ссов, а не мелкого производителя. Если бы мы с этой линии, коренной и основной, сбились, тогда мы перестали бы быть социалистами..." Как видим, по форме Сталин держался за "букву". Его поддерживали. Он громил тех, кто осмеливался отойти от "буквы". Но "утверждая" социализм, Сталин прежде всего превратил рассуждения, полемику, предположения классиков в догму, а затем и эту догму извратил, в угоду цезаризму. Поэтому, видимо, можно сказать, что сталинизм вырос на марксистской почве, питался его искаженными постулатами и выводами. Из этого не следует, что марксизм виновен в сталинизме. Марксизм как мировоззренческая и методологическая концепция философских, экономических и социально-политических взглядов на общество, природу и мышление не отвечает за то, как его интерпретируют. Марксизм-не сборник рецептов, как в кулинарной книге. Это не план политических действий. Но именно так понимал марксизм Сталин. Подводя в январе 1933 года итоги первой пятилетки и касаясь результатов "в области борьбы/с остатками враждебных классов", Сталин так интерпретировал один марксистский тезис: "Некоторые товарищи поняли тезис об уничтожении классов, создании бесклассового общества и отмирании государства, как оправдание лени и благодушия, оправдание контрреволюционной теории потухания классовой борьбы и ослабления государственной власти. Нечего и говорить, что такие люди не могут иметь ничего общего с нашей партией. Это - перерожденцы либо двурушники, которых надо гнать вон из партии. Уничтожение классов достигается не путем потухания классовой борьбы, а путем ее усиления". Безапелляционность, механистичность, примитивизм понимания марксистских идей были предвестником грядущих новых бед. Но эти беды Сталин выдаст за победу и освятит марксистским знаменем. Канонизировав фундаментальное положение марксизма о классовой борьбе, Сталин пришел к той модели социальных отношений, которые мы сегодня решительно осуждаем. Нельзя не сказать, что на каком-то этапе, еще задолго до Сталина, в пропаганде марксизма возникла тенденция абсолютизировать многое из того, что было сказано великими мыслителями. Сталин .был одним из тех, кто унаследовал и настойчиво развивал эту традицию. Все сказанное отнюдь не имеет целью что-то "оправдать" в Сталине и сталинизме. Нет, конечно. Но появившиеся многочисленные публикации последних лет часто связывают все деформации, все ошибки и преступления только с одним человеком. Если бы все это было так, то мы бы давно уже освободились от сталинизма. Но Сталин умер, а сталинизм еще жив. Мне представляется, что исторически сталинизм стал одной из возможностей (предельно негативной) реализации тех идей, которые были изложены в марксистской доктрине. Извечное стремление людей к свободе, счастью, равенству, справедливости было чрезвычайно привлекательно выражено в марксизме. Его последователи часто полагали, что сама попытка творческой интерпретации постулатов марксизма - уже ересь, отступничество, ревизионизм. Постепенно сложилось так, что любой отличный от слвяойвщвгося в марксизме взгляд стал считаться глубоко враждебным. Марксизм на каком-то этапе в известной мере приобрел характер политической доктрины, которая старалась не столько приспособиться к меняющимся условиям, сколько приспособить условия к своим выводам. Пока был жив Ленин (и об этом особенно говорят его последние работы), он стремился повернуть мысль и дела большевиков к действительности, сложным реалиям бытия, клубку противоречий, которые росли в огромной крестьянской стране. Трагедия русской революции заключается в том, что окружение Ленина, высоко интеллектуальное по своему уровню, все равно было на порядок ниже интеллекта гения. Поэтому тенденция канонизации и догматизации марксизма после смерти Ленина заметно усилилась. У руля партии игосударства, волею обстоятельств, о которых я говорил раньше, оказался такой человек, когорый больше других подходил к механическому следованию марксистской доктрине. Сталинизм максимально использовал увлечение русских революционеров радикализмом, когда во имя идеи считалось оправданным приносить в жертву все историю, культуру, традиции, жизни людей. Обожествление застывшего идеала в конечном счете обернулось пренебрежением потребностями конкретных людей конкретного времени. Русский радикализм одевался в тогу революционного романтизма, отрицающего мещанское благополучие и буржуазную культуру. Именно Сталин выражал такие взгляды: во имя торжества идеи допустимо все! И никто никогда не говорил, что это глубоко антигуманная мысль, социальный грех перед народом. В этом отношении можно найти сходство, например, между Сталиным и Троцким. Диктатор связывал активное развитие собственной страны с "победой социализма во всех странах". Находившийся совсем в ином положении Троцкий, смертельно враждуя со своим главным оппонентом, провозглашал: "За социализм! За мировую революцию! Против Сталина!" Их радикализм при внешней политической противоположности двух "выдающихся вождей" родился на русской почве из преклонения перед идеей в ущерб действительности. Он отвергал, историческое равновесие, баланс идей и бытия. Главное - "обогнать", "опрокинуть", "разрушить", "сокрушить", "сломать", "разоблачить", "пригвоздить"... Революционный радикализм, на котором паразитировал Сталин, с методической очевидностью создавал новую псевдокультуру. А главное место в ней было отведено его идеям. Без этого замечания, думаю, анализ сталинизма как аномалии истории будет неполным. Пожалуй, следует напомнить один аспект той борьбы, которая сопровождала революционное развитие в канун Октября и позже. Я отнюдь не собираюсь обеливать меньшевиков, которые, хотя и считали себя рабочей партией, в значительной степени несли на себе печать мелкобуржуазного реформизма. Но нельзя не видеть, что они достаточно настойчиво выступали против догматических, радикальных доктринерских начал, которые изнутри дегуманизировали и "обессиливали" марксизм. Меньшевизм оказался в конечном счете бесплодным в политическом смысле, и это блестяще показал Ленин. Но меньшевистская критика Сталина помогает понять некоторые стороны сталинизма. Лидеры меньшевистской эмиграции (Мартов, Абрамович, Дан, Николаевский, Долин, Шварц, Югов) долгое время пытались вести борьбу как бы на два фронта: защищать идеалы революции в России и одновременно критиковать ее перерождение. До 1965 года меньшевики имели свой печатный орган "Социалистический вестник". Наиболее влиятельными в руководстве (оно называлось "Заграничная делегация") были все более тяготевший к СССР Ф. И. Дан, умерший в 1947 году, и придерживавшийся устойчивых антисоветских взглядов Р. А. Абрамович, скончавшийся в 1963 году. После смерти Ленина острие критики со стороны быстро тающих группок меньшевиков было направлено против "антидемократических методов Сталина". Обреченные жить вдали от Родины наиболее проницательные из эмигрантов ясно видели, что Сталин отошел от Ленина. Меньшевики, например, одобряя нэп, высказывали интересную мысль: новая линия в экономике должна сопровождаться серьезным обновлением и в политике, тогда бонапартистские Тенденции в СССР могут не развиться. Корень нараставших цезаристских тенденций меньшевики видели в том, что партия большевиков, имеющая "рабочее происхождение", все . больше превращалась в орудие узкой группки людей. Усиление роли одной личности, по их мнению, грозило перерождением. Только партия, допускающая плюрализм, считал Абрамович, могла бы быть гарантом развития демократии. Нельзя не согласиться с этими трезвыми рассуждениями. Как меньшевики оценивали Сталина? В спектре возможностей негативного развития в СССР, полагали они, видны две: контрреволюция и лжереволюция. Сталин пошел по второму пути, осознавая это или нет, считали меньшевистские лидеры. Суть сталинизма, по их мнению, заключается в отказе от тех традиций, которые были заложены в социал-демократии. Но после революции меньшевизм не был единой политической и идеологической силой. Его влияние все больше сходило на нет. Со временем Дан, долго бывший бесспорным лидером меньшевизма, порвал с ним, стал издавать журнал "Новый мир". Он надеялся, что после победы над фашизмом Советский Союз сможет вернуться к подлинному социализму. В своей большой книге о происхождении большевизма, которую Дан написал незадолго до смерти, он проницательно утверждал, что трагедия России заключается в том, что Сталин оказался неспособным соединить социализм и демократию. Это "клеймо сталинизма". Но Дан -выразил оптимистичную мысль о том, что большевизм не начинается и не заканчивается на Сталине: социализм достоин свободы и он принесет ее людям. Доживая на задворках русской истории, эти люди, лично знавшие Ленина, непосредственно видевшие революцию в России, своих соперников - большевиков, их взлеты и падения, порой были способны (правда, как сторонние наблюдатели) трезво судить о сталинизме. Некоторые их идеи и оценки заслуживают серьезного внимания при историческом анализе. Все многочисленные "оппозиции", "фракции", "уклоны", появившиеся после победы Великой Октябрьской социалистической революции, при всем том, что они часто несли много сомнительного и ошибочного, тем не менее были одной из диалектических форм выдвижения социальных альтернатив. Возможно, мои утверждения ортодоксально мыслящим людям вновь покажутся ересью, однако представляется, что ликвидация революционного плюрализма обеднила историческое обновление общества. Думаю, например, что меньшевики-интернационалисты с их лидерами Л. Мартовым, О. Ерманским, И. Астровым и другими не были врагами революции. Точно так же как и левые эсеры, оформившиеся в партию в конце 1917 года. Не здесь ли лежит один из истоков будущих догматических и цезаристских монолитов, признававших лишь одно мнение, одну волю, одну-единственную истину? Сколько идей о демократии, нэпе, крестьянстве, торговле, государственном и партийном строительстве оказались нереализованными в результате приверженности партийного большинства строго ортодоксальной линии! Все многоцветье действительности вгонялось в черно-белое видение усвоенных схем. А ведь вначале как будто дело шло к революционному плюрализму. Познакомьтесь с выпиской из Протокола No 23 заседания Совнаркома от 9 декабря 1917 года. "Председательствует Вл. Ильич Ленин. Присутствуют: Троцкий, Луначарский, Елизаров, Глебов, Раскольников, Менжинский, Урицкий, Сталин, Бонч-Бруевич, Боголепов. Слушали: вопрос о вхождении с. р. (эсеров) в министерства (так в тексте, хотя речь идет о народных комиссариатах.-Примеч. Д. В.). Постановили: Предложить с. р. войти в состав правительства на следующих условиях: а) Народные комиссары в своей деятельности проводят общую политику Совета народных комиссаров; б) Народным комиссаром юстиции назначается Штейнберг. Декрет о суде не подлежит отмене; в) Народным комиссаром по городскому и земскому самоуправлению назначается Трутовский. В своей деятельности он проводит принцип полноты власти как в центре, так и на местах; г) тт. Алгасов и Михайлов (Карелин) входят в Совет народных комиссаров как министры без портфелей. Практически работают как члены коллегии по внутренним делам..." Назначили наркомами также эсеров Прошьяна, Ко-легаева, Измайлова. Затем перешли к следующим вопросам, а Свердлов в это время вел переговоры с левыми эсерами. Уже ночью в качестве одиннадцатого пункта протокола заседания Совнаркома записали: "Опубликовать следующее: в ночь с 9-го на 10 декабря достигнуто полное соглашение о составе правительства между большевиками и левыми эсерами. В состав правительства входят семь с. р. ..." Под протоколом подписи: Вл. Ульянов (Ленин), Н. Горбунов. Ведь для всех было тогда ясно, что и большевики и левые эсеры шли по пути революции. Сама практика преобразований нуждалась в социалистическом плюрализме, который, едва возникнув, вскоре был безжалостно ликвидирован. Сталин оказался подходящим лицом для такого силового, одномерного пути развития. Мы знаем, что были и иные варианты, но настоящей борьбы, которая давала бы реальные шансы другому направлению, не было. Немало бухаринских идей, например, весьма привлекательны, хотя от многих из них он позже был вынужден - не по своей воле - отказаться. Этим я отнюдь не утверждаю, что Сталин и сталинизм были "запрограммированы". Нет и еще раз нет. Я хочу лишь подчеркнуть,- и это очень важно, по моему мнению,- что сталинизм родился в условиях догматизации, абсолютизации многих выводов марксизма, которые были сделаны еще в середине XIX века, при отсутствии других революционных альтернатив. Уничтожение социалистического плюрализма - это начало монополии на социальную истину и политическую власть. Превращение союзников или конструктивных оппонентов во врагов со временем привело к замене революционной демократии тотальным бюрократизмом. Нетерпимость к идейному плюрализму выглядела вначале революционной "добродетелью", однако со временем в решающей мере помешала творчески осмыслить строительство нового мира. Пока партия была не у власти, это не грозило большими социальными опасностями. Когда же она стала правящей, материализация канонизированных положений обернулась бедой. Сталин на этой основе пошел дальше: он извратил многие принципы научного социализма, что во многих областях привело и к социальному перерождению. Таким образом, скажу еще раз: сталинизм есть извращенная теория и практика социализма, боготворящая силу и насилие как универсальное средство реализации политических и социальных целей. Сталинизм - это одномерное видение мира, одобряющее использование любых радикальных средств для достижения поставленных целей, которые в конце концов оказываются деформированными. Сталинизм породил глубокие противоречия между экономическим базисом и политической надстройкой, народом и бюрократией, подлинной культурой и ее суррогатами, социалистическими идеалами и их реализацией. Сталинизм выражает не только процессы деформации народовластия, но и его перерождение в особую разновидность цезаризма, о чем я уже говорил. Это историческая аномалия социализма. Можно, пожалуй, сказать, что каждой революции, без исключения, угрожает свой термидор. Он может быть в разных формах: реставрация старого, частичная деформация, постепенное вырождение. Сталинизм явился формой термидора как перерождения и извращения народовластия и превращения его в диктатуру одной "господствующей личности". Эта извращенность теории и практики в наиболее полной форме проявилась в отчуждении. Раньше мы полагали, что отчуждение возможно лишь в капиталистическом обществе. Думаю, что это не так. В "Экономическо-философских рукописях 1844 года" Маркс выделяет такие стороны, которые характеризуют отчуждение: потеря права распоряжаться собственной деятельностью; отчуждение продуктов труда от производителя; отчуждение от достойных условий существования, взаимоотчуждение, утрата людьми своей социальной содержательности. По сути и сталинизм означает отчуждение человека от власти, от участия в управлении государством, производством, другими общественными процессами. Сталинизм, таким образом, есть прежде всего диктаторская форма отчуждения людей труда от права распоряжаться собой, от государственного управления. Если для капиталистического общества, как считали основоположники марксизма, отчуждение является естественным, то для социализма, который и совершает революцию, чтобы ликвидировать многие формы отчуждения, это предстает как аномалия. Утверждение сталинизма как явления прошло несколько ступеней. Первая: "глухота" ленинского окружения к его "Завещанию". Пожалуй, тогда Сталин впервые почувствовал, что Олимп власти для него - не мираж, а реальность. Вторая ступень связана с периодом между 1925 и 1929 годами: стабилизация капитализма на Западе после ослабления революционных потрясений совпала с началом зарождения бюрократических структур и устранением Троцкого - основного соперника Сталина. Еще одна ступень - коллективизация и ликвидация умеренной линии в ЦК. Уже на этой ступени сталинизм, применивший массовое насилие, одержал окончательный верх над возможными альтернативами развития. На следующую ступень, в 1934 году на XVII съезде, мягкие сапоги Сталина ступили уже для "коронации" его как единственного вождя. Далее сталинизм только затвердевал в своей бетонной ортодоксальности. Лишь война несколько ослабила его хватку по причине смертельной угрозы не только сталинизму, но и самому Сталину. Кардинальные реформы сталинизм допустить не мог. Поэтому политическая система, социальные отношения, сама мысль постепенно остановились в своем развитии. Подчеркну еще раз, сталинизм - специфическая форма отчуждения человека труда от власти, которую тот добыл себе благодаря революции со всеми сопутствующими этому явлению тяжелыми последствиями в политической, экономической, социальной и духовней сферах. Определяя сталинизм, пожалуй, можно назвать ряд характеризующих его черт. Одна из них - б е з а л ь-т е р н а т и в я о с т ь развития. Весь широкий спектр революционных "рецептов" после революции безжалостно сужался. Часто выбор между двумя или несколькими альтернативами делала не сама жизнь, а кабинетные стратеги. Сталин был здесь непревзойденным специалистом. Он всегда знал, что хорошо и что плохо, где революция и где контрреволюция. Методологический ключ выбора альтернатив был прост: все, что не совпадало с его, Сталина, взглядами, установками, целями, естественно, объявлялось антиленинским, контрреволюционным, Враждебным. Со временем это станет государственным правилом. Сталин, решая вопросы, обычно всерьез не рассматривал альтернативные идеи или варианты, помимо тех, что предлагал сам. Однажды избранный им стиль директивного управления мог только совершенствоваться, но отнюдь не пересматриваться или заменяться. Думаю, то, что мы сегодня вкладываем в понятие "плюрализм", привело бы его просто в бешенство, квалифицировалось бы как настоящая измена революционному делу. Все, что свершалось Сталиным, представлялось как объективная закономерность. В эту схему описывались даже теоретические взгляды. Например, когда в журнале "Пролетарская революция" была помещена статья Слуцкого "Большевики о германской социал-демократии в период ее предвоенного кризиса", Сталин разразился гневной статьей. Редакция журнала хотела лишь рассмотреть историю взаимоотношений большевиков со II Интернационалом, взаимоотношений компартий с социал-демократией. Вопрос, который не утратил своей актуальности и сегодня. Однако Сталин усмотрел в этом факте попытку "пересмотреть" взгляды большевиков на центризм, оппортунизм вообще. В своем,стиле, попутно наклеив ярлыки на Розу Люксембург, Волосевича, некоторых других, Сталин широко использовал такие "аргументы", как "галиматья", "пошлые и мещанские эпитеты", "убожество", "троцкистские контрабандисты". Даже робкая попытка увидеть частные альтернативы была тут же пресечена. Когда Сталин после XIII съезда партии уцелел на посту генсека, он быстро выработал свой взгляд на власть: никаких альтернатив! Ни политических, ни общественных, ни личных. Особенно личных! В конце концов он покончил не только с Троцким, но и всем ленинским окружением. Когда после войны Берия стал нашептывать Сталину, что после смерти его, вождя, А. А. Кузнецов будет претендовать на пост генсека, а Н. А. Вознесенский-на должность предсовмина, реакция была однозначной. Сталин, будучи неглупым человеком, понимал, что реальная альтернатива ему может быть в лице Политбюро, ЦК, как коллективного ядра партии. Путем политических манипуляций, интриг, урезания прав ЦК Сталин превратил его в послушный совет поддакивателеи, который он собирал все реже и реже. От имени ЦК действовал его аппарат та партийная канцелярия бюрократов. Какие-либо альтернативы сталинской,власти при жизни единодержца были исключены. В конечном счете сталинизм стал олицетворять отрицание всего, что не соответствовало представлениям самого "вождя". В безальтернативности идей, политических и общественных концепций кроется один из глубинных источников нашего нынешнего тяжелого состояния. Сталинизм - болезнь не только духовная или социальная. Это антипод общечеловеческих ценностей, расцвет авторитаризма. Сталин,исключив из жизни общества все альтернативы, не заблуждался. Он .делал это осознанно. "Вождь" понимал, что альтернативные идеи или концепции могут тут же поставить вопрос о его устранении, Сталинизм стал своеобразной светской религией... В нее можно и нужно было лишь верить, соглашаться, комментировать постулаты, выдвигаемые Сталиным. А для этого следовало смотреть и на партию, как на священный орден, где господствует одно лицо. С начала 30-х годов мне не удалось обнаружить ни малейших следов публичного несогласия со сталинскими догмами. Для утверждения единомыслия еще в 1927 году ЦИК СССР принял Свод Законов, в первой главе которого была изложена печально знаменитая 58-я статья с ее восемнадцатью "модификациями". Не вызывает сомнения, что государство должно охранять свои,интересы. Но когда инакомыслие фактически расценивалось как "антисоветская пропаганда или агитация" и каралось самым суровым образом, то верность-на словах или на деле-идеологии сталинизма становилась, пожалуй, единственным способом адаптации и выживания, хотя часто и это не помогало, если меч беззакония был уже занесен над человеком. Все должны были безоговорочно верить в сталинскую теорию, Призывы, выводы, оценки. Манипуляция общественным сознанием привела к тому, что миллионы людей верили всему, что говорил "вождь", или должны были делать вид, что верят. А он очень часто говорил совсем не то, что было на самом деле. Например, выступая 7 января 1933 года на Объединенном Пленуме ЦК и ЦКК партии с докладом "Об итогах первой пятилетки", по многим показателям он выдавал желаемое за действительное. Говоря о том, что пятилетка в области сельского хозяйства выполнена за четыре года, ни словом не упомянул о страшном голоде, унесшем миллионы жизней, свел перевыполнение плана лишь к тому, что создано более 200 тысяч колхозов и 5 тысяч совхозов (в этом "перевыполнение" действительно было в три раза!). Утверждал, что "партия добилась того, что кулачество, как класс, разгромлено, хотя и не добито еще...". И все верили, что так нужно, что это высшая, истина марксизма! Хотя в действительности это было его профанацией. Сталинизм отныне разрешал лишь "революции сверх у", рассматривал все реформы лишь как плод "высшего политического. руководства". Существовал колоссальный разрыв между подлинней социальной активностью и ее имитацией. Отныне активность стала полностью организованной: какие здравицы выкрикивать на всесоюзном форуме комсомола и профсоюзов; какой "почин" я где выдвигать; кому и с какой речью выступить на предвыборном собрании; каких портретов и сколько должно быть в колонне демонстрантов; сколько послать "добровольцев" от района на "ударную стройку", когда и о чем рапортовать- все эторешалось наверху... Люди постепенно привыкали, что за них думали обо всем. Им же предписывалось лишь "одобрять", "аплодировать", "поддерживать". Конечно, элементы организации многих процессов, видимо, будут нужны всегда, но они должны идти рука об руку с гражданской активностью, социальной ответственностью, подлинной инициативой, способностью к общественному творчеству. Организаторы рапортов стали считать нормальным, когда и заключенные докладывали "вождю" о своих успехах. Например, 3 января 1952 года министр внутренних дел КРУГЛОВ сообщал Сталину, что "исправительно-трудовыми лагерями лесной промышленности МВД СССР выполнены задания правительства по заготовке, выработке и поставке народному хозяйству лесоматериалов". Министр информировал "вождя" и о добыче цветных и редких металлов (вместе с "рапортами тружеников" тюремных предприятий). Даже ГУЛАГ регулярно докладывал Сталину о "высоком политическом и трудовом подъеме". Сталинизм все организовывал, все предусматривал, и все сверху. Нельзя не сказать и о том, что сталинизму как явлению присущи неписаные "законы" личной диктатуры. Они внешне просты, бесхитростны, но Сталин исключительно внимательно следил за их исполнением. Прежде всего: ни одно принципиальное решение партийных, государственных, общественных органов не может быть принято без него. К примеру, даже лозунги для писателей испрашивали у "вождя". 2 января 1936 года А. С. Щербаков направил письмо Сталину, в котором говорилось: "Уже 15 месяцев я работаю секретарем Правления Союза писателей по совместительству. В интересах дела я вынужден Вас беспокоить, просить помощи и указаний. Сейчас созданы неплохие новые работы Корнейчука, Светлова, Левина, Яновского, Леонова, Авдеенко. Заговорили "молчавшие" старые мастера Файко, Тихонов, Бабель, Олеша. Появились новые имена: Орлов, Крон, Твардовский. Но в целом отставание в литературе не ликвидировано. Этому не способствует и критика. Один писатель (Виноградов) после грубой критики поговаривает о самоубийстве. А критик Ермилов в ответ заявляет: "Такие пусть травятся, не жалко". Вот такое положение в литературе. Сейчас она нуждается в боевом, конкретном лозунге, который мобилизовал бы писателей. Помогите, товарищ Сталин, этот лозунг выдвинуть. А. Щербаков". К разряду "законов" диктатуры относится и выделение главных элементов своей опоры. Знакомство с архивом, фондом документов, перепиской Сталина показывает, что начиная по крайней мере с середины 30-х годов основное свое внимание он обращает на НКВД, НКГБ, армию. Значительно больше, чем на делал Центральном Комитете; постепенно там всем стал заправлять Маленквв, в соответствии, разумеется, с указаниями "вождя". В личном фонде и переписке боль ше всего документов, направленных Сталину Берией, Абакумовым, Кругловым, Меркуловым, Серовым, другими руководителями ведомств, на которые он опирался, которые поддерживал, поощрял. В его архиве сохранилось много представлений Берии, по которым боевыми орденами награждались работники ГУЛАГ.а, Например: "Государственний Комитет Обороны товарищу Сталину И. В-20 дек. 1944 г. За период Отечественной войны ваенизированная охрана исправительно-трудовых лагерей и колоний НКВД успешно справлялась с задачей изоляции и охраны заключенных, содержащихся в лагерях и колониях НКВД. Ходатайствую о награждении орденами и медалями Союза ССР работников охраны ГУЛАГа НКВД СССР, особо проявивших себя в работе...". Далее следуют сотни фамилий "особо проявивших себя в работе", представленных к награждению орденами боевого Красного Знамени, Отечественной войны I и II степени. Красной Звезды, другими боевыми наградами. Сталин щедро одаривал высокими чинами свою внутреннюю опору. Не только Берия, став Маршалом Советского Союза, был удостоен высоких воинских званий. 7 июля 1945 года Сталин поддерживает представление Берии и подписывает Постановление СНК СССР, по которому сразу семи (!) руководящим работникам НКВД и НКГБ присваивалось звание генерал-полковника: В. С. Абакумову, С. Н. Круг-лову, И. А. Серову, Б. 3. Кобулову, В, В. Чернышеву, С. А. Гоглидзе, К. А. Павлову. Боевые генералы, отличившиеся на фронтах Великой Отечественной войны, ни разу не удостаивались такой "массированной" любви Председателя ГКО. Еще одним из неписаных "законов" диктатуры являлось поддержание в высших звеньях аппарата постоянного напряжения. Эпизодически, но достаточно регулярно, он смешал то одного, то другого руководителя центрального или регионального масштаба, благо поводов для этого всегда было предостаточно: не выполнен план, не разоблачили вовремя "орудовавшую в области шайку вредителей", потакали "низкопробным произведениям культуры", допустили "грубую политическую ошибку" в книге, статье и т. д. Никто не мог быть уверен, что державная рука завтра или позже не смахнет с высокого поста наркома, первого секретаря обкома, маршала, руководителя какого-либо ведомства. Поэтому многие работали самоотверженно, находясь в постоянном напряжении, непрерывно поглядывая наверх и не щадя подчиненных. Сталин полагал, что власть всегда должна внушать не только уважение, но и страх. Как полновластный диктатор, он ввел неофициальные "правила поведения" и в среде своих соратников. Они, например, не имели права несанкционированно собираться вместе (двое, трое или .тем более-несколько человек) у кого-либо иа них в кабинете,, на квартире, на даче. Это считалось подозрительным и не одобрялось. Исключение делалось лишь для Берии, который был близок с Маленковым и часто ездил с ним в одной машине на дачу или обратно. Все вместе могли собираться только у самого Сталина (если он, естественно, приглашал). Это выглядит несколько странным, но "вождь" не любил долгие часы одиночества на работе. Часто он вызывал Молотова, Берию, Кагановича, Маленкова, Жданова, причем нередко они находились у него часами. Тему разговора, а чаще монолога, всегда определял сам "Хозяин". Было похоже, что, размышляя вслух, он не очень рассчитывал на какие-то предложения, возражения, исключая, возможно, Молотова и Вознесенского, но обязательно нуждался в подобострастной поддержке, единодушном согласии, одобрении, выражении восхищения идеями "товарища Сталина". Для него это был своеобразный "аппаратный антураж", психологический допинг, к которому он привык, как к какому-то обряду, ритуалу выработки решения. Сталинизм как форма руководства и управления опирался прежде всего на многочисленные доклады и справки, которые готовились разными людьми и организациями по заданию "вождя". Но больше всего таких справок готовили, естественно, в НКВД и НКГБ. Так, например, вскоре после войны Сталин заинтересовался Академией наук. Берия доложил, что, мол, президент Академии часто болеет, невысока эффективность его исследований, стоит присмотреться и к другим академикам. Сталин потребовал справку с краткими характеристиками ученых. Вскоре она была у него на стрле. Интересно, что готовили ее не в президиуме Академии или парткоме, а в одном из управлений НКГБ... Приведу выдержки из характеристик академиков, умышленно опуская в ряде случаев фамилии. "Академик Б.-крупный специалист в области черной металлургии. Мало общается с коллегами вследствие чрезмерной жадности его жены; Академик Вавилов С. И.-- физик. В расцвете сил. Брат Вавилов Н. И.- генетик, арестованный в 1940 году за вредительство в сельском хозяйстве, осужден на 15 лет, умер в Саратовской тюрьме; Академик В.-имеет авторитет только среди математиков. Холостяк, употребляет в значительных дозах алкоголь; Академик Волгин В. П.-вице-президент. На Волгина есть свыше 20 показаний (Стецкий и др.) как на троцкиста. До сих пор не награжден и не является лауреатом .Сталинской премии; Академик Н.- директор института горючих ископаемых; по данным агентуры, институтом руководит слабо, часто болеет; Академик 3.- по показаниям врагов народа, является участником антисоветской организации. В области изыскания руд проводил вредительскую работу. Много внимания уделяет личному благополучию; Академик Лысенко Т. Д.- беспартийный, директор института генетики. Президент Академии сельхознаук, дважды, лауреат Сталинской премии. (Далее следуют слова, с которыми нельзя не согласиться.-Примеч. Д. В.) Академик Лысенко авторитетом не пользуется, в т.ч. и президента Комарова. Все считают, что из-за него арестован Вавилов Н. И. ..." Список длинен. Вот по таким справкам из ведомства Берии Сталин решал серьезные вопросы. Подобные "документы" были определяющими при принятии любых решений. Можно видеть, как далеко простиралась власть любимых Сталиным ведомств; они давали оценку компетентности даже академикам. Окружение, похоже, даже, в мыслях не подвергало сомнению целесообразность любых решений "вождя". Основная идея "научного" комментаторства трудов и выводов диктатора заключалась в том, чтобы утверждать: Сталин - гениальный мыслитель, теоретик и практик; он лучше, чем кто-либо другой, осмыслил глубинные потребности общественного развития, и все его действия являются проявлениями исторических законов. Утверждалось, что Сталина "позвала" сама эпоха, что он, и только он, выражает чаяния трудящихся, всего общественного прогресса. Молотов по этому поводу прямо писал: "Если после Ленина советский народ победоносно решал свои внутренние и внешние стратегические и тактические задачи и сделал свое государство таким могучим и, вместе с тем, таким духовно, близким трудящимся всего мира,-то в этом величайшая историческая заслуга прежде всего великого вождя нашей партии - товарища Сталина..." В сталинизме как извращенной теории и практике социализма явно просматривались такие мотивы, как автоматизм работы истории на социализм, изначальная справедливость всех его шагов, предопределенность торжества коммунистических идеалов. Сталин очень много внимания уделял отрицанию: капиталистического способа производства, эксплуатации, ликвидации классов и всех партий, кроме большевистской, любых взглядов, кроме марксистских, а одновременно и всех ленинских соратников и потенциальных оппонентов. Да, без отрицания отжившего в жизни ничего не бывает. Но значит ли, что только на этом пути можно добиться воплощения идеалов марксизма? Достаточно ли индустриализации, я уже не говорю о коллективизации, ликвидации кулаков, достижения всеобщей грамотности, чтобы сказать: вот он, социлизм, к которому мы стремились? Бинарное мышление Сталина, признававшего только белые и черные цвета в бесконечно богатой гамме действительности, выпустило из поля зрения нечто очень важное, главное, основополагающее- ч е л о в е к а. Сталинизм отвел человеку роль инструмента, средства, а не цели. Дежурные фразы о советском человеке, которому "жить стадо лучше, жить стало веселее", не могли скрыть положения, которое мы, оглядываясь, видим в прошлом: индивидуальность подавлялась, абсолютизировался коллективизм в ущерб гармоническому развитию личности, господствовала концепция силового воспитания "нового человека". Отнюдь не подвергая сомнению невиданное подвижничество советских людей,, их поразительную веру в торжество социалистических идеалов, приверженность тем ценностям, которые олицетворяли в теории новый мир, сегодня мы не можем не сказать: в историческом процессе Сталин отводил народу роль объекта воздействия его идей, воли и указаний. Сталинизм низвел народные массы до гигантского механизма реализации замыслов "вождя". Считалось нормальным осуществлять над целыми частями этого живого и сложнейшего организма постыдные и жестокие экзекуции, отправляя тысячи и миллионы лучших представителей народа на смерть или длительную изоляцию в бесчисленных сталинских лагерях. Печально знаменитый ГУЛАГ стал страшным символом жизни страны и народа, которого Сталин никогда не спрашивал: что он думает, что хочет, как относится к тем или иным его "историческим" решениям. "От лица" народа ему докладывали те, кому он больше доверял: выкормыши Берии. Уже через десять лет после смерти Дзержинского его детище было не узнать: оно было поставлено над государством и партией. А это означало глубокое перерождение власти. Все находилось в русле сталинской концепции, согласно которой главные функции государства наряду с другими выполняли "карательные органы и разведка, необходимые для вылавливания и наказания шпионов, убийц, вредителей, засылаемых в нашу страну иностранной разведкой". Сталинизм, по моему мнению, довел до абсурда примат политики над экономикой, государства над обществом. Здесь находятся глубокие корни того, что мы называем командно-бюрократической системой. При такой ситуации (а Сталин это усвоил раньше других), тот, кто находился наверху, становился господином общества. Именно - господином, а не товарищем. Экономика же развивалась не в соответствии со своими, имманентно присущими ей законами, а в соответствии с политическими директивами. Такой системе жизненно необходима обширная и могущественная прослойка бюрократии на всех этажах общества и во всех его сферах. Возник своеобразный "политический абсолютизм", когда волевое решение лидера отнюдь не считалось с экономической целесообразностью, материальными возможностями, своевременностью тех или иных технических и хозяйственных проектов. Достаточно вспомнить строительство сталинской Байкало-Амурской железной дороги, тоннеля от материка к Сахалину (под проливом), магистрали от Северного Урала до Енисея, которые были начаты без должного экономического обоснования, безгласно, а затем прекращены. Политический абсолютизм, доведенный до абсурда, сделал невозможной даже косметическую критику-любых политических решений, в том числе в хозяйственной, технической, научной, аграрной сферах. Политика стала тем загадочным всемогущим сфинксом, который угрожал сожрать любого, кто хотя бы косвенно высказал какие-либо сомнения в ее правильности. Сталинизм - это абсолютная диктатура политики над экономикой, социальной и духовной жизнью, культурой. Сталинизм-это эволюция диктатуры пролетариата к диктатуре партии, а затем и к диктатуре одной личности. При диктатуре "господствующей личности" все институты государства и общества играют лишь роль аппарата ее власти. Сразу же хотел бы ответить критикам, которые усмотрят в этих рассуждениях мое непонимание роли политики в жизни общества. Нет, я, разумеется, не против политики, я против ее абсолютизации. Она всегда будет играть огромную роль, ибо только с ее помощью можно регулировать отношения между классами, нациями, другими социальными группами, добиться народовластия. Но подлинная, истинная роль политики проявляется лишь тогда, когда в ее основу заложены непреходящие демократические ценности, способные гармонично регулировать отношения не только между общественными группами, но и тесно взаимодействовать с экономической и духовной жизнью страны. Сталинизм - болезнь незрелого социализма. Она не была обязательной и фатальной. Об этом я уже писал. Но вместе с тем многое, было обусловлено не только ошибками субъективного характера самой партии, ее руководителей, неразвитостью теории, но и объективными обстоятельствами. О них я также говорил раньше. Сталинизм не привел к полному перерождению общества, не смог в конечном счете полностью деформировать социалистические идеалы и ценности. Вера людей в социализм была поколеблена, но полностью не подорвана. Многое в этой вере выглядит парадоксальным: люди верили, что тяготы, репрессии, лишения - все это историческая плата за достижение в будущем земли обетованной. Эту идею настойчиво внедряли в сознание народа сверху, начиная с Троцкого. Сталин преступно спекулировал на этой святой вере; он сознательно использовал ее долгие годы для утверждения своего единовластия. Одно из самых крупных преступлений сталинизма заключается в том, что Сталин посмел олицетворить себя с социализмом, и в огромной мере это ему удалось. Народ выстоял, потому что верил. Сталинизм покрыл общество панцирем бюрократизма и догматизма, освобождение от которого идет мучительно долго и трудно. Ущерб- особенно политический, социальный, культурный, моральный, нанесенный сталинизмом обществу,- огромен. Брежневщина, многие другие глубок