л смысл, там мы его сохранили, но в нем было много такого, что только отягощало наши души, и мы это подвергали осуждению. Помню, как однажды кто-то спросил Иисуса, полезно ли для людей обрезание, и наш Господь ответил: "Если было бы полезно, ваши отцы зачинали бы вас от ваших матерей уже обрезанными. Но важны только очищение души". Вот как обстояло дело с нами. Очищение души - вот что было важно. Однако Павел представляет дело так, будто мы были в первую очередь евреи, а потом только ученики Христа. Возможно, были и такие, но не среди учеников, которые жили с Христом и следовали за Ним, и служили Ему, Но кто же поверит тому, что я говорю? Давно умер и Петр, и апостолы, а эти "Деяния" живут, и всякий, кто считает себя христианином, хочет читать их. И они верят написанному, сердце их ни в чем не сомневается. ЕВАНГЕЛИЕ ОТ ПАВЛА Думаю, "Деяния" были написаны позже, когда Павел находился в Риме и ждал суда, евангелие же его было нам уже известно, когда мы жили и работали в Иерусалиме. Сегодня люди говорят, что евангелие от Павла - это евангелие Христа и что Павел, который повсюду связывал обращенных им цепями умственного рабства, унаследовал мудрость нашего Господа и был апостолом свободного духа. Я этого не могу понять. Какое отношение имел Павел к Христу? Он никогда не встречал нашего Господа, и я не верю, что ему было видение Иисуса. Когда он направлялся в Дамаск и был ослеплен, он услышал голос собственных сомнений, но ни тогда, ни потом он не видел Иисуса Христа. Он видел свет, и это часто случается с честолюбивыми людьми. Все, что с ним происходило позже, люди считали удачей и благословением, а он сам - чудом. Таков уж был избранник Павел. В своих писаниях он ни разу не упоминает Иисуса, который жил и незадолго до того был распят. Он ни разу не проявляет даже интереса к Нему, не цитирует Его, хотя время от времени использует слова Иисуса как свои собственные, например, в главе о любви, которой он прерывает свое послание коринфянам. Он слово в слово повторяет Иисуса, когда Тот ходил среди ефесян. Тем же, кто верит, будто Павел и Иисус были единомышленниками, Господь, наверное, кажется философом, интеллектуалом, выверяющим теории древних, к которым присовокупляет кое-какие собственные рассуждения. Но Иисус был Сын Бога и Сам Божество. Его учение было абсолютно и спонтанно, и Ему не надо было ничего ни придумывать, ни записывать, ни переписывать, ни пересматривать и обсуждать с другими, как делают философы. Он не обучался этому в школе, и евангелие, как я уже говорил, было Его с самого начала. Павел же рассуждает и доказывает, пользуется словами, которыми Иисус никогда не говорил, сам себе противоречит, из нагромождения идей сооружает систему, которая не имеет смысла. Мои же братья называют эту бессмыслицу "трансцендентной". В этой системе мы не находим понимания греха, страданий и воскресения, которое Иисус стремился нам дать. Павел - плоть, греховная сама по себе. "Ибо я знаю, что ничего хорошего нет во мне, то есть в моей плоти", - говорит он, рассуждая о "законе греха, который обитает в моих членах,". Но если плоть греховна, то каков же сам мир, сама материя? Следовательно, они тоже должны быть отягчены грехом. А если мир греховен, то что же Бог создал его таким? Какой извращенный ум должен был задумать мир, состоящий из греха, и населить его существами с греховной плотью? Мы приближаемся к идеям гностиков и их Демиурга, только тех они привели к анархии, а Павел утверждал силу авторитета. Но Бог - это добро, и добрый Бог никогда бы не создал греховный мир и Демиурга, которого не допустил бы к творению. Не забудем, что Иисус всегда говорил о Боге как о Своем самом чтимом и великодушном Отце... Добрый Бог никогда бы не приобщил всех людей к ответственности за Адама и не вложил бы греховность в плоть и материю. Они невинны. Греховно то, что люди делают с плотью и материей. Помню, как Иисус говорил после воскресения. Петр спросил его: "Господи, что есть грех мира?", - и Он ответил: "Мир не имеет греха в том смысле, в каком ты говоришь, это люди творят грех, когда, например, прелюбодействуют, гневаются или боятся". Нельзя сказать, что Павел прямо высказывает ту мысль, что творец есть зло, но она лежит в основе всего, что он говорит. Его Бог преисполнен ярости и жажды обрушить на мир Свой суд. Сын Божий в евангелии от Павла - это просто абстракция, ноль. Его слова ничего не значат, жизнь, которую Он прожил среди нас, тоже не имеет значения, Его воскресение во плоти - несущественно для Павла; однако смерть Его на кресте - это важно. Это значит, что таким способом яростный Бог закона и суда освободил от греха тех, кто сегодня в лоне Церкви. На этой бессмыслице Павел строит свою Церковь и говорит тем, кого обращает: "Христос умер за ваши грехи, следовательно, вы должны быть Ему верны. А если нет у вас веры в Него, вы будете вечно виноваты". Короче, он вымогает у людей некую веру. Что же означает освобождение от грехов? Согласно Павлу, когда мы верим в Иисуса, мы повинуемся не закону, а благодати. Но что же эта благодать дает нам? Что происходит с законом? Реально, по-видимому, ничего. Известно, что нам дано благословение, но все же мы не должны грешить, не должны "позволять нашим членам грешить и быть инструментами зла", и надо продолжать жить, как раньше. Нам дано благословение, но "закон все же свят", и мы не должны его отрицать, но не должны и есть с язычниками. Так что же мы получили? По сути, ничего. Но мы должны ждать вечной жизни и судного дня. А почему нам дана такая благодать? Потому что мы верим в Иисуса. Наша вера служит оправданием. На вопрос, что значит оправдание, я отвечаю: не знаю. Иисус не часто использовал это слово. Но если оно означает, что только через нашу веру в Иисуса мы спасемся теперь и в судный день, то я отвечаю, что дьявол первым войдет в Царствие Божие, ибо он-то верит в существование и дело Иисуса Христа. В конце концов, верить легко. Каиафа тоже верил в Бога, но каков был плод его веры? Преследование Христа. Фарисеи, которые допрашивали Иисуса, верили в Бога, но то был бог, которого они выдумали по образу и подобию своему. Философы, которые спорили с Христом, говорили: "Мы верим, что Бог существует", - но кто они такие, чтобы оказывать Богу услугу своей верой в него? В церквях я слышу, как люди говорят: "Я верю, что Бог такой-то и такой-то",... но какое имеет значение, что они говорят и во что верят? Это не настоящая вера, а просто мнение или рассуждение. Бога нельзя охватить нашей верой, как и нашими чувствами и мыслями. Кто преисполнился Духом, тот и знает Бога; тот знает истину о материи. Я ни в грош не ставлю веру, о которой говорит Павел и которая его оправдывает. Мы верили в Иисуса и собственными глазами видели Его чудеса и, более того, Его преображение. Тем не менее Он говорил нам, что у нас нет веры, что "Если вы имеете веру с горчичное зерно и скажете горе сей: "Перейди отсюда туда", и она перейдет; и ничего не будет невозможного для вас". Вера имеет глубину. Это мера, сила знания нашего Духа, которое есть знание Бога. Вера встречается не часто. Взрастить ее - дело целой жизни. Ее нет среди новообращенных Павлом. Он же считал, что вера оправдывает все его грехи, желания, то, как он выволакивал наших братьев и сестер и предавал их смерти еще до его судьбоносного путешествия в Дамаск. Думаю, он так и не поверил в серьезность своего преступления и в греховность своей природы. Он заявил, что все люди были непременно грешны, ибо повиновались закону, а как только поверили в Христа, то таинственным образом были оправданы и получили благословение. После крещения обращенные Павлом и его ученики, несмотря на благословение, продолжали предаваться тому, что мир считает грехом. Как же философия Павла объясняет такую банальную безнравственность? Никак. Однако нельзя было допустить такой разгул непочтительности среди своих последователей, а значит, и издевательства над евангелием от Павла. Поэтому он и ввел жесткую мораль в свою Церковь, и виновные в прегрешениях подвергались страшным наказаниям. Судьей стал он сам. Он не заботился о том, как другие судят о нем: "Очень мало значит, как судите обо мне вы или другие люди; я и сам не сужу о себе. Хотя я ничего не знаю за собою, но не оправдываюсь; судия же мне Господь". Осужденных он отдавал в руки Сатаны, который должен был уничтожить их плоть. Кто сомневался в его заповедях, тех более не признавали; кто сомневался в его евангелии, тех проклинали. Почему же Павел жил по одним законам, а от своих обращенных требовал жить по иным? Он считал себя хозяином-строителем Церкви, а остальных - своими наемными рабочими. Себя он считал отцом обращенных, и слово его было закон. Церковь Павла была основана на иллюзии, и его учение состояло из воздуха, слов и нашептываний духов. Разговоры о благословении и оправдании ничего не значат, ибо кого Павел обратил, в лучшем случае сменили веру или внешние представления. То же самое произошло с Павлом: когда он упал по дороге в Дамаск, то сменил свою философию, как человек меняет одежду, но суть его осталась прежней. Он не испытал никакого преображения, не произошло оно и в его Церкви. Реально ничего не изменилось. Возникло какое-то ощущение одержимости в завоевании симпатий других, которое испытывают одинокие, став членами сообщества. Какая-то опустошенность в Павле подвигала его внушать своим последователям мысль не о настоящем, а о грядущем. Многие рассуждали так же: дескать, они ждут своей смерти, когда войдут в Царствие Божие, что живут по необходимости или чтобы славить Бога, пока они еще во плоти. Таким образом, истина переносится в будущее, хотя Иисус говорил, что "Царствие Отца повсюду на земле, но люди не видят его". Евангелие от Павла - это ожидание конца, когда его абстрактный Христос отомстит неверующим, грешникам и по волшебству вознесет праведных на небеса. Под знаком распятого Бога все эти церковники опять будут ждать в своем заблуждении, пока не проснутся, но благодаря не выдуманному благословению, а здравому смыслу. Царствие Божие вокруг них, но по слепоте своей они переносят его в загробную жизнь. Царствие Божие в них самих, но по невежеству своему они ищут его вовне, в Церкви Павла. Пока они ждут, силы, которым они подчиняются, правят бал. "Рабы, под игом находящиеся, должны почитать господ своих достойными всякой чести, - говорит Павел Тимофею. - Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога; существующие же власти от Бога установлены. Посему противящийся власти противится Божию установлению; а противящиеся сами навлекут на себя осуждение", - заявляет он римлянам, несмотря на то, что рабство - зло, а цари часто греховны. Народом правил Ирод, и он убивал невинных, обезглавил Иоанна Крестителя. Правил Пилат, и он умыл руки, когда Иисуса вели на казнь. Хотя Иисус действительно Сам позволил, чтобы Его казнили, и призывал к миру, Он подорвал авторитет фарисеев и осудил всякое подавление человека человеком. Он требовал, чтобы мы не были надменными, но Он и не позволял нам мириться с угнетением других. Кто такие одержимые, если не те, что подчинились власти другого? Кто были те люди, которым он велел оставить своих матерей и отцов и следовать за ним, если не одураченные, рабски покорные и внутренне не омраченные? В евангелии от Павла ничто не меняется. Солнце движется по небу, восходит луна, сменяются времена года, но никто ни на йоту не преображается. Они только мысленно являются последователями Христа. У них воображаемая благодать, нереальное крещение, иллюзорная свобода, бесполезная сила. Еще хуже то, что через обращение они поиск истины подменили образом истины, свет - картинами света; братство святых - принадлежностью к Церкви; сияющую власть Духа - властью священнослужителей, епископов, дьяконов и архидьяконов; прощение - оправданием; а Евангелие Царствия - законами морали и абстрактной риторикой. А Иисус Христос, Сын Человеческий, подменен безжизненным понятием: плотью, лишенной воли, или трупом, в чей полотняный покров таинственным образом облекаются обращенные Павлом. Это не живой Иисус, Сын Бога, а ложный, извращенный образ, некий Христос Иисус, которого проповедует Павел и в которого верят невежественные и потерянные. СТРАДАНИЕ Павел с гордостью перечисляет свои страдания, хвастается своими тревогами и теми опасностями, которые грозили ему среди дикарей во время кораблекрушения, и тем, как его избили розгами. Он заявляет, что в сердце его поселилась великая печаль и неутолимое страдание, что ему дано жало в плоть и неизлечимые раны. Он хвастается страданиями, потому что желает представить их как знак его величия. Он будто хочет сказать: "Страдания мои велики, как и усердие во имя Христа. Я наименьший среди апостолов", - заявляет он, однако желает, чтобы мы поверили, будто на самом деле он - величайший: "Я более их всех потрудился". Слабость он превращает в знак своего апостольства, а болезнь - в знак своего совершенства, утверждая, что Господь заверил его: "Довольно для тебя благодати Моей, ибо сила Моя совершается в немощи". Здравый смысл поставлен с ног на голову: болезнь, нужды, которые мучают человека, объявлены его силой. Павел желает также, чтобы мы поверили, будто его страдания - частица страданий Христа, и своими испытаниями он восполняет то, чего не сделал Христос. Поэтому он говорит колоссянам: "Ныне радуюсь в страданиях моих за вас и восполняю недостаток в плоти моей скорбей Христовых за Тело Его, которое есть Церковь..." Но это доктрина Павла, потому что Иисус никогда не говорил о Своем Теле как о Церкви. Таким образом он рядится в Христа. Думаю, что это было написано позднее. Если верить Павлу, то страдать - хорошо, ибо, как говорит он филлипийцам, страдая как христиане, мы делаем это во имя Христа, и, по-видимому, таким образом становимся подобны Христу. Он утверждает: "Для Него я от всего отказался", но ради того, "чтобы познать Его, и силу воскресения Его, и участие в страданиях Его, сообразуясь смерти Его, чтобы достигнуть воскресения мертвых". Таким образом, круг смыкается. В евангелии, которое проповедует Павел, предлагается фантастическое благословение и гарантируется теоретическая свобода. Никто не преображается, и, следовательно, страдания должны продолжаться. Но Павел отнюдь не считает, что ничего не произошло. Люди по-прежнему страдают, что расценивается, как их достоинство, как их святость, причем все это делается во имя Христа, ложится на чашу страданий, которые Сам Господь принял, и завершает дело, которое Он не смог завершить. Так это же насмешка надо всем тем, что совершил Иисус! Он страдал как Сын Божий для того, чтобы мы не страдали. Он распял себя, чтобы принять наши грехи на Себя, то есть освободил нас от последствий содеянного нами в прошлом. Если мы поступаем дурно, то последствия худых поступков накапливаются в нашей жизни, вызывают страдания, и это продолжается из одной жизни в другую. Иисус освободил нас от этого. Когда Фома вернулся с Востока, он рассказал мне историю о хозяине, слуга которого никогда не улыбался. Шли годы, но хозяин ни разу не увидел слугу улыбающимся. Однажды он спросил слугу о причине его печали. Тот объяснил, что в наследство ему достались семейные долги его дедов и прадедов, а по закону этой страны ему надлежало их заплатить, да еще с процентами. Но проценты были такие большие, что он со своим маленьким заработком никогда бы не расплатился с долгами, сколько бы он ни прожил и как бы много ни работал, так что задолженность переходила к его детям. Его рождение, вся жизнь были омрачены и отягощены этими долгами, и он так и умрет в беспросветной безысходности. Поэтому он никогда не улыбается. Хозяин был потрясен рассказом слуги и объявил, что сам заплатит все долги. Баснословный для слуги долг для хозяина был мизерной суммой. Слуга бросился к ногам хозяина, благодарил его от всего сердца и от всей души, рыдал и славил Бога. Хозяин в этой легенде был, как наш Господь Иисус, который освободил нас от долгов нашего прошлого. Его же распятие позволило нам освободиться от страданий, которые выпадают в жизни, и преисполниться Духом. Радость и печаль сменяют друг друга - такова природа вещей. Но когда человек преисполнится Духом, он лишь безучастно наблюдает эту игру настроений. Скорее, мы радуемся, ибо природа Духа - радость. Истина всегда радостна. Предаваться страданию, если хотите, греховно, почитать страдание - противно истине. Иисус пришел, дабы сделать человека счастливым, и вокруг Него собрались мечтатели вечного света. Он исцелил их болезни, рассеял смятение, в окружавший их мрак внес свет и беззаботность. Он не говорил: "Тяжела Моя ноша". Кто хочет жить мирскими законами и отворачивается от Христа, тот несет на своих плечах тяготы мирские, и кто желает страдать, тот находит страдание. Он же пел песнь вечной радости, и кто ее жаждал, были в восторге. АНТИОХИЯ Мы призвали Павла в Иерусалим, чтобы он поведал о своих деяниях. По его словам, он пришел "по откровению", но это не так. Прибегнув к власти, которой наделил его Господь, Иаков приказал Павлу явиться до конца года и объяснить свое евангелие лично. Все это время он избегал Иудеи и, как он сам говорит, целых четырнадцать лет прошло с тех пор, как мы в последний раз видели его. Павел отважился встретиться с нами в сопровождении двух учеников: одного звали Титус, и был он нрава агрессивного, а другого - Варнава, а этот был нрава доброго. Павел с годами изменился: он стал не только старше, но и увереннее в том, что считаем своей харизмой, однако он научился и держать язык за зубами, не спешил высказываться. Он спросил, что от него требуется, и такая кротость застигла Иакова врасплох. Нам хотелось узнать все, что он проповедовал людям. Он согласился, но сначала захотел, чтобы Варнава произнес нам панегирик о его трудах, а Тит - привел доказательства того, что Павел был поставлен апостолом самим Богом, и поэтому не обязан ни перед кем отчитываться, кроме Бога. Потом он сам взял слово. Он говорил о своей миссии и откровениях и, наконец, о евангелии, которое проповедует язычникам. Никогда до тех пор нам не приходилось сталкиваться с такими людьми, как Павел. Мы знали многих, которые, узнав об Иисусе, воодушевлялись и начинали запугивать других, сами не понимая, что имел в виду Иисус. Знали тех, кто стремился руководить своими братьями, проповедуя слово Христово со страстью, но без любви. Некоторые использовали учение Иисуса, чтобы приправить им собственные теории. Нам всегда удавалось помешать таким последователям Христа развращать фальсифицированными идеями тех, к кому они обращались. Но никто из них не был наделен столь сильной волей и честолюбием, как Павел. Павел вооружился всеми возможностями своего маленького "эго", и мы не могли убедить его не проповедовать. Кроме того, он попытался пойти с нами на компромисс, заявив, будто его главная идея в том, что Иисус был Сын Бога. В дальнейшем он скромно предоставил Варнаве и Титу говорить от его имени. "Если я не прав, - сказал он, - в своем строительстве Церкви Иисуса Христа, прошу вас исправить мою ошибку". Павел, как и я, видел, что Иаков растерялся. Мы заклинали Павла говорить в своей Церкви об Иисусе, Сыне Человеческом, нести сокровенное учение нашего Господа, призревать бедных и угнетенных, к которым наш Господь всегда выражал Свое сострадание. Но о них-то Павел забывал, ибо бедные не в состоянии строить церкви. Мы высказали неудовольствие тем, что он говорит на иных языках; внушали ему, как необходимо братство учеников Христа и как ценна любовь во всем, что мы говорим, думаем и делаем. Наши внушения, по-видимому, не произвели нужного воздействия, ибо, к нашему удивлению, мы не встретили никаких возражений. Павел снизошел ко всем нашим просьбам, кроме речей на незнакомых языках, сказав, что один Бог, когда пожелает, может либо даровать, либо отнять у него этот дар. Вдруг он объявил, что уходит, и снова застиг нас врасплох. Мы говорили о любви и были искренни, и теперь обязаны были поступать по любви. Мы дружелюбно пожали ему руку, и он сказал: "Вы должны остаться в Иудее, а я должен вернуться к язычникам". Так он ушел от нас в Антиохию. Прошло немного времени, и до нас дошли вести о том, что Павел не изменил своего евангелия ни на йоту. Он по-прежнему говорил на незнакомых языках, по-прежнему проповедовал абстрактного Христа вместо Сына Человеческого, по-прежнему проклинал тех, кто был с ним не согласен, и так далее. Поэтому Петр решил заняться этим вопросом лично и отправился в Антиохию в конце лета, которое выдалось в том году сухим. Он встретил там совсем другого Павла, не похожего на того, с которым мы беседовали в Иерусалиме меньше полугода тому назад. В Антиохии Павел возглавлял Церковь и всячески подчеркивал это перед Симоном Петром. Произошло недоразумение, когда Петр сначала захотел есть вместе с обрезанными и язычниками, но потом, из любезности, отдельно с теми евреями, которых Иаков послал к нему; они интересовались Евангелием, но еще не освободились от пут фарисейства. Вдруг явился Павел и в присутствии большого числа христиан Антиохии обвинил Петра в двойной игре и трусости. Сначала Петр подумал, что его хозяин шутит. Потом понял, что Павел говорит совершенно всерьез и снова хочет вызвать его на диспут об обрезанных и язычниках и разных обычаях в вопросах пиши. Тем временем люди, которых прислал Иаков, ушли, увидев, как тут обращаются со своими гостями, и убедившись, чего стоит христианская любовь к ближним. Петр рассердился. Ярость его была так сильна, что даже Варнава был потрясен и склонился на его сторону. Но Павел твердо стоял на своем, и большинство поддерживало его, ибо, как стало ясно Петру, они с самого начала готовы были встать на сторону Павла. Об Иисусе они знали только со слов Павла, Тита Аполлоса и им подобных и в течение многих лет слушали лживые утверждения Павла о том, что мы, апостолы, ленивы и скудны духом. Так что ярость Петра не произвела на них особого впечатления, и он немедленно отправился обратно в Иерусалим. Наконец, мы поняли, как далеко зашло дело, и вознамерились всюду, где только можно, препятствовать Павлу. Но как это сделать? Павел засорил пшеницу плевелами, и мы не могли выполоть их, не повредив пшенице. Мы уже не могли сказать: "Все, чему он учит вас, неправда", а также: "Все, чему он учит вас, правда". Однако в те дни людям было нужно такое учение, в которое они могли бы поверить безоговорочно, а не такие идеи, которые надо было еще проверять и самим осмысливать. Достаточно было несколько камушков, среди которых они могли бы найти золото, которое не нужно уже промывать. Они понимали, что такое "да" и "нет", но не разбирались в оттенках согласия и разногласия. Задача перед нами стояла не легкая. Мы рассылали послания, слали гонцов. Павел называл их шпионами, и отвечал нам своими посланиями галатам и коринфянам. В них сквозит ненависть к нам, когда он говорит о "знаменитых чем-либо, какими бы ни были они когда-либо, для меня нет ничего особенного: Бог не взирает на лице человека", и о "Иакове и Кифе" (то есть Петре) "и Иоанне, почитаемых столпами". Он выдает свою тревогу по поводу наших посланий, когда заявляет: "У меня ни в чем нет недостатка против высших апостолов", и еще раз: "У меня ни в чем нет недостатка против высших апостолов, хотя я и невежда". Павел построил свою Церковь таким образом, что ее нельзя было свергнуть ни за день, ни за год, и наш спор о его учении вносил больше смуты, чем ясности в ума ищущих. Тем временем в Иудее происходили беспорядки другого свойства, и Иерусалим был разрушен. Кто из нас еще оставался там, вынужден был скрываться. Основы здания, в котором мы жили, были сотрясены, и наше братство распалось. Уже Фома испугался того, каким путем идет Церковь Павла, и, ненадолго присоединившись к нам, ушел затем в Индию; другие ученики также засомневались или растерялись в диаспоре. Копии наших посланий Павлу исчезли. Одним словом, наш труд был прерван, а Павла - завершен. ПЕТР Однако, если бы не Петр, Павел не добился бы таких результатов. Спустя два-четыре года после посещения Павла Петр снова отправился в Антиохию, но на сей раз не для спора или отчета, а для жалобы. Я не знаю, что и почему произошло. Правда, я слышал, что Павел сначала послал каких-то людей, дабы задобрить Петра: дескать, в глазах Павла он, Петр, главный апостол, и что (во имя Иисуса Христа) им следует разрешить те недоразумения, которые имели место в прошлом, и трудиться вместе. Думаю, что Павел, несмотря на все свои заявления, что Христос поставил его апостолом, когда "явился" ему, вынужден был признать, что народ не считает его равным тем апостолам, которых наш Господь Сам выбрал Себе в ученики. Кто не сомневался в Павле, тем не менее совершали длительные путешествия, чтобы только взглянуть на Петра или Иакова, и мы, не из-за своих проповедей или деяний, а просто потому, что это были мы, внушали им трепет, а Павел - страх. Видимо, поэтому Павел решил, что ему следует трудиться вместе с нами, а не против нас или в одиночку; кроме того, со временем, по мере того как мы продвигались все дальше, он не мог более представлять дело так, будто его миссия - проповедовать необрезанным, а наша - обрезанным. Было уже ясно, что наши деяния предназначены и для язычников, как, собственно, всегда и было. Так что все претензии Павла на равенство с нами ему самому, наверное, казались мало основательными. Пора было ему заново себя утверждать, и для этой цели из всех учеников Христа он избрал Петра. Павел знал этого человека. Петру всегда было досадно, что Иаков, отличающийся трезвостью, рассудительностью, здравомыслием, занимал более почетное место в деле распространения Евангелия, хотя сам он считал себя гораздо способнее Иакова. Петр был смелее, увереннее. Был прямолинеен и в то же время дипломатичен, и его легко можно было представить в роли царя, а не министра. Слишком импульсивный и противоречивый, он, по-видимому, сознавал это, и ему казалось, что, будь у него такие же организаторские способности, как у Павла, эти черты характера не были бы помехой в достижении цели. Какова же была его цель? Стать властелином всего христианского мира? Или, как он заявил, распространять Евангелие как можно дальше и шире? Возможно, эти две цели как-то соединились в его сознании. Он действительно хотел нести слово Христово, но считал, что добьется лучших результатов, если будет нашим лидером. Рассудив, что раз уж ему не суждено быть главным среди учеников, ибо им был Иаков, то по крайней мере он может претендовать на первенство повелителя Церкви. Павел убедил его в этом. Они помирились и создали союз. Приписываемые Христу слова о Петре как камне, на котором наш Господь построит Свою Церковь, должно быть, выдуманы ими самими. Павел мог это сделать, потому что для него цель оправдывала средства. Петр же, осмелюсь предположить, верил, что это пересказ какого-то полузабытого изречения или шутки нашего Господа, а не чистый вымысел. Христос никогда бы не сказал такого. Он хотел не построить Церковь, а открыть врата на Небеса! Я все-таки знаю, что многие не поверят моим словам о Петре. Сказать, что Павел был против нас, было бы слишком. А говорить, что Петр совратился, значит дать повод думать, что я свожу с ним какие-то счеты или же попал под влияние гностиков. Не будь я старым человеком, Иоанном, нашлись бы люди, которые давно бы уже прогнали меня и побили камнями. Петр действительно вступил в союз с Павлом и подменил живую истину Христа пустым саркофагом. Я говорю о Петре не в гневе, хотя это было естественно, а, скорее, с жалостью. Наделенный величием и немалыми достоинствами, он все-таки встал на сторону человека, а не Бога, позволил использовать себя там, куда ему не следовало идти. Мои друзья в этом сомневаются. Но я спрашиваю: кому Христос сказал: "Встань позади меня, Сатана?" Разве то не был Петр? О ком наш Господь говорил: "Мало веры в том человеке, которого поглотили волны". Разве то был не Петр? А те волны - не суета и страсти повседневной жизни? Кто из нас предал Господа не один, не два, а три раза до того, как прокричал петух? Разве то был не Петр? Кому Иисус трижды, да так настойчиво, сказал, когда воскрес, и все были даже в недоумении: "Любишь ли Меня? - и добавил повелительно: - Иди за Мною". Разве то не был Симон Петр? Несмотря на физическую силу, на любовь к Христу, он был слаб, и его немощь происходила от его тщеславия, маленького "эго", которое как раз было твердым, как камень. Если не принимать во внимание силу власти над ним Павла, на его слабость достаточно ясно указано в Евангелии, дабы желающие увидели и сделали свои выводы. Петр стал трудиться с Павлом, и они отправились в Рим. В их сотрудничестве, как я слышал, бывали и разногласия, но они добились успеха в строительстве своей Церкви, что укрепляло связывающие их узы. Говорят, будто однажды в окрестностях Рима к концу своей жизни Симон Петр увидел Христа, явившегося ему, и Тот посмотрел на него серьезно и печально. "Учитель, куда Ты идешь?" - спросил Петр. Иисус ответил: "В Рим, чтобы быть распятым снова". Церковники говорят, что Петра потрясло это видение, поскольку, как Епископ Римский, он опасался, что не досмотрел за своей паствой. Мне же кажется, что в момент озарения он понял, кто он есть, по какой дороге и к какой цели идет; он понял, как предал истину. Петр, бывший некогда моим другом, когда попросил распять его на кресте вниз головой, хотел подать знак: он понял свою ошибку и полон раскаяния. Мне кажется, что в Риме, на кресте, он, наконец, полностью смирился. ПАВЕЛ: В ЗАКЛЮЧЕНИЕ В то же время в Риме умер и Павел, но его смерть мало утешила нас. Когда мы пытались выпестовать свободный народ, он создал Церковь. Свободные люди умирают, а Церковь - нет. Мы хотели поклоняться Богу в церкви человеческого сердца, а он создал формы поклонения и молитвы в кирпичных и каменных зданиях, управляемых церковной властью. Она не менялась с приходом и уходом отдельных лиц, пережила их всех, и меня переживет. Мы умрем, но страх, насажденный Церковью и Павлом, останется и распространится, омрачая детей света. Зачем я все это говорю? Даже здесь, в Ефесе, люди считают мои идеи бреднями, а страхи - иллюзиями. Они спрашивают: "Разве мы не поклоняемся Богу в церкви и не исполняем Его заповеди, разве мы не стараемся любить друг друга, как говорил нам Павел?" Я отвечаю: "Да, это так, но это еще не все. Вы услышали только часть и сказали: "Это хорошо, значит, таково и целое". Но вы не видите, кто и как с вами говорит". И Иисус и Павел говорили правду, но один был божество, и слово Его было божественно, было истиной; другой же таил в себе сильную неприязнь, руки у него были омыты кровью, он стремился навязать себя другим, и под-стать ему было его слово. Ведь каков человек, такова и цена его словам. Реченная Иисусом истина подобна свету над главой, освещающему мрак. Свет источается и по сей день, людей влечет к нему, и, приблизившись, они могут зажечь свои лампады. Павел же говорил правду с оговорками и риторически, уговаривая людей, играя на их надеждах и страхах, прибегая к угрозам, придумывая правила. Он заявлял, что несет свет истины, но от правды в его словах ничего не оставалось, когда он проповедовал; так же как исчезает свет в лампаде, когда ею слишком сильно размахивают в воздухе, и пламя мигает и гаснет совсем. Кто оправдывает Павла, тем я говорю: "Вы не видите, кто говорит с вами и какие элементы он внес, а какие опустил, как изменил окончания и извратил смысл". Иисус из Назарета проповедовал Евангелие вечной жизни, а в Церкви Павла из Тарса проповедуется евангелие смерти. Сердце мое преисполнено беспокойством. Я вижу, как паломник ищет Царствия Божиего и какие испытания выпадают на его долю. Он блуждает в пустыне мира и вдруг встречает группу странников. Они дружелюбны, говорят ему, что знают дорогу в святой город его мечты. Говорят об Иисусе Христе, Спасителе, и очарованный, он следует за ними. Проходит время, но они так и не приходят в город братства и истины. Странники, которые назвали себя священнослужителями, спорят, рисуют воображаемые картины того города, отправляют лжеритуалы, проклинают тех, кто им не верит, и все время ходят кругами. Паломник понимает, что это не настоящие священнослужители, а грабители, и они ведут его не к свободе, а в рабство. Мои слова оскорбляют людей, приводят в замешательство. Может быть, они и не очень любят Павла, но говорят: "Все-таки ты несправедлив к нему. Сам проповедуешь сострадание, а к нему так беспощаден". Я отвечаю: "Терпимость к злу не есть сострадание". Они снова вопрошают: "Все-таки, почему ты так резко говоришь о Павле, ведь это не он, а Каиафа требовал смерти нашего Спасителя, не он, а Иуда предал Его, и не он, а Пилат позволил распять Его?" Я отвечаю: "Допустим, человек пришел в страну, где народ порабощен. Он законный Царь и желает освободить их, но, как обычно бывает, находятся люди, которые не согласны с ним. Как вы думаете, кто из его врагов доставит царю больше хлопот? Тот, кто рано или поздно открыто выступит и заявит, что он враг ему, либо тот, кто, действуя от имени царя, на самом деле задастся целью исказить его образ и планы, стараясь сохранить в стране прежний строй?" Бесспорно, последний доставит царю гораздо больше хлопот. Таков, в сущности, и Павел. Сначала я думал, что он просто плохой человек, склонный к разрушению. Потом он решил, что обратился. Не доверяя подсказке моего сердца и боясь, что меня обвинят в немилосердии, я решил поверить в его обращение. Он казался мне честолюбивым и чрезмерно усердным, но не более того. Он сильно заблуждался, но не более того. Позже я думал, что ему надо помочь исправиться. Но я окончательно понял, что Павел из Тарса всегда стремился к разрушению, к мраку. Словом, он просто был сущий дьявол. НЕ ОТ МИРА СЕГО Иисус пришел, дабы сделать человека счастливым. Когда Он был с нами, Он всячески старался приобщить нас к счастью именно здесь, в этом мире, сутью которого Он был. Правда, Он с самого начала стоял выше этого мира, но не презирал его. Он не был слеп к красоте нашего мира и не был глух к тем, кто затерялся в нем. Я вижу Его под кедрами Ливана, за Тибром, с розой в руке, но Он не отвернулся от мира и не смотрит на него сверху, прикрыв рукой глаза, как некоторые и представляют Его себе. Иисус песет благословение на эту богатую землю, радуется ей и хочет, чтобы и мы радовались. Тем не менее Он вовсе не принадлежал этому миру и хотел, чтобы и мы вели себя так, будто мы не от мира сего. Он говорил: "Будьте прохожими"; "Этот мир только мост. Пройдите по нему, но не стройте на нем свой дом". Тем самым Он хотел сказать нам: "Радуйтесь жизни на этой земле, как радуется путешественник видам, которые открываются ему". Ведь путешественник не живет в этих краях и не привязан ни к горам и долинам, через которые лежит его путь, ни к тем людям, которых он встречает. В таком случае он может радоваться тому, что видит: луне, будто отделанной из кварца и недосягаемой; вечернему лазоревому морю, которое никогда не будет ему принадлежать; великолепию звездной ночи, которой никогда не будет обладать; изображениям на старинных монетах, которые не ценятся в других странах; красоте темноокой девушки, которая подает ему сладкую воду в придорожном трактире, смеется и убегает к воротам города с его большими домами, - он никогда больше ее не увидит. Иисус вовсе хотел не лишить нас этого мира, а только научить радоваться и познать счастье. Он созвал нас из наших домов, увел от наших отцов и матерей, от нашего прошлого, от нашей алчности и нашего рабства, извлек нас из мира как средоточия неприязни или желаний только ради того, чтобы взамен дать нам все. Он приобщал нас к мысли, что мы жители вечности, что мы есть наш собственный Дух. Когда проникаешься этим сознанием, начинаешь видеть мир таким, каков он есть: удаляешься от него по дороге, ведущей домой, или входишь в него впервые. Наше сердце открывается миру, и мы смотрим на его жителей с безграничным состраданием. ОГОНЬ Люди приносили Ему свои горькие обиды, а взамен Он предлагал сладкий мед Своего сострадания. Женщины несли Ему свою боль, а взамен Он давал им бальзам Своей любви. Однажды мы вошли в трактир. Хозяином был старик, и когда мы позвали его, он стал ругаться, а когда прислуживал нам, ворчал. Когда он ушел, Иисус сказал: "Смотрите, он на пороге смерти, но что он вынес из всей своей жизни? Не нектар мудрости, а лишь кислое вино разочарования и злой язык". Андрей сказал: "Да, он как первосвященник", - и Иисус рассмеялся. Он сказал: "Священник скажет вам, что Бог создал Человека по образу Своему, и это правда. Но неужели они думают, что Бог - это озлобленный старик, как они сами, что для Него самая большая радость - запрещать? Нет, Он вовсе не такой". Он протянул руки, одну ладонью к нам, другую вверх, благословляя нас. Силуэт Его головы вырисовывался на фоне окна, в котором были видны зимние звезды над Галилеей. Над Иисусом, на притолоке, висело медное блюдо, в котором отражалось пламя огня, горевшего в очаге. Звезды и языки пламени образовали что-то вроде короны над Господом нашим. Так что слова, которые Он произнес, могли относиться к Нему Самому: "Бог -- это ребенок, который старше всех времен". АЛМАЗ Иисус сказал: "Если вы знаете свой Дух, то не должны быть несчастны, ибо Дух есть радость. Когда человек становится своим Духом, то находит радость в работе и в отдыхе, в печали и в жертве. Даже когда он стоит на пороге смерти, то находит не печаль, а радость, и ангелы не скорбят, а танцуют". "Эта радость всегда одна и та же или разная?" -- спросил Левий. "Она всегда и одна, и разная, -- ответил Господь. -- Алмаз всегда один и тот же, но свет отражается в нем по-разному и играет всеми цветами. Сколько мгновений в вечности, столько цветов у радости для тех, кто познает свой Дух". БЕСПЕЧНОСТЬ Когда мы иногда сгибались под тяжестью забот и впадали в уныние, Иисус упрекал нас: "Если хозяин освободил раба, разве ему следует печалиться и унывать? Он должен смеяться и петь. Сын Человеческий освобождает вас от цепей более тяжелых, чем рабство. Думайте о своей благодати и радуйтесь". Он говорил: "Пока сияет свет, дети играют; пока с вами Свет, радуйтесь игре Света над вашими головами". Павел и его приспешники изгоняют беспечность из своей Церкви. "Не должно быть легкомыслия, - пишет он в своих посланиях. - Дьяконы и женщины должны быть серьезны", - и так далее. А как же дети, которых любил Иисус? Не думаю,.что им найдется место там, где царит такая унылая набожность, будь то в храмах, которые основал Павел, или в римских катакомбах, среди костей мертвых. МРАК Но вот чего я боюсь: поклонение Богу в наших церквях уподобилось похоронам. Священники стали одеваться в черное, как будто они здесь не затем, чтобы славить, а для того, чтобы оплакивать мертвых. Завтра, наверное, они будут читать молитвы медленно, с нарочито искусственной интонацией, как будто говорят об ушедших, и символом своим сделают memento mori. Они наденут на шею крест распятия, и в глазах их не будет света воскресения. В Риме они собираютс