дметам, которые суть истинное и доброе Церкви: если они и бывают почитаемы, то лишь одними устами, а не сердцем. Так как такое зло происходит из этой любви, то из нее же происходит и соответствующая ему ложь, ибо из зла проистекает ложь. 76. Любовь же к миру есть желание овладеть имуществом других какими бы то ни было средствами, привязанность сердца к богатству и попущение миру отвлекать и отводить себя от духовной любви, которая есть любовь к ближнему, и таким образом, отводить себя от Неба. В любви к миру находятся те, которые желают различными средствами присвоить себе имущество других, особенно же чрез хитрость и коварство, ни во что не ставя благо ближнего. Находящиеся в этой любви вожделеют имущества других, и поскольку они, ища свою пользу, не боятся преследования законов и потери собственной чести, постольку отнимают и даже грабят. 77. Все же любовь к миру не в такой степени противоположна любви небесной, как себялюбие, ибо в ней не скрывается столь великое зло. Эта любовь многообразна: есть любовь к богатству ради возвышения к почестям; любовь к чести и почестям ради стяжания богатства; любовь к богатству ради достижения наслаждений в мире; любовь к богатству только ради самого богатства, такая любовь у скупцов; и так далее. Цель, ради которой желают богатства, называется полезностью, и цель или полезность есть то, откуда любовь получает свое качество; ибо любовь такова, какова цель, ради которой действуют: все прочее служит ей только средством. 78. Одним словом, себялюбие и любовь к миру совершенно противоположны любви к Господу; любви к ближнему: поэтому и себялюбие и любовь к миру суть адская любовь; она господствует в аду и образует ад у человека. Любовь же к Господу и любовь к ближнему суть любовь небесная; она господствует на Небе и образует Небо у человека. 79. Из всего сказанного ясно, что находится в обоих родах любви, а также что из них проистекает все зло; ибо зло, перечисленное в параграфе 75-ом, есть зло общее, прочее же, которое не перечислено, будучи злом частным, происходит и проистекает из первого. Из этого явствует, что человек, рождаясь в той и другой любви, родится во зле всякого рода. 80. Для того чтобы человек мог знать, что есть зло, он должен знать его происхождение. Пока он этого не знает, он не может знать и того, что есть добро; таким образом, не может знать и того, каков он сам. Вот почему здесь шла речь о сих двух источниках зла. О любви к ближнему, или о благолюбии. 84. Прежде всего, следует сказать, кто ближний, потому что он есть тот, кто должен быть любим, и кому должно оказывать благолюбие. Если человек не знает, что есть ближний, то может оказывать благолюбие одинаковым образом, без разбора, как злым, так и добрым; и тогда благолюбие не есть уже благолюбие, ибо злые, благодаря им оказанным благодеяниям, делают ближнему зло, тогда как добрые делают добро. 85. В настоящее время, по общему мнению, всякий человек в одинаковой степени ближний, вследствие чего должно благодетельствовать всякому, кто только имеет нужду в помощи; однако, благоразумию христианскому надлежит старательно испытывать, какова жизнь человека и сообразно его жизни оказывать ему благолюбие. Человек Внутренней Церкви делает это с разбором, а потому с разумением; человек же Внешней Церкви, не будучи в состоянии различать, поступает без разбора. 86. Различия, существующие между ближними, и которые человек Церкви должен хорошо знать определяются степенью добра в каждом. Так как, все добро исходит от Господа, то Господь есть ближний в наивысшем смысле и степени, и от Него начало ближнего. Отсюда следует, что, поскольку человек имеет у себя Господа, постольку он и ближний; а так как никто одинаковым образом не имеет у себя Господа, т. е. добра, которое от Него проистекает, то и ближним никто не бывает одинаковым образом. Действительно, все на небе и все добрые на земле различаются в добре. Никогда у двух людей не бывает совершенно одинакового добра; оно должно быть различным, дабы каждое могло существовать само по себе. Всего разнообразия добра, и отсюда происходящего различия ближних, которое существует согласно приятию в себе Господа, то есть согласно приятию от Него добра, никакой человек, ни даже ангел, знать не может. Они могут иметь лишь общее понятие, то есть, понятие о родах и видах его. Впрочем, и Господь большего от человека Церкви не требует, как только того, чтобы он жил согласно тому, что он знает. 87. Так как добро в каждом человеке различно, то из этого следует, что качество добра определяет в какой степени и в каком отношении другой человек есть ближний. Что это так, ясно видно из притчи Господа о человеке, который попался разбойникам, и мимо которого полумертвого, прошел священник, а также левит, тогда как самарянин перевязал его язвы, возлил на них елей и вино, посадил его на своего осла, привез в гостиницу и распорядился, чтобы имели о нем попечение. Так как этот самарянин сделал ему добро, происходящее из благолюбия, то он и называется ближним; (Лук. Х. 29 - 37). Отсюда ясно, что все, находящиеся в добре, суть ближний, а елей и вино, которые Самарянин возлил на раны, означают добро и его истину. 88. Из сказанного теперь явствует, что во всеобъемлющем смысле добро есть ближний, потому что человек есть ближний по качеству добра, которое у него находится от Господа. Так как добро есть ближний, то и любовь есть ближний, ибо все добро принадлежит любви; следовательно, каждый человек есть ближний согласно любви, которая в нем от Господа. 89. Что любовь образует ближнего, и что каждый есть ближний, согласно качеству его любви, ясно видно на тех, которые находятся в себялюбии. Они признают ближними тех, которые их наиболее любят, то есть, поскольку они им принадлежат; их они обнимают, ласкают, благодетельствуют им, и называют своими братьями; и так как они злы, то и называют их своими ближними преимущественно пред другими; прочих же почитают за своих ближних постольку, поскольку они их любят, итак, согласно качеству и степени их любви. Такие люди начало ближнего производят от самих себя, потому что любовь образует и определяет его. Те же, которые не любят себя больше других, каковы суть все принадлежащие Царству Божию, производят начало ближнего от Того, которого следует превыше всего любить, то есть, от Господа; а ближним почитают каждого человека по качеству его любви к Господу и от Господа. Из сего явствует, откуда человек Церкви должен производить начало ближнего и что каждый есть ближний согласно тому добру, которое находится в нем от Господа; следовательно, само добро есть ближний. 90. Что это так, Господь учит у Матвея, говоря тем, которые были в добре: "Что они дали Ему есть, напоили Его, приняли Его, одели Его, посетили Его, и в темницу пришли к Нему", и потом: "что, так как они сделали это одному из братьев Его меньших, то сделали Ему". В сих шести родах добра, разумея их в духовном смысле, заключаются все роды ближнего. Отсюда также явствует, что любя добро, человек любит Господа; ибо Господь есть Тот, от которого добро проистекает, который в добре и есть Добро. 91. Однако не только отдельный человек есть ближний, но также и люди в совокупности. Так, например, большие или меньшие общества, отечество, Церковь, Царство Господне и превыше всего сам Господь. Они суть ближний и им должно оказывать добро из любви. Они суть также восходящие степени ближнего, потому что общество многих людей есть в высшей степени ближний, нежели один человек; в более высокой степени - отечество; в еще более высокой - Церковь; в еще большей - Царство Господне; и в наивысшей - Господь. Эти восходящие степени подобны ступеням лестницы, на вершине которой находится Господь. 92. Общество есть ближний предпочтительнее пред отдельным человеком, потому что оно состоит из многих. Ему должно оказывать благолюбие точно также, как отдельному человеку, а именно, согласно качеству находящегося у него добра; поэтому совершенно иначе обществу, состоявшему из честных людей, нежели обществу бесчестных. Общество любимо тогда, когда люди пекутся о его благе из любви к добру. 93. Отечество есть ближний преимущественнее пред обществом, потому что оно подобно родительнице; ибо в отечестве человек родится, оно его питает и охраняет от обид. Отечеству надлежит оказывать добро из любви согласно его потребностям, которые прежде всего относятся к прокормлению его и к гражданской и духовной жизни тех, которые в нем находятся. Кто любит Отечество и оказывает ему добро из доброжелательства, тот в будущей жизни любит Царство Божие, ибо там Царство Господне - его отечество; а кто любит Царство Господне, тот любит Господа, потому что Господь есть все во всем в Его Царстве. 94. Церковь есть ближний предпочтительнее пред отечеством; ибо кто печется о Церкви, тот печется о душах и вечной жизни людей, находящихся в отечестве. Поэтому, кто печется о Церкви из любви, тот любит ближнего в высшей степени; ибо он другим желает и хочет неба и блаженства жизни в вечности. 95. Царство Господне есть ближний еще в более высокой степени, ибо Царство Господне состоит из всех, находящихся в добре, как на земле, так и на небесах. Таким образом, Царство Господне есть добро в его многообразии совокупно взятое. Когда оно любимо, то любим каждый, находящийся в добре. 96. Таковы степени ближнего, и по сим степеням восходит любовь у тех, которые находятся в любви к ближнему. Но эти степени суть степени в порядке последовательном, в котором первое или высшее должно предпочитать последующему или низшему. Так как Господь находится на высшей ступени и на Него должно взирать на каждой ступени, как на цель, к которой все стремится, то Его должно любить превыше всех и всего. Из этого теперь ясно, каким образом любовь к Господу связуется с любовью к ближнему. 97. Обыкновенно говорят, что каждый человек есть ближний самому себе, то есть, что каждый прежде всего должен заботиться о себе. Учение благолюбия научает, каким образом должно это понимать. Каждый должен заботиться о том, чтобы иметь нужное для жизни, то есть: пищу, одежду, жилище и прочие необходимые предметы гражданской жизни, в которой он находится, при том не только для себя одного, но также и для своих, и не только для настоящего времени, но также и для будущего; ибо, если кто не снискивает для себя нужного для жизни, тот не в состоянии оказывать благолюбия, потому что сам имеет во всем недостаток. 98. Но каким образом каждый должен быть сам себе ближним, можно видеть из следующего примера: каждый должен заботиться о пище и одежде для своего тела; это должно быть первым, но ради того, чтобы здоровый дух обитал в здоровом теле; также каждый должен заботится о доставлении пищи своему духу, то есть, всего того, что принадлежит разумению и мудрости, ради того, чтобы посредством этого быть в состоянии служить согражданам, обществу, отчеству и Церкви, итак, самому Господу. Кто таким образом поступает, тот печется о своем вечном благе. Из этого ясно, что первое есть то, что образует цель, ради которой свершается поступок, ибо к ней относится все. Здесь, как при строении дома: сперва кладется основание, основание предназначается для дома, а дом - для жительства. Кто считает себя ближним на первом месте, тот подобен тому, кто считает целью основание, а не дом и жительство; тогда как жительство есть самая первая и последняя цель, а дом с основанием - только средство к достижению ее. 99. Цель объясняет, каким образом каждый бывает ближним самому себе и прежде всего должен заботиться о самом себе. Если цель его состоит в том, чтобы стать богаче других, единственно ради богатства, или ради наслаждения, или ради отличия пред другими, и тому подобного, то цель эта дурна, и он не любит ближнего, но любит самого себя. Если же его цель состоит в стяжании себе имения для того, чтобы быть в состоянии помогать согражданину, обществу, отечеству и Церкви; равным образом в снискании себе должности для той же цели, то он любит ближнего. Цель, ради которой он действует, образует человека; ибо эта цель - его любовь, потому что первая и последняя цель для каждого есть то, что он больше всего любит. Все это сказано о ближнем; теперь будет речь о любви к нему, или о благолюбии (de Charitate). 100. Многие думают, что любовь к ближнему состоит в подаянии нищим, помощи нуждающимся и делании добра каждому; благолюбие, однако, есть благоразумное действие, имеющее целью добро. Кто оказывает помощь какому-нибудь одному или нуждающемуся злодею, тот чрез это делает зло ближнему; ибо, оказывая помощь ему, он утверждает его во зле и доставляет ему возможность делать зло другим. Иначе поступает тот, кто поддерживает добрых. 101. Но благолюбие простирается гораздо далее, чем на нищих и нуждающихся; ибо благолюбие есть правосудие во всяком деле и исполнение своего долга во всяком звании. Итак, если судья справедливо судит ради справедливости, он оказывает благолюбие. Если он наказывает виновного и освобождает невинного, то оказывает благолюбие, ибо поступая таким образом, он печется о согражданах и отечестве. Священник, который учит истине и ведет к добру ради истины и добра, оказывает благолюбие. Кто же делает то же самое ради себя и мира, тот не оказывает благолюбия, ибо не любит ближнего, но только самого себя. 102. То же самое относится и к прочим людям, находятся ли они в должностях, или вне их; например, к детям по отношению к родителям, и родителям по отношению к детям; к слугам по отношению к господам, и господ - к слугам; к подданным по отношению к царю, и царю - к подданным. Кто из них исполняет свой долг из любви к долгу и поступает справедливо из любви к справедливости, тот оказывает благолюбие. 103. Что это принадлежит любви к ближнему или благолюбию, происходит, как выше сказано, оттого, что каждый человек есть ближний только различным образом. Меньшее или большее общество есть ближний в большей степени, чем отдельный человек; отечество есть ближний еще в большей степени; Царство Божие - еще более; а Господь - превыше всех; и в общем смысле, добро, происходящее от Господа, есть ближний; следовательно, и честность и справедливость. Поэтому, кто делает что либо доброе добра ради и поступает честно и справедливо ради честности и справедливости, тот любит ближнего и оказывает благолюбие, ибо действует из любви к добру, честности и справедливости; поэтому из любви к тем, в которых они находятся. 104. Итак, благолюбие есть внутренняя склонность, из которой человек хочет делать добро, при том без всякого вознаграждения; делание его есть услада его жизни. В делающих добро из внутренней склонности, благолюбие находится во всем их мысли и слова, воли и действия; можно сказать, что человек и ангел, по отношению к их внутреннему, когда добро для них ближний, суть благолюбие. Так далеко простирается благолюбие. 105. Те, цель которых есть себялюбие и любовь к миру, никоим образом не могут быть в благолюбии, они даже не знают что такое благолюбие; и совершенно не понимают, что хотеть и делать добро ближнему без ожидания возмездия, есть небо в человеке, и что в этой склонности заключается неизречимое блаженство, подобное тому, какое вкушают ангелы неба. Они думают, что если они лишатся радости, проистекающей из славы, почестей и богатства, то не останется уже более никакой радости; тогда как небесная радость тогда только и начинается и бесконечно превосходит первую. О вере. 108. Никто не может знать, что такое вера в ее сущности, если не знает, что такое благолюбие; ибо, где нет благолюбия, там нет и веры; потому что благолюбие образует одно с верой так, как добро - с истиной; ибо что человек любит, или что он считает для себя драгоценным, есть для него добро, а во что он верит, есть для него истина; из этого видно, что существует такое же соединение (unio) благолюбия с верою, какое существует между добром и истиной. Каково это соединение видно из того, что было прежде сказано о Добре и Истине. 109. Соединение благолюбия с верою таково же, каково соединение воли с разумом в человеке, ибо сии суть две способности, приемлющие добро и истину; воля приемлет добро, а разум - истину; таким же образом эти две способности приемлют благолюбие и веру, потому что добро принадлежит благолюбию, а истина - вере. Что благолюбие и вера находятся у человека, и в нем самом, - известно всякому; а так как они находятся у него и в нем, то ни в чем другом не находятся, как только в его воле и разуме, ибо вся жизнь человека находится в них и происходит из них. У человека есть также память, но она образует только притвор, где собирается то, чему следует войти в разум и волю. Из этого ясно, что соединение благолюбия с верой таково же, каково соединение воли с разумом; каково же оно можно видеть из того, что прежде было сказано о Воле и Разуме. 110. Благолюбие с верой связуются у человека тогда, когда он хочет то, что знает и постигает, ибо хотение принадлежит благолюбию, а знание и постижение - вере. Вера же входит в человека и усваивается им тогда, когда он хочет и любит то, что знает и постигает; до тех пор она вне его. 111. Вера не становится верой у человека, если она не делается духовной; духовной же она не делается, если не делается предметом любви; а делается она тогда, когда человек любит жить жизнью истины и добра, то есть, жить согласно тому, что предписано в Слове. 112. Вера есть склонность к истине, происходящая из хотения истины, потому что она истинна, а хотение истины, потому что она истинна, есть само духовное человека, ибо оно совершенно отлично от его естественного, которое состоит в хотении истины не ради истины, но ради собственной славы, доброго имени, или корысти. Истина, отвлеченная от такого побуждения, духовна, потому что происходит от Божественного; что же происходит от Божественного, то духовно, и связуется с человеком через любовь; ибо любовь есть духовная связь. 113. Человек многое может знать, мыслить, и разуметь; но то, что не согласуется с его любовью, он отбрасывает от себя, когда размышляет, будучи предоставлен самому себе; поэтому после жизни тела, когда он существует лишь в духе, он отбрасывает все несогласное, ибо только то пребывает в духе человека, что вошло в его любовь; после смерти человек взирает на все прочее, как на чуждое, которое, не будучи принадлежностью его любви, выбрасывается из дому. Сказано: в "духе человека", потому что после смерти человек живет духом. 114. Понятие о добре благолюбия и истине веры можно составить по аналогии с солнечным светом и его теплом. Когда свет, происходящий от солнца, соединен с теплом, что бывает весною и летом, тогда все на поверхности земли произрастает и цветет; когда же в свете нет тепла, что бывает зимою, тогда все на поверхности земли цепенеет и умирает: духовный свет есть истина веры, а духовное тепло - любовь. Из этого можно составить себе представление о том, какого свойства человек Церкви, когда в нем вера связана с благолюбием; тогда он подобен саду и раю; и какого он свойства, когда в нем вера не связана с благолюбием; тогда он подобен пустыне и земле, покрытой снегом. 115. Упование или уверенность, которые, как говорят, принадлежат вере и называются спасительной верой, не суть духовные упование и или уверенность, но естественные, если они принадлежат одной только вере, ибо сущность духовного упования или уверенности из добра любви, но не от истины веры, отделенной от любви. Упование отделенной веры - мертво; поэтому истинного упования не может быть у тех, которые ведут дурную жизнь; и само упование на то, что спасение получается ради заслуг Господа пред Его Отцом, независимо от жизни человека, не происходит из истины. Все, находящиеся в духовной вере, имеют упование, что они спасаются Господом, ибо веруют, что Господь в мире, чтобы дать жизнь вечную верующим и живущим по заповедям, которым Он научил, и что Он это делает один, без помощи человека, из чистого милосердия. 116. Веровать в то, чему научает Слово или учение Церкви, и не жить согласно тому, кажется верою, и некоторые мнят даже, что они спасутся посредством такой веры; однако, никто ею одной спастись не может, ибо она есть вера уговорительная (Fides persuasiva), о качестве которой теперь будет сказано. 117. Вера уговорительная тогда, когда веруют и любят Слово и учение Церкви не ради истины и с нею согласной жизни, но ради корысти, чести и славы учености. Поэтому находящиеся в такой вере не взирают на Господа и на небо, но на самих себя и мир. Стремящиеся в мире к великому и желающие многого, более убеждены в том, что то, чему научает Церковь, истинно, нежели те, которые не стремятся к великому и не желают многого. Причина сему та, что учение Церкви для них только средство к достижению их собственных целей; поскольку любят средства и веруют в них. В действительности же, поскольку они находятся в огне себялюбия и любви к миру, и из этого огня говорят, проповедуют и действуют, постольку находятся в таком уговорении и тогда они уверены в его истинности; когда же не находятся в огне этих двух родов любви, тогда мало веруют, и по большей части вовсе не веруют. Отсюда явствует, что вера уговорения есть вера уст, но не сердца, а потому сама по себе не есть вера. 118. Находящиеся в вере уговорения не имеют никакого внутреннего озарения об истинности или ложности учимого; они об этом и не заботятся, лишь бы им верил простой народ; ибо в них нет никакой склонности к истине ради истины; а потому, если лишаются почестей или корысти, то отступают от веры, если от этого не страдает доброе имя; ибо вера уговорения находится не внутри человека, но вне его, лишь в его памяти, из которой она извлекается для учения. Поэтому эта вера после смерти исчезает со своими истинами; ибо тогда остается только та вера, которая внутри человека, т.е. которая укоренилась в добре, и таким образом в жизни. 119. Находящиеся в вере уговорения разумеются под следующим у Ев. Матфея: "многие скажут Мне в тот день: Господи, Господи, не от Твоего ли имени мы пророчествовали? и не Твоим ли Именем бесов изгоняли, и не Твоим ли Именем многие чудеса творили? И тогда объявлю им: Я никогда не знал вас; отойдите от Меня делающие беззаконие". Также у Луки: "Тогда Начнете говорить: мы ели и пили пред Тобою, и на улицах наших учил Ты. Но Он скажет: не знаю вас, откуда вы; отойдите от Меня все делатели неправды!" (XIII. 26. 27). Также разумеются они под пятью неразумными девами, которые не имели елея в светильниках, у Матфея: "После приходят и прочие девы, и говорят: Господи, Господи, отвори нам. Он же сказал им в ответ: Аминь, говорю вам: не знаю вас"(VII. 11. 12). Елей в светильниках есть добро любви в вере. О набожности. 123. Многие думают, что духовная жизнь, или жизнь, ведущая к небу, состоит в набожности, в святом внешнем, и в отречении от мира; но набожность без благолюбия, святость внешнего без святости внутреннего, и отречение от мира без жизни в мире, не образуют духовной жизни; образует же ее набожность из благолюбия, святость внешнего из святости внутреннего, и отречение от мира при жизни в мире. 124. Набожность есть благочестивое мышление и говорение, смиренное упражнение в молитвах, частое посещение храмов и благочестивое слушание проповеди, ежегодное приступление к Таинству Причастия, а также исполнение других обрядов, согласно предписаниям Церкви. Жизнь же благолюбия есть благоволение и делание добра ближнему, соблюдение правосудия и справедливости, добра и истины во всех делах и обязанностях; одним словом, жизнь благолюбия состоит в приношении пользы. В такой жизни состоит преимущественно богослужение, во всем же остальном лишь посредственно; поэтому тот, кто отделяет одно от другого, то есть, ведет набожную жизнь, но вместе с тем не ведет жизни благолюбия, тот не чтит Бога; правда, он думает о Боге, но не из Бога, а из самого себя; ибо беспрестанно думает о себе, но не о ближнем, если же и думает о ближнем, то пренебрегает им, если тот с ним несходен; он думает также о небе, как о возмездии; вследствие чего в его душе возникает мысль о собственной заслуге, а также себялюбие, а равно и презрение или небрежение к полезному служению, а посему небрежение и о самом ближнем, и вместе с этим уверенность в своей безгрешности. Из этого ясно видно, что жизнь набожности, отделенная от жизни благолюбия, не есть та духовная жизнь, которая должна быть самим богослужением. (Сравни с Ев. от Матвея, гл. VI. 7. 8.) 125. Святое внешнее подобно такому набожному и преимущественно состоит в том, что человек полагает богослужение в святое внешнее, когда находится в храме, однако, оно свято в человеке, пока свято его внутреннее; ибо каков человек по отношению к своему внутреннему, таков он и по отношению к внешнему, потому что последнее происходит от первого, как действие от своего духа. Поэтому святое внешнее без святого внутреннего - естественно, но не духовно. Отсюда происходит то, что такого рода внешнее бывает, как у злых, так и у добрых; и те, которые полагают богослужение в него, по большей части пусты, то есть, лишены всякого познания добра и истины, хотя добро и истина суть само святое, которое должно знать, в него веровать и любить, потому что оно от Божественного, и в нем Божественное. Итак, святое внутреннее есть любовь к добру и истине ради добра и истины, и любовь к правде и честности ради самой правды и честности. Поскольку человек любит их ради них самих, постольку он и его богослужение духовны, ибо постольку он хочет знать и творить добро и истину; поскольку же человек не любит их таким образом, постольку он и его богослужение естественны, и постольку же он не хочет ни знать, ни творить добра и истины. Внешнее богослужение без внутреннего может быть сравнено с жизнью дыхания без жизни сердца, а внешнее богослужение, происходящее из внутреннего, - с жизнью дыхания, соединенного с жизнью сердца. 126. Что же касается отречения от мира, то многие думают, что отречься от мира и жить духом, а не плотью, значит отвергнуть мирское, которое преимущественно состоит в богатствах и почестях, и пребывать непрестанно в набожном размышлении о Боге, спасении и жизни вечной, проводить жизнь в молитвах, в чтении Слова и благочестивых книг, а также в посте. Но все это не есть отречение от мира. Истинное отречение от мира есть любовь к Богу и ближнему. Человек любит Бога тогда, когда он живет по Его заповедям; ближнего же - когда приносит ему пользу. Поэтому для того, чтобы человек мог приять жизнь небесную, ему необходимо жить в мире, в его должностях и делах. Жизнь же, отлученная от мира, есть жизнь мысли и веры, отделенных от жизни любви и благолюбия; в такой жизни погибает хотение добра и делание добра ближнему; а когда они погибают, то духовная жизнь подобна дому без основания, который постепенно или садится, или расщеливается и расседается, или колеблется до тех пор, пока не разрушится. 127. Что делание добра есть почитание Господа, ясно видно из слов Господних: "Всякого, кто слушает слова Мои сии и исполняет их, уподоблю мужу благоразумному, который построил дом свой на камне. А всякий, кто слушает сии слова Мои и не исполняет их, уподобится человеку безрассудному, который построил дом свой на песке или на земле без основания" (Матв. VII. 24.-27., Лук.VI. 47.- 49.) 128. Из этого теперь ясно, что жизнь набожности ценна и приемлема Господу лишь постольку, поскольку она связана с жизнью благолюбия, ибо сия жизнь первичная, и какова она, такова и первая. Далее, святое внешнее ценно и приемлемо Господу лишь постольку, поскольку оно происходит из святого внутреннего; ибо каково это, таково и первое. Равным образом, отречение от мира ценно и приемлемо Господу лишь постольку, поскольку оно происходит без оставления мира; ибо отрекаются от мира те, которые удаляют от себя себялюбие и любовь к миру, поступают справедливо и честно во всякой обязанности, во всяком деле, и всяком предприятии и труде, из внутреннего, таким образом, из небесного начала. Это начало жизни находится в человеке тогда, когда он поступает хорошо, честно и справедливо, потому что это согласно с Божественными законами. О совести. 130. Совесть образуется у человека религией, в которой он находится, согласно внутреннему приятию ее. 131. Совесть у человека Церкви образуется посредством истин веры из Слова, или посредством учения из Слова, согласно их приятию в сердце; ибо, когда человек знает истины веры, и на свой лад понимает их, а потом хочет и исполняет, тогда у него создается совесть. Приятие в сердце есть приятие в воле; ибо воля человеческая есть то, что называется сердцем. Отсюда проистекает то, что имеющие совесть, все ими говоримое говорят от сердца, и все ими делаемое делают от сердца. Они также имеют ум (mens) нераздельный, ибо поступают согласно тому, что разумеют и признают за истину и добро. 132. Совесть может быть совершеннее у тех, которые более других озарены истинами веры, и более других находятся в ясном постижении, нежели у тех, которые менее озарены и находятся в темном постижении. 133. В истинной совести находится сама духовная жизнь человека, ибо в ней его вера связана с благолюбием; поэтому для таких людей поступать по совести, значит поступать из своей духовной жизни; а поступать против совести, значит поступать против своей духовной жизни. Отсюда происходит то, что, поступая по совести, они находятся в умиротворении и внутреннем блаженстве; поступая же против нее, испытывают беспокойство и скорбь. Эта скорбь называется угрызением совести. 134. Человек имеет совесть добра и совесть справедливости. Совесть добра есть совесть внутреннего человека, а совесть справедливости - совесть внешнего человека. Совесть добра есть исполнение заповедей веры из внутренней склонности, а совесть справедливости - исполнение гражданских законов из внешней склонности. Имеющие совесть добра, имеют также совесть справедливости, тогда как имеющие совесть справедливости обладают лишь способностью приять совесть добра, и будучи научены, приемлют ее. 135. Совесть у тех, которые находятся в любви к ближнему, есть совесть истинного, потому что она образуется чрез веру истины, у тех же, которые находятся в любви к Господу, - совесть добра, потому что она образуется чрез любовь истины. Совесть сих последних есть совесть высшего рода, и называется постижением (perceptio) истины из добра. Те, которые имеют совесть истины, принадлежат духовному царству Господа, а те, которые имеют совесть высшую, называемую постижением, принадлежат небесному царству Господа. 136. Но пусть примеры объяснят, что такое совесть. Если человек имеет у себя собственность другого, без ведома сего последнего, и таким образом может без опасения закона, или потери чести и доброго имени присвоить ее, но возвращает ее тому, кому она принадлежит, потому что она не его, то он имеет совесть, ибо делает добро ради добра и справедливое ради справедливого. Так же, если кто-либо может поступить на какую-нибудь должность, но узнает, что ее домогается также другой, который может быть полезнее отечеству, нежели он, и уступает место сему последнему ради блага отечества, тот имеет добрую совесть. Так же обстоит дело и во всем остальном. 137. Из сего можно заключить, каковы те, которые не имеют совести. Они узнаются из противоположного; так, например: если они из корыстолюбивых побуждений заставляют несправедливое казаться справедливым, а злое - добрым, и наоборот, то они не имеют совести; они не знают даже, что такое совесть; и если им говорят, что есть совесть, то не верят тому, а некоторые даже не хотят и знать о ней. Таковы все те, которые делают только для самих себя и мира. 138. Не приявшие совести в мире, не могут приять ее и в будущей жизни, а потому не могут и спастись. Причина тому та, что в них нет основы (planum), в которую втекало и чрез которую действовало бы небо, то есть, Господь посредством неба, привлекая их к себе; ибо совесть есть основа и приемник небесного втечения. О свободе. 141. Вся свобода принадлежит любви, ибо что человек любит, то он делает свободно. Следовательно, свобода также принадлежит и воле, ибо что человек любит, то он и хочет; а так как любовь и воля образуют жизнь человека, то и свобода образует его жизнь. Из этого ясно, что такое свобода, а именно: она есть то, что принадлежит любви и воле, и, следовательно - жизни человека. Поэтому все, что человек делает свободно, ему кажется происходящим из его собственного. 142. Свобода делать зло кажется свободой, но на самом деле она - рабство, потому что эта свобода происходит из себялюбия и любви к миру, а эти роды любви - из ада. Такая свобода после смерти действительно обращается в рабство, ибо человек, имевший такую свободу, становится тогда в аду подлым рабом; свободное же делание добра есть сама свобода, потому что она происходит из любви к Господу и любви к ближнему, и эти оба рода любви - с неба. Эта свобода остается свободой и после смерти, и делается тогда истинною свободой; ибо человек, имевший ее, становится на небе как бы сыном дома. Господь учит сему так: "Всякий, делающий грех, есть раб греха; но раб не пребывает в доме вечно; Сын пребывает вечно. Итак, если Сын освободит Вас, то истинно свободны будете". (Иоан. VIII. 34. 35. 36.) Но так как все добро от Господа, а все зло из ада, то из этого следует, что свобода состоит в том, чтобы быть ведомым Господом, а рабство - быть ведомым адом. 143. Человек свободен мыслить, а также делать злое и ложное, поскольку его не удерживают законы, ради того, чтобы он мог быть преобразован; ибо добро и истина, чтобы стать его жизнью, должны быть насаждены в его любовь и волю, что может произойти только тогда, когда он свободен мыслить, как злое и ложное, так и доброе и истинное. Эта свобода дается Господом каждому человеку. Поскольку человек мыслит доброе и истинное, постольку же он не любит злого и ложного, и постольку же Господь насаждает добро и истину в его любовь и волю, следовательно, в его жизнь, и таким образом преобразовывает его. То, что сеется в свободе, пребывает; а что сеется в принуждении, не пребывает; ибо принуждение не проистекает из воли человека, но из воли того, кто принуждает. Поэтому Господу приятно богослужение, происходящее из свободы, но не из принуждения; ибо богослужение, происходящее из свободы, есть богослужение из любви: богослужение же из принуждения не таково. 144. Несмотря на то, что свобода делать добро и свобода делать зло внешне могут казаться сходными, они столь же различны и далеки друг от друга, как небо и ад. Действительно, свобода делать добро происходит с неба и называется небесной свободой; а свобода делать зло происходит из ада и называется адской свободой. Поскольку человек находится в одной, постольку он вне другой: "Ибо никто не может служить двум господам" (Матв.V.24).Это ясно видно из того, что находящиеся в адской свободе считают рабством и принуждением то, что им не позволяется по своему произволу хотеть зло и мыслить ложь; тогда как находящиеся в небесной свободе боятся хотеть зло и мыслить ложь, и если бы были принуждены к тому, то ощущали бы мучение. 145. Так как действовать из свободы кажется человеку происходящим из его собственного, то небесная свобода может быть названа небесным собственным; а свобода адская может быть названа адским собственным. Адское собственное есть то, во что человек родится, и есть зло; а небесное собственное есть то, во что человек преобразовывается, и есть добро. 146. Из этого ясно, что существует произвольная воля, а именно: она есть делание добра из произвола (arbitrium) или по собственной воле, а также что те, которые ведомы Господом, находятся в такой свободе; ведомы же Господом те, которые любят добро и истину ради их самих. 147. Человек может узнать, какова его свобода, из услады, которую он испытывает, когда мыслит, говорит, делает, слушает и видит; ибо вся услада из любви. О заслуге. 150. Делающие добро ради заслуги, делают его не из любви к добру, но из любви к награде; ибо кто хочет заслужить, тот хочет вознаграждения. Те, которые поступают таким образом, видят усладу в награде, а не в добре; поэтому они не духовны, но естественны. 151. Для того чтобы делаемое добро было подлинно добром, оно должно быть делаемо из любви к добру, итак, ради него самого. Те, которые находятся в такой любви, не хотят слышать о заслуге, ибо они любят делать его и чувствуют в этом удовлетворение; напротив, они огорчаются, если кто-нибудь думает, что они делают что-либо ради самих себя. Они почти подобны тем людям, которые делают добро друзьям из дружбы, братьям - по причине братства, супруге и детям, потому что они супруга и дети, отечеству, - потому что оно отечество, таким образом, из дружбы и любви. Те, которые благо мыслят, говорят и утверждают также, что они благотворят не ради самих себя, но ради ими благотворимых. 152. Те, которые делают добро ради награды, не делают добра от Господа, но от себя; ибо взирают на собственное благо; на благо же ближнего, то есть благо согражданина, человеческого общества, отечества и Церкви они взирают, как на средство к достижению своей цели. Отсюда происходит то, что в добре, сделанном ради награды, скрывается добро себялюбия и любви к миру; это же добро от человека, а не от Господа; все же добро, происходящее от человека, не есть добро, потому что, поскольку себялюбие и любовь к миру скрываются в нем, постольку оно зло. 153. Истинное благолюбие и истинная вера лишены всякой мысли о заслуге; ибо услада благолюбия есть само добро; а услада веры - сама истина; поэтому те, которые находятся в таком благолюбии и вере, знают каково добро, чуждое мысли о заслуге, тогда как те, которые не находятся в благолюбии и вере, этого не знают. 154. Что не следует делать добра ради награды, учит сам Господь у Луки: "Если любите любящих вас, какая вам за то благодарность? ибо и грешники любящих их любят. Но вы любите врагов ваших и благотворите и взаймы давайте, не ожидая ничего; и будет вам награда великая, и будете сынами Всевышнего" (VI. 32. 33. 34. 35). Что человек не может делать добра из себя, которое было бы добром, Господь учит также у Иоанна: "Не может человек взять ничего, если не будет дано ему с неба" (III. 27). И в другом месте Иисус сказал: "Я есмь виноградная лоза, а вы ветви. Как ветвь не может приносить плода сама собою, если не будет на лозе, так и вы, если не будете во Мне. Кто пребывает во Мне, и Я в нем, тот приносит много плода; ибо без Меня не можете делать ничего" (XV. 4-8). 155. Так как все добро и вся истина от Господа, а не от человека, и так как добро от человека не есть добро, то, следовательно, ни одному человеку не принадлежит заслуга, но одному только Господу. Заслуга Господа состоит в том, что Он собственным могуществом спас род человеческий, а также спасает тех, которые делают добро от Него при Его помощи. Поэтому "праведником" в Слове называется тот, кому приписывается заслуга и правосудие Господа, а "неправедным" тот, кому приписывается собственное правосудие и собственная заслуга. 156. Сама услада, присущая любви делать добро без надежды на возмездие, есть награда, пребывающая во веки, ибо в это добро насаждается Господом небо и вечное блаженство. 157. Мыслить и веровать, что на небо приходят те, которые делают добро, и что добро должно быть делаемо для того, чтобы придти на небо, не есть положение заслуги в свои дел