мышляя об этом почти невозможном спасении от неминуемой смерти, Фрито гадал, как долго еще авторы намерены пробавляться подобной трухой. Впрочем, гадал не он один. Тем временем Топтун, а с ним и хобботы подбежали к Фрито, многословно поздравляя его со столь удачным спасением. Затем все вместе потянулись к таинственной фигуре, которая также приблизилась и, узрев Топтуна, воздела приветственно руки и запела: О НАСА, О УКЛА! О Этайон Зеру! О Эскроу Бериллий! Пандит Дж. Неру! Топтун тоже воздел руки и ответил: -- Шанти Биллерика! После чего они обнялись, обменялись словами дружбы и секретным рукопожатием. Хобботы с любопытством разглядывали нового незнакомца. Он представился, назвавшись эльфом Гарфинкелем. Когда он сбросил с себя сияющее облачение, хобботы принялись с таким же любопытством разглядывать его сплошь покрытые кольцами и браслетами руки, тунику с отложным воротником и серебристые пляжные туфли. -- Расчитывал встретить вас здесь несколькими днями раньше, -- признес лысеющий эльф. -- Какие-нибудь неприятности в пути? -- Да уж, хватило бы на целую книгу, -- пророчески ответил Фрито. -- Ну что же, -- сказал Гарфинкель, -- нам лучше сматываться, пока не вернулись эти громилы из второсортного вестерна. Они, может, и туповаты, но в упорстве им не откажешь. -- Снова-здорово, -- пробормотал Фрито, приобретший в последнее время привычку бурчать себе под нос. Эльф с сомнением оглядел хобботов: -- Вы, молодые люди, верхом-то ездить умеете? И не дожидаясь ответа он пронзительно свистнул сквозь золотые зубы. Что-то зашуршало в высоких кустах и из них, раздраженно отдуваясь, выскочила небольшая отара раскормленных мериносов. -- По седлам, -- скомандовал Гарфинкель. Фрито, кое-как сохраняя прямую осанку, сидел на спине не сулящего доброй поездки парнокопытного, -- последнего в кавалькаде, скачущей от Брендивина к Дольну. Сунув руку в карман, он нащупал Кольцо и вытащил его под слабеющий сумеречный свет. Фрито чувствовал, что порождаемые Кольцом медленные изменения, о которых преждупреждал его Килько, уже начались: его мучал запор. IV. ПУСТЬ ОТЫСКАВШИЙ ПЛАЧЕТ После изнурительной трехдневной скачки, многими фарлонгами отделившей их от Черных Всадников, усталые путешественники добрались, наконец, до бугров, окружавших Дольн природной стеной, которая защищала долину от случайных мародеров, слишком бестолковых или мелковатых, чтобы суметь вскарабкаться по крутым склонам этих всхолмий и вздутий. Впрочем, крепконогие скакуны наших странников преодолели эти препятствия короткими прыжками, от которых замирало в груди сердце, и вскоре Фрито и сопровождающие его лица достигли вершины последней кочки и увидели под собой оранжевые крыши и купола эльфийских ранчо. Пришпорив запыхавшихся жвачных, они галопом помчали вниз по извилистой бревенчатой дороге, что вела к жилищу Орлона. Стоял уже поздний и серый осенний вечер, когда баранья кавалькада во главе с Гарфинкелем, восседавшем на величавом и курчавом производителе по имени Астенит, въехала в Дольн. Дул злобный ветер, и из угрюмых туч сыпал гранитный град. Когда путешественники осадили, наконец, своих скакунов близ большого барака, на крыльцо его вышел и обратился к ним со словами привета рослый эльф, облаченный в тончайший перкаль и ослепительной белизны белье. -- Добро пожаловать в Последнее По-настоящему Безопасное Убежище к Востоку от Моря, -- сказал он. -- У нас постоянно работает магазин сувениров. Во всех номерах имеются удобные диваны. Гарфинкель и рослый эльф обменялись древним приветствием их расы (показали друг другу носы) и поздоровались по-эльфийски. -- А сианон эссо декка ги гавайя, -- сказал Гарфинкель, пружинисто соскакивая с барана. -- О тронутовадо сильвантин нитол приято-зритя, -- ответил рослый эльф, и повернувшись к Топтуну, добавил: -- Я Орлон. -- Артопед из рода Артбалетов, к вашим услугам, -- сказал, неуклюже спешиваясь, Топтун. -- А эти? -- спросил Орлон, указывая на четверку хобботов, мертвецки спавших на спинах также закемаривших баранов. -- Фрито со товарищи, хобботы из Шныра, -- ответил Топтун. При звуках своего имени Фрито громко загукал во сне и сверзился с барана, а из-за пазухи у него выпало и подкатилось к ногам Орлона Кольцо. Один из баранов бочком подобрался к Кольцу, лизнул его и тут же обратился в пожарный гидрант. -- Не было печали, -- тяжко вздохнул Орлон и, пошатываясь, скрылся за дверью. Гарфинкель последовал за ним, а за Гарфинкелем струйкой потянулись прочие эльфы, чином пониже. Артопед с минуту постоял, прислушиваясь, затем подошел к Сраму, Мопси и Пепси и пробудил их, тыкая пальцем под ребра и нанося боковые в челюсть. Фрито, подняв Кольцо, засунул его обратно в карман. -- Так вот он, значит, какой -- Дольн, -- сказал Фрито, протирая глаза и с изумлением озирая удивительные эльфийские дома, сооруженные из предварительно напряженного железобатона и армированных кренделей. -- Гляньте-кось, господин Фрито, -- сказал Срам, указывая на дорогу. -- Эльфов-то сколько, а? Туча-тучей. Ооооо, не иначе, как я еще сплю. Хотел бы я, чтобы старик Губа-не-Дура видел меня сейчас. -- А я бы хотел поскорее сдохнуть, -- прохныкал Пепси. -- И я, -- присоединился Мопси. -- Пусть добрая фея, что восседает на небесах, исполнит всякое ваше желание, -- сказал Срам. -- Где Гельфанд, вот что мне интересно? -- с интересом промолвил Фрито. На крыльце вновь появился Гарфинкель, сунул в зубы цинковый свисточек и извлек из него пискливую, пронзительную и фальшивую ноту, услышав которую, бараны бесцельно побрели кто куда. -- Волшебство, -- вздохнул Срам. -- За мной, -- сказал Гарфинкель и повел Топтуна с хобботами по узкой грязной тропинке, вившейся среди кустов родоцитронов и высоких осиновых кольев. Шагая по ней, Фрито впивал неуловимые ароматы свежескошенного сена, мешавшиеся с запахами хлорки и горчичников, а издалека до него доносился нежный, надрывающий душу звон губной арфы и обрывки эльфийской песни: Чижик-пыжик элебетиель слюнива глитиель Муж обмуна волокита сизигия гнеув Куда, куда вы, сахарнэ Пенна Ариз Фла масс. В конце тропы стоял домик, построенный из шлифованного рахат-лукума и окруженный клумбами, на которых густо росли бумажные цветы. Гарфинкель распахнул дверь и жестом показал: заходите. Хобботы оказались в большой комнате, целиком заполнявшей маленький дом. Вдоль стен тянулось множество кроватей, и все они выглядели так, словно на них совсем недавно отдыхали склонные к извращениям кенгуру, а по углам комнаты стояли непарные кресла и столы, облик которых свидетельствовал, что к ним приложили руку эльфийские мастера, -- впрочем, и ногу тоже. Середину комнаты занимал большой стол со следами бурной игры в трехколодную канасту и с несколькими чашами, полными муляжных плодов, которые и с пятидесяти метров трудно было принять за настоящие. Плоды эти Мопси и Пепси незамедлительно съели. -- Будьте как дома, -- сказал, выходя, Гарфинкель. -- Плату за постой принимают в три часа. Топтун грузно осел в кресло, и кресло с глухим треском сложилось под ним. Не прошло и пяти минут после ухода Гарфинкеля, как в дверь постучали. Срам с недовольным видом поплелся открывать. -- Пусть лучше ты будешь едой, -- бормотал он, -- потому что я тебя в любом случае слопаю. Он рывком распахнул дверь, и перед обществом предстал очередной таинственный незнакомец в длинном сером плаще с капюшоном и в толстых черных очках с фальшивым резиновым носом, весьма неубедительно свисающим с дужки. Таинственный облик этой темной фигуры дополняли картонные усы, парик из половой тряпки и широченный галстук с намалеванной на нем от руки картинкой, изображающей эльфийскую деву. В левой руке незнакомец, обутый, кстати сказать, в банные шарканцы, держал клюшку для гольфа. Во рту его чадила толстая сигара. Срам отшатнулся, а Топтун, Мопси, Пепси и Фрито в один голос воскликнули: -- Гельфанд! Старик, волоча ноги, вступил в комнату и, избавившись от камуфляжа, явил присутствующим знакомый облик целителя-чудотворца и карточного артиста. -- Что ж, это я, -- признал Маг, сокрушенно выдергивая из волос застрявшие в них нитки. Затем Гельфанд обошел путешественников, наградив каждого крепким рукопожатием и электрическим шоком, для каковой цели он неизменно таскал с собой миниатюрное разрядное устройство, пряча его в ладони. -- Ну-ну, -- повторял Гельфанд, -- вот мы и опять оказались вместе. -- Я предпочел бы оказаться в толстой кишке дракона, -- сказал Фрито. -- Надеюсь это еще при тебе? -- спросил, уставясь на Фрито, Гельфанд. -- Ты имеешь в виду Кольцо? -- Тише, -- громовым голосом потребовал Гельфанд. -- Не упоминай о Великом Кольце ни здесь, ни где-либо еще. Если шпионы Сыроеда дознаются, что ты, Фрито Сукинс, гражданин Шныра, владеешь Единым Кольцом, все будет потеряно. А у него везде есть шпионы. Девять Черных Всадников снова рыщут повсюду, и кое-кто уверяет даже, будто встречал на дороге Семь Смертных Грехов, Шесть Знаков "Вход Воспрещен" и Троих В Лодке, считая сюда и собаку. Даже у стен ныне имеются уши, -- добавил он, указывая на две огромных ушных раковины, торчавших из-под каминной доски. -- Значит, никаких надежд не осталось? -- задохнулся Фрито. -- И повсюду нас подстерегает опасность? -- Кто может знать об этом? -- ответил Гельфанд и всем показалось, будто некая тень прошла по его лицу. -- Я, впрочем, мог бы кой-что добавить, -- добавил он, -- но мне показалось, будто некая тень прошла по моему лицу. И добавив это, он погрузился в показавшееся всем странным молчание. Фрито заплакал, но Топтун склонился к нему и похлопал его по плечу, успокаивая. -- Не надо бояться, милый хоббот, я всегда буду с тобой, какая бы нам не досталась доля. -- И я тоже, -- сказал Срам и заснул. -- И мы, -- зевая, сказали Мопси и Пепси. Но Фрито был безутешен. Когда хобботы пробудились, оказалось, что Гельфанд с Топтуном куда-то ушли, а сквозь леденцовые окна смутно светит луна. Они уже доели занавески и начали стаскивать с ламп абажуры, но тут явился облаченный в тончайшую марлю Гарфинкель и повел их к уже знакомому хобботам бараку. Обширное это строение было ярко освещено, и летящее из него бругага разгоняло ночную тишь. При приближении хобботов, в бараке вдруг замолчали, а затем воздух пронзил печальный звук носовой флейты, напоминающий скрип мела по школьной доске. -- За что же это они свинью-то так мучают? -- спросил, затыкая уши, Срам. -- Чшш, -- ответил Фрито, и одинокий чистый голос запел, наполнив хобботов неясным ощущением тошноты. О Юнисеф о чистопыр И тарабар и вздар О Меннен минхер мюриэль Гей дерри-дерри тум гардоль О Юбан нетто чудодыр? Концен, нитоль и вазелин! Пеан эх на-ни нембутал. Визгливо взвыв напоследок, музыка смолкла, и с полдюжины оглушенных птиц с глухим стуком плюхнулось к ногам Фрито. -- Что это было? -- спросил Фрито. -- Это был древний плач на языке Стародавних Эльфов, -- со вздохом ответил Гарфинкель. -- В нем повествуется о Юнисефе, о его долгих и горестных поисках чистой уборной в некой гостинице. "Что же у вас и удобств никаких тут нету? -- восклицает он. -- А где же ванная комната?" Но никто ему не ответил. Так сказал им Гарфинкель и ввел хобботов в Дом Орлона. Они очутились в длинной с высокими стропилами зале, по середине которой тянулся бесконечный стол. В одном ее конце располагался огромный отделанный дубом камин, сверху свисали латунные канделябры, в которых с веселым треском горели ушного воска свечи. За столом расселось всегдашнее отребье Нижесредней Земли -- эльфы, феи, марсиане, несколько лягвий, гномы, гоблины, небольшое число чисто условных людей, пригоршня кобольдов, несколько троллей в солнцезащитных очках, пара домовых, изгнанных из своих домов адептами Христианской Науки, и томимый смертельной скукой дракон. Во главе стола восседали Орлон и Леди Лукра в одеяниях ослепительной светозарности и белизны. Мертвыми казались они, но мертвыми не были, ибо Фрито заметил, как мерцают, подобно мокрым грибам, их очи. До того обесцвечены были волосы их, что сияли, как цветы золотарника, лица же у обоих безупречностью кожи и яркостью уподоблялись луне. Вокруг них, подобно звездам, лучились цирконы, гранаты и магнетиты. Шелковые абажуры покрывали их головы, а на челе у каждого было написано много чего -- и хорошего, и плохого -- к примеру: "Натравите на них Чай-Кан-Ши" или "Жена женой, а ты мой птенчик". И тот, и другая спали. Слева от Орлона сидел Гельфанд в красной феске, обличающей в нем Масона Тридцать Второго Калибра и Почетного Члена Тайного Храма, а справа -- Топтун в белом (от Кардена) костюме Скитальца. Фрито указали на сиденье, расположенное в середине стола, между редкостной кривобокости гномом и эльфом, от которого несло птичьим гнездом, а Мопси и Пепси усадили за маленький столик в углу, за которым уже сидели Пасхальный Кролик и парочка фей, узких специалисток по заговариванию зубов. Как и большинство мифических созданий, без явных средств к существованию проживающих в зачарованных лесах, эльфы питались весьма экономно, так что Фрито был несколько разочарован, обнаружив у себя на тарелке лишь горстку покрытых грязной кожурой арахисов. Впрочем, он, подобно всякому хобботу, обладал способностью съедать все, что удается протиснуть в глотку, хотя и хобботы тоже предпочитают иметь дело с блюдами, с которыми не приходится особенно бороться, ибо даже наполовину сваренная мышь способна уложить хоббота в двух раундах из трех. Едва Фрито покончил с орехами, как сидевший по правую его руку гном повернулся к нему и приветственно протянул чрезвычайно мозолистую ладонь. "Поскольку рука у него кончается этой штукой, -- думал Фрито, нервно ее потрясая, -- она, очевидно, должна быть ладонью". -- Гимлер, сын Героина, ваш всепокорный слуга, -- произнес гном, кланяясь так, что стал виден горб на его спине. -- Да будете вы всегда покупать подешевле, а продавать подороже. -- Фрито, сын Килько, к вашим услугам, -- с некоторым смущением представился Фрито, лихорадочно пытаясь припомнить как велит отвечать обычай. -- Да рассосется ваш геморрой безо всяких хирургов. Гном принял его ответ с некоторым недоумением, но без недовольства. -- Так вы, стало быть, тот самый хоббот, про которого рассказывал Гельфанд, Носитель Кольца? Фрито кивнул. -- И оно с вами? -- Хотите взглянуть? -- вежливо осведомился Фрито. -- О нет, благодарю покорно, -- сказал Гимлер. -- У моего дяди была когда-то волшебная булавка для галстука, так он однажды чихнул на нее и, представьте, остался без носа. Фрито нервно погладил себя по ноздре. -- Извините, что перебиваю, -- произнес сидящий слева эльф, метко сплевывая прямо в левый глаз гнома, -- но я невольно подслушал вашу беседу с этим Квазимодо. Вы и впрямь притащили сюда упомянутую безделушку? -- Впрямь, -- ответил Фрито, борясь с внезапно напавшим чихом. -- Не угодно ли? -- произнес эльф, предлагая уже неудержимо чихающему Фрито кончик Гимлеровой бороды. -- Я Ловелас, из эльфов Северной Заморочки. -- Эльфийская собака, -- прошипел Гимлер, выдирая бороду из рук Ловеласа. -- Гном свинячий, -- парировал Ловелас. -- Игрушечник. -- Землекоп. -- Потаскун. -- Прыщ корявый. -- Может, хотите, услышать какую-нибудь смешную историю, или песню? -- спросил встревоженный Фрито. -- Вот, знаете, был один такой бродячий дракон и вот он однажды забрел на ферму, а фермер... -- Лучше песню, -- единогласно произнесли Гимлер и Ловелас. -- Ну, хорошо, -- сказал Фрито, и с трудом выковыривая из памяти скверные вирши Килько, пискливо затянул: Жил в старину эльфийский Царь Сатранап, могучий и гордый, На Веселом Болоте он урков разбил Смирив Сыроедовы орды. В подмогу себе он гномов призвал, Коротышек и рудокопов, Но те, когда грянул ужасный бой, Предпочли отсидеться в окопах. Припев: Чистопыр, метрекол, лаворис и хором: Предпочли отсидеться в окопах. Прогневался могучий Царь, Да так, что небо померкло. "Ну, попадитесь вы мне, -- он сказал, -- Трусливые недомерки". Но гном, сколь ни был бы он труслив, Еще и хитер, зараза! И Король Желтозад, чтобы шкуру спасти, Решился эльфов подмазать. Припев: Ремингтон, террикон, городуль и туз. Решился эльфов подмазать. "Чтоб нашу лояльность вполне оценить, -- Сказал Желтозад Сатранапу, -- Прими от нас этот гномовский меч, Как говорится, на лапу. Меч Чистопыр прозывается он, -- Продолжил лукавый гном, -- Прими его в дар и о прошлом забудь, Пусть прошлое кажется сном." Припев: Кадиллак, брик-а-брак, Эздель, кокаин. Пусть прошлое кажется сном. "Я принимаю ваш чудный дар, Вы, гномы, парни что надо", -- Ответил Царь и принял меч, И в лапшу изрубил Желтозада. И с той поры народ говорит, А также поет и пишет: "Верь эльфу и гному лишь в степени той, В какой он уже не дышит." Припев: Оксилол, геритол, кукуруза, трикс. В какой он уже не дышит. Стоило Фрито закончить, как Орлон вдруг проснулся и знаком потребовал тишины. -- Столы для лото накрыты в Эльфийской Гостиной, -- объявил он, и пир на этом закончился. Фрито направлялся к столику, за которым сидели Мопси и Пепси, когда из-за росшего в горшке фикуса протянулась и схватила его за плечо костлявая рука. -- Следуй за мной, -- сказал, отводя ветку, Гельфанд и повлек удивленного хоббота через зал в небольшую комнату, в которую почти невозможно было затиснуться из-за огромного, накрытого толстым стеклом стола. Орлон с Топтуном уже расположились за ним, и Фрито, усаживаясь рядом с Гельфандом с удивлением увидел, как в комнату вошли и сели подальше друг от друга его соседи по пиршеству, Гимлер и Ловелас. Сразу за ними появился крепко сколоченный человек в переливающихся всеми цветами радуги зауженных у щиколоток брюках и остроносых полуботинках. Последним вошел коротышка в крикливой рубашке, с вонючей эльфийской сигарой во рту и с доской для скрабла подмышкой. -- Килько! -- воскликнул Фрито. -- А, Фрито, мальчик мой, -- сказал Килько, с силой хлопая Фрито по спине, -- значит, ты все-таки добрался сюда. Ну, и ладно. Орлон протянул влажную ладонь, и Килько, порывшись в карманах, вытащил несколько смятых в комок купюр. -- Два, верно? -- спросил он. -- Десять, -- ответил Орлон. -- Ну да, ну да, десять, -- согласился Килько и уронил купюры эльфу на ладонь. -- Каким далеким кажется теперь твой праздник, -- сказал Фрито. -- Что ты поделывал все это время? -- Какие у меня дела? -- ответил старый хоббот. -- Немножко скрабла, немножко педерастии. Я ведь теперь на покое, сам знаешь. -- Но что же все это значит? Кто такие Черные Всадники и чего им от меня надо? И какое отношение к этому имеет Кольцо? -- И большое и малое, милый хоббот, более или менее имеет, -- объяснил Орлон. -- Но всему свое время. Мы созвали это Великое Совещание, чтобы ответить и на твои вопросы, и на иные, но сейчас я скажу лишь, что происходит, увы, много такого, что нам совсем не с руки. -- Чего уж тень на плетень наводить, -- мрачно произнес Гельфанд. -- Неизреченное Ни-Ни вновь наползает на нас. Наступило время решительных действий. Фрито, Кольцо! Фрито кивнул и звено за звеном вытащил из кармана изготовленную из канцелярских скрепок цепочку. Резким движением он швырнул роковой брелок на стол, и Кольцо чуть слышно звякнуло по стеклу. У Орлона перехватило дыхание. -- Волшебная вещь! -- воскликнул он. -- А где доказательства, что это то самое Кольцо? -- спросил мужчина в остроносых полуботинках. -- Здесь множество знаков, Бромофил, прочесть которые в состоянии мудрый, -- объявил Маг. -- Компас, свисток, магический дешифратор -- все они здесь. А вот и надпись: Грюндик блаупункт люгер скром Чтопольз всхрап былуу! Никсон фигсон назохист Ребузу напугалуу! Хриплый голос Гельфанда, казалось, долетал откуда-то издали. Зловещее черное облако заполнило комнату. Фрито подавился густым маслянистым дымом. -- Это что, обязательно? -- спросил Ловелас, пинком ноги выкидывая за дверь еще изрыгавшую черные клубы дымовую шашку. -- Фокус-покус -- так Кольца лучше смотрятся, -- величественно ответил Гельфанд. -- Но что же все это значит? -- спросил Бромофил, несколько раздраженный тем, что его при описании диалога обозвали "мужчиной в остроносых полуботинках". -- Существует множество переводов, -- принялся объяснять Гельфанд. -- Я полагаю, что это должно означать либо "Через ленивого пса перепрыгнет лиса", либо "Хватит за мной таскаться". Никто не произнес ни слова и в комнате повисло странное молчание. Наконец, Бромофил встал и обратился к присутствующим со следующей речью. -- Я теперь многое понял, -- сказал он. -- Однажды в Минас Термите в полуночной грезе предстали передо мною семь коров и съели семь бушелей пшеницы, покончив же с нею, они взобрались на красную башню, трижды стравили и спели: "Скажи им прямо, без булды: коровы мы и тем горды". А после некто в белой хламиде и с весами в руках выступил вперед и зачитал, глядя в клочок бумаги, следующий текст: Рост -- пять одиннадцатых твоего, вес порядка одной седьмой, а платить по счетам тебе предстоит на странице, так, шестьдесят восьмой. -- Да, это серьезно, -- произнес Орлон. -- Ну ладно, -- сказал Топтун, -- насколько я понимаю, пора нам выложить карты на стол. И сказав так, он принялся с шумом выкладывать на стол все, что заполняло карманы его выцветшего туристского трико. В конце концов, перед ним выросла изрядная груда довольно странных предметов -- здесь был сломанный меч, золотая рука, стеклянное пресс-папье, внутри которого кружились снежинки, Святой Грааль, кусочек Истинного Креста и стеклянная же туфелька. -- Артопед из рода Артбалетов, наследник Барандила и Король Минас Термита, к вашим услугам, -- несколько громче, чем следовало, сказал он. Бромофил глянул на номер страницы и сморщился. -- Это же целую главу еще мучиться, никак не меньше, -- простонал он. -- Так значит, Кольцо твое! -- воскликнул Фрито и метнул его в Артопедову шляпу. -- Значит да не значит, -- сказал Артопед, держась за кончик длинной цепочки, так что Кольцо раскачивалось над столом. -- Поскольку оно обладает волшебной силой, оно и принадлежать должно тому, кто смыслит во всем этом мумбо-юмбо и шурум-буруме. То есть, к примеру сказать, магу. И он аккуратно надел Кольцо на кончик волшебной палочки Гельфанда. -- В общем и целом, оно, конечно, да, то есть справедливо и воистину так, -- затараторил Гельфанд. -- Точнее сказать -- и да, и нет. А может быть, просто "нет" в чистом виде. Дураку же понятно, что перед нами простой и ясный случай habeas corpus или даже tibia fibia, поскольку эту штукенцию хоть и изготовил Маг, -- Сыроед, чтобы уж быть совсем точным, -- но сами-то вещицы подобного рода изобретены все-таки эльфами, а Сыроед всего лишь работал по их, так сказать, лицензии. Орлон подержал Кольцо на ладони так, словно оно было обозленным тарантулом. -- Нет, -- веско сказал он, -- не мне предъявлять права на это сокровище, ибо сказано: "Пусть отыскавший плачет". Он смахнул невидимую слезу и набросил цепочку на щею Килько. -- Сказано также: "Пусть собаки спокойно поспят", -- нашелся Килько и спустил Кольцо обратно к Фрито в карман. -- Ну, вот и договорились, -- подхватил Орлон. -- Пускай Фрито Сукинс держит Кольцо у себя. -- Сукинс? -- переспросил Ловелас. -- Вы сказали "Сукинс"? Это любопытно. У нас по Заморочке ползает на четвереньках какой-то шут гороховый по имени Гормон, вынюхивая следы некоего мистера Сукинса. Довольно странно. -- Действительно, странно, -- сказал Гимлер. -- О прошлый месяц в наших горах целая орава черных великанов верхом на огромных свиньях охотилась за каким-то хобботом по имени Сукинс. Я прежде об этом как-то и не задумывался. -- И это тоже серьезно, -- провозгласил Орлон. -- Рано или поздно они заявятся сюда, это всего лишь вопрос времени, -- он с головой накрылся шалью и сделал такой жест, будто бросает акуле в пасть нечто, способное задобрить ее. -- А поскольку мы придерживаемся нейтралитета, нам ничего не останется, как... Фрито содрогнулся. -- Кольцо и его носитель должны уйти отсюда, -- согласился Гельфанд. -- Но куда? И кто будет хранить у себя Кольцо? -- Эльфы, -- сказал Гимлер. -- Гномы, -- сказал Ловелас. -- Маги, -- сказал Артопед. -- Люди Роздора, -- сказал Гельфанд. -- Выходит, остается только Фордор, -- сказал Орлон. -- Но туда даже недоразвитый тролль не сунется. -- Что там тролль, гном и тот не полезет, -- согласился Ловелас. Фрито вдруг обнаружил, что все взоры устремлены на него. -- Но разве мы не можем просто-напросто спустить Кольцо в канализацию или заложить его, а квитанцию съесть? -- спросил он. -- Увы, -- торжественно молвил Гельфанд. -- Это не так просто. -- Но почему? -- Я же тебе объясняю -- увы, -- объяснил Гельфанд. -- Что увы, то увы, -- согласился Орлон. -- Но не страшись, милый хоббот, -- продолжал свои речи Орлон, -- ты пойдешь не один. -- Добрый старый Гимлер составит тебе компанию, -- сказал Ловелас. -- И бесстрашный Ловелас, -- сказал Гимлер. -- И благородный Король Артопед, -- сказал Бромофил. -- И верный Бромофил, -- сказал Артопед. -- И Мопси, и Пепси, и Срам, -- сказал Килько. -- И Гельфанд Серозубый, -- добавил Орлон. -- Ну еще бы, -- сказал Гельфанд, пронзая Орлона таким взглядом, что если бы взгляд мог покалечить, старого эльфа уволокли бы отсюда в мешке. -- Быть по сему. Вы отправитесь в путь, как только знамения будут благоприятны, -- сказал Орлон и заглянул в карманный гороскоп. -- И если я не слишком ошибаюсь, через полчаса знамения ожидаются просто бесподобные. Фрито застонал. -- Лучше бы мне было и не родиться, -- сказал он. -- Не говори так, милый Фрито, -- воскликнул Орлон. -- Минута, в которую ты появился на свет, была для всех нас счастливой минутой. -- Ну что же, я так понимаю -- пора нам сказать друг другу "всего хорошего", -- промолвил Килько, отводя Фрито в сторонку, когда они вышли из совещательной комнаты. -- Или правильнее -- "до встречи"? Да нет, я думаю "всего хорошего" будет вернее. -- Всего хорошего, Килько, -- сказал Фрито, подавляя рыдание. -- Как бы мне хотелось, чтобы ты пошел с нами. -- Да, конечно. Но я уже слишком стар для таких приключений, -- произнес старый хоббот, искусно имитируя состояние полного паралича нижних конечностей. -- Как бы там ни было, а я припас для тебя кое-какие подарки. С этими словами он извлек на свет пухлый сверток, и Фрито развернул его -- без особого пыла, ибо помнил о предыдущем прощальном подарке Килько. Однако сверток содержал лишь короткий меч доброй старинной работы, да еще во множестве мест проеденный молью бронежилет и несколько зачитанных романов с заглавиями вроде "Похоть Эльфа" и "Девушка Гоблина". -- Прощай, Фрито, -- сказал Килько, весьма убедительно изображая эпилептический припадок. -- Теперь все в твоих руках, а я трепещу, трепещу, задыхаюсь, о! о! положи меня под свежею листвой, оооооо! Оооооооо! -- Прощай, Килько, -- сказал Фрито, и в последний раз помахав рукой, вышел, чтобы присоединиться к своим спутникам. И как только он вышел, Килько легко вскочил на ноги и ушмыгнул в зал, напевая песенку: Я размышляю под столом, Уклюкавшись до ручки, Что всякий гном -- осел ослом, А эльфы все -- вонючки. Я размышляю под столом, Хлебнувши алкоголя, Об урков сексе групповом Об извращенцах троллях. Я размышляю под столом, Надравшись до икоты, Какие все же все кругом Козлы и идиоты, Как несказанно хорошо Напакостить соседу -- Подав на стол ночной горшок, Позвать его к обеду! -- Горестно мне, что вы так скоро уходите, -- примерно двадцать минут спустя торопливо говорил Орлон, обращаясь к отряду, выстроившемуся близ вьючных баранов. -- Но Тень растет, а дорога вас ожидает дальняя. Лучше выйти сразу, пока темно. У Врага везде есть глаза. При самых этих словах с одной из ветвей ближнего дерева на них зловеще выпучились два больших, поросших толстым волосом глазных яблока, не удержались, сорвались и с громким всхлипом шлепнулись наземь. Артопед обнажил Крону, его прежде сломанный, а ныне второпях подклеенный Меч, и взмахнул им над головой. -- Вперед, -- крикнул он, -- на Фордор! -- Прощайте, прощайте, -- нетерпеливо сказал Орлон. -- Вперед и выше! -- вскричал Бромофил, мощно дунув с свой утиный манок. -- Сайонара, -- сказал Орлон. -- Алоха. Аванте. Изыди. -- Кодак хаки но-доз! -- воскликнул Гимлер. -- Дристан носограф! -- возопил Ловелас. -- Habeas corpus, -- сказал, взмахивая волшебным дрючком, Гельфанд. -- Я какать хочу, -- сказал Пепси. -- И я тоже, -- сказал Мопси. -- Вот щас вы у меня оба откакаетесь, -- пообещал Срам, протягивая руку к здоровенному камню. -- Ладно, пошли отсюда, -- сказал Фрито, и отряд неторопливо зашагал по дороге, ведущей из Дольна. Через несколько коротких часов уже несколько сотен футов отделяло их от барака, на пороге которого по-прежнему стоял Орлон с перекошенным от улыбки лицом. Когда путешественники проходили первый невысокий гребень холма, Фрито обернулся, чтобы еще раз взглянуть на Дольн. Где-то в черной дали лежал Шныр, и Фрито ощутил жгучее желание вернуться, -- так, может быть, пес вспоминает порой о давно позабытой блевотине. Пока он смотрел в ту сторону, поднялась луна, прошел метеоритный дождь, просияло полярное сияние, трижды пропел петух, грянул гром, стая гусей, построившись свастикой, пролетела над ним, и гигантская рука гигантскими серебристыми буквами вывела по небу: "Mene, mene, а тебе что за дело?". Фрито охватило ошеломительное ощущение, что он подошел к какому-то поворотному пункту, что старая глава его жизни закончилась и начинается новая. -- У-у-у, морда паршивая, -- сказал он, пнув вьючного барана по почкам. Четвероногое затрусило вперед, грозя хвостом чернеющему Востоку, а из глуши окрестных лесов донесся такой звук, словно некую огромную птицу быстро, но бурно стошнило. V. ЧУДИЩЕ НА ЧУДИЩЕ Много дней отряд продвигался к югу, избрав в проводники зоркий глаз Скитальца Артопеда, острое ухо хобботов да мудрую проницательность Гельфанда. В конце второй недели пути они вышли на большой перекресток и остановились, чтобы обдумать, в каком месте лучше всего пересечь Мучнистые горы. Артопед прищурился, вглядываясь вдаль. -- Вот он, мрачный пик Карабас, -- произнес он, указывая на большой камень -- километровую веху, торчавшую у дороги в нескольких ярдах от них. -- Значит, пришла нам пора поворотить на восток,-- сказал Гельфанд, ткнув волшебной палочкой в солнце, что, покраснев, опускалось в пришедшие с моря тучи. Над головой их с оглушительным граем промчалась утка. -- Волки! -- крикнул Пепси и напряг острое ухо, вслушиваясь в замирающий звук. -- Лучше всего остановиться здесь на ночь, -- сказал Артопед, сбрасывая с плеч тяжелую котомку, которая, рухнув на землю, расшибла в лепешку мирного аспида. -- Завтра будем искать перевал. Через несколько минут отряд уже сидел прямо на перекрестке вкруг яркого огня, на котором весело румянился кролик из сценического реквизита Гельфанда. -- Хоть у настоящего костерка посидим, -- говорил Срам, подбрасывая в весело потрескивающее пламя гремучую змею. -- Я так понимаю, знаменитые волки господина Пепси вряд ли к нам нынче ночью полезут. Пепси фыркнул. -- Очень нужен волку пустоброд вроде тебя, -- сказал он и запустил в Срама камнем, который, всего на фут промазав мимо Срамовой головы, оглушил тем не менее пуму. Кружа высоко-высоко над странниками, незримый для них предводитель разведотряда Черных Ворон разглядывал их в полевой бинокль и, отрывисто чертыхаясь на языке своего племени, клялся, что в жизни больше в рот не возьмет спиртного. -- Где мы сейчас и куда направляемся? -- спросил Фрито. -- Мы на большом перекрестке, -- ответил Маг и, вытащив из-под одежд помятый секстант принялся определять возвышения луны, ковбойской шляпы Артопеда и верхней губы Гимлера. -- Вскоре мы перейдем через горы или через реку, не помню, и окажемся в неведомых землях, -- добавил он. Артопед приблизился к Фрито. -- Не надо бояться, -- сказал он и сел прямо на волка, -- мы приведем тебя куда следует. Заря следующего дня занялась ясная и яркая, что нередко случается, если нет дождя, и настроение путешественников значительно улучшилось. Скудно позавтракав молоком и медом, сплоченный отряд двинулся вслед за Артопедом и Гельфандом. Замыкающим шел Срам, подгоняя впереди себя вьючного барана, к которому он питал редкостной теплоты чувства, -- нередко, впрочем, посещающие хобботов при общении с любым мохнатым животным. -- Эх, хоть бы капельку мятного соуса, -- жалостно повторял Срам. Отряд прошел множество лиг(*1) по широкому, гладко вымощеному шоссе, приближаясь к пахучему изножью Мучнистых гор, и уже под вечер добрался до первых невысоких пригорков. Здесь шоссе внезапно исчезло под грудами мусора и руинами древней городской тюрьмы. За развалинами виднелась недлинная, угольно-черная долина, круто взбиравшаяся к скалистым горным склонам. Артопед знаком приказал всем остановиться, и спутники его подтянулись поближе, разглядывая отталкивающий ландшафт. --------------------------------------------------------------- (*1) Лига - это примерно три фарлонга, то есть чуть меньше гектара. -- Боюсь, недоброе это место, -- сказал Артопед, подскальзываясь на липкой черной краске, покрывающей каждый вершок земли. -- Это Черная Долина, -- торжественно молвил Гельфанд. -- Мы что, уже в Фордоре? -- с надеждой спросил Фрито. -- Не упоминай этой черной земли в этой черной земле, -- туманно ответил Гельфанд. -- Нет, тут еще не Фордор, но, похоже, и этой земли уже коснулся Враг всех Людей Доброй Воли. Пока они стояли, разглядывая страшную долину, сзади послышался вой волков, рев медведей и перебранка стервятников. -- Как тут тихо, -- сказал Гимлер. -- Слишком тихо, -- сказал Ловелас. -- Здесь оставаться нельзя, -- сказал Артопед. -- Нельзя, -- согласился Бромофил, бросая над серым пространством страницы взгляд на толстую половину книги, по-прежнему сжатую правой рукой читателя. -- Нам еще эвон сколько идти. После более чем часового подъема по крутому, усесянному каменьями склону, утомленные и измазанные черной краской путники добрались до длинной каменной полки, шедшей между крутым обрывом и прудом, поверхность которого сплошь покрывала плотная маслянистая слизь. Большая ширококрылая птица из водоплавающих на глазах у путешественников с мягким всплеском опустилась на нечистую воду и немедленно растворилась. -- Поспешим, -- поспешно сказал Гельфанд, -- перевал уже близко. Сказав так, он повел отряд в обход каменного выступа, уходившего в воды пруда и заслонявшего всю остальную гору от глаз. Огибая этот выход скальной породы, полка все больше сужалась, постепенно замедляя продвижение отряда. Наконец, перед ними открылась гладкая поверхность горы, на сотни фунтов уходящая вверх . В этой скальной стене был пробит проход в какую-то пещеру, коварно прегражденный огромной деревянной дверью с кованными петлями и колоссальной дверной ручкой. Всю поверхность двери покрывала некая странная заповедь, грациозно начертанная хиромантическими рунами гномов, и столь волшебно было устройство двери, что с расстояния в сотню футов тончайшая щель между деревом и камнем оставалась совершенно невидимой. Артопед задохнулся. -- Черная Яма, -- вскричал он. -- Да, -- сказал Гимлер. -- Баснословный Карат Чун моего предка, Фергюса Фанабера. -- Страшная Андреа Дориа, проклятье живых грудей, -- сказал Ловелас. -- А перевал-то где же? -- спросил Фрито. -- Лик земли переменился с тех пор, как я последний раз бродил в этих местах, -- быстро отозвался Гельфанд, -- и нечто, быть может, сама Судьба, провела нас обманным путем. Фергюсу принадлежат эти слова и тако рек он: Вот в чем моя вера, и отныне жизнь моя станет блистающим примером добродетели и совершенства, достойным того, чтобы оный леляли в Небесах как образчик для всех, у кого достанет мудрости, дабы последовать за мною. Вероучение же мое, подобно Галлии, разделяется на три части. Во-первых, мне долженствует не совать носа в чужие дела. Во-вторых, я обязан стараться во всякое время и во всяком месте поддерживать нос свой в чистоте наиболее сообразными с оной целью средствами. И в-третьих, яко же и в последних, надлежит мне всегда заботиться о том, чтобы руки мои не блудили черт знает где. -- По моему разумению, -- сказал Артопед, -- самое правильное это снова искать перевал. Он должен быть где-то рядом. -- Еще три сотни верст переть за здорово живешь, -- с некоторой робостью сказал Гельфанд, и тут узкая полка, связывавшая их с долиной, с негромким урчанием соскользнула в пруд. -- Ну так, этот вопрос решен, -- брюзгливо заметил Бромофил и крикнул: -- Йо-хо-хо, иди сюда, попробуй, съешь нас! Низкий голос отозвался издалека: -- Моя большой зверь, моя так и сделает. -- И впрямь мрачная Судьба привела нас сюда, -- сказал Артопед, -- или дурак-волшебник! Гельфанд невозмутимо откликнулся: -- Нам надлежит отыскать заклинание, открывающее эту дверь, да поскорее. И так уж смеркается. Он поднял волшебную палочку и вскричал: Юма пало альте напо ерин ходит браэ Тергин корряга кремора оле. Дверь осталась недвижима, а Фрито между тем нервно вглядывался в маслянистые пузырьки, затеявшие во множестве подниматься со дна пруда. -- Если бы я только послушался дядюшку Пука и пошел учиться на дантиста, -- заскулил Пепси. -- А если бы я остался дома, я бы уже заработал кучу денег, торгуя энциклопедиями, -- всхлипнул Мопси. -- А если бы у меня было фунтов десять цемента да пара мешков впридачу, -- поддержал их Срам, -- вы бы уже целый час гуляли по дну этого пруда. Гельфанд, бормоча магические слова, отрешенно присел перед упрямым порталом. -- Псаммобия, -- произносил он нараспев. -- Битум. Мазло. Дверь глухо ухнула, но не шелохнулась. -- Какой-то мрачный вид у нее, -- сказал Артопед. Внезапно Маг вскочил на ноги. -- Ручка! -- вскричал он, и подтащив к двери вьючного барана, влез ему на спину, встал на цыпочки и обеими руками повернул огромную ручку. Ручка легко подалась и дверь, визгливо заскрипев, приотворилась. Гельфанд поспешно протиснулся в щель, а Артопед с Бромофилом оттянули дверь еще на несколько дюймов. В этот миг в середине пруда что-то забулькало, зарыгало и над поверхностью, громко икнув, вздыбилось громадное бархатное чудище. Маленький отряд от ужаса врос в землю. В твари было футов пятьдесят росту, отвороты она носила широкие