, а из пасти ее свисали, болтаясь, причастия и украшенные официальными печатями нормы правописания. -- Ой-ей-ей! -- завопил Ловелас. -- Это Тезаурус! -- Калечить! -- взревел монстр. -- Увечить, уродовать, крушить. Смотри УЩЕРБ. -- Скорее! -- закричал Гельфанд. -- В пещеру! Один за одним путешественники проскочили в узкую щель. Последним был Срам, попытавшийся пропихнуть в нее протестующего барана. После двух лихорадочных, но безуспешных попыток он поднял негодующее травоядное и швырнул его в раззявленную пасть жуткого зверя. -- Съедобный, -- чавкая, сообщила гигантская тварь, -- вкусный, аппетитный, легко усваиваемый. Смотри ЕДА. -- Чтоб ты подавился, -- горько пожелал твари Срам, в мозгу которого на миг отчетливо нарисовалось баранье филе. Затем он, извиваясь, протиснулся сквозь щелку в пещеру и присоединился к остальному отряду. Чудище же, рыгнув так, что содрогнулась земля и воздух наполнился ароматами, какие встречаешь, наталкиваясь на давно забытый кусок сыра, с грохотом захлопнуло дверь. Эхо от удара ускакало в глубины горы, а маленький отряд очутился в совершеннейшем мраке. Гельфанд поспешно извлек из кармана своего одеяния коробок с трутом и кремнем и, отчаянно высекая искры из стен и пола, ухитрился запалить конец волшебной палочки, -- маленький язычок пламени давал примерно столько же света, сколько дохлый светляк. -- Вот так магия, -- сказал Бромофил. Маг вгляделся в темноту и, уяснив, что путь перед ними открыт лишь один, а именно вверх по лестнице, возглавил шествие во мрак. Они уходили все дальше в гору, двигаясь коридором, который после того, как кончилась ведшая вверх от ворот длинная лестница, теперь все больше спускался вниз, бессчетное множество раз меняя направление, пока воздух не стал горячим и спертым, а путешественники не запутались окончательно. Никакого источника света, кроме мигающей и плюющейся волшебной палочки Гельфанда, у них по-прежнему не имелось, а единственными звуками, какие они слышали, были зловещие шаги за спиной, тяжкое дыхание северо-корейских солдат, лязг карет скорой помощи и прочие беспорядочные шумы, обыкновенные на темных глубинах. В конце концов, они добрались до места, где коридор разделялся надвое, причем оба прохода вели вниз, и Гельфанд знаком велел всем остановиться. Незамедлительно до них донеслось урчание и потусторонний стрекот, внушающие мысль, что не далее чем в ярде от них расположились, чтобы по-дружески сыграть пару робберов в бридж, Четыре Всадника Апокалипсиса. -- Может, разделимся? -- предложил Бромофил. -- Я лодыжку подвернул, -- пожаловался Пепси. -- Ни в коем случае не издавайте ни звука, -- сказал Артопед. -- А-апзчхи! -- визгливо чихнул Мопси. -- Итак, вот мой план, -- сказал Гельфанд. -- Этаких и пулей не остановишь, -- сказал Бромофил. -- Что бы ни случилось, -- сказал Артопед, -- кто-то должен нести неусыпный дозор. И вся компания, как один человек, завалилась спать. Когда они проснулись, вокруг вновь воцарилась тишина, и все, второпопях позавтракав пирогами и пивом, приступили к решению главной проблемы -- каким проходом двигаться дальше. Пока они стояли, препираясь друг с другом, из земных глубин поднялся к ним ровный рокот барабана. Дрынь, дрынь, дрынь, ба-бах, пшт. Между тем, воздухстановился все более горячим и плотным, а земля начала подрагивать у них под ногами. -- Нельзя терять времени, -- сказал, подскакивая, Гельфанд. -- Необходимо быстро принять решение. -- А я говорю -- направо, -- сказал Артопед. -- А я -- налево, -- сказал Бромофил. Тщательная проверка показала, что в левом проходе на протяжении примерно сорока футов отсутствует пол, и Гельфанд помчался направо, а прочие устремились по его стопам. Проход круто спускался вниз, являя взорам разные неаппетитные знамения, вроде побелевшего скелета минотавра, трупа Питлдаунского человека и растоптанных в лепешку кроличьих карманных часов с гравировкой: "Дорогому Белянчику от всей шараги Страны Чудес". Вскоре спуск стал более пологим и наконец проход вывел их в большую залу с огромными металлическими рундуками по стенам. Зала смутно освещалась отблесками жаркого пламени. Стоило отряду войти в нее, как раскатыстали громче: Дрынь. Дрынь. Фах. Дрыннь. Фах. Ба-бах. И вдруг из прохода, только что покинутого отрядом, выскочила большая банда урков и, размахивая серпами и молотами, бросилась на путешественников. -- Ялу, Ялу! -- орал их вожак, угрожающе взмахивая здоровенной вязанкой хвороста. -- Бей янки! -- орала вязанка. -- Оставайтесь на месте, -- сказал Артопед, -- я разведаю путь. -- Прикройте меня, -- сказал Ловелас, -- я их отвлеку. -- Охраняйте тылы, -- сказал Гимлер, -- я отобью проход. -- Не сдавайте форт, -- сказал Гельфанд, -- я возьму их в клещи. -- Держитесь, -- сказал Бромофил, -- я их отброшу. -- Пьонг-йанг панмун-йом! -- вопил вожак урков. Преследуемый урками отряд кинулся через залу в боковой коридор. Ворвавшись туда, Гельфанд молниеносно захлопнул дверь перед носом первого урка и быстро сотворил заклинание. -- Сезам, закройся! -- произнес он, ударяя по двери волшебной палочкой, отчего дверь с громким и дымным "пфут!" исчезла, оставив Мага лицом к лицу с озадаченными урками. Гельфанд быстренько накатал пространный протокол о явке с повинной, подмахнул его, сунул в руки вожаку и рысью понесся дальше по коридору, -- туда, где на другом конце узкого веревочного моста, перекинутого через еще более узкую бездну, стояла, поджидая его, вся остальная шатия. Едва Гельфанд ступил на мост, как в коридоре вновь послышалось зловещее "дрынь, дрынь" и из него высыпала уже не большая, а огромная банда урков. В самой гуще ее возвышалась мрачная тень, слишком страшная, чтобы ее еще и описывать. В одной лапе тень держала громадный черный шар, а на груди ее ужасными рунами было выведено: "Виланова". -- Ой-ей-ей! -- завопил Ловелас. -- Это булдог! Гельфанд повернулся, чтобы взглянуть на ужасную тень, и та начала, бия в мрачный шар, кругами подбираться к мосту. Маг отшатнулся и, вцепившись в веревку, воздел волшебную палочку. -- Стоять, гнусная тварь! -- крикнул он. Но булдог подбирался все ближе, и волшебник, отступив на шаг, выпрямился во весь рост и сказал: -- Пшел прочь, тонкошкурый! Артопед взмахнул Кроной. -- Ему не удержать моста! -- вскричал он и бросился вперед. -- E pluribus unum(*1) ! -- заревел Бромофил и устремился за ним. -- Esso extra, -- произнес Ловелас и прыжками понесся следом. -- За Кайзера! За Фрэзера! -- закричал Гимлер, спеша им на подмогу. Булдог прыгнул вперел и, подняв над головой кошмарный шар, испустил торжествующий вой. -- Dulce et decorum(*2), -- сказал Бромофил, перерубая поручни моста. -- Они не пройдут, -- подтвердил Артопед, перерубая опорные колья. -- Лучшее -- враг хорошего, -- сообщил Ловелас, перерубая трап. -- Все ближе к тебе, Господь, -- пропел Гимлер, быстрым взмахом топора перерубая последний канат. --------------------------------------------------------------- (*1) Из многих единое (лат.). Девиз США. - Прим. перев. (*2) Первая часть латинской фразы, означающей "Приятно и почетно умереть за родину". - Прим. перев. Мост с громким щелчком оборвался, стряхнув в пропасть Гельфанда и булдога. Артопед развернулся и, подавив рыдание, побежал дальше по коридору. Прочие не отставали. Свернув за угол, они внезапно вылетели под ослепительный солнечный свет и, потратив несколько коротких минут на то, чтобы обезглавить спящий караул урков, протиснулись сквозь ворота и покатили вниз по восточной лестнице. Лестница шла вдоль кисельного потока, в волнах которого зловеще раскачивались какие-то большие и липкие разноцветные сгустки. Ловелас остановился и с чувством сплюнул. -- Это Спумони, -- пояснил он, -- столь любимое эльфами. Не пейте его -- оно вам дырок в зубах понаделает. Отряд быстро двинулся вдоль неглубокого русла и меньше чем через час уже вышел на западный берег реки Нессельроде, которую гномы зовут Кисельвроде. Артопед дал знак остановиться. Ступени, по которым они спустились с горы, обрывались у кромки воды, а по обеим сторонам узкого пути широкой бесплодной равниной, заполненной бореями и зефирами, дельфинами в бескозырках и уличными указателями, уходили вдаль холмы. -- Боюсь, мы попали в места, еще не нанесенные на карту, -- сказал Артопед, из-под ладони вглядываясь вдаль. -- Увы, нет с нами Гельфанда, чтобы наставить нас на истинный путь. -- Да, похоже, припухли, -- согласился Бромофил. -- Вон в той стороне лежит Лодыриен, Земля Ушлых Эльфов, -- сказал Ловелас, указывая через реку на неряшливый лес, образованный ползучими вязами и араукариями. -- Я уверен, Гельфанд повел бы нас именно туда. Бромофил окунул ногу в небыструю реку, и из нее тут же взлетела в воздух порция рыбных палочек с гарниром из жаренных в масле улиток. -- Колдовство! -- завопил Гимлер. -- Ведьмовство! Дьявольство! Изоляционизм! Биметаллизм! -- О да, -- сказал Ловелас, -- заклятие лежит на этой реке, ибо названа она именем прекрасной эльфийской девы Нессельроде, пылавшей страстью к Ментолу, Богу Десертных Напитков. Но злобная Оксидоль, Богиня Ловкости Рук и Малого Шлема, явилась ей в образе медного пятака и рассказала, что Ментол изменяет ей с Принцессой Психессой, дочерью Короля Здоровиллы. Узнав об этом, Нессельроде исполнилась гнева и страшной клятвой поклялась отбить Ментолу печенки и упросить свою маму, Синераму, Богиню Краткосрочных Ссуд, обратить Ментола в эректор. Однако Ментол прознал о замыслах Нессельроде и, явившись ей в образе холодильника, превратил ее в реку, а сам отправился на запад, торговать энциклопедиями. Еще и теперь можно слышать, как по весне река принимается негромко стенать: "Ментол, Ментол, сволочь ты этакая! Жила я себе эльфийкой, никого не трогала, и вдруг -- плюх! -- обратилась в реку. Вонючка ты, вот ты кто!" И ветер отвечает: "Тьфу на тебя!" -- Печальная история, -- сказал Фрито. -- И все это правда? -- Нет, -- сказал Ловелас. -- А вот еще песня про это. И он запел: То песнь о деве, что жила В далекие года. С власами, будто бы метла, С очами, как вода. Был полон жвачки рот ее И сплетен -- голова, Подол же нижнее белье Скрывал едва-едва. Она носила пудру "в тон" И туфли -- самый шик. И все ждала -- ну где же он, Порядочный мужик? Однажды эльф-аристократ Повел ее на бал. Он намекнул ей, что богат И жить один устал. И дева эльфу отдалась В обшарпанном "рено", Смекнув, что этот -- в самый раз И дело решено. А он в конце сказал, что ждет Давно его невеста, Что он сапожник и вот-вот Останется без места. Сказал все это, сукин сын, И дернул со всех ног. Когда б такой он был один... Спаси эльфийку бог! -- Нам следует переправиться до ночи, -- сказал, дослушав пение, Артопед. -- А то поговаривают, будто в этих местах свирепствуют таможенные нетопыри и сосущие кровь овиры. С полотенцем в одной руке и мочалкой в другой Артопед ступил в мыльную воду, прочие последовали его примеру. Глубина нигде не превышала нескольких футов, так что хобботы переправились без труда. -- Действительно, странная река, -- сказал Бромофил, когда вода обняла его бедра. На другом берегу путешественников ожидала шеренга иссохших деревьев, стволы которых покрывали плакаты на Эльферанто, гласившие: "Посетите сказочный Эльф-Виллидж", "Загляните на Змеиную Ферму", "Не пропустите Мастерской Санта-Клауса", "Зачарованный Лес -- наше богатство!" -- Лодыриен, Лодыриен, -- вздыхал Ловелас, -- дивное диво Нижесредней Земли! Словно в ответ на его вздохи в стволе большого дерева открылась дверца, обнаружив за собой комнатушку, тесную от стоек с почтовыми открытками, громко тикающих ходиков с кукушкой и коробок леденцов из кленового сахара. Из-за торгующего тянучками автомата выскользнул сальной внешности эльф. -- Рекламный фургон, -- произнес он и низко поклонился.-- Меня зовут Пентель. -- Приблизься, конастога, -- сказал Ловелас. -- Так-так-так, -- важно откашливаясь, сказал эльф. -- Что-то не вовремя вы пожаловали, туристский сезон уже кончился, разве нет? -- Да мы просто так, мимо проходили, -- сказал Артопед. -- Ну, не важно, -- сказал Пентель. -- Тут у нас есть на что посмотреть, будьте уверены, есть. Слева от вас находится оцепенелое дерево, справа -- образующая естественный мостик скала с неестественным эхом, а прямо впереди -- старинный Источник Исполнения Желаний. -- Мы, знаете, только что из Дории, -- продолжал Артопед. -- А теперь вот в Фордор идем. Эльф побелел. -- Надеюсь, вам понравилось в Волшебной Стране Лодыриен, -- торопливо сказал он и, вручив им пачку рекламных проспектов и стрекал для вьючных скотов, метнулся внутрь дерева, захлопнул дверь и запер ее на засов. -- Да, тревожные настали времена, -- сказал Артопед. Ловелас открыл один из проспектов и углубился в карту. -- Тут неподалеку лежит Эльф-Виллидж, -- наконец, сказал он, -- и если там еще не сменились хозяева, в нем должен и поныне проживать Орлонов родич, Владыка Килоперц, а с ним Госпожа Лавалье. -- Эльфы! -- пробормотал Срам. -- Я, конечное дело, не хочу сказать, что Сыроед прав, но и кругом неправым я бы его не назвал, коли вы понимаете, о чем я толкую. -- Заткнись, -- мрачно произнес Ловелас. Второпях позавтракав мирром и благовониями, отряд выступил по широкому пути, определенному Ловеласом с помощью карты как "Поляна Ужасов". Время от времени из каучуковых кустов выскакивали на нетвердых ногах механические драконы и гоблины, разевали пасти и всхрапывали. Но эти наскоки оставили невозмутимыми даже хобботов, и спустя несколько коротких часов путешественники вышли на опушку рощицы, состоящей из чрезвычайно оцепенелых деревьев, с чьих странно симметричных ветвей неубедительными охапками осыпались изъеденные коррозией медные листья. Пока путешественники стояли, дивясь подобному чуду, из чердачного окна ближайшего к ним дерева высунулась голова эльфийской девы. Высунулась и воскликнула на языке древних эльфов: -- Горячий привет дальнестранникам! -- Есть кто дома вроде тебя? -- спросил Ловелас, отвечая, как повелевает обычай. Миг спустя, дверь огромного дерева отворилась, и из нее вышел низкорослый эльф. -- Килоперц и Лавалье ожидают вас наверху, -- сказал он и ввел путников внутрь просторного ствола. Внутри дерево оказалось совершенно пустым и оклеенным обоями под кирпичную кладку. Винтовая лестница вела сквозь дыру в потолке на верхний этаж. Эльф сделал знак, что им следует подняться по узким ступенькам. Добравшись доверху, путешественники попали в комнату, украшенную точь в точь как нижняя, но ярко освещенную свисавшей со стропил люстрой, изготовленной из тележного колеса. В дальнем конце комнаты сидели на паре пеньков Килоперц с Лавалье, облаченные в богатый муслин. -- Добро пожаловать в Лодыриен, -- медленно поднимаясь на ноги молвила Лавалье, и путешественники увидели, что она прекрасна, как юный побег карликового дуба. Голову ее осеняла роскошная копна каштановых волос, и стоило Лавалье встряхнуть ею, как целые горсти роскошных каштанов сыпались на пол, подобно дождю. Фрито вертел в пальцах Кольцо и дивился великой ее красоте. Словно завороженный, он встал, и Лавалье оборотилась к нему и увидела, что он вертит в пальцах Кольцо и дивится великой ее красоте. -- Я вижу, Фрито, -- молвила она, -- что ты вертишь в пальцах Кольцо и дивишься великой моей красоте? У Фрито перехватило дыхание. -- Пусть тревога покинет твое сердце, -- молвила она, торжественно ущипнув его за нос. -- Мы не кусаемся. Килоперц поднялся, поочередно обратился с приветствием к каждому из путешественников, пригласил их устраиваться поудобнее на расставленных вдоль стен одноногих табуретках с резиновыми сиденьями и попросил поведать об их приключениях. Артопед прокашлялся. -- Дела давно минувших дней, -- начал он. -- Зовите меня Измаил, -- перебил его Гимлер. -- Когда Апрель обильными дождями, -- встрял Ловелас. -- Муза, скажи мне о том многоопытном муже, который, -- завел свое Бромофил. После недолгих споров пришлось Фрито рассказать всю историю Кольца и повесть о путешествиях Килько, поведать о Черных Призраках на свином ходу, о Совещании у Орлона, о Дории и о безвременной кончине Гельфанда. -- Уху-ху-ху, -- печально промолвил Килоперц, когда Фрито закончил. Лавалье глубоко вздохнула. -- Труден ваш путь и опасен, -- молвила она. -- Да, -- подтвердил Килоперц, -- тяжкое бремя приняли вы на себя. -- Враг ваш силен и безжалостен, -- молвила Лавалье. -- Многого вам надлежит опасаться, -- промолвил Килоперц. -- Вы отправляетесь на рассвете, -- молвила Лавалье. Досыта пообедав херувимами и серафимами, усталые путешественники разошлись по комнатам, отведенным им Килоперцем и Лавалье в стоявшем поблизости маленьком дереве, но Фрито, собравшегося войти вовнутрь, Лавалье поманила за собой и вскоре привела в небольшую укромную лощину, посреди которой стояла заляпанная пометом птичья купальня с плавающей в ней кверху лапками четой воробьев. -- Яд, -- пояснила Лавалье, выбрасывая оперенные трупики в кусты, -- больше их ничем не отвадишь. Вслед за тем она плюнула в воду, и оттуда с криком: "Ну, так какое твое седьмое желание?" -- выпрыгнула золотая рыбка. В ответ Лавалье склонилась к воде и прошептала: "Клаузула Вильмота", -- и вода вскипела, наполнив воздух тонким ароматом мясного супа с фасолью. Затем показалось Фрито, будто поверхность воды разгладилась и на ней появилось изображение человека, что-то запихивающего себе в нос. -- Это так, рекламная пауза, -- раздраженно молвила Лавалье. Через миг вода прояснилась, и Фрито увидел сначала, как танцуют на улицах эльфы и гномы, потом какой-то пир в Минас Термите, потом веселый дебош в Шныре, потом большую бронзовую статую Сыроеда, разбиваемую на куски, чтобы понаделать из них булавок для галстуков, и наконец самого себя сидящим на груде бижутерии и улыбающимся до ушей. -- Это хорошее видение, -- провозгласила Лавалье. Фрито потер кулаками глаза и сам себя ущипнул. -- Значит все не так уж и сумрачно? -- спросил он. -- Купальня Лавалье никогда не лжет, -- строго ответила Владычица и, отведя Фрито к остальным путешественникам, исчезла в облаке духов "Похоть Джунглей". Фрито напоследок еще раз ущипнул себя, шатаясь, забрался в дерево и скоро забылся глубоким сном. Некоторое время поверхность купальни оставалась темной, затем замерцала и показала по очереди: радостную встречу "Титаника" в Нью-Йоркской гавани, выплату Францией военных долгов и прием по случаю инаугурации Гарольда Стэссена. На востоке встала Вельвита, возлюбленная утренняя звезда эльфов и служанка рассвета, встала, приветствуя фланелевоязыкую Нокзему, и лязгая золотым помойным ведром, повелела ей пробудить крылатого рикшу Новокаина, глашатая дня. А следом за нею явилась в небе розовоокая Овальтина, дабы облобызать пушистыми устами землю к востоку от Моря. В общем, рассвело. Отряд поднялся и, впопыхах позавтракав спирохетами и зобами, прошел, ведомый Килоперцем с Лавалье и их слугами, туда, где лежали на берегу великой реки Анаглин три бальзовых плотика. -- Настал печальный час расставания, -- торжественно молвила Лавалье. -- Но у меня есть для каждого из вас по небольшому подарку, который поможет вам в грядущие темные дни вспоминать о счастливом пребывании в Лодыриене. Сказав так, она вытащила из кустов большой сундук и извлекла из него несколько чудных вещиц. -- Для Артопеда -- драгоценности короны, -- молвила она и поднесла удивленному королю грушу, ограненную подобно брильянту, и воробьиное яйцо размером с изумруд. -- Для Фрито -- нечто волшебное, -- и в руке у хоббота оказался дивный хрустальный шарик, внутри которого порхали снежинки. За ними и все остальные члены отряда получили в дар нечто удивительное и роскошное каждый: Гимлеру досталась годовая подписка на "Эльфийскую Жизнь", Ловеласу дорожный набор для игры в Ма-джонг, Мопси баночка Клеверного Бальзама, Пепси пара салатных вилок, Бромофилу велосипед фирмы "Швайн", а Сраму канистра с репеллентом. Путешественники быстро попрятали подарки среди прочего, уже уложенного на плоты необходимого в странствии снаряжения, включающего веревки, банки с говяжьей тушенкой, несколько тюков копры, волшебные плащи, позволяющие сливаться с любым окружением, будь то зеленая трава, зеленые деревья, зеленые скалы или зеленое небо; альбом "Драконы и василиски мира"; ящик собачьих галет и ящик польской водки. -- Прощайте, -- молвила Лавалье, когда отряд кое-как разместился на плотиках. -- Дальний путь начинается с первого шага. Человек -- это не остров. -- Ранняя птичка червя получает, -- промолвил Килоперц. Плоты соскользнули в реку, а Килоперц с Лавалье погрузились на большого, переделанного под ладью лебедя и некоторое время плыли рядом с плотами, причем Лавалье, сидя у лебедя на носу, пела голосом, томящим душу, подобно дроби стальных барабанов, древний эльфийский плач: Даго, Даго, Лэсси Лима ринтинтин Янки уницикл рамар ротор ют Тельстар алоха сааринен кларет Никсон камера импала десото? Гардоль масла телефон лумумба! Чаппакуа хаватампа мюриель Твою мог что хоти делай, бвана, Но ти выпить не поима! Комсат мельба рубайат нирвана Гарсиа и вега гайавата алу. О митра, митра, скора мне капута! Волдари валдера, ля ви се ля ви, Хони соут ла ваш квирит, Хони соут ла ваш квирит. ("Ах, падают листья, увядают цветы, и все реки впадают в Республиканскую партию. О Рамар, Рамар, помчись, словно ветер, на своем одноколесном велосипеде и предупреди речных нимф и королев кокаина! Ах, кто будет теперь сбирать земляные орехи и пировать средь подстриженных ровно деревьев? Кто теперь станет ощипывать наших единорогов? Видишь, куры уже смеются? Увы, Увы!" Хор: "Мы -- хор, мы со всем согласны. Согласны, согласны, согласны, согласны.") Когда крошечные плотики один за одним скрывались под берегом, следуя изгибу реки, Фрито в последний раз обернулся и как раз успел увидеть, как Госпожа Лавалье в принятом у древних эльфов жесте прощания, засовывает палец себе в глотку -- в то место, откуда растет язык. Бромофил устремил взоры вперед, туда, где за речными излучинами едва-едва показалось солнце. -- Ранняя птичка гастрит получает, -- пробормотал он и крепко заснул. Столь велико было очарование Лодыриена, что хотя путешественники провели в этой волшебной земле всего одну ночь, им она показалась неделей, и Фрито, плавно несомый рекой, преисполнился вдруг неясного страха, -- ему стало казаться, что времени у них осталось всего ничего. Он вспомнил о полном зловещих предзнаменований сне Бромофила и, вглядевшись в спящего воина, впервые заметил пятно на его челе, как бы от высохшей крови агнца, большой меловой крест на спине и черную метку размером с дублон на щеке. На левом плече Бромофила сидел огромный, недобрый на вид стервятник -- сидел, ковырял в зубах и пел дурацкую песню про каких-то трупиалов. Вскоре после полудня русло реки начало сужаться и мелеть, а вскоре за этим путь отряду преградила громадная бобровая плотина, из нутра которой до путешественников донеслись мрачные шлепки бобровых хвостов и зловещий вой турбин. -- Я полагал, что путь на Крутобокие Острова свободен, -- сказал Артопед, -- но ныне вижу, что слуги Сыроеда и здесь уже поработали. Дальше нам по реке не проплыть. Путешественники подгребли к западному берегу и, вытащив плоты, второпях позавтракали луной и грошем. -- Ох, боюсь, подгадят нам эти скоты, -- сказал Бромофил, махнув рукой в сторону нависающей над ними бетонной плотины. Словно в ответ на его слова, некая массивная фигура, нетвердо ступая, враскачку двинулась по каменному берегу в сторону путешественников. Фута, примерно, в четыре ростом, очень темнокожая, с похожим на кусок запеченного мяса хвостом, в черном берете и в скрывающих поллица темных очках. -- Ваш покорный слуга, -- низко поклонившись, прошепелявила эта странная тварь. Артопед подозрительно разглядывал негодяя. -- А ты кто такой? -- спросил он наконец, и рука его пала на рукоять меча. -- Безобидный путешественник вроде вас, -- ответило бурое существо, в подтверждение хлопнув оземь хвостом. -- Мой конь расковался или лодка утопла, никак не могу запомнить. Артопед облегченно вздохнул. -- Ну что же, милости просим, -- сказал он. -- А я уж испугался, что вы, может быть, какой-нибудь лиходей. Странное существо снисходительно рассмеялось, показав пару передних зубов размером с плитки-кабанчики, какими выкладывают ванные комнаты. -- Это навряд ли, -- сказало оно, жуя в рассеянности кусок разбухшей в воде лесины. Затем существо громко чихнуло, и темные очки его упали на землю. Ловелас испуганно ахнул. -- Черный Бобер! -- отшатнувшись, воскликнул он. В тот же миг в ближнем лесу послышался громкий треск и на невезучий отряд обрушилась объединенная банда завывающих урков и рычащих бобров. Артопед вскочил на ноги. -- Эвиндюр! -- воскликнул он и, обнажив Крону, протянул ее рукоятью вперед ближайшему урку. -- Рахат-лукум! -- возопил Гимлер, разжимая пальцы, чтобы из них упало на землю его тесло. -- Вазелин! -- произнес Ловелас, поднимая руки. -- Ipso facto(*1)! -- проворчал Бромофил, и расстегнул перевязь своего меча. --------------------------------------------------------------- (*1) В силу факта, на деле (лат.). Прим. перев. Пока остальные торопливо сдавались, Срам подскочил к Фрито и ухватил его за локоть. -- Пора рвать когти, бвана, -- сказал он, набрасывая на голову шаль, и оба хоббота соскользнули на плот и отплыли от берега прежде, чем набегающие урки и их неуклюжие союзники успели заметить пропажу. Вожак урков сгреб Артопеда за грудки и свирепо встряхнул. -- Которые тут хобботы? -- взревел он. Артопед повернулся туда, где только что стояли Срам и Фрито, потом туда где скорчились, стараясь быть понезаметнее, Мопси и Пепси, и наконец туда, где прикинувшись мертвыми, лежали Гимлер и Ловелас. -- Соврешь -- костей не соберешь, -- пригрозил урк, и Артопед против воли своей отметил прозвучавшую в голосе урка угрожающую нотку. Он указал рукою на хобботов и двое урков прыгнули вперед и сграбастали несчастных руками, превосходившими толщиной Артопедовы ноги (обе сразу). -- Вы ошибаетесь! -- заверещал Мопси. -- У меня его нет! -- Не того вяжете! -- взвизгнул Пепси. -- Вон его берите! И указал на Мопси. -- Ну да, не того -- того самого, -- кричал Мопси, маша лапкой в сторону Пепси, -- я бы его где хошь признал. Рост три-пять, вес восемьдесят два, на левой руке татуировка -- дракон перед случкой, два привода за недонесение и пособничество известному Кольценосцу. Вожак урков злобно расхохотался. -- Остальным даю десять секунд, чтобы смыться, -- сказал он, вертя в руках комплект гигантских кривых ножей и леденя душу пленников внезапным переходом на нормальный английский язык. При этих словах Бромофил рванул с места, как спринтер, но перевязь меча обвила его ногу, он упал, и острый носок его же полуботинка пронзил Бромофилу грудь. -- Участь моя решена, -- простонал он. -- О, передайте Спартаковцам, чтобы держали торпеды сухими! Затем он громко всхрапнул и испустил дух. Урка покачал головой. -- Ну, уж это ты зря, -- сказал он и увел свою банду, а с нею Мопси и Пепси, в окрестные леса. Фрито и Срам, осторожно гребя, неторопливо переплыли реку и вытащили свое судно на восточный берег; а за ними, скрытое от глаз тенью плотины тихо прошлепало какое-то серенькое существо на зеленом в желтый горошек надувном матрасике. -- Из печного горшка да прямо в ночной, как сказал бы старый Губа-не-Дура, -- проворчал Срам. Они выудили из груды барахла на плоту спальные мешки и полезли вверх по узкому ущелью, ведущему к следующей главе. VI. ВСАДНИКИ РЕГОТАНА Три дня Артопед, Ловелас и Гимлер гнались за бандой урков, останавливаясь лишь затем, чтобы поесть, попить, поспать, сыграть несколько партий в пинокль и немного погулять, любуясь окрестными видами. Скиталец, эльф и гном неутомимо шли по следам похитителей Мопси и Пепси, порой они покрывали за один переход не менее трех сотен ярдов, прежде чем рухнуть наземь в полной апатии. Много раз Топтун сбивался со следа, что было довольно трудно, поскольку урки имеют обыкновение любовно собирать свои экскременты и складывать из них там, где они проходят, большие ароматные кучи. Кучам этим они старательно придают скульптурные, но пугающие формы -- в качестве безмолвного предостережения всякому, кто помышляет бросить вызов ихмощи. Но урковы кучи встречались все реже, свидетельствуя, что урки либо ускоряют шаг, либо испытывают недостаток в грубых кормах. Во всяком случае, след истоньшался, и рослому Скитальцу требовалось все его искусство, чтобы не упустить едва уловимых знаков, оставляемых спешащей бандой: изодранного полуботинка с отверстиями для вентиляции, колоды крапленых карт, а чуть погодя двух урков -- тоже с отверстиями и тоже для вентиляции. Земля становилась все более безрадостной и плоской, теперь вокруг виднелись лишь карликовые кустарники и чахлые сорняки. Время от времени преследователям попадалась заброшенная деревня, совершенно пустая, если не считать одной-двух бродячих собак, которыми путники пополняли свои припасы. Медленно спускались они на унылую Равнину Реготана, место жаркое, засушливое и безотрадное(*1). Слева от них смутно рисовались в небе вершины Мучнистых гор, справа в дальней дали лежал медлительный Эманац, на юге располагались баснословные земли Реготунов -- овчаров, прославленных мастерством, какое являют они в схватке с боевым мериносом. --------------------------------------------------------------- (*1) Не лишенное сходства с городом Пассаик в штате Нью-Джерси. В стародавнее время повелители баранов враждовали с Сыроедом и отважно сражались против него при Брильонтире и Ипсвиче. Ныне же поползли слухи о бандах изменников, которые, вторгаясь верхом на баранах в северные пределы Роздора, грабили, насиловали, сжигали селения, убивали и насиловали. Топтун вдруг остановился и испустил глубокий выдох уныния и скуки. Урки уходили от них все дальше и дальше. Осторожно развернул он квадратик, оставшийся от волшебного сдобного хлебца эльфов, и разломил его на четыре равные доли. -- Съесть все до крошки, ибо это последнее, что у нас есть, -- произнес он, зажимая в кулаке четвертый кусочек, чтобы сгрызть его позже, когда никто не будет смотреть. Ловелас и Гимлер жевали сосредоточенно и безмолвно. Всюду вокруг ощущали они злодейское присутствие Сарафана, злого Мага из Кирзаграда. Его зловещие чары тяжко сгущались в самом воздухе, а тайные силы его препятствовали дальнейшим поискам наших друзей. Силы, имевшие много обличий, но ныне обернувшиеся поносом. Гимлер, который питал к Ловеласу чувства еще менее теплые, нежели в Дольне, -- если такое возможно, -- подавился булкой. -- Будь прокляты эльфы с их гнилою жратвой, -- пробормотал он. -- И гномы, -- парировал Ловелас, -- с их неразвитым вкусом. В двадцатый раз эти двое обнажили оружие, горя желаньем отведать вражеской требухи, но Топтун вмешался, предотвращая смертоубийство. Он все равно уже доел свою порцию. -- Воздержитесь и смиритесь, остановитесь, угомонитесь, вложите в ножны мечи ваши, воздержитесь от ссоры вашей и остановите руки ваши, -- рек он, воздевая бахромчатую рукавицу. -- Отзынь, приставучий! -- проревел гном. -- Щас я из этого фертика запеканку сделаю! Однако Скиталец вытащил умиротворяющего вида нож, и драка закончилась так же быстро, как началась, ибо даже гномов и эльфов не прельщает перспектива получить перо в спину. Затем, едва лишь бойцы вложили клинки в ножны, Топтун снова возвысил свой голос. -- Воззрите! -- воскликнул он, указывая на юг. -- Всадники! Много! И скачут, как ветер! -- Лучше бы им скакать против ветра, -- произнес, зажимая нос, Ловелас. -- Ноздри эльфов чувствительны, -- сказал Топтун. -- И пятки их сверкают, как легкое пламя, -- чуть слышно проворчал Гимлер. Все трое, сощурясь, вглядывались в облако пыли на далеком горизонте. В том, что это были бараньи пастыри, не оставалось сомнений, ибо ветер служил им герольдом. -- Ты полагаешь, они дружелюбны? -- спросил, трепеща, словно лист, Ловелас. -- Этого я сказать не могу, -- ответил Топтун. -- Если они дружелюбны, нам тревожиться не о чем, если ж они враждебны, мы спасемся от их ярости посредством военного искусства. -- Это как же? -- спросил Гимлер, уже оглядевший плоскую равнину и не нашедший, куда спрятаться. -- Биться будем или деру дадим? -- Ни то, ни другое, -- ответил Скиталец, грузно плюхаясь наземь. -- Мы прикинемся мертвыми. Ловелас и Гимлер обменялись взглядами и покачали головами. Немного существовало на свете предметов, по которым мнения их совпадали, но Топтун был, безусловно, одним из них. -- Ну что же, -- промолвил Гимлер, вытаскивая колун, -- по крайней мере, двух-трех мы с собой заберем, ибо лучше уходить из этого мира с застегнутым гульфиком. Бараньи властители приближались, уже явственно слышалось яростное воинственное блеянье их скакунов. Рослы и светловолосы были Реготуны, носители шлемов, венчаемых грозного вида шипами, и сильно похожих на зубную щетку усов. Путешественники разглядели также высокие сапоги, короткие кожаные штаны с помочами и длинные копья, похожие больше на метлы с налитым в ручки свинцом. -- О, сколь свирепо обличие их, -- сказал Ловелас. -- Да, -- отвечал Топтун, вглядываясь сквозь щель между пальцами, ибо он прикрыл ладонью глаза. -- Горды и горячи Реготуны и пуще всего ценят они силу и обладанье землей. Но поскольку землей этой чаще всего уже обладают соседи, Реготуны отчасти непопулярны. Они хоть и не ведают грамоты, но привержены песням и танцам, и преднамеренным убийствам. Впрочем, война -- не единственное их ремесло, ибо они еще держат летние лагеря для детей соседских племен, оборудованные самыми современными кухнями и душевыми. -- Стало быть, не так уж они и плохи, мерзавцы, -- с надеждой произнес Ловелас. И в тот же миг сотня клинков сверкнула, появляясь на свет из сотни ножен. -- Может, заложимся? -- спросил Гимлер. Бессильные что-либо сделать, они наблюдали, как несется на них бараний строй. Внезапно всадник, скакавший в самой его середине, всадник, чей шипастый шлем украшала вдобавок пара длинных рогов, неопределенно махнул рукой, приказывая воинам остановиться, и те натянули поводья, явив поразительное отсутствие наездничьего искусства. Двое их свалившихся с седел товарищей были насмерть затоптаны в последовавшей сутолоке и суматохе. Когда вопли и проклятия замерли, рогатый вождь легким галопом подскакал к нашей троице на боевом мериносе редкостной стати и белизны. В хвост боевого барана были затейливо вплетены круглые резинки разнообразных цветов. -- Ну и видок у придурка -- вилка вилкой, -- прошептал Гимлер краешком толстогубого рта. Вождь, оказавшийся на голову ниже всех прочих всадников, с подозрением оглядел своих пленников сквозь сидевшие в его глазницах спаренные монокли и угрожающе взмахнул боевой метлой. Только тут троица сообразила, что перед ними женщина -- женщина, чей обширный нагрудник намекал на скрытые за ним обильные телеса. -- Куда ви держайт свой путь унд што ви делайт здесь, где вам не следовайт бить ин дер фюрст строка, где ви ист? -- требовательно вопросила предводительница на сильно испорченном Поголовном языке. Топтун выступил вперед, низко поклонился, пал на одно колено и дернул себя за чуб. Затем он поцеловал землю у ног Властительницы баранов. Да уж для верности и сапоги ей почистил. -- Привет и здравия тебе, о Владычица, -- прошепелявил Топтун, чувствуя, что язык у него во рту едва ворочается от сапожной ваксы. -- Мы путники, зашедшие в ваши земли в поисках друзей, плененных грязными урками Сыроеда и Сарафана. Быть может, вам довелось их встретить? Росту в них три фута, ножки волосатые, хвостики маленькие, одеты, скорее всего, в эльфийские плащи, а путь они держали в Фордор, дабы уничтожить опасность, представляемую Сыроедом для Нижесредней Земли. Несколько времени предводительница овчаров молча созерцала Скитальца, а затем обернулась к отряду и поманила к себе одного из воинов. -- Эй, лекарь! Поспешайт, для тебя ист работа. У парня бред. -- О нет, Прекрасная Дама, -- сказал Топтун, -- те, о ком я веду речь, это хобботы, которых эльфы зовут на своем языке полуосликами. Я же -- их проводник, некоторые называют меня Топтуном, хотя у меня куча имен. -- Готофф поспорить, што это ист так, -- согласилась предводительница, встряхивая золотистыми локонами. -- Лекарь! Где ти застревайт? Но в конце концов объяснения Топтуна были приняты на веру и все принялись представляться друг дружке. -- Я ист Йорака, дочь Йомлета, Капитан Остенфельда унд Тан Навара. Это означайт, што ти обращайтся ко мне вежлифф или ти ист пфук унд никто тебя больтше не видел, -- сказала краснолицая воительница. Внезапно лицо ее потемнело, ибо на глаза ей попался Гимлер, и она оглядела его с большим подозрением. -- Как ист твое имя, повторяй? -- Гимлер, сын Героина, Владетельный Гном Герундия и Главный Инспектор Королевских Блюд, -- ответил приземистый гном. Йорака слезла с барана, подошла к гному поближе и, сурово сомкнув уста, еще раз внимательно проинспектировала его внешность. -- Нет, не сметшно, -- наконец, сказала она, -- хороший карлик из тебя не получайтс. И она повернулась к Топтуну: -- Унд ти. Артбагет, так? -- Артбалет! -- сказал Топтун. -- Артопед из рода Артбалетов! В мгновение ока он вырвал из ножен тускло сверкнувшую Крону и, вертя ею над головой, воскликнул: -- А это Крона, меч того, у которого куча имен, того, кого эльфы называют Люмбаго, а также Магнетитом и Дуболомом, наследника трона Роздора и истинного Артбалета, сына Араплана, Дюжинами Разящего, семя от семени Барандила, Сам-с-Усама и Кума-Королю! -- Тьфу ти, ну ти, -- сказала Йорака и вновь оглянулась на ожидающего распоряжений лекаря. -- Впротшем, я верить, что ви ист альзо не шпики дер Сарафана. Он хоть и вонютшка, но не польный кретин. -- Мы пришли издалека, -- сказал Ловелас, -- а вел нас Гельфанд Серозубый, Маг Королей и Крестный Отец Фей второго разряда. Баранья Властительница приподняла соломенные брови, отчего оба монокля вывалились из глазниц, явив ее собеседникам жидко-голубые глаза. -- Тшшшшшшш! Это ист не тот имя, который стоит повторяйт в наш фатерлянд. Король, майн фатер, давайт этот шулик свой любимый скакун, Протуберанетц Моментальный, а тот поступайт с ним хуже трехногого тролля! Петный оветшк вернулся домой недель спустя весь в блохах унд разучился проситься на улитц унд обг