руками - у него больше не было возражений. - Я провожу тебя до перевала, Савык. Ей предстоял неблизкий и трудный путь. Адымаш сказала ей об этом. Но Савык только улыбнулась: - Мы с Хертеком уже прошли этот путь. У перевала Савык остановила коня, попросила осторожно: I - Хертек будет скоро меня искать, Яшканчи. Скажи ему, чтобы не беспокоился зря. Я буду ждать его дома. - Я все сделаю для тебя и твоего мужа. - Я буду помнить тебя, Яшканчи, и твою жену Адымаш... Белый Бурхан пришел к таким, как ты. И только таким людям он нужен. Остальные не хотят перемен в горах или их боятся! Она легко, по-мужски, села в седло и твердой рукой взяла повод. - У тебя нет плетки? - зашипел Кучук. - Поторопи копя! Злится - значит, боится. Кого боится? Тех, что убил в смутной надежде поживиться? Вот и аил Кучука. Хороший аил, новый. А старый куда дел? Братьям отдал?.. Не-ет, Кучук ничего и никогда но отдает даром! Келин Яманай была искренне рада приезду Сапары. Первой протянула ей чашку чегеня. Но Кучук будто не заметил ее радости: - Коров подоила? А то проспала, поди, весь день! - Подоила и завела чегень. Спать некогда было. Только теперь Кучук взял из ее рук чашку, отпил половину, вернул Яманай: - Допей. Я не хочу больше. Увидев, что жена вторично наполняет пиалу сестры, нахмурился: - Хватит! Сапары - не гостья. Чабанить с тобой и братьями будет, пока к новому мужу в аил не уйдет... Да и тебе будет помогать по хозяйству, если на яйлю женского дела не найдется... - Это у тебя-то не найдется? - грустно усмехнулась Яманай. - Три жены заведешь, всех работой замаешь! - Ну, ты!-прикрикнул Кучук.-Не распускай язык при сестре! Ты еще и половину не отработала того, что я отдал твоему отцу Сандрашу! Сапары застыла с пустой чашкой в руках. Завтра Кучук и ее будет попрекать за каждый глоток и кусок!.. Может, заступиться за невестку, укоротить Кучука? - Пять лет в твоем аиле живу, работаю день и ночь и все должна тебе за это? Кучук наотмашь ударил ее плетью по лицу: - Замолчи, косоротая! Не нравится - уходи, я не держу! Яманай схватилась ладонями за лицо, закричала: - Не бей! У меня же ребенок будет!.. Но Кучук снова замахнулся плетью: - Не нужен мне лишний рот! Сапары кошкой прыгнула на него, вырвала плеть. Кучук ошарашенно посмотрел на нее: - Ты чего, сестра?.. Я-муж, и мое дело учить жену! - Вспомни Барагаа, Кучук! Ты тоже хочешь такой смерти? - Что?! - Кучук взметнулся в седло.-Я еду к Отхону! Пусть он сегодня же забирает тебя в свой аил! Сапары подошла к невестке, отняла ее руки от лица: багровый припухший рубец рассекал Яманай лоб, нос, губы, подбородок. Умело ударил, привычно, опытной рукой! - Как же ты, келин, не увернулась-то от него? - Не ждала и потому не успела. - Брат часто тебя бьет? Яманай кивнула: - Я не знаю, чем ты его припугнула, но он и тебя бить теперь будет... И спать с тобой будет, как с женой... Все будет! - Ты что, келин? - побледнела Сапары. - Я же его сестра! - Ему все равно... Он озверел совсем, как с братьями рассорился и разделился... Все ему кажется, что много им отдал! А что отдал-то? По десятку овец, по два коня и по четыре коровы!.. - А сейчас куда поехал? - К горбуну Отхону. Он договорился с ним о пуховых козах. Сказал, что привезет ему молодую жену... - Уж не меня ли он привез Отхону? - поразилась Сапары. - Он что, совсем у тебя спятил, Яманай? Нет-нет! Отхона он в зятья не получит!.. Глава третья БЕЛЫЙ ВСАДНИК Наконец наступило утро, когда Хертек с двумя воинами подняли запорный камень, открыв главный вход Храма Идама. В затхлый воздух пещеры ворвался и заиграл ветерок, пахнущий травами, засверкал яркий солнечный свет, живой волной пошло тепло весны. Техтиек рванулся к выходу, но там уже стоял Белый Бурхан и молча оглядывал синий гребень далеких гор. Услышав шаги, обернулся. Слабая улыбка тронула его бескровные губы, проскрипел сухой и негромкий голос: - Ты рвался на свободу, хан Ойрот? Ты свободен. - Я могу уйти куда захочу? - Да. Глаза Техтиека с непривычно сузившимися зрачками метнулись к вершинам Теректинских гор, на которые смотрел Белый Бурхан. Там, за ними, долина Теренг, где будет провозглашена Шамбала. Там, в Терен-Кообы Техтиек знает каждую тропинку и каждый ручей! И он бы хоть сейчас мог уйти туда, как, впрочем, мог уйти и в любое другое место Алтая... Но как можно уйти теперь, когда, может быть, уже завтра начнется самое главное? Ну нет! Он пошел за бурханами по принуждению, это верно, но теперь он пойдет с ними до конца по своей собственной воле! Он тоже один из них, он тоже переродился за эти сорок девять дней!.. И там, где говорят Ак-Бурхан, люди называют и второе его имя: Ойрот-Каан! Техтиек спокойно посмотрел на Белого Бурхана. И хотя ничего не сказал вслух, тот все-таки ответил на его мысли. - Ты принял правильное решение, хан Ойрот. - Что мне делать? - Работать! У вас в руках целая страна - Алтай! По первому же вашему зову, хан Ойрот, под знамена Шамбалы придут тысячи фанатиков и десятки тысяч воинов! Мы посеяли семена и дождались всходов! Теперь пришло время сбора плодов! - Вы считаете, что это время пришло, Белый Бурхан? - Да. Горы наполнены нашими именами, люди ждут, когда мы явимся перед ними и позовем в бой! Они ждут своего Ойрот-Каана! Техтиек зябко поежился. Он был уверен, что начнут бой за Шамбалу сами бурханы! Почему же люди ждут не богов, а его, отца народов Алтая? - Ты-хан! Тебе легче предстать перед людьми, чтобы сказать им то, о чем они знают по слухам в горах или только догадываются в своей мечте и в своих песнях! Глубокая и бездонная синева неба, чуть тронутая Кудряшками белых облаков. Теперь хорошие дни установились надолго! Специально ждал такую погоду Белый Бурхан или создал ее сам, по своей воле и желанию? - Когда я должен быть на скале Орктой? - Завтра. В полдень. Куулар Сарыг-оол был уверен, что игра началась хорошо: лето, осень и зима сделали нужное ему дело - весть о хане Ойроте ожила и обновилась, белый бог Бурхан с серебряными глазами воскрес во всем своем величии и мудрости. Кайчи повсюду запели нужные песни, старики и старухи вспомнили древние сказки и легенды, в горах выстроен алтарь, на котором в нужное время вспыхнут цветные огни великого Агни Йоги. То в одном, то в другом месте гремели громы при ясном небе, сбрасывая с вершин снег; на торных дорогах прямо на глазах изумленных путников раскалывались камни и скалы, расширяя путь; полтора месяца появлялся и исчезал мираж - белый всадник, летящий по вершинам гор; вспыхивали цветные огни в лесной и горной глухомани... Все это делалось по указаниям Куулара Сарыг-оола воинами Хертека, ярлыкчи Ыныбаса, самими бурханами, покидавшими время от времени свои жилые ниши в пещере... И только один Техтиек не участвовал в создании собственной славы... Куулар Сарыг-оол учел психику и характер предводителя чуйских разбойников и сломал его, измотав до бессилия... Но если и этот урок не пойдет ему на пользу, славу хана Ойрота возьмут на себя знаменосец Шамбалы Амыр-Сан, главный глашатай и полководец ее- Калдан-Цэрэн1... Пока их время не пришло, они станут необходимы позднее, когда Техтиек, упившись властью, начнет сворачивать на старую тропу... Хотя Бабый и долго возился с Техтиеком, пытаясь воспитать в нем черты большого полководца и мудрого правителя, Куулар Сарыг-оол не уверен, что из него получится хотя бы внешнее подобие хана Ойрота. Бабый и Хертек даже советовали Белому Бурхану вообще вывести Техтиека из сложной, опасной игры как бесполезного и ни на что негодного человека. Но выбирать уже было не из чего, да и поздно... Куулар Сарыг-оол хотел даже применить гипнотическое внушение, но сам же отбросил эту мысль. Хан Ойрот будет действовать на Алтае не месяц и не год, а многие годы, быть может, десятилетия!.. И он должен действовать сам, а не исполнять внушенные ему команды! Возглашение Шамбалы должно быть молниеносным - только сконцентрированная энергия в состоянии раздробить любой камень! Несколько часов, может, дней! Не больше. Остальное должны доводить до конца другие... Куулар Сарыг-оол знал, что никакое хорошо подготовленное массовое движение не исчезает бесследно, не уничтожается никакими гоненьями и не может заглохнуть само по себе или по чьей-то воле. Оно неизменно будет видоизменяться, перетолковываться, но обязательно - развиваться и жить! Будут исчезать и забываться одни громкие имена, им на смену будут приходить другие, но это уже неуничтожимо и неостановимо! Бабый осторожно кашлянул за спиной Белого Бурхана: - Текст обращения хана Ойрота у меня готов. - Заповеди Неба тоже? - Да, Белый Бурхан. Вот и Ябоганский перевал, уходящий в самое небо. Здесь Техтиек давно уже не был. Да и зачем ему и его баторам был нужен этот перевал? Караваны купцов здесь не ходили, а с нищих пастухов здесь просто нечего взять! Разве овцу на обед? Но для этого не надо лезть в самое небо!.. Спешившись, Техтиек начал подъем - долгий, изнурительный, неизбежный. Встретят его там, на седловина, а здесь, на слиянии дорог, негде укрыться тем, кто его ждет. А все-таки - кто его ждет? Кому Белый Бурхан поручил его охрану, если приказал всех, кто его сопровождает, оставить в Караколе или Теньге?.. Много перевалов в горах, но только два из них воспеты в песнях - Семинский и Ябоганский. Оба они высоки и прекрасны, с любого из них путник, поднявшийся к самому небу, видит половину Алтая и попирает ногами облака!.. Вот и седловина... Техтиек, снова превратившийся в хана Ойрота, присел на камень и опустил голову, равнодушно разглядывая мелкий щебень под ногами и глубокими вдохами выравнивая сбившееся дыхание. Раньше этого не было: сказалось длительное сидение в пещере, ее сырой воздух. А может, годы? Ну, ерунда! Ему всего тридцать шесть, в эти годы еще можно обзавестись семьей и растить сыновей! - Мы вас ждали утром, хан Ойрот. Хан Ойрот поднял голову. Хертек! В короткой кожаной куртке, перехваченной широким кожаным ремнем. На ремне - кобура нагана, меч-акинак в ножнах. Позади три воина с винтовками. Лица незнакомые и совсем молодые... Значит, приведены в эти горы не Анчи. - Еще не полдень! - Да, еще не полдень. Но времени все равно мало, хан Ойрот. - Успеем! Хертек держал дистанцию в разговоре с ним. Это хорошо Знает разницу между даргой воинов и ханом! - Может, у вас плохое настроение, хан Ойрот? Встречу можно перенести на завтра. - У меня хорошее настроение, страж бур ханов! - Вам надо выпить это, хан Ойрот!-Хертек протянул ему плоскую бутылку. Что в ней? Зелье черного колдуна, которое может прибавить ему сил и уверенности? Нет, он обойдется и без приправы! Его выносливости хватит и на три таких перевала! - Спрячьте этот сосуд, страж бурханов. Он мне не нужен. Хертек улыбнулся: - Я не сомневался в вашем ответе, хан Ойрот! Техтиек легко поднялся, взял коня за повод: - Куда мне ехать? - Мы проводим, вас, хан Ойрот. - Мы? Мне хватит и тебя одного, страж бурханов! Но Хертек спокойно повторил: - Мы проводим вас, хан Ойрот. Садитесь в седло. Возражать, видимо, бесполезно. У них давно все распределено, все воины расставлены по своим местам. И в этом железном порядке отведено свое место даже ему, хану Ойроту. Они не стали спускаться вниз, как ожидалось, а вышли на тропу, двинулись по первой верхней террасе, слегка наклоненной в сторону долины. Где-то здесь вершины гор разорвутся, и все они окажутся на отвесной скале, освещенной ярким солнцем, будто вышедшие из облаков или взлетевшие на утес прямо из глубины неба. Но Хертек и его парни остановились. - Дальше вы пойдете один, хан Ойрот. Внизу увидите девушку. Ее зовут Чугул. - Все? - Остальное вы знаете, хан Ойрот. - Подними голову к небу, Чугул! Она вздрогнула - так громко и властно прозвучал суровый мужской голос, легко перекрывавший звон падающего водяного потока. Девушка обернулась, посмотрела по сторонам и только тогда взметнула вверх свой остренький подбородок. На скале, под самым куполом синего неба, стоял прекрасный и величественный всадник на белом коне, блистающий золотом и серебром, драгоценными камнями и зеркалом стали2. - Я - хан Ойрот! Владыка и повелитель всех этих гор и долин, рек и ручьев, отец алтайцев всех сорока главных сеоков!3 Ты хорошо слышишь меня, Чугул? - Я слышу вас, великий хан! - Слушай мой приказ, который надо передать всем! - Я слушаю твой приказ, великий хан! - Собери свой сеок, избранный небом, и скажи всем о моем приходе в долину Терен-Кообы! Завтра будь на этом месте и в это время! Я буду говорить с тобой, Чугул. Только с тобой одной... - Я буду одна, великий хан! Она нагнулась, чтобы поднять наполненный тажуур с водой, а когда выпрямилась, то изумительного всадника уже не было на скале. Чугул опрометью кинулась вниз, прыгая с уступа на уступ, схватившись рукой за сердце, заколотившееся вдруг часто и тревожно... Она не помнила, как добежала до юрты Яшканчи и упала возле очага. Все ее тело била мелкая дрожь. - Что с тобой? - всполошилась Адымаш.- Кто тебя так напугал у родника? - Там, там...-задыхалась девушка,-там... сам... Сам хан Ойрот!.. На скале!.. Белый как снег!.. На белом коне!.. Он назвал меня по имени и приказал... Теперь пришло время перепугаться самой Адымаш: - Хан Ойрот? Весь белый? Говорил с тобой? Приказал? И тотчас сложила руки на груди, опустилась на колени: - О, кудай!.. От мужа Адымаш уже знала, что в горах Алтая появился хан Ойрот, но чтобы видеть его и говорить с ним, надо быть чистым сердцем и не иметь никаких плохих дел за плечами... И она ждала этого появления хана Ойрота, как все. И он появился именно здесь! Женское любопытство всегда сильнее страха - прошла совсем немного времени и она начала тормошить Чугул, засыпая ее вопросами: какой он был, что он говорил, почему он знает ее имя, когда он обещал прийти снова?.. - Он пришел со стороны перевала?-задала Адымаш свой последний вопрос. - Нет, тетя Адымаш! Он пришел с неба и ушел в небо. Адымаш не находила себе места. Как некстати уехал Яшканчи! Дались ему, Чегату и Чету Чалпану эти дальние пастбища, будто здесь нет хорошей молодой травы! Жена Чета, Занатай, к которой прибежала Адымаш, оставив Чугул с Кайоноком в юрте, сразу же согласилась с ней: - Нельзя всем мужчинам из долины уезжать! Мало ли кто надумает спуститься с перевала! Только и разговоров что о воинах, которые ходят в горах днем и ночью! Мужчины приехали поздно - усталые и невеселые. И дальние и ближние пастбища не радовали травой. Как ни крутись теперь с отарами и табунами, а кому-то надо откочевывать. Первым повесил нос Чегат: он уже не одно лето подъедал своим скотом чужую траву и остаться еще на одно лето у него не хватило бы совести. - Я откочую. Чет, - угрюмо уронил он. - И уведу с собой Яшканчи... Твоя долина тебя одного прокормит! - Подождем, - кивнул Чет, - тепла еще хорошего не было, траве рано идти в рост. Через неделю-другую решим, кому кочевать, кому оставаться. Заметив у своего аила всех женщин долины, удивленно поднял брови, торопливо оставил седло. Спешились и Яшканчи с Чегатом. - Что случилось? - спросил Чет озабоченно. - Почему вы все собрались вместе и что с вашими лицами? Кто вас напугал? - Хан Ойрот пришел, - сказала Чугул и испуганно показала пальцем на скалу Орктой, залитую закатным солнцем. - Там я видела его и говорила с ним, отец! Яшканчи улыбнулся: бурханы работают точно. Хорошо еще, что Чалпан не упрямился, как обычно, когда он и Чегат его в дорогу позвали! Мог бы и не пустить Чугул к источнику - Занатай уже выздоровела и могла сама управиться со всеми делами... Но Чет понял улыбку Яшканчи по-своему и отозвался на нее ответной усмешкой: - И-та-тай! Стоило только мужчинам уехать ненадолго по делам, как нашим женщинам стали сниться другие мужчины! У Чугул брызнули слезы обиды: - Я говорю правду! Я сама видела его там, на скале! И говорила с ним! Он был весь белый и на белом коне! С неба упал! Чет помрачнел: - Белый, говоришь? М-м... Да, в горах видели белого всадника! Даже кама Яжная выгнали с перевала какие-то воины... Еле живой от страха приехал!.. Ну, и что тебе сказал хан Ойрот? - Он не сказал, а приказал!- фыркнула обиженная Чугул. - Сперва - смеешься, а потом - спрашиваешь!.. Не буду говорить! Яшканчи осуждающе покачал головой: - Зря ты обидел дочку, Чет... Чугул никогда никого не обманывала! А хан Ойрот - хозяин Алтая! Почему бы ему и не посетить по пути долину Терен-Кообы? Чет смущенно погладил Чугул по голове: - Прости меня, дочка... Расстроился я. - Хан Ойрот велел собрать сеок и всех известить о его приходе,-сказала она тихо. - Завтра он снова будет на скале Орктой и будет говорить со мной. Только со мной. Так он сказал. Чет сунул погасшую трубку в рот, вздохнул: - Легко сказать: собери сеок! Не то время, чтобы по гостям ездить!.. Да и не управишься за ночь. - Собери, кого сможешь! - посоветовал Яшканчи. - Стариков из Кырлыка пригласи, в Яконур и Ябоган пошли кого-нибудь из молодых, в Усть-Кан... Приказ хана Ойрота нельзя нарушать! Чет Чалпан покачал головой и снова вздохнул: - Не нравится мне все это! Хертек появился накануне. И не один, а с тремя воинами, сопровождавшими его. Адымаш хотела усадить долгожданного гостя на белую кошму, но он отказался: - Нет времени. Но пиалу из ее рук принял. Потом попросил Яшканчи проводить его до перевала. У Адымаш горестно опустились руки: - Савык уехала, не дождавшись тебя. Теперь и ты сам уезжаешь! Совсем совести у тебя не осталось, Хертек... Хоть бы посидел с нами! Хертек вежливо улыбнулся: - И насидимся еще, и наговоримся! А Савык я видел и сам проводил ее до Коргона. Дальше не мог, не имел права... Воины держались на почтительном удалении. Яшканчи понял, что его случайный знакомец по ярмарке стал какой-то крупной фигурой у бурханов. Но спрашивать о новой его жизни не стал, подчинившись жесту держать коня вровень со своим. - Хан Ойрот будет говорить с Чугул со скалы Орктой завтра Надо сделать так, чтобы она оказалась у ручья одна, а все мужчины долины куда-нибудь уехали... Яшканчи кивнул: - Мы хотели посмотреть траву и решить, кому откочевывать из Терен-Кообы4. Она весь наш скот не прокормит. - Тебе никуда кочевать не надо. Чету - тем более! Ты теперь будешь нужен бурханам постоянно! Я не могу посылать за тобой людей или приезжать сам... У меня много работы, но и не это главное!.. Вот там, - Хертек показал концом нагайки куда-то влево от тропы, идущей на перевал,- есть каменистая осыпь, неодолимая для коня, но проходимая для человека. По ней ты можешь попасть в пещеру, где тебя будут ждать мои воины или бурханы. Они знают о тебе все, Яшканчи, и считают тебя своим человеком! Береги Чета Челпана от случайностей! Его семья в горах объявлена святой... Яшканчи изумленно взглянул на Хертека и снова кивнул. Об осыпи он знал, о пещере ему говорил Чегат... Выходит, Хертек все время был рядом и Савык не зря ездила так часто к перевалу? Почему же она молчала? - Бурханы привели своих людей в горы? - Да. Зачем ты спрашиваешь об этом, Яшканчи? Это - тайна. - Эту тайну знает даже Яжнай, - усмехнулся пастух. - И, конечно, раструбил ее уже по всем горам! Хертек хмыкнул, ковырнул концом нагайки луку седла, рассмеялся: - Это не тот кам, которого я выгнал с перевала? - Он. Опасный человек! - Пусть сидит в своем Кырлыке. - Из Кырлыка легко уйти на Сугаш, Усть-Кан, Яко-нур! Кроме дороги через Перевал есть еще одна дорога - в Абайскую степь!.. - Мы перекрыли все дороги. Как только солнце встало над хребтом Ламах в двойной рост аила, Чугул снова пошла к ручью. На этот раз ей самой хотелось увидеть, как белоснежный всадник падает с неба на скалу Орктой. Но оцепенение и страх - не помощники любопытству. Они заставляют соскальзывать глаза с грани утеса на привычные изломы нижних камней или на струю воды, над которой вот-вот должна вспыхнуть радуга. Сколько раз Чугул хотела поймать мгновение, когда струя воды начинает играть разными цветами, и каждый раз это ей не удавалось. Так случилось и сейчас - не успела разгореться и засиять радуга над струей воды, как с неба послышался знакомый голос: - Подними голову, Чугул! Я пришел. "Опять прозевала! - мелькнуло в голове. - И радугу, и хана!" - Я тоже пришла, хан Ойрот! Одна пришла! - Ты выполнила мой приказ, Чугул? - Да, отец поехал за родственниками... - Теперь слушай меня внимательно. Постарайся все запомнить, чтобы точно передать своему сеоку мой приказ! - Я слушаю тебя, великий хан! - Все мирные скотоводы должны закопать оружие. Оно им не нужно. Оружие нужно только охотникам. Чугул пригнула палец: - Закопать оружие. - Нужно прогнать всех камов, отобрать и сжечь их бубны и шубы. Ваш бог отныне один - Ак-Бурхан! Чугул пригнула второй палец: - Прогнать камов. Бог - Белый Бурхан! - Убить всех кошек, живущих в аилах. В них скрыты черные силы Эрлика, а Эрлик проклят Ак-Бурханом. - Убить кошек, - пригнула Чугул третий палец. - Не жертвовать коней Эрлику, а все жертвы приносить только Ак-Бурхану, обрызгивая при освящении землю, людей и вещи молоком. - Жертвовать не кровь, а молоко. - Не пользоваться ничем фабричным. Вещи эти нечистые! - Фабричные вещи нечистые. - Не ковырять зря землю и не рубить сырой лес. Не мучить животных и не есть сырое мясо. Забой скота должен быть бебкровным. - Не мучить животных и не рубить сырой лес. - С русскими нельзя есть и пить из одной посуды. На пускать их в свои аилы и не давать им пасти скот там, где пасется ваш скот! Не загрязнять свою кровь их кровью. Браки разрешены только между алтайцами сорока основных сеоков. - Не смешиваться с русскими. - Быть вежливыми друг с другом и любить только членов своих семей и своего сеока, всех других людей Алтая уважать. Помогать друг другу в любой беде. Уважать старших, женщин и детей. - Любить друг друга. У Чугул были пригнуты уже все пальцы на одной руке и три на другой. Она показала эти два торчащих пальца хану Ойроту. - Семь и девять - священные числа, Чугул! Последняя заповедь неба - не верить никаким богам, отвергать все другие религии и вероучения, молиться только Ак-Бурхану! Он придет к людям сам, пусть они его терпеливо ждут! - Ждать Ак-Бурхана и не верить другим богам!55 - Чугул пригнула девятый палец и оттопырила оставшийся мизинец левой руки.-А что мне делать с этим пальцем, великий хан? Но на срезе скалы уже никого не было: только курились высоко в небе легкие облака да играла над струями воды разноцветная радуга. Чугул подождала еще немного и стала спускаться вниз, не решаясь разжать пальцы рук и держа у себя перед глазами оттопыренный мизинец. Потом подняла глаза и увидела, что навстречу ей идут женщины долины и между ними крутится ничего не понимающий Кайонок. - Мы видели!-закричал мальчишка и бросился к ней. - Мы все видели, Чугул! Глава четвертая ЗАПОВЕДИ НЕБА Всадники не щадили коней. Всадники подлетали на полном ходу к юртам, аилам, мчались по пастбищам, по долинам и охотничьим тропам в горах. Всадники несли людям Заповеди Неба, переданные самим ханом Ойротом через непорочную приемную дочь пастуха Чета Челпана: - Закопать оружие в землю! - Не рубить сырой лес и не мучить животных! - Жить мирно и дружно друг с другом! - Не верить камам и не приносить жертв Эрлику! - Не смешиваться с русскими! - Ждать Ак-Бурхана! Летят с юга на север Алтая всадники. Летят с востока на запад Алтая всадники. И солнечным днем. И темной ночью. - Ойрот-Каан пришел со своими законами в горы! - Ак-Бурхан идет навстречу людям гор! - Долой кровавую веру Эрлика! - Слава молочной вере Ак-Бурхана! Летят кони как птицы. Летят кони быстрее птиц. Никак Ыныбас не хотел этой встречи, но она все же случилась. Увидев открытую коляску, он взял в сторону, уступая дорогу, но тройка, едва поравнявшись с ним, замерла. В коляске поднялся отец Никандр, спросил по-алтайски, забыв поздороваться: - Эйт! Добрый человек! Смогу ли я попасть по этой дороге в урочище Кузя? Или мне вернуться на ту дорогу, что ушла влево? - Попадете, святой отец! - усмехнулся Ыныбас, узнав чулышманского игумена. - Чуть дальше - камнепад, тропа совсем узкая, вашей тройке не проехать. Надо будет подняться вверх и обойти сухой бом слева... Русская речь удивила "черного попа": - Жил с русскими, что ли? - Да, святой отец. В вашей обители - тоже. - Постой-постой... Ты - Назар? - Да, этим именем был назван при крещении. Игумен поспешно покинул коляску, направился к встречному с протянутой рукой: - Мы же обыскались тогда тебя! С ног сбились! - Зачем?-удивился Ыныбас.-Я же сказал вам, святой отец, что ухожу из обители. И ушел. - Ты трусливо бежал! Через забор! - Отец Никандр опустил протянутую руку, которую Ыныбас так и не заметил. А может, не знал, что с ней делать - поцеловать, пригибая колени для благословения, или протянуть навстречу свою руку. - Разве обитель - тюрьма, святой отец? Забор, сторож у ворот с ружьем... Я пришел в нее сам и ушел из нее сам! Послушник, не принявший обет монашества, свободен. - И что теперь? - усмехнулся игумен. - Теплый угол ищешь и хорошую службу? - Истину ищу, святой отец. - Истину? - изумился игумен и посмотрел в сторону своего монаха-возницы, как бы ища поддержки у него. - Истину только Христос и нашел, за что поплатился Голгофой! - Это меня не страшит. Страшит, что не там ищу ее! - К Белому Бурхану уходи! Там найдешь! - Найду, - кивнул Ыныбас и взял повод. - Счастливого пути, святой отец! Не забудьте про осыпь - колеса поломаете... Незажившую рану задел игумен! Его первой дорогой, действительно, была дорога с русскими. Он вышел на нее сам. И встретил понимание. С ним соглашались, что его народу нужна культура, образование, что алтайцам пора стать оседлыми, а не бродить по горам и долинам, что их надо учить пользоваться не только дарами природы, но и производить самим эти дары... Священник с миссионерской серебряной звездой на коричневой рясе хорошо говорил по-алтайски и слушал Ыныбаса жадно и заинтересованно. Такому человеку нельзя было не верить И парень поверил архиерею Соломину, как когда-то верил покойному отцу - каму Челапану. Но, оказалось, у отца Алексея была своя цель, и он достиг ее, не затрачивая никаких усилий: чтобы просвещать, надо самому быть другим, а для этого необходимо принять православие и пойти учиться в миссионерскую школу, которая даст не только грамоту, но и правильное понимание жизни. Остальное дополнят книги... Школа дала Ыныбасу только грамоту и знание русского языка, что само по себе было не так уж и мало, зато запутало и усложнило все остальное. Но Соломин не оставлял своего новообращенца без внимания и опеки, мечтая сделать из него национального священнослужителя, каким был Чевалков... Потому когда отец Алексей умер и Ыныбас попал под влияние других попов, он понял, что все они лгут и не знают дорог к счастью людей, хотя и постоянно твердят об этом верующим! И он ушел от них. Второй тропой стало монашество. В монастырь на Чулышмане его приняли охотно, заметив его наклонности к рисованию, определили в иконописную мастерскую. Но Ыныбас бросил кисть - канонические лики были похожи друг на друга и не несли в себе даже следов жизни. Да и с игуменом монастыря, отцом Никандром, не получилось той доверительности старшего и младшего, какие были с отцом Алексеем Игумен был прям, как палка: Эрлик - сатана, камы - враги православия, а сами алтайцы должны идти только к православному кресту, не сворачивая никуда с этого натоптанного пути. Если же они сопротивляются этому - их надо вести силой для их же блага! Это было совсем в стороне от цели, к которой стремился молодой алтаец! И он махнул через забор и ушел на Байгол, преодолев по льду Алтын-Келя десятки нелегких верст... Здесь и началась его третья дорога - скитаний, голода, работы в артели золотодобытчиков, а потом и казенного прииска. Там он и узнал впервые, как свистит плеть Стражника, опускаясь на спину провинившегося или непровинившегося бергала. И этот свист, и эта боль, и эта несправедливость в один миг заглушили сладкоголосие церковных хоров и умиленное бормотание молитв в монастырских кельях. Закрыв слух, эта плеть раскрыла ему глаза. И хотя сама плеть не очень-то разбирала, на чью спину она опустилась - на русскую, качинскую, тубаларскую или теленгитскую, хозяева этих спин разбирались в ее злом языке неплохо... И пришло то восторженное время, когда плеть, вырванная из руки стражника рукой Ыныбаса-Назара, прогулялась уже по спине, затянутой в казенное сукно и перекрещенной казенными ремнями! Сейчас он встал на четвертый путь - путь Белого Бур-хана, Хертека и хана Ойрота Неужели и он окажется ложным, как три предыдущих? Сабалдай откочевал к Куюсу, но через Катунь перебираться не стал - в урочище Ороктой поднялись хорошие травы, и он надеялся продержаться здесь со своим скотом до середины лета, а к осени уже придется уходить к Урсулу. Новая перекочевка обрадовала сыновей, подняла настроение у женщин: старое зимовье надоело всем, да и жить здесь было уже трудно. Как только сошел последний снег, в долине появились еще две семьи, бежавшие от бескормицы из сухих степей Тавды и Каянчи. Медлительные и жуликоватые новоселы стали теснить старожилов, не считаясь с тем, что они, по обычаю, хозяева долины. Даже затеяли драку с Орузаком из-за поймы, поросшей осинником, где вольготно себя чувствовали быки и коровы Сабалдая. Распрей всякого рода старик не любил и обычно уступал нахалам, твердо следуя родовому завету: если нельзя жить мирно соседями, то и не живи - кочуй дальше! Во время перекочевки Кураган похудел, вытянулся еще больше и почти совсем разучился разговаривать. Да и к топшуру не притрагивался с зимы, все время думал о чем-то, и даже в гости к своей Шине перестал ездить. Зато все увереннее чувствовал себя Орузак, оттирая от хозяйственных забот не только брата, но и отца. О разделе скота и имущества разговор не заводил, но было ясно, что и эту беду Сабалдаю скоро придется расхлебывать пригоршью... На новом месте начались старые хозяйственные заботы, и постепенно все улеглось, вошло в свои берега: мужчины пасли скот, женщины возились в аиле, внук начал подниматься на ноги, открывая для себя мир трав, цветов, ящериц, лягушек, букашек и таракашек. Но в один день все лопнуло и рассыпалось, как раскаленный на огне камень, опущенный в казан с холодной водой. Кураган вернулся с пастбища возбужденный, взъерошенный и, отказавшись от еды, сразу же потянулся к топшуру. Орузак коротко хохотнул, подмигнув жене: - Наш тронутый новую песню петь будет! Сабалдай хмуро посмотрел на старшего сына, но Орузак и бровью не повел, продолжая зубоскалить. А Кураган уже рывком щипнул струны: - Эту песню и тебе не вредно будет послушать, великий скотовод, рвущийся в баи! - Да ну?-сделал тот круглые глаза. В долине Теренг, за Ябоганом, Где горы в небо ушли снегами, Рождая реки, что землю поят - Чарыш с Урсулом, их сто притоков - Простой аил стоит, как все аилы. Но в том аиле живут пророки, Которым волей Бурхана-бога, Которым словом Ойрот-Каана Дано сказать вам, глухие люди: - Живите честно, любите землю, Гоните камов из мирных гор!.. - Ого! - покрутил Орузак головой. - Да за такие песни Эрлик... - Помолчи! Ты не кедровка!-прикрикнул на него Сабалдай. Четом Чалпаном зовут пророка, Его устами вещает бог: - Сплетайте руки в одном объятьи, Сердца сжигайте в одном огне! Гоните камов, ломайте бубны, Бросайте ружья, любите мир! - Чет Чалпан? - переспросил Сабалдай. - Знаю Чета из Кырлыка! Он что, стал пророком молочной веры? Кураган кивнул. - О Кудай! Да ему же теперь русские стражники голову снимут! Огни пылают в горах Алтая, В сердцах пылает призыв веков, И вспоминают седые люди О том, что было давным-давно! В любви и дружбе трудились люди, Не знали горя, не знали смерть... Скала Орктоя - престол Ойрота, С нее вещает он людям всем: - Живите честно, забудьте ссоры, Гоните русских попов долой! Кураган отложил топшур и медленно провел ладонями по лицу. - Значит, Ойрот-Каан все-таки пришел? - спросил Орузак испуганно. - Ты его видел? - Я видел ярлыкчи Белого Бурхана. Он сказал, что хан Ойрот пришел в долину Терен-Кообы и говорит с людьми со скалы Орктой! Мне надо ехать, отец! - Поезжай, - согласился Сабалдай. - Ты нужен хану Ойроту! Заодно и Яшканчи передашь мой большой привет... "Смелый растет парень! - подумал старик с гордостью. - Побольше бы таких парней Алтаю..." Бурхана Дельмек выслушал молча. - Нужны очень надежные парни! - предупредил Пунцаг, настороженный его молчанием. - Парни у меня надежные, бурхан. Все сделают. В Горбунках о событиях в долине Теренг узнали через два дня. И сразу же Дельмек пошел по аилам: "Ждите приказа! На яйлю не выезжайте, к родственникам не торопитесь..." И вот приказ бурхана об охране тропы от Сугаша до Кырлыка. Еще бурхан сообщил, что Хертек опасается удара в спину со стороны Бересты. - Там у меня нет людей. И там - Лапердины. - Потому и отдана тебе эта тропа! - Я не пущу их. Бурхан встал первым, поколебавшись, протянул по-алтайски обе руки: - Встретимся в долине. Через три дня. Дельмек кивнул, взял ружье, прислоненное к камню, медленно подошел к коню, погладил по морде. После убийства Торкоша, обвиненного в поджоге, а потом и убийства попа, полицейские и стражники зачастили по всем дорогам и тропам, торопя стада и отары, уходящие в горы. Им, пожалуй, хотелось бы вообще очистить от алтайцев все русские деревни, а для этого нужен был повод. С началом весны все улеглось и успокоилось. Исчезли и вооруженные русские, разбрелись по приискам и казенным рудникам, запрудив солдатскими и полицейскими мундирами миссионерские центры и большие села по Чуйской дороге... Белый Бурхан выбрал самое удобное время! А хан Ойрот выбрал самое недоступное и глухое место для своего появления! Погасла трубка. Дельмек пососал ее, полез за спичками, но передумал. Хорошо, что бесконечное ожидание наконец-то кончилось. Добрую часть пути отец ехал молча, попыхивая короткой трубкой, с которой теперь почти не расставался. Заговорил с Кураганом, когда аил и скот скрылись за очередным поворотом тропы, загороженные лесом и отодвинутые расстоянием: - Если Яшканчи еще в долине, пусть осенью приезжает попрощаться. К новой зиме умру. Кураган удивленно посмотрел на отца и покачал головой - каждую весну собирается умирать отец, будто старую плохую шутку шутит... Зачем? Человек не знает, дня своей смерти! - Я бы поехал с тобой на Ак-Бурхана посмотрегь и Ойрот-Каана послушать, но не поднимусь на перевал. Д