сле восстания 68-74 годов. Таким образом, это название будет позже связано с именем Иисуса из-за семантической ошибки, случайной или умышленной, каких, к сожалению, много встречается в Новом Завете. Как бы то ни было, но название "Назарет" вызывает меньше сомнений, чем определение "бедный плотник"[115], ибо ни одно из Евангелий не представляет Иисуса таковым. Напротив, он явно очень образован и даже занимался изучением религиозных вопросов, что позволяло ему проповедовать как "равви". Конечно, у него есть друзья-бедняки, но есть и очень богатые, как, например, Иосиф из Аримафеи или Никодим; впрочем, "свадьба в Кане" недвусмысленно выявляет уровень его социального положения. Если вернуться к этой свадьбе, то она, определенно, была очень важным событием, не таким уж обыкновенным собранием, как мы сначала вообразили. Насчитывались сотни гостей, множество расторопных слуг, "распорядитель" - что-то вроде церемониймейстера - руководил всем пиршеством и, быть может, занимал в местном обществе не низкое положение. Наконец, в изобилии лилось вино, к пустым кувшинам прибавились еще шестьсот литров, превращенных Иисусом из воды. То есть, это был блестящий прием, где собралось избранное общество, и само присутствие Иисуса на нем, даже если предположить, что речь не идет о его собственной свадьбе, ясно указывало на его принадлежность к этой касте, чему доказательством хотя бы расторопность, проявленная по отношению к нему слугами. Итак, если Иисус принадлежал к этому обществу и если он был женат на Магдалеянке, возможно, что эта последняя занимала в нем подобное же положение, и ее связи при дворе Ирода подтверждают нашу догадку. Но, по нашему мнению, эта догадка может пойти еще дальше. Действительно, в самом начале Иерусалим, святой город и столица Иудеи, принадлежал, как мы уже видели, племени Вениамина; но этот последний, враждуя с другими коленами Израиля, должен был отправиться в изгнание, оставив на месте, как уточняют "документы Общины", некоторых своих членов, решивших не покидать свою родину. Позже святой Павел в XI главе "Послания к римлянам" заявит, что он сам - потомок колена Вениаминова. Но, несмотря на конфликты с Израилем и жестокие потери, понесенные в ходе сражений, племя - и это мы тоже видели - дало ему первого царя, Саула, помазанного пророком Самуилом, и первую царскую династию. Затем Саул был низложен Давидом из колена Иуды, и Давид, устроив свою столицу в Иерусалиме, лишил потомков Вениамина их прав на трон и на законное наследство. Иисус, согласно Новому Завету, принадлежавший к потомству Давида, был, таким образом, членом колена Иудина; то есть в глазах потомков Вениамина он мог бы предстать как узурпатор. Но все бы изменилось, если бы он женился на женщине из колена Вениаминова и этот союз двух вражеских династий имел бы серьезные политические последствия: Израиль получил бы царя-священника, Иерусалим возвратился бы к своим законным владельцам, народное единство было бы укреплено и права Иисуса на трон получили бы новое подтверждение. Возвращаясь к Магдалеянке, то есть к Марии из Магдалы, скажем, что, если ничто не указывает в Новом Завете на то, к какому племени она принадлежала, то, согласно некоторым легендам, она происходила из царской династии, и, уточняют предания, именно к колену Вениаминову. Эта совокупность фактов, как видно, сходится в одной точке, и каждое новое уточнение логически присоединяется к предыдущему. Поэтому теперь возможно стало подсмотреть намеченный заговор: так как законные права на трон имеет священник-царь из колена Давидова, Иисус заключил династический брак, представляющий бесспорный интерес для его политического будущего. Благодаря ему он будет в состоянии объединить свою страну, мобилизовать массы, прогнать угнетателей и восстановить во всей славе прежнюю монархию, как при Соломоне. Не этим ли оправдывается неоспоримое прозвание этого человека - "Царь Иудейский"? Распятие. 5) Духовный вождь, поддерживаемый народом, без сомнения, может представлять угрозу правительству. Но женатый человек, имеющий законные права на трон и детей, продолжающих династию, еще более опасен. Сознавали ли евангельские римляне эту опасность в лице Иисуса? Известно, что Пилат, допрашивая Иисуса, много раз называет его "Царем Иудейским", и во время распятия на кресте была прибита деревянная табличка, на которой были написаны эти слова. Как утверждает профессор С.Дж.Ф.Брэндон из Манчестерского университета, эту надпись надо рассматривать самым серьезным образом, ибо она не могла быть прибита в насмешку, как это часто думают. Впрочем, о ней упоминают все четыре Евангелия, и в силу того, что она подразумевает в этот решающий момент в жизни Иисуса, она не могла быть придумана впоследствии. В Евангелии от Марка, допросив Иисуса, Пилат, спрашивает у верховных священников: "Что же хотите, чтобы я сделал с тем, которого вы называете Царем Иудейским?" (Марк, XV, 12). Итак, некоторые евреи говорят об Иисусе, как о своем царе, и Пилат, со своей стороны, в Евангелиях не кажется противящимся этому. В его отношении не видно ни малейшего следа иронии или сарказма; как раз наоборот, по Иоанну, мы видим, что он допрашивает и выслушивает Иисуса самым серьезным образом, несмотря на протесты его окружения. Что же касается ответа Иисуса на вопрос: "Ты Царь Иудейский?", то он одинаков во всех четырех текстах: "Ты говоришь...", то есть: ты сам это сказал; это подразумевает, что Пилат признал его и его права на царский титул. Важно отметить еще раз, что Евангелия были написаны во время после бунта 68-74 годов - в период, когда Иудея перестала существовать как политическая и общественная реальность. Они были предназначены для греко-римской публики и в этой связи должны были соответствовать определенным требованиям, как мы это видели выше. Рим вел против евреев дорогостоящую войну, она увенчалась победой, и для авторов четырех книг было более разумным подогнать рассказ под требования момента. Так же было и для Иисуса; долгое время бывшее скрытым возбуждение в Иудее переросло в настоящее восстание, и лучше было бы стереть с этого образа размеры политического бунтаря, неспособного благосклонно принимать существующую власть. Таким образом, элементарной осторожностью было свести до минимума ответственность римлян за суд и казнь Иисуса и представить их как можно более чуждыми этим событиям. Так, Пилат представлен терпимым, примирительным и не очень склонным высказаться за поспешную казнь. Тем не менее, несмотря на многочисленные свободы, взятые по необходимости по отношению к действительной Истории авторами Евангелий, может быть, можно определить истинную позицию Рима в этом эпизоде? Согласно Евангелиям, Иисус сначала был приговорен синедрионом, или Советом Старейшин, который затем привел его к Пилату, заставляя прокурора выступить против него. Действительно, у трех синоптиков Иисус был арестован и приговорен синедрионом в ночь накануне Пасхи, тогда как по еврейским законам синедриону было категорически запрещено собираться во время Пасхи. В Евангелиях арест и суд над Иисусом происходит ночью, в синедрионе, но еврейский закон равно запрещал собираться синедриону после наступления дня в частных домах или других местах за стеной Храма. Наконец, в Евангелиях синедрион не кажется облеченным властью выносить смертные приговоры, и именно по этой причине он отвел Иисуса к Пилату; синедрион же вполне мог приговаривать к побитию камнями. Если бы Совет Старейшин действительно хотел лишить Иисуса жизни, то он сам по себе приговорил бы его именно к этой казни, не имея при этом нужды испрашивать разрешения Пилата. Много раз различные авторы евангельских рассказов пытаются переложить ответственность за эти события с римлян на евреев, а именно: эпизод с Пилатом, предлагающим толпе освободить одного узника на ее выбор, как это часто делалось по обычаю во время праздника Пасхи, говорят нам Марк и Матфей. Но на самом деле эта версия совершенно ошибочна[116], и многие ученые сегодня пришли к соглашению и признали, что римляне никогда не проводили такую политику. Предложение римского прокуратора - Иисус или Варрава? - есть чистая фикция, как чистой фикцией является его нежелание выносить смертный приговор Иисусу и его вынужденное подчинение пожеланию толпы. В действительности было совершенно немыслимым для представителя римских законов, а в особенности для такого жестокого человека, как Понтий Пилат, склониться перед капризом народа, и еще менее того - спрашивать его мнение. И мы повторяем, что цель этой басни состояла в том, чтобы освободить римлян от ответственности, переложить ее на евреев и сделать из Иисуса персонаж, способный понравиться будущим читателям четырех Евангелий. Вполне возможно, что не все евреи были абсолютно невиновны во всем этом, и, кроме того, даже если они боялись угрозы этого царя-священника, претендующего на трон своих предков, то римская администрация не могла открыто применить репрессивные меры, способные вызвать огромное по своим масштабам восстание евреев. Следовательно, для нее гораздо более разумным было сделать так, чтобы этот человек был открыто предан своими же соотечественниками, и в этих целях она, возможно, использовала услуги саддукеев. Тем не менее, остается очевидным одно: Иисус был жертвой римской администрации, римского правосудия, римского приговора, грубости римских солдат и казни, приготовленной исключительно римлянами для врагов Рима. Иисус был распят не за "преступления" по отношению к евреям, а за его деятельность, которая угрожала римской империи[117]. Подробности распятия. 6) До того, как быть казненным, Иисус смог родить ребенка, и, если ему удалось выжить, то еще одного или нескольких. Но имеется ли серьезное доказательство того, что он избежал смерти или того, что распятие было всего-навсего обманом? Личность Иисуса, такая, какой она появляется в Евангелиях, делает распятие в некотором роде необъяснимой вещью. Действительно, нам говорят, что его главными врагами были влиятельные евреи из Иерусалима; но эти враги, которые не нуждались ни в каком согласии Рима, чтобы побить его камнями, прекрасно могли между собой решить уничтожить этого надоевшего им человека. Кроме того, Иисус, как говорят Евангелия, не вступив в конфликт с римской властью, нимало не нарушив ее законов, был, тем не менее, приговорен римлянами, согласно их эдиктам и процедурам. Еще более удивительно то, что назначенной ему карой было распятие - смерть, уготованная, как мы уже видели, тем, кто был виновен в преступлениях против империи. Следовательно, не можем ли мы заключить, что Иисус не был таким уж невинным в плане политическом, что и хотят сказать Евангелия, и что тем или иным образом он спровоцировал гнев, но не евреев, а римлян? Все равно, его смерть на кресте окружена противоречиями, и мы можем, забегая вперед, сказать, что это распятие, как его описывают Евангелия, вовсе не имело причин быть для Иисуса роковым. В самом деле, римская практика распятия происходила технически очень точно разработанным способом. После приговора жертву бичевали, она теряла много крови и очень скоро приходила в состояние сильной слабости. Потом его руки либо привязывали ремнями, либо чаще прибивали гвоздями к тяжелой горизонтальной балке, ложившейся на шею и плечи. С этой ношей приговоренный направлялся к месту казни, где эту балку вместе с жертвой поднимали и прибивали к вертикальному столбу или колу. Таким образом подвешенный за руки, распятый больше не мог дышать, если только его ноги не были также прибиты к кресту - тогда он мог на него опереться, чтобы приподнять грудь, освободить легкие и совершать слабые дыхательные движения. В таких условиях, и особенно, если казненный отличался хорошим здоровьем, у него был какой-то шанс прожить еще один или два дня, находясь, правда, в состоянии, близком к агонии. Так, некоторые казненные, у которых ноги имели хоть какую-то опору, продолжали жить на кресте в течение некоторого времени, прежде чем умереть от истощения, от жажды или, если гвозди были ржавыми, от заражения крови. Чтобы прекратить страдания и ускорить смерть, жертве иногда перебивали ноги или колени, как поспешили это сделать, согласно Евангелиям, палачи Иисуса. Это не было продиктовано садизмом, но, наоборот, жалостью, в данный момент это было "убийством из милости", чтобы ускорить смерть; давление на грудь жертвы быстро становилось невыносимым и быстро влекло за собой полное удушье. Сегодня все заставляет верить, что автор четвертого Евангелия был из них всех единственным очевидцем распятия. Как он утверждает, ступни Иисуса были прибиты к кресту, что позволяло ему кое-как дышать, и ноги не были перебиты. Теоретически он мог прожить еще достаточно долго; но едва его подняли на крест, спустя всего несколько часов, к нему приходит смерть, и сам Пилат в Евангелии от Марка (XV, 44) удивляется, что Христос так быстро умер. Отчего же умер Иисус? Не от удара копьем, так как четвертое Евангелие уточняет (XIX, 33), что к этому моменту он уже был мертв. Тогда от истощения, от грубого обращения, которые он перенес? Возможно, но не обязательно, ибо все эти условия, вместе взятые, не влекли неизбежную смерть, по крайней мере, так быстро. Но кое-что еще кажется подозрительным. Почему, согласно тому же четвертому Евангелию, вот-вот собираясь перебить ему ноги, чтобы ускорить смерть - ведь он уже умирал, - этот способ был использован только тогда, когда смерть запаздывала? В случае Иисуса эта последняя появляется, так сказать, в очень подходящий момент, как раз вовремя, чтобы помешать солдатам сломать ему кости, вовремя также, чтобы одно из слов Писания оказалось выполнено. По этому поводу, впрочем, многие комментаторы считают, что Иисус "запрограммировал" свою жизнь в соответствии с пророчествами Ветхого Завета, относящимися как раз к пришествию мессии. Именно по этой причине, например, Захария объявил ему, что он должен раздобыть себе осла в Вифании, чтобы торжественно вступить в Иерусалим, и этими же причинами, долженствуя совпасть с древними преданиями, объясняются и некоторые подробности распятия. Короче, эта предполагаемая смерть Иисуса, спасающегося In extremis[118] от очевидной кончины и позволяющая таким образом выполнить предсказания Ветхого Завета, по крайней мере, подозрительна. Неправдоподобная и слишком совершенная, она очень хорошо совпадает с приходом солдата, готового вмешаться, чтобы ускорить конец. В этих условиях не исключена позднейшая вставка в текст или исполнение плана, тщательно выработанного заранее, и все возможные предположения тяготеют больше ко второму выводу. В четвертом Евангелии Иисус, поднятый на крест, жалуется на жажду, и кто-то тут же протягивает ему губку, смоченную в уксусе. И этот жест, переданный одинаково в других Евангелиях, в противовес прочно укоренившейся идее, не имел никакого злого умысла. Уксус, или "кислое вино", был кисловатым на вкус напитком, который считался возбуждающим, и часто его использовали раненые римские солдаты или рабы на галерах, слишком измученные, чтобы продолжать свою работу. Но что любопытно: в случае с Иисусом уксус производит совершенно обратный эффект. Едва Иисус его вдыхает, либо пробует на вкус, как произносит свои последние слова и "испускает дух". Такая реакция является физиологически необъяснимой, если только губка не была пропитана уксусом, а вместо него каким-нибудь наркотическим или снотворным составом, например, смесью опиума и белладонны, которую приготовляли тогда повсеместно на Ближнем Востоке... Но для чего Иисусу дали такой наркотик? Почему? Если только не для того, чтобы подчиниться требованию искусной военной хитрости и умертвить еще живую жертву? Таким образом Иисусу не только спасали жизнь, но и выполняли также, по крайней мере, видимо, пророчество Ветхого Завета. Даже вне этого контекста другие аспекты распятия также требуют доказательств. Так, само место казни располагается на Голгофе, то есть в местности, название которой переводится как "череп", которую по традиции представляют голым холмом, напоминающим по форме череп, находящуюся на северо-западе Иерусалима. Но место распятия вовсе не похоже на таковое, ибо в четвертом Евангелии мы находим следующее описание: "На том месте, где Он распят, был сад, и в саду гроб новый, в котором еще никто не был положен" (Иоанн, XIX, 41). То есть Иисус был казнен в саду, где имелся готовый гроб или склеп, или поблизости от этого места, а не в одном из публичных мест, предназначенных для казней, не на вершине голого холма. Согласно Матфею (XXVII, 60), могила и сад являлись собственностью Иосифа из Аримафеи, богатого человека и тайного ученика Иисуса. Кроме того, народные предания описывают распятие как важное событие, на котором присутствовала целая толпа зрителей. И здесь мы видим полное противоречие: Евангелия дают различные версии. У Матфея, Марка и Луки при казни присутствовали многочисленные друзья Иисуса, среди которых было много женщин, и держались они "вдалеке", и это еще раз подтверждает, что казнь совершалась, если можно так выразиться, в интимной обстановке, на частной территории, возможно, в Гефсиманском саду. Если этот сад принадлежал одному из "тайных" учеников Иисуса, то его использование учителем до распятия становится вполне правдоподобным. Нужно ли уточнять, что казнь, совершаемая в таких условиях и достаточно далеко от посторонних глаз, могла быть разработана по любому плану в качестве ожидаемого события, и у зрителей на самом деле не было возможности проверить личность казненного и еще менее того - был ли он действительно мертв. Конечно, подобная мистификация должна была совершаться с согласия Понтия Пилата или влиятельного члена римской администрации. А такое сообщничество вполне могло иметь место, ибо Пилат был жестоким, коррумпированным тираном и, безусловно, склонным к подкупу. Почему же он колебался в выборе: обменять жизнь Иисуса на деньги или на его обещание не вмешиваться больше в государственную политику? Даже если не заходить так далеко, то все равно, бесспорно то, что он был сильно замешан в это дело, что он прекрасно знал о стремлении Иисуса к титулу "Царя Иудейского" и что он удивился или претворился удивленным столь быстрой смерти его, прежде чем согласиться - главная деталь - выдать тело Иисуса Иосифу из Аримафеи... Согласно римским законам, тело распятого не имело права на погребение, и обычно вокруг крестов ставилась стража, чтобы помешать родственникам или друзьям похоронить его. Жертву оставляли на кресте на милость стихии и на съедение хищным птицам. Но Пилат, сознательно нарушая закон, позволяет Иосифу из Аримафеи снять тело. Не есть ли это явное доказательство его сообщничества, свидетельствующее еще о многом? Действительно, в Евангелии от Марка Иосиф из Аримафеи просит у Пилата тело Иисуса. Тот, удивленный такой быстрой смертью, посылает центуриона проверить и, удовлетворенный, отдает тело Иосифу. Внешне все просто. В греческом же переводе того же Евангелия контекст гораздо более сложен, ибо, когда Иосиф просит тело, он употребляет слово "soma", которое применяется исключительно к живому телу, тогда как Пилат, согласившись на его просьбу, употребляет слово "ptoma" означающее тело - труп, а это ясно предполагает, что в данном случае просьба Иосифа касается живого тела, а разрешение Пилата относится к мертвому, и этот последний, быть может, лишь притворяется, считая его таковым. Римские законы, как мы уже говорили, отказывают в погребении распятым, и в этих условиях удивительно, что Иосиф получает разрешение располагать телом Иисуса. Но для чего он просил это разрешение? Имел ли он на него права? Или же он действовал как "тайный" ученик приговоренного, и этот единственный поступок уже являлся признанием? Если только Пилат не знал уже о его убеждениях, или другой фактор не оправдывал просьбу Иосифа из Аримафеи. Об Иосифе из Аримафеи известно немного, только то, что он был членом синедриона, Совета Старейшин, управляющим еврейским сообществом Иерусалима под эгидой римлян, и обладал весьма значительным состоянием, в которое входил сад со склепом у городских ворот. Зато определенно известно то, что он пользовался достаточно большим влиянием, чтобы поддерживать прямые отношения с Пилатом. Средневековые легенды идут еще дальше, ибо они приписывают Иосифу из Аримафеи охрану Святого Грааля и видят в Персевале одного из его потомков. Согласно более недавним источникам, кровные узы связывали его с Иисусом и его семьей - гипотеза, позволяющая по всей законности требовать тело своего родственника и тем более разрешающая Пилату, которого легко было подкупить, отдать ему тело. Одним словом, Иосиф из Аримафеи, богатый и влиятельный член синедриона, на самом деле был родственником Иисуса, и в этом мы видим доказательство аристократического происхождения последнего. Во всяком случае, это родство объясняет его связь со Святым Граалем и "королевской кровью". Сценарий. Мы уже пытались построить гипотезу относительно существования потомства Иисуса. Теперь мы придадим ей новые размеры и большую связность, благодаря объяснению, хотя бы и временному, некоторых решающих деталей. Иисус, явный царь-священник, аристократ и законный претендент на трон Палестины, попытался вернуть себе свое законное наследство. Родом из Галилеи, глубоко враждебный навязанному римлянами режиму, он рассчитывал на то, что по всей стране, а особенно в Иерусалиме он найдет богатых и влиятельных сторонников; среди них фигурировал могущественный член синедриона, возможно, один из его родственников. Благодаря своей жене или ее семье царь-священник располагал также большим домом в Вифании, в окрестностях Иерусалима, где он находился накануне своего триумфального въезда в столицу. Именно в этот дом он приглашал своих учеников на ритуалы посвящения, как это было с его шурином. Делая это, он мог только вызвать сильное оппозиционное движение со стороны римской администрации и некоторых традиционалистских еврейских кругов, например, саддукеев, которым удалось открыто противодействовать его планам, хотя они и не смогли его полностью нейтрализовать по причине поддержки, которой он пользовался в высоких сферах. По соглашению с коррумпированным римским прокуратором они решили устроить инсценировку распятия и провести ее в частном саду, на которой присутствовали бы лишь самые близкие люди, а толпа стояла бы на достаточно большом расстоянии. Таким вот образом произошла предполагаемая казнь, в результате которой был распят неизвестный, заняв на кресте место царя-священника и сделав вид, что он быстро умер. Затем под покровом сумерек "тело" унесли и положили в могилу, вырытую рядом, откуда оно "чудесным" образом исчезло спустя день или два... Если мы допустим, что таков был точный сценарий, то что же тогда стало с Иисусом? В той мере, в какой нам известна история его потомства, ни этот вопрос, ни ответ на него не представляют главного интереса. Впрочем, по поводу его кончины были выдвинуты самые различные гипотезы; в индийских и мусульманских легендах он дожил до преклонного возраста, находясь где-то на востоке, чаще всего упоминается Кашмир, и, со своей стороны, некий австралиец довольно убедительно поведал о том, что Иисус умер в Масаде во время взятия крепости римлянами в 74 году[119]. Наконец, согласно письму, которое получили мы сами, документы, найденные Беранже Соньером в Ренн-ле-Шато, содержали "формальное" доказательство того, что Иисус еще жил в 45 году; но где? Быть может, в Египте, в Александрии, где в то же самое время Ормус основал орден Розы и Креста, пытаясь примирить принципы христианства с древними дохристианскими таинствами? Или же в окрестностях Ренн-ле-Шато, где, как говорили, было спрятано мумифицированное тело Иисуса, - такая гипотеза объясняла бы зашифрованное послание из пергаментов Соньера: "ОН УМЕР ЗДЕСЬ"...? По нашему мнению, шансов на то, что он сопровождал свою семью до Марселя, мало. Во-первых, из-за его плохого физического состояния; во-вторых, потому что его присутствие представляло бы ненужную опасность для его близких. Следовательно, ему было лучше остаться в Святой Земле и со своим братом, святым Иаковом, продолжить продвижение к своей цели. Итак, мы вынуждены признать, что не можем сформулировать удовлетворительную гипотезу о том, что сталось с Иисусом после распятия, но, повторяем, в пределах нашего расследования эта деталь нам не кажется главной. Зато больший интерес, на наш взгляд, представляет судьба его шурина, жены и детей. Действительно, мы видели, что они, вместе покинув Святую Землю на корабле, высадились в Марселе. Обладательница бесценного сокровища, Мария из Магдалы, Магдалеянка, взяла с собой во Францию "Санграаль", "королевскую кровь", священное будущее дома Давидова. 13. ВЕЛИКАЯ ТАЙНА ЦЕРКВИ Мы полностью отдаем себе отчет в том, что этот сценарий, по крайней мере, сильно далек от традиционного христианского учения. Но чем дальше шли мы по этому пути, тем больше это учение, измеряющееся веками, казалось нам результатом отбора, изыманий и переделок гораздо более обширных и разрозненных материалов. Иными словами, Новый Завет предлагал образ Иисуса и его эпохи измененным, согласно требованиям и интересам различных обществ и отдельных личностей, имевшим на разных уровнях определенную цель, которую надо было охранять. Поэтому они стерли смущающие или затрудняющие детали, как, например, "тайное" Евангелие от Марка, чтобы оставить лишь смесь из не слишком компрометирующих текстов, оправдывающих все возможные догадки. Если Иисус был законным претендентом на трон, то, вероятно, в самом начале он добился поддержки высокопоставленных представителей народа - собственной семьи, членов местной аристократии и отдельных личностей из Иудеи и Иерусалима. Но этого, очевидно, было недостаточно, чтобы помочь ему осуществить его планы, главным из которых было овладение троном. Он был вынужден искать более существенную поддержку в различных других слоях общества, и для этого он применил самое надежное средство, чтобы привлечь к себе сторонников - исполнение миссии. Не одну из современных, циничных и разрушительных миссий, а миссию благородную и великодушную, праведную и идеалистическую, которая, тем не менее, несмотря на ее большую оригинальность в плане религиозного содержания, имела своей основной целью принести как можно больше согласия. Иисус обратился сначала к угнетенным, страждущим и преследуемым, к огромной толпе униженных и несчастных, которая была особенно расположена воспринять слова успокоения и надежды. Если современный читатель захотел бы на несколько мгновений пренебречь многочисленными предрассудками и идеями, которые все вместе затемняют наше суждение, то он нашел бы здесь механизм, необыкновенно похожий на тот, который сегодня мы встречаем повсюду - механизм, предназначенный для того, чтобы объединить отдельных индивидуумов во имя общего дела, чтобы сделать их инструментом, побеждающим господствующий деспотический режим. Этическая и политическая миссия Иисуса была, таким образом, прежде всего предназначена для страждущих и преследуемых, для угнетенных и несчастных, которые могли дать ему необходимую поддержку, а не к саддукеям, сотрудничающим с римлянами и не склонным поделиться своими богатствами или скомпрометировать свою благонадежность. Миссия Иисуса, такая, какой ее передают Евангелия, не несла в себе ничего нового или исключительного, ибо в ней можно найти элементы фарисейской доктрины и, как это доказывают рукописи Мертвого моря, явные следы ессейской мысли. Но если его учение действительно не было оригинальным, то его способ передачи был таковым: Иисус на самом деле в высшей степени обладал даром исцелять и делать чудеса, говорить с толпой с помощью образных проповедей и заклинаний, доступных всем. Кроме того, в противовес его предвестникам - ессеям, он не ограничивался заявлениями о пришествии мессии; он сам представлялся мессией, и доверие к нему, как и его авторитет, сильно возросли. Несомненно то, что, когда он въезжал в Иерусалим, Иисус уже собрал вокруг себя значительное количество учеников. Но - и это необходимо уточнить - они делились на две разные категории, интересы которых совершенно отличались друг от друга. С одной стороны, маленькое ядро "посвященных" - его собственная семья, члены местной знати и влиятельные лица, спешившие увидеть своего кандидата на троне; с другой - толпа, маленькие люди, еще более спешащие увидеть выполненными обещания, содержащиеся в его миссии. Исключительно важно как следует отметить разницу между этими двумя группами, политические цели которых были одинаковыми, но мотивировки - абсолютно разными. Поэтому единство, и так трудное для них, совсем перестало существовать после провала их общих планов. Объятое страхом, маленькое ядро его близких тут же поспешило спасти первым делом единственное сокровище, по-настоящему ценное для них, как и для любой знатной или королевской семьи - потомство, хотя бы и ценой изгнания. Что касается адептов миссии, равнодушных к судьбе рода, они лишь постарались передать и распространить его Слово. Эта миссия, которой мы им обязаны, - христианство, такое, каким оно прошло через века, чтобы дойти до нас. Развитию и распространению его посвящено столько учений и трактатов, что не стоит затрагивать здесь этот сюжет. Скажем только, что со святым Павлом эта миссия выкристаллизовалась в свою окончательную форму и что на этой основе поднялось все теологическое здание христианской веры. Можно сказать, что в эпоху, когда были составлены Евангелия, основные принципы новой религии, возможно, уже были определены. Эта религия, как мы уже видели, была, главным образом, предназначена для римской или романизированной аудитории и должна была представлять все события в выгодном свете, то есть сводить до минимума роль римлян в ущерб евреям. Но это не единственный элемент, свободно истолкованный по отношению к исторической действительности нарождающимся христианством. Действительно, римляне привыкли обожествлять своих лидеров, например, Цезаря, и нужно было сделать Иисуса богом, чтобы соперничать с ними на равных. Это и сделал святой Павел. Но для того, чтобы обосноваться в Палестине, проникнуть и завоевать Сирию и Малую Азию, Грецию, Египет, Рим и Западную Европу, новая религия должна была повсюду быть принята народами и соразмеряться с их верованиями. Иными словами, власть, величие и чудеса нового бога должны были быть способными к конкуренции с теми богами, которых он хотел вытеснить. Короче, если Иисус желал внедриться в романизированном мире его эпохи, то ему нужно было представляться не мессией в старом смысле этого слова, не царем-священником, а настоящим богом во плоти. Как и ему подобные сириец, финикиец, египтянин и другие, он хотел пройти по подземному миру и через мрачную тьму Ада, чтобы выйти оттуда с весной, помолодевшим и торжествующим. Следовательно, нет ничего удивительного в том, что понятие воскресения приобрело такое значение, и что Иисус должен был быть сравним с Таммузом, Адонисом, Аттисом, Озирисом и бесчисленной когортой умирающих и воскресающих богов, которые населяли в то время страны и сознания. Это было также основной причиной того, что была провозглашена доктрина о его рождении от девственницы, причина праздника Пасхи, праздника смерти и воскресения, которые совпадали с ритуальными праздниками весны и вечного обновления из других современных ему культов и таинств. Но в той мере, в которой надо было продвигать миф о "боге", его земная семья, его политические и династические амбиции оказывались лишними, ибо, привязанные к эпохе и специфической личности, они стесняли его притязания на универсальность. Поэтому-то их систематически исключали из биографии Иисуса, также как и все намеки на зелотов и ессеев, потому что было бы очень затруднительно смешивать бога с грязными подробностями заговора, сверх того - обреченного на провал. Таким образом, в Евангелиях остались те тексты, которые нам известны сегодня, рассказы суровой, магической простоты, описывающие события, случайно происшедшие в Палестине в I веке, занятой римлянами, но, в общем-то, в том вечном настоящем, свойственном любому мифу. В то время как "миссия" начинала свой путь, семья и ученики Иисуса шли своим. Обвинив Иродов в том, что они уничтожили вместе с архивами, касающимися знатных еврейских семей, все доказательства их прав на трон, они эмигрировали по всему миру в III веке, рассказывает Юлий Африканий, и увезли с собой несколько документов, избегнувших уничтожения в 66-74 годах. Но эта семья могла быстро стать неудобной, даже опасной для мифа. Действительно, будучи свидетельницей исторической картины, которая служила ей основой, она рисковала подвергнуть этот миф сомнению, бросить на него тень недоверия, и, таким образом, серьезно скомпрометировать его будущее распространение. Поэтому очень скоро христианство постаралось стереть из своего прошлого все следы этой семьи, этого потомства и их честолюбивых намерений; оно также постаралось уничтожить по мере возможности саму семью. Этим объясняется ее молчание и ее существование в подполье, нетерпимость первых отцов Церкви к малейшему отклонению от ортодоксального пути, который они пытались навязать, и, быть может, один из корней антисемитизма. Признавая римлян невиновными, а виновными - евреев, "адепты миссии" и распространители мифа достигали двух целей: они приспосабливали миссию к римской публике и компрометировали семью Иисуса, которая была еврейской. Спровоцированный таким образом антисемитизм, кроме того, послужил бы еще лучше их интересам, ибо, если семья нашла приют в еврейской общине империи, то, быть может, благодаря ловко поведенному народному движению, можно было добиться молчания стесняющих свидетелей. Льстя таким образом римской аудитории, обожествляя Иисуса и используя евреев в качестве козлов отпущения, зародыши христианской ортодоксии имели все шансы, чтобы встретить благодатную почву, затем развиться и укрепиться в течение II века. Многие помогли этой эволюции, среди них на первом месте находится Иреней, епископ Лионский, около 180 года. Еще более, чем первые отцы Церкви, Иреней внес большой вклад в то, чтобы придать юной христианской религии стабильную форму. Его объемистое опровержение фальшивой теологии "Libros Adversus Haereses"[120]с жаром осуждает и обвиняет все отклонения от ортодоксии, известные издавна еретические течения; их различию, их преступлениям и их заблуждениям он противопоставляет единство, истинность и превосходство христианской Церкви, единственной "достойной преданности", единственной, способной даровать спасение, и вне которой существуют только еретики, достойные самой худшей кары. Теория гностиков была в глазах Иренея одной из самых злых форм отклонения, облаченных в христианскую доктрину. Основывающаяся на личном опыте и на личной связи с Богом, она сводила к минимуму роль священников и епископов и мешала образованию настоящего единения. Епископ Лионский стремился разрушить гностицизм, отвергая личное общение с Богом в пользу коллективной веры, ставшей бесспорной, благодаря установлению определенных и окончательных догм. Так родились теологическая система и совокупность основных принципов, составленных таким образом, что они не оставляли места личной инициативе. Ей Иреней противопоставлял единственную "католическую", то есть универсальную, Церковь, основанную, с одной стороны, на апостольских преданиях, а с другой - на Писании. Но раньше ему нужно было определить и раз и навсегда зафиксировать содержание написанного послания, которое впредь должно было послужить орудием. Таким образом, Новый Завет, пройдя через руки Иренея, и стал таким, каким мы его знаем сегодня. Тем не менее, ереси не исчезли, как раз напротив; но, благодаря Иренею, христианство стало прочной доктриной с четкой структурой - условие, необходимое для того, чтобы оно выжило и имело успех. Поэтому было бы разумным считать, что епископ Лионский подготовил дорогу событиям, происшедшим сразу после царствования Константина: христианизация римской империи. Роль Константина в истории и развитии христианства была предметом многочисленных и ошибочных толкований; особенное затруднение вызывает эпизод с его предполагаемой дарственной. Однако именно ему и не без основания приписывают решительную победу над "адептами миссии" Иисуса; но чтобы определить действительные обстоятельства, главенствовавшие в тот важнейший момент, нам надо отделить Историю от вымысла. Согласно церковной традиции, Константин унаследовал от своего отца явную склонность к христианству. В действительности этот вкус должен был быть связан очень тесно с вопросами интереса, ибо тогда христиан было много, а Константин нуждался в любой поддержке против Максанса, своего соперника, претендующего на императорский трон. В 312 году, победив Максанса на мосту Мильвиус, Константин остался единственным хозяином империи, но еще раньше произошел случай, который легенда оспаривает у истории. Во время молитвы, как говорят, Константин увидел на небе сияющий крест, окруженный девизом: "In hoc signovinces" - "С этим знаком победишь"; затем какой-то голос приказал ему поместить щиты и знамена солдат под защиту этой эмблемы. И тут же все украсили себя монограммой Христа, составленной из двух первых букв - "X" и "S" греческих - имени "Xpistos". Таким образом была одержана победа на мосту Мильвиус, представляемая в дальнейшем как чудесный триумф христианства над язычеством. Такова, согласно народной легенде, роль Константина в обращении римской империи к новой религии. Но если в легенде это произошло исключительно благодаря ему, то историческая действительность - не стоит и уточнять - представляется совершенно иным образом и заслуживает того, чтобы ее тщательно проанализировали. Во-первых, "обращение" Константина, раз уж укрепился этот термин, ни в коем случае не было христианским, но, бесспорно, было языческим. Будущему императору, возможно, действительно было видение около языческого храма, посвященного Аполлону Галльскому, то ли в Вогезах, то ли в окрестностях Отена. Как сообщает свидетель, сопровождавший Константина и его армию, видение представляло собой бога солнца, которому в некоторых культах поклонялись под именем "Sol Invictus"[121], и очень вероятно, что Константин как раз перед этим появлением был посвящен в одно из этих таинств, ибо когда римский сенат возвел; триумфальную арку недалеко от Колизея в честь победы у моста Мильвиус, он снабдил памятник надписью: "instinctu divinitatis" - очень неопределенные слова, но явно показывающие, что победа была результатом "божественного вдохновения". А в проникнутом язычеством Риме ни Иисуса, ни кого-либо другого, кроме "Sol Invictus"'а, бога солнца, просто не могло быть. Вопреки тому, во что слишком часто верят, Константин, кроме того, вовсе не признал христианство официальной религией римской империи. Действительно, во время его царствования никто не перестал поклоняться солнцу, да и он сам всю свою жизнь был верховн