бра желаю, - ничуть не обидевшись, продолжила Аксиньи поджала губы, - кто тебе еще присоветовать чего доброе может... - Уж только не ты! Чья бы корова мычала, а твоя бы молчала. Не ты ли присоветовала мне, как бывшего нашего хозяина, Филатьева, обчистить? Ну? Не помнишь? - Дура была, вот и советовала, - все так же спокойно отвечала она, глядя не на Ивана, а чуть в сторону, будто видела там что-то такое, чего ему видеть не дано. - Думаешь, чего я гадала? Узнать, что ждет тебя. - За дурака меня считаешь? Чтоб я картам верил... - А мне поверишь? - подняла она вверх руку, и темная тень метнулась по стене. - Мне поверишь? Тогда слушай, чего скажу. Карты показывают тебе казенный дом, а за ним дорожка дальняя... - И не сомневался, - попробовал отшутиться Иван, но Аксинья повысила голос и твердо договорила: - Только стала я второй раз карты раскладывать, и опять выпал казенный дом, а за ним... не поверишь, Вань... За ним ждут тебя большие деньги и почести, чины, и власть. Слышишь? - Не оглох пока, - грубо отозвался Иван, внимательно глядя на нее. - Долго я думала, что бы это значило... Казенный дом, он всегда и есть казенный дом. А потом словно озарение какое на меня нашло: на службу тебе надо идти в казенный дом, в полицию проситься... - Мне? В сыщики? - Иван даже подпрыгнул на кровати и громко захохотал, но, спохватившись, что может разбудить кого-то из живущих по соседству, прикрыл рот ладошкой. - Веселая ты у меня девка, ничего не скажешь. Чтоб Ванька Каин шел в полицию служить, насмешила! - Нет, ты послушай меня, - замотала головой Аксинья, - тебе ведь цены нет. Кто, как не ты, все воровские шайки знает? Все сходы, а скольких воров в лицо узнал за это время? Многих знаешь? - Да, поди, много, - согласился Иван, начиная понимать, куда клонит Аксинья. - Но как только я в полицейском участке объявлюсь, то всяк меня схватит и в застенок, а там сама знаешь... - он зябко повел плечами и опять потянулся к Аксинье. - Погоди, погоди, Вань, дослушай до конца, - отвела она его руки, - зачем тебе обязательно в полицейский участок идти? Надо идти туда, где знатные люди сидят, что выше любого полицейского. - Это кто же у нас выше полицейского? Государыня, что ли? - Правильно, государыня. А ниже государыни, знаешь, кто идет? Сенат. Там мне один человек сказывал, в больших чинах люди сидят, над всеми другими властями начальники. Вот если ты им по душе придешься, пообещаешь на Москве порядок навести, воровство прекратить, то назначат они тебя главным сыщиком и уже никто тебя тронуть не посмеет. - И сам полицмейстер? - широко раскрыл глаза Иван. - Да, и он не тронет, коль прежние твои грехи прощены будут, и примешь ты присягу и начнешь службу. Понял? - и она подошла к нему, прижалась мягким жарким телом и задула свечу. 12. Целую неделю регулярно, каждый день, уходил Иван Каин к зданию Московского Сената со свернутым в трубку листом бумаги в руках. По общему решению с Аксиньей решился он подать прошение о приеме его на службу в Сыскной приказ и обещал в скором времени истребить всяческое воровство в Москве. Однако, приезжающие на службу сенаторы и словом перемолвиться с ним не желали, а от бумаги нос воротили, будто бы там кошка дохлая завернута. Один лишь и сказал, мол, требуется в присутствие все бумаги в обычном порядке подавать, через секретаря, а уж там их станут разбирать, как должно. Знал Иван это "как должно"! Год может пройти, а то и вся жизнь, пока его прошение на самый верх сенатский доползет на вороных, да если и доползет, то как на него там взглянут? Не прикажут ли обратно в острог вернуть?.. Про генерал-полицмейстера слышал он, будто бы из пожара его живым вытащили, но сильно обгорелым, дома без памяти лежит. Может, потому его, Ивана Каина, и не хватились, что бумаги сгорели, а сам генерал приказа о сыске его отдать не в силах по болезни своей. Все это было на руку Ивану, и даже то, что муж Аксиньи все не возвращался из отлучки своей и жил он у них в доме беспрепятственно, было необычайным везением. Несколько раз Иван, идя мимо богатого дома где-нибудь на Тверской или Мясницкой, прикидывал, как ловко можно ночью вовнутрь забраться, да и обчистить хозяев, но гнал от себя эти мысли и намерения, решившись отныне жить честно и без разбойных привычек. Аксинья снабдила его деньгами на мелкие расходы, и пока он ни в чем особо не нуждался. Бывая ежедневно у крыльца Сената, он перезнакомился со многими челобитчиками, что, как и он, ждали возможности подать прошение в руки кому-либо из сенаторов. Многие из них знали государственных мужей в лицо и по имени, заговаривали с кучерами и лакеями, что оставались подле господской кареты, и терпеливо дожидались их возвращения. Челядь охотно рассказывала о своих господах, добавляя при том от себя о всяческих строгостях и едва ли не зверствах тех. Иван слушал одних, переходил к соседнее карете, снова слушал и уже неплохо разбирался в старшинстве и званиях сенаторов. Более прочих он выделил для себя князя Якова Ивановича Кропоткина, который, кроме многих своих заслуг, имел еще и звание президента Сыскного приказа, но сам, судя по всему, сыском не занимался, в застенок к арестантам не ходил, а лишь разбирал жалобы на полицейских, попадающие к нему. Показали Ивану и самого князя, когда тот садился в богато убранную карету, запряженную шестерней, с двумя лакеями на запятках, в красных бархатных камзолах и с перьями на шляпах. Был князь уже в преклонном возрасте с маленьким, словно сморщенная груша, личиком, но живыми, умными, широко посажеными глазами. Ивану даже показалось, что князь, глянув по сторонам, ненадолго задержал взгляд именно на нем, Иване Каине, словно узнал или выделил чем. Первым порывом Ивана было бежать, скрыться, но он представил насмешки Аксиньи, когда расскажет ей о своем поступке, и пересилил себя, остался и долго смотрел вслед карете Кропоткина, которая прогрохотала коваными колесами по булыжной мостовой. - Большой господин, - услышал он вдруг голос сзади себя и вздрогнул, обернулся. Перед ним стоял молодой, крепко сбитый парень, с черным чубом, выбивавшемся из-под шапки. На лице его блуждала полуусмешка, и кончики губ загибались чуть вверх, делая его похожим на человека, желающего укусить что-то твердое. Серые глаза парня смотрели открыто и доверчиво, почти простодушно, но веселый огонек, живущий в них изнутри, говорил о том, что он далеко не прост и многое повидал за свои двадцать с небольшим лет. - Князь, - отозвался Каин, чтоб поддержать разговор от нечего делать. - К такому и не подступишься, - покачал головой парень. - Который день хожу тут, подле Сената, не знаю, кому прошение подать. - Сам откуда будешь? - спросил его Иван Каин. - Да из Сибири мы, из самого Тобольску... - По своей воле в Сибирь угодил али как? - Родился там, - просто ответил тот. - И как же зовут-кликают тебя? - Каину был чем-то симпатичен этот крепкий, осанистый сибиряк, держащийся довольно независимо и в то же время с неподдельной простотой и дружелюбием. - Обычно ... Иваном, а по прозванию Зубарев, - широко улыбнулся он. - Много Иванов у нас на Руси живет, и меня мамка с батькой также нарекли, а народ прозвание дал свое - Каином кличут. - А почему Каин? - насторожился Зубарев, и улыбка быстро сбежала с его чуть простоватого лица, отчего оно сразу сделалось строгим, замкнутым и даже отчужденным. - То у народа и спрашивай, ему видней. "Каинами" у нас на Москве тех зовут, кто с полицией не в дружбе живет да много озорничает. - А-а-а... Понятно, - и лицо Зубарева вновь озарилось добродушием. - Чего в Сенат пробиваешься? - осторожно начал выведывать Каин. - Поди, с челобитной? Барин, что ли, обидел? - О чем ты? - сверкнул белизной зубов Зубарев. - Сроду у нас в Сибири бар не бывало, да и сам я купецкого звания, не приписной какой-нибудь. Кто меня обидеть может? У меня, знаешь, брат двоюродный в Тобольске магистратом командует, первый богатей, всех в кулаке держит, - стиснул он крепкую пятерню. - Тогда какой черт понес тебя к нам на Москву? Тут правду не скоро сыщешь, а с кривдой быстро знакомство сведешь. Иван Зубарев чуть замялся, оценивающе посмотрел на Каина, прикидывая, стоит ли открываться перед ним, но потом решился и беспечно сообщил все с той же беззаботной улыбкой: - Да золотые прииски разведать хочу, а где бумагу под это дело выправить, чтоб разрешение дали, того не знаю. Добрые люди подсказали, мол, поезжай в Москву, там все и решишь, узнаешь. - Золотые, говоришь, - одобрительно повторил нараспев Каин и как-то по-новому оглядел сибиряка, отметив про себя, что не так он прост, как показался на первый взгляд, осторожно спросил: - Поди, далеко те прииски? - Да как сказать... - пожал плечами Зубарев, - как раз посередке, если из Тобольска к вам в Москву ехать, на Урале, где башкирцы живут. - Башкирцы, - протянул Каин, - чего-то не слыхивал про таких, не приходилось. Ну, нашел кому бумагу подавать? - Сказывали, будто князь Щербатов - добрый мужик... - И что с того, что добрый? - рассмеялся Каин. - Тебе с ним не детей крестить. Ты хоть знаешь, чем он занят? По какому ведомству? - Не-а, - честно признался Иван. - Думал, они тут всем сразу и заняты, к кому ни обратись, главное - чтоб выслушали, уважили. Я ж не для себя стараюсь, не свой интерес блюду, прибыток людям и государыне станет великий... - Значится, ты о государыне нашей беспокойство имеешь, - насмешливо переспросил Каин. - Ага, а как иначе... - С тебя за товар пошлину берут? - Берут, - согласился Зубарев. - Подушную, подорожную и другие подати платишь? - Само собой, платим. - А чего тебе еще надо? Ты бы еще крест нательный заложил да в казну денежку снес. Дурак ты, брат, оказывается. Сколь на свете живу, а не встречал до сей поры таких. - Почему дурак? - обиделся Зубарев. - Да потому, - словно отрезал Каин, - государевы слуги обдирают нас, как липку на лыко, а ты - "прибыток государыне", - оттопырив губу, выговаривал он растерявшемуся сибиряку. - Я бы на твоем месте это золотишко сам добыл да и зажил бы покруче графа Шувалова, что у нас сейчас первым богатеем прозывается. На кой тебе разрешение от Сената? - Нельзя, надо, чтоб все по закону было, - Зубарев хоть и растерялся слегка под напором неожиданного знакомца, но сдаваться не собирался. - Мы, Зубаревы, не воры какие, чтоб тайком золотишко мыть, мы у себя в Тобольске по закону жили до сих пор, и никто про нас слова худого сказать ни разочка не посмел. Так-то. - Дурья у вас башка, оторви - и без нее дале жить станешь. "По закону", - вновь передразнил он. - Знал бы я, где то золото лежит, давно бы занялся тем делом, не ждал бумагу сенатскую. Да и не добиться тебе, вахлаку этакому, бумаги той. Хоть цельный год живи здесь, а нужной двери не найдешь. - Подсобил бы тогда, - не раздумывая, предложил Иван Зубарев. - За бесплатно у нас на Москве ничего не делается, - глубокомысленно пояснил Каин. - А сам ты здесь по какому делу? - поинтересовался у него Зубарев. - Ты, как я погляжу, про всех все знаешь, чего же ходишь тут который день. Я тебя еще давеча заприметил. - Мое дело особое, и каждому про него знать не положено, - жестко ответил Каин и самодовольно поднял подбородок вверх. - Не хошь говорить, и не надо, - Зубарев и не думал обижаться. - Только, коль всерьез говоришь, что поможешь мне бумагу нужную получить, то отблагодарю, в долгу не останусь. - А сколь дашь? - заинтересованно спросил Каин. - Сколь, сколь... - задумался Зубарев, - ну, пяти рублей хватит? - Пять целковых? - чуть не захлебнулся от возмущения Каин. - Да за такую цену я тебя сам к себе в денщики найму на полный месяц, сапоги чистить заставлю. Коль сто рублей пообещаешь, то соглашусь. Теперь уже пришла очередь возмутиться Зубареву. Он выпучил от удивления глаза и даже рот раскрыл, не понимая, шутят ли с ним или правду говорят. - Сто рублей? За бумагу? - изумленно повторил он. - Шиш тебе с маслом, а не сто рублей. Да у меня всего-то... - начал было он, но спохватился вовремя и замолчал. - Тогда пятьдесят, - сбавил цену наполовину Каин. - Пойдет? - Нет, - покрутил головой Зубарев. - Не моя цена. - Двадцать пять? - Нет, - Зубарев ненадолго задумался и предложил: "Даю десять и ни на копейку больше." - По рукам, - тут же согласился Каин. - И половину вперед. - Хватит с тебя и целкового, а то смоешься, и ищи-свищи тебя потом, - полез за пазуху Зубарев. Каин поморщился, но принял протянутый целковый, небрежно сунул его в карман. - Пошли, что ли, в кабак, обмоем сговор? - предложил он. - Ты где остановился? - На Пресне, - ответил Зубарев и тут же пожалел о сказанном, опасаясь, что новый Каин увяжется за ним. - Ой, далече. Ну, идешь в кабак? - Нет, - отказался Зубарев, - мне еще в одно место наведаться надобно. Завтра тут и увидимся. Не обманешь? - Да чтоб мне на том свете в аду гореть, - побожился Каин и для верности укусил ноготь большого пальца. - Смотри, а то... - не договорил Зубарев, что будет, если Каин обманет его, и неторопливо пошел в сторону Китай-города. Дома Ванька Каин рассказал о встрече с сибиряком Аксинье. Та выслушала его и неопределенно обронила: - Много дураков по Москве шляется. - Он, вроде как, на дурака не больно похож, - заступился Каин. - А мне до него какое дело? Ты взялся помогать ему, вот сам и разбирайся. - Аксинья была явно не в духе, ждала возвращения мужа и время от времени выглядывала в окно, прислушивалась к шагам на лестнице. Иван не стал спорить с ней и завалился спать. На другой день он отправился на площадь к Сенату пораньше - с твердым намерением перехватить у входа в присутствие князя Кропоткина и вручить ему свое прошение. На площади еще не было обычных просителей, и лишь тощая фигура одного из сенатских служителей двигалась по направлению к небольшой двери черного хода в здание. Иван решил попытать счастья и окликнул его, и тут же протянул приготовленный заранее серебряный полтинник. - Скажи, мил человек, а если разрешение на разработку золотых приисков подать надо, то куда обращаться. - Ты, что ль, собрался золото искать? - спросил его служитель, пряча деньги в широкий карман кафтана и чуть приостановившись. - Да нет, человек один узнать хотел. - Пущай Петра Воробьева спросит, меня то есть, все ему и объясню, - ответил тот и быстро зашагал дальше. Вскоре небольшая площадь стала наполняться народом, и Каин заволновался, как бы ему не пропустить приезд кареты князя, выскочил на проезжую часть и весьма вовремя, поскольку из-за угла показалась запряженная шестериком знакомая карета и вскоре въехала на площадь, оба лакея соскочили на землю, откинули подножку и склонились в поклоне, торжественно открыв дверцу. Яков Иванович Кропоткин ловко выбрался из кареты, опираясь на толстую резную трость, и чуть не наткнулся на Ваньку Каина, что подскочил к нему. - Чего надобно? - неприязненно спросил он.- Пошел прочь! - Лакеи кинулись было оттаскивать Ивана в сторону, но он увернулся от них и, припав на одно колено, подал князю свое прошение. - Не откажите прочесть, ваша светлость, - лишь и успел он произнести, как лакеи схватили его под руки и оттащили прочь. Но князь таки принял его грамоту и засунул ее за обшлаг кафтана, важной поступью направился в Сенат. - Смотри, боле не попадайся, а то поколотим, - лакеи отпустили Каина, но он лишь рассмеялся им в лицо и пошел с площади. - Эй, ты куда?! - услышал он сзади знакомый голос. Обернулся и увидел пробирающегося сквозь толпу собравшихся к этому часу просителей Ивана Зубарева. - Сбежать решил? А дело мое как? - схватил он Каина. - Дело сделано, - ответил он, чуть отстранясь и освобождая руку. - Плати остальную деньгу, и мигом сведу тебя с кем надо. - Нет, ты сначала сведи, а уж расчет потом, - не соглашался тот. -- С тобой спорить - себе дороже выйдет, - пробурчал Каин, - пошли. Он повел его к черному ходу здания Сената и попросил одного из служителей вызвать из присутствия Петра Воробьева. Тот вскоре вышел, высоко задрав начинающую лысеть голову, и надменно осведомился: - Слушаю вас, судари. - Прошение с собой? - спросил Каин у Ивана Зубарева. - Ага, - кивнул тот, - где ж ему еще быть, со мной. - Подавай этому господину. Иван вытащил свое прошение и робко протянул Воробьеву, раздумывая, нужно ли кланяться ему или так сойдет. - Почему обычным порядком не подал? - сурово спросил тот. - Ждать мне некогда, - развел руками Зубарев. - Придется дать на расходы, чтоб дело твое ускорить. - А сколько? - растерянно спросил Иван. - Зависит от того, как скоро хочешь ответ получить, - снисходительно пояснил Воробьев, развернув прошение и быстро пробежав глазами написанное. - Тут дело серьезное, золотые прииски... Больших денег стоит. - Десяти рублев хватит? - наморщил лоб Зубарев. - Возьми обратно свою бумагу, - скривился Воробьев. - Двадцать? - Воробьев продолжал морщиться. - Тридцать? - тот же результат. Наконец, когда Иван добрался до пятидесяти, тот вздохнул и, едва разжав губы, произнес: - Ладно, давай, попробую за такую малость продвинуть твое прошение. Иван вытащил кожаный кошель, отсчитал деньги и сунул в руку Воробьеву, тот, даже не поблагодарив, повернулся и ушел. - Видел, сколь за такое дело берут? - спросил Каин. - Я с тебя как с родного попросил. Ладно, давай остальные деньги. - Не пойдет, - погрозил пальцем Зубарев, - когда прошение мое обратно вернется, тогда и получишь. - Мы так не сговаривались! - закричал на него Каин, но из помещения показалось озабоченное лицо драгуна, стоящего на карауле, и он замолчал. Зубарев все же выдал ему пять рублей, но большее дать отказался. Каин обругал его и, не останавливаясь, пошел в знакомый кабак, находящийся неподалеку от здания Сената. Там он просидел до того часа, когда заседание закончилось и почтенные сенаторы стали разъезжаться, опромью кинулся к карете князя Кропоткина, но лакеи и близко не подпустили его к хозяину. Еще несколько раз приходил он на площадь, но все было бесполезно: князь проходил мимо, не останавливаясь, словно на Иване была шапка-невидимка. Тогда, не желая более терпеть подобного унижения, он решил прибегнуть к хитрости и, проследив за княжеской каретой, узнал, где находится дом князя Кропоткина. Вечером он зашел с парадного хода в княжеский дом и попросил доложить князю, что прибыл по важному делу. Но его даже слушать не стали, а быстренько выставили вон. Но Каин твердо решил добиться своего и тут же зашел в ближайший кабак, заказал себе штоф вина и выпил его почти весь. У него прибавилось решимости, и он опять направился в дом Кропоткина, а когда навстречу вышел лакей, то изо всех сил врезал ему в ухо. На крик сбежалась остальная челядь, и все принялись тузить Каина в полную силу. Но он не поддавался, раздавал удары направо и налево. Тут со стороны лестницы, ведущей в покои, послышался властный голос: - Что за шум? Кто таков? Челядь отошла от дверей, и князь узнал в Иване просителя, что несколько дней назад подходил к нему на площади. - По важному делу до вас, ваше сиятельство, - крикнул тот, отирая кровь с разбитого лица. - Никуда от вас не денешься, - сморщил небольшой нос князь, - пусть проходит. Очутившись в кабинете, Ванька принялся расписывать свои похождения, не говоря, однако, что был атаманом шайки, а изображая из себя обманутого товарищами человека. При этом он подробно называл имена всех известных ему атаманов, что и у кого те покрали, кого ограбили на улицах Москвы. Князь слушал все с большим интересом, а потом чуть поднял вверх правую руку, спросил: - И всех их ты выдать собираешься? - Всех до одного, ваше сиятельство. - Интересно, интересно, - пробормотал Кропоткин, поглядывая на Каина, как на некую заморскую диковинку. - Ни разу не слыхивал, что такое бывает. Значит, в сыщики просишься? - В сыщики, - повторил за ним Иван. - Хорошо, хорошо, - покрутил тонкими пальцами локон парика князь, - приходи в это же время ко мне завтра, дам тебе ответ. Радостный Иван выскочил на улицу и побежал быстрее к дому Аксиньи, чтоб сообщить ей о случившемся. Но, еще не дойдя до знакомого поворота, где находилась лавка аптекаря, увидел Аксинью, спешащую навстречу к нему. - Ко мне нельзя, муж вернулся, - пояснила она, - пойдем, определю тебя к одной знакомой. - Особой радости после рассказа Каина о свидании с князем она не выказала и, приведя его на квартиру какой-то своей то ли дальней родственницы, то ли просто старой знакомой, холодно простившись, ушла. На другой день в назначенный час Каин входил в дом князя и был принят как важный посетитель. Однако сам князь долго разговаривать с ним не стал, а, сунув грамоту с красной сургучной печатью, проговорил: - Завтра явишься в Сыскной приказ и отдашь полковнику Ключареву, - дав понять, что на этом разговор окончен. Так Ванька Каин добился своего и с тех пор стал числиться московским сыщиком, наводя ужас на бывших товарищей и остальных московских воров. 13. Иван Зубарев сидел в небольшом уютном кабачке в пяти минутах ходьбы от здания Сената. Пошел уже второй месяц, как он жил в Москве в ожидании разрешения на разработку золотых приисков, которые он непременно надеялся найти на Урале. Он уже начал подумывать, что, если только через пять-шесть дней не получит проклятого разрешения, то вернется обратно в Тобольск и следующим летом на свой страх и риск займется приисками, как говорили старатели на Урале, "диким способом". Будь что будет! Надоело обивать пороги, кланяться каждому маломальскому ярыжке и подьячему, сорить деньгами направо и налево, а денег, денег осталось ровно на обратную дорогу, да и то призанять придется у знакомых купцов, с которыми ведут дела в Москве братья Корнильевы. Он остановился в самом дешевом московском околотке, на Пресне, жил впроголодь все это время, но деньги непрерывно таяли, уходили на сторону, словно из дырявого кармана орехи сыпались. Сенатский служитель Петр Воробьев каждый день обещал Ивану скорое решение, а сам все косился по сторонам, делал испуганное лицо, всем видом показывая, как он рискует, и еще просил денег на непредвиденные расходы. Но Ивану Зубареву просто нечего было дать ему, и, может, поэтому дело застряло в сенатских кабинетах, а может, прошение его не ушло дальше стола вороватого и заносчивого Воробьева. Как знать. Иван оторвался от своих печальных раздумий, поднял глаза от стола, глянул на дверь и с удивлением увидел, как в кабак ввалился его недавний знакомец, назвавшийся Иваном Каином. На нем был новенький суконный кафтан, черная кожаная шляпа с медной пряжкой, шпага на поясе и большая полицейская бляха на груди. Вслед за ним вошли еще двое с такими же бляхами на кафтанах и при шпагах. Каин остановился на пороге, обвел взглядом прищуренных глаз полутемный кабак и увидел Ивана Зубарева. - Кого я вижу! - закричал он и направился к его столу, хлопнул по плечу и уселся, не спросив разрешения, напротив, махнул рукой своим спутникам, приглашая и их, - айда сюда, ребята. Следом за Каином подошли два худых с испитыми лицами мужика средних лет. Роднили их бегающие глаза и то, как пришибленно держались они, беспрекословно слушаясь во всем Каина, почитая того за главного. - Кувай, - ткнул он пальцем в сторону одного, - а это - Легат, оба под моим началом, слухают меня, как батьку родного. Иван Зубарев подавленно молчал, не испытывая особой радости от встречи, но это ничуть не смущало Каина. Он поманил к столу полового, велел принести четверть пшеничного вина и закуски, упер руки в колени и, уставясь на Зубарева, спросил насмешливо: - Надолго, видать, в Москве замешкался? Не дают ходу твоему прошению, а? Сибиряк? - Я своего непременно дождусь, - насупясь, ответил тот, - терпения моего на десятерых хватит. - То по-нашенски, - добродушно захохотал Каин, - без терпения и блоху не споймаешь, печку не разожжешь. Может, помочь тебе чем? Я теперича при чинах, в полиции служу. - Да уж вижу, не слепой, - не очень дружелюбно отозвался Зубарев. - Ты уж и так помог мне, направил к ярыжке, которому только деньги давай, а резону никакого. - Могу прижучить того ярыжку. Как его там кликают? - наморщил Каин лоб, - Галкин? Гусев? По-птичьи как-то... - Воробьев, - подсказал Зубарев. - Во-во, - обрадовался Каин. - Я ему перышки-то повыщипываю, подсыплю перцу, куда следует. Могем мы это сделать? - обратился к молчащим своим товарищам. - Это у нас запросто, - кивнул ковыряющий в носу - тот, кого звали Куваем. - В участок притащим, огоньку под ноженьки поднесем, запоет соловьем любой. - Ага, запоет, - поддакнул несловоохотливый Легат, - не видел еще иного. - Они у меня большие мастера по такому делу, - подмигнул зловеще Ванька Каин не поддерживающему разговор Зубареву. - Так как? Пощипать того ярыжку? - Дело ваше, - ответил сдержанно Зубарев, - только я вам тут не помощник, уж простите. - Во, уже и прощения запросил, - хохотнул Каин, который был сегодня явно в ударе, и ему хотелось побахвалиться, выказать свои возможности да и вообще показать себя большим человеком. - Где там половой наш застрял? - повернулся в сторону кухонной двери, откуда шел приятный запах жарившегося мяса с луком, каких-то пряностей, слышалось позвякиванье посуды. - Счас, счас, ваша милость, несем, - прокричал выглянувший в дверь половой, и уже через полминуты он мчался к их столу, неся перед собой на жестяном подносе запотевшую четверть вина, чарки и стопку блинов с маслом. - Давно бы так, - проворчал Каин, погрозив половому пальцем, как нашкодившему пацану, - смотри у меня, а то в другой раз я те накостыляю по шее, долго помнить будешь. - А я ему все зубы пересчитаю, - гнусаво добавил Кувай и показал могучий кулак. - Могу и сейчас дать, - он чуть привстал, но Каин резко дернул его за руку, усадил на место. - Остынь, Кувайка, все бы кувалдами своими, кулачищами махал, - у того в самом деле были необыкновенной величины кулаки с потрескавшейся кожей на пальцах; они напоминали гальки, размером с голову годовалого ребенка, такие в изобилии встречаются по берегам быстрых уральских рек. - В молотобойцах он ране ходил, - пояснил Зубареву Каин, - в бегах успел побывать, с атаманом Митяем по Волге хаживал, а вот теперича ко мне пристал. Со мной не пропадешь, верно, Кувайка? - Не пропадем, - гнусаво согласился тот, снимая такую же, как и у Каина, шляпу, и Зубарев увидел меж прядей волос слегка проступившее клеймо, оставленное палачом, но Кувайка тут же тщательно поправил волосы, заметив брошенный на его лоб взгляд, и сумрачно проговорил, - а ты, мил человек, не оглядывай, что я меченый, то от Бога отметина, чтоб свои узнавали а чужие побаивались. Каждый раб Божий обтянут кожей, всяк свою метку имеет... Каин меж тем быстро налил вина в принесенные чарки, пододвинул и Зубареву. - Не журись на меня, не люблю. Выпей с нами за дружбу, за доброе слово. Коль будешь с нами водиться, то жизнь, как этот блин, масляной да сытой покажется, - он быстро опрокинул в рот вино и закусил горячим еще блином, отер рот и продолжил, - оставался бы на Москве, плюнь на Сибирь свою. Чего в ней хорошего? Зубарев чуть пригубил налитое ему вино, покосился на сидевших перед ним мужиков и твердо ответил: - Может, в тебе, Каин, и сила есть, и власть теперь, как погляжу, опять же у тебя вся, да мы вот в Сибири у себя иначе живем... - Оне иначе живут, - поднял вверх указательный палец Легат, икнул, потом добавил какую-то фразу на не знакомом Ивану языке и пояснил: "Помни о смерти". - Он у нас ученый муж, в бурсе два года березовую кашу хлебал, а потом к немцам в услужение попал, разным штучкам у них научился. Так говорю? - Воистину так, - снова икнул тот, и, не дожидаясь, сам налил себе вина из четверти и выпил одним глотком. - Эй, не спеши, - щелкнул его пальцем по носу Каин, - забыл, кто здесь главный? - Как можно, - откинулся назад и воздел руки к небу Легат, - ты у нас Иван Кайнушка и наказной атаман, и судья приказной, и сыщик во всей Москве самый наиглавнейший, прости дурака. - Давно бы так, - добродушно согласился Каин и налил по новой, пропустив при этом чарку ослушника, но тот скорчил глумливую рожу и лишь облизнулся. - За дружбу? - поднял он свою чарку. - За тебя и твое здоровье, Ванюшка, - поднял пустую чарку Легат. - Э-э-э... Ты мне это дело брось, - рассердился Каин, - не дразни меня, - но налил хитрому Легату, выпил сам, опять покосился на Ивана Зубарева, который делал лишь маленькие глоточки, не желая пить по полной, и сидел совершенно трезвый, тогда как сам Каин и спутники его чуть захмелели, начали поглядывать по сторонам, шептаться о чем-то меж собой. - Значит, не желаешь пить с нами? - Не хочу сегодня, - упрямо опустив голову, ответил Зубарев. - Дело хозяйское, да гляди, как бы не пожалел о том... - Всех жалеть - и на себя не останется, - пожал тот плечами, - пойду я, однако, - и хотел встать, но Кувайка положил могучий кулак ему на плечо и придавил к лавке. - Сиди, покуда атаман не отпустит, - и поднес кулак к носу. - Понял? - криво усмехнулся Каин. - С нами не шутят. - А может, он к обедне спешит? - дернулся всем телом Легат и сложил пальцы перед собой. - Может, он праведник великий? А? Скажи, парень. Мы с тобой вместе на службу пойдем, свечки Божиим угодникам поставим. - Идти мне надо, недосуг с вами сидеть, - Иван, несмотря на угрозы, попытался снова встать, но Кувай выхватил короткий нож из-за пояса и воткнул его в полу зубаревского кафтана, пригвоздив ее к лавке. - Не понял, что ль? - прогнусавил он со злостью. - Атаман не велит. Сиди смирно и жди, когда отпустят. - А за тобой еще и должок, - почесал за ухом Каин, - никак забыл? Когда платить станешь? - Я тебе сказал: как бумагу дадут из Сената, то и с тобой разочтусь, а по-пустому деньгами сорить не желаю. - Ты погляди на него, - вновь закривлялся всем телом Легат, - он не только праведный, но еще и экономный. Это надо же! Сроду таких не видывал. Может, нам его, атаман, в монастырь определить? В тот самый, где стены высокие, а на воротах ребятушки удалые с ружьями стоят. А? Скажи атаман. - Успеется еще, - отвечал Каин, снова наливая всем вина, - вот как выпьем по доброй чарке каждый, то и поглядим, что с ним, голубем, делать, куды девать: то ли в Москву-реку спустить раков ловить, то ли под караул наладить да ждать, когда пощады запросит. - С чего это я у вас пощады просить стану? - не думал сдаваться Зубарев. - Воры вы, и весь мой сказ... - Не скажи, не скажи, - нехорошо улыбнулся Ванька Каин, - мы у тебя пока ничего не покрали, а лишь добром просим уважить нас, выпить чарку за дружбу и любовь. - Не стану, - сбросил свою чарку на пол Иван. - Ах, ты так? - вскочил на ноги Каин и с размаху ударил Зубарева в висок. Тот, опрокинув лавку, повалился, чем вызвал всеобщий смех посетителей кабака, что с интересом давно уже прислушивались к происходящему за их столом. Иван быстро вскочил на ноги, оглядел всех, встретился глазами с хохочущим Ванькой Каином и, неожиданно наклонившись, схватился за край скамьи, на которой сидел Кувай, резко дернул ее, перевернул того и, легко подняв скамью над головой, кинул ее в середину стола. Зазвенела разбитая посуда, опрокинулся стол, увлекая за собой Каина и Легата, а Зубарев подхватил тем временем тяжелый табурет и опустил его на голову ближнего к нему Кувая, который хрюкнул и без чувств рухнул навзничь. - Да я тебя сейчас... - рассвирепел Каин, вскакивая с пола, и начал вытаскивать из-за пояса шпагу, но замешкался, и Зубарев с табуреткой в руках, прикрываясь ей как щитом, успел отскочить к входной двери. - Получай, - весьма неумело сделал выпад Каин, и острие шпаги легко вошло в днище табурета, который Зубарев дернул на себя, и вырвал шпагу из рук противника, схватился за рукоять, освободил и теперь стоял перед нападающими, держа в одной руке тяжелый табурет, а в другой - шпагу. К нему подступал, размахивая клинком, Легат, а Каин кинулся к лежащему без движения Куваю и вынул из ножен его шпагу, и начал угрожающе обходить Зубарева слева, тогда как Легат теснил его к двери. - Брось шпагу - отпустим, - предложил Каин. - Знаю я ваше "отпустим", - отвечал Зубарев, пятясь к двери и направляя острие то на одного, то на другого. - На! - попробовал сделать выпад Каин, но поскользнулся на разлитом вине и растянулся на деревянном полу под дружный смех столпившихся вокруг них посетителей. - Давай, парень, - послышались крики, - покажи полицаям! Дай им! Легат бестолково размахивал шпагой, и было видно, что дубиной или кистенем он наверняка владеет лучше. Зубарев без труда отбивал его удары и, сделав ответный укол, даже ранил его в плечо. Каин, скрежеща от злости зубами, поднялся с пола и вновь схватил шпагу, взявши ее двумя руками, словно топор или алебарду, принялся, что есть сил размахивать ей над головой. Но Иван Зубарев умело прикрывался табуретом и шаг за шагом поднимался по ступеням, ведущим из кабака на улицу. Наконец он открыл ногой дверь и выскочил наружу, куда кинулись за ним сыплющий проклятьями и всяческими карами на его голову Ванька Каин и постанывающий от боли Легат. Зашевелился на полу и Кувай, приходя в себя. Зубарев понимал, что с двумя ему не справиться, и прикидывал, как бы без особых осложнений сбежать от своих преследователей. Догадались о его намерениях и Каин с Легатом, а потому старались подступить к нему ближе, пытаясь взять его в клещи с двух сторон. Но Иван кидался то на одного, то на другого и теснил их, не давая подойти ближе. По улице проехало несколько экипажей, но никто даже не остановился, не замедлил хода, настолько для москвичей были привычны уличные драки. Зубарев стал уже думать: не вскочить ли ему на запятки одного из экипажей, да и скрыться с поля боя, как вдруг очередная карета остановилась невдалеке от него, приоткрылась дверца, и чей-то знакомый голос крикнул: - Эй, тоболяк, помощь не нужна? Зубарев с удивлением обернулся, еще не разобрав, кому принадлежал голос, и в этом момент Каин, воспользовавшись его оплошностью, сделал выпад и угодил острием шпаги ему в бедро. Иван ойкнул, выронил табурет и сделал несколько шагов назад, отбивая удары рассвирепевшего Каина и волоча за собой раненую ногу. Но тут рядом с ним возник офицер в кожаной треуголке на голове, со шпагой в руке и, умело фехтуя, принял на себя беспорядочные удары его противников, а затем ловко выбил шпагу из рук Каина, после чего тот кинулся наутек и, чуть отбежав назад, погрозил в их сторону кулаком, прокричал: - Мы с тобой еще встретимся! Там поглядим, кто кого... - и поспешил скрыться в ближайшем переулке вместе с присоединившимся к нему Легатом. -- Не узнал? - спросил Ивана неожиданный спаситель. Он пригляделся внимательнее и был весьма удивлен, узнав в сгущающихся сумерках Андрея Кураева. - Вы? - удивленно спросил он и заскрипел зубами, зажимая ладонью кровоточащую рану. - Кому же еще быть, как не мне, - со смехом ответил тот, - стало уже добрым правилом с моей стороны выручать вас из всяких заварушек. Что за люди напали на вас? По обличью так самые настоящие воры с большой дороги, а на груди полицейские бляхи, и со шпагами. Таких мне раньше встречать не приходилось. - Сам не знаю, кто они, - сквозь зубы, морщась, ответил Иван. - Познакомился возле Сената с одним из них. Ванькой Каином его зовут. - Вы, значит, уже и в Сенат приема ожидаете? Лихо. Но чего-то подобного я и ожидал. Признаться, часто вспоминаю наши встречи в Сибири. Мой вам совет: не связывайтесь со всякими проходимцами, а то, не ровен час... - Вон, еще один, - указал Иван на выбравшегося на улицу Кувая, который держался двумя руками за голову и бессмысленно озирался по сторонам. - Чем вы его так угостили, что он на ногах едва держится? - спросил со смехом Кураев. - Табуретом, - ответил Иван смущенно. - Самое ваше оружие. А фехтованию порекомендовал бы поучиться у француза Лесси в Санкт-Петербурге. Вы, кстати говоря, не собираетесь случаем в северную столицу? - Да не знаю пока... - Очень рекомендую. Коль вы добрались из своего Тобольска до Москвы, то до Петербурга рукой подать. Да, а что мы стоим? Вы хотите продолжить выяснение своих отношений с тем бодливым господином? - Да ну его к черту, - ответил Иван, - мне на Пресню надо, там остановился. - По-моему, это довольно далеко, - покачал головой Кураев, - а что вы скажете, коль я приглашу вас к себе в гости? Я остановился у весьма почтенных людей и, думается, вам не повредит знакомство с ними. Соглашайтесь, я плохого, как вы могли убедиться, не присоветую. - Согласен, - кивнул головой Зубарев, - только вот с дыркой в ноге неловко как-то... - И повод есть, - подавая ему руку, засмеялся Кураев, - Самсон после битвы с филистимлянами. Правда, малая длина ваших волос позволяет усомниться в родстве с героем, но я, со своей стороны, дам о вас самые лестные рекомендации моим хозяевам, приютившим меня в своем доме. - Причем тут волосы? - не понял вышагивающий к карете и слегка прихрамывающий Зубарев. - Поймете когда-нибудь, - не стал объяснять Кураев и передал раненого подскочившему на помощь кучеру. - К графу Гендрикову, - приказал он, когда они уселись в карету. Граф Иван Симонович Гендриков, двоюродный брат императрицы Елизаветы Петровны, был довольно влиятельным человеком при дворе не только благодаря высокому родству, но и по личным качествам, вызывал уважение знавших его людей. Он не стремился к получению больших чинов или высоких наград, но был полностью предан императрице и с огромной симпатией относился к графу Разумовскому, хорошо понимая, насколько трудно тому приходится в окружении опытных царедворцев и льстецов. В свою очередь, Алексей Григорьевич довольно часто обращался к нему с приватными поручениями, которые можно было доверить только близким людям, умеющим хранить подобные сведения и ни в коем случае не предавать их огласке. Он имел в Подмосковье имение и приличествующий положению дом в самой Москве. В старую столицу ему случалось наезжать лишь по делам или из желания укрыться от дворцовой суеты и ежедневных балов, на которых его присутствие считалось едва ли не обязательным. С поручиком Кураевым его познакомил в свое время граф Алексей Петрович Бестужев-Рюмин, которому молодой офицер доводился дальним родственником со стороны матери. Найдя его способности и умения полезными для государственных дел, канцлер держал его при себе для выполнения особых поручений, связанных с внутренней политикой, заниматься которой, в общем-то, в полномочия графа не входило, но и не заниматься ей он не мог. Одно было связано с другим, и он, как никто, понимал это, шел на риск, наживая тем самым себе врагов не только за пределами России, но и внутри нее. Андрей Кураев верил графу Бестужеву и готов был ради него пойти на верную смерть, если бы тот объяснил ему важность и необходимость данного поступка. Встречаясь с графом Гендриковым, они редко касались вопросов политики или дворцовых разговоров, хотя и занимались довольно часто одними и теми же делами, но каждый делал вид, будто бы совершенно случайно оказался там, куда прибыл второй. Это не мешало им без ревности относиться друг к другу, время от времени отправлять мало значащие на первый взгляд записки с просьбой прислать повара или сапожника, а то и денщика, которых они б