онечности, мандибулы, ядовитые шипы и стебельчатые глаза - и, кроме всего прочего, антенны, ибо обмен веществ у пиподов германиевосиликоновый, и они переговариваются между собой на высокочастотных волнах. На каком расстоянии? Размеры защищаемой территории зависели от собственных размеров пипода. Стоило пиподу почувствовать опасность, и он собирал всех сородичей в радиусе досягаемости в коллективный организм, и они все разом шли напролом. Звенел щебень на дороге, но Ваун пока оставался живым. Острый камешек впился в колено. В ноздри пер запах почвы. Кто-то вдруг зашептал у его уха - сим, что ли, наклонился к нему? Посмотреть-то невозможно. - Квазиразумное существо выражает свои соболезнования по поводу повышенной температуры вашего тела, сэр. Ваун дрожал. Пипод видел его в инфракрасном диапазоне. Пиподы предпочитают южное полушарие, где попрохладнее. Ангел - гигантская звезда, нагревающая северные ветра, - им не по нутру. Через несколько тысячелетий, когда Ангел сдвинется в сторону, они опять заселят всю планету. - Передай этому кровопийце, что, в свою очередь, выражаю ему свои сожаления в связи с плохой погодой. - Уже передано. Вам желают хорошо попастись. Ваун отважился немного приподнять голову, чтобы дать отдохнуть шее. - Поблагодари его как-нибудь там. Мне уже можно вставать? - Одну минутку, сэр. Благодарность была выражена мелодичной песней. Он уходит с дороги, сэр. Ваун сел, нащупал свою мокрую рубаху и почувствовал, как страх сменяется яростью. Пиподы непредсказуемы и крайне опасны - сущее наказание. Нападать на них запрещено законом. Для того, чтобы они не приближались к местам обитания людей, устанавливают простенькие генераторы радиошума. Почему Мэви терпит пипода на своей территории? Единственное, что пришло ему в голову: вокруг Вэлхэла тоже постоянно толклись пиподы. 6 Ваун обожал свой торч - стандартный патрульный К-47. Как в старой песне пелось - табуретка средь звезд. Его модифицировали, увеличили мощность - и Ваун согласился на покупку. Сам он впоследствии кое-что еще усовершенствовал. Сиденье, к примеру, раскладывалось в диванчик, где как раз хватало места двоим. Даже обычный К-47 способен лететь в атмосферных слоях по баллистической траектории, и в женщинах, мечтающих попробовать это в невесомости, недостатка не было. Он взлетел на ручном управлении, максимально быстро набирая высоту. Взрывная волна встряхнет немного Аркадию. Адмиралам по званию положено откалывать подобные номера, и у Мэви будет возможность узнать, что он отбыл благополучно, еще прежде, чем донесет охрана. О свидании с пиподом она, разумеется, уже проинформирована. Сучка! Это она его довела, иначе с ним, конечно, такого бы не случилось. Взяв курс на Вэлхэл, он обозревал государственные земли под бортом, мутносиние в свете Ангела, и небесный свод, призрачный, аспидно-пурпурный. На севере виднелись огни Хайпорта. Обычно, бывая здесь, он останавливался в Хайпорте; поэтому он до сих пор ничего не знал об Аркадии и Мэви. Не более десятка звезд можно было видеть сейчас - трудно тягаться с Ангелом. В один прекрасный день он станет суперновой и поглотит добрую половину Пузыря. Где-то слева в трех тысячах элуев отсюда должна быть мифическая Земля. Солнце - это маловразумительная звездочка, видимая только в лучший телескоп. Новостей оттуда не было давным-давно, как и со всех остальных первейших миров. Тишина царствовала внутри Пузыря. Скиц замолк тридцать-хрен-его-знает-сколько лет тому назад. И вот тебе - посылает Q-корабль, что не слишком-то характерно. А Тэм говорил... Кранц! Как отголосок грома, на него нахлынуло воспоминание об озарении, которое он ощутил одновременно с появлением пипода. Почему Тэм самоустранился именно тогда, когда он нужен больше всего? Да, верно, Галактика перенасыщена случайными совпадениями... Неслучайными хитростями она тоже перенасыщена. Как бы оно ни было, но сейчас-то он что делает? Летит домой в пустую постель, так и не решив поставленную перед собой задачу? Как называется разновидность отважного героя, что бежит при первых признаках опасности? Вечеринки к этому часу уже завершились. Не будет сегодня девчонки, ошарашенной надеждами посетить легендарный Вэлхэл и приласкать человекалегенду. Ночь без обнаженной рыженькой. Ночь без секса - дурные сновидения. Так что сейчас есть кое-что поважнее сна. Он вошел в самый крутой из возможных виражей и взял курс на Форхил, где жил Тэм. Герой... Ваун убил Аббата и победил Братство. Этот наглый Q-корабль может быть актом возмездия. Скиц умолк тридцать лет назад - то есть сорок, если учесть временной сдвиг. Тэм утверждает, что это дело рук Братства. Он не раз это говорил. Приор прибыл с Авалона. Аббат и "Юнити" прибыли с Авалона, но Авалон пока не уступил натиску Братства - вероятнее всего. Пару лет назад, когда авалонский Патруль отреагировал наконец-таки на настойчивые запросы ультийского главнокомандования, Тэм уведомил обо всем и Вауна. Войну выиграли, говорилось и послании, Братство на Авалоне повержено и выметено. Авалонское главнокомандование поздравляет дружественный Ульт с победой над паразитами. Может, это утка? Скиц - часть все той же проблемы. Скиц заглох позже, намного позже, чем "Юнити" прилетела на Ульт. И этот жуткий Q-корабль, несомненно, со Скица. И что тут может сделать Патруль? Что может сделать Рокер? Он, конечно, говно порядочное, но все-таки личные взаимоотношения в дело, как правило, не вмешивает. Почему главнокомандование не спрашивает совета у героя, адмирала Вауна? Неужто его нельзя назвать признанным специалистом по Братству? Что бы он там ни врал Мэви, но на самом деле он ничего не знал о том, что думает Патруль по поводу смертоносного Q-корабля. Он пытался прозвониться Рокеру, но тщетно. А неожиданная отставка Тэма в такой острый момент - совпадение или это проделки Рокера... или даже самого Братства? Один раз Братство Патрулю уже накостыляло - может и еще разок попробовать. Торч был уже настолько высоко, что небо казалось черным. Ангел превратился в точку, ослепительным малиновым светом рвущую небесный свод. Время от времени он заливал своим светом потоки вод темного мира внизу. Там находилась Дельта Путры. Еще и поэтому Ваун сюда особо не совался. Всего один раз за все это время он посетил родину. Он ушел тихо, отверженным. Вернулся победоносно, героем. Кислый вкус того возвращения до сих пор остался на губах... 7 Колпак торча отъехал, и неожиданно стало так жарко, как будто по голове ударили кулаком. Потоки горячего воздуха устремились в легкие, в глаза впились ослепительные ножи солнечного света. Запах тины. Трясущимися руками он схватился за борт, чтобы вылезти из торча. Он спрыгнул с последней ступеньки. Под ногами захлюпала склизкая трава. Лукавый голосок в правом ухе наставлял: - Выше голову... вот так, хорошо. Улыбка. Глубокий вдох. Счастье. Вот так. Теперь пошли... Герой вернулся. Улыбающийся. Сконфуженный. Идущий - немного быстрее - идущий в сторону, где сгрудилась оторопевшая и растерянная встречающая комиссия. И чтобы мир мог следить за происходящим, за происходящим пристально следят скрытые камеры. Эполеты адмирала грузно возлежат на его плечах. Сияют ордена, медали и звезды с бриллиантами на груди. Их и так уже полно, и еще с десяток внесено в план и только ждет, пока чиновники и юристы закончат битву за право чествовать героя. Это не твое личное дело - это касается всего Патруля, помни об этом. Герой Ваун. Старина Ваун. Спас мир. Все хотят увидеть, как он возвращается в маленький Пуцайн. Это полезно для Патруля. Налоги... прекрасная возможность повысить налоги... - Счастье. На лице счастье. Руки выше. Выше! Пропитанная грязью трава хлюпает под ногами. Пахнет речкой... Как он мог забыть этот запах илистой черной грязи? А как забыть нескончаемое занудное гудение шмелей, бессмысленный вздох ветра и высокой траве пози; ни холма, ни дерева, никаких признаков присутствия человека. Все собравшиеся одновременно взрываются приветственным воплем. Пуцайн? Все специально помыли ради такого случая. В сельской простоте ничего нехорошего нет, но мерзость запустения демонстрировать не обязательно... Так что оставлена только заброшенная куча сплавного леса. Когда он был маленьким, они тут и слова такого не знали - "Пуцайн". Называлось просто деревней. Название скорее всего состряпали, когда возникла необходимость обозначить это место в атласах: Пуцайн, город, где родился и вырос адмирал Ваун. Герой... А на деле - горстка хибарок, полузатонувших в грязи Дельты Путры. Сквозь запах грязи можно уловить запах угря. От этого запаха слюни текут, хотя он постиг, что кушать угря - позор. Толпу теперь не держат, и народ хлынул к нему с распростертыми руками. Боже, как мало людей! Но это ведь совсем малюсенькая деревенька, его ровесники подросли, их место заняли новые нескладные, взъерошенные юнцы. Пялятся теперь на его военную форму. Олмин - его Ваун вспомнил... И Астоса... Ванабиса. Изнуренные недоеданием, костлявые, вымытые для торжественного случая. Из женщин добрая половина беременны. Бороды у мужчин сбриты, а на щеки и подбородки нанесен темный грим, чтобы загорелые части сравнялись с ними по цвету. Бороды - что-то в этом есть от дикарства. Худые смуглые лица... скорее, озадаченные, нежели возмущенные... скорее, возмущенные, нежели счастливые. Какое им до этого дело? Тыщу лет назад они его позабыли. Шесть лет - мало разве? Ничего общего у них с ним теперь нет. Никогда не было. Ему хочется развернуться и убежать; ему настолько этого хочется, аж коленки трясутся. Лучше уж гоняться за Аббатом по кишкам Q-корабля. Лица... Ему-то на самом деле хотелось увидеть здесь только одно лицо, но этого уже никогда не случится. Он понимает это, но вспомнить деревню и не задуматься о Нивеле невозможно. Нивела нет. Он бы, как и все, улыбался, но понастоящему, улыбкой лучились его глаза... В один прекрасный день, такой же, как все остальные дни, кто-то где-то нарушил покой пипода, и пипод, снарядив рабочую бригаду из собратьев, пошел в бой, грозно потрясая ядовитыми иглами, и угробил восьмерых парней и трех девушек. Небольшой деревеньке генераторы радиошума не по карману. Теперь односельчане бессмысленно топчутся, мало-помалу разбредаются кто куда; огорошенные, перепуганные, понукаемые невидимыми источниками правильных наставлений, передвигающиеся так, чтобы все время находиться в поле зрения камер - герой будет радушно приветствуем друзьями детства. А изгоя никто не станет вспоминать. Олмин весь дрожит. Ему, похоже, первому говорить. В деревне нет ни мэра, ни священника. Звание Лучшего Друга присвоено, судя по всему, Олмину. Ироническая такая издевочка! Это Олмину-то? Олмину-дразниле? Олмину-палачу? Олмину, что сидел у него на груди и утюжил кулаками его лицо? Олмину, что ссал ему в глаза, в то время как прочие лучшие друзья прижимали его к земле? Это был, впрочем, очень ответственный эксперимент - необходимо было выяснить, сможет ли моча перекрасить его волосы в тот цвет, который положено иметь волосам. Не смогла. Несмотря на многократные усилия. Лучший Друг? Ну, пусть. Почему бы нет? Если разобраться, то он действительно ничем не хуже остальных как друг. Удавалось ли тебе, Олмин, когда-нибудь повергнуть меня в такой ужас, в какой ты сам повергнут сейчас? Лица... Глоры нет среди них. Ему пообещали, что Глоры не будет. Патрулю не нужно, чтобы весь мир услышал, как голосит сумасшедшая мамаша адмирала Вауна - о своих свиданиях с Господом, о непорочном зачатии, о том, что она с самого начала знала, что ее сын спасет мир. Глору увезли на лечение. Олмин делает свою хриплую отрыжку всеобщим достоянием, затем неловко кладет трясущуюся руку Вауну на плечо, стараясь не запачкать эполет. - Ваун! - Он облизывает губы. Он слушает наставления суфлера с глазами, буквально вываливающимися из орбит от натуги. - Так приятно... видеть тебя... вновь. Ваун. Пауза. Белая макушка просвечивает сквозь песочного цвета шевелюру. Ваун стоит, ждет свою реплику, старается сохранить на лице улыбку, смотрит, как покачивается в глотке у Олмина шар распухшей щитовидки. Негодование охватывает его - какого черта они не понимают, что, производя бустер для местных жителей, нужно принимать во внимание недостаток йода? Его черед пока не настал. - И здорово... - продолжает Олмин... - вернуться... тоже, Ваун... Правда? - Это всегда счастье - вернуться домой, Олмин, - говорит суфлер в ухе Вауна. Он пытается повторить, но слова присыхают к горлу, как кусок дерьма. Вернуться домой - счастье? Дудки. Это кошмар - вернуться домой. Я ненавижу здесь все! Я ненавижу всех вас. Вы превратили мою жизнь в пытку. Я спас мир, но только не ради вас. Видит Бог, ни для одного из вас. - Это всегда счастье - вернуться домой, Олмин. 8 Как там, интересно, Олмин во тьме под бортом? Жив еще? Все влачит еще свое утробное существование, все пресмыкается в тине Дельты? Вряд ли. Бустер для крестьян - дерьмо, ширпотреб, не тот, что по спецзаказу производят для спейсеров. Ваун надеялся, что все-таки еще влачит, потому что это уже само по себе вполне адекватное наказание. Долгих лет тебе, Олмин! Торч уже достиг самого края Вселенной, лучи Ангела не дотягиваются досюда, и ночь облачилась во все свое звездное великолепие. Глаза по привычке отыскали созвездие Пловца - Альфу и Гамму, две красноватые звездочки, авалонские солнца. Солнца, что сияют над Монадой, где все началось... Ангел почти в зените. Скоро рассвет. Он разложил свой диванчик, устроился поудобнее и стал размышлять о шифрах, электронных хитростях, паролях и реактивных снарядах. В теории все было просто - коммодор Тэм имел законное право баррикадироваться в своем Форхиле, сколько душе угодно. Если бы возникло желание, он мог бы превратить его в современную версию доиндустриального замка, руинами коих кишат высокогорные районы. Ваун миллион раз пролетал над такими. Если бы коммодор Тэм начал палить или направил в кого-нибудь лучи своих лазеров, совершив тем самым убийство, то букву закона он бы, конечно, нарушил, но закон практически не в силах как-то бороться с офицерами Космического Патруля. Вот сам Патруль... Это совсем другое дело. Наверняка можно отыскать какойнибудь пунктик в уставе, воспрещающий убивать адмиралов. В этом можно по крайней мере усмотреть некое проявление недостаточного уважения. Мало того - Форхил вовсе и не является личной собственностью Тэма, пусть тому и разрешено делать с поместьем все, что и в голову не взбредет. Когда Тэм умрет. Патруль возобновит свои права на владение Форхилом и по акту передаст его следующему офицеру, который, в свою очередь, будет тут хозяйничать столетие-другое. Адмирал - это на служебной лестнице круто выше, чем коммодор, стало быть, Ваун просто-напросто мог приказать Тэму, чтобы тот пустил его на свою территорию. Потом ему будет сделано дисциплинарное взыскание за попрание прав собственности и вмешательство в личную жизнь младшего по званию офицера, но это пустяки. К сожалению, Тэм не реагировал на запросы и приказа получить не мог. Он, видимо, установил автоматическую защиту, чтобы палить по всем, вне зависимости от звания. А вот сам адмиралиссимус Рокер или кто-нибудь еще из начальников... им должны быть известны все коды, и они способны проникнуть к Тэму, какого бы рода защиту он ни установил. Значит, задача - чисто практическая. Ваун - великий герой, владелец обновленного Вэлхэла, наипрекраснейшего поместья на планете, и покуда речь шла о делах мирских, он пользовался всеми привилегиями своего высокого положения, но коды и шифры высокой степени секретности для него всегда оставались тайной. Вот так. Чем больше он об этом думал, тем меньше у него оставалось сомнений: нет ничего случайного в том, что Тэм самоустранился одновременно с появлением Q-корабля. Что-то нехорошее происходит; всегда кто-нибудь мутит воду. Если не Рокер, значит, это Братство. По меньшей мере двое из братьев так и не были пойманы, и если они, не дай Бог, до сих пор живы, они времени зря терять не станут. Эти от своего не отступятся никогда. И в том, и в другом случае частью зловещего плана могло быть и уничтожение Вауна или что-то близкое к этому в крайнем случае. Даже вчерашний звонок Фало мог быть сфабрикован, несмотря на то что Фало, как и Тэму, можно доверять. Все это не имело бы ни малейшего значения, если бы Вауну удалось сотворить с электроникой, которой был оснащен его торч, что-нибудь такое, в результате чего ей удалось бы сотворить что-нибудь с электроникой защитной системы Тэма. Он погрузился в воспоминания о тех временах, когда был курсантиком. Мозги закипели от попыток извлечь что-нибудь из бесчисленных прослушанных некогда лекций, но извлеченное в целом пока представляло собой огромную зияющую пропасть, натуральный вакуум. Космический патруль. Большего околпачивания Галактика не ведала, ни на этой, ни, надо полагать, на какой-то другой планете Пузыря. Государства, церкви, демократии, монархии, империи, религии, вероисповедания, мировоззрения, философские системы... вот что, казалось бы, призвано управлять душами и телами людей - но над всем, позади всего, всем этим питаясь, таилась нетленная власть Патруля. Кое-что из окутывавших Патруль мифов было правдой. В частности - Доггоц. Мрачная репутация этого местечка была ничто по сравнению с реальностью. Ад улучшенной планировки, многоэтажная каменная камера пыток на дальнем севере. Ревущая непогода и Академия Космического Патруля - больше в Доггоце не было ничего. В Доггоц приезжали избалованными юнцами из лучших семей, сыновьями и дочерями коммодоров и адмиралов. Легкомысленный декаданс холености и беспечности безжалостно выкорчевывался. День за днем, один другого жутче, им выворачивали наизнанку мозги - унижали, изводили, уничтожали, перемалывали в порошок. А потом из получившихся бессмысленных и удобных в обращении зомби производили - посредством искусных переплавок и вливания в необходимые формочки - крутых спейсеров. Получить диплом или умереть - другого выхода не было. И учащиеся, и инструкторы традиционно имели при себе заряженное оружие. Малейшая провинность каралась расстрелом. Дуэли широко приветствовались. Процент самоубийств - невероятный. Но результат был. Выжившие возвращались младшими офицерами, торжествующей элитой, непоколебимо убежденной, что в долгу у нее теперь вся Галактика. В Доггоце Ваун был в еще большем отчуждении, чем в грязной речной деревушке своего детства. В Пуцайне - если только место носило в те времена это им - он был не как надо сложен, не как принято окрашен - черноволос, темноглаз. Незаконнорожденный сын местной юродивой, он испытывал немыслимые мучения. В Доггоце он был грязным слизнем, убогим, слабоумным, недоделанным крестьянином, угодившим в среду сыновей и дочерей галактической знати. По их мнению, он не так говорил, не так ел, не так ходил, не так думал. Сам факт его существования близ них не имел ни разумного объяснения, ни оправдания. Его презирали в высшей степени. Делалось все, что можно было придумать, чтобы довести его до отчаяния и саморазрушения. А слизняк оказался сметливее, сильнее и крепче всех. Он преодолевал препятствие за препятствием, побеждал во всех состязаниях, был первым по всем предметам. Ничтожества продвигались по служебной лестнице, его же офицеры ценили не более, чем содержимое помойного ведра, и издевались над ним, как только могли. На одном из многих пройденных им факультативных, не предусматриваемых системой курсов он научился искусству не спать по много дней кряду. Одноклассники одаривали его тычками, измывались, насмехались, игнорировали, осыпали оскорблениями. После дюжины дуэлей к нему потянулись суицидально настроенные. Тогда он научился, не убивая, калечить, и от него отвязались. Направить ствол пистолета на самого себя он упрямо отказывался, сколько бы раз сей выход ни был ему рекомендован, - потому что самый главный урок, вынесенный им из стен Доггоца, заключался в знании: о чем бы ни шла речь, он превзойдет любого. Этого он не забыл. В новобранцы шли перепуганные юнцы. Через шесть или сколько-то месяцев выжившие вылуплялись аристократами в форме прапорщиков, готовыми править Вселенной. Ваун провел в Доггоце пять лет и сумел дослужиться только до почетного звания младшего матроса второго класса. Не появись в системе Ульта Q-корабль, он оставался бы в этом звании до сих пор. Само собой разумеется, что уж о системах автоматических защит, ракетных системах и сигналах электронного опознавания он выучил все. Но ничего такого, что могло бы помочь ему, вопреки желанию Тэма, пробраться в Форхил, он придумать не мог. Все тридцать тысяч лет Патруль непрерывно совершенствовал свои системы безопасности. 9 Когда желтизна заката вступила в бой с ледяной синевой Ангела за право обладания востоком, когда торч начал свой бесконечный спуск из ионосферы, мысли Вауна мало-помалу перекинулись на самого Тэма. Этот был из крепких, из тех, на кого можно рассчитывать. Скрытный, замкнутый - да, но не может быть, чтобы он оказался жалким трусом, который самоустранился, не послав другу прощального слова. Его род, принадлежащий к сливкам патрульной касты, вел свое происхождение с незапамятных времен. Раз он мимоходом помянул каких-то предков, прибывших из Эглица на "Золотой Колеснице" вместе с преподобным Джошуалем Кранцем. Понятно, что если верить всем, сие утверждающим, то экипаж "Золотой Колесницы" должен насчитывать несколько миллионов человек, но если Тэм так сказал... Тэм был хорошо воспитан, и в голове имел побольше некоторых, а раз он пережил Доггоц, то, по определению, имел и крепкий характер. Если и был у него какой-нибудь недостаток, то он заключался в том, что Тэм был очаровательным молодым человеком - а очаровательные молодые люди в чарты не попадают. Еще только начав карьеру, Тэм уцепился за место шефа Ультийского Отдела Патрульной Связи, чем до сих пор и жил, ничего другого не ища. При помощи Отдела Сети осуществлялся межзвездный информационный обмен. По идее, это учреждение должно было бы занимать особое место в системе, но не занимало, что лишний раз показывало, насколько много выдумки было в рассказах о Галактической Империи. На каждой планете было свое правительство, творившее, что заблагорассудится и как заблагорассудится, нимало не интересуясь, чем занимаются остальные. Но если был хоть один человек, имевший представление о том, что же в действительности происходит, то только Тэм. У Тэма было много друзей. Вауну казалось, что он и себя имеет право внести в их список. Немногие из высокопоставленных офицеров относились к Вауну, как к равному, - это даже теперь, когда уже столько времени прошло. Они вместе охотились, вместе пили, играли, даже работали вместе, если комуто придет в голову назвать вауновские паблик рилейшнс работой. Не перечесть, сколько раз Тэм бывал в гостях у Вауна. Шести недель не прошло с тех пор, как они с Зозо завалились в последний раз, как обычно, нежданно-негаданно и, как всегда, долгожданные. Они отправились на рыбалку, и небо кипело над ними - никто никогда не позволял себе сидеть сложа руки в присутствии Тэма. Потом Ваун с Данном совершили продолжительное путешествие в Стравацкую Народную Республику. По пути им удалось заскочить в Форхил. Ваун закрыл глаза и посчитал. Девять дней получается с тех пор, как они виделись в последний раз. Или даже всего восемь. Тогда с мужиком все было в порядке. Если поведение Тэма еще как-то можно объяснить его необщительностью, то молчание Зозо непонятно совершенно. Почему она игнорирует Вауна, он, допустим, мог бы догадаться, но просьба о помощи от Фало определенно должна была бы быть принята. Уж Тэма-то она бы не бросила. Тэм делил постель с одной и той же женщиной все то время, сколько Ваун его знал. Она была его леди, они прошли некий обряд, что-то типа обета хранить верность, в одной из левых церквей и хранили верность. Можно даже сказать - безграничную преданность. Любая вечеринка, где присутствуют спейсеры, рано или поздно непременно превращается в дебош, добавить закрепитель в выпивку - дежурная шутка. Тэм в подобного рода забавах участия не принимал, если, конечно, был в том состоянии, в котором человек еще способен принимать решения. Хватал Зозо и сматывался. Допустим, друзей Тэм на помощь звать отказывается, но Зозо-то почему? Как-то все нехорошо. Чем больше Ваун об этом думал, тем все явственнее ему мерещилась за всем зловещая пятерня адмиралиссимуса Рокера. И тем непонятнее становилось. К чему Тэму умирать вот так? Самоустранение - ад. Уж кому-кому, а Вауну это было известно. Он не забыл, как когда-то чуть не погиб из-за этого. Вот они, значит, какие - ощущения умирающего? Болит голова, что-то темное плавает перед глазами. Глора по-прежнему настаивает, чтобы он продолжал песнопения, но во рту у него настолько пересохло, что он не может выдавить из себя ни слова. И распухший животик болит все сильней и сильней. Глора обернулась и что-то кричит, но на взвихривающем траву пози ветру ему ничего не слышно. Скорее всего - снова о чуть-чуть потерпеть. С Глорой-то и с самой, похоже, не все в порядке - продвигаясь вперед по дороге, она шатается из стороны в сторону, порой поскальзывается в грязи. Он то и дело натыкается на следы ее падений. Вокруг никого. Тропка сквозь заросшую пози равнину, петляющая к горизонту без подъемов и спусков, без чего-либо, за что мог бы ухватиться глаз. Река, должно быть, недалеко, поскольку воздух, насыщенный ее запахами, тяжел и плотен. И пустота. Пустота, пустота, пустота - лишь изможденный силуэт Глоры, волочащейся по тропе... порой руки черными плетьми взмывают к небесам... руки, ноги, волосы в бесноватом танце. Порой ее не видно за поворотом, и вот тогда-то он, действительно, начинает, как может, торопиться. Они идут домой, сказала Глора, домой, в деревню. В больших городах отцы церкви ослеплены Властелином Зла и не желают внять слову истины... не хотят увидеть воп... воплощ... Ваун даже не знает что. Вауну в самом деле все равно. Ему кажется, что, еще не добравшись до деревни, он может умереть. На мгновение ветер стихает, и до него доносятся возносимые Глорой молитвы. Может, ему тоже вознести молитву, и Бог смилостивится или даст наконец умереть? Чего бы Бог ни пожелал, все хорошо. Бог - это его папа. Но если Бог хочет, чтобы Ваун жил дальше, то, может быть, он не хочет, чтобы Ваун снова делал это в деревне? Ходить за Глорой повсюду и петь у церквей - это ведь лучше, просить милостыню для ужина - это лучше, чем чистить угря. Городские мальчишки глумятся над ним, а больше над Глорой, но не так жестоко, как Олмин и его друзья. К счастью, Глора скорее всего не знает дороги в деревню. Черт его знает, сколько уже прошло дней с той поры, когда она в первый раз сказала ему, что они возвращаются домой. Они ночевали в траве. Боже, как же болит живот... Вонючая грязь на лице. Похоже, он упал вслед за Глорой... - Эй, приятель! Решил поспать среди бела дня? Ваун заставляет себя открыть глаза. Заставляет себя повернуть голову. Он узнает потрепанные башмаки Нивела. Он слабо улыбается. Теперь его Нивел несет, вот потеха. Нивел при ходьбе весь шатается, волоча за собой больную ногу. И Ваун теперь вместе с ним. Туда-сюда. Туда-сюда. Где-то позади слышны Глорины молитвы. - Есть хочешь, черноглазый? - Нивел тяжело дышит. - Есть немного супа из угря для голодных сорванцов. - Не хочу, Нивел. - Чо это, молодой парень - и не хочешь есть? Никогда не вырастешь и не станешь взрослым, если не будешь есть, Ваун. - Не хочу, - стоит на своем Ваун, с трудом выгоняя слова из пересохшего рта. И этот проклятый живот... Нивел задыхается, опускает Вауна на землю, встает рядом на колени. Глора далеко позади в танце размахивает руками. - Надо передохнуть, - говорит Нивел, пристально рассматривая Вауна. Он приподнимает грубым пальцем его веко, будто бы хочет под ним что-то найти. - Каждый ли день ты получаешь свою порцию бустера? Ваун неуверенно кивает. Нивел бормочет что-то такое, не разобрать. - Слушай меня! Черноглазик! Внимательно слушай! И не обращай внимания, что лепечет эта туполобая... что скажет тебе мамочка, договорились? Ты будешь получать свою порцию бустера каждый день, ты понял? Каждый день без исключения! Если у вас дома его не найдется, ты придешь ко мне. Или попросишь у когонибудь. Даже в большом городе. Когда у тебя нет бустера, ты должен попросить у любого мальчика, у любой девочки, и если у них есть, они обязаны с тобой поделиться. Это закон. Бустер - для всех. Понял? Ваун никогда не видел Нивела в ярости, а потому согласился. - Одной еды недостаточно, - говорит Нивел, будучи, по-видимости, уже менее уверенным. - В пище чего-то такого нет, что должно быть, и что-то есть, чего не нужно, и те, кто не получает своей порции каждый день, очень-очень скоро начинают болеть, не растут, не становятся взрослыми, никогда не вышибают дерьмо из Олмина. Ваун смеется. У них эта шутка на двоих. Нивела здоровяком не назовешь, он не может много работать со своей больной ногой, потому живет сам по себе, в то время как все остальные мужчины живут с женщинами, и у них есть маленькие дети. Время от времени Нивел приходит пожить к ним, и это самые лучшие дни, хоть Вауну и приходится спать на полу - Глора меньше разговаривает с Господом, реже будит его посреди ночи, чтобы Ваун присоединился к молитвам. Но это длится всегда меньше, чем хочется. Никто так не любит Нивела, как Ваун. Даже Глора. Глора в особенности. Потому что она рассказывает о нем такие вещи, что мальчишки получают возможность лишний раз посмеяться над ним. А иногда Глора бывает и ничего. Нивел поднимается, поднимает Вауна, взваливает его на плечо, кряхтя и шатаясь. - Ты запомнил, черноглазик? Кто не ест бустер, тот не может жить на Ульте, запомнил? Еще несколько шагов... Туда-сюда!.. Туда-сюда!.. Ваун говорит хрипло: - А где он живет, Нивел? Тот, кто не ест бустер? - Он не живет, - отвечает Нивел, отдышавшись. - Он засыхает и умирает. 10 Сновидец - Розовый, водит - Малиновый. Их около дюжины - нет, сотни - нет, тысячи. Сновидец Розовый, а водит Багряный. Десятки малышей - нет, тысячи, и все увертываются и смеются, а Багряный пытается поймать их. Они разбегаются и катаются по траве, разливаясь и летая миллионами цветов, но вокруг Багряного всегда пустое пространство. Они пищат и кричат, кривляются и хохочут. Высоко в небесах светят солнца-близнецы - две алые подушки на синем покрывале неба. Но Багряный устал. Он изнемог и больше не смеется. Сновидцу жалко его, он нарочно спотыкается, чтобы дать Багряному схватить себя. Теперь водит Розовый. Он должен ловить других. Придите ко мне, братья, и я прикоснусь к вам... Сон меняется. Теперь сновидец стал Синим... Смуглые руки барахтаются в хаосе воплей и брызгах воды. Все убегающие от него разом выбираются на берег. С криками "Ой" и "Он поймал меня!" они выскакивают из воды, отряхиваются, дрожат и хохочут - коричневые мокрые малыши. Сегодня сновидец Синий, но как только он хватает с травы свои шорты, их хватает и другая рука. Он улыбается и получает улыбку в ответ, обе руки отпускают шорты и ищут другие. Вот так другой мальчик становится Оранжевым, а сновидец - Коричневым... а на самом краю берега возникает Черный. Сновидец ловко выставляет локоть. Черный валится на спину. Вскоре все вовлечены в игру, и сам сновидец падает во вздымающуюся и опадающую волну тел братьев... Братья, я иду... Сон меняется... Луна не светит, и в спальне темно. Вроде бы малыши должны спать. Но ночь сегодня необычная, сегодня ночью почти все плачут. Пришли известия с Ксанакора. Там уничтожен улей. На него напали рэндомы, и улья больше нет. Есть кадры, есть жуткие рассказы, и старшие отправили малышей в кровати пораньше, сказав, что сегодня ночью у них будут важные разговоры. Но сновидец-то знает, что на самом деле они так сказали для того, чтобы самим поплакать, глядя на звезды, и не послужить дурным примером для малышей. Но малышам ведь тоже хочется поплакать! Сновидцу позволено немного посидеть на коленях у большого мальчика. Тот обнимал его и гладил, но этого не хватило. Слишком много еще слез ему нужно было пролить. Он не может уснуть, потому что думает о своих братьях. В теплой темноте всхлипывают другие малыши. Стоит одному затихнуть, как принимается рыдать другой. Из-за этого у сновидца комок подступает к горлу и в памяти загораются кадры воспоминаний: он видит перед собой братьев - их хватают, пытают, они истекают кровью и горят в огне. Братья на вид не старше его. Они истекают кровью и кричат. И он снова плачет, задыхается, стонет. Он слышит шаги и поднимает голову. Кругом ходят братья, и только он успевает понять, что происходит, около него в темноте возникает фигура. Сновидец с благодарностью подвигается, и рядом с ним садится брат. Они обнимаются и плачут вместе, поливают слезами пижамки друг друга - они оплакивают своих сородичей, погибших на Ксанакоре. - Адмирал? Ваун, должно быть, задремал. Сухой голос аварийной системы торча заставил его вздрогнуть. - А? Чего? - Вы просили, чтобы Вам сообщили, когда Вы будете возле самого удобного подступа к Форхилу. - Ох... да. Он же летел к Тэму. Ваун потянулся, потер глаза, расправил мозги, как поглаженные носки. На востоке закат пылал кровью с золотом. Он лег курсом в сторону "Каслорн Интернешнл" - так более всего будет похоже на безобидный полет по направлению к оборонительным рубежам Тэма. Он так и не придумал, как пролезть в Форхил; он мог бы прорваться силой, но только не в торче, конечно. Точно! Поехали... Несмотря на то что так, как сейчас, было подобраться удобнее всего, все-таки еще высоковато - но все равно он переключился на ручное управление и вошел в штопор. Через две секунды на всех приборах, верные себе, как и вчера, позажигались красные лампочки, и завыла сирена. Пожалев, что не захватил теплой куртки, он застегнул пуговицы на рубашке и застыл в ожидании. - Внимание 80-775! Внимание 80-775! Вы проникли на закрытую территорию. Через три минуты начнутся действия. Внимание... Он позволил голосу орать, считать секунды, а сам следил по приборам за скоростью и изменением высоты. Слишком быстро... Он устроился поуютнее, но в разреженной атмосфере торч способен только трястись. И очередные предостережения появились на дисплее... Пройдет минуты две, и оборонительная система возьмет управление на себя, развернет торч и отправит его назад. Вчера так происходило неоднократно. Три раза. Три раза он пытался, и три раза оборонительная система выбрасывала его на расстояние в час полета. Сегодня он не имел намерения спорить. Одна минута... Он включил выход к сети, звуковой и визуальный. Предостерегающий голос перешел на шепот. Экран оставался пустым. - Форхил. Тэм, это Ваун. Мне необходимо переговорить с тобой. Я один и без оружия. Я приближаюсь, Тэм! Когда он отсоединился, крик возобновился. На приборной доске загорелась надпись: "Тревога". Ушами не шлепают. Теперь в любую секунду он может почувствовать, как захромает управление, что будет значить, что оборонительная система взяла его на себя. Правой рукой он вытащил из кобуры пистолет, наклонился и нажал пальцем клавишу "Спуск". - Отказ! - завопил громкоговоритель, заглушив даже сирену. Загорелись все индикаторы и надпись "Самоубийство" в том числе. - Вперед, сукины дети, - пробормотал Ваун, погрозив приборной доске пистолетом, и стал ждать. И ждать... 11 Ожидание? Ожидание - это медленная смерть и хуже, чем смерть. Более изощренной пытки не было ни в кошмаре пропитанной кровью истории церкви, ни в анналах Расовых Войн. В кабине полуночная мгла, полная таинственных грузных форм. Там и тут радужный отсвет приборных огоньков озаряет то ухо, то лоб, то движущуюся руку. Посреди этого склепа узкий круг горбатых упырей, экипаж, все на местах - две женщины и четверо мужчин, внимательны, как музыканты, исполняющие старинный шедевр. Бубнят голоса, людские и механические, отдельные слабые звуки тонут во всеобщем гуле. Мигают экраны. Шаттл ультийского командования "Либерти" на орбите... Ваун измучен перегрузкой: новая с иголочки форма хрустит при каждом движении и режет в паху, устрашающие свидетельства его звания поблескивают на плечах, пахнет металлом и воздухом многоразового использования, от искусственной гравитации кружится голова, еще больше она кружится от того, что он видит перед собой в аквариуме дисплея биллион звезд, сияющих во всем своем великолепии. Это не доггоцевский сим. Это все на самом деле. Он выскочил на этой бутылке из горлышка пусковой установки в Хайпорте, вперед, в открытый космос. Мэви не сказала "до свидания". Не было "до свиданий". В тот момент, когда прочие члены экипажа целовались на прощание с любимыми, он торчал один. Ему сказали, что она уехала из Хайпорта. Лучше об этом не думать. Где-то там Q-корабль - название неизвестно, экипаж неизвестен, пункт отправления - Авалон. Может быть. Братство. Он его не видит, а приборы утверждают, что может. Хрустально-электрические мозги не принимают во внимание, что командир новичок. Он, конечно, может переключиться на инфракрасный. Q-корабли всегда разогреты, и в инфракрасном диапазоне его можно найти. Ощущение почему-то такое, что тебя дурачат... Он продолжает поиски. Самое странное и самое мучительное из чувств - чувство отчуждения обретшего власть. Ответственность. Возбуждение пульсирует в висках, кислота курсирует по венам, комок льда в животе. Пятеро из шести спейсеров - настоящие. У них звездочки космических странников на лацканах, и о происходящем они знают, наверное, раз в десять больше него. Доггоц они покинули как минимум лет пять назад, раньше него, а Ульт достаточно велик, чтобы у только что получившего звание прапорщика была возможность представиться коммодором. На него смотрят в ожидании указаний. Ни намека на то, что заурядная на вид миссия угрожает всем смертью, подобно клочку приближающейся тучи, вестнику зимы. Они, должно быть, ума не приложат, почему высокопоставленного коммодора поставили у руля какого-то жалкого суденышка, почему он так панически торопится войти в контакт, но ни один из них ни малейших подозрений не выказывает. Видно, не продемонстрировал он пока своего невежества и неопытности, а больше ничего и не нужно. Все пятеро доверили свои жизни его фальшивым знакам отличия; они будут беспрекословно ему подчиняться. Он обращается к приборной доске с просьбой дать картинку с большим увеличением, по неизвестным причинам тревожась, не услышит ли его кто. Все заняты своим, и дела никому нет до того, что там нужно их командиру от приборной доски. Они не догадываются, что он никак не может отыскать Q-корабль. Так до сих пор и не отыскал! Ваун оглядывает тьму вокруг себя, тени лиц. В дальнем конце поблескивает пара глаз... Йецер следит за ним. На каждом корабле обязательно присутствует гражданский чиновник, но не из этого же ведомства, и кроме того, они обычно ничем не занимаются до контакта. А этот уже погружен в работу. Его обязанность - следить, чтобы Ваун не переходил рамок. Расположение мест на этом корабле нестандартное, и они сидят прямо напротив друг друга. Он, может быть, уже навел на Вауна дуло пистолета. Низкоскоростного, спейсеровского, с мягкими, безвредными для обор