од Москвой, сотрудничал с советскими властями в плане передачи и обобщения военного опыта. Он несколько раз обращался к Сталину с просьбой разрешить ему вернуться на родину, тем более что его отношение к СССР в корне изменилось в лучшую сторону. Но годы шли, а Сталин не выпускал пленника. Наконец однажды утром Сталин нашел у себя на.столе донесение министра внутренних дел: "Товарищу Сталину И. В. Докладываю, в ночь на 26 февраля 1952 года у бывшего фельдмаршала германской армии Паулюса Фридриха произошел обморок с кратковременной потерей сознания. Вместе с Паулюсом проживают и обслуживают его личный ординарец военнопленный солдат Шульте, а также личный повар военнопленный Жорж. Вследствие длительного пребывания в плену и неизвестности разрешения вопроса о его репатриации, фельдмаршал стал проявлять нервное беспокойство. Со своей стороны считал бы целесообразным рассмотреть вопрос о возможности репатриации Паулюса в ГДР. 29 февраля 1952 года. С. Круглов" Наконец Сталин дал согласие проработать порядок репатриации Паулюса. Десять лет в его руках был человек, символизирующий одну из самых блестящих "его" военных побед. С трудом решл он с этим "символом" расстаться. Когда Сталин узнал, что в Саксонии, в деревне близ замка Россла, в ноябре 1945 года найдена вдова Вильгельма II Гермина фон Прайзен, Сталин, поразмыслив, бросил: "Создайте нормальные условия для жизни". Немногим раньше Сталину доложили, что в концлагере в Оранниенбурге обнаружен бывший премьер-министр Испанской Республики Франциске Ларго Кабальеро, находившийся в состоянии крайнего истощения. Сталину приходилось иметь с ним дело в конце 30-х годов. Ограничился распоряжением: "Сообщите в Испанию семье, что жив". Как-никак: премьер-министр, монарх, полководец - люди "его круга". Здесь он позволял себе проявлять даже благосклонность. Сталин принял участие и в судьбе императора Маньчжурии Пу-И. После разгрома Квантунской армии императора с семьей и прислугой отправили в Читу, а затем в Хабаровск. С ним, видимо, активно "работали", о чем свидетельствует письмо бывшего маньчжурского монарха Сталину в середине 1949 года. Приведу отрывки из этого письма, доставившего тщеславному "вождю", по-видимому, удовольствие, если он, конечно" не уловил признаков того, что "органы" опять "перестарались"... "Генералиссимусу Сталину. Для меня высокая честь писать это письмо. Я всегда испытывал к Вам чувство глубокой любви и восхищения, вследствие чего хочу сообщить о своей надежде быть оставленным на жительство в СССР. В прошлом японская военщина ограничивала мою личную жизнь. Я не мог знать истинного положения в СССР... Впервые за 40 лет я прочитал Вашу книгу "Вопросы ленинизма" и "Историю ВКП (б). Краткий курс". Теперь я узнал, что СССР действительно самая демократическая и самая прогрессивная страна в мире, путеводная звезда малых и угнетенных народов... Правительство СССР отменило смертную казнь. Это новая эра для СССР в охране гуманности... В прошлом я просил об оставлении меня в СССР. До сего времени еще нет ответа. Я хочу работать здесь. Желаю Вам неизменного здоровья и счастья. Айсиньцзюэло пуи". Сталин прочел перевод, долго с любопытством рассматривал целый ковер иероглифов и бросил Берии: "Передадим, наверное, императора китайцам?" Судьба императора - куда ни шло, можно снизойти до личного решения. А вообще лучше решать судьбы людей списками. Большими списками. Бесконечными списками... Сталин, уничтожив в обществе любые альтернативы, превратил свое наследие в одномерно негативное. Едва ли он догадывался, что начало его исторического поражения совсем близко. Оставляя в последние месяцы на документах, которые он рассматривал значительно реже, свои лаконичные резолюции, он поднимал ладонь левой руки к лицу, как будто загораживался от солнечных лучей. Привычка! На одной ранней фотографии Сталин сидит в такой же позе у краешка стола, небритый, в стоптанных сапогах, засаленном старом пальто, с нечесаными волосами. А рука прячет глаза от света... Сейчас он генералиссимус и, наверное, самый могущественный диктатор на Земле. Но этот жест - нет, не от солнца спасает он "вождя". Он, не зная того, сам, хочет спасти себя от грядущего исторического поражения. ИСТОРИЧЕСКОЕ ПОРАЖЕНИЕ На трибуне XX съезда КПСС был Хрущев. Делегаты слушали его доклад, повергнувший всех в состояние шока. Сцена с президиумом словно расплывалась, и казалось, что на ней солируют двое: Хрущев и до боли знакомый (а теперь незнакомый!) призрак. Именно такое впечатление могло сложиться у делегатов XX съезда, когда 25 февраля 1956 года Первый секретарь ЦК КПСС Н. С. Хрущев делал свой знаменитый "секретный" доклад. Почти полторы тысячи делегатов напряженно, в мертвой тишине, прерываемой иногда возгласами возмущения и потрясения, смотрели на человека, стоящего на трибуне. Но чем дальше он с пафосом читал свой доклад, тем отчетливее каждый из присутствующих в Кремлевском Дворце видел призрак, появляющийся то справа, то слева от Хрущева. Характерный говорок Первого секретаря незаметно, но одновременно и быстро лепил совершенно новый образ "вождя народов". Скоро в центре зала осталась как бы одна сцена, на которой было двое: новый лидер партии, один из бывших верных соратников умершего около трех лет назад диктатора, и знакомый абсолютно всем облик немого "вождя", который прямо здесь, на действительно исторической арене, становился совсем другим: кровавым, тираническим, страшным. То были редкие часы подлинно исторического значения. Могло показаться, что Хрущев вызывал духов из потустороннего; мира. Видимо, прав был Бердяев, заявивший в своих лекциях в Москве, в Вольной Академии Духовной Культуры о том, что "в обращении к прошлому есть всегда какое-то совершенно особое чувство приобщения к другому\ миру, а не только к той эмпирической действительности, которая нас со всех сторон давит как кошмар и которую мы должны победить, чтобы подняться на какую-то новую высоту...". Буквально ,за несколько часов до этого доклада никто не мог и предположить, что партия после долгих лет стагнации и деформации способна подняться на эту "новую высоту". Как бы мы ни относились к Хрущеву, ответственному, как и все окружение Сталина, за годы беззакония и террора, тогда, на съезде он совершил настоящий гражданский, исторический подвиг. Мы знаем сегодня, что сразу же после смерти Сталина в руководстве партии начались едва заметные процессы, направленные на освобождение от пут сталинизма. Эти подвижки ускорились после ареста и расстрела Берии, акции, которая позволила новому руководству глубже и масштабнее рассмотреть то, что творилось за сталинскими кулисами, хотя многое соратникам было хорошо известно и ранее. Вскоре после того, когда была определена дата XX съезда, первого после смерти Сталина, Хрущев на одном из заседаний Президиума ЦК партии неожиданно предложил создать комиссию по расследованию злоупотреблений, творившихся во времена Сталина. Первый секретарь решился на этот шаг не по "зову сердца и совести", как он стал уверять всех позднее. Дело в том, что, как только забальзамированного Сталина поместили в Мавзолее рядом с Лениным, в ЦК, в правительство, в различные государственные инстанции пошел все увеличивающийся поток писем от тех, кто был надолго упрятан за. колючую проволоку "зон", от родных и близких, разыскивающих своих отцов, матерей, братьев и сестер. То была стихийная волна протеста и надежды, мольбы и веры в восстановление попранной справедливости. Хрущев распорядился подготовить на основе писем несколько обзорных записок, которые в сочетании с дезавуированным "ленинградским делом", пересмотренными "делами" отдельных заключенных, сумевших выйти на ЦК, убедительно показали преступную фальшь многих обвинений. Стало ясно, что, когда в ближайшие год-два у огромного количества осужденных но различным пунктам 58-й статьи закончатся сроки, этих людей нужно будет вернуть домой. Они принесут вечную боль, недоумение, а затем и требования наказать виновных. Теперь, после смерти Сталина и Берии, никто не осмелится и дальше гноить этих людей в лагерях и ссылках. Другими словами, Хрущев почувствовал, что партия и страна поставлены перед исключительно сложным и ответственным выбором. Уже само предложение о создании комиссии вызвало яростное противодействие со стороны Молотова, Кагановича, Ворошилова. Но Вулранин, Микоян, Сабуров, Первухин, при колеблющемся пока Маленкове, создали Хрущеву перевес. Комиссия была создана. Ее возглавил П. Н. Поспелов, долго работавший главным редактором "Правды", а затем директором Института Маркса - Энгельса - Ленина. Хрущев распорядился допустить комиссию к материалам МВД и КГБ. И надо сказать, Поспелов потрудился основательно. Так же, впрочем, как несколько лет до этого, составляя вместе с Г. Ф. Александровым, М. Р. Галактионовым, В. С. Кружковым, М. Б. Митиным, В. Д. Мочаловым "Краткую биографию" И. В. Сталина. Когда накануне съезда Поспелов доложил Хрущеву и всем членам Президиума выводы комиссии. Первый секретарь наконец понял, что этот документ или проломит бетонный панцирь лжи, мифов, легенд, связанных со Сталиным, или политически похоронит его самого. Хрущев несколько раз возвращался к докладу Поспелова, спрашивал коллег: что будем делать? Как доведем выводы комиссии до делегатов съезда? Кто это сделает? Может быть, Поспелов? Молотов, Ворошилов, Каганович долго и упорно, иногда с яростью, сопротивлялись. Ход этих ожесточенных споров не протоколировался, но по воспоминаниям самого Хрущева, некоторых других товарищей, у противников доклада было несколько "железных" аргументов; кто нас заставляет выворачивать "грязное белье"? Не лучше ли потихоньку поправить перегибы? Понимает ли сам Хрущев, к каким последствиям может привести обнародование выводов комиссии? И наконец, разве все члены Президиума ЦК не причастны (в той или иной мере) к беззакониям прежнего времени? Разве можно не учитывать все эти опасения? Но Хрущев победил: 13 февраля ЦК принял решение ознакомить делегатов с докладом о культе личности на закрытом заседании съезда. Хотя самого Хрущева тоже не раз охватывали сомнения. Но он вспоминал о письмах заключенных, возвращался мысленно к безумию прошлых лет и все тверже приходил к выводу; результаты столь массового террора, беззаконий, страшных злоупотреблений долго утаивать все равно не удастся. Рано или поздно правда станет известна. Нужно взять инициативу в свои руки и сказать партии эту страшную правду. Народу Хрущев, к сожалению, говорить об этом не собирался. Когда казалось, что очередной, XX съезд благополучно докатился до своего привычного конца, чтобы занять место среди других, таких же невыразительных и "организованных", сразу же называемых печатью "историческими", наступило главное. Делегатам съезда было объявлено о том, что состоится закрытое заседание. Булганин, председательствовавший на этом заседании, предоставил слово Первому секретарю ЦК партии. Это был звездный час Хрущева. В свое время ортодоксальный сталинист, никогда ни в чем не возражавший "вождю", он неожиданно проявил историческую смелость, гражданское мужество, способность перешагнуть через десятилетиями создававшиеся предрассудки. Как потом выяснится, это было не случайным шагом Хрущева. Насколько он был незаметным исполнителем в качестве одного из окружения, настолько оказался решительным, а часто и импульсивным политиком, став во главе партии. Кроме "секретного" доклада, ряда необычных мер во внутренней политике, в послужном списке Хрущева значатся и такие неординарные шаги, как .поездка к Тито для нормализации отношений с СФРЮ, размещение ядерных ракет на Кубе, встреча с президентом США Эйзенхауэром, решительные действия во время событий в Венгрии, установление дружеских отношений с президентом Египта Насером, непримиримость к Мао Цзэдуну, поддержка Вьетнама и многие другие, которые несут на себе печать сложной и противоречивой личности Первого секретаря. Как показывают эти события, Хрущеву было не занимать решительности, мужества, готовности взять всю ответственность на себя. Но следует отметить при этом, что Никита Сергеевич был плохим аналитиком, нередко был непоследователен, явно переоценивал свои интеллектуальные и политические способности. Порой его шаги выглядели просто необдуманными и недальновидными. Ко всему этому прибавилась и старая болезнь, присущая не только Хрущеву, но и всей нашей системе в целом: абсолютизация роли первого лица. Политические структуры после Сталина по-прежнему не имели иммунитета против цезаризма, возвеличивания руководящей личности, не имели гарантий от появления новой формы культа. Своей деятельностью Хрущев лишь подтвердил этот органический изъян системы, не располагавшей подлинными демократическими атрибутами. Я, однако, вынужденно отвлекся. Но без этих отступлений нельзя показать всю историческую значимость той части XX съезда партии, которая нанесла первый страшный удар по сталинизму. Это было начало исторического поражения "вождя", тридцать лет строившего сталинский социализм. Я не намерен пересказывать положения доклада Хрущева, а лишь попытаюсь показать, сколь велика была его роль в начавшейся десталинизации и сколь глубокие последствия вызвало его выступление во всем мире. ...Итак, на исторической сцене было два главных действующих лица: неистовый Хрущев и призрачный Сталин. В звенящей тишине зала Первый секретарь переходил от вопроса к вопросу. Поспелов со своими помощниками подготовил доклад почти из полутора десятков разделов. Каждый из них был элементом целого, но играл и самостоятельную роль. Внутренняя логика была слабой. Так, например, излагая общеметодологические вопросы о культе личности и взглядах на него классиков марксизма, о ленинских оценках Сталина, докладчик как-то сразу переходил к теме "враги народа", а затем вновь возвращался к более общим вопросам: Ленин и партийная оппозиция, коллективное руководство. Некоторые темы неоднократно повторялись: ответственность за террор, геноцид и террор, террор. В докладе "О культе личности и его последствиях" были освещены и такие специальные темы, как Сталин, и воина, конфликт с Югославией, Берия, и некоторые другие. Начал Хрущев спокойно: "В настоящем докладе не ставится задача дать всестороннюю оценку жизни и деятельности Сталина. О заслугах Сталина еще при его жизни написано вполне достаточное количество книг, брошюр, исследований. Общеизвестна роль Сталина в подготовке и проведении социалистической революции, в гражданской войне, в борьбе за построение социализма в нашей стране. Это всем хорошо известно. Сейчас речь идет о\вопросе, имеющем огромное значение и для настоящего и для будущего партии, - речь идет о том, как постепенно складывался культ личности Сталина, который превратился на определенном этапе в источник целого ряда крупнейших и весьма тяжелых извращений партийных принципов, партийной демократии, революционной законности". В зале сидели делегаты, которые впервые (!) узнали о ленинском "Письме к съезду", об оценках, которые Ленин дал Сталину еще в начале 20-х годов. Это были откровения, позволившие наконец истине вырваться из заточения. Хрущев, хотя и заклеймил "троцкистско-зиновьевский блок", как и "бухаринцев", однако впервые высказал еретическую тогда мысль, что при Ленине борьба с оппозиционерами велась только "на идеологической основе". Но не эти идеи были главными в докладе Хрущева. Весь пафос его. выступления был направлен на осуждение сталинских беззаконий. "Ясное дело,- подчеркивал Хрущев,- что здесь были проявлены со стороны Сталина в целом ряде случаев нетерпимость, грубость, злоупотребление властью. Вместо доказательств своей политической правоты и мобилизации масс, он нередко шел по линии репрессий и физического уничтожения не только действительных врагов, но и людей, которые не совершали преступлений против партии и Советской власти". Зал оцепенел, когда Хрущев подробно рассказал о том, как фабриковались "дела", что представляли собой так называемые "враги народа". Хрущев справедливо отметил, что сталинская концепция "врага народа" сделала возможной применение жесточайших репрессий против любого, кто не соглашался со Сталиным по какому-либо вопросу, против тех, кто только лишь подозревался в намерении совершить враждебные действия, а также против тех, у кого была плохая репутация. Слушая эти страшные откровения, сидящие в зале видели, как до боли знакомая фигура в маршальском мундире постепенно предстает в облике палача собственного народа с обагренными кровью руками. Хрущеву удалось в течение .трех-четырех часов, пока продолжался доклад, сделать, казалось бы, невозможное. Прежде всего докладчик развенчал Сталина как вождя. Хрущев особенно нажимал на то, что Сталин был некомпетентным руководителем: "знал страну и сельское хозяйство только по кинокартинам". а во время войны "разрабатывал операции на глобусе", совершенно не учитывал "мнения партийных работников". Первый секретарь, неплохо знавший сельское хозяйство, самые разящие удары нанес призраку на сцене именно в этой области. Хрущев поведал делегатам, что Сталин в последние годы вынашивал мысль повысить налоги в сельском хозяйстве на 40 миллиардов рублей! Это была "фантастическая идея человека, оторвавшегося от действительности". Хрущев, показывая некомпетентность "вождя", его умозрительные решении, сорвал тем самым .со Сталина тогу непогрешимости и мудрости, в которую он так долго и старательно облачался. Далее Хрущеб привел доказательства того, что Сталин являлся палачом, садистом, человеком, лишенным каких-либо элементарных нравственных качеств. Коснувшись судеб Косиора, Чубаря, Постышева, Косарева, Эйхе и других видных большевиков, докладчик подчеркнул, что Сталин "сам был Главным Прокурором во всех этих делах. Сталин не только соглашался на все эти аресты, он сам, по своей инициативе давал распоряжения об аресте". А добыть "признания" - главный аргумент виновности - было делом техники. "И следователи добывали эти "признания",- заявил Хрущев.- Но как можно получить от человека признание в преступлениях, которых он никогда не совершал? Только, одним способом-применением физических методов воздействия, путем истязаний, лишения сознания, лишения рассудка, лишения человеческого достоинства. Так добывались мнимые "признания". Хрущев, приведя большое количество конкретных фактов, связанных с судьбами Кирова, Постышева, Рудзутака, Вознесенского, Кузнецова, Родионова, Попкова, Розенблюма, жертв "мингрельского дела" и других, смог создать новый облик "вождя": кровавого, беспощадного диктатора и тирана. И наконец, "секретный" доклад Первого секретаря поставил под большое сомнение стиль и методы руководства Сталина. Хрущев особо подчеркнул, что отсутствие коллективности в высшем партийном руководстве - прямое следствие злоупотреблений личной властью. Например, заявил докладчик, "за все годы Великой Отечественной войны фактически не было проведено ни одного Пленума ЦК.(3) Правда, была попытка созвать Пленум ЦК в октябре 1941 года, когда в Москву со всей страны были специально вызваны члены ЦК. Два дня они ждали открытия Пленума, но так и не дождались. Сталин даже не захотел встретиться и побеседовать с членами Центрального Комитета".. Хрущев на протяжении всего доклада проводил мысль, что Сталин, постоянно злоупотребляя своей неограниченной властью, действовал при этом от имени ЦК, не спрашивая при этом мнения не только членов ЦК, но даже и членов Политбюро. Нередко он не информировал их о лично им принятых решениях, касавшихся чрезвычайно важных партийных и государственных вопросов. Одним из примеров пагубности единовластия стал анализ конфликта с Югославией. Хрущев прямо заявил, что Сталин в этой истории играл "постыдную роль". Таким образом, своим докладом Хрущев достиг нескольких целей: показал призрачное величие "вождя", не обладавшего ни должной, компетентностью, ни мудростью, ни проницательностью. Докладчик однозначно констатировал, что главная ответственность за злодеяния, преступления, террор лежит на Сталине. Хрущев так же решительно осудил единовластие "вождя", явившееся источником многих бед для партии и народа. Это был взрыв в общественном сознании, самое смелое и Неожиданное наступление на-цезаризм, беззаконие и тоталитаризм. Но Хрущев был и остался сыном своего времени, Его личный вклад в решительное разоблачение культа личности неоспорим. Только за одно это его имя навсегда войдет в нашу историю. Но доклад, подготовленный старым сталинским придворным теоретиком, не был глубоким; скользя по поверхности явлений И фактов, он почти не касался генезиса сталинизма, причин деформации социализма, более того, эти искажения даже не признавались. Сталинские "заслуги" полностью не отрицались. "Бесспорно, что в прошлом Сталин имел большие заслуги перед партией, рабочим классом и перед международным рабочим движением... Причем он был убежден, что это необходимо для защиты интересов трудящихся от происков врагов и нападок империалистического лагеря". Сталин, подвергаясь жестокой критике, одновременно получал и индульгенции перед историей. Хрущев надеялся, что обсуждения вопроса о культе личности и его последствиях в кругу партии будет достаточно для ликвидации сталинских извращении. Об этом, по сути, докладчик откровенно заявил на съезде: "Этот вопрос мы не можем вынести за пределы партии, а тем более в печать. Именно поэтому мы докладываем его на закрытом заседании съезда. Надо знать меру, не питать врагов, не обнажать перед ними наших язв. Я думаю, что делегаты съезда правильно поймут и оценят все эти мероприятия". Реформатор, сделав решающий прорыв, не мог понять, что "секретное мышление" - это как раз и есть сталинское\ мышление, унаследованное от призрака. "Знать меру" для Хрущева означало не обращаться с этими еретическими взглядами к народу, тем более к мировой общественности. Человек, который еще шесть лет назад выступил с известной статьей "Сталинская дружба народов - залог непобедимости нашей Родины", не мог, конечно, в одночасье освободиться от всего того, что зрело, росло, формировалось в нем десятилетиями. Хрущев, не перечивший ни в чем "вождю" при его жизни, конечно, не забыл, что его поступки, как и поступки других соратников Сталина, целиком зависели от диктатора. Они привыкли исполнять, а не рассуждать. Сам Хрущев помнил, что нередко второстепенные, чисто хозяйственные вопросы он был не в состоянии решить сам, не обратившись прямо к Сталину. Это было небезопасно: мог последовать грубый отказ или какая-нибудь издевательская реплика. Но обращаться все равно приходилось... "ЦК ВКП(б) товарищу Сталину: Просьба взять на обеспечение государства истребительные батальоны, действующие против оуновцев. Просим: кирзы для голенищ сапог - 104 300 дцм юфты для передков сапог - 774 дцм кожи подошвенной - 20 380 дцм бязи для белья - 196000 м ниток - 525 катушек 18.1Х.1946 г Н. Хрущев С. Круглое". Нетрудно представить, что если испрашивали нитки у "вождя", то в политических вопросах Соратники испрашивать ничего не могли. Хрущев, нанесший первый мощный удар по сталинизму, не мог, естественно, сразу стряхнуть с себя все его постыдные атрибуты. Вся непоследовательность, половинчатость, недосказанность Хрущева нашли отражение в Постановлении ЦК КПСС "О преодолении культа личности и его последствий", принятом 30 июня 1956 года. В этом документе, мало похожем на доклад Хрущева, хотя и была сделана попытка вскрыть причины культа личности Сталина, тем не менее более ярко выражен компромисс со сталинистами. В постановлении, в частности, утверждается, что "серьезные ошибки" были допущены лишь "в последний период жизни Сталина". Раскрывая "объективные условия" формирования антиленинского феномена, постановление в значительной мере использовало аргументы самого Сталина: "После смерти Ленина. в партии активизировались враждебные течения- троцкисты, правые оппортунисты, буржуазные националисты, стоявшие на позициях отказа от ленинской теории о возможности победы социализма в одной стране, что на деле вело бы к реставрации капитализма в СССР. Партия развернула беспощадную борьбу против этих врагов ленинизма". Далее говорилось, что "приходилось идти на некоторые ограничения демократии, оправданные логикой борьбы нашего народа за социализм в условиях капиталистического окружения". Но все это не столько объясняло, сколько оправдывало культовые уродства. Хрущев вновь возрождает идею "Ленинского ядра", которое якобы сразу же после смерти. Сталина повело решительную борьбу с культом личности и его последствиями. Мы же знаем, что все было далеко не так. В постановлении ставится, кстати, вопрос: "Почему же эти люди не выступили открыто против Сталина и не отстранили его от руководства?". Далее следует констатация, которая, пожалуй, объективна, хотя и страшно горька: "Всякое выступление против него в этих условиях было бы не понято народом, и дело здесь вовсе не в недостатке личного мужества. Ясно, что каждый, кто бы выступил в этой обстановке против Сталина, не получил бы поддержки в народе". Хрущев, Президиум ЦК не захотели сказать, что выступать против Сталина нужно было значительно раньше, когда к партии обратился с этим предложением Ленин. Не сказав этого, сняв вину с партии за диктаторство одного лица, постановление тем не менее сочло необходимым отметить, что "советские люди знали Сталина как человека, который выступает всегда в защиту СССР от происков врагов, борется за дело социализма. Он применял порою (?! -- Примеч. Д. В.) в этой борьбе недостойные методы, нарушал ленинские принципы и нормы партийной жизни. В этом состояла трагедия Сталина (?!!-Примеч. Д. 5.)". Оказывается, все это было трагедией не народа, а лишь Сталина... "Было бы грубой ошибкой из факта наличия в прошлом культа личности,- отмечается далее в постановлении,- делать выводы о каких-то изменениях в общественном строе в СССР или искать источник этого культа в природе советского общественного строя. И то и другое является абсолютно неправильным, так как это не соответствует действительности, противоречит фактам". При чтении постановления начинает казаться, что Хрущев, ведя дуэль с призраком Сталина 25 февраля 1956 года и нанеся первое, но смертельное поражение поверженному кумиру, сам испугался этой победы! Не случайно ЦК, официальная печать хранили полное молчание по поводу "секретного" доклада, как будто их целью было оградить народ от идеологического потрясения. Однако ознакомление с докладом глав делегации братских партий,-партийной общественности на закрытых собраниях с неизбежностью привело к его "утечке". Уже в начале июня 1956 года текст доклада появился на страницах буржуазной печати в США, Франции, АНГЛИИ. А у нас, даже признав в конце концов существование этого документа, официальные партийные органы более трех десятилетий делали вид, что этот вопрос совершенно не актуален. И только весной 1989 года доклад был опубликован в вестнике "Известия ЦК КПСС". Многолетнее сокрытие от народа этого документа свидетельствует, что сталинизм, увы, еще жив, он только видоизменил свою форму. А ведь казалось, что партия, именно партия, начав разоблачение и развенчание сталинизма, должна была и завершить его. С началом обновления на одном из съездов или пленумов следовало принять глубокий аналитический документ, который отразил бы полное и всестороннее отношение коммунистов страны к этому чуждому марксизму явлению. Сейчас середина 1991 года, а такого документа пока еще нет. "Второе наступление" Хрущева на Сталина и сталинизм, предпринятое им на XXII съезде партии уже публично, открыто, лишь потеснило тоталитарно-бюрократический образ мыслей и действий. Потеснило, но не ликвидировало. Затем наступил долгий мораторий в четверть века. Брежнев, не решаясь полностью реанимировать Сталина и сталинизм, по совету Суслова и других своих соратников пошел по иному пути: в истории были созданы провалы, пустоты. Как будто не было Сталина, не было злодеяний сталинщины, не было тысяч, миллионов замученных и расстрелянных, нс было ГУЛАГа. Бесполезно искать в энциклопедических словарях, изданных в те годы, материалы о Троцком, Бухарине, Зиновьеве, Каменеве, множестве других деятелей революции. Схемы истории, создаваемые такими людьми, как Поспелов (готовы писать и панегирики Сталину, и его исторические неврологи), были упрощены до предела: Сталина как бы не было. Руководила партия, (даже если она не собиралась на свои съезды и пленумы). А если Сталин и упоминался, то в обойме других сохраненных для истории вождей, как один из многих. Но только как совершивший "некоторые ошибки". И сам XX съезд, может быть, один из подлинно исторических, на долгие годы попал в полосу идеологического моратория. Складывалось впечатление, что призраки сталинизма пошли в незаметное контрнаступление. Здесь нет ничего случайного. Сталин умер, но Система осталась. Пришли новые люди, пользующиеся механизмом этой Системы. Те две памятные исторические атаки, которые со смелостью романтика-реформатора осуществил Хрущев, позволили пробить крупные бреши в корпусе сталинизма. Но его наследники без лишнего шума наложили политические, идеологические и социальные "пластыри" на эти пробоины. Книги, которые успели написать во время "оттепели" А. Солженицын и некоторые другие писатели и историки, оказались уже "не ко времени". Официальные исследования этих лет, посвященные 20-м, 30-м, 40-м, да и 50-м годам, представляли собой в основном "кривое зеркало". Но хрущевский доклад сделал свое дело. В коммунистических партиях начался долгий и трудный процесс мучительной переоценки своей истории, ценностей, программ, взглядов. Это особая тема. Отношение некоторых партий строилось по принципу: главным является не выяснение истины, а то, кто ее выясняет. А поскольку, как подчеркивалось в постановлении ЦК КПСС, "в буржуазной печати развернута широкая клеветническая антисоветская кампания, поводом для которой реакционные круги пытаются использовать некоторые факты, связанные с осужденным Коммунистической партией Советского Союза культом личности И. В. Сталина", то реакция многих ортодоксально мыслящих руководителей была соответствующей. В иных случаях, как, например, в Итальянской компартии, руководство и особенно сам П. Тольятти не. довольствовались ограниченным объяснением феномена сталинизма, а сами поставили вопрос о его природе. Во Французской компартии к оценке глубинных вопросов сталинизма, его генезиса и последствий подошли более осторожно. Компартия Китая вначале солидаризовалась с выводами доклада Хрущева, а затем в условиях усиливающихся межпартийных разногласий перешла от поддержки к осуждению исторической акции XX съезда. Пожалуй, в концентрированной форме отношение к Сталину было выражено в совместной статье двух партийных китайских органов "Женьминь жибао" и "Хунци". Статья, опубликованная 13 сентября 1963 года, гласила: "На XX съезде КПСС товарищ Хрущев полностью и, огульно отрицал Сталина. По такому принципиальному вопросу, имеющему отношение ко всему международному коммунистическому движению, как вопрос о Сталине, он предварительно не проконсультировался с братскими партиями, а после XX съезда, поставив их перед совершившимся фактом, стал навязывать им решение съезда". Далее в статье делались такие выводы: "Все заслуги и ошибки Сталина - это объективно существующая историческая реальность. Если сопоставить заслуги и ошибки Сталина, то у него заслуг больше, чем ошибок. Правильное в деятельности Сталина составляет его главную сторону, а его ошибки занимают второстепенное место. Каждый честный, уважающий историю коммунист, подводя итоги теоретической и практической деятельности Сталина в целом, видит прежде всего эту его главную сторону. Поэтому, правильно познавая, критикуя и преодолевая ошибки Сталина, необходимо защищать главную сторону его жизни и деятельности, защищать марксизм-ленинизм, который он отстоял и развил". Это консервативная позиция, но аргументированная. Была реакция и иного рода. В 1979 году к 100-летию со дня рождения Сталина в Тиране Э. Ходжа опубликовал книгу "Со Сталиным", где подробно описывал свои пять встреч с "вождем народов". В книге нет аргументов, обосновывающих неприятие решений XX съезда КПСС албанским руководством, но есть яростное, эмоциональное неприятие самой идеи осуждения вождизма. "Никита Хрущев и его соумышленники,- писал Ходжа,- в "секретном" докладе, с которым они выступили на своем XX съезде, облили, грязью Иосифа Виссарионовича Сталина и постарались унизить его самым отвратительным образом, самыми циничными троцкистскими методами". По существу, каждая компартия по-своему "переваривала" доклад Хрущева на XX съезде. Потрясение, растерянность, но и оживление теоретической мысли, переосмысление прошлого опыта, как и ренегатство, идущее рядом со стремлением к обновлению, новым формам политической и социальной деятельности,- все это в высшей степени противоречивое отражение происшедшего в Москве на XX съезде стало реальностью. Думаю, что едва ли сам Хрущев мог предполагать, сколь противоречивыми будут последствия его прорыва. В конце концов, Хрущев, оказавшись в центре внимания почти полутора тысяч делегатов XX съезда вместе с призраком ушедшего в небытие "вождя", едва ли представлял, что сцена дворца скоро расширится до планетарных масштабов. На этой арене развернется долгая борьба (она и сейчас еще не закончена) различных концепций социализма. С одной стороны, ортодоксальной, жесткой, бюрократической, силовой, бескомпромиссной, одномерной, готовой оправдать даже преступления во имя торжества идеи. С другой - демократической, гуманной, многомерной концепции, исходящей из принципа, что высокая идея может опираться лишь на чистые, человечные методы и средства, концепции, в основе которых - исторические компромиссы и сосуществование различных систем и идеологий. Конечно, у Хрущева еще не было тех концептуальных взглядов, которые мы приобретаем сегодня. Но осмелюсь сказать, что если не сводить новое мышление только к современному осмыслению грозных реалий ядерного мира, а понимать под ним принципиально новое "прочтение" великих идей гуманизма, то нужно сказать, что Хрущев приоткрыл дверь социалистического мира для проникновения туда тех духовных ценностей, которые и ныне кое-кому кажутся ересью. Хрущев сдернул мантию непогрешимости с тирана, в котором как в "кривом зеркале" отразились сложнейшие противоречия эпохи. Сталин оказался непревзойденным мастером соединения высокой идеи с чудовищным абсурдом. Сегодня можно сказать, что XX съезд партии, при всей незавершенности начатого тогда, дал нам дополнительные возможности не только для постижения эпохи, но и для углубленного понимания политического портрета Сталина. Вернусь еше раз к Николаю Бердяеву, который, может быть, глубже, чем многие, сумел постичь тайны философии истории. Именно она позволяет через призму вечно пульсирующего бытия найти многие разгадки той или иной личности или, по крайней мере, надеяться постичь их. "Каждый человек,-писал Бердяев,- по своей внутренней природе есть некий великий мир, микрокосм, в котором отражается и пребывает весь реальный мир и все великие исторические эпохи". Каждый исследователь, преодолевая пласты времени и пытаясь понять то, что безвозвратно ушло, одновременно имеет шанс увидеть "оттиски", иногда очень слабые, порой кричаще-громкие, работы мысли, воли, страсти человека, чей портрет он хочет воссоздать. Этому помогают "раскопки" реликтов былого, отшумевшего, страшного. Реликты сталинизма требуют долгого осмысления. Подчас, кроме анализа конкретных фактов, я был вынужден прибегать к методам философии истории, предстающей в этом случае как пророчество, опрокинутое назад. Только постигнув прошлое, люди будут способны на пророчества, обращенные в грядущее. Вместо заключения ВЕРДИКТ ИСТОРИИ В начале 1945 года, когда исход войны был уже ясен, во время одного из вечерних докладов Берия молча положил перед Сталиным лист бумаги, исписанный аккуратным почерком. Рядом - этот же текст, перепечатанный на машинке в ведомстве наркома внутренних дел. Сталин знал, что ему не докладывали "пустых" бумажек. Посмотрев внимательно на Берию, "вождь" углубился в чтение. "Глубокоуважаемый Иосиф Виссарионович, Мы, внуки писателя Льва Николаевича Толстого, Илья Ильич и Владимир Ильич Толстые с семьями, освобожденные от немецкой оккупации войсками Красной Армии на территории Югославии, где мы жили 23 года как эмигранты, просим о разрешении нам вернуться на Родину, чтобы принять участие в войне. В полном сознании ошибочности и преступности своей эмиграции, мы просим дать нам право и возможность включиться в ту гигантскую борьбу, которую ведет наш народ под водительством Советской власти за счастье своей Родины. Помогая Красной Армии в ее боевой работе в районе нашего местожительства, мы сердцем уже с нею слились и. теперь хотим только отдать свои силы и жизни своей стране. Мы надеемся, что Вы как, человек почувствуете и поймете, всю естественность и искренность нашего стремления и не откажете нам. , С глубоким: уважением Илья Ильич Толстой Владимир Ильич Толстой 20 января 1945 года Новый Бечей, Югославия". Сталин поднял голову и вновь посмотрел на Берию. "И здесь,- подумал Верховный Главнокомандующий,- дворянская гордыня: "...ту гигантскую борьбу, которую ведет наш народ под водительством Советской власти..." Хорошо хоть, что власть признали, но не его, вождя... Ход мыслей Сталина прервал Берия, что-то торопливо говоривший: - ...Этот Илья, бывший помещик, в 1916 году окончил Военно-морской корпус царской армии. В Гражданской войне воевал на стороне белых. Бежал после разгрома Колчака в Харбин, оттуда через Японию и Йталию - в Югославию, где и проживает с 1921 года. С 1933 года член антисоветской организации "Младоросская партия", а накануне войны руководитель отделения этой партии в Белграде. До 1939 года сотрудничал в белогвардейской газете "Русское дело", печатавшей измышления по адресу советского руководства, пропагандировал монархические идеи. Сильно бедствовал материально, работал счетоводом, вместе с сыном сапожничали, делали куклы. Сейчас сын Ни-кита пошел с одной из частей Красной Армии... - А что другой Толстой? - перебил Сталин. - Владимир Толстой... образование получил в Первом Московском корпусе. До 1917 года был добровольцем на германском фронте. Затем - на стороне белых. С войсками Врангеля бежал в Константинополь. Зарабатывал на жизнь в Югославии трудом строительного рабочего, был поденным огородником, служащим на табачном складе в Македонии... - А антисоветская деятельность? - Данных пока нет. При немцах сидел в концлагере за симпатии к СССР. Сталин молчал. До него дошло слабое эхо гражданской войны, пролившей реки крови. Не без злорадства подумал: "Сколько теперь таких кающихся будет? История всем доказала его силу и правоту... Осколки прошлого..." Берия, словно расслышав мысли "вождя", ввернул: - В Югославии, должно быть, немало всяких бывших: белогвардейское офицерье, казачки... Как в Чехословакии и Болгарии...