что в участок? - поинтересовался Иван.- Я ничего такого не сделал, поглядеть хотел, где государыня жительствует. - Зачем тебе знать о том? Ежели каждый встречный-поперечный начнет интерес выказывать, то знаешь, сколь народищу соберется - не протолкнуться, вот и гонят вашего брата, чтоб не толпились. - Шибко хочется на государыню поглядеть хоть разок в жизни, - признался Иван. - Потом дома рассказал бы, какая она... - На вид обыкновенная, но неописуемой красоты будет. - Неужто приходилось видеть ее величество? - поразился Иван и уставился на торговца. - Да вот как тебя, - самодовольно расплылся тот в широкой улыбке. - У нас тут за место для торга еще батюшкой моим уплачено. Мне, мальцом, и самого императора Петра Алексеевича доводилось наблюдать. - Неужто?!- только и мог произнести Иван. - Поживешь с мое в столице, всякого насмотришься, - снисходительно ответил торговец,- а тебе просто на государыню поглядеть охота или с прошением? - заметил он бумагу, выглядывающую из-за пазухи у Зубарева. - Точно, с прошением, - согласился тот. - Не накажут за такое? - Многие с прошением пытаются к самой государыне пробиться, да не у всякого выходит. На то тут и полиция приставлена, чтоб не особо докучали ее величеству. О чем прошение? Не на торговлю, случаем? Тогда лучше не суйся, не поможет, то в торговую контору требуется идти. Рассказать, где находится? - Нет, мне не по торговому делу надо, благодарствую. А сегодня государыня, как думаешь, поедет куда? - Сегодня вряд ли, - рассудительно заявил лотошник, потом окликнул стоявшего неподалеку такого же, как он сам, торговца, от лотка которого шел пряный запах свежеиспеченных булок, - слышь, Григорий, как ты думаешь, государыня изволит поехать куда сегодня? Второй торговец с бабьим лицом без признаков всякой растительности был рад случаю побеседовать, пока к ним еще не подошел ни один покупатель, и быстрехонько подскочил, постукивая одной ногой о другую, охотно заговорил писклявым тонким голосом: - Рождество послезавтра никак, а они его завсегда во дворце празднуют, а вот после могут и поехать по гостям али по иному делу, точно говорю. - Точно, до праздника здесь будут, - согласился с ним первый лотошник, - у них и церква во дворце, там и служба идет. - Что, и в церкву нельзя пройти? - удивился Иван. - Тебе нет, а кто из знатных людей, то иное дело. - А я все же пойду, а вдруг да повезет. Благодарствую за беседу, - отошел Зубарев от торговцев и принялся прохаживаться по площади, зорко поглядывая по сторонам, чтоб не попасть под копыта скачущих то с одной, то с другой стороны бешеных троек. Ближе к полудню стали прибывать роскошные крытые возки, запряженные четверней, и останавливаться у самого дворцового крыльца. Из них выходили богато одетые господа, большинство из них были с дамами и степенно направлялись к парадному подъезду, где к ним выскакивал в расшитой ливрее камер-лакей и, низко кланяясь, распахивал высоченные, в два человеческих роста, двери. Прибавилось на площади и зевак, толкавшихся на почтительном расстоянии от крыльца, откуда на них строго поглядывали уже не один, а четверо полицейских, успевавших при том низко поклониться проезжавшим мимо возкам важных господ и сановников. Иван решил обойти вокруг дворца, чтоб убедиться, что императрица не может покинуть его через иной выход, пошел вдоль высокого забора, который вскоре закончился, и увидел широкие ворота, ведущие вглубь двора. Там виднелся черный вход во дворец, через который непрерывно входили и выходили рабочие люди: кто с вязанками дров, кто с коробами, мешками или ведрами на коромыслах. Иван, было хотел пройти внутрь двора, но был тут же остановлен грозным окликом караульного солдата, стоявшего в будке под большой разлапистой березой. Повернув обратно, он прикинул, что вряд ли императрица будет покидать дворец через черный ход как какая-нибудь кухарка или прачка, и, чуть успокоившись, вернулся обратно на квартиру Кураева. Несмотря на заверения торговцев, что до Рождества государыня вряд ли покинет дворец, он регулярно каждый день отправлялся на площадь, где толкался меж торговцами и иными праздно шатающимися людьми, глазевшими с интересом на дворцовые окна. Наконец, наступило долгожданное Рождество, которое он встретил вместе со слугой поручика, и, посидев недолго, ушел к себе, желая пораньше улечься спать. Но сна не было. Он снова и снова представлял себе, как увидит государыню, кинется к ней, подаст грамоту, заговорит... Может, она пожелает узнать, кто он и откуда есть? Или предложит зайти во дворец? При этом императрица виделась ему необычайно доброй и улыбчивой, почти ласковой, как его собственная мать. Вспомнился дом, Наталья... Вряд ли она сейчас думает о нем, но, вернувшись в Тобольск, он обязательно зайдет к ним вернуть долг ее отцу, а значит, увидит и Наталью. Потом в его воображении возникла Антонина, как она плакала, провожая в дорогу. Но вновь знакомые образы сменились сияющим ликом императрицы, усыпанной бриллиантами, в золотой короне на голове. С этим он и уснул... Утром, едва вскочив с кровати, глянул в окно, понял, что проспал: солнце во всю светило в окно, оставляя на полу длинные густые тени. Даже не умывшись и не предупредив слугу, быстро оделся и помчался бегом к Зимнему дворцу, ругая себя на чем свет стоит за опоздание. А там, у парадного входа, собралась огромная толпа празднично одетых людей, весело о чем-то разговаривающих меж собой. Большинство из них были навеселе в честь наступившего праздника. Иван пробрался сквозь толпу, остановился в переднем ряду и увидел прямо перед собой золоченые дверцы царского возка с короной и вензелем императрицы посередине. "Успел, значит",- подумал про себя и тут же увидел, как из дверей начала выходить большая толпа в дорогих шубах и сверкающих золотом одеждах. У него даже в глазах зарябило от необычайного зрелища. "Кто же из них императрица будет?" - лихорадочно пронеслось в голове. Но вдруг сзади него послышались радостные крики: - Матушка наша! Государыня! Многих лет тебе, заступница наша! Он вгляделся и увидел статную женщину, приветливо улыбающуюся народу и медленно спускающуюся по ступенькам, бережно поддерживаемую двумя офицерами за руки. Вдруг из толпы наперерез императрице метнулся мужичок в рваном полушубке с листом бумаги в руках. Но ему не дали добежать, а схватили под руки два дюжих полицейских, потащили куда-то в сторону. Иван увидел, как с другого края толпившихся людей вышла средних лет женщина с ребенком на руках. Ведя за руку девочку лет пяти, она смело направилась к крыльцу. Однако полицейские зорко смотрели за происходящим, и остановили ее в нескольких шагах от нижней ступени крыльца. "Видать, и меня не допустят", - обреченно подумал Зубарев, но продолжал стоять, не двигаясь с места. Тут императрица, внимательно посмотрев на тянувшую в ее сторону руки женщину, что-то негромко сказала идущему подле нее офицеру, и тот подбежал к полицейским, приказал пропустить просительницу. Та робко сделала несколько шагов, опустилась на колени перед государыней и стала что-то говорить, непрестанно кланяясь. Елизавета Петровна выслушала ее, благосклонно улыбнулась и протянула ручку для поцелуя. Тогда Иван решился и, не помня себя, метнулся к заветному крыльцу, ловко проскочив мимо прозевавших его полицейских, упал в двух шагах от государыни, недовольно нахмурившейся при этом, протянул гербовый лист бумаги, свернутый в трубочку: - Матушка, государыня наша, вели прошение от меня принять! - О чем прошение твое? - негромко спросила она, а может, Ивану только показалось, послышались ее слова, поскольку два полицейских уже стояли по бокам рядом с ним, готовясь по первому знаку схватить его, а потому он громко заговорил, вкладывая всю силу в свой голос: - Рудники хочу открыть на Урале! Серебро добывать! Образцы в столицу привез с собой. - Вот как? - Елизавета Петровна твердо поглядела ему в глаза, и более радостной минуты он не мог припомнить за всю свою жизнь: настолько выразителен был взгляд государыни, что Иван словно в парную попал - так жарко стало внутри. - Примите прошение, - приказала кому-то императрица и пошла, твердо ступая, к возку. - Пошли, молодец, моли Бога, что государыня тебя выслушала, а то бы... - взял его за плечо один из полицейских. - А ответ где получить? - спросил Иван, поднимаясь с колен. - То мне неведомо, - отвечал тот, усмехаясь в пшеничные усы, - по какому ведомству прошение, туда и обращайся. А может, государыня прикажет сыскать тебя, коль нужда на то будет, тогда и ходить никуда не надо,- не снимая руки с плеча Ивана, тот довел его до плотно стоящей людской толпы и лишь там отпустил, вернулся на свое место. - Чего сказать изволила государыня?- пробился к Ивану какой-то дед со слезящимися глазами.- Будет война али как? Я у нее это самолично узнать хотел, да не допустили меня... - Будет война, дедусь, повоюешь еще,- засмеялись сзади него, - тебе-то чего переживать, отвоевал свое. - Мы с императором при Нарве дрались,- повернулся в ту сторону дед, пытаясь что-то объяснить. Но его уже никто не слушал, толпа начала мало-помалу расходиться, и от дворца помчались возки с государыней и ее приближенными, поскакали гайдуки, громко свистя, разгоняя попадающихся навстречу людей. Иван, ничего не замечая, медленно шел через площадь напрямик, раза два чуть не угодил под копыта несущихся мимо троек с подвыпившими офицерами, но даже не посторонился, словно пребывал в ином, далеком от реальности, мире. ...Гаврила Андреевич Кураев прибыл через несколько дней после Рождества и застал Ивана в глубокой прострации. Он лежал на кровати, уставившись в потолок, и лишь кивнул зашедшему к нему поручику. - Не заболел, случаем? - поинтересовался тот, кладя ладонь на горячий лоб Ивана.- Может, лекаря пригласить? Чего молчишь? - нотки недовольства послышались в голосе Гаврилы Андреевича. - Благодарствую, но не болит у меня ничего,- глухо отозвался Иван. - По дому что ли скучаешь? Сходил бы куда, развеялся... - Ответа жду, - вздохнул Иван. - Какого ответа? - не понял Кураев. - От императрицы. -Ты, видать, и впрямь болен. Объясни толком, что к чему. - Прошение я подал императрице. В Рождество. - Ты?! Императрице?! Прошение?! Да кто тебя надоумил на этакое дело? - Добрые люди подсказали. - Хорошо, пойдем в гостиную, там все и обскажешь. Лишь когда Иван поведал о своих приключениях, красноречиво описав, и саму государыню, и как его держали двое полицейских, Гаврила Андреевич поверил ему и рассмеялся откровенно и от души. - А я, честно признаюсь, и не думал о таком ходе. Ну, как говорится, победителей не судят. Молодец, что не растерялся, далеко пойдешь. Но я бы сейчас на твоем месте не сидел дома понапрасну, а отправился в Берг-коллегию, куда твое прошение наверняка переслали уже, и узнал, как тебе поступить в дальнейшем. В мешках, которые отнесли в кладовую, образцы руд? - Да, - согласился Иван. - Значит, тебе их надо куда-то отнести на пробу, как я себе представляю, а уж потом решать все прочие дела. Придется мне брать руководство твоим делом на себя, а то еще угодишь в какую-нибудь историю, тебя же и вызволять придется. Завтра едем в Берг-коллегию, а там видно будет. Как показалось Ивану Зубареву, у поручика везде в столице были знакомцы или друзья, потому что, как только они вошли внутрь большого мрачного здания, его тут же кто-то окликнул, спросил, за каким делом он здесь. Гаврила Андреевич быстро объяснил встреченному ими знакомцу, в чем суть, тот скрылся в одном из кабинетов, вскоре вышел, направился в другой. Не более, как через четверть часа у Ивана на руках была бумага, из которой следовало, что он должен сдать образцы руд в три разные инстанции: в саму Берг-коллегию, в Монетную канцелярию и в Академию наук лично профессору Ломоносову. - Гляди-ка, самому Ломоносову поручено с тобой разобраться, - озадаченно пробормотал Кураев, вчитываясь в предписание, которое держал в руках Зубарев, - вот что значит слово государыни. Ну, поздравляю тебя, Иван, не зря в столицу приехал. - А почему в разные места руду сдавать надо? - поинтересовался тот.- Один, что ли, кто не может справиться? - Не знаю, как и ответить, но, думается, чтоб подлога не было. Это тебе не блинами вразнос торговать, а рудники, - уважительно погрозил пальцем перед носом у Ивана поручик. Опять же с помощью Гаврилы Андреевича были развезены образцы по всем указанным адресам, но при этом Иван захотел непременно познакомиться с тем самым Ломоносовым, о котором столь уважительно отозвался Кураев. Для него он приберег отдельно кусок руды, что дал ему на прощание старатель Максим, очень уж верил он тому парню, понимавшему толк в рудознатстве. В Академии наук он поинтересовался, где можно найти академика Ломоносова, у сидящего внизу сторожа с медной бляхой на груди. Тот ткнул пальцем в сторону какой-то двери и молча отвернулся. Иван нерешительно направился, куда ему было указано, и легонько постучал в дверь. - Входите, открыто, - донесся до него зычный голос. - День добрый, - поздоровался он, стягивая с головы шапку. - Добрый, коль не шутишь, - ответил ему высокий здоровяк с крупной головой на широких плечах. - Мне бы Ломоносова сыскать ...- робко начал Иван - Зачем он тебе понадобился, Ломоносов? Учиться, что ли, собрался? Так среди года тебя все одно ни один пес не примет. - Да нет, другое у меня дело до него имеется... - Рассказывай что за дело, а я уж ему передам непременно. - Руду испытать надо, - принялся вытаскивать из заплечного мешка свой образец Иван,- серебро в ней быть непременно должно. - Да что ты говоришь? Серебро?! А может, там и золото имеется? Сразу так и скажи, а я попрошу Михайлу Васильевича найти для тебя все, что требуется. - Мне опытный человек сказал, что есть в руде этой серебро,- не сдавался Иван, и положил на стол образец. - А сам ты кто будешь? Рудознатец, что ли? С чего решил, будто бы серебро здесь непременно должно быть? - Знающие люди сказывали. А я из Тобольска приехал в столицу к вам, чтоб прииски на Урале открыть. - Не ты ли императрице-матушке нашей на Рождество в ноги упал с прошением? - Я... А вам-то откуль известно? - Про тебя, молодец, теперь весь Петербург знает,- засмеялся здоровяк, беря в руки со стола кусок руды. - И Ломоносов, поди, про меня знает? - спросил Иван. - Как же, знает, знает. Он такой, что обо всех все знает. - Когда его увидеть можно будет? - Ломоносова? Да вот он, перед тобой. Михайла Васильевич, - протянул тот руку опешившему от удивления Ивану. - А тебя как кличут? - Зубарев. Иван,- ощутил тот сильное пожатие академика. - Это значит, "зубастый"? - насмешливо спросил его Ломоносов.- Тебе, выходит, палец в рот не клади? Да? - Не знаю,- совсем смутился Иван,- не больно я и кусач. - Коль в столицу за столько верст приперся, то, надо думать, парень бывалый. Правильно говорю? Бывал в переделках? - Приходилось... - Иван никак не мог свыкнуться с мыслью, что этот крепкого вида насмешливый и словоохотливый мужик и есть академик, который, как рассказал ему Кураев, бывает во дворце императрицы, читает ей свои сочинения. - Да ты не робей,- успокоил его Ломоносов,- я ведь тоже из простых в люди выбился, навроде тебя, в столицу пешком пришел на учебу определяться. Это теперь меня академиком назначили, а то помыкался тут без гроша в кармане, натерпелся всякого. - От кого?- не поверил его словам Иван. - Есть тут разные, которые кого хошь обидеть могут, но не в этом суть. Значит, от меня требуется дать заключение по наличию в руде, доставленной тобой с Урала, серебра или иных металлов? Правильно? - Ага, - согласился Иван,- правильно. За тем и приехал. - Образцы твои мне уже передали, вон они,- кивнул он на руду, лежащую горкой в глубине комнаты, - дня два-три уйдет, чтоб пробы сделать, а там уже и результат готов будет. - А мне при опытах ваших быть можно? - спросил Иван и не узнал своего голоса, до того сдавленно он звучал. - Большой беды в том не вижу, коль подле меня будешь. Начнешь мешать али там с беседами приставать, то вышвырну, как кутенка, за шиворот. Ежели тебе это дело интересно самолично наблюдать, то завтра поближе к вечеру и подходи сюда, начнем опыты наши, благословясь. Согласен? - и протянул ему свою широкую мозолистую, как у крестьянина, ладонь. - Непременно приду,- вкладывая все силы в рукопожатие, заулыбался Иван, но тут же ойкнул, поскольку академик так стиснул руку, что ему даже послышался хруст в пальцах. 8 Всю следующую неделю Иван Зубарев приходил к академику Ломоносову наблюдать за опытами над привезенной им рудой. Михайла Васильевич принимал сибиряка с неизменной улыбкой, расспрашивал о Тобольске, где у него, оказывается, служил в губернской канцелярии кто-то из знакомых. Иван обычно усаживался в углу лабораторной комнаты, откуда молча следил за действиями академика, колдующего над столом с образцами. - Как вышел на те прииски?- интересовался он меж делом, поворачивая к Зубареву большую, с мощным лбом голову. - Обыкновенно как... Крестный рассказал. - А он откуда про них узнал? - Его губернатор Гагарин на поиски серебряной руды отправлял. - Это какой же Гагарин?- наморщил лоб, что-то припоминая, Ломоносов. - Губернатором когда-то в Тобольске у нас служил, а потом прогневал чем-то царя, и тот казнил его. Так мне крестный сказывал,- пояснил Иван. - Понял, о ком говоришь. Рассказывали и мне про него. Говорили, будто бы посуда у него в Сибири вся золотая была, и он после Александра Меньшикова вторым богачом по всей Руси слыл. - Может, и так,- согласился Зубарев. - Многие именитые люди через вашу Сибирь поднялись, на ноги встали, - продолжая заниматься своим делом, рассуждал вслух Михайла Васильевич, - и нынешние правители, - таинственно понизил он голос,- свои виды на тот край имеют. - А мне-то что до того? - беспечно спросил Иван.- Мое дело - сторона, я птица не их полета. - Не скажи, не скажи... Кое-кому может и не понравиться, что ты один, без всяческой поддержки, без высокого покровительства вдруг сам свое дело удумал завести. В нашем отечестве таких, как ты, не любят, могут и ножку подставить. А когда спотыкнешься, то на ноги вставать, ох, как трудно будет. - Да вы уже не первый, кто меня пужает, - признался Иван, только пока ничего, обходилось, жив, как видите, и рудники те все одно сыщу. Порода наша, зубаревская, вся упрямая. И я в сторону все одно не сверну. - Хвалю за упрямство, но мое дело упредить, а там уже сам решай, как быть тебе. Ну, на сегодня хватит, пожалуй. Отправляйся домой, завтра в это же время приходи, продолжим. К концу недели, когда стояли самые трескучие морозы и жители российской столицы не рисковали лишний раз показывать нос на улицу, и лишь изредка по главным проспектам проносились санки с покрытым изморозью рысаком, оставляющим в стылом воздухе клубы морозного пара, Иван Зубарев, полуокоченевший, постучал в двери лаборатории академика. - А... Купецкий сын пожаловал, - пробасил тот, напевая себе что-то под нос, - ко времени пришел, молодец. Могу обрадовать тебя: готов результат. - И как? - не вытерпел Иван, и глаза его лихорадочно заблестели. - Не скажу, чтоб все пробы оказались благоприятными для твоего дела, но из одного образца, сейчас скажу, - полез в свои записи Михайла Васильевич, - вот, нашел, образец за нумером 29 особо выделить надо. Остальные же пробы показали: пуд руды от двух до пяти золотников серебра в себе содержит. - Не может быть! - вскричал Иван.- Неужели правда?! - С чего бы мне врать тебе, сударь,- сухо ответил Ломоносов, но глаза его искрились лукавой усмешкой, - вышел с того возраста, когда шутки шутить в таком деле можно. - Значит, не зря по горам лазил?!- запрыгал от радости Иван и кинулся, было, целовать академика, но тот брезгливо отстранил его от себя. - А мне все говорили: "Нет серебра! Нет серебра!" Накося, выкуси! Нашел!!! - Погодил бы радоваться, то еще не конец,- остановил его Ломоносов,- неизвестно, что еще господин Шлаттер из Монетной канцелярии покажет, да и Берг-коллегия не докладывала о своих изысканиях. - И что с того?- простодушно удивился Иван. - У вас-то результаты добрые, а это главное. - Ты, сударь мой, и вправду совсем дитяте. Или не понял, что я тебе давеча толковал? Тут большая политика замешана, а значит, жди неприятностей. - Каких таких неприятностей? Откуда им взяться, когда вами серебро в руде моей найдено? Мало ли что они там понапишут. - Воистину, агнец Божий, - всплеснул руками Ломоносов, - таких, как ты, за веревочку привязывают и по миру водят напоказ добрым людям, чтоб ума-разума набирались, во всякие всячины не верили. - А Леврин?- вспомнил вдруг Иван, - Он ведь тоже серебро выплавил в Тобольске. - Какой еще Леврин? - кустистые брови академика взметнулись вверх. - Что за гусь такой лапчатый? - Почему гусь,- обиделся Зубарев,- он мастер с Колыванских заводов, он пробы делал с моей руды. - Так что с того? Думаешь, какому-то там мастеру наши господа с Берг-коллегии поверят? Они и меня-то не больно чтут, а про него и говорить нечего. Впрочем, чего раньше времени загадки загадывать. Завтра отправлю с посыльным свои результаты по назначению, а уж потом пусть там разбираются, какое им решение выносить. Свое дело я сделал, на сем смею откланяться. - Спасибо вам, - поклонился академику Зубарев, - вовек вашей доброты не забуду. Сколько с меня за работу? - Еще чего, - фыркнул высокомерно Ломоносов, - за опыты те из казны оплачено. Забудь про деньги. - Как из казны?- поразился Иван. - А так, положено за подобные опыты из государственной казны платить, поскольку разработка всяческих рудников есть дело государственное. Я тебе о чем и толкую который день, а ты все уразуметь не можешь. - Да, сурьезное, видать, дело,- озабоченно почесал в затылке Иван,- а, где наша не пропадала, авось и остальные пробы серебро покажут. - То мне неизвестно, - усталым голосом отозвался Ломоносов, натягивая шубу,- поздно уже, прощай, купеческий сын ... - До свиданьица,- низко поклонился ему Иван. Когда на следующий день спозаранку он явился в Берг-коллегию, то заспанный швейцар не пожелал и разговаривать с ним, заслонив собой вход во внутреннее помещение. - Не велено пущать каждого в коллегию без особой на то бумаги,- выставя вперед обе руки, теснил он Ивана к выходу,- жди снаружи, может, и пойдет кто из знающих тебя людей, с ним и говори о деле... Не оставалось ничего другого, как выйти на крыльцо и там, пританцовывая от холода, вглядываться в лица проходящих мимо него служителей. Но никто из них не проявлял особого интереса к порядком закоченевшему просителю, пока, наконец, один почтенного вида господин сочувственно не поинтересовался: - Ждешь кого или так, без толку, околачиваешься? Не попрошайка, случаем, а то развелось вас нынче, как собак нерезаных. - Никак нет, ваше высокоблагородие,- поспешно заверил его Иван,- по делу пришел, а к кому обратиться, и не ведаю. - Так то ж Берг-коллегия?! Какое у тебя, мужика неотесанного, дело может быть в столь почтенном учреждении? - Михайла Васильевич Ломоносов велел непременно сюда идти. - Кто, ты сказал? Ломоносов? Это не академик, случаем? Неужто с ним самим знаком? - Да как с вами, ваше высокблагородь, вчерась только расстались. Он пробу из руды моей брал на серебро,- и Иван вкратце поведал сердобольному служителю всю свою историю. - Слышал я про те пробы чего-то, да только, о чем речь шла, не припомню,- выслушав рассказ Зубарева, ответил ему служитель,- меня Петром Карловичем зовут, инспектором тут служу,- представился он,- пошли за мной, может, и найдем того, кто тебе нужен,- и он беспрепятственно провел Ивана мимо почтительно склонившегося швейцара.- Погодь здесь, а я схожу узнаю, что к чему. Иван остановился в полутемном коридоре возле обитых темным сукном дверей, и принялся ждать. Здесь, в государственном учреждении, ему вдруг мигом вспомнились опасения академика о кознях, которые могут строить чиновники, да и Гаврила Андреевич Кураев в свое время не советовал заниматься рудным делом, отец и братья отговаривали... В полумраке коридора висела зловещая тишина, и каждый хлопок или скрип дверей вызывал в душе недобрые предчувствия. Подождав чуть, он неожиданно решил идти обратно, махнув на все рукой, но тут показался встреченный им давеча служитель и, пряча глаза, велел пройти за ним в конец коридора, где пропустил в дверь вперед себя и сам зашел следом - Здравствуйте, - поздоровался Иван, стягивая с головы шапку и оглядывая просторную комнату с большим столом возле залитого ранним, утренним светом окна. - Милости просим,- отозвался сидевший за столом солидный мужчина с красными отвисшими щеками и бугристым угреватым носом, - ты и будешь Иван Зубарев? - А кому же еще быть, как не мне?- в Иване проснулась вдруг какая-то дерзость и бесшабашность, которая возникает в человеке, которому нечего терять. - Значит, ты и привез руду на пробу, о чем государыне нашей, императрице прошение подал? - Верно,- согласился Иван,- а в чем дело? Чего вы мне тут допрос чините? Особых вин за собой не вижу... Неча тут ... - Погоди, о винах в другом месте с тобой беседовать станут, а ты мне покамест ответь, где руды те брал? - А вы сами-то кто, собственно говоря, будете? - дерзко поинтересовался Иван, не собираясь отчитываться перед не знакомым ему человеком. - Это ты про меня?- удивился говоривший с ним. - Может, вы, Петр Карлович, меня представите, а то я гляжу, молодой человек изволит сомневаться, что мы с ним по чину разговариваем. - Статский советник и кавалер многих орденов, Франц Иосифович Шлезинг, - быстро сообщил Петр Карлович и почтительно поклонился, выявив тем самым полное уважение советнику. - "Поразвелось вас тут, немецких чертей",- неприязненно подумал Иван, но вслух заявил: - Хорошо, пусть будет по-вашему. Только скажите мне ради всего святого, чего так со мной разговариваете, словно с вором каким? Я вам руду привез? Привез. Прошение подал? Подал. Чего еще надобно? - Чем тебе наш разговор не нравится?- шмыгнул бугристым носом Шлезинг и покосился на продолжающего стоять сзади Зубарева служителя. - Вы, Петр Карлович, пригласили бы сюда нашего бергпробирера, чтоб он результаты проб по рудам принес. - Слушаюсь,- прошелестел тот, и сзади Ивана негромко хлопнула дверь. - Садись, Иван Зубарев,- предложил ему тем временем Шлезинг,- разговор наш, похоже, долгим будет. - С чего это ему долгим быть?- встрепенулся Иван, понимая, что нехорошие предчувствия не обманули его. - Скоро сам узнаешь,- ответил статский советник, перебирая на столе какие-то бумаги. Вновь негромко скрипнула дверь, и мимо Ивана легко прошмыгнул щуплый человечек с лысой макушкой, в заштопанном, и местами потертом форменном камзоле, неся под мышкой пачку исписанных бумажных листов, и, низко поклонившись, положил их на стол перед Шлезингом. - Разрешите идти?- вновь сверкнув лысиной, спросил он еле слышно. - Нет, понадобишься еще. Пригласи ко мне и Петра Карловича, коль он привел просителя сего, пусть здесь поприсутствует. Лысый бергпробирер опять поклонился и выскользнул из кабинета, проскочив мимо Ивана как-то по-особому, бочком, не поднимая глаз. "Сбирается воронье немецкое,- удрученно подумал тот, опускаясь на лавку возле стены, на которой висел портрет императрицы,- сейчас каркать начнут. Эх, доля моя горькая..." - Ты что-то сказал? - оторвался от бумаг статский советник. - Нет, послышалось вам, верно, - беззаботно ответил Зубарев и нарочито громко высморкался в замызганный платок, зевнул, повел головой, оглядывая кабинет. Впорхнул неслышно Петр Карлович, а с ним и лысый помощник, они оба почтительно замерли перед столом Шлезинга, который начал о чем-то шепотком пояснять им. Иван некоторое время смотрел на их спины, соображая, не лучше ли будет потихоньку податься из этого негостеприимного учреждения, а потом, не выдержав, заявил громко: - Хватит шептаться, поди. Меж честными людьми так не принято делать. Коль чего сказать мне хотите, то говорите вслух. - Хорошо,- кашлянул статский советник, с прищуром глянул на него, - тогда скажи нам, откуда руду взял, что нам для пробы предоставил? - Как это откуда? - передразнил его Зубарев, сделав презрительную гримасу и скривив губы.- Разве в прошении о том не указано? Из башкирских земель, с Урала они мной привезены. Два раза туда ездил, искал... - Ясно, с Урала,- не дав ему возможности углубиться в подробности своих поисков и путешествий, констатировал Шлезинг. - А кто тебе сказал, будто в той руде серебро должно быть? Почему ты решил нас в заблуждение ввести, от важных дел оторвать, чтоб мы все тут серебро искали в твоей пустой породе? Ответь-ка! - Как в пустой породе? - аж подпрыгнул на лавке от услышанного Зубарев. - Почему она вдруг пустая, когда, и в Тобольске серебро выплавлено было, и академик Михайла Васильевич Ломоносов тоже пробы делал и мне сказывал... - Помолчи про академика, - не дал до конца договорить ему Шлезинг, пристукнув ладошкой по стопке бумаг,- мы сейчас про твои воровские умыслы знать хотим. Так кто тебя надоумил пустую породу в Берг-коллегию сдать? - Пустую?! Сам ты пустой, как я погляжу, - вскочил на ноги Иван, сжав кулаки. - Позвольте, сударь,- вскочил в свою очередь и Шлезинг, - по какому праву такие слова изволите говорить?! - перешел он на "вы", обращаясь к Ивану. - Вам такого права никто не давал! - А тебе кто его дал, право честных людей оскорблять?! - кричал, не помня себя, Иван, размахивая от возбуждения руками в воздухе. - Успокойтесь, господа, прошу вас, - встал меж ними растерявшийся Петр Карлович, - не надо шуметь... -- В кабинет в самом деле начали заглядывать любопытствующие, и Шлезинг чуть поостыл, поправил ворот рубахи, опустился на место. - Дело нешуточное, милостивый государь, - проговорил он уже ровным голосом, - по вашему ходатайству к проверке привезенных вами образцов были привлечены многие служители, а это немалые деньги. И что мы видим в конечном итоге? Никаких, даже малейших, признаков серебра... - Почему тогда у Ломоносова серебро в пробах оказалось? - опять соскочил с лавки Иван, все еще не веря тому, что он слышит. - Он нашел серебро, а вы - нет. Как это понимать? - Как хотите, так и понимайте, - сухо ответил Шлезинг. - То уже не наше дело, с академиком Ломоносовым разбираться. - В горном деле всяческие казусы бывают. Вот, помнится, года три назад из Карелии нам руду привезли, якобы с наличием золота. А проверили, - оказалось совсем иное,- высказал свое мнение Петр Карлович. - Да-с, - поддакнул лысый бергпробирер,- тут всякое быть может. - Что значит всякое? - не желал мириться с услышанным Зубарев. - Требую, чтоб сызнова опыты те проделали. Не может такого быть, чтоб в моей руде серебра не оказалось вовсе. - Слышите, он требует, - желчно усмехнулся Шлезинг. - Да кто вы такой будете, сударь, чтоб требовать? - Я матушке-императрице прошение подавал! - И что с того? Мы ее распоряжение выполнили, произвели пробы, а результаты самые плачевные - серебром в вашей руде и не пахнет. Потому нами теперь решено провести следствие по делу о преднамеренном введении в заблуждение нашей коллегии. Посему попрошу отвечать на вопросы четко и по существу. - Что еще за следствие? - словно не понимая, что ему говорят, повел головой по сторонам Зубарев. - В чем вина моя? - Это мы и желаем выяснить. Так кто направил вас в башкирские земли для сбора пустой породы? Вы слышите меня? - повторил вопрос статский советник, чуть прищелкивая сухими желтоватыми пальцами. - Не глухой, поди, слышу. Только отвечать не желаю. - Тогда придется передать дело полицмейстеру, поскольку вы не хотите откровенно рассказать все. Вы этого желаете? - осведомился Шлезинг.- Нам недолго передать вас в руки полиции. Эй, человек, - позвонил он в колокольчик. - Меня?! В полицию?! За что?! По какому праву?! - вскричал Иван и шагнул к столу, сжав кулаки. - Отвечайте на наши вопросы, а то... - А то что? Думаешь, напугаешь меня своими немецкими штучками? - Иван перегнулся через стол и попытался ухватить за грудь ненавистного ему советника, но тот отстранился назад, вдавив туловище в спинку кресла. - На, получай, гадина! - и с этими словами Иван ухватил бронзовую чернильницу с орлом на крышке и запустил ею в побледневшего немца. Брызнули чернила, советник истошно заорал, схватившись за лицо, на Зубарева набросились лысый служитель и растерявшийся Петр Карлович, пытаясь оттащить его от стола. Но Иван легко стряхнул их с себя и врезал кулаком в лицо бергпробиреру, который вызывал в нем мерзостное отвращение своими вкрадчивыми манерами и угодничеством. Тот тихо взвизгнул и рухнул во весь рост на пол. Петр Карлович в ужасе смотрел на все происходящее, широко открыв рот, и мелкими шажками засеменил к двери, в коридор. В кабинет тут же заскочили невесть откуда взявшиеся два солдата с ружьями, видно, советник, или успел послать за ними заранее, или вызвал кто другой, но их появление весьма удивило Зубарева. Один из солдат без лишних слов саданул его в грудь прикладом, а когда он согнулся от боли пополам, добавил и по загривку. - В участок его ведите! В участок! - выл со своего места Шлезинг.- Пусть ему там плетей всыплют, на дыбу подвесят. Я тебя в Сибирь, на каторгу упеку! Разогнувшись, Иван поглядел на него и, несмотря на боль, чуть не прыснул со смеху: лицо советника было все залито чернилами, кроме несуразного носа, из которого сочилась обильно кровь, которую он пытался унять, прикладывая ладонь. Лысый бергпробирер лежал, распластавшись, на полу и слегка постанывал. - Ага, долго теперича будете меня вспоминать, - уже без всякой злобы проговорил Иван, - ведите, ребята, Ивана Зубарева, куда положено, - обратился к солдатам, - на вас обиды не держу, служба у вас собачья: на кого велено, на того и тявкай. Только я бы на вашем месте немцам этим в жизни бы служить не смог. - Но-но, не балуй, - подтолкнул его усатый солдат, - айда вперед. Да не вздумай от нас сбежать, а то уговаривать не стану. Стрельну - и пиши пропало... Ивана привели в полицейский участок, где закрыли в караульном помещении вместе с какими-то бродягами и иными подозрительными оборванцами. На допрос вызвали лишь на следующий день, подробно все записали и перевели из участка в центральный острог, в темный полуподвал, где в тот же вечер кузнец прочно заковал его в ножные кандалы. Лежа на соломе, Иван соображал, как можно выбраться отсюда, и решил, что без посторонней помощи ему это будет не под силу. Вспомнил о братьях Корнильевых, что не раз выручали, о поручике Кураеве, о графе Гендрикове, с которым познакомился год назад в Москве. Гаврила Андреевич должен был скоро вернуться из своей поездки, но как известить его? Может, он найдет способ помочь ему? - В кости играть с нами станешь? - окликнул Зубарева угрюмого вида детина, заросший бородой до самых глаз. - На что играть станем? - откликнулся Иван. - Само собой, на интерес,- ответил, хмыкнув, тот. - У тебя деньги есть? - Откуда? - соврал Иван, хотя деньги у него были припрятаны, зашитые в подкладку кафтана. В участке его особо не обыскивали, а потому он надеялся с помощью денег передать весточку на волю тому же Кураеву, если выпадет такой случай. - Нет денег. - Тогда из одежи что-нибудь ставь. Вон шапка у тебя, кушак есть, - предложил детина. - Как тебя звать? - поинтересовался Иван, кидая перед собой лисью шапку, что мать справила ему всего лишь год назад. - Вавила, - отозвался тот, ощупывая шапку. - А тебя? Будь по-твоему, Ванюша, - сунул он руку за пазуху, когда Зубарев назвал свое имя, - ставлю против твоей шапки шмат сала, - и плюхнул на солому увесистый кусок сала. - Согласен? - Как же я без шапки буду, коль проиграю вдруг? - поцарапал в затылке Иван под дружный смех сидевших вокруг других арестантов. - Как раньше жил, так и дальше станешь, - отвечали ему. - А может, сало у Вавилы выиграешь. Тогда и с шапкой будешь, и сальцем нас угостишь. - Так будешь играть али как? - Вавила уже держал в руках деревянный стаканчик и потряхивал им, прислушиваясь, как погромыхивают внутри игральные кости. - Давай, мечи, - хлопнул в ладоши Иван. - Где наша не пропадала! Вавила выкинул кости, сосчитал, протянул стаканчик Зубареву. Тот долго тряс им, кинул на солому. Выходило на два очка больше, чем у его противника. - До трех раз играем! - закричал Вавила. - Шалишь, браток, мы так не сговаривались. Мое сало, - пододвинул он к себе шмат. - Новичок выиграл, - зашумели вокруг них. - Дашь попробовать? - Играем еще? - предложил Вавила почти просительно. - Что ставишь? - поинтересовался Иван. - Сапоги ставлю! - крикнул тот.- Другого боле ничего нет. - Босым много не находишь, Вавила. И на работу не возьмут, - заголосили окружившие их плотным кольцом арестанты. - На этот раз непременно выиграю,- упрямо затряс патлатой головой тот.- Кидай ты первым. Иван кинул, за ним Вавила... И опять Зубарев выиграл. Он неторопливо взял сапоги, подержал их некоторое время в руках, потом кинул обратно на солому, снисходительно улыбнулся: - Возьми себе, а то обморозишься еще, помрешь. - Не по закону так, - возразил тощий косоглазый арестант. - Ты, паря, наших правил не знаешь, а потому по-своему не вороти. Коль проиграл чего в кости или в карты, то обратно принимать нельзя, хоть и вернут тебе добром. Если ты пожелаешь, то Вавила должен выкупить сапоги у тебя. - Как же он выкупит, когда у него денег все одно нет? - удивился Иван. - Пущай песню споет али тебе прислуживает, как господину своему, цельный день. Тогда вы в расчете будете. - Не умею я песен петь, - угрюмо отозвался Вавила. - Тогда служи ему, - подсказал все тот же косоглазый. - Это как? - Обыкновенно: чего он тебе ни прикажет, то все и выполняй. - Соглашайся, - подмигнув, шепнул ему Иван, - пущай по-ихнему будет. - Согласен я, - ни на кого не глядя, отозвался Вавила. - Все слышали? - поднял вверх руку косоглазый. - Все по закону должно быть, следите за Вавилой. - За что попал сюда? - спросил Иван, когда они отошли в сторону от общего круга, чтобы поделить на всех шмат сала, что было встречено одобрительными криками всех сидевших в подвале. - Беглый я, - просто ответил Вавила, - два года как от барина сбежал, хотел в Польшу к своим пробиться, а тут схватили. Теперь, поди, в Сибирь отправят. - Не боись, я вон из Сибири, а ничего, живой, как видишь. А к кому это своим в Польшу хотел пробиться? - К людям старой веры, - не глядя ему в глаза, шепотком сообщил Вавила. - К раскольникам, что ли? - удивился Иван. - Выходит, ты из них будешь? - А тебе чего? - недружелюбно отозвался тот. - Сами вы раскольники и есть, а наша вера правильная, от Бога, -перекрестился он двумя перстами. - Я почему спрашиваю, - положил ему руку на плечо Зубарев, - мой дед тоже из них, староверов был... - Да ну? - удивился Вавила. - Значит, и ты... - А вот я уже по новой вере крещен, родители так решили. Но я тебе не враг, поверь. Чего же ты в Польшу решил идти? - Общины наши там проживают, сказывали мне. Целые села стоят, и никто их не трогает, в богомерзк