с текущими военными задачами7. Советским солдатам предписывалось при угрозе сдачи в плен кончать с собой8. Один англичанин, военнопленный, освобожденный на востоке в самом конце войны, сообщал, что видел у красноармейцев экземпляры такого приказа9. Красноармейцы, оказавшиеся после освобождения из немецкого плена у англо-американцев, обращали внимание союзников на эти приказы как на неопровержимое доказательство того, что им давно уже вынесен заочный приговор10. Таким образом, советские намерения были хорошо известны и пленным, и союзникам. 458 Советскому солдату было достаточно хотя бы на короткое время оказаться за линией фронта (а это во время отступления 1941-42 годов случалось нередко) и пробраться назад к своим, как бедолаге Шухову из "Одного дня Ивана Денисовича" А. Солженицына, чтобы тут же подвергнуться наказанию. Шухову еще повезло: он получил 10 лет в исправительно-трудовом лагере. В книге Светланы Аллилуевой рассказывается о ликвидации Берией целых армейских частей, иногда очень крупных, временно попавших в окружение в 1941 году. Эта линия не менялась на протяжении всей войны: в феврале 1943 года двое рядовых, спасенных своими товарищами из плена, были затем расстреляны на месте11. Правда, иной раз карать по всей строгости мешала "правосудию" нехватка квалифицированных кадров. Два летчика, самолеты которых были сбиты за линией фронта, но которым все же удалось вернуться в свою часть, сразу же были отправлены в отдаленный "исправительный лагерь для летчиков" в Алкино, под Уфой. Там их некоторое время избивали и держали впроголодь, но хороших летчиков не хватало, и их освободили и вернули в часть12. Однако таких счастливчиков было немного. Для тех же, кто попал в руки к немцам и не сумел убежать, предполагалось пропорционально куда более суровое наказание. Эйзенхауэр в своей книге вспоминает, как поразило его объяснение одного советского генерала, что солдаты, сдавшиеся в плен, ни на что не годятся, а потому нечего о них заботиться13. По крайней мере в этом вопросе Сталин был последователен. В первый же месяц войны его сын Яков попал в плен под Смоленском. На допросах немецкие офицеры выяснили, что Яков Сталин не верит в возможность победы Германии над СССР, но опасается народного восстания против партийной диктатуры. 19 июля он послал записку отцу, который в ответ на это посадил жену Якова Юлию в тюрьму. Немцы несколько раз пытались обменять Якова, сначала на каких-то немцев, застрявших в Иране, затем на фельдмаршала фон Паулюса. Наконец, Гитлер, не чуждый, в отличие от Сталина, родственных чувств, предложил обменять Якова на своего племянника Лео Раубаля, попавшего в плен после поражения под Сталинградом. Сталин ответил отказом, лаконично пояснив: "Война есть война". Однажды, во время прогулки по саду, Сталин рассказал Жукову о том, что немцы склоняют Якова к переходу на их сторону,-- но "Яков предпочтет любую смерть измене Родине",-- добавил он "твердо". Маршала глубоко тронуло доверие Сталина, но вряд ли он задумался над тем, кто в данной ситуации был предателем14. Якова расстреляли немцы. Любой человек, ухитрившийся краешком глаза взглянуть на жизнь за пределами социалистической шестой части суши, немедленно оказывался на подозрении. Советские самолеты получали задания бомбить немецкие лагеря для военнопленных, где находи- 459 лись русские15. Суровые наказания ожидали не одних только мужчин: женщины, освобожденные из немецкого плена, тоже немедленно посылались в исправительно-трудовые лагеря за Арктическим кругом16. Как видно, наследникам Ленина не верилось, что, соприкоснувшись с капиталистическим миром, можно сохранить в чистоте советские идеалы. Один партизанский командир два года воевал против немцев в их тылу на Украине, был награжден орденом -- и затем брошен в Лубянскую тюрьму17. Интересна история солдата Лебедева. Попав в плен, он оказался в Освенциме и чудом выжил, хотя и возглавлял в лагере русскую секцию антифашистского сопротивления. После освобождения Освенцима советской армией в 1945 году Лебедева швырнули в телячий вагон и повезли на восток -- строить коммунизм в ГУ Лаге18. Система административных мер по репатриации строилась в полном соответствии с вышеназванными принципами, отработанными в самом начале борьбы с перебежчиками. Александр Фут, американец, бывший советским шпионом, вспоминает: . Однажды я предложил послать за границу специальную комиссию для ликвидации предателей родины, на что мне с понимающей улыбкой ответили: "Зачем торопиться, скоро на земле не останется такого места, где предатели могли бы спрятаться, и тогда они сами окажутся у нас в руках"19. Об организации репатриационной комиссии было официально объявлено 24 октября 1944 года, то есть через неделю после того, как Иден на совещании в Москве пообещал Молотову лично проследить за возвращением всех потенциальных репатриантов на родину. Главой комиссии был назначен генерал-полковник Филипп Голиков20. Это назначение представляется весьма любопытным. Ведь с точки зрения советских руководителей, все советские солдаты, попавшие в плен, заслуживали сурового наказания -- ибо в плен их могла привести либо трусость, либо нерадивость. Но тогда -- не странно ли, что руководство репатриационными операциями Сталин поручил одному из самых трусливых и несостоятельных советских генералов? Более того, Голиков был из тех военачальников, на ком лежала главная вина за неподготовленность СССР к войне -- за неукомплектованность армии, вследствие чего, в первую очередь, и попали в 1941 году в плен большинство советских солдат. Будучи с июля 1940 года начальником разведывательного управления генерального штаба, он совершил на этом посту множество непростительных ошибок. Позже, во время обороны Сталинграда, Хрущев подал рапорт о том, что Голиков панически боится немцев, и Голикова с поста сняли21. 460 Под стать начальнику был и заместитель Голикова по репат-риационной комиссии -- генерал К. Д. Голубев. Он был настоящий гигант, но, по словам генерала Дина, "его умственные способности никак не соответствовали размерам его тела"22. Впрочем, роль Голикова и Голубева в реальной работе комиссии была ничтожна, они являлись всего лишь представительными манекенами. Настоящую же работу выполняли Главное управление контрразведки (ГУКР) -- за границей, и НКГБ -- внутри страны. С июня 1941 главным занятием этих организаций-близнецов было держать в страхе советское население за линией фронта и арестовывать вышедших из немецкого окружения. После Сталинграда, когда направление войны изменилось, они двинулись в освобожденные районы, убивая сотни и тысячи жителей по подозрению в сотрудничестве с врагом23. Теперь, в 1945 году, они были готовы к выполнению огромной задачи -- поглотить миллионы русских, возвращаемых Западом. Советские репатриационные комиссии растеклись по всей Европе24. Западные офицеры, столкнувшиеся с полковниками и генералами, возглавлявшими эти миссии, вспоминают об одном и том же: в разговорах о военных делах советские офицеры проявляли полное невежество и приходили в замешательство. Так, генерал Вихорев в Париже бормотал: "Я не служил во время войны в авиации... Я был в других войсках..."25 Ларчик открывался просто. Как объясняет бывший офицер СМЕРШа, "все сотрудники этих миссий были профессиональными чекистами"26. Голиков и Голубев хотя бы были еще и профессиональными военными. Но подавляющее большинство офицеров СМЕРШа и вовсе не нюхало пороху. Их участие в военных действиях сводилось к издевательствам над украинскими девушками, взятыми на допрос, или к убийству мальчика, вышедшего из строя в поисках матери27. Как стыдливо объяснял майор Шершун Чеславу Йесману, он во время войны занимался охраной эвакуируемого на восток оборудования28. И вот таким людям было дано право запихивать героев войны в телячьи вагоны, покрикивая на них: "Почему попал в плен? Почему не сбежал? Почему не убивал власовцев?"29 Что до последнего упрека, то СМЕРШ, бесспорно, уничтожил гораздо больше красноармейцев, чем вся РОА и казаки вместе взятые30. В репатриационных миссиях чекистам был предоставлен небывалый простор для выполнения их разнообразных задач31. Там же, где полной свободы действий не было, прибегали к внедрению тайных агентов, запугиваниям, угрозам, шантажу. Впрочем, для поимки тех, кто был признан советским гражданином, никаких сверхъестественных усилий не требовалось: англо-американцы с величайшей готовностью выдавали их сами, задача же сотрудни- 461 ков миссий сводилась к тому, чтобы склонить максимальное число пленных к "добровольному возвращению" на родину. Это было важно по нескольким причинам. Во-первых, многочисленные отказы могли вызвать опасные настроения среди союзных солдат, назначенных проводить репатриацию. Во-вторых, английским политическим деятелям было проще оправдывать свою политику, утверждая, что число русских военнопленных, отказывающихся вернуться на родину, невелико. Кроме того, имелись еще и лица со спорным гражданством, которых англо-американцы и вовсе не могли репатриировать без добровольного согласия. Агенты СМЕРШа и НКВД действовали по-разному: открыто, через своих аккредитованных представителей, и тайно, через секретных сотрудников, внедренных или завербованных среди военнопленных. Для выяснения имен уклоняющихся от репатриации допрашивали репатриированных пленных32. Допрашивали и тех, кто решительно отказывался вернуться на родину. Так, Патрик Дин отметил, что советский офицер в Лондоне "жестоко допрашивал" одну русскую женщину33. В других случаях оказывалось достаточно менее суровых мер. В мае 1945 года среди тех, кто добровольно согласился вернуться, оказался некий Владимир Оленич. Позже он рассказывал, как допрашивавший его сотрудник НКВД напомнил ему о семье, живущей в СССР. Одного этого упоминания оказалось достаточно. Оленич понял, что угрожает его близким, если он откажется вернуться, и согласился назваться советским гражданином, хотя и был поляком34. Кстати, даже в английском МИДе понимали, что давление НКВД играет большую роль в деле возвращения пленных. Об этом писал, в частности, Кристофер Уорнер35. В лагерях для военнопленных СМЕРШ быстро организовал "внутренний круг" агентов и информаторов во главе с "комиссарами". Информаторы составляли "черные списки" тех, кто не желал репатриироваться, сообщали о планируемых побегах36. Иногда этих действительных или мнимых пособников СМЕРШа убивали. Так, в лагере под Веной один пленный застрелил своего товарища, заподозрив его в составлении списков для НКВД37. В рядах РОА и казачьих частях наверняка было множество советских агентов еще до сдачи в плен38. Вообще же, в репатриационных операциях наравне с офицерами СМЕРШа нередко принимали участие и бывшие пленные. Во Франции, например, из 60 энкаведешников, работавших в миссии генерала Драгуна, половина были штатные сотрудники из СССР, остальные же -- бывшие военнопленные, рассчитывавшие заслужить прощение39. Сомнительно, однако, чтобы они преуспели в этом. Многих русских, привезенных в Англию из Франции в 1944 году и до этого прошедших через немецкие концлагеря, пришлось 462 сразу же поместить в госпиталь. Воспользовавшись этим, представитель миссии советского Красного Креста профессор Саркисов обратился через прессу "к общественным и другим организациям" в Англии, которым "известно местопребывание больных русских", с просьбой сообщить их фамилии и адреса в лондонскую миссию советского Красного Креста. Но военное министерство и МВД отказались помочь профессору в его "гуманной задаче" -- вызвав тем самым недовольство сотрудника МИДа Джона Голсу-орси, обвинившего министерство в "обструкции представителей союзника"40. Советский Красный Крест был известен на Западе как организация, служащая целям советского правительства, в частности -- ВЧК/НКВД/КГБ, а не задачам Международного Красного Креста как такового41. Следующим шагом НКВД в работе с пленными, после отбора и перевозки их домой, был прием репатриантов в СССР. Однако многие пленные расставались с жизнью, едва ступив на контролируемую советскими войсками землю. "Тайме" 4 июня 1945 года писал, что в Берлине "с изменниками из власовской армии советские расправляются скопом". Об обменном пункте в Торгау в статье сказано: "Целое крыло тюрьмы было выделено для приговоренных к смертной казни, большинство которых составляли солдаты армии Власова. Они кричали из-за зарешеченных окон: "Мы умираем за родину, а не за Сталина"42. Огромное множество казаков, выданных в Австрии,-- в том числе большая часть офицеров -- были расстреляны в первые же дни после выдачи на юден-бургском металлургическом заводе, на сборном пункте в Граце, по дороге в Вену43. С пленными расправлялись и другими способами. А. Солженицын видел, как смершевец безжалостно стегал кнутом власовца44. Другого пленного привязали к двум березам и разорвали45. Сколько из них погибло вот так сразу после выдачи -- неизвестно, но, верно, счет идет на тысячи46. Возможно, покончившие с собой и вправду выбрали не самое худшее. Из уцелевших большинство проходило через изощренную систему допросов. Как уже говорилось, все их пожитки, включая смену одежды, повсеместно конфисковывали и уничтожали; мужчин, женщин и детей сразу же отделяли друг от друга для последующей отправки в разные лагеря47. В книге Анатолия Грановского, офицера, перебежавшего на Запад, рассказывается, как на берегах Эльбы офицеры НКВД следили за прибывающими из американской зоны баржами с перемещенными лицами из Тангермюнде. Энкаведешники радушно встретили соотечественников, но стоило американцам уехать, как картина разом изменилась, раздались крики: "Эй вы, предатели, быстренько складывайте вещички и стройтесь". Злобные псы рвались с поводков, яростно лая на ошелом- 463 ленных репатриантов. Тот же источник дает нам некоторое представление о судьбе женщин. В одном лагере перемещенных лиц комендант-энкаведешник показал Грановскому на женщин и объяснил: "Если хочешь, можешь поиметь любую за пару сигарет или стакан воды -- у них в бараках нет водопровода"48. Для приема репатриантов советская администрация выделила в Германии лагеря "восточных рабочих" и другие сборные пункты, в большинстве своем обнесенные проволокой и охраняемые Однако в некоторых местах приток заключенных достигал таких размеров, что обеспечить охрану было просто невозможно. Николай Комаров в мае 1945 года находился с группой казаков в Австрии. В поисках работы в советской оккупационной зоне он отправился в один из лагерей, но там его охватили сомнения и он решил вернуться назад. И наверное, правильно сделал -- он и сейчас, более 30 лет спустя, живет на свободе49. Зато другой герой нашей книги -- Шалва Яшвили -- угодил прямиком в волчью пасть. В 1945 году англичане отправили его вместе с другими грузинами в огромный советский лагерь в Таранто (Италия), и там Яшвили пришлось выслушивать заверения майора Грамасова, что родина все простит. Яшвили считал, что все должно быть наоборот: просить о прощении следовало бы советскому правительству, так жестоко бросившему на произвол судьбы своих пленных граждан. В августе Шалва в группе из 250 человек отправился поездом на север. Их охраняли английские солдаты, но речи о насильственной репатриации не заходило. Только когда они вышли на станции в советской зоне Австрии, стало понятно, что дело плохо. Яшвили заметил, как грузинский майор отдал честь советскому полковнику, по виду буряту или монголу, тот не ответил на приветствие и пробормотал что-то неразборчивое. Майор вернулся к своим товарищам "бледный как смерть". Когда группы пленных вывели со станции, они оказались перед взводом смершевцев с автоматами. Сомнений не оставалось: они попали в ловушку. В близлежащем лагере грузины провели две ночи. Яшвили сразу же решил бежать, понимая, что у уроженца солнечной Грузии мало шансов выжить в Магадане. В Таранто он с друзьями организовал футбольную команду, игравшую против англичан и американцев. Теперь же он обсуждал с друзьями по команде планы побега. Австрийский охотник, проходивший мимо лагеря, предложил провести их тайными тропами в английскую зону, но они не успели осуществить этот план: поступил приказ идти на восток. Это было долгое и мучительное путешествие. Еду привозили на грузовиках, но несколько дней пленных вообще не кормили. 464 Однажды Яшвили с друзьями едва не погиб от руки разъяренного офицера НКВД, поймавшего их на том, что они прокрались на ферму сварить себе какой-нибудь еды. Наконец, они дошли до огромного лагеря около Винер Нейштадт, где было не менее 60 тысяч пленных. По периметру стояли охранники, но проволочного ограждения не было и никто не контролировал жизнь узников в лагере, а потому проверка по списку была бы здесь попросту невозможна. Яшвили, не оставлявший мысли о побеге, заметил, что с одной стороны лагерь огибает маленькая речушка, и хотя там стояли охранники, в лагерном шуме и гаме ничего не стоило проскользнуть мимо них незамеченными. Яшвили с тремя друзьями грузинами, тоже твердо решившими бежать, изучил местность. Охранники постоянно были на посту, но их внимание поглощали в основном толпы женщин, стиравших белье в речке. Молодые девушки высоко поднимали юбки, входя в воду, смеялись, перекрикивались с подружками. Стояли жаркие августовские дни, война была позади, и неудивительно, что часовых больше занимали загорелые девичьи ножки, а не четверо парней, залезших в реку в засученных по колено штанах и выбравшихся на другом берегу посушиться на солнце. И никто не заметил, как еще через несколько минут парни куда-то исчезли. Они затаились в кустарнике и просидели там до темноты, жуя тушенку и попивая вино из фляжки, вымененной у красноармейца-шофера на польскую шапку. Когда настал вечер, они двинулись на запад,, к горам. Несколько дней они блуждали по лесам, ориентируясь по солнцу и питаясь нарытой в полях картошкой, которую варили в касках, в изобилии валявшихся вокруг. Наконец им удалось пробраться в американскую зону. Яшвили и сегодня живет на Западе. История Яшвили может послужить опровержением мнения об эффективности работы СМЕРШа. На самом деле поставленная перед этой организацией задача была так грандиозна, что справиться с ней было действительно очень трудно. Об этом пишет один офицер СМЕРШа, работавший в Австрии: В нашей баденской администрации не хватало людей для такой огромной операции. Были стянуты все резервы из Мод-линга, но и этого было недостаточно. ГУКР СМЕРШ срочно послал особые группы своих сотрудников в комиссии по проверке... но даже после этого работников все еще не хватало. Абакумову, начальнику ГУКР СМЕРШ, пришлось позаимствовать людей из других управлений НКГБ... По документам, проходившим через третий отдел СМЕРШа, где я работал, я знаю, что по просьбе народного комиссара государственной безопасности Меркулова Берия тоже подбросил офицеров -- 465 из управления милиции, следственного отдела и даже из третьего управления ГУЛага. Разумеется, к нам эти офицеры прибыли уже в военной форме. Комиссии по проверке должны были разделить советских граждан на три категории. В первую входили те, кого считали врагами советской власти -- сюда, конечно, относились все власовцы и казаки. Вторая обозначалась как "относительно чистая" -- туда входили те, кого нельзя было доказательно обвинить в сотрудничестве с врагом. И наконец, третья состояла из незначительного меньшинства, сумевшего и на Западе проявить лояльность к советскому режиму. По первоначальному плану первая категория подлежала отправке в исправительно-трудовые лагеря, вторая должна была заниматься принудительными работами на воле, а счастливчиков из третьей категории предполагалось направить на послевоенное строительство50. Но из-за сложности и огромного объема работы часто возникала неразбериха, люди попадали не в те категории, с наказаниями тоже случались накладки. Проверка затянулась на несколько лет. Все это время заключенные не сидели сложа руки. Один бывший зэк вспоминает, что его товарищи по камере "приехали из проверочно-фильтрационных лагерей в Донбассе, где они работали под землей, восстанавливая шахты, затопленные немцами. Другие были из таких же лагерей в центральной России". Но эта работа не считалась наказанием и при определении сроков заключения не учитывалась. Многие из тех, кто попал в третью категорию, были поначалу отпущены домой, "но позже все равно оказались в тюрьме"51. Один полковник, комендант проверочно-фильтрационного лагеря, был одержим идеей, что большинство его подопечных -- американские шпионы, и всячески усердствовал, чтобы эти опасные твари кончили свои дни в его лагере. Клеймо вины лежало и на тех, кого немцы угнали силой. Вот история молодой украинки. В семнадцать лет ее вывезли в Германию, где она работала на военных заводах Круппа, нажила туберкулез, кашляла кровью. После освобождения она вернулась на родину с самыми радужными надеждами. Конечно, она понимала, что будет нелегко, но мысль о наказании не приходила ей в голову: кому нужна девушка, заболевшая на работах в Германии. Однако ей не довелось увидеть родную Украину. Без всякой проверки ее послали в наглухо закупоренном поезде на Колыму52. Никак не учитывался при решении судьбы бывших пленных и вопрос о добровольности возвращения. Одна группа пленных, работавшая на укреплениях Атлантического вала, услышав по московскому радио обращение генерала Голикова, с энтузиазмом пус- 466 тилась в путь к границе. Их встретили как героев, им бросали цветы, а потом посадили в телячьи вагоны и швырнули в утробу ГУЛага. Через год они доходили от дистрофии53. Уже сам путь в поездах был преддверием лагерной жизни. В июле и августе 1945 года жители южной Польши постоянно слышали шум таинственных поездов, проходящих мимо станций. Шли они чаще всего по вечерам, на большой скорости, лишь мелькали вагоны для перевозки скота да платформы с пулеметами. Однажды вечером такой поезд остановился в польском городке Бече. Охранники, с автоматами наизготовку, спрыгнув на землю, окружили вагоны. Через приоткрытые двери виднелись сбившиеся в кучи оборванные люди. Кто вы?-- прокричали им поляки. Военнопленные!-- гулко прозвучало в ответ. Куда едете? В Сибирь. Но тут паровоз засвистел, охранники прыгнули в вагоны, и мрачный поезд двинулся в путь. Поезда с пленными шли по железной дороге Краков-Львов, минуя Варшаву (очевидно, чтобы не демонстрировать жителям столицы преимущества жизни при социализме)54. С наступлением зимы в нетопленых поездах резко возросла смертность. Поезда-тюрьмы обычно имели при себе прицеп из двух вагонов с трупами умерших в дороге от холода и голода. Иногда мертвых не отделяли от живых, и трупы обнаруживались только при выгрузке. У живых безжалостно отбирали все, чем только можно было поживиться: охранники НКВД и уголовники прибирали к рукам старые джинсовые куртки, носки, ручки55. Одна латышка, вернувшаяся на родину в сентябре 1945 года в вагоне товарного поезда, в котором ехали 45 человек и их багаж, вспоминает: Мы составили мешки с двух сторон, и я примостилась на них, как курица на насесте. Возле меня было крошечное оконце с гвоздем и веревкой, и мы повесили туда детский горшок. В другом конце вагона еще одна мать сделала то же самое. Когда кому-нибудь было нужно воспользоваться горшком, он просил передать ему "розочку": уборной в вагоне не было... Через несколько дней, кружным путем, мы прибыли в Житомир. К этому времени у нас в вагоне умерла одна старушка, и когда поезд остановился, мы упросили охранников позволить нам похоронить ее. Выкопав могилку прямо возле насыпи, мы положили туда старую латышку в белой простыне. Вдруг в последний момент к нам подбежала молодая украинка из другого вагона с мертвым ребенком на ру- 467 ках: мы положили его возле старушки и похоронили их вместе, поставили на могиле крест, положили цветы. В этом же вагоне находился известный латышский музыкант, профессор Жуберт. Он умер во время пути, 11 октября, и в течение семи часов тело его оставалось в вагоне. Когда поезд остановился, обитатели вагона стали молить охранников разрешить похоронить профессора, но те велели оставить голое тело музыканта на платформе, пообещав похоронить его позже с другими трупами. Мы надели на профессора белье и носки, обвязали его чистой мешковиной, и два парня из нашего вагона осторожно вынесли и уложили тело на платформе. Мы простояли на этом полустанке до следующего дня. Вечером разразилась гроза, начался ливень. Поезд перевели на другие пути. Наутро эти двое парней пошли посмотреть, похоронили ли уже профессора. Они вернулись бледные от ужаса: тело профессора все еще лежало на насыпи, в грязи, с него сняли все, что на нем было... Мы скрыли это страшное известие от его жены56. Подавляющее большинство репатриированных оказалось в исправительно-трудовых лагерях. Казаки, сдавшиеся в плен в Австрии, были по большей части направлены в лагерный комплекс в районе Кемерово, в центральной Сибири, где многие умерли от невыносимых условий57. Власовцы были рассеяны по разным лагерям. Один финн повстречал власовцев из Англии в знаменитой Бутырской тюрьме в Москве58. Видели их и в Караганде, и на Воркуте, и в других советских аналогах Майданека и Освенцима59. Айно Куусинен, сидевшая на Воркуте, вспоминает: В 1945 появились еще тысячи военнопленных, на сей раз члены армии генерала Власова, воевавшие на стороне нацистов. Многие были в кандалах. Этих несчастных послали добывать уголь в отдаленных зонах. Я познакомилась с одним из них, полковником, попавшим к нам в больницу. Узнав, что я тоже политическая, он сказал мне, что, наверное, его скоро расстреляют, но его ненависть к режиму переживет его60. Впрочем, история репатриантов в исправительных лагерях -- это уже история ГУЛага, и мы отсылаем читателя к "Архипелагу ГУЛагу" А. Солженицына. Наверное, мы никогда не узнаем -- хотя бы с приблизительной точностью -- число репатриированных, влившихся в 20-25-миллионную армию рабов, которые составляли в ту пору население лагерей. Нам остается лишь гадать об этом. 468 Согласно официальной советской статистике, опубликованной в 1945 году, освобождено и репатриировано было 5 236 130 советских граждан, из них 750 тысяч в тот момент еще находились в пути. Остальные 4 491 403 человека, как говорится в советской публикации, вернулись в родные места или же получили работу в других районах, государство предоставило им денежные займы, обеспечило продовольственными карточками и строительными материалами. Особая забота была проявлена о детях61. Один западный поклонник советского режима в более критическом контексте признает, что, вероятно, 500 тысяч из вернувшихся были посланы в лагеря, однако же всякий, кто мог разумно обосновать сдачу в плен, мог быть уверен, что избежит кары, "и офицеры, как правило, не подлежали наказанию"62. Бывший офицер НКВД, имевший доступ к досье этой организации, сообщает другие цифры, которые представляются нам более точными. Всего из ранее оккупированных районов в 194347 годах было репатриировано около пяти с половиной миллионов русских. Из них 20 % -- расстреляны или осуждены на 25 лет лагерей (что по сути дела равносильно смертному приговору). 15-20 % -- осуждены на 5--10 лет лагерей. 10 % -- высланы в отдаленные районы Сибири не менее, чем на шесть лет. 15 % -- посланы на принудительные работы в Донбасс, Кузбасс и другие районы, разрушенные немцами. Вернуться домой им разрешалось лишь по истечении срока работ. 15-20 % -- разрешили вернуться в родные места, но им редко удавалось найти работу. Эти весьма приблизительные данные не дают при сложении 100%: вероятно, недостающие 15-25 % -- это люди, "скрывшиеся" уже в СССР, умершие в дороге или бежавшие. Однако число пострадавших не ограничивается теми, кто побывал в немецкой неволе. Все родственники людей, временно вышедших из-под советского контроля, автоматически оказывались на положении подозреваемых. Так, в 1950 году органы уговорили одну 14-летнюю девочку следить за своим отцом, бывшим военнопленным. Бывало и наоборот: работники НКВД шантажом заставляли бывших военнопленных доносить на друзей и родных. Над всеми, кто был связан с такими людьми, повисало облако недоверия. Брата одного человека, репатриированного американцами, по этой причине не взяли на работу63. В романе советского писателя Федора Абрамова "Две зимы и три лета", где действие происходит 469 в послевоенной деревне, есть персонаж, бывший военнопленный, подвергнутый как предатель всеобщему остракизму64. Улов ГУЛага пополнялся также за счет родственников тех, кто в 1945 году бежал от Красной армии на Запад. Хотя при этом советское правосудие могло пользоваться законом от 1934 года, в котором говорилось об ответственности родственников65, предпочтение в общем отдавалось сфабрикованным обвинениям. Очевидно, законники смутно чувствовали, что с этим пунктом все же дело нечисто66. 17 сентября 1955 года правительство Хрущева объявило амнистию для репатриантов67. Многие были освобождены, многим сократили сроки. Но тысячи остались за бортом амнистии. По сообщению ЦРУ, в 1956 году на Кыштымском атомном заводе на Урале работало 25 тысяч бывших власовцев68. К тому же многие не дожили до амнистии, умерли от голода, холода, болезней и лишений. Среди тех, кто выжил, оказалась горстка старых эмигрантов, выданных англичанами в Австрии. Они-то и принесли на Запад рассказы о лагерях ГУЛага. ПРИМЕЧАНИЯ о 1. См.: "A. I. Romanov". Nights Are Longest There: Smersh from the Inside.-- London, 1972, p. 136. 2 См.: Gerald Reitlinger. The House Built on Sand -- London, 1960, pp. 394--395. См : Qustav Herling. A World Apart.-- London, 1951, pp. 59, 122; Mikhail Koriakov I'll Never Go Back.-- London, 1948, p. 113; А. Солженицын. Архипе лаг ГУЛаг (1918-1956). Опыт художественного исследования, т. 1.-- Париж, ИМКА-Пресс, 1973, с. 88. См. также: Unto Parvilahti Beria's Gardens.-- Lon don, 1959, p. 65; "Voinov". Outlaw: The Autobiography of a Soviet Waif.-- London, 1955 [В дальнейшем: Outlaw], p. 195. См.: А. Солженицын. Архипелаг ГУЛаг, т. 1, с. 249. См : Aino Kuusinen. Before and After Stalin.-- London, 1974, pp. 200--201. См.: "N. N. N." На фронте 1941 года и в плену -- Буэнос-Айрес, 1974, с. 75. Информация предоставлена профессором Джоном Эриксоном, которому я чрезвычайно признателен за то, что он объяснил мне характер этих приказов. См также: А. Солженицын. Архипелаг ГУЛаг, т. 1, с. 92. Упоминание о прика зах за NoNo 260 и 270 от 1942 года см. в кн.: Julius Epstein. Operation Keelhaul: The Story of Forced Repatriation from 1944 to the Present.-- Old Greenwich, Connecticut, 1973, p. 149; D. J. Dallin, B. I. Nicolaevsky. Forced Labour in Soviet Russia.-- London, 1948, p. 283. См.: "N. N. N.", указ. соч., с. 38. 9 См.: The Daily Mail, 30.5.1945. 10 Советские пленные в Египте цитировали англичанам приказ No 131 (см/ Архив военного министерства Великобритании, 32/11137, 45 А, 56 А). В Форте Дике в США полковник Роджерс представил аналогичный рапорт (см.: Николас Бетелл. Последняя тайна-- Лондон, [1978], с. 199--200) См.: Peter Deriabin, Frank Gibney. The Secret World -- London, 1960, p. 49. Еще больше повезло одному начальнику штаба дивизии и полковнику, попав шим в окружение: у них по возвращении из окружения были просто мелкие неприятности. Но то было критическое время, начало 1943 года (см. там же, р 51), когда каждый командир был на счету и лишь рядовые не считались незаменимыми. См.: Dwight D. Eisenhower. Crusade in Europe.-- New York, 1950, pp. 468--469. См.: В Штрик-Штрикфельд. Против Сталина и Гитлера.-- Посев, 1981, с. 32; Светлана Аллилуева. Двадцать писем к другу.-- Нью-Йорк, 1967, с. 151--154; Рой Медведев. К суду истории.-- Нью-Йорк, 1974, с. 941; Werner Maser. Hitler.-- London, 1973, pp. 6--7; Г. К. Жуков. Воспоминания и размышле ния.-- Москва, 1971, с. 591. 15 См.: Outlaw, pp. 216--217. 16. Николай Краснов. Незабываемое.-- Сан-Франциско, 1957, с. 208, 231; "A. I. Romanov", указ. соч., с. 84--85. 471 См.: Unto Parvilahti, указ. соч., р. 38. Информация получена от Джозефа Гарлинского, бывшего узника Освенцима, и секретаря Международного комитета лагерей Германа Лангбейна. Та же самая участь постигла узников Бухенвальда (см.: А. Солженицын. Архипелаг ГУЛаг, т. 1, с. 249). Описание Бухенвальда непосредственно после освобожде ния см. в кн.: Mikhail Koriakov, указ. соч., р. 145; о военных в ГУЛаге см. кн.: Edward Buca. Vorkuta.-- London, 1976, pp. 18, 30, 54, 175; см. также кн.: Дмитрий Панин. Записки Сологдина.-- Посев, 1973, с. 379--380, 398, 421. David J. Dallin. Soviet Espionage.-- Yale, 1955, p. 231; Alexander Foote. Hand book for Spies.-- London, 1964, p. 155. Malcolm J. Proudfoot. European Refugees.-- London, 1957, p. 154. Возглавляемое Ф И. Голиковым учреждение официально называлось "Центральное управление по делам репатриации" и имело свои отделы при СНК РСФСР, Украины, Бело руссии, Молдавии, Эстонии, Латвии, Литвы, на всех фронтах, при исполкомах местных Советов ранее оккупированных территорий и т. д. Были созданы также заграничные отделы и группы репатриации (которые обычно называли репатриа- ционными комиссиями или миссиями), имевшие за пределами СССР 249 прием- но-распределительных пунктов, т. е. лагерей. (Примеч. ред.) См.: А. М. Некрич. 1941, 22 июня.-- Москва, 1965, с. 121--122; Рой Медве дев, указ. соч., с. 884, 902--903; А.Солженицын. Архипелаг ГУЛаг, т. 1, с. 245--246. John R. Deane. The Strange Alliance.-- London, 1947, pp. 188--189. См.: "A. I. Romanov", указ. соч., pp. 119--120, 169--170; Victor Kravchenko. I Chose Freedom.-- London, 1947, pp. 427--428; Рой Медведев, указ. соч., с. 938--939; John Erickson. The Road to Stalingrad.--- London, 1972, p. 176. Подробнее о миссиях и их организации см. в кн.: Malcolm J. Proudfoot, указ. соч., pp. 154, 157, 213--214, 290; Архив военного министерства Великобрита нии, 32/11119, 158 А--160 А, 228 А; 32/11139, 7 А, 83 А, 216 А--217 А; 32/11647, 13 А и последующие. Подробнее см.: Per Olov Enquist. The Legionnaires.-- London, 1974, p. 108; Mikhail Koriakov, указ. соч., pp. 160--161. Чеслав Йесман свидетельствует об отсутствии боевого опыта у Васильева и Шершуна, работавших в Англии, а Деннис Хиллс утверждает то же самое о полковнике Яковлеве и его помощниках в Италии. "A. I. Romanov", указ. соч., р. 171. См.: Elinor Lipper. Eleven Years in Soviet Prison Camps.-- London, 1951, p. 74. Тем же самым занимался и "А. И. Романов" (см.: "A. I. Romanov", указ. соч., р. 34). Такие перевозки в 1941 г. перешли в компетенцию Берии (см.: Victor Kravchenko, указ. соч., р. 404); они осуществлялись в основном заключенными. D. J. Dallin, В. I. Nicolaevsky, указ. соч., р. 286. См. рассказ о массовом убийстве в кн.: "A. I. Romanov", указ. соч., р. 167--169. См.: Malcolm J. Proudfoot, указ. соч., pp. 156--157, 271. См.: Архив военного министерства Великобритании, 32/11683, 196 А. См.: Архив министерства иностранных дел Великобритании, 371 /47901, 43. См. там же, 371/47899; 47897, 141 -- 143. 472 См.: Архив военного министерства Великобритании, 32/11137, 101 А (6 В) См. там же, 45 А, 46 А (Александрия); 32/11119, 14 D (лагерь Баттервик); Архив министерства иностранных дел Великобритании, 371/43382, 83 (Кемптон-Парк). Множество других примеров читатель найдет на страницах этой книги. Vladimir Petrov. It Happens in Russia: Seven Years Forced Labour in the Siberian Goldfields.-- London, 1951, pp. 452--453. "A. I. Romanov", указ. соч., р. 127; Вячеслав Науменко. Великое предательст во: выдача казаков в Лиенце и других местах (1945-1947), т. 1.-- Нью-Йорк, 1962, с. 186. См.: Outlaw, p. 241. Архив военного министерства Великобритании, 32/11119, 210 А; Архив ми нистерства иностранных дел Великобритании, 371/50606, 189--194. См. об этом в кн.: Antony G. Sutton. Wall Street and the Bolshevik revolu tion.-- New Rochell, 1974, p. 87; David J. Dallin. Soviet Espionage.-- Yale, 1955, pp. 122, 406--407. Anita Preiss. Verbannung nach Sibirien.-- Manitoba, 1972, S. 24. В. Науменко, указ. соч., т. 1, с. 146--147; там же, т. 2, Нью-Йорк, 1970, с. 355. А Солженицын. Архипелаг ГУЛаг, т. 1, с. 261--262 См : Mikhail Koriakov, указ. соч., с. 116. В Англии предполагали, что половина 5 тысяч пленных, отосланных в 1944 году в Мурманск, была расстреляна (см.: Архив военного министерства Вели кобритании, 32/11119, 240 В). Эта цифра, однако, представляется сильно завышенной. 47. См.: Outlaw, p. 239; В. Науменко, указ. соч., т. 2, с. 53. 48 Anatoli Granovsky. All Pity Choked: The Memoirs of a Soviet Secret Agent.-- London, 1955, pp. 212--214. Информация любезно предоставлена Николаем Борисовичем Комаровым. См.: "A. I. Romanov", указ. соч., pp. 172--175; D. Dallin, В. Nicolaevsky, указ. соч., р. 284. 51 Antoni Ekart. Vanished without Trace: the Story of Seven Years in Soviet Russia.-- London, 1954, pp. 302--303. См.: Elinor Lipper, указ. соч., р. 281--282. См.: Antoni Ekart, указ. соч., р. 236--237. Аналогичный случай описан в кн.: Edward Виса, указ. соч., р. 184 . См.: John Fischer. The Scared Men in the Kremlin.-- London, 1947, p. 118--119. См.: А Солженицын. Архипелаг ГУЛаг, т. 1, с. 567. Этот рассказ госпожи Липинс любезно передала мне ее родственница, Яна Хейл. См. также: Malcolm J. Proudfoot, указ. соч., pp. 218--219. Подробнее см. кн : В. Науменко, указ. соч., т. 2, с. 237--292, 297--317, 319--339; A. Petrovsky. Unvergessener Verrat!-- Miinchen, 1961, SS. 261--263, 336. См.: Unto Parvilahti, указ. соч., pp. 60--61. См.: Bernard Roeder. Katorga: An Aspect of Modern Slavery.-- London, 1958, p. 7; Urszula Muskus. Dlugi most: Moje Przezycia w Zwiazku Sowieckim 1939-1956.-- London, 1975,1. 124--125. 473 60. Aino Kuusinen, указ. соч., р. 177. В львовской тюрьме их голыми запихивали в к