хирургическое вмешательство, но глубокие ссадины на бедре начали заживать. Несмотря на неспособность ходить, Мейтланд чувствовал спокойствие и уверенность. Последние признаки лихорадки прошли. Живот был набит грубым завтраком, который приготовил Проктор,-- сладкий чай и на удивление вкусная каша из холодной жареной картошки, кусочков жирного мяса и овощного салата. Все это Мейтланд жадно проглотил. Вкус керосина все еще чувствовался во рту и в легких, но его забивали свежие запахи травяных джунглей. Мейтланд смотрел, как Проктор прибирается в убежище. Эта глубокая нора, где Мейтланд провел ночь, была немногим просторнее большой собачьей конуры; стены ее были обиты кусками стеганого лоскутного одеяла. Проктор.на своей могучей спине перенес полуобморочного Мейтланда к двери и уложил на матрас, а сам принялся шастать по берлоге, как встревоженное животное. В убежище все было уложено в многочисленные деревянные ящики, накрытые стегаными одеялами и матрасами. Ночью, когда Мейтланда, силившегося исторгнуть из легких керосин, начала мучить сухая рвота, Проктор разволновался и принялся что-то судорожно искать. Он поднимал края одеял и стаскивал их, словно пытался найти какую-то забытую игрушку. Наконец он извлек неглубокий тазик и рулон обтирочного материала. Целый час бродяга сидел рядом с Мейтландом, вытирая ему глаза и рот. В отраженном свете вечерней автострады его широкое, изрезанное мириадами морщин лицо маячило над Мейтландом, словно морда встревоженного зверя. Всю ночь бродяга хлопотал по дому, занимаясь какой-то ерундой. Покрытый стегаными одеялами пол плавно переходил в стены, как будто берлога специально была так спроектирована, чтобы в нее не проникали никакие признаки существования внешнего мира. Мейтланд наблюдал за движущимися по автостраде машинами. Ему показалось, что расстояние до откосов увеличилось, словно они незаметно отступили по всему периметру. На этом фоне остров, покрытый густой и пышной растительностью, выглядел гораздо больше. Мейтланд дрожал от утренней прохлады. В дверях убежища он увидел свой смокинг, висевший рядом с потертым трико. Из норы высунулась голова Проктора. Он несколько секунд внимательно рассматривал Мейтланда, потом показалось все тело. Мейтланд обхватил руками плечи: -- Проктор, мне холодно. У тебя нет пальто? Я не прошу у тебя мой смокинг. -- А-а... пальто нет,-- с горестным вздохом ответил Проктор и начал сильными руками растирать Мейтланду плечи. Тот терпеливо его отстранил. -- Послушай, мне нужно что-нибудь надеть. Ты же не хочешь, чтобы у меня снова началась лихорадка?.. -- Больше не надо лихорадки... Проктор посмотрел на часы Мейтланда у себя на запястье, словно их блестящий циферблат мог разрешить эту проблему. Он вытянул головку часов, переставил стрелки как попало и, довольный, показал Мейтланду. Новое положение стрелок как будто устраивало его больше. -- У мистера Мейтланда больше не будет лихорадки,-- возвестил он и через мгновение шмыгнул в убежище. Порывшись под одеялами, он вернулся со старой шерстяной шалью. Мейтланд завернул свои широкие плечи в пожелтевшую шаль, не обращая внимания на исходящий от нее сладковатый затхлый запах. Проктор переминался с ноги на ногу, словно ожидая указаний. Несмотря на внезапные приступы агрессии, бродяга был человек смирный, душевный и обладал природным чувством собственного достоинства, как большое глупое животное. Проктор отшвырнул ногой камни, валявшиеся на траве рядом с убежищем, и занялся акробатикой, намереваясь, очевидно, произвести впечатление на Мейтланда. После неуклюжего сальто он попытался сделать некое подобие колеса, но рухнул головой на землю. Сидя на траве, он осматривал свои руки и ноги, словно удивляясь, почему же они так его подвели. -- Проктор...-- Мейтланд тщательно подбирал слова.-- Я собираюсь сегодня уйти. Мне нужно домой -- понимаешь? У тебя здесь свой дом, а у меня есть свой. У меня есть жена и сын -- я им нужен. Я очень тебе благодарен за то, что ты позаботился обо мне... Он умолк, понимая, что в уме у бродяги отложилось только последнее предложение. -- Выслушай меня, Проктор. Я хочу, чтобы ты помог мне взобраться на откос. Сейчас! Он протянул руки Проктору, но бродяга в смущении посмотрел на разрушенный кинотеатр. -- Помочь мистеру Мейтланду... но как? Мейтланд болеет. Мейтланд с трудом сдерживал злость. -- Проктор, ты достаточно силен, чтобы меня вынести. Помоги мне, и я не скажу полиции, что ты здесь. Если ты и дальше будешь держать меня здесь, тебя уведут отсюда и посадят в тюрьму. Ты же не хочешь провести остаток жизни в тюрьме? -- Нет! -- бешено взвизгнул Проктор. Он опасливо осмотрелся, словно испугавшись, что какой-нибудь проезжающий водитель его услышит.-- Не надо Проктора в тюрьму. -- Не надо,-- согласился Мейтланд. Даже этот короткий разговор был для него утомителен.-- Я не хочу, чтобы тебя посадили в тюрьму. В конце концов, ты помог мне, Проктор. -- Да...-- энергично закивал бродяга.-- Проктор помог мистеру Мейтланду. -- Ладно,-- Мейтланд поднялся, опершись на костыль, и покачнулся, так как кровь отхлынула от головы. Он попытался ухватиться за плечо Проктора, но тот отступил назад. Мейтланд направился к автостраде. На западной ветке машин почти не было, но по другую сторону разделительной полосы машины в три ряда ехали в центр Лондона. -- Проктор, сюда! Дай мне руку! Бродяга стоял на месте, тихо качая своей огромной изуродованной головой. -- Нет...-- выговорил он наконец, глядя на изможденную оборванную фигуру Мейтланда и словно не узнавая его.-- Мисс Джейн... Прежде чем Мейтланд успел что-либо возразить, Проктор повернулся и, пригнув голову, нырнул в высокую колышущуюся траву. Ободренный свежим воздухом, Мейтланд поплотнее закутался в шаль и направился к откосу один. Отказ Проктора помочь и очевидный страх бродяги перед молодой женщиной не были для него неожиданностью. Он воспринял это как часть все того же нелепого заговора, благодаря которому он оказался на этом острове и пребывал здесь уже пятый день. Мейтланд стал хлестать траву перед собой, отождествляя пышную поросль со всеми своими мучениями. Даже это короткое путешествие лишило его сил. После скудного завтрака из объедков он уже снова зверски проголодался. С каждым днем силы его убывали. Густая трава толклась со всех сторон, словно враждебная толпа. Неуверенно ступая, Мейтланд заковылял по центральной низине. Добравшись до автомобильного кладбища с полукругом ржавых машин, он так устал, что с трудом узнал свой разбитый "ягуар". На небе над головой сгущались тучи, и сквозь меркнущий солнечный свет посыпался мелкий дож- дик. Мейтланд забрался на заднее сиденье, служившее ему домом в первые дни на острове. Пытаясь растереть одеревеневшие плечи, чтобы хоть немного согреться, он напряженно думал о Прокторе и Джейн Шеппард. Так или иначе он должен найти средство, чтобы получить власть над ними. Ведь они в любой момент могут потерять к нему всякий интерес и бросить его в этом обгоревшем автомобиле. Мейтланд взглянул на откос -- тот стал не только круче, чем ему казалось раньше, но и футов на двадцать выше. Прежде всего нужна взятка. Выбравшись из машины, Мейтланд вытащил ключи. В картонке оставалось три бутылки белого бургундского. Он спрятал одну под шаль, закрыл багажник и направился к берлоге Проктора. На двери в убежище висел замок. Переводя дух после путешествия по острову, Мейтланд стоял под моросящим дождем, опершись на костыль. Бродяга сидел на корточках у канавы рядом с откосом примыкающей дороги, терпеливо наполняя жестяное ведерко водой, капающей с указателя направлений в семидесяти футах над головой. Увидев Мейтланда, он поспешил к убежищу, пробираясь сквозь траву, как гигантский крот. На поясе у него болтались два котелка. В правой руке бродяга сжимал с полдюжины пружинных капканов, из которых свисали две небольшие крысы; их длинные хвосты раскачивались в такт ходьбе. Увидев их, Мейтланд вспомнил раненую крысу, пробежавшую по его ноге. Вероятно, Проктор дополнял свою постную диету этими полевыми грызунами. И все же он имел доступ к какому-то другому источнику пищи. Открыв его, Мейтланд обретет более надежную власть над островом. -- Проктор, мне нужно поесть. Я скоро умру, если чего-нибудь не съем. Бродяга посмотрел на него с опаской. Он поднял капкан с крысами, но Мейтланд отрицательно покачал головой. -- Еды нет,-- сухо проговорил Проктор. -- Ерунда -- мы же завтракали. Мясо, картошка, салат -- где ты их раздобыл? Проктор отвел глаза, словно потерял интерес к разговору. Мейтланд вытащил из-под шали бутылку вина. -- Вино, Проктор. Вино за еду. Давай меняться. Он протянул бутылку бродяге, тот поднес к носу пробку и понюхал фольгу. -- Хорошо. Проктор возьмет тебя туда, где еда. ГЛАВА 16 источник пищи Они двинулись по центральной низине в сторону виадука. Мейтланд неуклюже ковылял, опираясь на металлический костыль. Больную ногу хотелось оторвать и выбросить. Проктор спешил впереди, согнувшись в три погибели, чтобы не показываться над балдахином травы. Он намеренно выискивал самые высокие заросли, словно чувствовал себя как дома в этих невидимых коридорах, которые проделал во время своих бесконечных обходов острова. Мейтланд с Проктором подошли к проволочной ограде под виадуком. Когда они вышли из травы, как пловцы на берег, Проктор с сомнением посмотрел на бетонный парапет. Усиленный шум машин обеспокоил бродягу, и теперь он словно бы был ошеломлен тем, что покинул святая святых острова с его зеленым колышущимся океаном. Мейтланд обратил внимание, что Проктор так крутит головой, словно ему трудно сфокусировать взгляд на удаленных предметах, и что он, как птица, полагается на свою способность различать короткие быстрые движения на неподвижном фоне. Присмотревшись к нему, Мейтланд обнаружил, что радужные оболочки в глазах полуслепого акробата заросли катарактой, и теперь, лишенный возможности видеть потоки машин на автострадах, он жил один в этом забытом мире, чьи самые отдаленные берега были очерчены лишь ревом автомобильных двигателей, шумом шин и скрипом тормозов. Для Проктора, как понял Мейтланд, высокая трава была привычной средой обитания. Его покрытые рубцами руки читали шорох стеблей и окружающих зарослей. Мейтланд представил, как через несколько секунд после аварии Проктор выскочил из своего логова, услышав удар и шум несущегося по траве "ягуара". Подтолкнув Мейтланда под локоть, Проктор ринулся в промасленную черноту под виадуком и поспешил к южному краю проволочной ограды. Там бродяга взобрался на пологий откос и лег на живот, прижав лицо к сетке. Потом повернулся и поманил Мейтланда. Улегшись рядом с ним, Мейтланд смотрел, как бродяга подсовывает пальцы под стальную сетку. В тусклом свете он разглядел бесформенную глыбу какой-то лоснящейся слизистой массы, сваленной на штабеля автомобильных покрышек. С ближней стороны эта слизь уже просачивалась сквозь сетку. Проктор дотянулся до кусков размокшего хлеба, жирного мяса и овощных очисток, смешанных с грязью. Мейтланд понял, что какой-то местный ресторан или продовольственный магазин устроил тут тайную свалку отходов. Проктор отстегнул с пояса котелок и показал Мейтланду отполированную внутренность, демонстрируя ее чистоту. Он уже достал два куска мокрого хлеба и комок говяжьих хрящей. Не дерзнув тут же накинуться на еду, он все же на пробу облизал пальцы и подтолкнул Мейтланда вперед, пододвинув ему котелок. Мейтланд уставился на объедки в посудине Проктора. Теперь он понял, где тот раздобыл сегодняшний завтрак. Однако это не вызвало у него никакого отвращения -- он испытывал лишь тупую жалость к бродяге. Мейтланд и сам был покалечен, но увечья Проктора казались ему страшнее. Пытаясь придумать, как спасти себя и бродягу, он ждал, пока Проктор наковыряет себе пищи, лоснящейся в тусклом освещении под виадуком. Когда они вернулись в логово Проктора, дождь перестал. Мейтланд уселся возле стены убежища и стал смотреть на проходящие машины. Час пик прошел, но в солнечных лучах двигался ровный поток автомобилей и автобусов. Проктор, глядя на ошметки пищи в двух котелках, радостно примостился на корточках, готовясь к раннему обеду. После тщательно отмеренной паузы он принял решение и протянул Мейтланду большую порцию. Взмахом ножа бродяга срезал с бутылки вина пробку и уселся рядом с Мейтландом, предлагая ему поесть. Несмотря на всю свою щедрость, вином делиться он не собирался. -- Ешьте, мистер Мейтланд,-- твердо проговорил Проктор, уже с аппетитом тыча в объедки.-- Сегодня хорошая еда, это полезно для ноги мистера Мейтланда. Он поднес к губам бутылку. Через десять минут Проктор был пьян. Хотя он опорожнил не более трети бутылки, даже это небольшое количество алкоголя ударило ему в голову и сбило с хлипких тормозов. Он стал кататься по земле, радостно гогоча и строя страшные рожи. Увидев, что содержимое котелка у Мейтланда осталось нетронутым, он подполз и стал неясно жестикулировать. -- Хочешь, Проктор? -- спросил Мейтланд.-- Держу пари, это вкусно. Бродяга валялся рядом, с его губ капало вино. Он стал жестами убеждать Мейтланда, что никогда не возьмет его порцию, но через мгновение схватил котелок и с жадностью запихал объедки в рот. Проктор ощупал руку и плечо Мейтланда в разных местах, словно запечатлевая его в своем затуманенном мозгу, после чего уселся рядом, явно довольный завязавшейся между ними дружбой. -- Хорошо здесь на острове, а, Проктор? -- спросил Мейтланд, чувствуя прилив симпатии к бродяге. -- Хорошо...-- отупело кивнул Проктор. По морщинам на его щеках и подбородке бежало вино. Он обнял Мейтланда за плечи, ощупывая своего нового друга. -- Когда ты собираешься уйти с этого острова, Проктор? -- А-а-а... Никогда.-- Бродяга поднес к губам бутылку, потом опустил и грустно уставился в землю,-- Проктору некуда идти. -- Похоже, так оно и есть.-- Мейтланд смотрел, как Проктор похлопывает его по плечу.-- За тобой некому присмотреть -- у тебя нет ни семьи, ни друзей? Бродяга тупо уставился в пространство, словно пытаясь вникнуть в вопрос, потом прислонился к Мейтланду, обхватив его за плечи, как пьяница в баре, и проговорил с грубоватым добродушием: -- Мистер Мейтланд -- друг Проктора. -- Верно. Я твой друг. Я должен быть другом, так ведь? -- Когда бродяга похлопал его по плечу, Мейтланд ощутил всю глубину незащищенности этого человека, его страх, что у него отнимут и это последнее убежище в самом, можно сказать, центре враждебного города. В то же время Мейтланд догадался, что ум бродяги начал угасать и что сам он смутно сознает свою потребность в помощи и дружбе. -- Проктору нужен... друг.-- Он поперхнулся вином. -- Еще бы! -- Мейтланд кое-как поднялся и выпутал левую ногу из объятий Проктора. Тот откатился к убежищу, улыбаясь себе за бутылкой вина. Через центральную низину Мейтланд поковылял к возвышенности на северной оконечности острова. Зрелище машин на автостраде притупило чувство голода, и хотя по-прежнему ощущались слабость и неуверенность, но нервы успокоились. Мейтланд обозрел зеленый треугольник, который за последние пять дней стал ему домом. Его рытвины и колдобины, кочки и ухабы он уже знал, как собственное тело. Перемещаясь по острову, Мейтланд словно следовал какой-то схеме у себя в голове. Вокруг тихо, еле-еле колыхалась трава. Остановившись, как пастух среди молчаливого стада, Мейтланд задумался о странной фразе, которую сам же пробормотал в бреду: "Я -- остров". Через десять минут, добравшись до автомобильного кладбища, он увидел, как из туннеля виадука выехала оранжевая "тойота". Она ехала на запад, и ее яркий корпус сиял на солнце. Сквозь балюстраду просматривалось лицо водителя -- блондинки с высокой переносицей и упрямым ртом. Она сидела в характерной позе, положив маленькие, но сильные руки на верхушку рулевого колеса. -- Кэтрин!.. Стой!..--закричал Мейтланд. Автомобиль, несомненно принадлежавший его жене, затормозил, догнав вереницу автобусов. Не вполне уверенный, что это не галлюцинация, вызванная голодом, Мейтланд поспешил сквозь траву. Он остановился, чтобы помахать костылем, но споткнулся и упал, а когда поднялся, ругая траву на чем свет стоит, машина уже умчалась прочь. Мейтланд повернулся спиной к автостраде. Почти наверняка Кэтрин ездила к нему на работу -- вероятно, чтобы обсудить его отсутствие с двумя его партнерами. Это означало, что никто из них не знает, что он попал в аварию на крошечном пустыре, буквально в пределах видимости из окна. Сжимая железный костыль, Мейтланд потащился к бомбоубежищу. Так или иначе, но пока есть силы, он во что бы то ни стало одолеет этот откос. В пятидесяти футах от убежища он услышал голос Джейн Шеппард: -- Давай, Проктор! Это не его дело. Надень, пока он не пришел. ГЛАВА 17 дуэль Когда Мейтланд приблизился к бомбоубежищу, Проктор и молодая женщина суетились на улице у входа. Проктор раскачивался, по-прежнему сжимая в крепкой руке полбутылки вина. Его ноги то и дело высовывались из-за крышки дорожной сумки Мейтланда -- очевидно, Джейн притащила ее из машины, когда искала бумажник. Увидев Мейтланда, бродяга воровато съежился. Оказывается, он снял свои отрепья и засунул ноги в Мейтландовы вечерние брюки. В воздухе висел сладкий запах гашиша. Дым поднимался от окурка во рту у Джейн, которая, стоя на коленях у ног Проктора, подворачивала ему брюки. Проктор засучил рукава смокинга и застегнул на запястьях манжеты, которые Джейн оторвала от сменной рубашки. Воротник и манишка цветастой рубашки уже красовались на шее Проктора. Черный галстук съехал набок, когда бродяга, довольно ухмыляясь, вытирал рот, и теперь щеголевато торчал под ухом. -- Вот так! Просто загляденье! Джейн отступила, чтобы полюбоваться своей работой. Ей понравилась эта пародия на официанта с бутылкой. Она невесело улыбнулась Мейтланду и махнула ему рукой: -- Не смотрите так уныло, мистер Мейтланд. Подходите и присоединяйтесь -- у нас прием. -- Вижу. И в чью же честь? Мейтланд проковылял вперед и ударил Проктора костылем по нетвердым ногам. Дружески улыбаясь, Проктор попятился назад. Его сморщенное лицо, все покрытое венами, напоминало клоунскую маску. Он посмотрел на Мейтланда с гордостью и подобострастием -- в замутненном сознании Проктора враждебность к нему смешалась с острой потребностью в его одобрении. Он поднял бутылку за здоровье Мейтланда и пошатываясь прислонился к покатой стене убежища; верхняя пуговица на брюках не выдержала его раздувшегося брюха и с треском отлетела. Когда Проктор в восторге схватился за брюки, Джейн стала танцевать вокруг него, прищелкивая пальцами. На ней был все тот же костюм шлюхи, что и в предыдущий вечер, а каблуки-шпильки вязли в каменистом грунте. -- Брось! -- крикнула она Мейтланду.-- Хватит смотреть букой. Ты совсем не умеешь веселиться! -- Она дала Проктору подзатыльник, правда, полушутя.-- Господи, если бы вы себя видели! Мейтланд спокойно ждал, пока они дурачились перед ним, а девушка подначивала Проктора облить его вином. Тот стоял, качаясь, в лопнувшем смокинге, черном галстуке и спадающих с рук манжетах. -- Давай, спляши для меня! -- кричала Джейн в лицо Мейтланду.-- Попрыгай на одной ноге! Проктор, заставь его станцевать! Проктор что-то пробурчал, не в состоянии сфокусировать взгляд. Джейн нагнулась и пошарила в сумке: -- Тут письмо -- от врачихи. Не слишком профессиональные у вас отношения, надо сказать. Послушай-ка, Проктор... Мейтланд шагнул вперед и оттолкнул его. Бродяга дыхнул ему в лицо кислятиной. Пуская винные пузыри, Проктор повалился на спину и беспомощно уселся на земле. Когда Джейн попыталась перевернуть сумку, Мейтланд ткнул костылем в открытую крышку и выбил ее из рук девушки. Та в гневе выпрямилась: -- Какого черта... -- Вот именно! -- Он деловито поднял костыль и махнул Джейн, чтобы она отошла. Она попятилась, указывая на лежащего на земле Проктора. -- Вот подожди, он проснется... Поверь, он... -- Он ничего не сделает. Ручаюсь. Мейтланд шагнул к Проктору. Бродяга смотрел на него снизу вверх, смущенный собственным опьянением. Он попытался поправить галстук под ухом и виновато улыбнулся Мейтланду. Мейтланд подошел к нему и расстегнул ширинку. Когда моча ударила в лицо Проктору, тот поднял свои обезображенные рубцами руки, стараясь заслониться, и смотрел, как янтарная жидкость разбивается о ладони и стекает на лацканы смокинга. Не в состоянии пошевелиться, он тупо смотрел на Мейтланда. Струя попадала то в рот, то в глаза, то на плечи. Горячая жидкость пенилась и пузырилась в пыли. Мейтланд ждал, пока она иссякнет. Проктор, потупив глаза, лежал на боку в луже мочи. Пытаясь стряхнуть брызги со смокинга, он с грустным видом водил рукой по лацканам. Бросив Проктора, Мейтланд повернулся к молодой женщине. Она, не двигаясь, наблюдала за происходящим. Он указал на разбросанные вещи из сумки: -- Ну, довольна, Джейн? А теперь собери все. Она беспрекословно опустилась на колени рядом с сумкой и быстро уложила в нее вечерние туфли и полотенце. Моментально протрезвев, Джейн пристально посмотрела на Мейтланда: -- Он этого не забудет. -- От него и не требуется.-- Закрыв сумку, Мейтланд сделал жест в сторону кинотеатра.-- Пойдем к тебе. Когда Джейн, овладев собой, вгляделась в обросшее щетиной лицо Мейтланда, рассчитывая обнаружить признаки лихорадки, он попытался дать ей затрещину. Она ловко увернулась. -- Я не помогу тебе выбраться отсюда. -- Ну и ладно. В общем-то, мне и не хочется отсюда уходить. Во всяком случае, сейчас. Не глядя на Проктора, неподвижно лежащего в луже мочи, он двинулся за молодой женщиной. Она шла впереди, опустив голову, с большой сумкой в руке. ГЛАВА 18 пять фунтов Где лампа? Давай немного осветим этот маленький притон. Чуть не сломав Джейн плечи, Мейтланд протиснулся в дверь темного подвала, сел на неприбранную постель и вытянул больную ногу, как замотанную в тряпье жердь. Через минуту он постучал костылем по полу: -- И разожги примус. Мне нужно кипятку. Ты меня помоешь. Бросив испуганный взгляд на Мейтланда, Джейн взялась за работу. Из пятидесятигаллоновой кадки у лестницы она набрала в кастрюлю воды, накачала примус и зажгла огонь. -- Ты по-свински обошелся с этим старым придурком. -- Так было и задумано,-- сказал Мейтланд.-- Я не потерплю, чтобы какой-то старый бродяга и беглая психопатка ломали передо мной комедию. -- И все равно это было свинство. Похоже, ты настоящее дерьмо. Мейтланд пропустил ее замечание мимо ушей. Его расчеты оправдались. Выступая в этой новой для себя агрессивной роли, он заставил девушку подчиниться. Он снял рубашку. Его руки и грудь были покрыты грязью и синяками. -- Тебе бы надо прибраться в комнате,-- сказал он девушке.-- Ведь у тебя здесь был выкидыш? -- При чем здесь это! -- Она выпрямилась в негодовании, но, сделав над собой усилие, подавила гнев.-- Хочешь сыграть на моем чувстве вины? Как я понимаю, такая у тебя теперь стратегия? -- Я рад, что это так очевидно. -- Да хватит уже. Мне и без того плохо, так что нечего расковыривать мои раны обоюдоострым мечом. Мейтланд пнул ящик, внутри загремели банки. -- Мне нужно поесть -- посмотрим, что у вас имеется. Кроме этой детской еды, которой ты меня пичкаешь. Я не собираюсь играть роль твоего ребенка. Это ее задело. -- Так, по-твоему, я ради этого тебя здесь держу? -- Меня бы это не удивило. Я не смеюсь над твоими приступами сентиментальности, в других обстоятельствах они были бы очень кстати, но сейчас у меня другое на уме. Во-первых, во-вторых и в-третьих, я хочу отсюда выбраться. Джейн скомкала его грязную рубашку. -- Я тебе ее выстираю. Послушай, я вызову помощь -- когда буду готова. Ты все время думаешь только о себе. Как ты не можешь понять, что у меня могут быть собственные проблемы? -- С полицией? -- Да! С полицией! -- Она в ярости вытащила из-под кровати металлическое ведро и налила в него горячей воды. -- Что у тебя было? -- спросил Мейтланд.-- Наркотики, аборт -- или ты сбежала из-под ареста? Джейн помолчала, опустив руки в воду. -- Догадливый,-- тихо проговорила она.-- Вы, наверное, здорово ведете свои дела, мистер Мейтланд,-- но не личную жизнь, я полагаю.-- И поникшим голосом добавила: -- Я заняла денег. У друга мужа. Довольно крупную сумму. Вшивый ублюдок. Она принялась намыливать покрытое синяками тело Мейтланда, а закончив с мытьем, отыскала косметическую бритву и побрила его. Он сидел на краю кровати, наслаждаясь прикосновениями ее маленьких рук, порхающих по коже, словно послушные птички. Мейтланда удивляло, что ему доставляет удовольствие хотя бы по пустякам унижать эту молодую женщину, играя на ее невнятном чувстве вины и смеясь над ней; он не ожидал от себя ничего подобного. Что же касается Проктора, то он унижал его преднамеренно. Он опустил старого бродягу самым грубым образом. Но его скотский поступок даже доставил ему некоторое удовольствие. Его порадовала эта яростная стычка -- она вселила в него уверенность, что ему удастся подчинить себе этих двоих. Отчасти он мстил Проктору и молодой женщине, хотя прекрасно понимал, что, по какой-то парадоксальной логике, оба они получали удовлетворение от его оскорблений. Его агрессивность отвечала их ожиданиям, их не вполне осознанной самооценке. Сколько бы Мейтланд ни удивлялся наслаждению, которое доставляли ему его жестокие выходки, он совершал их намеренно. Полный решимости выжить любой ценой, он пользовался своей склонностью к жестокости точно так же, как раньше пользовался жалостью и презрением к себе. Главное -- добиться господства над старым бродягой и этой своевольной молодой женщиной. Он позволил Джейн себя вытереть. Ее руки, ловко обходившие болезненные места, утешили его и успокоили. -- А что твой отец? -- спросил он.-- Он не мог тебе помочь? -- Он мне больше не отец. Я о нем и не вспоминаю.-- Она посмотрела на пробиравшиеся по лестнице солнечные лучи и сцепила руки, словно в масонском рукопожатии.-- Самоубийство -- это... внушаемое действие, и к тому же передается членам семьи. Когда кто-то из твоих родных доходит до той стадии, что не может убить себя сразу, а занимается этим пару лет -- не торопясь, словно это важнее всего в его жизни,-- то ты поневоле начинаешь смотреть на собственную жизнь его глазами. Иногда я боюсь за свои мозги. Она встала. -- Давай-ка разденься, я вымою тебя всего. Потом поедим, и ты меня трахнешь. После мытья Мейтланд лег на кровать, закутавшись в махровый халат Джейн. Он чувствовал себя посвежевшим и заново рожденным. Когда он стоял голый на лестнице, Джейн своими сильными руками мыла ему бедра и живот, смывая запекшуюся кровь и масляные пятна. Потом она занялась приготовлением скромного ужина, и он смотрел, как она снует по комнате, счастливая в этом домашнем уединении. Она достала курительный набор и свернула себе сигарету. -- Джейн, ты куришь слишком много гашиша... -- Это хорошо для секса... Она затянулась. Когда они закончили ужин, комната была полна дыма. Впервые после прибытия на остров Мейтланд почувствовал себя комфортно. Джейн сняла юбку и легла на кровать рядом с ним, приклонив голову к нему на подушку. Она предложила ему неплотно набитую сигарету, но Мейтлан-ду уже и так было хорошо. -- Хорошо...-- Она глубоко затянулась и взяла его за руку.-- Как ты себя чувствуешь? -- Гораздо лучше. Это может показаться странным, но сейчас мне совсем не хочется отсюда выбираться... Джейн, куда ты ходишь по ночам? -- Я работаю в клубе -- то есть это не совсем клуб, но что-то вроде того. Иногда подцепляю кого-нибудь на автостраде. А что? Противно, да? -- Немного. А почему ты не устроишь свою жизнь? Завела бы себе кого-нибудь и начала бы все заново. -- Да ну тебя... Сам-то ты почему не устроишь свою жизнь? У тебя в сто раз больше заморочек. Жена, да еще эта врачиха... На самом деле ты и до аварии жил на острове. Она повернулась к нему. -- Ну, мистер Мейтланд, пожалуй, мне лучше раздеться самой -- вряд ли вы справитесь с этой работой. Мейтланд неподвижно лежал рядом, положив руку ей на бедро. Пока она раздевалась, у нее ни с того ни с сего изменилось настроение. Живая улыбка погасла. Сознание своей наготы как будто отдалило ее от Мейтланда, словно включился какой-то защитный рефлекс. Она села на него верхом и коленями сдавила ему грудь. Мейтланд протянул руку, чтобы ее подбодрить, но она отползла, резко его осадив: -- Так не пойдет. Сначала деньги. Давай, плата за секс. -- Джейн... Ради Бога. -- Плевать на Бога -- я трахаюсь не ради Бога и не ради кого-то еще.-- Она протянула ему его бумажник.-- Пять фунтов -- я беру пять фунтов. -- Бери все, Джейн. Можешь взять все. -- Пять!-- Она руками схватила его за плечи, так что ногти вонзились в его посиневшую от ушибов кожу.-- Давай -- в будний день на автостраде я в любой момент могу получить десять! -- Джейн, твое лицо... -- Плевать мне на лицо! Смущенный этим взрывом, Мейтланд порылся в бумажнике. Когда он отсчитал фунтовые бумажки, Джейн выхватила их у него и засунула под подушку. Она снова села на него верхом, а он положил руки на ее груди. Мейтланд пытался запомнить каждое касание, каждое движение этого полового акта и тот оргазм, что молнией прошел по перенапряженным нервам всего тела. Он принял правила игры, установленные молодой женщиной, радуясь предлагаемой ими свободе, признал необходимость такой игры, позволяющей избежать любого намека на какие-либо обязательства друг перед другом. Его отношения с Кэтрин, с матерью и даже с Элен Ферфакс, все множество нагруженных эмоциями сделок его детства были бы вполне удовлетворительными, если бы он мог заплатить за них некой нейтральной валютой, положить твердые наличные на прилавок этих дорогостоящих отношений. А этой девушкой он пользовался вовсе не для того, чтобы она помогла ему выбраться с острова, а по мотивам, которых он никогда раньше не признавал,-- из потребности освободиться от своего прошлого, от своего детства, от жены и друзей, от всех их привязанностей и требований, чтобы вечно блуждать по пустынному городу собственного сознания. Однако в конце их короткого полового акта Джейн Шеппард полезла под подушку и вытащила пять фунтовых бумажек. Пока Мейтланд думал, что делать с деньгами, она выхватила их у него из рук и засунула в его бумажник. ГЛАВА 19 животное и наездник Погоди, Проктор! Стой! Со спины Проктора Мейтланд обозревал центральную низину острова. В ходе послеполуденного патрулирования они забрели на заброшенный церковный двор к югу от автомобильного кладбища. Мейтланду был виден весь остров от проволочной ограды под виадуком до западной оконечности. Бетонное пересечение двух автострад сияло на солнце, как экзотическая скульптура. Мейтланд часто представлял себе, как можно было бы использовать это сооружение, чтобы устроить там очаровательный висячий сад. Проктор смирно стоял под своим "седоком", прислонившись к обшарпанному надгробию и прижавшись лицом к едва различимой надписи, сделанной еще в девятнадцатом веке. Мейтланд заметил, что бродяга тайком трогает буквы иссеченными губами. Сладковатая вонь пота, исходившая от Проктора, поднималась в неподвижном воздухе, словно запах ухоженного домашнего животного. Левой рукой Мейтланд держался за воротник его смокинга, а в правой сжимал железный костыль, время от времени указывая им на те или иные детали острова, привлекавшие его внимание. Постукивая Проктора костылем, он мог править бродягой, разъезжая на нем по острову. Проверив интенсивность движения на послеполуденной автостраде -- прерывистый поток легковых автомобилей, автобусов и бензовозов,-- Мейтланд снова обратил взор на запад. Этот наблюдательный пост он посещал несколько раз в день. Отсюда было видно, не вторгся ли кто-то на остров. Вдобавок ему так и не удалось обнаружить путь, которым Джейн выбиралась с острова,-- должно быть, где-то на откосе прилегающей трассы была протоптана тропинка. -- Ладно, Проктор, поехали дальше. Напрямик -- к "ягуару". Только не урони меня ради Бога. Не хотелось бы сломать вторую ногу. Проктор громко фыркнул и снялся с места. С Мейтландом на закорках он двигался вперед, всматриваясь в густую траву и выискивая стертые ступени, которые вели от церковного кладбища к некогда проходившей внизу дороге. Проктор пробирался сквозь траву, нащупывая путь покрытой рубцами рукой, и его толстые чувствительные пальцы определяли густоту, влажность и наклон стеблей, отвергая одни и выбирая другие хорошо знакомые коридоры. -- Проктор, я сказал -- напрямик. Мейтланд постучал бродягу костылем по голове, показывая путь, ведущий через пологий холмик. Проктор пропустил его приказ мимо ушей. Он прекрасно знал, что если пойти по прямой, то Мейтланда могут увидеть с автострады, и потому пустился по длинной извилистой тропе, надежно скрытой зарослями крапивы и разрушенными стенами. Мейтланд без лишних возражений согласился на этот маршрут. Он приручил старого бродягу, но между ними существовало молчаливое соглашение, что Проктор никогда не поможет ему бежать. Мейтланд раскачивался из стороны в сторону на спине у бродяги, балансируя костылем, как канатоходец. Его правая нога волочилась позади, бесполезная, как ножны сломанной шпаги. Тяжело отдуваясь, Проктор пробирался к автомобильному кладбищу. Без этого вьючного животного Мейтланду вообще было бы трудно передвигаться по острову. Из-за сильного ливня, который шел шесть дней подряд после столкновения с Проктором, отовсюду лезли трава и крапива, бузина и колючая поросль. Хотя больная нога начала заживать, Мейтланд здорово ослаб. Перемежающаяся лихорадка вкупе с помоечной пищей привели к тому, что он потерял в весе более двадцати фунтов, и Проктор без труда носил на себе его когда-то грузное тело. Мейтланд чувствовал, как сквозь мышцы проступают кости тазобедренного сустава -- привет от собственного скелета. Бреясь перед походным зеркальцем Джейн Шеппард, он втягивал и раздувал щеки, растирал подбородок, но кости вновь собирались в маленькое, острое личико, с которого смотрели усталые, но злые глаза. Несмотря на физическую слабость, Мейтланд чувствовал уверенность в себе и ясность ума. Теперь, с окончанием дождя, он мог вернуться к планированию побега. Последние два дня, что лил холодный дождь, Мейтланд безвылазно просидел в подвале у примуса, прекрасно отдавая себе отчет в том, что по текучей жидкой грязи забраться на откос не сможет. Он бросил взгляд на подсыхающий склон. После двух дней одиночества в ожидании возвращения Джейн Шеппард (она вернулась лишь этим утром) тонкий, но плотный экран в сознании отделил его от проезжающих машин. Мейтланд нарочно заставлял себя думать о жене, сыне и Элен Ферфакс, воскрешая в памяти их лица. Но они все удалялись и удалялись, отступая, как далекие облачка над Уайт-сити. Добравшись до автомобильного кладбища, Мейтланд приник к спине Проктора. Ворча себе под нос, тот двигался меж лежащих на траве покрышек. Мейтланд понял, что его стычка с Проктором и Джейн произошла в критический момент. Теперь, неделю проболев и питаясь впроголодь, он бы не смог им противостоять. -- Правее -- ссади меня здесь. Осторожнее!.. Мейтланд постучал Проктора костылем по голове. Ему нравилось шпынять старого бродягу. Он добавил еще один удар, целясь костылем в серебристый шрам на его шее. Мейтланд намеренно подогревал в себе злость и раздражение, вдохновляя себя на суровое обращение с Проктором. Стоит ему расслабиться, и тот его уничтожит. Бродяга выпрямил широкую сгорбленную спину и опустил свой груз на землю рядом с "ягуаром". Он смотрел на Мейтланда почтительно, но тусклые глаза следили за каждым его движением, выжидая первого неверного шага с его стороны. Мейтланд пристроил костыль под правое плечо и, опираясь левой рукой на голову Проктора, неуклюже двинулся к багажнику разбитой машины. "Ягуар" уже скрылся в разросшейся вокруг траве, спрятавшей все следы аварии. Мейтланд избегал взгляда Проктора, следя за своим лицом, чтобы оно ничего не выражало. Единственная надежда была на то, что кто-то придет осмотреть "ягуар" -- дорожный инспектор или рабочий,-- чтобы сообщить номер какому-нибудь бдительному полисмену. Мейтланд заглянул в закопченный салон, осмотрел обгоревшее переднее сиденье и приборный щиток. Никто не тронул ни промасленной ветоши, ни пустых бутылок. Мейтланд взялся за желобок на крыше и надавил ладонью на острый край, пытаясь привести себя в чувство. К своему удивлению, он оказался сильнее, чем ожидал. Несколько секунд ему удалось продержаться без костыля. Правая нога, хотя и неподвижная в суставе, выдерживала вес, и, вертясь на левой ноге, Мейтланд мог неплохо ходить. Но он решил скрыть свое выздоровление. Пусть лучше Джейн и Проктор считают его калекой. -- Ладно, посмотрим, что у нас есть для тебя. Мейтланд знаком велел Проктору отойти и открыл багажник. Бродяга смотрел на него хитрым, терпеливым взглядом, словно дожидаясь, когда он допустит какую-нибудь ошибку. Иногда он словно нарочно предлагал Мейтланду побить себя костылем в надежде, что тот войдет во вкус и не захочет покидать остров. Всего лишь несколько подарков, полученных Проктором от Джейн,-- нарезанная буханка хлеба, жестянка с консервированной свининой из соседнего супермаркета -- сделали бродягу ручным. А несколько бутылок дешевого красного вина поддержали авторитет Мейтланда. Проктор одновременно и страшился этого вина, и требовал его. Вечерами, когда он приносил Мейтланда в подвал к Джейн, подметал пол, зажигал лампу и облачался в смокинг, Мейтланд в качестве награды подносил ему чарку и вручал бутылку хмельного пойла. Потом Проктор удалялся в свое логово, где через несколько минут напивался. И когда Мейтланд и Джейн, прежде чем та уходила на свою вечернюю работу, лежали в постели и курили сигарету, они слышали трубный глас Проктора, разносившийся над шепчущей травой, и его проникновенной кротовьей музыке вторили нежные зеленые струны луговой арфы. Проктор с нетерпением ждал, когда Мейтланд поднимет крышку. Багажник был для Проктора необычайно щедрым рогом изобилия -- пара тяжелых галош, пара запонок из искусственного нефрита, что Мейтланд купил в Париже, потеряв свои, и старый номер журнала "Лайф" -- все это Проктор утащил к себе, как бесценное таинственное сокровище. Глядя на бродягу, Мейтланд убедился, что тому никогда в жизни ничего не дарили и что его власть над Проктором в той же степени зависит от подарков, как и от вечерней бутылки вина. Возможно, когда-нибудь они привыкнут обходиться без подарков, но сохранят ритуал и изобретут искусственную валюту жестов и поз. Мейтланд заглянул в багажник. Помимо автомобильных инструментов, там мало что осталось, а их дарить не хотелось. Они могут пригодиться при побеге. -- Похоже, ничего не осталось, Проктор. Монтировка тебе ни к чему. Проктор сделал тупой жест, его лицо напоминало сморщенную планету. Как голодный ребенок, неспособный смириться с реальностью пустой полки, он довел себя до пика ожиданий. Его лицо поочередно искажалось от жадности, терпения, желания. Переминаясь с ноги на ногу, он терся рядом с Мейтландом и не слишком дружелюбно его подталкивал. Встревоженный странным поведением Проктора --