самых опасных участках дороги. То есть, если перевести это на человеческий язык: они скользили и проворачивались на дороге вхолостую, не в состоянии продвинуть нас дальше. Все пытались хоть немного поспать, найти местечко, где не так подбрасывало и швыряло на ухабах. Дарла уложила самого тяжелораненого на постель и напичкала его болеутоляющими. Я спросил ее, как у него дела, и она ответила мне, что чем скорее мы доберемся до Максвеллвилля, тем лучше. Я мог бы и сам догадаться, он потерял много крови. Честно, между нами говоря, мне казалось, что он не выживет. Сукума-Тейлор подошел и уселся рядом со мной на сиденье стрелка, объявив, что ему не хватает места, где бы он мог вытянуться. Кроме того, ему не хочется спать. Винни скорчилась под приборной доской как раз на его стороне. Он случайно ткнул ее ногой, и она подскочила. Африканец извинился. - Простите! Простите! - извинилась Винни, видимо, за то, что оказалась под ногами. Если она была типичной представительницей своей расы, то как могла столь неагрессивная порода выжить так долго? Я подумал о проекте расчистки джунглей. Нет, ей-богу, они и впрямь не могли выжить. - Э-э-э... нас так и не представили друг другу, - сказал Сукума-Тейлор. - Я и не знал, что он может говорить... ах, это она? О, простите. Эриданка, правда? - Ага. Винни, познакомься с Джоном. - Привет! - Как поживаете, Винни? Она свернулась клубочком и снова заснула. Подъем стал еще круче, и дорога резко изогнулась налево. Нас приветствовала временная речушка, образовавшаяся из-за дождя. Роллеры завертелись, потом врезались в дорожное покрытие. - Заставляет задуматься, правда?.. Я имею в виду Космостраду, - сказал Джон. - В каком отношении? - Ну, с одной стороны, почему люди вообще путешествуют по дороге между цилиндрами, вместо того чтобы летать. - Тому есть пара причин, - сказал я ему. - Одна из них та, что пока никто еще не придумал, как сделать передвижение по воздуху дешевле наземного транспорта, даже после всех этих лет. Мне кажется, так и останется на веки вечные. Это вопрос физики. Второе - воздушное судно должно быть спроектировано с учетом определенных факторов, как, например, сила тяжести на планете, давление воздуха и тому подобное. Переправляться с планеты на планету таким образом, следовательно, создает немалые трудности. Я видел кое-какие модели воздушных судов с переменными конфигурациями крыльев и еще какими-то подвижными конструкциями, но все они оказались ненадежными и неуклюжими. И совершенно бесполезными, если попадается на пути планета с безвоздушным пространством. Разумеется, сквозь такие участки можно было бы просто катиться на шасси, но это кажется мне нелепым и глупым. И, к тому же, есть еще антигравы. - М-м-м... Это те, которые с вечным двигателем, да? - Ну да, насколько это известно. Никто еще не разобрался с этим вопросом достаточно хорошо. О, конечно, всегда ходят слухи, как где-то, когда-то, какая-то раса у себя разработала настоящую машину-антиграв. Но я никогда не видел такой штуковины ни на одном отрезке Космострады. Даже "дорожные жуки" бегают на роллерах. - Казалось бы, кто-то уже должен был решить эту проблему за все эти годы. - Да, почему-то это кажется обязательным и неизбежным. Но, видимо, на пути этого открытия лежат монументальные камни преткновения. - Но между планетами есть воздушное сообщение, правильно? - Да уж, у нас, водителей, есть мощная конкуренция, да только сообщение это весьма ограничено. - Я ехидно хихикнул. - Хотел бы я посмотреть, как такой летун проберется через чертову дыру вроде Ветряного Туннеля. - Это планета? - Альфа Манси-2. Ураганы силой до двухсот метров в секунду, песчаные бури, которые окутывают планету, как одеялом. Великан-африканец был потрясен. - Это кажется очень опасным, даже в такой великолепной колеснице, как твой тяжеловоз. - Так оно и есть. Указатель крена склонялся уже к пятидесяти градусам крутизны. Я сам не мог в это поверить, хотя, как мне казалось, я уже все на свете повидал. - О господи! - выдохнул африканец, когда мы глянули из иллюминатора прямо в бездонную пропасть неба, черного, как смоль. Роллеры бешено завращались, потом вцепились во что-то, и мы перевалили через вершины на относительно ровную поверхность. - Опять-таки, - сказал я, переводя дух, - есть и положительные стороны в воздухоплавании. - Еще одно замечание, - сказал Сукума-Тейлор, продолжая разговор. Совершенно очевидно было, что от трепа ему становилось лучше. - Даже если принять, что при наличии высокоскоростных средств транспорта преодоление расстояния между точкой прибытия и следующим порталом - это вопрос только часа или двух (по крайней мере, на остальных планетах, кроме этой), возникает вопрос: почему они не поставили порталы въезда и выезда поближе друг к другу? Ведь можно же было поставить эти порталы на таком расстоянии, чтобы время и пространство из-за случайных накладок не завязывалось узлами, ведь, как я понимаю, это и есть причина, по которой порталы должны отстоять друг от друга на какое-то расстояние? Если бы их поставили хоть чуть поближе, можно было бы скакать с планеты на планету без того, чтобы столько времени проводить за рулем. Только нужно было бы проезжать какое-то маленькое расстояние от портала до портала. - Мне невозможно вам объяснить, - ответил я, - почему нужны большие промежутки времени и пространства между точкой вхождения на планету и точкой исхода с нее, так же, как между порталами, пусть даже точка входа - это просто пустой участок дороги, на которой вы материализуетесь, но я могу сказать вам, что причина заключена в целой куче греческих букв и охапке цифр. И все это страшно теоретично! Держись! Еще одна страшно крутая гора показалась в лобовом иллюминаторе. Мы снова стали карабкаться. Вдруг позади нас вспыхнули предупредительные сигналы, и проревела сирена. Старая, очень старомодная автомобильная сирена-клаксон. Я прижался к обочине, и маленький жучок-машинка прополз мимо нас, с быстротой молнии рванувшись вверх по холму. Это была очень странная машинежка, вполне под стать звуку своего клаксона. А клаксон наигрывал: ля-ля-ля, ля-а-ля-а-а... А сама машинка, насколько я мог разглядеть в водянистой тьме, была американской моделью середины двадцатого столетия, которая в свое время приводилась в движение мотором внутреннего сгорания, который питался топливом либо спиртовым, либо какой-то фракцией от перегонки нефти, забыл, что именно там было. Цвет машинки был красный, отливал каким-то лаковым отблеском. - Привидение, - сказал Сукума-Тейлор. - Надеюсь, что эта штука остановилась в Максвеллвилле. Эти ее колеса очень похожи на пневматические шины... это ведь не роллеры, но просто даже не верится, что это настоящие шины. Так что вы говорили? - А? Да нет, ничего особенного. Ничего. Мы молча ехали, терпеливо взбираясь на крутой холм. Он вдруг сказал: - Джейк Мак-Гроу! - словно это было для него по меньшей мере открытием или прозрением. - Ну, я самый, - ответил я озабоченно и смущенно. - Мне это только что пришло в голову. Я же про вас слышал! Ну да, я помню имя, - он улыбнулся. - Вы должны меня простить, старина. То, что я так это выпалил. Но вы же должны знать, что на Космостраде вы что-то вроде живой легенды. - Я - легенда? - Но ведь вы же Джейк Мак-Гроу, правда же? - Я единственный человек с таким именем, насколько мне известно. - Разумеется. Да, но... встретиться с вами вот таким образом... ну, понимаете, просто... я что хочу сказать: человек начинает сразу вспоминать про Одиссея, Язона, Энея, героических персонажей... а вы кажетесь... - он поморщился. - О господи. Я вечно говорю не то, что хочу сказать, а уж сейчас и подавно. - А я кажусь таким обыкновенным подтирателем задницы. Это вы мне хотите сказать, Джон? Он рассмеялся. - Не совсем. Но то, что про вас рассказывают, весьма примечательно. Он наклонился ко мне с насмешливо-таинственным выражением лица. - Я так понял, что все они, эти рассказы - как выражаются американцы - просто "тянут Тома Кокса", то есть врут? - Все зависит от того, что это за случаи и рассказы, - сказал я с абсолютно серьезной миной. - Если говорить про тех шестнадцать женщин на Альбионе, то полная правда: они все разродились на протяжении шести дней. - А, это как раз та история, которую я хотел бы услышать, - он хитро посмотрел на меня, - я так понимаю, что вы шутите, но, может быть, лучше мне таких предположений не делать. Он снова рассмеялся, но быстро посерьезнел, потому что смерть троих его товарищей убивала в нем всякую попытку к веселью. Наконец он сказал: - Это ваш компьютер заставил меня задуматься, что же такого знакомого в вас. Потом я услышал, как ваша... подруга назвала вас по имени, ну, во всяком случае, я заметил, что компьютер разговаривает с вами необыкновенно по-человечески. Каким образом вы заставили его стать таким необычным? Земные машины могут иногда имитировать людей, они даже довольно успешно подражают человеческой личности, но тут перед нами нечто совершенно иное. - Сэм - больше, чем компьютер, - сказал я. - Его логическое ядро содержит Влатузианскую энтелехическую матрицу. Это компонент размером с ваш большой палец. - Я про них слышал. А с кого был взят образец? - С моего отца. - Понятно. Людям часто такое кажется чем-то болезненным, просто гробокопательским. Мне кажется, я знаю, почему, но я об этом не думаю. - Он погиб при несчастном случае на Каппа Форнакис-5. Я привез его тело на родную планету влатузианцев, которая, как и Земля, не связана непосредственно с Космострадой, и оставил его тело с техниками планеты. Они держали его у себя почти год. Когда я получил тело обратно, на коже головы не было никаких насечек, а мозг был нетронутым. Потом его похоронили на планете Вишну, на нашей ферме. Сэм вставил свое слово. - Ты про меня так разговариваешь, словно бы меня тут вообще не было. Мне от этого весьма чертовски неловко. - О, простите, пожалуйста, - сказал Сукума-Тейлор. - Джейк, извините, вы не возражаете, если я задам ему вопрос?.. Ну вот, снова я говорю не то... Сэм. Не будете ли вы так добры ответить на несколько вопросов? - Валяйте, - ответил Сэм. - Как вы сами себя воспринимаете? Я вот что имею в виду: каково ваше представление о себе с точки зрения физического присутствия, телесной оболочки? Вы меня понимаете? - По-моему, да. Ну, это зависит от разных вещей. Иногда мне кажется, что я - часть тяжеловоза, а иногда просто кажется, что я в нем еду. Большую часть времени меня не покидает ощущение, что я сижу как раз на том месте, где сейчас сидите вы, на сиденье стрелка. Нет-нет, не вставайте. Это чувство остается у меня независимо от того, занято сиденье кем-то другим или нет. Сукума-Тейлор приложил палец к подбородку. - Это очень интересно. Есть и еще один вопрос, но я, право, не знаю... - Вы хотите знать, как это выглядит для человека, когда он умирает? Про это вы хотели спросить? Африканец кивнул. - А черт его знает, как это, потому что про катастрофу я ничего не помню. Мне с тех пор рассказывали, что тот сукин сын, который налетел на меня прямо в лоб, был пьян в стельку и что он отделался легко и выжил. Не думаю, что это влатузианцы стерли мою память, они таким не занимаются, но почему-то я совсем этого не помню. Ответ Сэма вогнал африканца в глубокое раздумье. Тем временем мы добрались до вершины очередного подъема, и ветер с дождем стали стихать. Темные стены скал обрамляли дорогу. Космострада наконец счастливо влилась в естественный перевал. Именно в этот момент прожекторы на миг потускнели, потом к ним вернулась прежняя яркость. Мотор стал жаловаться низким укоризненным журчанием. - Джейк, у нас нестабильная плазма, - объявил Сэм. - Ну надо же, как вовремя, - вздохнул я. - По-моему, отсюда мы все время будем катиться под гору. Какие у тебя данные? - Все, что я могу прочитать на приборах, говорит нам, что у нас самая капризная нестабильность и она усугубляется. Температура падает. Ага, и долготное течение в плазме давным-давно перешагнуло предел Крускаля. Погоди-ка, все вспомогательные витки обмотки вроде бы приходят на выручку... ну вот, теперь снова все нормально... постой... еще минутка... черт, снова сбой. Выключи эту штуковину, Джейк. - Сколько у нас мощности в аккумуляторах? - Мы по горлышко заполнены. Можем выбираться пока на вспомогательном моторе, если только мы пока что преодолели последний холм на этой дороге. 7 Мы выбрались. Мы скатились по противоположной стороне хребта холмов. В свете наших фар земля выглядела совсем другой, скалистой и дикой. Коротенькие, широкоствольные деревья свешивали темные кроны над дорогой. Мы ехали через широкие плато, ползли по краю темных глубоких провалов, которые, похоже, были каньонами. Дождь перестал, и температура снаружи упала резче некуда. Показались звезды, и впечатляющий замороженный взрыв звездной газовой туманности был словно нарисован на широком полотне неба. Не было никаких узнаваемых созвездий, потому что мы находились в восьмистах или около того световых годах от Земли или Ориона, если считать по часовой стрелке по спирали. Голиафа не было даже в небольших каталогах звезд. Не звездочки, а просто костерки в ночи. Мы даже потеряли Космостраду. Она внезапно оборвалась под массивным скальным обвалом, но не раньше, чем нас об этом предупредил новый, сияющий и мигающий предупредительными огнями дорожный барьер, который оповещал нас, что нам нужно переместиться дальше на такую новенькую, с иголочки, автостраду Департамента Колониального Транспорта. Дорога привела нас в Максвеллвилль через полчаса. Больница была поразительно хорошо оборудована. Серьезно раненный наш спутник был наполовину в коме и в шоке, но в него напихали достаточно трубок, чтобы разбудить и труп, и подняли ему гемоглобин с помощью плазмы, крови и кровезаменителей. Они даже ухитрились спасти ему ногу. Остальных из нас обработали и отпустили после того, как заново перевязали и заварили кожным пластиком на месте наши раны, а еще влив в нас полный спектр антибиотиков и антиксенобиотиков. Чтобы до конца убедиться, что ничего вредного в нас не осталось, они загнали нас под проверочный луч, который быстро поджарил все инородные тела в наших организмах, которые не могли представить паспорт, что их вырастили и выкормили на земле. Потом нам представили счет. Я сглотнул слюну и вытащил свою страховочную карточку Медицинского страхования Гильдии, которая уже была просрочена. Они проверили номер контракта, но их это не устроило. Сукума-Тейлор настаивал, что он сам этим займется. Поэтому я позволил ему это сделать, настояв, что заплачу ему потом и возмещу все расходы. Я отправился обратно в кабину. - Джон пригласил нас заехать на их ранчо, - сказал я Сэму. - Что ты об этом думаешь? - Для тебя это замечательно. Я же буду в гараже. Я нахмурился. - Я забыл. Мне не хотелось бы быть на таком удалении от тебя. Но мотели нам не светят. А когда почтовый тяжеловоз придет в город, констебль может начать уже нас искать. - Лучше тогда пойти и узнать, когда приходит следующий почтовый. - Правильно, - я глубоко вздохнул. - Сэм, мы по-прежнему накапливаем гору вопросов, на которые нет ответов. - Например? Я пошел назад, чтобы забрать парочку вещей из кормовой кабины, запаковал сумку и застегнул на ней молнию. - Ну, например, чего ради была устроена вся эта потеха у "Сынка". Если Уилкс хочет видеть меня мертвым, почему бы ему просто не сделать соответствующий шаг? Зачем вся эта болтовня насчет слияния компаний? Что общего у всей этой дряни с рикки-тикки, то бишь ретикулянцем? - Я схватил рюкзак Дарлы и пошел вперед, потом уселся на водительское сиденье. - И почему, черт побери, если они хотели застать нас врасплох в том мотеле, почему они подъехали с такой помпой, словно колониальная милиция в поисках наркотиков? Они что, никогда не слышали, что можно бесшумно подкрадываться? Они могли бы так легко нас поиметь, но нет, они врываются туда с визгом роллеров и пушками наперевес. И откуда они знают, что мы там? - Менеджер отеля мог быть на побегушках у Уилкса. Про нас могли пойти слухи, и он сообразил, что босс будет нас искать. - Да, вполне возможно, но все-таки в этом по-прежнему нет никакого смысла, ни в чем нет никакого смысла, включая дикие истории, которые, как выясняется, слышали все, кроме нас. - Я устало покачал головой. - Ну и дикие денечки, последние два. Я вспомнил про потерянный ключ и вынул из коробки запасной. Я зарядил пушку свежими зарядами. Взял со спинки сиденья свою кожаную куртку и надел ее. Ночь была холодная, но рассвет был уже не за горами. Мы провели большую часть ночи в больнице. Я сунул запасной ключ в карман куртки. - А где все остальные? - спросил Сэм. - Ждут в вестибюле больницы. Я скажу Джону, что мы поедем с ними после того, как тебя сводим к доктору. Пришла заря, и Максвеллвилль ожил. Мы подъехали к ближайшему прокатному гаражу, где Сукума-Тейлор нанял "шмель-вихря", машину, которая ходит на водороде, для того, чтобы доехать на ранчо, которое, как они полагали, находилось километрах в пятидесяти к югу от города. Он и его группа последовали за нами, пока мы ездили вокруг в поисках платного гаража. Один такой мы нашли, и название его отдавало чем-то знакомым. Гараж оказался надувным куполом, политым отвердителем, где рядышком стоял трейлер-фургон, который служил хозяину одновременно и домом и офисом. Дома никого не было (грязь и запустение там царили страшные). Купол был брошен, так я по крайней мере подумал. Одинокая спортивная модель стояла на домкратах возле дальнего конца двора. Когда я подошел поближе, из-под нее выползла пара сапог, потом ноги, а потом и остальное туловище Вонючки Гонсалеса. - Джейк? - он прищурился, словно хотел меня получше разглядеть. - Джейк! Какого хрена ты тут делаешь? И как ты, хрен тебя возьми, поживаешь? Вонючка говорил на интерсистемном лучше, чем любой человек, которого я знал в своей жизни. Собственно говоря, он был единственным человеком, который мог говорить на этом языке гибко и красочно, с идиомами. Однако его владение разговорным жаргонным английским было не меньше, чем просто мастерским. Он родился и вырос на планете, где интерсистемный был своего рода наддиалектным койне, языком для общего пользования, для того, чтобы договориться с соседом, у которого родной язык был иным, чем твой. Кроме того, интерсистемный применялся там и в качестве официального языка. Есть несколько таких планет. Однако, когда я в последний раз его видел, это было на Обероне, англоговорящем мире, населенном, однако, испаноязычными людьми, превратившими английский в своеобразный говор. - А ты какого хрена тут делаешь? - ответил я ему по-английски, хотя и придерживаясь его любимого словаря. - Ты в конце концов довел людей на Обероне до того, что они тебя выгнали? Он рассмеялся. - Ах ты, долбаный сын хреновой суки. А какого хрена, как ты думаешь, я тут делаю? Пытаюсь заработать себе на хреновую жизнь! Эй, а как твои дела шли? Ты хоть что-нибудь от жизни получал? - Свою долю и больше ничего. Ты занят? Он выразительно обвел рукой пустой гараж. - О да, я настолько долбано занят, что у меня не хватает времени даже отчехвостить все это как следует. А эти сволочи тут вообще расплодились, да еще не хуже цирковых акробатов отрабатывают это все в моем гараже. Последнее касалось интересного животного, которое обитало на этой планете: у него было не два пола, а несколько, и поэтому его брачный ритуал напоминал больше партерную акробатику. - О чем ты, черт побери, говоришь? Я тут обосновался всего две недели назад, а то и того меньше. Приходится отвести хоть немножко времени на то... - тут он неожиданно посмотрел на меня, сузив глаза. - Эй... что за чокнутые МЕРТЕ я тут про тебя слышал? - А какие именно чокнутые МЕРТЕ, Вонючка? - Не знаю. Всякую долбаную дорожную чушь насчет того, что у тебя вдруг якобы появилась карта Космострады или что-то в таком роде. Бредятина собачья, больше ничего. - Вот именно, я тоже придерживаюсь того же мнения, - я хлопнул его по плечу. - У меня для тебя кой-какая работенка. Сэм чего-то прихворнул. - Ладно, швырнем его об стенку и посмотрим, может, прилипнет. Заводи его сюда. Я вышел наружу и сказал Джону, чтобы он отвел всех на завтрак. Небольшая забегаловка, где подавали завтраки и обеды, была неподалеку. Потом я аккуратно загнал Сэма в гараж. Ей-богу, он только-только поместился. Двадцать минут спустя Сэм превратился в запасные части, разбросанные по всему гаражу. Мотор ободрали от всех кожухов и оболочек и разложили нагишом для осмотра. Во время этой процедуры я обнаружил к своему острому носовому недомоганию, что Вонючка все еще вполне заслуживал своего прозвища, которым его могли безнаказанно называть только друзья. Вонючка постучал по мотору своим гибким гаечным ключом, а на лице его отразилось сосредоточенное внимание врача-диагноста. - Не знаю, не знаю, Джейк. Может быть, всю эту пакость придется удалить. - Торус?! - завопил я. - Иисусе Христе, ты же говоришь про работу, которая стоит больших денег, Вонючка! - А что, ты хотел бы, чтобы я тебе рассказывал всякие долбаные сказки, или тебе нужна правда? Долбаный трубопровод плазмы горячее, чем (тут ссылка на весьма оригинальные сексуальные обычаи обитателей планеты Свободной) во время Недели Экстаза. - Он скрестил на груди руки и посмотрел на тяжеловоз весьма критически. - Слушай, Джейк, каким это образом ты заполучил себе инопланетный тяжеловоз? Эта штуковина - кусок МЕРТЕ, - он покачал головой. - А, впрочем, тебе и земная МЕРТЕ не очень-то понадобится. Вот посмотри на эту штуковину. Он протянул руку и постучал по какой-то цилиндрической детали. - Омический разогреватель. - Он фыркнул. - Такое добро даже на земных машинежках больше не устанавливают. Это же просто шутка какая-то. Он скрестил на груди руки и неодобрительно зацокал языком. - Не знаю, как тебе удается еще ездить на такой груде металлолома. - Он посмотрел на меня и поспешно добавил: - Черт, я не хочу ничем оскорбить Сэма. Мне не терпелось. - Правильно. Так что, по-твоему, приключилось, с колымагой-то? Он воздел руки к небу. - А какого черта я могу это так сразу угадать? Мне надо пристегнуть сенсоры и только тогда поглядеть на эту штуковину. Ну хорошо, у тебя была дискретная нестабильность плазмы. Это ведь только симптом. Что, если это как раз вон тот разогреватель? Они больше не делают таких частей, я имею в виду производителей запчастей. Мне придется кустарно что-нибудь изготавливать, а, может, это и вовсе вакуумный насос. Может быть, это подхватчик тока, возможно, преобразователь частот или еще тысяча и одна штуковина. Черт долбаный, это же может быть все, что угодно. - Он пожал плечами, словно сдаваясь. - О черт, Джейк, я сделаю все, что смогу. Должно быть, что-нибудь я сумею придумать. После того, как я с ней справлюсь, я ее для тебя специально ионно почищу. Я хлопнул его по спине. - Я знал, что могу рассчитывать на тебя, Вонючка. - Я знаю, что я такой вот весь из себя долбаный гений, - он посмотрел на счетчик радиации на своей грязной рубашке. - Э-э-э... мне бы лучше надеть свой противорадиационный костюм, а тебе - убираться отсюда, пока нам обоим яйца не припечет. - О'кей. Сэм со мною будет держать контакт. Дай ему знать, если что, хорошо? - Ладно, Джейк. Я повернулся, чтобы уйти. - Джейк! - окликнул меня Вонючка. - Чего? - Ты что-то ходишь как-то странно. С тобой все в порядке? - Да, встретили тут парочку странных жуков на равнинах. Такие штуковины примерно вот такой величины... - А-а-а, прыг-скокающие крабы. Не знаю, почему их так называют, но называют их именно так. - Правильно, прыг-скокающие крабы. Нам то же самое сказали в больнице. - Насчет этих тварей приходится держать ухо востро. - Да, мы... ну да ладно, еще увидимся. Вся группа ждала меня возле "шмеля", взятого напрокат. Я залез в машину и тут почувствовал, что по мне словно ползет что-то мерзкое, противное. Я всего себя по возможности осмотрел, но ничего не нашел. Что-то за последнее время слишком много противных маленьких существ стало по мне ползать. Отсюда и испорченные нервы. После того как мы выполнили в городке кучу вещей, главным образом закупку провизии и всего такого прочего, мы выехали из города. Вопрос почты решился сам собой, когда мы проезжали мимо максвеллвилльского почтового отделения, и я увидел, как почтовый тяжеловоз разгружается у доставочного входа. Вне всякого сомнения, там было и коммюнике насчет нас. Прежде чем мы уехали, мы высадили двоих из группы, австралийского аборигена и женщину-индуску, возле гостиницы. Они вполголоса спорили насчет Сукумы-Тейлора. Этим двоим не понравилось, как разворачивались события. Они хотели немного подумать - соприкоснуться с жизненным планом, как они это назвали - и переждать. Какая-то многозначительность в их словах меня смутила. Сукума-Тейлор не попрощался с ними, но его, как я понял, не особенно огорчил их уход. Короткий отрезок колониальной автострады заканчивался на грунтовой дороге, которая по ухабам довела нас до ручки, потому что в течение, как нам показалось, многих часов она извивалась вокруг высоких рощ и утесов, пока не раздвоилась на две дороги. Сукума-Тейлор остановил машину и воздел руки к небу. - Как обычно, - сказал он сардонически, - указания как найти дорогу едва соответствуют тому, что видишь на самом деле, когда этим указаниям следуешь. Кто-нибудь может догадаться, куда именно нам надо направляться и какой путь выбрать? - он повернулся к восточному человеку на переднем сиденье. - Роланд, ты? Роланд выставил голову в окошко, пытаясь найти солнце. - Трудно сообразить, как определить дорогу не на твоей родной планете... особенно, если не знаешь угол наклона ее оси вращения. У тебя есть путеводитель, Джон? - Угол наклона чего? - Погоди, дай подумать, - сказал Роланд, прикрывая глаза ладонью. - Солнце вон тут. Стало быть, это означает... э-э-э... - он почесал в затылке. - Ну да, - вставил я, - Максвеллвилль в противоположном направлении от того места, куда нам надо направляться, поэтому это - Космострада. - Не зная почему, я повернулся к Винни. - Где Космострада, лапочка? - Туда! - пропищала она, показывая рукой вправо. Все повернули взгляды назад. Чуть поколебавшись, Джон снова завел "шмеля" и поехал по левой дороге. К этому времени наш экипаж сильно поубавился: я, Дарла, Винни, восточный юноша, белая женщина, которые были нам в первый раз за это время представлены, Роланд и Сьюзен Дархангело, плюс наш африканский вождь. Человека, который оказался в больнице, звали, как мы узнали. Стен Хансен. Сьюзен была светловолосая, тоненькая, с ореховыми глазами и прелестным вздернутым носиком, который очаровательно морщился, когда она улыбалась. Лицо ее было молодым, но я решил, что ей больше тридцати, поскольку она, видимо, отказалась от своей первой серии антигеронического лечения из-за финансовых, религиозных или этических соображений. У меня пока что было только весьма слабое представление насчет того, что именно было сутью или ядром телеологического пантеизма. Йи был моложе, ниже ростом, его прямые и жесткие черные волосы торчали во все стороны на голове. Он был очень приятным и легким в общении молодым человеком, как и все они. Винни была права, и в конце концов мы выбрались на "ранчо", которое Сукума-Тейлор узнал по картинкам. Посредине широкого плоского пространства, похожего на крышку стола, стояло только одно строение, дом, плюхнутый как попало. Вокруг росло несколько странных деревьев. Эту усадьбу только наполовину достроили. Дюроформовая скорлупа, которую оставили расти, стояла только с половиной окошек на своем месте, остальные пока даже не были приготовлены, не то что вставлены. Все готовые окошки были почему-то слева. Непогода повела себя, как бомж, который находит пристанище там, где оно есть, и поселилась лужами и пылью внутри, не говоря уже о местной фауне. Полы и потолки были отмечены потеками воды, пылевые холмы отметили все углы. Гуано всяческих животных придавало ранчо вполне скотоводческий вид. (Если хотите знать, все экскременты на Голиафе ярко-желтого цвета). Люди здесь тоже побывали. Дыра, прорубленная топором в вершине крыши дома из дюроформы, служила дымоходом для тех костров, которые здешние постояльцы разводили прямо на полу. Черные выбоины пола были полны золы. Пустые картонки из-под еды украшали дом. Была тут и кухня, вернее, для нее было приготовлено место, но ничего похожего на кухонные приспособления не было даже поставлено. - Люди, которые владели этим местом, проели все строительные фонды, - сказал мне Сукума-Тейлор, - жертвы последнего кредитного кризиса, примерно два стандартных года назад. Систем-Банк закрыл строительство, а нам, понимаете, понравилась цена за это место, и мы его купили. - Какая тут по ночам бывает температура, а? - Чуть меньше десяти градусов. Редко когда она опускается ниже точки замерзания. - Но все же не совсем райские условия. - Согласен. Как вы смотрите на то, чтобы возглавить команду по сбору хвороста для костра? - Смотрю плохо, но все-таки ничего другого мне не остается. Местный вариант горючего материала было весьма правдивое подобие дерева, полученное от растения, которое я прозвал "дерево Вурлитцера". Никто не понял шутки, потому что никто никогда не слышал о знаменитом в свое время изготовителе театральных и консерваторских органов раннего двадцатого столетия. Из своего детства я помнил, как наш эксцентричный сосед восстановил древний орган, настоящий вурлитцеровский, в своем подвале. Дерево выглядело точь-в-точь как расположение диапазонных труб этой странной штуковины, вертикально поставленные пустые трубки разной длины и диаметра, от крохотулечных пикколо до басовых педальных труб, ноты которых потрясали крышу. И все эти трубы вырастали вверх от маленького образования, похожего на клавиатуру органа, только подковообразной формы. В пустынном дворе усадьбы таких деревьев было множество. Маленькие трубы становились хорошими лучинами на растопку, а из больших, распиленных пополам, получалось приличное топливо - настоящие дрова. Остаток дня мы провели за расчисткой дома и превращении его во что-то жилое. Мы даже нашли небольшую уборочную машину в одном из чуланов, и она оказалась просто незаменимой. Телеологи потеряли все свое снаряжение, а то, что они купили в городе, не очень-то им помогало. Они возместили себе некоторые из утерянных личных вещей, вроде самонадувающихся спальных мешков яйцеобразной формы или всякого такого, но им не хватало полезных инструментов. Это место требовало уймы работы, а они совершенно не были экипированы для того, чтобы ее выполнить. Но пока все были заинтересованы только в том, чтобы сделать эту штуковину пригодной для ночлега. Я как раз чистил маленькую спальню на задней половине дома, когда услышал, как кто-то завизжал. Я вышел в бывшую столовую и увидел, как Сьюзен стоит над чем-то, что лежит на полу, осторожно толкая это что-то метелкой. Существо было похоже на помесь змеи с гусеницей, разрисованное яркими красно-зелеными полосами, длиной примерно сантиметров двадцать пять. Пары ног, вроде тех, что у сороконожки, украшали все тело от начала до конца. Тело не имело никаких сегментов, просто было толстой колбасой. На концах ног были крошечные присоски. Однако голова была довольно странной, ничего рептильного в ней не было - глаза были большие и смотрели так, словно в них светился разум. Из отверстия в черепе торчало что-то маленькое и розовое, вроде рожка. Это что-то было закручено, а по виду напоминало мозг. Животное конвульсивно дрожало в предсмертных корчах. Часть его тела была раздавлена прямо за головой. - Ик! - невольно вырвалось с омерзением у Сьюзен, которая смотрела на существо с болезненно-завороженным видом. - Откуда оно появилось? - спросил я. - Не знаю. Мне показалось, что я ударилась метелкой во что-то мягкое, когда мела здесь. Должно быть, я на нее потом наступила, - она с отвращением сморщила лицо. - Фу-у-у, из нее мозги вытекают... - Оно что, сидело на моей куртке? - сказал я, указав поодаль, где куртка лежала, упав, видимо, с гвоздя. На рукаве был след от ноги. - Ох! Извините. Да, наверное, так и получилось. Но я не могу понять, почему я эту штуковину не заметила, когда наступила на нее. Животное перестало дергаться и умерло. - Ик! - снова сказала Сьюзен. Я поднял тело на палку и выбросил его наружу, в кусты. К вечеру я и Дарла решили пройтись по равнине. К этому времени повышенная сила тяжести казалась почти нормальной. Мы прошлись среди вурлитцеровских деревьев, пока большое желтое солнце Голиафа закатывалось и становилось тускло-красным полукругом, который сидел на низеньком холмике далеко на горизонте. Небо становилось кобальтово-синим, безоблачным и девственным. С нами рядом совсем не было никаких звуков, кроме шума ветра, который поднимался с заходом солнца. Вскоре на небе вышли несколько сияющих звездочек, а густая атмосфера добавила к их сиянию дополнительный блеск, а потом сияющее облако туманности выплыло на небо, такое же величественное, как и предыдущей ночью. Мы не так много разговаривали, потому что до самых косточек прочувствовали усталость от того, что всю предыдущую ночь не спали, а нервы наши просто онемели от всех наших последних приключений. Но все же что-то постоянно давило мне на мозги. - Дарла, есть одна штука, которая все время меня терзает и не дает покоя, если не считать еще с полдюжины таких же загадок. Это насчет Винни опять. Дарла старательно зевнула, потом извинилась. - Совсем я скапутилась, - сказала она. - А в чем дело с Винни? - Да, собственно говоря, никакое это не дело. Я просто подумал, как это ей удалось выбрать сегодня правильную дорогу - и насчет того, как она помогла нам выбраться из джунглей там, на Оранжерее. Дарла подавила еще один зевок. - Мне кажется, врожденное чувство направления. - Она сдалась в неравной борьбе с зевотой и уступила еще одному зевку, совершеннейшему раздирателю челюстей. Потом пришла в себя и сказала: - Может быть, она всегда обладала этим даром... я хочу сказать, из-за жизни в джунглях. - А сегодня? - А может быть, просто счастливая догадка? - предположила Дарла. - Довольно просто, но опять-таки я вспоминаю, что ты рассказывала мне насчет того, что ее народ не любит покидать свою территорию. - Спасибо за напоминание. Но это не означает, что сама Винни никуда не перемещалась. В конце концов, поехала же она с нами. Кто знает? Может быть, она работала с той компанией, которая расчищает джунгли, прежде чем пришла в мотель. - Ты хочешь сказать, что она помогала разрушать собственный дом? Дарла сдалась, наклонив голову. - Тут ты меня поймал. - Она посмотрела на небо и остановилась. - Ты знаешь, твой вопрос вполне разумен. Мы же, должно быть, проехали не меньше восьмидесяти кликов после того, как приехали на планету, и до того, как добрались снова до Космострады. - Вот поэтому я тебя и спросил. Дарла собиралась что-то сказать, но потом сделала вид, что валится в обморок, и прислонилась к моей груди. - Джейк, я так устала, - сказала она. Я обнял ее и зарылся лицом ей в волосы. Они пахли скошенными лугами, теми, на которых я играл ребенком, это была живая память, запрятанная в запахе. Таких воспоминаний много у каждого человека. Она теснее прижалась ко мне всем телом и положила руки мне на шею, а ветер поднялся со слабым холодным стоном, как всегда бывает, когда ветер поднимается на открытых пространствах. Мы обнялись. Я поцеловал ее в шею, и она вздрогнула от удовольствия. Я поцеловал ее снова. Она подняла на меня глаза, полуприкрытые тяжелыми веками, одарила меня сонной и довольной улыбкой и нежно меня поцеловала. Потом она поцеловала меня снова, на сей раз с испытующей страстностью. Я пальцами нашел глубокую ложбинку ее позвоночника и провел по нему под ее курткой до самого начала ягодиц, дразняще замедлив там движение. Она ответила мне, толкнув меня бедрами о бедра, и я стал ласкать ее сзади, потом вернулся назад, проведя рукой по бедру, и положил согнутую ковшиком ладонь между своей грудью и ее. Груди у нее были маленькие и твердые. Но ветер становился все холоднее, и настало время идти обратно домой. Мы начали обратный путь. Вернувшись, мы нашли телеологистов на заднем дворе, где они сидели кружочком в молчаливой медитации. Мы стояли и смотрели на них. Никто не разговаривал, потом неожиданно заговорила Сьюзен. - Иногда я не ладила с Кирсти, - это прозвучало, как часть беседы, но никто ей не ответил. Прошло много времени, прежде чем Роланд сказал: - Зев был хорошим человеком. Мне будет его не хватать. Теперь настала очередь Джона. - Сильвия знала, что мне придется идти туда, куда укажет моя совесть. Это была часть моего Плана, она знала об этом... Он не докончил фразу. Так продолжалось некоторое время. В конце концов Джон посмотрел вверх на нас. - Наверное, вы двое хотите есть. Ну вот, мы-то не голодные. Все они встали и подошли к нам. - У нас было воспоминание, - объяснил Джон. Я стал извиняться, но Джон остановил меня. - Нет-нет. Мы уже закончили, - сказал он. - Давайте поедим. Ужин не потребовал от нас долгих приготовлений, поскольку главные съестные припасы оказались родом из саморазогревающихся упаковок, но Роланд снял с петель ненужную заднюю дверь и сделал из нее обеденный стол, поставив ее на обломки скалы. Стол накрыли приборами и тарелками для всех, которые Джон привез с собой, купив по дороге дорожный столовый сервиз. В качестве центрального украшения стоял биолюмовый фонарь, огонь весело потрескивал, и мы уселись за добрый ужин. Я сорвал крышку со своей саморазогревающейся упаковки и стал ждать, пока содержимое ее не станет дымиться и булькать, потом выплеснул бурду себе на тарелку. Вся бурда выглядела скорее как Романов после казни в Екатеринбурге, чем как бефстроганов, как гласила этикетка, но было на удивление вкусно. Беседа была вполне веселой. Телеологисты разговаривали в основном именно о телеологизме, но Джон был настолько любезен, что включил в беседу и нас, объясняя нам по ходу разговора то, что было непонятно. Оказалось, что Джон и его компания были сектой, которая откололась от главной церкви в Хадидже, хотя сами термины "секта" и "церковь" тут не совсем подходили. Телеологический пантеизм все больше походил не на догматическое представление о вещах, а на свободную черту, в пределах которой человек мог отдаваться любой области теологии. Как я понял, разрыв между основной сектой и компанией Джона оказался больше личным, нежели догматическим. Я попросил Джона дать мне определение телеологическому пантеизму слов так в двадцать пять или поменьше, полностью беря на себя ответственность за то, что такое определение будет сильно упрощенным и несправедливым. - Ну что же, - ответил Джон, - как мне кажется, я спокойно могу это сделать. И определение не окажется слишком упрощенным. Он сделал паузу, чтобы собраться с мыслями, словно собирался родить какой-то рифмованный стишок. - Телеологический пантеизм, если рассматривать его как акт веры, есть вера в то, что у вселенной есть цель, а во всем есть План. Вера эта не поддерживается разумными доводами. Под "актом веры" я понимаю нечто вроде "прыжка" Кьеркегаарда, поскольку нет никаких эмпирических доказательств, чтобы поддержать такую веру. - Тогда почему вы в это верите? - спросил я. - Простите. Продолжайте. - Нет, вопрос правильный, но я не мог бы ответить на него абзацем или дву