овилось все хуже. Больную экономику "заботливые" руководители старались поднять на ноги морализаторством, сводившимся к администрированию. Конструкторы в соответствии с призывами должны были как один включиться в соревнование за снижение расходов металла на единицу мощности машин, достижение высших мировых параметров техники. Руководителям предприятий, объединений и цехов предписывалось скрупулезно сопоставлять затраты на развитие производства с ожидаемыми результатами; партийным организациям поручалось держать в поле неослабного внимания ход работы на полях, фермах, участках и в цехах. Тем не менее, несмотря на призывы к борьбе за качество и честь заводской марки, в основе оценки деятельности коллективов, как в моральном, так и в материальном отношениях, оставались пресловутые валовые показатели. Социально-экономическая ситуация усугублялась. Хотя от проблем рядовых советских людей высшее политическое руководство страны отделяли мощные барьеры, а социально-экономическая информация тщательно препарировалась, тем не менее удручающее положение практически всех сфер жизнедеятельности общества было известно и ему. Особое беспокойство внушало продовольственное снабжение. К сельскому хозяйству поэтому был приставлен самый молодой тогда член Политбюро ЦК КПСС М. С. Горбачев. Развернулась разработка Продовольственной программы, выполнение которой объявлялось делом всенародным. Но многочисленные пленумы, активы, собрания и конференции весьма мало помогали исправлению положения дел в деревне. Все яснее становились бесперспективность паллиативных мер, назревало понимание необходимости радикальных перемен. Именно в это время произошло окончательное сближение Ю. В. Андропова с избегавшим острых углов и конфликтов М. С. Горбачевым. Летом 1982 г. на политическом Олимпе стали просматриваться некоторые подвижки. Председатель КГБ Ю. В. Андропов был избран на пост секретаря ЦК КПСС вместо ушедшего из жизни М. А. Суслова. Усиленно муссировались слухи о неблагополучии в брежневском окружении. Поговаривали, что, не вытерпев надругательства над честью и законом со стороны брежневских родственников, покончил жизнь самоубийством С. М. Цвигун (обстоятельства гибели его до сих пор не выяснены, и, вполне возможно, он стал жертвой борьбы за власть между различными группировками)*. В высшем эшелоне политического руководства страны складывалось новое соотношение сил. Пробным камнем стала борьба за отстранение от власти брежневского любимца, всесильного краснодарского "деятеля" С. Ф. Ме-дунова -- первого секретаря крайкома КПСС. После трудного разговора с Леонидом Ильичом, как свидетельствуют устные предания, Андропову и Горбачеву удалось переместить Медунова в кресло зам. министра второстепенного ведомства -- Минплодоовощхоз СССР (по тем временам весьма суровое наказание). В Краснодарский край с подачи Андропова был направлен В. И. Воротников, который был спешно отозван с поста посла в Республике Куба. Новый первый секретарь крайкома попал в самую гущу событий: на Кубани развертывались сочинское, ге-ленджикское и другие дела. В едином мафиозном клубке были здесь повязаны партийные, советские и хозяйственные руководители. Причем коррупцией был "охвачен" не только верхний, но и средний эшелон администрации. 0x08 graphic * В беседе с Семичастным В. С. им была в категорической форме отвергнута мысль о борьбе Цвигуна с родственниками генсека. Семи-частный утверждал, что более раболепного исполнителя, чем Цвигун, Брежневу трудно было найти. Его самоубийство он объяснял утратой доверия к Цвигуну со стороны Леонида Ильича. -- (авт.). Новый первый секретарь крайкома КПСС, опираясь на поддержку своих патронов из ЦК, повел наступление на коррумпантов. Только за 1984--1986 гг. в крае были исключены из КПСС более пяти тысяч человек, причем полторы тысячи из них были преданы суду. Нараставшие в социальной и экономической сферах" трудности усиливали формирование крайних позиций и радикальных оттенков в общественном мнении. Все большей поддержкой пользовались сторонники чрезвычайных мер, предполагавшие искать выход из трудностей радикальным путем. Снизу шло возрождение идеи "чистки партии", "молниеносной войны" против бюрократизма, предложений о введении на производстве дисциплины на манер военного времени. Настроения в пользу наведения порядка "революционным" путем затронули и проблемы социальной сферы, концентрируясь в стремлении к уравнительному "большому переделу" в отношении доходов, размеров личной собственности и жилья. Сформировался весьма сложный симбиоз самых противоречивых настроений и мнений. Но ведущим было стремление к предотвращению сползания к кризису, к стабильности, достижение которой виделось, однако, не на путях постепенного обновления основ политической и экономической жизни, а через решительное вмешательство "сверху" в ход общественных процессов. Определяющим стало настроение в пользу "сильной руки", способной, как казалось многим, оградить народ от всевластия бюрократии и нарастания социальной несправедливости. В таких смутных ожиданиях перемен наступила осень 1982 года. В дни подготовки к октябрьским праздникам стали происходить странные вещи. Из райкомов партии в первичные партийные организации поступили распоряжения о том, чтобы на демонстрации выходить только с рисованными, а не фотографическими, портретами членов Политбюро, изъять повсеместно портреты А. П. Кириленко. Старинный друг Брежнева, Кириленко, который был "незаменимым куратором" промышленности все застойные годы, был вдруг "по состоянию здоровья и в связи с личной просьбой" выведен из состава Политбюро ЦК КПСС. Смущало, однако, то обстоятельство, что "просителя" выпроводили без всякого решения Пленума ЦК КПСС. Такое случалось только при Сталине. Ходили самые невероятные слухи об устранении "соратника вождя". Закончились октябрьские торжества, начались будни. И тут -- сначала до партработников, а затем и до актива была доведена информация -- умер Леонид Ильич. Началось томительное ожидание официального сообщения. Был объявлен общегосударственный траур. Хоронили, казалось бы, бессмертного Брежнева. На пост Генерального секретаря ЦК КПСС на состоявшемся 12 ноября 1982 г. Пленуме Центрального Комитета был избран Ю. В. Андропов. Сразу же начались подвижки в эшелонах власти. Был снят со своего поста министр внутренних дел Щелоков, понижен в должности Чурбанов. В состав Политбюро, не совсем ясно почему, был введен Г. А. Алиев. Отдел организационно-партийной работы ЦК КПСС возглавил Е. К. Лигачев. На ноябрьской сессии Верховного Совета СССР из состава его Президиума убрали бывшего профсоюзного лидера Шибаева. На этой же сессии скончался 70-летний секретарь Президиума Верховного Совета СССР М. П. Георгадзе. Крутой нрав нового генсека вскоре почувствовали многие высокорангированные деятели, ранее покидавшие "капитанский мостик" только в последний путь. За пятнадцать месяцев (с середины ноября 1982 по середину февраля 1984 г.) было сменено 18 союзных министров и приравненных к ним лиц, 37 первых секретарей обкомов, крайкомов КПСС, ЦК компартий союзных республик. Такие темпы кадровой ротации не наблюдались уже давно и напоминали достопамятные времена 30-х годов. Новое руководство явно делало основную ставку на укрепление дисциплины. Население с радостью восприняло вести об охоте на "московских бюрократов", которые, по слухам, только и делали, что нежились в саунах и отоваривались в рабочее время на базах. Всем казалось, что, разоблачив "дармоедов", "накрутив хвосты" аппаратчикам, можно решить большинство экономических проблем. "Чтобы хорошо жить, надо больше и лучше работать!" -- таков был лейтмотив официальных речей. Общество в большинстве своем ратовало за косметические средства в улучшении социализма. Лозунгом дня стало наведение порядка. В то же время с одобрения большинства нарушались конституционные нормы, права человека. Людей, находившихся в рабочее время не на производстве и не в учреждениях, вылавливали на улицах и в магазинах, на середине прерванных киносеансов и т. д. Еще более уродливые формы кампания по наведению порядка приобрела кое- где на периферии. Местные руководители в административном рвении стремились показать себя с наилучшей стороны и перегибали палку, перевыполняли "планы", отчитываясь солидными цифрами разоблаченных прогульщиков, лодырей и бездельников. Однако Ю. В. Андропов прекрасно понимал, что на одной палке далеко не уедешь. В ход пошел девиз "Хлеба и зрелищ!" Хлеб был, со зрелищами дела обстояли неважно, и поэтому в ход пошла водка, на которую несколько снизились цены. Народ тут же прозвал ее подешевевший сорт "андроповкой". Популярность нового лидера КПСС резко подскочила. Правительство стремилось добиться улучшения положения дел на всех участках, используя командные методы. Поток постановлений и решений, правильных по сути, но не имевших под собой экономической почвы, увеличился. Выполнялись постановления весьма слабо. В песок ушло даже достопамятное постановление от ноября 1982 г. об укреплении трудовой дисциплины, ибо одновременно увеличилось отвлечение горожан на сезонные сельхозработы и плодоовощные базы, не говоря уже о неритмичности поставок сырья и материалов на предприятия, прочих экономических неурядицах. И все же мероприятия по наведению порядка и дисциплины дали определенный эффект, привели в действие ряд резервов, позволили временно заблокировать развитие негативных тенденций. В 1983 г. статистикой были зафиксированы самые высокие темпы развития экономики с начала 80-х гг. Если в 1981 --1982 гг. они составили 3,1 %, то в 1983 г. -- 4,2 %. Нам трудно судить, какая доля пришлась на приписки, а какая образовалась за счет "накачивания" цен. Ясно одно -- улучшение носило временный характер и не могло обеспечить устойчивую стабилизацию экономического положения. Кризисные явления нарастали. Стратегические проблемы народного хозяйства, технического прогресса не решались. Так, в 1981 --1984 гг. в промышленности было внедрено 3144 тыс. предложений по новой технике. Это было в 33 раза больше, чем было использовано за этот же период подлинных результатов НТР -- изобретений. "Экономический эффект" при затратах 14 тыс. руб. на одно внедренное мероприятие в год составлял 6,3 тыс. руб., при этом условно высвобождалось 0,62 работника на одно нововведение. Негативные процессы придвинулись к критическому порогу. Страна явно жила не по средствам. Бюджетные дыры затыкались средствами Сберкасс (фактически за счет населения), различными кредитами. Все это однако тщательно скрывалось даже от многих членов Политбюро и Секретариата ЦК КПСС. Ю. В. Андропов сразу отшил "молодых" коллег -- М. С. Горбачева, Н. И. Рыжкова, В. И. Долгих, когда они решили узнать реальную картину с бюджетом страны и военными расходами. Однако предкризисное состояние страны не помешало тогдашнему Председателю Совета Министров СССР Н. А. Тихонову заверить в интервью западногерманской газете "Артбайтен цайтунг", что "в народном хозяйстве страны происходит немало крупных перемен. Перемен к лучшему.., настойчиво решаются задачи ускорения научно-технического прогресса.., лучше стало положение дел на транспорте, в капитальном строительстве, сельском хозяйстве." Это было явным блефом: промышленность работала неустойчиво, в прерывистом, лихорадочном ритме, транспорт действовал с перебоями. В 1984 г. темп роста национального дохода значительно упал. И тем не менее именно на этом этапе стала полностью ясна необходимость радикальных общественных перемен. Ю. В. Андропов за те пятнадцать месяцев, которые он был во главе партии и государства, заслужил немалый авторитет. Несмотря на тяжелую болезнь, которая и раньше на месяцы отрывала его от дел, Ю. В. Андропов, став Генеральным секретарем, многое сделал, чтобы нащупать пути вывода страны из общественного тупика на путях системоукрепляющих реформ, "аппаратного" варианта перестройки. Будучи по своим политическим, деловым и нравственным качествам неизмеримо выше Брежнева, он при всех своих достоинствах и целеустремленности все же был, как нам представляется, предпоследним руководителем сталинской формации. Вышедший из этой эпохи, он привнес прошлое мышление в стратегию и тактику своей деятельности. Теоретический этюд Андропова "Учение Карла Маркса и некоторые вопросы социалистического строительства в СССР" содержал как бы симбиоз старого мышления и новых подходов. Признавая значительные трудности в развитии экономики, торможение научно-технического прогресса, необходимость коренного совершенствования хозяйственного механизма, он тем не менее утверждал, что это ни в коей мере не связано с отношениями собственности, которые утвердились в 20-- 30-е гг. Одновременно он признавал, что объективный характер законов развития экономической системы социализма требует избавиться от всякого рода попыток управлять экономикой чуждыми ее природе методами." Ю. В. Андропов подчеркивал, что интересы общества в целом -- важнейший ориентир для развития экономики, опирающейся на социалистическую собственность. Но отсюда, утверждал он, не следует, что во имя идеи общего блага социализм будто бы подавляет или игнорирует интересы личные, местные, специфические потребности различных социальных групп. Вовсе нет, писал Ю. В. Андропов и ссылался на Маркса и Энгельса, которые подчеркивали: "Идея" неизменно посрамляла себя, как только она отделяла от "интереса". В целом же проблемы преобразования всей совокупности общественных отношений советского общества сводились Ю. В. Андроповым лишь к одной из задач -- хотя и важнейшей, -- совершенствованию народнохозяйственного механизма. В то же время Ю. В. Андропов ратовал за возвращение к здравому смыслу во взглядах на пути развития экономики, ибо для всех был совершенно ясен крах коммунистической утопии Третьей Программы КПСС. Он справедливо указывал, что современный этап отягощен нерешенными проблемами, доставшимися от прошлого. Здесь был явный намек на незавершенность так называемого развитого социализма. Понадобится определенное время, считал Ю. В. Андропов, чтобы подтянуть отставшие тылы, а затем двигаться дальше. Это положение как бы предвосхищает последующие события того этапа, когда была провозглашена стратегия социально-экономического ускорения и развернулась дискуссия о том, что первично: ускорение или перестройка? За сформулированным Ю. В. Андроповым выводом (о подтягивании тылов), по-видимому, стояло мнение близких к нему аналитиков. Они считали, что необходима "оперативная пауза" для решения проблем нашей слаборазвитой социальной и производственной инфраструктуры продолжительностью хотя бы в одну пятилетку -- так называемого нулевого роста. Известный шок среди догматиков и схоластов вызвало само название статьи, вторая часть его: "...Некоторые вопросы социалистического строительства в СССР". Отобранное среди ряда других предложенных названий и лично скорректированное Андроповым, оно произвело впечатление своей "некоммунистической" направленностью. Характерно, что добрая половина руководящих деятелей, приславших свои замечания на статью (она рассылалась по определенному списку до публикации), зачеркнула слово "социалистического", заменяя его "коммунистического строительства"... Но название оставалось неизменным. Особо болезненной считал Ю. В. Андропов проблему перехода к интенсивному развитию советской экономики. При этом он исходил из напряженного положения с трудовыми ресурсами, демографической ситуации в стране. Поэтому, подчеркивал он, недопустимо дальнейшее сохранение значительной доли ручного, немеханизированного, низкоквалифицированного труда, которая только в промышленности достигала более 40 %. Относительно проблем рационального использования других ресурсов в интересах интенсификации Ю. В. Андропов в развернутом виде не высказывался. В своей руководящей деятельности Ю. В. Андропов достигал порой известных параметров в понимании и аналитическом осмыслении проблем советского общества во всей их сложности и драматичности, но тем не менее не смог отрешиться в практике и теории от административно-бюрократических методов и представлений, оставаясь человеком своего времени. В тот короткий, но насыщенный разнородными событиями период руководства Ю. В. Андропова, советское общество еще только пробуждалось, начинало выходить из состояния брежневского анабиоза. Лучшие умы страны, ее совесть, обходя цензурные препоны, пробивались к общественному сознанию. Но их голос звучал еще слабо. Борьба нового со старым была лишь в начальной фазе. Административно-командная система при Андропове вырабатывала свои резервы, но процессы оздоровления морально-политического климата уже наметились. Скоропостижно умер Ш. Рашидов. В Узбекистан были посланы следственные группы. И хотя останки коммуниста-феодала еще покоились у входа в ташкентский музей им. В. И. Ленина, позиции хлопковой мафии были потеснены. На июньском (1983 г.) Пленуме ЦК КПСС из состава Центрального Комитета были выведены Щелоков и Медунов. Постепенно народу открывалась правда о преступных деяниях некогда сильных мира сего. Но коррупция в высших эшелонах бюрократической машины даже не приостановилась. Более того, она росла вширь, распространялась не только внутри страны, но и на сферу внешнеторговой деятельности. Так объектом бюрократического "рекэта" стала очередная "стройка ве- ка" -- газопровод Уренгой -- Помары -- Ужгород, рекламировавшаяся как необычайное благо для советского народа и поприще трудового героизма. Целый ряд работников внешнеэкономических ведомств и организаций за взятки передавали инофирмам закрытые сведения, создавали им выгодные по отношению к конкурентам условия, шли на заключение с ними контрактов, явно не выгодных стране. В частности, в результате преступных действий бывших руководителей Всесоюзного объединения "Союз-внешстройимпорт" Прасолова, Михайлова и Лыкова лишь по трем контрактам на поставку жилых комплектов для вышеупомянутого газопровода СССР потерял более 10 млн. инвалютных рублей. Правда, затем, в ходе следствия, часть этой суммы удалось возвратить. Болезнь Ю. В. Андропова изменила соотношение сил в пользу консервативного крыла высшего руководства. С конца сентября 1983 г. функции первого лица стал выполнять К. У. Черненко. Правда, к очередному декабрьскому (1983 г.) Пленуму ЦК КПСС, находясь в больнице, с помощью референтов Андропов подготовил речь, которая больше походила на завещание. Рецепты оздоровления экономики, содержавшиеся в документе, были просто беспомощны: нажимным порядком добиться сверхпланового повышения производительности труда на 1 % и снизить себестоимость продукции дополнительно на 0,5 %. Андропов быстро угасал, смерть наступила в феврале 1984 г. Избрание К. У. Черненко Генеральным секретарем ЦК вызвало уныние. Трудно было представить на высшем посту более неподходящую фигуру. В который раз за историю страны проблема лидерства встала во всей ее драматичности. Черненко обладал неплохими человеческими качествами, большой работоспособностью. Не разделял он и надежд его предшественника на блицкриг против коррупции и безответственности. Не был он и рвачом, его дети не продвигались на высокие посты, вели довольно скромный образ жизни. Однако сам К. У. Черненко как был, так и остался, так называемым "кадром среднего звена", лишенным не только широты государственного мышления, но и сколько-нибудь систематической образованности и культуры. Он до тонкостей постиг искусство аппаратной игры, но стоять у руля советского державного корабля, да еще в шторм, ему было совершенно не под силу. Черненко, победив на Пленуме ЦК (в работе его принимали участие и более 50 "разжалованных" Андроповым функционеров), не получил твердого большинства в Политбюро. В нем он мог рассчитывать только на Тихонова, Кунаева, Щербицкого, Гришина и в какой-то мере на Романова. Но этого было явно недостаточно для проведения самостоятельной политики. М. С. Горбачев также мог рассчитывать на шестерку: кроме него самого с ним солидаризировались Громыко, Устинов, Воротников, Алиев, Соломенцев. Этого было вполне достаточно, чтобы заставить генсека считаться с оппонентами. Однако тут мы наталкиваемся на удивительный парадокс советской политической жизни: слабость генсека может обеспечить силу и устойчивость режима. Для того, чтобы существовать и воспроизводить себя, система в начале 80-х годов совсем не нуждалась во властном и жестком правителе, она вполне довольствовалась руководителем номинальным, проявлявшим лояльность к правам и привилегиям партийной верхушки. Для того, чтобы руководить ею, вовсе не обязательно было верить в догмы, достаточно было их просто использовать в идеологической работе. Появление самостоятельного и инициативного руководителя -- Андропова -- грозило режиму кризисом и вело к расшатыванию его тоталитарных устоев. Черненко поэтому лучше, чем он, вписывался в рамки системы -- в период ее деградации. Но К. У. Черненко пришел к власти слишком поздно и для себя -- одряхлел и стал беспомощным, и слишком поздно для системы -- заканчивалась стадия ее "продуктивности". Советское общество стояло на пороге неотвратимых перемен: ломки устаревших институтов и отказа от архаичных доктрин. Отсюда были сила и бессилие Черненко. Вступление на высший пост К. У. Черненко было отмечено сдержанным ликованием ультраконсервативных сил. Но надеяться им было собственно не на что. Надо было считаться с соотношением сил в высшем эшелоне и настроениями номенклатуры. А здесь симпатии склонялись в пользу умеренного реформаторства. Поэтому не случайно Черненко проявил известную инициативу в определении в качестве второго лица в партийной иерархии М. С. Горбачева, хотя на это место претендовал и Г. В. Романов, и даже В. В. Гришин. Окружение К. У. Черненко стремилось как можно быстрее закрепить свой успех. По закрытым каналам партийной информации сообщалось о развертывании форсированной подготовки к XXVII съезду КПСС. Уже в конце апреля 1984 г. в ЦК КПСС, в так называемом Мраморном зале Секретариата, состоялось сравнительно широкое совещание ведущих руководящих и "теоретических" партийных работников, на котором с предложениями по переработке третьей Программы партии выступил сам Черненко. На совещании, как это отмечалось и в выступлениях подавляющего числа его участников -- некоторых членов Политбюро и секретарей ЦК, заведующих отделами, руководителей средств массовой информации и ученых, были определены узловые пункты работы над Программой и решены некоторые практические вопросы. Произошла смена людей, непосредственно руководящих этой работой. Вместо престарелого Б. Н. Пономарева, который "сидел на идеологии" после XXVI съезда КПСС, куратором этой отрасли стал в целом Секретариат ЦК, заседания которого, по предложению Черненко, было поручено вести М. С. Горбачеву. Все, казалось, шло по наторенной дорожке. Консервативные круги в высшем эшелоне бюрократии, казалось, могли праздновать успех. Мыслящие люди снова впали в апатию, количество анекдотов о новом "вожде" множилось в геометрической прогрессии. Острота проблем экономики и социальной жизни нарастала. На исходе 1984 г. от имени К. У. Черненко была опубликована платформа, как следовало предполагать, к предстоящему партийному форуму под многообещающим названием "На уровень требований развитого социализма. Некоторые актуальные проблемы теории, стратегии и тактики КПСС". Кардинальный вывод этого документа был таков: прежде чем решать задачи, связанные непосредственно со строительством коммунизма, необходимо пройти исторически длительный этап развитого социализма. То, что было совершенно ясно для советских людей, которые ежедневно на каждом шагу могли видеть и реально оценивать степень "зрелости социализма", выдавалось аппаратными мыслителями за крупнейшее теоретическое марксистское достижение. Однако для оторвавшихся от масс бюрократов и это было весьма здравым суждением. Центральной проблемой объявлялось в документе достижение высшей производительности труда. В связи с таким подходом, хотя и нехотя, с оговорками, признавалось существенное отставание СССР от ведущих индустриальных держав по этому показателю. Но тем не менее оптимистично заявлялось: нет никаких оснований отодвигать преодоление дистанции на далекое будущее. В документе просматривалась претензия на открытие простого и универсального рецепта перехода к политическим методам руководства экономикой. "Автор" исходил из того, что для КПСС заниматься хозяйством, значит прежде всего заниматься людьми, ведущими хозяйство. Дела хозяйственные, методы политические -- вот, в сущности, формула партийного руководства экономикой! Центральное место в подъеме народного хозяйства отводились идеологической, политико-массовой работе, которая, как бы автоматически, должна была привести в движение "большие творческие силы, заложенные в сознательности и идейной убежденности масс". И далее заявлялось, что с каждым новым историческим этапом, и это, мол, подтверждено и опытом уже проделанной работы по совершенствованию развитого социализма, руководящая роль партии возрастает, ибо такова объективная закономерность. Всем, кто сомневался в "возрастании", напоминалось, что в стане "обновителей" и "улучшателей" социализма, которых во все времена было немало среди идеологов буржуазии и ревизионистов, усердно муссируется тезис о "необходимости" сузить сферу партийного руководства. Тогда, как заверял "автор", необходимость охватить партийным влиянием все стороны жизни общества еще более возрастает на этапе, когда социализм, вступая в пору своей зрелости, обретает свойство целостной системы и взаимосвязь, взаимозависимость экономических, социально-политических и духовных факторов становится тесной как никогда. Шли мартовские дни 1985 г. Страна жила в предчувствии крутых перемен, ходили упорные слухи о тяжелейшем недуге Черненко и его близкой кончине. Однако о сохранении "авторитета генсека" его "соратниками" Г. В. Романовым и В. В. Гришиным была проявлена беспрецедентная "забота", которая стала возможной только в век телевидения. Трудно забыть неуклюжие политические спектакли, которые разыгрывались в те дни. В ходе избирательной кампании в Верховный Совет РСФСР, чуть не из реанимационного отделения правительственной клиники транслировалась передача, где генсек опускал бюллетень в избирательную урну, а через несколько дней по телевидению показывалось вручение ему временного удостоверения об избрании депутатом в высший орган власти. К. У. Черненко прочитал благодарственную речь, и было видно, каких усилий ему это стоило. Он до конца выполнял свой долг перед аппаратом, взрастившим его. В народе говорили: "И умереть спокойно не дадут!" Одним из организаторов этих "политических акций" был В. В. Гришин, тогда член Политбюро ЦК и первый секретарь МГК КПСС и метивший на пост генсека. Именно ему, а не смертельно больному Черненко нужны были эти шоу, которые дискредитировали страну и партию, порождали насмешки и злые анекдоты. Приходится сомневаться в здравомыслии тех, кто заставлял в интересах собственной политической выживаемости смертельно больного позировать перед телекамерами. Только отсутствие нормального механизма демократической селекции лидеров приводило к такому абсурду! Но застой не был вечным, его время истекало. ЛИТЕРАТУРА На пороге кризиса: нарастание застойных явлений в партии и обществе (Институт марксизма-ленинизма при ЦК КПСС. Под общей редакцией В. В. Журавлева). М., Политиздат. 1990. Бурлацкий Ф. М. О Хрущеве, Андропове и не только о них... М., Политиздат. 1990. 3 е м ц о в И. Черненко. Советский Союз в канун перестройки. -- Лондон. 1989. В о с л е и с к и й М. С. Номенклатура.//Новый мир. 1990. No 6. ГЛАВА 12 ЭВОЛЮЦИЯ РЕВОЛЮЦИИ "...Социальные реформы никогда не бывают обусловлены слабостью сильных, они должны быть и будут вызваны к жизни силой слабых". К. Маркс "Общество пришло в движение". М. Горбачев "Когда ж противники увидят С двух берегов одной реки, Что так друг друга ненавидят, Как ненавидят двойники?" Вячеслав Иванов "Мартовская революция". -- Апрельский Пленум ЦК КПСС -- курс на ускорение. -- Что было и чего не было. -- Социалистическая ментальность. -- Феномен М. С. Горбачева. -- Становление многопартийности. -- Зигзаги перестройки. -- "Больше демократии" и новые кадры. -- "Падение" и взлет Б. Н. Ельцина. -- Конференция надежд. -- Советы -- перипетии власти. -- Изломы 1990 года. -- Необратимость прогресса. Уже более шести лет, начиная с 1985 г., в советском обществе идут сложные, противоречивые и очень динамичные процессы, которым трудно найти лаконичное определение. Термин "перестройка", как непереводимое слово, наряду с "гласностью", вошедшее в политический лексикон мира, мало что проясняет. Возникают вопросы: "Что же перестраивается и с какой целью?" "И почему "перестройка" принесла и радость прозрения, счастье, не оглядываясь, говорить то, что думаешь, и трагедии, кровь, межнациональные и межобщинные распри?" "Чем объяснить, наконец, что все эти годы неуклонно ухудшалось социальное самочувствие советского человека, итак влачившего полунищенское существование?" Череду вопросов можно было бы продолжить. Но очевидно, что разные люди, социальные группы, политические образования дадут на них различные, порой полярно расходящиеся ответы. Мы разные и осознали эту "разность". Среди прочих рухнул и миф об идейно-полити- ческом единстве советского общества. Политический плюрализм стал реальностью в СССР. В этих условиях кто-то понимает под перестройкой слом тоталитарной системы и переход к подлинной демократии. Другие же хотели бы свести дело к замене деформированных, устаревших или не оправдавших себя, так сказать некондиционных, деталей, блоков социалистического здания, фундаментальные основы которого, по их мнению, прочны и надежны. Таков масштаб противостояния. А что же происходило и происходит на самом деле? В чем изначальный замысел инициаторов перестройки и как соотносится с ее шестилетними итогами? И, наконец, почему произошло то, что произошло? В поисках ответов можно попытаться отследить цепь событий что называется день за днем. Предпочтительнее другой путь. Выявить ключевые, принципиальные события, их причины и на этой основе предложить укрупненный, концептуальный взгляд на процессы перестройки. (Пока же это слово употребляется для обозначения того периода в истории страны, который связан с деятельностью М. С. Горбачева как руководителя СССР.) В контексте такого подхода необходимо вернуться к истокам. За точку отсчета в официальной пропаганде, в обиходе принято брать 1985 г. Вернуться туда важно и для того, чтобы прояснить стартовые условия. 1985 год начинался сложно. Во многих регионах страны стояли сильные морозы, лютовали метели. Лихорадило экономику. Сообщая об этом 28 января в передовой статье "К финишу пятилетки", газета "Правда" требовала: "Нельзя допустить, чтобы люди успокоились, снизили напряжение в работе". Социалистическая система традиционно была не в ладах с природно-климатическими факторами. Вспомним карусель ежегодных кампаний: "все ли готово к севу", "все на заготовку кормов", "битву за урожай -- выиграем", "готовить города к зиме", и т. п. Заголовки передовиц, лозунги менялись, но не изменялась суть: народное хозяйство всегда оказывалось неподготовленным в полной мере к очередному сезону, а тем более к капризам погоды. Как будто бы сильные морозы для нас такая же неприятная неожиданность, как снег в Сахаре. Так было и так, к сожалению, остается. Вместе с тем, год начинался в обстановке "нового трудового и политического подъема". 20 января "Правда" писала: "Тесно сплоченными вокруг ленинской партии идут советские люди навстречу выборам в Верховные Советы союзных и автономных республик, в местные Советы народных депутатов. Они безраздельно поддерживают внутреннюю и внешнюю политику КПСС... Трудящиеся полны решимости превратить завершающий год пятилетки в год ударной работы, высокими достижениями встретить XXVII съезд партии". Предвыборная кампания, как повелось уже давно, шла гладко, размеренно, по хорошо отработанному сценарию. Но когда же 28 февраля по Центральному телевидению был показан акт вручения К. У. Черненко удостоверения об избрании депутатом, стало очевидным, что слухи о тяжелой болезни Генсека не беспочвенны и надо ждать вскоре очередной смены лидера. Кто же возглавит ЦК, а значит и страну? Этот вопрос довольно вяло, среди прочего, обсуждался в курилках и на вокзалах, в очередях и на дружеских посиделках. Куда оживленнее обговаривалась проблема в кулуарах, так любимых у нас, совещаний и "форумов". Приход нового лидера мог непредсказуемо отразиться на карьере "ответственных" работников, вызвать заметные перемещения на различных этажах номенклатуры. А в массовом сознании прочно укоренилась уверенность, что перемены наверху мало что меняют в жизни рядового человека. Они воспринимались как "дворцовые игры". Надо учитывать особое, мифологизированное состояние общественного сознания. Официальные идеалы, о которых советскому человеку напоминали почти ежедневно на протяжении всей его жизни, находились в разительном противоречии с реалиями действительности. Но мало кто ставил это в вину самим идеалам. Мощная пропагандистская машина воспроизводила ложное сознание у миллионов людей. Сознание, из которого стремились вытеснить критическое начало, здравый смысл и утвердить серию мифов: "социализм -- самый прогрессивный общественный строй", "мы -- общество социальной справедливости", "мы -- самый образованный, самый читающий народ в мире", "у нас -- самая передовая наука" и т. п. Важным направлением этого мифотворчества было создание образа врага. И прежде всего, естественно, в облике "загнивающего империализма", из-за происков которого и мы живем не так, как хотелось бы. Технология применялась довольно примитивная -- противопоставление, но не фактов, а все тех же мифов. Если у нас "вы- сокая культура и духовность", то у них "массовая культура и бездуховность чистогана", у нас нравственность, у них нравы, у нас право на труд, у них безработица, у нас коллективизм, у них индивидуализм и так по любой проблеме до бесконечности. Как вскоре выявилось, подобная пропаганда достигает каких-то результатов лишь в условиях безгласности и невозможности предложить человеку альтернативную точку зрения. Пропагандистская ложь, естественно, не выдержала испытание не правдой даже, а полуправдой. Но в 1985 г. она своих целей еще достигала. Тогда противоречия идеалов и реальностей объяснялись согражданам не только происками чужеземных врагов, но и непреодоленными еще "болячками" капитализма в самом советском обществе: бюрократизм, спекуляция, мздоимство, воровство, некомпетентность руководителей. Всего этого вокруг было предостаточно, в особенности "дурных" начальников. И люди принимали все эти явления за первопричину бед и неурядиц, того, что реальный социализм не соответствовал программным сценариям. Неприятие, возмущение всеми этими явлениями все же нарастало. Людям надоели увешанные золотыми звездами старцы-правители. Надоели хорошо отрежиссированные политические спектакли и фальшивые лозунги. Надоели всевластие бюрократии, коррупция, сановное хамство. Рапорты о трудовых победах, показуха, бодряческие лозунги в газетах -- все это набило оскомину. Раздражало и высмеивалось. Регулярно публиковалась информация о заседаниях Политбюро ЦК КПСС, принимались все новые и новые решения, произносились многочисленные речи. Но при этом ничего и нигде, ни в какой сфере общественной жизни не происходило, не изменялось. И это рождало господствующую установку в общественном мнении: движение идет, но совсем не в нужном направлении, что-то делается, но вовсе не так, как надо. Эту убежденность трагическим образом подтверждала непонятная и неизвестная война в Афганистане. Словом, в стране сложилась ситуация, когда каких-то перемен желали все слои общества, все общественные группы. Вряд ли большинство глубоко осознавало их возможный характер и направленность. До прозрения -- так жить нельзя!--еще трудный, многолетний путь. К тому же, рядовой человек не очень верил в возможность принципиальных перемен. Не верил, но желал, жил надеждой. Хотели перемен и определенные группы партийных и государственных чиновников. Здесь тоже жила надежда, что более динамичные действия руководства партии оживят чахнущую экономику, укрепят систему и в конечном итоге упрочат власть. И эти надежды чутко уловил будущий Генеральный секретарь ЦК КПСС М. С. Горбачев. По традиции всякие новые веяния в общественной жизни СССР связывались со сменой лидера. Действовал своего рода принцип "новой метлы". Но означал ли приход нового руководителя действительное изменение политического курса? И могли ли сколько-нибудь радикальные изменения иметь место в принципе? Ведь смена "вождя" в стране всегда происходила в условиях жесткой преемственности политики КПСС, стратегии коммунистического строительства. Об этом напоминала "Правда" 13 февраля 1985 г.: "Умело используя и развивая огромный накопленный опыт, КПСС обеспечивает преемственность руководства, осуществления внутренней и внешней политики. Еще одним убедительным тому свидетельством явился Февральский (1984 г.) Пленум ЦК КПСС, на котором Генеральным секретарем ЦК избран К. У. Черненко". И все же из истории страны, из собственного опыта советские люди знали, что тезис "о роли личности в истории" не пустая фраза. Какие-то перемены в их жизни с приходом нового руководителя всегда происходили. К лучшему, или к худшему, другой вопрос. И всегда рождались надежды, но весьма осторожные, с оглядкой. История многому научила советских людей, но куда меньше -- власть предержащих. Какие-то перемены в СССР возможны только по инициативе "сверху" и только в результате кадровых перемен наверху. Это прекрасно понималось в обществе. Вопреки многолетним утверждениям, что продуктивная политика КПСС выражает общенародные интересы и вырабатывается в своих принципиальных основах на съездах партии. А задача ЦК и его руководства сводится лишь к ее воплощению в жизнь. Реальность же была совершенно иной. Если под политикой понимать процессы выявления и согласования интересов различных социальных групп и образований, интересов экономических прежде всего, то надо признать, что такого явления, как "политика", в СССР многие годы не было. И не могло быть в условиях монопольного господства КПСС. А разговоры о способности одной партии выразить общенародные интересы очередной миф, который, как и многие другие, быстро рухнул в годы перестройки. Не было и реальных субъектов политической жизн