упомянутыми ранними свидетельствами, последнее
утверждение Оригена, на наш взгляд, доказывает исторический факт, что
доктрина о свободной воле не являлась "богословием" Церкви ("чтобы могли
иметь упражнение и показать... плоды своего ума наиболее ревностные"), а
была ясно переданным учением Христа и апостолов, в котором никто в Церкви до
Августина не дерзал усомниться. При этом не забудем, что Христова Церковь
появилась и развивалась в языческой Римской империи, где вера в
неотвратимость рока (а, стало быть, и в эфемерность человеческой свободы)
была признаваема подавляющим большинством населения. Вот почему христианство
уже со дня своего основания столь резко выступило против мойр и парок,
фортуны и астрологии.
Первоначально Церковь представляла собой маленькую группу людей в
океане язычников, особенно когда она окончательно отделилась от иудаизма.
Чтобы не раствориться в этом океане, Церковь должна была быть достаточно
категоричной в суждениях: истинные или ложные учения исповедуются
приходящими в нее людьми. Для времени Оригена не признавать свободу воли
было однозначно ересью. [80, с.172,173]. А Дионисий Ареопагит еще в V в.
писал: "...Поскольку Провидению не свойственно насиловать природу, то,
(полагаю), мы не станем принимать во внимание нелепое мнение толпы (выделено
мной - К. П.), утверждающей, будто Провидение и против воли должно вести нас
к нравственному совершенству". [33, с.58].
Иоанн Златоуст написал даже специальную книгу "О судьбе и Провидении",
в которой решительно отстаивал свободу воли против язычников: "Бог сказал:
"если хотите" и "если не хотите", делая нас господами добродетели и порока и
полагая это в зависимость от нашего образа мыслей. А что говорит тот, т.е.
диавол? То, что избежать определенного судьбою невозможно, хотим мы того,
или не хотим... Судьба говорит: если мы не желаем, а нам будет дано, то во
всяком случае спасаемся". [44, с.804,805]. То, что критикует здесь Златоуст
как языческие представления о судьбе, почему-то в немалой степени схоже с
будущей позицией Августина (последних лет его жизни), а также - с позицией,
в далеком будущем, ряда лидеров Реформации... Но об этом более подробно мы
скажем в последующих главах.
Что же представляло собой учение Церкви о благодати и свободе в период
непосредственно перед Августиновой "революцией"? Было ли это учение
пелагианским? Для ответа на поставленный вопрос достаточно упомянуть о
трудах Григория Нисского и Ефрема Сирина, замечательных богословов,
творивших во второй половине IV века.
Григорий Нисский учит, что человеческая жизнь обусловлена бесчисленными
естественными и природными причинами, а также причинами, связанными с
индивидуальностью человека - его наследственностью, характером,
темпераментом и проч. Но тем не менее личность человека не растворяется
полностью в этом мире необходимости, а, вопреки ему, с Божьей помощью,
обретает способность свободно себя определять. В вопросе спасения благодать
Господа и воля человека действуют совместно: "Как благодать Божия не может
обитать в душах, уклоняющихся от своего спасения, так и человеческая
добродетель сама по себе недостаточна, чтобы возвысить до совершенства души,
чуждые благодати... Праведность дел и благодать Святого Духа, соединяясь
вместе, наполняют блаженной жизнью душу, в которой они отождествляются". Это
и есть простое евангельское учение, бесконечно далекое как от пелагианской
ереси, так и от "двойного предопределения" Августина. Согласно Григорию
Нисскому, благодать не является наградой за заслуги человека, но она также
не является непосредственной причиной нашего ответа "да" или "нет" Богу.
Благодать не заставляет обратиться, но только призывает к этому. В целом
Григорий Нисский считал жизненный путь человека соединением предначертаний
Господа и свободы воли. [62, с.225; 63, с.298; 112, с.164].
И Ефрем Сирин не идеализировал свободного произволения человека:
"...Дивлюсь свободной воле нашей. Она... имеет возможность побеждать, - и
любит уступать над собою победу; хотя свободна, однако же сама отдается в
рабство, как невольница, и своею рукою пишет согласие на свое
невольничество". [39, т.5, с.184]. Ефрем Сирин, как и другие отцы и учители
Церкви, считал, что во время грехопадения свобода воли у человека была
серьезно повреждена, но не исчезла полностью. [112, с.231]. Это положение он
обосновывал следующим образом: человек, задающийся вопросом, существует ли
свободная воля, самим этим вопросом свободу утверждает, т.к. задавать
вопросы способно только существо свободное, "немой" спрашивать ни о чем не
может... [39, т.5, с.32,33]. В отношении же воли Божьей Ефрем Сирин учил,
что она бывает как бы трех видов: "Все от Бога, - и благое, и скорбное, и
недостойное; но одно - по благоволению, другое - по домостроительству,
третье - по попущению. И по благоволению, - когда живем добродетельно, ибо
угодно Богу, чтобы проводили мы жизнь безгрешную, жили добродетельно и
благочестиво. По домостроительству, - когда, впадая в ошибки и погрешения,
бываем вразумляемы; по попущению же, - когда и вразумляемые не обращаемся".
[39, т.3, с.395].
Таковым, простым и взвешенным, было учение ранних христиан, веривших в
свободную волю - в противовес язычникам, и в благодать Божию - в
противоположность иудеям.
2.6.2. АВГУСТИН
У Августина (354-430 гг.) в работах разных лет можно найти различные
подходы к проблеме. Но общая тенденция, особенно в поздних трудах, - отказ
человеку в подлинной свободе и провозглашение абсолютного предопределения.
До своего обращения в христианство Августин около десяти лет был
последователем манихейства. Эта религия, как обычное языческое верование,
отрицала свободу человека. Вдобавок манихейство испытало на себе
значительное влияние гностических идей, для которых была характерна вера в
судьбу. [143, p.773]. "Ранний" Августин (вскоре после своего обращения) в
дискуссии против манихейцев отстаивал свободу воли. [131, p.74 ff.]. А
"поздний" Августин, противостоя пелагианам, практически сводил ее на нет.
Если к этому добавить различные его "переходные" точки зрения на проблему,
то станет понятной причина ссылок на Августина в этом запутанном вопросе как
сторонников, так и противников свободы воли.
Здесь необходимо сделать важную оговорку. Начиная с Августина (со
времени написания его поздних трудов), термин "свободная воля" в западном
христианстве часто употребляется в узком смысле. Традиционное понимание
свободы воли (широкий смысл): Богом данная возможность человеку
самостоятельно, без какого-либо принуждения извне определять свою жизнь и
поступки, включая свободный ответ Богу на Его призыв. Поздний Августин же
вводит в христианское богословие узкий смысл термина: возможность выбора у
неверующих людей лишь между плохим и еще худшим, принципиальная
неспособность ответить согласием на Божие приглашение к спасению. То есть
свободная воля у грешника существует, но она всегда тяготеет к греху и не в
состоянии сделать действительно свободный выбор (в широком смысле понятия).
Для пояснения данного утверждения, которое является, несомненно, библейским,
Августин придумывает ряд аналогий, из которых мы остановимся лишь на одной,
на наш взгляд, самой сильной, и к которой мы затем еще не раз будем
возвращаться. Представьте две чаши весов, являющих нам баланс добра и зла в
человеке. В нормальном состоянии такие весы должны помочь взвесить этические
аргументы за и против тех или иных поступков. Но каков будет результат
подобного взвешивания, если на чашу зла уже изначально поставлены несколько
тяжелых гирь? Очевидно, что эти весы всегда и неизбежно будут склоняться в
сторону зла. Подобным образом, говорит Августин, в результате греховности
всего человечества, люди самостоятельно неспособны реализовать свою
свободную волю в сторону Бога и добра. [71, с.378]. Однако исходя из этого,
Августин делает сомнительный вывод, что Господь, ничуть не считаясь со Своим
падшим творением, одних людей поднимает и спасает благодатью, а других
отправляет в ад, поскольку без Его благодати они не были способны ни на что
доброе.
В своем самом значительном произведении "О граде Божьем" (413-426 гг.)
Августин пишет: "...Мы нисколько не находим себя вынужденными ни отвергать
свободу воли, допустив предведение Божие, ни отрицать (что нечестиво) в Боге
предведение будущего, допустив свободу воли. Мы принимаем и то, и другое".
[3, V,10]. И подобных цитат из различных его книг можно привести множество.
Например, Августин вновь утверждает свободу человека - "О граде Божьем"
XXII,1; говорит об ответственности грешника за свои грехи - "О благодати и
свободном произволении", гл.3 (426-427 гг.); и даже о том, что благодать
Бога может быть "сотворящей" вместе со свободной волей человека, когда
производится доброе дело (там же, гл.33). [130, p.444,458].
С другой стороны, Августин, не очень заботясь о согласовании своих
учений, а оставив это хлопотное дело потомкам, стал первым богословом
Церкви, открыто провозгласившим "двойное предопределение". Одних людей Бог
"предопределил к вечной жизни, как милосерднейший даятель благодати, в то
время как других Он предопределил к вечной смерти, как праведнейший судия,
не только по причине грехов, которые они добавили в потакании своей
собственной воле, но также из-за их первородного греха, даже если, как в
случае с младенцами, они к нему не добавили ничего". ("О душе и ее начале"
IV,16) (419 г.). [132, р.544].
Но прежде чем мы обсудим эту мрачную доктрину Августина, необходимо
вспомнить, что его побудило отойти от центристской позиции ранней Церкви. В
начале V в. монах Пелагий стал распространять среди христиан в Риме свои
еретические идеи. Его некоторые сохранившиеся произведения, например,
"Послание к Деметриаде" (414 г.), дают достаточно ясное представление о том,
что мы сегодня называем пелагианством. Вот несколько выдержек из названного
послания.
"...Рассудим о благе, присущем самой нашей природе... Существует,
повторяю, у нас в мыслях некая природная святость..."
"Мы оберегаем... от несправедливого мнения, будто из-за порочности
своей природы мы влечемся к злу..." [83, с.598,599,604].
Если Церковь во главе с Августином учила о тяготении человека к пороку
как следствии первородного греха, то Пелагий считал, что человеческая
природа - добра, подчеркивая неповрежденность ее грехопадением. Далее он
принижал значение благодати Божьей в деле спасения.
"...Даже те, которые закоснели в грехе и почти подавили добро, присущее
их природе, могут восстановить его своим покаянием... изменив образ жизни по
своей воле..."
"Если мы будем преданы Богу, исполняя волю Его так, что заслужим Божью
благодать, то с помощью Святого Духа легче воспротивиться нам духу
нечистому". [83, с.617,629].
Разумеется, в таком контексте учение о свободе воли было неприемлемым.
По Пелагию, благодать Бога являлась чем-то желательным и вспомогательным, но
отнюдь не главным в нашем спасении. Церковь начала борьбу с ересиархом: с
жесткой критикой и осуждением выступили Августин, Иероним, Иоанн Кассиан и
др. В то время это было уже нечто более серьезное, чем споры с еретиками
периода римских гонений на Церковь. Уже целое столетие христианство
развивалось в направлении "государственной религии", все дальше отходя от
евангельской простоты и святости. В 392 г. Константинопольским эдиктом
язычество было запрещено, но еще раньше, в 380-381 гг., император Феодосий I
объявил христианство единственной религией в Римской империи. В конце IV в.
языческие храмы уже разрушались, а сами язычники - жестоко преследовались.
Церковь торжествовала окончательную победу и не сумела справиться с
искушением отомстить своим бывшим гонителям. [54, с.98].
В такой обстановке, в начале V в., учение Пелагия о независимости
свободной воли как от первородного греха, так и от благодати показалось
Августину более опасной ересью, чем старая вера народа в судьбу. Официально
он по-прежнему выступал против последней (например, "О граде Божьем" V,1),
но на практике, не сумев победить, своим учением об абсолютном
предопределении, на наш взгляд, в значительной степени возродил языческие
суеверия о неумолимом роке, только "освятив" их христианской терминологией.
Надо ли говорить, что многим людям, в те годы поневоле вошедшим в Церковь,
это новое "христианское" учение показалось знакомым и пришлось по душе? Так
Августин, защищая свободу Бога, оставил без свободы человека, тем самым
лишая смысла величественный план искупления; не дав ни малейшего шанса на
спасение, он объявил б'ольшую часть человечества предопределенной Богом к
аду, включая детей и младенцев, умерших некрещеными. [130, p.439].
Другими словами, в полемике с Пелагием Августин сам перешел очевидную
грань, за которой осталось Евангелие. Обладая большим и заслуженным
авторитетом в Церкви, он создал прецедент, и с тех пор, ссылаясь на его
учение о предопределении, языческая Мойра продолжала занимать умы многих
христиан. В этом смысле Августин недалеко ушел от своего юношеского
следования манихейству. Однако в ту эпоху язычество еще было слишком хорошо
известно, и многие проницательные люди в Церкви обвинили Августина в
фатализме. [154, p.370]. Когда все же сторонники последнего взяли верх,
возникло "полупелагианство", которое на какое-то время объединило христиан,
признававших истинной в этом вопросе веру ранней Церкви, или сотворчество
благодати и свободной воли человека в деле его спасения.
В одном из последних своих трактатов, "О предопределении святых"
(428-429 гг.), Августин, размышляя над тем, что означает: "кто-то хочет" или
"не хочет" верить в Бога, - пришел к пессимистическому заключению в
отношении свободы воли. Он пишет: "...И вот первые, поскольку они хотели,
уверовали; вторые же, поскольку не хотели, не уверовали. Таким образом,
милость и наказание были проявлены в самих их произволениях... Милость, по
которой Он полностью освобождает, и истина, по которой праведно судит, равно
непостижимы". [130, p.503,504]. Та же мысль в другой поздней книге Августина
выражается еще более откровенно: "...Действует Бог в сердцах человеков,
склоняя воления их, куда бы ни пожелал Он - к доброму ли, ради милосердия
Своего, к злому ли, ради заслуг их, - по суду Своему, иногда явному, а
иногда тайному, всегда, однако же, правому". [4, с.554].
Так Августин посеял семя, которое стало семенем раздора для Христовой
Церкви. До сих пор, помимо всех деноминаций, христианство, по большому
счету, делится на два противоположных лагеря: сторонников и противников
абсолютного предопределения. Пелагий был объявлен еретиком и, после
публичного осуждения его учения в 418 г. и 431 г., почти забыт. Но "реакция"
Августина на идеи Пелагия продолжала жить. Все люди - грешники, и все
одинаково заслуживают вечной погибели. Спасенные - спасены исключительно
благодатью Божьей, по Его ничем не обусловленной воле. Неспасенные - не
вправе роптать, так как они заслужили своей греховностью смерть. Идущие в ад
некрещеные младенцы - это вопрос, вызывающий ненужные эмоции, а потому о нем
не следует много говорить.
И вот эта доктрина была объявлена в V в. составной частью христианской
веры. Непредвзятые исследователи видят в ней несомненную связь с учением
стоиков. [70, с.199]. К чести Церкви, следует сказать, что она никогда
вполне не приняла данный взгляд Августина. Все отцы и учители Церкви
говорили только о предопределении Богом людей к спасению, но никак - к
вечному осуждению. [145, p.943]. Восточное христианство сразу же и навсегда
поддержало учение о синергии благодати и человеческой свободы, в несколько
искаженном виде в то время представленное в "полупелагианстве". Запад
какое-то время официально держался линии Августина, но уже в начале
следующего столетия отказался от веры в "двойное предопределение" и стал так
же близок к осуждаемому ранее полупелагианству. [136, p.138]. Когда же Лютер
и Кальвин в XVI веке возродили во всей целостности это жесткое учение,
католическая Церковь окончательно от него отказалась. Да и сами протестанты
практически сразу разделились во мнениях по этому принципиальному вопросу.
2.6.3. ИОАНН КАССИАН
Иоанн Кассиан, один из основателей монашества, в V в. по Р.Х., когда в
Церкви возникли разногласия из-за столкновения позиций Августина и Пелагия,
возглавил сторонников "третьего мнения" (так называемых "массилийцев", или
"полупелагиан"). Кассиан в учении Августина увидел угрозу христианской
морали, ибо абсолютное предопределение представляло бессмысленными
какие-либо нравственные желания или действия людей. Первородный грех, по
Кассиану, повредил свободную волю, но не уничтожил ее полностью. Человека
влечет к греху, но он, с помощью Божьей благодати, может сам противостоять
ему и совершать добрые дела. Благодать дается всем людям, но принимают ее не
все, почему одни спасаются, а другие идут в погибель. Предопределение, вслед
за Иоанном Златоустом, учеником которого был Кассиан, объясняется
исключительно предведением Господа, откликнется человек на Его благодать или
нет. [118, т.1, с.695; т.2, с.363].
В своей книге "О божественной благодати и свободном произволении, как
производителях духовной жизни" Иоанн Кассиан писал: "Бог многоразличными и
непостижимыми способами устрояет спасение наше: в желающих и ищущих спасения
Он усиливает желание, а в не имеющих желания возбуждает оное; помогает
исполнению спасительных желаний наших... всюду производит все - возбуждая,
содействуя и утверждая, - но без нарушения данной Им же свободы". [34,
с.129,130].
И Пелагий, и Августин духовные понятия "благодать" и "свобода" пытались
обсуждать почти исключительно на рационалистической основе. Иоанн Кассиан,
апеллировавший к духу Евангелия, в таком положении не был услышан
противоборствующими сторонами. Его "надспорная" позиция была названа
недоброжелателями "полупелагианской" и осуждена Западной Церковью. [62,
с.225,226]. Полупелагианство - название явно неверное, т.к. сторонники
"третьего взгляда" тяготели не к ересиарху Пелагию, а к апостольской вере, и
их понимание проблемы, в своей сущности, было близко к Писанию. Несомненной
же ошибкой Кассиана и его последователей было утверждение, что "начало веры"
проистекает исключительно из свободной воли человека, и лишь затем ему
даруется Божья благодать.
2.7. ИСЛАМ
В раннем средневековье языческие представления о судьбе вновь ожили и
получили свое развитие в исламе. Предопределение к вечной погибели
"неверных" выражено в Коране очень сильно. Но, в отличие от Библии
(прискорбно, когда последней приписывают примитивный греко-арабский
фатализм), такая концепция звучит вполне естественно в общем контексте этой
суровой книги мусульман. Предопределение к вечному блаженству "правоверных",
в свою очередь, вело к небывалому фанатизму и религиозным войнам.
2.7.1. УЧЕНИЕ КОРАНА
Согласно исламскому вероучению, Коран - книга откровений, полученных
пророком Мухаммадом от Аллаха в 610-632 гг. В сравнении с Танахом и Новым
Заветом, Коран провозглашается последним и самым совершенным словом Бога. В
нем мы находим множество мест, объявляющих абсолютную и суверенную волю
Аллаха (кисмет) в отношении жизни и спасения людей. Текстов о свободе
человека меньше, они выглядят значительно скромнее и в основном выводятся из
повелительного наклонения глаголов. Ниже - выборочно несколько цитат о
предопределении (перевод академика И. Крачковского).
Сура 9.51: "Не постигнет нас никогда ничто, кроме того, что начертал
нам Аллах. Он - наш покровитель!" [56, с.166].
Сура 6.59: "...Лист падает только с Его ведома, и нет зерна во мраке
земли, нет свежего или сухого, чего не было бы в книге ясной".
Сура 2.5,6: "Поистине, те, которые не уверовали, - все равно им,
увещевал ты их или не увещевал, - они не веруют. Наложил печать Аллах на
сердца их и на слух, а на взорах их - завеса. Для них - великое наказание!"
Предопределение к вечной смерти ставит человека в положение
безысходности. Это типичное языческое суеверие.
Сура 5.45: "...Кого хочет Аллах искусить, для того ты ничем не будешь
властен у Аллаха. Это - те, о которых не хотел Аллах, чтобы они очистили
свои сердца. Для них в ближайшем мире - позор, для них в последней жизни -
великое наказание".
Сура 6.39: "Кого желает Аллах, того сбивает с пути, а кого желает, того
помещает на прямой дороге".
Удивительно прямодушно Коран повествует, что Аллах "искушает", "сбивает
с пути" или "губит" людей.
Сура 6.133,134: "Господь твой богат, владелец милости; если Он
пожелает, то погубит вас и заменит вас тем, чем захочет, подобно тому, как
Он вырастил вас из потомства другого народа. Поистине, то, что вам обещано,
наступит, и вы это не в состоянии ослабить!"
Но зато избранники Аллаха, правоверные мусульмане, после смерти идут
прямо в рай. Там - тенистые сады и источники вод, там спасенные пьют из
кубков прекрасное вино, едят вкуснейшую пищу и снисходительно принимают
ласки чернооких красавиц (Сура 56.11-25; 78.31-35). Попасть в рай легче
всего, если потрудиться на поле брани во славу Аллаха.
Сура 47.4-7: "А когда вы встретите тех, которые не уверовали, то - удар
мечом по шее; а когда произведете великое избиение их, то укрепляйте узы.
Либо милость потом, либо выкуп, пока война не сложит своих нош... А у тех,
которые убиты на пути Аллаха, - никогда Он не собьет с пути их деяний: Он
поведет их и сохранит в порядке их состояние и введет их в рай, который Он
дал им узнать".
Всякий раз, когда пытаются сравнивать распространение христианства и
ислама, важно помнить о принципиальном различии этих событий. Не могли
несколько робких галилейских рыбаков, апостолов Христовых, покорить весь
известный им мир без силы и воли Божьей. Утверждая это, мы утверждаем
истину. Но часто христианам задают вопрос: а как быть с экспансией ислама,
не следует ли принять здесь те же аргументы? Может быть, это тоже воля Бога?
Бесспорно, без воли Божьей ничего на земле не происходит, но в событиях
трагических - Божие попущение и наказание, а никак не Его благоволение.
Ислам, в отличие от раннего христианства, с момента своего возникновения
избрал агрессивный, военный путь. Да, в Средние века у христиан была
инквизиция, имели место крестовые походы и кровавые религиозные войны. Но
все это, обратим внимание, происходило вопреки учению Евангелия, было
отступлением от Божьей истины (ибо Христос призвал Своих учеников любить
врагов, а не убивать их). Главный же источник ислама благословляет
"священную войну" с неверными, и потому это явное зло совершалось и
совершается в согласии с Кораном и непосредственной волей Аллаха. Вот только
одно из известных средневековых поэтических живописаний джихада: "Рай, рай,
о вы, смельчаки! Ад, ад, о вы, беглецы! Священная война - это прочнейшая
основа веры, ...лестница, ведущая к высочайшим небесным садам..."
И все же было бы несправедливо не упомянуть некоторых отрывков из
Корана, которые явно говорят об ответственности человека за свои поступки, а
потому подразумевают в какой-то степени свободу воли.
Сура 2.221: "Эти (многобожники) зовут к огню, а Аллах зовет к раю и
прощению со Своего дозволения и разъясняет Свои знамения людям, - может
быть, они опомнятся!"
Сура 3.286: "Не возлагает Аллах на душу ничего, кроме возможного для
нее. Ей - то, что она приобрела, и против нее - то, что она приобрела для
себя".
Именно подобные слова Корана, по-видимому, вызвали к жизни в Средние
века теорию касба - одну из самых замечательных находок исламской теологии.
Сура 30.8: "...Аллах не был таков, чтобы их тиранить, но они сами себя
тиранили!"
Словом, в Коране, как и во всех других древних и авторитетных
религиозно-философских источниках, идеи предопределения и свободы
соседствуют друг с другом, но при бесспорном господстве первой. Однако для
нас недостаточно познакомиться только с учением Корана. Подобно тому как
Библия, увы, часто служила только отправной точкой христианского богословия,
Коран так же дал начало совершенно различным, порой противоположным
направлениям в исламской религиозной мысли.
2.7.2. ТЕОЛОГИЯ ИСЛАМА
В сравнении с другими великими религиями ислам возник довольно поздно -
в VII в. по Р.Х. На своей начальной стадии догматика ислама претерпела
сильное христианское и, отчасти, иудейское влияние. Однако мусульмане очень
быстро, стремясь доказать самостоятельность новой религии, отвергли все
"противоречивые" христианские доктрины: о Святой Троице, двуединстве природ
Христа, учение о синергии благодати и свободной воли... Этот исламский
радикализм, например, отражен в 112-й суре Корана, в которой явственно
чувствуется выпад против веры в божественность Иисуса Христа и, в то же
время, тесная связь с Вт.6.4 ("Шма Исроэйль"):
Сура 112
Очищение (веры)
Во имя Аллаха милостивого, милосердного!
1. Скажи: "Он - Аллах - един,
2. Аллах, вечный;
3. не родил и не был рожден,
4. и не был Ему равным ни один!"
Первые теологические споры среди мусульман - к числу которых относится
и спор о предопределении - возникли в результате полемики с соседним
восточным христианством. Восточная Церковь же всегда признавала свободу
человека. Поэтому в глазах многих правоверных теологов, по-видимому, это
учение вскоре стало считаться "христианским", а следовательно, заведомо
ложным. То есть здесь сработал своего рода "детский негативизм": а нам все
нужно сделать наоборот... Возможно, это некоторое упрощение проблемы, но мне
видится здесь все же рациональное зерно. К тому же, как мы знаем, тяготение
язычников к вере в судьбу - это общее правило для всех времен и народов.
Фараби (IX-X вв.), известный ученый и мусульманский теолог, писал:
"Промысл Божий простирается на все, он связан с каждой единичной вещью, и
всякое сущее подлежит приговору Всевышнего и предопределению Его. Точно так
же и злосчастья подлежат приговору Его и предопределению, ибо они, как на
привязи, следуют за тем, из чего неизбежно рождается зло". [9, ч.2, с.729].
Ашари (IX-X вв.), говоря о предопределении и наличии зла в мире,
поставил действия Аллаха выше человеческих понятий о добре и зле. Согласно
этому теологу, поскольку все в мире предопределено, а свобода человека -
только его иллюзия, реального зла в мире быть не может. [72, с.66; 140,
p.795].
Но прежде чем восторжествовала столь жесткая официальная линия, в
исламе были и значительные разногласия в этом вопросе. В VII-VIII вв. секта
кадаритов выступила в защиту свободы выбора человека (ихтийар). Теологов,
опровергавших учение кадаритов и настаивавших на предопределении, называли
джабритами. Впоследствии их взгляд в основном и определил официальную
доктрину ислама. Известно также, что в VII-IX вв. сторонниками свободы
человека, кроме кадаритов, были мутазилиты. Иногда их, как "еретиков",
отождествляют, но это были последователи разных учений, совпадающие между
собой в данном пункте. [48, с.57,125]. Позднее никакого разномыслия в
основных доктринах мусульман-суннитов уже не допускалось. Однако шииты
восприняли от мутазилитов веру в свободу воли, что разбивает монолитность
ислама в доктрине предопределения до сего дня.
Касб ("приобретение", "присвоение") - интересная попытка средневековых
теологов найти компромисс между позициями кадаритов и джабритов. В общих
чертах суть этой теории заключается в следующем: все действия и поступки
человека - дело рук Аллаха, однако они "присваиваются" человеку, он
нравственно оценивает их и, согласно этому, уже награждается или
наказывается в жизни за гробом. Основанием для данной концепции послужил
94-й стих 37-ой суры: "Аллах создал вас и то, что вы делаете". Любопытно,
что касб можно толковать хоть в пользу одной, хоть другой из дискутирующих
сторон (что средневековые теологи замечательно и делали), и в этом смысле
теория устроила почти всех. [140, p.795]. Недостатком же данной концепции
является то, что в ней все же довольно проблематично выдержать "золотую
середину". Ашари, кому приписывают авторство касба, говорят, так и не смог
ясно обозначить в нем роль человека. Это даже породило среди его коллег
шутку: "Непонятное, как ал-Ашариев касб". [48, с.134].
К данной, сугубо мусульманской дискуссии порою подключались и
христиане, скажем, русский философ Владимир Соловьев в своей книге о
Мухаммаде писал: "Что неверные были истреблены мусульманами - это было дело
Всемогущего, но что одни были верными, а другие неверными - это зависело от
них самих". [97, с.37].
Один из старых исламских мыслителей остроумно подметил о крайностях
кадаритов и джабритов: "Каждый из них слеп на один глаз". [140, p.796]. Это
сравнение, думаю, можно перенести и на христианские споры о предопределении
и свободе воли, и даже, в целом, - на философскую дискуссию о необходимом и
случайном. Не замечать необходимость в окружающем мире - это почти полная
слепота. Такое простительно только очень молодым и неопытным людям. Но и не
видеть, пусть ограниченной, но реальной свободы выбора и решения - это тоже
большая ущербность и обеднение своей жизни.
В классическом мусульманском "символе веры" XI века говорится: "Человек
не ведает о том, что записано у Аллаха и что лежит ему у него под печатью, а
посему говорим мы: "он верующий, если пожелает Аллах" или "я надеюсь, что я
верующий". Нет иного пути к спасению, кроме надежды..."
Вот также несколько характерных исламских преданий. Халиф Омар ибн
аль-Хаттаб бежал из местности, где свирепствовала чума. Его спросили:
"Убегаешь ли ты от предопределения Аллаха?" - "Да, но к предопределению же
Аллаха", - ответил Омар. [7, с.201].
Некто спросил халифа Али, существует ли свободная воля у человека.
Халиф в ответ задал ему три других вопроса: "Ты родился на свет по своему
желанию или по воле Аллаха?"; "Создавая тебя, Аллах преследовал свои цели
или твои?"; "В день Страшного Суда ты получишь, чего сам желаешь или чего
Аллах пожелает?" Отвечая на каждый из этих вопросов, собеседник был вынужден
отдать приоритет Аллаху. "Вот видишь, - ответил Али, - значит, нет у тебя
никакой свободы воли!" [42, с.322,323].
К самому пророку Мухаммаду один человек обратился с вопросом: "Неужели
Аллах может сначала заставить сделать меня какое-либо зло, а затем наказать
за это?" - "Да, - ответил смиренно пророк, - мы все во власти Аллаха!" [42,
с.323].
Так ислам, отвергнув изначально христианские "доктрины-пара-доксы", уже
не мог в философском смысле подняться выше языческой концепции судьбы.*
2.8. БОГОСЛОВИЕ ЦЕРКВИ В СРЕДНИЕ ВЕКА
Падение Западной Римской империи под натиском варваров задержало
развитие богословия Церкви. Понадобились долгие столетия, чтобы
"христианизировать" орды язычников в Европе и подготовить почву для нового
значительного этапа в истории религиозно-философской мысли, которым явилась
средневековая схоластика. Восточная Церковь, находясь на территории сильной
Византийской империи, напротив, динамично совершенствовала свое богословие
примерно до времени разделения Церквей в XI веке (что практически совпадает
с моментом возникновении на Западе схоластики), а затем наступил длительный
период ее относительного застоя.
2.8.1. ЗАПАДНАЯ ЦЕРКОВЬ
Начнем с упоминания некоторых важных латинских терминов, которые
употреблялись средневековыми теологами.
praedestinatio - предопределение. Это слово в Средние века прочно
связывалось с именем Августина.
gratia - благодать. Схоласты, вслед за Августином, учили по меньшей
мере о трех видах благодати: gratia communis (общая благодать, принадлежащая
всему творению), gratia peculiaris (особая благодать, побуждающая - не
заставляющая - грешника покаяться), gratia cooperans (сотворящая благодать,
которая, действуя вместе с волей человека, приводит его к спасению).
liberum arbitrium - свободный выбор (свободная воля). Его признавало
подавляющее большинство богословов Церкви.
causa efficiens - действующая, непосредственная причина в nexus
causalis (причинной связи). Понятие "свободная воля", по мнению
детерминистов, нарушает причинно-следственный ряд в физическом мире. Но за
этим обвинением нередко кроется известная логическая ошибка - post hoc ergo
propter hoc ("после этого значит по причине этого"), простая временн'ая
последовательность событий не обязательно означает их причинную связь.
causa instrumentalis и causa secundae - инструментальные и (или)
вторичные причины. Бог часто осуществляет Свою волю в созданном Им мире не
прямым вмешательством, а посредством уже действующих законов (природных или
человеческих), которые в таком случае выступают как бы "инструментами" в Его
руках.
praescientia - предузнание. Толкование предопределения как решения
Господа, основанного на Его предузнании ответа человека на призывающую
благодать, не устраивало теологов, следовавших августиновой традиции, так
как, по их мнению, это ограничивало суверенность Всевышнего.
providentia - Провидение. По мысли схоластов, широкое понятие
всеобъемлющего присутствия Бога в сотворенном Им мире, включающее в себя,
как частный вопрос, предопределение. Бог заботится обо всем творении и о
каждом человеке, направляя ход истории к конечному торжеству добра и к Своей
славе.
Закончим это небольшое упражнение в латыни фразой, не имеющей отношения
к средневековью. Amor fati - любовь к року (судьбе) - это своего рода дань
богословия Церкви языческой философии, то, от чего, увы, вполне не удалось
христианству освободиться.
Из периода "мрачных веков" на Западе достойными упоминания в нашем
обзоре являются Боэций, Иоанн Скот и небезызвестный монах Готшальк.
Боэций (VI в.) написал свою знаменитую книгу "Утешение философией",
находясь в тюремном заключении в ожидании смертной казни. Это произведение -
несомненно, христианское, хотя и проникнутое в немалой степени платоновским
духом. Обретая силы и покой в Боге и мудрости, человек может перенести все
невзгоды внешней жизни. Касаясь вопроса предопределения (Провидения) и
свободы, Боэций осторожно пытается примирить противоположности: "...То, что
произойдет в будущем, не является необходимым до того момента, когда
происходит". [16, V,4]. Пытаясь взглянуть на проблему "с точки зрения
вечности", Боэций пишет, что одни события происходят по необходимости, а
другие - нет (V,6).
Иоанн Скот (IX в.) вошел в историю благодаря сочинению "О разделении
природы" и своей попытке согласовать неоплатонизм с христианством. Но для
нас он интересен прежде всего как автор осужденного Западной Церковью
трактата "О божественном предопределении". Когда между монахом Готшальком,
возможно, единственным в то время последователем доктрины двойного
предопределения, и архиепископом Гинкмаром, одним из многих ее противников,
произошел на эту тему спор, Иоанн выступил со своей книгой, в которой
безоговорочно отстаивал свободную волю. Вопрос этот был довольно щекотливым,
так как официально Церковь придерживалась линии Августина, но на практике
уже давно от нее отошла. Поэтому Иоанн Скот, в сущности, был порицаем только
за то, что его доводы в защиту свободы человека носили преимущественно
философский, а не теологический характер. Поучительна и судьба Готшалька. За
верность учению о предопределении он был осужден Церковью, лишен сана,
подвергнут бичеванию и приговорен к пожизненному заключению. Тем дело и
кончилось. [91, с.378; 136, p.141].
В трудах теологов-схоластов окончательно исчезает "платоновский дух",
что, впрочем, не означает прихода в богословие "чистого Евангелия". Просто
место Платона отныне занимает Аристотель. Фома Аквинский особенно преуспел в
"примирении" Аристотеля с христианским учением. Так от внутреннего
постижения Бога и мистицизма наметился уклон в сторону академической сухости
и формальности в решении теологических вопросов. Схоласты любили диспуты и
увлеченно в них участвовали, часто даже не заботясь, насколько серьезно
звучит сама тема спора или же аргументация сторон. Хрестоматийный пример
такого рода - споры о "буридановом осле", небесполезные, впрочем, для нашего
рассуждения.
Буриданов осел - образ, использованный схоластами в дискуссиях о
свободе и детерминизме волевого акта. Осел, поставленный посередине между
двумя равными порциями сена, умирает от голода, так как не находит
преобладающего побуждения выбрать одну из них. Впервые подобная мысль
появляется еще у Аристотеля. В трактате "О небе" (295b) он, высмеивая
гипотезу Анаксимандра, согласно которой наша Земля покоится в центре
мироздания из-за отсутствия видимых причин двигаться в одном, а не в другом
направлении, проводит аналогию с человеком, умирающим от голода и жажды, но
не способным сделать выбор и взять какую-либо пищу, поскольку она равномерно
распределена по окружности вокруг него. [10, т.3]. В эпоху Ренессанса вместе
со многими античными идеями возрождается и этот курьез. Так, например, Данте
в своей "Божественной комедии" пишет:
Меж двух равно манящих яств, свободный
В их выборе к зубам бы не поднес
Ни одного и умер бы голодный;
Так агнец медлил бы меж двух угроз
Прожорливых волков, равно страшимый;
Так медлил бы меж двух оленей пес.
[31, "Рай", IV,1-6].
Это забавный пример ограниченности как индетерминизма, так и
детерминизма. На самом же деле, в человеке даже меньший импульс вполне может
победить больший и побудить волю принять решение сделать что-либо вопреки
"обычному" или "большему" желанию: например, во время голода отдать
последний кусок хлеба ребенку, броситься в прорубь или в огонь для спасения
человека. Здесь решение принимается явно вопреки таким сильным
детерминирующим факторам как инстинкт самосохранения, желание незаметно
покинуть место происшествия, ответственность за свою жизнь и здоровье перед
семьей и т.п.
Но не все богословие Церкви в Средние века становится схоластическим.
Сохранялась до некоторой степени и мистическая традиция. Ниже мы дадим
короткий обзор взглядов о предопределении и свободе воли нескольких наиболее
известных католических теологов, не подчеркивая, к какому направлению они
относились, ибо не всегда справедливо это определять однозначно.
Ансельм Кентерберийский (XI-XII вв.) в трактате "О свободном выборе"
писал: "И через способность грешить, и добровольно, и по свободному выбору,
и не по необходимости наша и ангельская природа вначале согрешила и могла
служить греху; и притом, однако, грех не смог овладеть ею так, чтобы она
могла быть названа несвободной или выбор ее - несвободным". [8, II,209,27].
Эти слова Ансельма отражают уже сложившуюся в католицизме традицию, которая
существует по сей день: человек и после грехопадения обладает достаточной
свободой совершать добрые дела без специальной на то помощи Божьей. Спасение
же невозможно без благодати, без воли Господа. Пытаясь согласовать обе
доктрины, Ансельм находит любопытный довод: "Если какое-то событие случается
без необходимости, то Бог, К