титанический треск, и дверь точно взорвалась, разлетевшись в щепу. Оглушенная боевая тыква, покачиваясь, откатилась назад, содрогнулась, пожала широкими округлыми плечами и развалилась надвое. Наружу, смешиваясь с выжимками, оставшимися от ее соратников, посыпались семечки. На миг наступила полная тишина. Затем, громко завопив, все как один Ди-Эты устремились в пролом и гневной толпой ворвались в город. Следом ринулись Реготуны и наш маленький отряд, горящий жаждой отомстить за доблестную гибель тыквы. Последние стычки, разыгравшиеся внутри стен, были кратки и кровавы. Ревущий песню Гимлер, ревя песню, размахивал топором, добивая раненных урков и отсекая руки-ноги не способным пошевелиться, беззащитным покойникам. Державшиеся в задних рядах Артопед с Ловеласом геройски указывали ему все новых мускулистых врагов, а Гельфанд, покойно устроившийся на раскрошенном бруствере, помогал гному ценными советами и душевными наставлениями. Но главными героями дня, уничтожившими остатки урков, стали Реготунская дева и ее боевые камрады. Артопед, в гуще сражения искавший глазами Йораку, наконец, обнаружил ее, -- дева рубила в куски здоровенного, достающего ей почти что до пояса урка и распевала древнюю Реготанскую застольную. Артопед неуверенно помахал ей рукой, и дева, увидев его, улыбнулась, подмигнула и бросила ему какой-то круглый предмет. -- Гей! Король! Лови! Скиталец в неуклюжем броске поймал сувенир. Им оказалась голова урка. На лице его навек застыло выражение крайней досады. В конце концов, сражение завершилось, и друзья истомленные долгой разлукой, с радостными приветствиями устремились навстречу друг другу. -- Рады приветствовать! -- кричали Мопси и Пепси. -- И мы вас также и даже сильнее, -- отвечал, подавляя радостный зевок, Гельфанд. -- Здравия вам, -- кланялся Ловелас, -- приятно увидеться снова. Пусть никогда больше не досаждает вам перхоть. Гимлер, выдавив подобие улыбки, также заковылял навстречу хобботам. -- Pox vobiscum(*1). Да будете вы правильно питаться три раза в день и регулярно освобождать кишечник. --------------------------------------------------------------- (*1) Латинская фраза "Pax vobiscum" означает "Мир вам". Здесь латинское "pax" заменено английским "pox" - вульгарным названием сифилиса. - Прим. перев. -- Как случилось, -- спросил Артопед, -- что мы повстречались в этой чуждой земле? -- Рассказ об этом получится долгим, -- сказал Пепси, извлекая листок с памятными заметками. -- Тогда оставь его при себе, -- находчиво молвил Гельфанд. -- Про Фрито с Кольцом вы что-нибудь новое слышали, или, может быть, видели их? -- Ничевошеньки, -- сказал Мопси. -- Мы тоже, -- сказал Гимлер. -- Давайте позавтракаем. -- Нет, -- промолвил Маг, -- ибо мы дожны еще отыскать злого Сарафана. -- Холера! -- сказал Гимлер. -- Мы и так уже лэнч пропустили. Вместе с Древоблудом и Йоракой отряд отправился на поиски злого волшебника. Поговаривали, что Сарафана с его мерзейшим напарником Глистуном видели в Кирзовой башне, высочайшей в Сарафлэнде, знаменитой также вращающимся рестораном, расположенным на самом верху ее дымовой трубы. -- Да там он, там, -- уверял их сельдерей. -- Все лифты блокировал и сидит, как на грядке. -- Хо-хо-хо! -- глубокомысленно заметил Великан. -- Ладно, заткнись, -- добавил Гельфанд. Высоко над собой они увидели круглый вращающийся ресторан со светящейся надписью, гласившей "Высший шик Сарафана". Стеклянная дверь под надписью отворилась. У железного ограждения появилась чья-то фигура. -- Это он! -- воскликнула Йорака. Лицом Сарафан походил на Гельфанда, но одеяние его дивило взор. Мага обтягивало цельное гимнастическое трико, красное, словно пожарная машина, а с плеч его свисал черный сатиновый плащ. К голове были приклеены рожки, а к ягодицам присобачен хвост из колючей проволоки. В руке Сарафан держал алюминиевые вилы, а ступни его облекали парнокопытные мокасины из лакированной кожи. Увидев собравшихся внизу, он расхохотался. -- Ха-ха-ха-ха-ха! -- Сойди же вниз, -- воззвал Артопед, -- и получи то, что долженствует тебе получить. Отвори свою дверь и впусти нас. -- Ну нет, -- усмехнулся Сарафан, -- не дождетесь. Давайте-ка лучше обсудим наши дела как нормальные, разумные люди. -- Люди-шмуди! -- возопила Йорака. -- Ми желаем иметь твой паршивый шкур! Злой волшебник, издевательски изобразив испуг, отшатнулся, но затем опять вернулся к ограждению. Голос его, ровный и мелодичный, сочился сладостью, как тающая ириска. Компания внизу стояла, благоговейно внимая его сахариновым словесам. -- Прокрутим пленку назад, -- говорил Сарафан. -- Вот я, сижу себе тихо, никого не трогаю, потому что своих скромных забот хватает, зарабатываю в поте лица моего на скромный кусок хлеба. Вдруг ни с того ни с сего во владения моей корпорации врываются объединившиеся конкуренты и пытаются вытеснить меня с рынка. Вы захватили мои ликвидные активы и уничтожили скромный штат моих торговых агентов. Это отчетливый пример бесчестной деловой практики. -- Слушай, -- сказал Гельфанду великан, -- а у этого парня неплохой кочан на плечах. Неудивительно, что он нарезал столько капусты. -- Ладно, заткнись, -- согласился Гельфанд. -- Итак, вот вам мое предложение, -- продолжал Сарафан, жестикулируя кончиком хвоста, -- и хотя сам я не в восторге от этой идеи, я все же решил подбросить ее вам и посмотреть, может, найдется среди вас кто поумнее и ухватится за столь многообещающую возможность. Готов признать, что я был непрочь урвать свой кусок, но все же отнюдь не я, а этот злыдень Сыроед норовил захапать всю прибыль. Я же представляю себе дальнейшее так: мы создаем новую организацию, причем я отказываюсь от контрольного пакета в обмен на пост руководителя Дурашки-Дракона и его дочерних предприятий, а также на право ежегодного приобретения акций всех старых Колец, которые могут нам со временем подвернуться. Гарантируйте мне тридцать процентов добычи, которую мы захватим в Фордоре, и я отдам вам моего партнера Глистуна задаром. Кстати сказать, он-то и виноват в том, что обычный дележ полномочий вылился в такую свару. Изнутри башни вылетел разгневанный вопль, а за ним -- чаша с восковыми фруктами, едва не снесшая Сарафану полчерепа. На секунду оттуда же, потрясая кулачком, высунулся костлявый старичок в форме мальчишки-посыльного. -- Гррр! -- брызгая слюной, проскрежетал он. Сарафан сгреб протестующего Глистуна и небрежно швырнул его через ограждение. -- Ааааааааааааааплюх! -- завопил Глистун. Тело злобного прихвостня с силой ударилось оземь. -- Никогда прежде не видел таких красных лепешек, -- задумчиво проворчал Гимлер. -- Вот вам залог моей доброй воли, -- ровным тоном продолжал Сарафан. -- Ну что, договорились? -- Нет, не договорились, -- ответил Гельфанд и пробормотал: -- этот прохвост скользок, как сом, намазанный вазелином. -- Погоди, -- сказал Артопед, -- он же предлагает контрольный пакет. -- Нет и еще раз нет, -- произнес, поправляя шляпу, Гельфанд. -- Я не желаю, проснувшись в одно прекрасное утро, обнаружить, что его контрольный пакет торчит у меня между лопаток. В этот миг мимо головы Гельфанда просвистел маленький черный предмет. -- Это становится однообразным, -- высказался Гимлер. Черный шарик ударился о мостовую и подкатился к ногам Пепси. Пепси с любопытством его оглядел, а затем поднял. -- Пока мы оставим тебя под охраной в твоей отвратительной башне, -- сказал Гельфанд, -- а когда у тебя выйдут все мороженные бифштексы, тобой займутся Ди-Эты. Гельфанд обернулся и ткнул пальцем в Пепси. -- Ну-ка, брось эту гадость. -- Ой, да я ничего такого не сделал, -- заныл Пепси. -- Да, ничего не сделал, -- поддержал его Мопси. -- Давай сюда, -- нетерпеливо сказал Гельфанд. -- Съесть ты его все равно не сможешь, на что он тебе? Юный хоббот с недовольным видом отдал ему черный шарик. -- А теперь, -- сказал Гельфанд, -- нам следует поторапливаться. Хоть земли Кирзаграда и Реготана отныне свободны от власти Сарафана, они останутся свободными ненадолго, если нам не удастся спасти Роздор от злой воли Сыроеда. -- А что мы должны делать? -- спросил Мопси. -- Да, что? -- спросил Пепси. -- Если ты на секунду закроешь рот, я тебе все расскажу, -- огрызнулся Гельфанд. -- Восточные армии Сыроеда угрожают чистому городу Минас Термиту. Вблизи от него лежит грязный город Курин Мозгул, и с каждым днем черное облако все пуще затмевает его чистого собрата. Нам следует соединить наши силы и защитить его, -- он повернулся к Артопеду. -- Тебе, Топтун, придется собрать всех подданных, какие есть у тебя в Роздоре, а с ними и всех остальных, кто готов встать на защиту бастионов Минас Термита. Йорака, ты приведешь всех всадников, без которых вы сможете обойтись, и Древоблуду также придется повести его доблестных Ди-Этов к Роздору. Остальные двинутся со мноюпрямо туда. -- Сотня слов и ни единой остроты, -- сказал Гимлер. -- Старый пень, видать, заболел. Члены отряда попрощались друг с другом и с тяжестью на сердце покинули разрушенную твердыню Кирзаграда, зная, что землю эту ожидают еще пущие горести. Гельфанд, Мопси и Пепси взгромоздились на жалобно блеющих скакунов и, пришпорив их, поскакали средь вечерних теней к баснословной столице Роздора. И долго еще две юных морковки махали вслед хобботам зелеными плюмажами и, надеясь неизвестно на что, подпрыгивали на изящных хвостиках, несколько утяжеленных уже заметными припухлостями в самой серединке оных. С той поры, как Гельфанд видел их в последний раз, Мопси и Пепси не теряли времени даром. Всю ночь и половину следующего дня Гельфанд и двое хобботов скакали, настороженно озираясь в поисках шпионов Сыроеда. Один раз Мопси увидел у себя над головою черную тень, летевшую, хлопая крыльями, на восток, и как ему показалось, услышал хриплое, мерзкое "карр". Но поскольку несколько предшествующих часов Мопси тянул трубочное зелье, ни в том ни в другом он уверен не был. Наконец, устроили привал. Гельфанд и Мопси, сыграв на скорую руку в кости (Мопси продулся), немедленно задудели в два носа, и Пепси тоже лег и притворился, что крепко спит. Однако, когда храп его спутников стал поровнее, он выскользнул из походной палатки и принялся рыться в седельной сумке Мага. Вскоре он отыскал черный шарик, столь хитроумно спрятанный Гельфандом. Шар был поменьше дыньки, хоть и побольше бильярдного и совершенно ровный, если не считать маленького круглого глазка, позволявшего заглянуть в его темные недра. -- Волшебный шар, исполняющий все желания! -воскликнул он. -- Вот что это такое. Хоббот закрыл глаза и пожелал получить бочонок пива и баррель телячьих котлет. Послышалось негромкое "пууф", пахнуло едким дымом, и Пепси оказался нос к носу с чудовищной, невыразимо пакостной образиной, у которой челюсти ходили ходуном от ярости и злобы. -- Говорил я тебе, чтобы ты держал свои лапы подальше от этой штуки! -- визжал Маг,клеши которого гневно развевались и хлопали. -- Да я только посмотреть, -- скулил Пепси. Гельфанд, злобно глядя на Пепси, вырвал шар у него из рук. -- Это не игрушка, -- сурово сказал он. -- Это чудесный малломир, -волшебный этот, как бишь его? ну, в общем, такая эльфийская штуковина, потерянная ими еще в Век Листового Железа. -- Что же ты мне сразу-то не сказал? -- задал бессмысленный вопрос Пепси. -- С помощью малломира Древние проницали будущее и читали в сердцах человеков. -- Смотрите внимательно! -- приказал Гельфанд. Оба хоббота с интересом следили за тем, как Маг производит над шаром таинственные пассы и бормочет сверхъестественные заклинания. Фокус-покус Loco parentis(*1)! Джекки Онассис, Дино ди Лаурентис! --------------------------------------------------------------- (*1) Латинская юридическая формула In loco parentis означает буквально "вместо родителей". - Прим. перев. Прямо на глазах у испуганных хобботов шар стал накаляться. Гельфанд продолжал бормотать над ним. Квиквег квогог! Поддон кихот! Пеквод кантин! Пнин мескалин! Перемены Труд и мрак Кругло-толсто Сам дурак! Внезапно шар словно взорвался изнутри искристым светом, и странное вибрирующее зудение наполнило воздух. В мерцающем сиянии Пепси услышал голос Гельфанда. -- Поведай мне, о волшебный малломир, ожидает ли Сыроеда поражение или победа? Падет ли черное облако Рока на всю Нижесреднюю Землю, или погибель ждет Сыроеда и вслед за ней вновь воссияют счастье и солнечный свет? Изумленные Пепси и Мопси увидели, как прямо в воздухе стали возникать огненные буквы -- огненные буквы, коим предстояло вот-вот возвестить исход великой борьбы с Повелителем Мрака. Дивясь и благоговея прочитали они итоговые слова: "Ответ неясен. Повторите запрос несколько позже." VIII. ЛОГОВО ШОБОЛЫ И ПРОЧИЕ ГОРНЫЕ КУРОРТЫ Фрито и Срам, задыхаясь, вскарабкались на невысокий пригорок и обозрели ландшафт, удивительно ровно, если не считать множества круто обрывавшихся вниз оврагов и резко вздымавшихся завалов, уходящий вдаль, к шлаковым карьерам, фабрикам готового платья и хлопкопрядильным предприятиям Фордора. Фрито тяжело опустился на коровий череп, а Срам извлек из котомок пакеты с готовым завтраком (крекеры с сыром). В этот миг послышался шелест осыпающихся камушков, треск сучьев под ногами и звуки, свидетельствующие о том, что неподалеку кто-то старательно сморкается. Хобботы вскочили на ноги и увидели, как некое покрытое серенькой чешуей существо, шумно обнюхивая землю, на четвереньках подбирается к ним. -- Мать сыра земля! -- возопил Фрито, отшатываясь от страховидной твари. Срам вытащил эльфийский кинжальчик и тоже отступил на шаг, сердце его, подскочившее до самого горла, там и застряло, облепленное недожеванным крекером. Тварь взглянула на них зловеще скошенными к носу глазами и, выдавив улыбочку, устало поднялась на ноги, сложила руки за спиной и принялась насвистывать какой-то похоронный мотивчик. Внезапно Фрито вспомнился рассказ Килько о нахождении Кольца. -- Ты, верно, Гормон! -- пропищал он. -- Что ты здесь делаешь? -- Да как вам сказать, -- ответила тварь, очень медленно выговаривая слова. -- Ничего особенного не делаю. Дай, думаю, пошарю по кустам, может, найду пару бутылок из-под шипучки, все хоть какие-то деньги, а то свояченнице нечем заплатить за ее железное легкое. Оно, конечно, после операции я уж не тот резвунчик, каким был когда-то. Да и везти мне что-то меньше стало. Странная штука жизнь, то вознесет тебя, то уронит, и ничего заранее не скажешь. Господи, ну и холодрыга. Я, видите-ли, пальто заложил, чтобы купить немного плазмы для моих домашних гусяток. Срам отчаянно старался не позволить налившимся свинцом векам сомкнуться, но в конце концов зевнул во весь рот и грузно осел на землю. -- У-у-у, нечисть, -- пробормотал он и заснул. -- Ну, так я пойду, -- покивав, сказал Гормон. -- Чего уж там, не ко двору я вам, понимаю. Произнеся эти слова, он присел и принялся уписывать поджаренный ломтиками эльфийский хлеб, за который хобботы еще не успели приняться. Фрито пошлепал себя по щекам и проделал несколько упражнений на глубокое дыхание. -- Послушай, Гормон, -- сказал он. -- Да ладно, о чем говорить. Не ко двору, понимаю. И никогда никому ко двору не был. Собственная мать заперла меня, еще двухлетнего, в суточной камере хранения посреди зачарованного леса. И кто меня вырастил? -- милосердные крысы, вот кто. А все же я так скажу: у всякой тучки хоть один бочок да серебряный. Вот знавал я когда-то тролля, звали его Вышинский... Фрито покачнулся, упал и захрапел, еще не долетев до земли. Когда они со Срамом проснулись, уже стояла ночь, а Гормона и след простыл. Хобботы ощупали себя, дабы удостовериться, что все еще владеют изначальным комплектом пальцев, ног и тому подобного, и что никто по небрежности не забыл у них между ребер никаких ножевых изделий. К большому их удивлению даже заусенцы да запонки и те остались при них. Фрито нашарил Кольцо, по-прежнему надежно прикрепленное к цепочке, торопливо продел в него палец и, дунув на магический свисток, с облегчением услыхал знакомое ми бемоль. -- Чего-то я в толк не возьму, господин Фрито, -- сказал, наконец, Срам, языком пересчитвая пломбы. -- Он что это, голубей сюда гонять приходил или все же за чем похуже? -- А-а, здравствуйте, здравствуйте, -- внезапно сказал большой камень, постепенно преобразуясь в Гормона. -- Здравствуйте, -- вяло ответил Фрито. -- А мы уже уходим, -- быстро сообщил Срам. -- Дела, знаете. Нам как раз сегодня позарез нужно заключить одну крупную сделку по поставкам оружия в Танзанию или доставкам копры с Гуама или еще чего. В общем, дела. -- Жаль, жаль, -- сказал Гормон. -- Это, стало быть, выходит -- наше вам, старина Гормон. Что ж, Гормону не привыкать. -- Прощай, -- твердо сказал Срам. -- Прости, прости. Прощанье в час разлуки несет с собою столько сладкой муки, -- произнес Гормон. Он безутешно помахал большим носовым платком в горошек, а после схватил Фрито за локоть и тихо зарыдал. Срам взялся за другую руку Фрито и потащил его прочь, но Гормон отцепляться не собирался и после минуты-другой Срам сдался и в изнеможении опустился на камень. -- У меня просто душа обмирает, когда расстаются старые друзья, -- произнес Гормон, невпопад тыкая платком в корзиночку с приторным кремом, заменявшую ему лицо. -- Я тут постою, посмотрю вам вслед. -- Ладно, пошли с нами, -- подавленно сказал Фрито, и три маленьких фигурки, быстро шагая, начали пересекать теплокровные болота. Вскоре они добрались до места, в котором земля, пропитанная водой, несомой шустрым зеленоватым ручьем, влажно захлюпала под ногами, и тут Гормон засеменил впереди, показывая дорогу. Через несколько сот футов дорогу эту полностью перегородило густое, зловонное болото, плотно заросшее кувшинками и обкуренными вересковыми черенками. -- Найо-Марш, -- уважительно произнес Гормон, а Фрито и Срам увидели таинственно отраженные в оконцах грязной воды призрачные тела с причудливыми кинжалами в спинах, пулевыми отверстиями в головах и пузырьками с ядом в ладонях. Маленький отряд потащился через грязные топи, отводя глаза от внушающих суеверный ужас трупов, и после часа трудной ходьбы путники, мокрые и чумазые, выбрались на сухую землю. Здесь перед ними открылась узенькая тропа, прямая, словно стрела, да, собственно, и ведущая через пустую равнину к маячившему вдали огромному наконечнику стрелы. Луна уже села, и заря окрасила небо в легкие бурые тона, когда они добрались до этой имевшей удивительную форму скалы. Фрито и Срам сбросили заплечные мешки под маленьким каменным выступом, а Гормон присел рядом с ними, напевая. -- Считай, без пяти минут на месте, -- почти весело сообщил он. Фрито застонал. Ближе к вечеру хобботов разбудило бряцание цимбал и резкое пение труб, наяривавших "Работу в выходной". Фрито и Срам вскочили на ноги и в пугающей близости от себя увидели огромные Ворота Фордора, пробитые в высокой горной гряде. Ворота, снабженные большим навесом с двумя утыканными прожекторами высокими башнями по бокам, стояли настежь, и бесчисленные колонны людей вливались в них. Фрито испуганно вжался в камень. К тому времени, когда последние людские орды вошли в Фордор, наступила ночь, и Ворота с гулким лязгом закрылись. Выглянувший из-за выступа скалы Срам, тихо скользнул к Фрито, неся ему скромный ужин -- ячменные хлебы и рыбы. Немедля из узкой расщелины выполз Гормон. -- Путь к сердцу мужчины лежит через его желудок, -- бесстыдно улыбаясь, сообщил он. -- Вот и я как раз об этом подумал, -- сказал Срам, постукивая пальцами по рукояти своего меча. Гормон напустил на себя скорбный вид. -- Я-то знаю, как это бывает, -- сказал он. -- Пришлось хлебнуть военного лиха. Помню, прижало нас к земле ураганным огнем японских батарей... Срам подавился, и рука его обмякла. -- Сдох бы ты поскорее, -- посоветовал он. Фрито взял здоровенную булку с изюмом и втиснул ее Гормону в рот. -- Мммммф, мффл, ммблгл, -- невнятно произнес негодяй. И снова маленький отряд вышел во тьму и прошел множество долгих литров, двигаясь вдоль каменного кольца, что окружало Фордор кольцом из камня. Они шли ровной и гладкой дорогой -- то были остатки какого-то древнего мощенного линолеумом тракта, и к восходу луны Ворота Фордора остались далеко позади. Около полуночи бесчисленные тучи размером с человеческую ладонь укрыли звезды, и вскоре на несчастных путников страшным потоком обрушились с небес мокрые, злющие гончие и борзые. Но несмотря на собачью погоду, хобботы упрямо шли вперед, не отставая от Гормона, и через пятнадцать минут буря, ободрав им бока, удалилась к западу, лениво роняя последних болонок. Остаток ночи хобботы шли под мутными звездами, коченея от стужи и от бесконечного потока зубодробительных шуток Гормона. Уже совсем поздней ночью они добрались до опушки большого леса и, сойдя с дороги, нашли себе пристанище в небольшом лесочке. Спустя мгновение, все крепко спали. Фрито проснулся, словно его кто-то встряхнул, и увидел, что небольшой лесочек полностью окружен рослыми, мрачного обличия людьми, с головы до пят затянутыми в зеленое, наподобие английских жокеев. В руках они держали огромные зеленые луки, а голову каждого прикрывал поношенный ярко-зеленый парик. Фрито с трудом поднялся на ноги и пнул Срама. Тут самый рослый из лучников выступил вперед и приблизился к Фрито. У этого на голове красовалась лихо заломленная круглая шапчонка с длинным зеленым пером, а на груди -- большая серебряная бляха со словом "Шеф" и изображением нескольких лежащих кверху лапками голубей, из чего Фрито заключил, что он, должно быть, является начальником над этими людьми. -- Вы полностью окружены, у вас нет ни единого шанса, выходите по одному, подняв над головой руки, -- строго сказал начальник. Фрито низко поклонился. -- Иди сюда и попробуй меня взять, -- ответил он, как велит обычай. -- Я Фарашут из Зеленых Коммандос, -- сказал начальник. -- А я Фрито, путешествую по собственной надобности, -- дрожащим голосом сообщил Фрито. -- Можно я их немножко поубиваю? -- завизжал, с гарротой в руках подскакивая к Фарашуту, нерослый, приземистый человек с черным родимым пятном на носу. -- Нет, Магнавокс, нельзя, -- сказал Фарашут и вновь повернулся к Фрито.-- Кто вы и каковы ваши злые намерения? -- Я со своими спутниками направляюсь в Фордор, чтобы бросить в Бездны Порока Великое Кольцо, -- ответил Фрито. При этих словах лицо Фарашута потемнело, он взглянул по очереди на Гормона, на Срама, затем снова на Фрито, криво улыбнулся и, на цыпочках покинув лесочек, растворился со всеми своими людьми в окрестной чащобе. Уходя, все они весело пели: Мы -- Зеленые Командос, продувные мужики. Мы не часто лезем в драку, нам лишь пакостить с руки: Вырыть яму на дороге, вставить в задницу стилет -- В это с нами не сравнится даже старый Сыроед! Гнусным хором Мы поем: "Урки, деру! Мы идем!" Подкрадемся, подберемся, обезглавим, оберем, Мы любого одолеем, навалившись впятером! Ни смекалка, ни сноровка, ни отвага не нужны, Если можно тихой сапой укокошить со спины. Из засады Бей сплеча. Урки -- гады, Ча-ча-ча! Когда зеленые мужики ушли, до темноты оставалось совсем недолго и вскоре Фрито, Срам и Гормон, неторопливо позавтракав картофельными глазками и малиновыми носами, вновь вышли на большую дорогу, быстро миновали лес и оказались на широкой заасфальтированной равнине, что примыкала к восточным стенам Фордора. К наступлению ночи их уже накрыла тень черных печных труб Курин Мозгула, страшного фабричного города, стоявшего насупротив Минас Термита. Из глуби земной доносилось тяжкое "ух-ух" сукновальных машин, производящих валенки и парадные мундиры для военной машины Сыроеда. Сквозь бурый сумрак Гормон привел Фрито и Срама к подобию рыбоподъемника, круто уходящего вверх, в тяжкую глыбу Сола Юрока, главного утеса Фордора. Бесконечно долго -- казалось, целый час -- поднимались они по этой лестнице. Только через час они долезли доверху, изнуренные, давящиеся спертым воздухом, и повалились на узкий выступ у входа в большую пещеру, глядящего на черную долину внизу. Высоко над ними пронеслась по небу огромная стая черных пеликанов, а вокруг сверкали молнии, и могилы разевались в страшной зевоте и вновь засыпали. -- Худо дело, тут уж не ошибешься, -- сказал Срам. Из пещеры тянуло злоедучим запахом лежалого пастрами и тухлых корнишонов, и слышно было, как в самой ее глубине, в некоем потаенном покое зловеще позвякивают вязальные спицы. Фрито и Срам осторожно углубились в туннель, а Гормон, шаркая, поплелся сзади и по образине его разлилась давно не посещавшая ее улыбка Множество веков тому назад, когда мир был еще юн, а сердце Сыроеда не затвердело, подобно старой ватрушке, он взял в жены молодую тролльчиху. Звали ее Мазола, а по-эльфийски Бланш, и вышла она за молодого короля колдунов против воли своих родителей, твердивших, что Сыроед "совершенно лишен тролличьих качеств", и что он никогда не сможет как следует удовлетворить присущие ей особенные потребности. Но молодые люди были совсем молоды и непрактичны. Первую тысячу лет новобрачные провели в полной гармонии: они счастливо жили в приспособленной под их нужды трехкомнатной подземной тюрьме с хорошим видом из окна, и пока честолюбивый муженек изучал в вечерней школе демонологию и менеджмент, Мазола родила ему девятерых крепышей-призраков. Затем наступил день, когда Сыроед прознал о Великом Кольце и о том, какие могучие силы таятся в нем -- силы, способные помочь ему в его карьере. Забыв обо всем остальном, он, невзирая на решительные протесты жены, заставил своих сыновей бросить медицинский институт и посвятил их в Ноздрюли. Однако Первая Война Колец закончилась поражением. Сыроед и девять его Кольценосцев едва-едва смогли унести ноги. С той поры отношения между супругами начали постепенно портиться. Сыроед проводил все свое время в колдовских мастерских, а Мазола сидела дома, изрыгая злобные заклинания и смотря по малломиру все мыльные оперы подряд. Она начала прибавлять в весе. И наконец, наступил еще один день, в который Сыроед застал Мазолу и мастера по ремонту малломиров в весьма компрометирующем положении. Сыроед немедля подал на развод и добился в суде, чтобы девятерых Ноздрюлей отдали на его попечение. Отныне Мазоле, принужденной к безвыходному сидению в тусклой утробе Сола Юрока, оставалось лишь пестовать и растравлять ненависть к бывшему мужу. Целые эоны времен она бередила и бередила свое оскорбленное самолюбие, маниакально поглощая конфеты, журналы, посвященные жизни кинозвезд, да порою случайного спелеолога. Поначалу, Сыроед исправно высылал ей ежемесячные алименты (около дюжины урков-добровольцев), но когда прошел слушок о том, что на самом деле влечет за собой приглашение на обед к его бывшей супружнице, прекратились и эти подачки. Теперь ее грызла безграничная злоба. Она рыскала по своему обиталищу, терзаемая желанием кого-нибудь убить и непрестанно проклиная память о бывшем муже и его издевательских шуточках насчет троллей. Единственным, что ныне привязывало ее к жизни, была месть -- месть, которую она лелеяла, сидя в темном-претемном логове. Последней каплей стало отключение электричества. Фрито и Срам уже спускались в утробу Сола Юрока, а Гормон тащился сзади. Во всяком случае, так они полагали. Глубже и глубже погружались хобботы в темные, полные удушливых испарений пещерные проходы, то и дело спотыкаясь о груды черепов и сгнившие сундуки с сокровищами. Незрячими глазами озирали они непроглядную тьму. -- Ну и темень же, доложу я вам, -- прошептал Срам. -- Удивительная наблюдательность, -- прошипел в ответ Фрито. -- Ты уверен, что мы не сбились с дороги, а, Гормон? Ответа не последовало. -- Должно быть, вперед ушел, -- с надеждой сказал Фрито. И еще долгое время они вершок за вершком наощупь пробирались по непроглядным туннелям. Фрито крепко сжимал в кулаке Кольцо. Вдруг он услышал, как что-то неслышно хлюпает впереди. Фрито замер, и поскольку Срам шел, держась за его хвост, оба хоббота повалились с лязгом, который пошел громыхать многократным эхом по беспросветным пространствам. Хлюпанье прервалось, потом стало громче. И ближе. -- Назад, -- прохрипел Фрито, -- надо найти другую дорогу. И как можно скорее! Хобботы бежали от зловещего хлюпанья, сворачивая то в один проход, то в другой, но звук его все равно настигал их, и уже становилось нечем дышать Кт тошнотворного запаха прокислых конфет. Хобботы продолжали бежать вслепую, пока впереди, преграждая им путь к спасению, не послышался громкий гвалт. -- Осторожно, -- прошептал Фрито, -- это патруль урков. Сраму не потребовалось много времени, чтобы увериться в его правоте, ибо так сквернословить и лязгать доспехами могли одни только урки. Хобботы вжались в стену, надеясь, что их не заметят. -- Чтоб я сдох, -- прошипел голос во тьме, -- у меня от этого места всегда мурашки по коже. -- Засохни, гнида! -- прорезал тьму другой голос. -- Разведка донесла, что здесь бродит хоббот с Кольцом. -- То-то и оно, -- высказался третий, -- и если мы его не возьмем, Сыроед разжалует нас в ночные кошмары. -- Третьего класса, -- согласился четвертый. Урки все приближались, и вот уже проходили мимо совсем переставших дышать хобботов. Но стоило Фрито подумать, что опасность миновала, как холодная, слизистая лапа вцепилась ему в грудь. -- Ребя! -- в восторге завыл урк. -- Пымал я его, пымал! В мгновение ока урки, размахивая дубинками и наручниками, навалились на бедных хобботов. -- Сыроеду будет приятно полюбоваться на вас! -- ухмыльнулся урк, вплотную приблизившись к Фрито и обдавая его своим неаппетитным дыханием. В самый этот миг туннель содрогнулся от громового утробного стона, и урки в ужасе отшатнулись. -- Ах, дерьмо! -- завопил один. -- Это она зубы точит! -- Шобола! Шобола! -- взвыл другой, исчезая во мраке. Фрито выхватил из ножен Слепня, но кого рубить, он все равно не видел. Мозг его лихорадочно заработал, и он вдруг вспомнил волшебный снежный шар, который дала ему Лавалье. Надеясь на чудо, он вытянул вперед руку с шаром и нажал кнопочку на его донце. Мгновенно вспыхнул, затопив собой промозглую тьму, ослепительный свет карбидного прожектора, и перед хобботами распахнулась огромная зала с отделанными дешевым ситчиком и жаростойким кухонным пластиком стенами. А прямо перед ними громоздилась кошмарная туша Шоболы. Зрелище оказалось настолько жуткое, что Срам завопил от страха. То была гигантская, бесформенная масса подрагивающей плоти. Пламенно-красные глаза ее разгорались тем ярче, чем ближе она подбиралась к уркам, волоча по каменному полу измахрившийся подол нижней сорочки с каким-то непечатным узором. Навалившись на оцепеневших от ужаса урков, она принялась раздирать их ногами в когтистых шлепанцах, а с острых клыков ее между тем падали на пол большие желтые капли куриного бульона. -- Опять за ушами не мыто! -- надсаживалась Шобола, отрывая у урка конечность за конечностью и сдирая с него доспехи, будто обертку с конфетки. -- Ты ни разу никуда меня не выводил! -- брызгая слюной, орала она, ухитряясь одновременно запихивть в утробу еще сотрясаемое корчами тулово. -- Я отдала тебе мои лучшие годы! -- гневно завывала она, протягивая к хобботам острые красные ногти. Фрито отступил на шаг, прижался к стене и рубанул Слепнем по алчным ногтям, но Слепень лишь немного попортил лак и только. Шобола, взъярясь пуще прежнего, завизжала. Последним, что запомнил Фрито, сжимаемый лапами ненасытной твари, был Срам, с лихорадочной торопливостью прыскающий репеллентом в бездонную глотку Шоболы. IX. БОЛЬШОЙ КОМПОТ В МИНАС ТЕРМИТЕ Вечернее солнце опускалось, как за ним водится, на западе, когда Гельфанд, Мопси и Пепси осадили изнуренных баранов у ворот Минас Термита -- баснословной столицы всего Роздора, Главного Оплота Запада и самого крупного в Нижесреднеземье производителя сырой нефти, детских пищалок и наждачных кругов. Город окружала Равнина Пеллагранора, земли которой были богаты навесами для сушки хмеля и амбарами, не говоря уже об обширных пашнях, овчарнях, коровниках, струистых ручьях и помавающей раскидистыми ветвями клюкве. Широкий Эманац беспорядочно орошал эти земли, год за годом наделяя неблагодарных их обитателей невиданными урожаями саламандр и малярийных комаров. Не удивительно, что город притягивал к себе множество остроголовых Южан, толстогубых Северян и распущенных Элеронов. Город был единственным местом, где они могли получить паспорт, позволяющий выбраться из Роздора. История города восходила к Стародавним Дням, в которые Белтелефон Слабоумный неведомо с какой напасти повелел, дабы на этой плоской равнине был воздвигнут королевский горнолыжный приют невиданной красоты. К сожалению старый Король окочурился, так и не успев увидеть вырытого под приют котлована, а его гидроцефалический сын Набиско Некомпетентный характерным для оного образом запутался в чертежах старого скупердяя и заказал для строительства несколько более напряженный бетон, чем того требовал первоначальный проект. В результате был возведен Минас Термит или, как его еще называли, "Набискина Придурь". Безо всякой на то причины город состоял из семи концентрических восходящих кругов, увенчанных двойным монументом -- Белтелефона и его любимой наложницы, которую звали не то Нефритити Тучная, не то просто Филлис. Во всяком случае, конечное впечатление, производимое всей этой архитектурой, оставалось примерно такое же, как от итальянского свадебного торта(*2). Каждое кольцо возносилось выше предшествующего, так же вела себя и квартирная плата. В низшем, седьмом кольце, проживали кряжистые городские крестьяне. Часто можно было видеть, как они старательно надраивают свои разномастные кресты и кряжи, приготовляясь к какому-то идиотскому празднеству. В шестом круге жили торговцы, в пятом воины -- и так далее вплоть до первого, самого высокого яруса, где проживали Главные Заместители и дантисты. Подняться на каждый из уровней можно было только посредством эскалаторов с ветряным приводом, которые к тому же постоянно останавливали для ремонта, так что восхождение по социальной лестнице являлось в те древние времена понятием буквальным. Каждое из колец гордилось своей историей и изъявляло презрение к кольцам, находящимся ниже, каждодневно осыпая их мусором и объедками; имели также широкое хождение поговорки вроде "Твой номер семь" или "Дорогой, ты не на третьем ярусе"(*3). Каждый из ярусов был косвенно защищен выступающими вперед зубчатыми стенами с карнизами и антаблеманами, выстроенными на нечетных анжамбеманах. Каждый нечетный анжамбеман располагался под прямым углом к каждому смежному с ним проходу с односторонним движением. Нужно ли говорить, что жители города вечно опаздывали на свидания, а то и вовсе сбивались с пути. --------------------------------------------------------------- (*2) Историк Бокаратон отмечает, что, возможно, таким оно и было задумано, дабы "дать эмблематическое представление о той сволочи, что обитает внутри". (*3) Куда именно сбрасывали мусор с низшего яруса, неизвестно; существует, впрочем, предположение, что его вообще никуда не сбрасывали, а съедали. Трое путников, неторопливо кружа по извилистым эскалаторам, продвигались к Дворцу Заместителя Бенелюкса, а попадавшиеся им навстречу граждане Роздора, смерив их очумелым взглядом, опрометью неслись к ближайшему окулисту. Да и сами хобботы не без удивления озирались, разглядывая толпу горожан, в которой попадались люди, эльфы, гномы, баньши, а также немалое число республиканцев. -- Когда в городишке проходит партийный съезд, -- объяснил Гельфанд, -- в нем какой только твари не встретишь. Медленно поднявшись по последним со скрипом ползущим ступенькам, путники высадились, наконец, на первом ярусе. Увидев венчающее его величественное сооружение, потрясенный Пепси протер глаза. Средств на все эти просторные лужайки и пышные парки явно не пожалели. Роскошный мрамор блистал под ногами трех путников, звенели, подобно пересыпаемому серебру, многочисленные фонтаны. Путники ткнулись в одну из дверей, но их довольно грубо проинформировали, что дантиста нет дома, и что они-должно-быть-ищут-старого-идиота-так-это-за-углом. За углом они обнаружили захудалый дворец, выстроенный из крепчайшего мавзолита, стены его сверкали инкрустациями из окаменелых леденцов и старых велосипедных фар. На повышенной прочности фанерной двери висела табличка, уведомляющая: "Заместитель вышел". Под ней помещалась другая: "Ушел на обед", а еще ниже третья: "Ушел на рыбалку". -- Если я верно прочитал эти знаки, -- сказал Мопси, -- Бенелюкса здесь нет. -- Я думаю, это уловка, -- ответил Гельфанд, с силой нажимая на кнопку звонка, -- ибо Заместители Правителя Минас Термита всегда старались обделывать свои дела без особой огласки. Бенелюкс Последний, сын Электролюкса Трусливого, завершает длинную череду Заместителей, насчитывающую немало бесплодных поколений. Первый Заместитель, Парафин Амбициозный, подвизался у Короля Хлоропласта на кухне, исправляя должность младшего посудомойщика, пока Короля не постигла трагическая смерть. Судя по всему, он вследствие несчастной случайности повалился спиной на целую дюжину салатных вилок. Одновременно его сын и законный наследник, Каротин, загадочным образом бежал из города, объяснив свой поступок неким плетущимся против него заговором, о чем де свидетельствуют угрожающие подметные письма, которые он постоянно находит на подносе с завтраком. В то время его поступок связали со смертью Короля и сочли подозрительным. Затем начали один за другим гибнуть от разных странных причин ближайшие королевские родственники. Одних находили удушенными кухонным полотенцем, другие умирали от пищевого отравления. Некоторые тонули в суповых котлах, а на одного напали неизвестные злодеи и забили его до смерти тушеной говяжьей ногой. По крайней мере трое по всей видимости покончили счеты с жизнью, бросившись спинами на салатные вилки, -- скорее всего, то был жест благородного отчаяния, подсказанный безвременной кончиной Короля. Под конец в Минас Термите не осталось никого, кто мог бы и желал возложить на себя проклятую корону, так что должность Правителя Роздора оказалась свободной -- бери не хочу. Вот тогда-то кухонный раб Парафин и проявил отвагу, решившись занять пост Роздорского Заместителя до той поры, пока законный наследник Каротина не вернется, дабы предъявить права на престол, одолеть врагов Роздора и реорганизовать почтовую службу. В этот миг отворился дверной глазок и на пришедших уставилось круглое око. -- Ч-ч-ч-чего надо? -- сердито спросил голос из-з