горело бы так ярко. Те худосочные кустарники, которые порой пробивались сквозь лед, были хороши только для разогревания обеда, но вряд ли костер из них напугал бы этих мощных хищников. Когда наступит утро, ей нужно будет отправляться в путь. Если кисуну не позволят ей ехать дальше, она обречена на смерть. Не в первый день, возможно, а позже, когда кончатся еда и порошок, - тогда она окажется во власти кисуну. К вечеру она должна что-то придумать - выработать хоть какую-то возможность продолжить путь. Западные горы наверняка уже недалеко - если ей удастся выиграть несколько дней, она доберется до нужного места. Анжа подошла к испуганному ферцу. Телепатически успокоив животных, она выбрала двух, наиболее парализованных страхом. Они наверняка первыми покинут этот мир. Твердой рукой она высвободила их из упряжки. Ей показалось, что кисуну улыбаются. Анжа положила руку в варежке на спину обоих животных и, надавив, дала сигнал "опасность" мысленно, стараясь свою энергию перевести на самый примитивный язык. Ферцу рванулись в слепом ужасе вперед и пересекли полосу огня. Они не успели избавиться от того страха, который им внушила Анжа, - голодные кисуну быстро расправились с их телами. "Я выступила с деловым предложением, - подумала она. - Будут еще ферцу. И никто из вас не поплатится жизнью. Этого достаточно?". Да, этого было достаточно. Когда кисуну окончили пиршество (она обратила внимание, что они поделили ферцу на всех), они вновь удалились на безопасное расстояние и улеглись на снег. Впервые за много длинных ночей она не спала. Утром кисуну были здесь, хотя она слабо надеялась, что они покинут ее. Вновь она прощупала их мысленным лучом, быстро окончив анализ. Голод кисуну был очевидным, но менее требовательным. Теперь - дело времени: одинокая женщина и восемь утомленных ферцу вряд ли смогут противостоять стае хищников, обладай они разумом или нет. Доля надежды была связана с телепатическими способностями, но разум кисуну был столь отличен, что ей не удавалось установить контроль над их действиями. Поскольку делать было больше нечего, Анжа перезапрягла ферцу. К ее удивлению, кисуну расступились, дав дорогу саням. Порадовавшись этой удаче, она вновь устремилась на запад. Раньше Анжа иногда дремала, теперь же не осмеливалась. Ледовое поле было гладким, без расщелин. Это место сильно отличалось от покрытой трещинами мерцающей поверхности Лууса, где она проходила подготовку. Но с какой-то точки зрения опасность все же возрастала: на подобной местности внимание притуплялось, так как не было постоянной необходимости следить за дорогой, и все труднее становилось бороться с надвигающимся безумием. Анжа позволила себе улыбнуться. Теперь она была уверена - тоска не лишит ее рассудка. Не исключена, конечно, возможность быть съеденной, но это, в общем-то, более предпочтительная смерть, чем медленная казнь в этом бесконечном сером одиночестве. - Да, - вслух сказала она, удивившись этому сама, - я должна быть благодарна вам. Вы спасли меня от самого ужасного, даже не подозревая об этом. И впервые за полгода человеческий смех раздался в этой ледовой пустыне. - Какая милая враждебность, мой нежный эскорт! Бракси полюбили бы вас. Она больше говорила для себя, обнаружив, что человеческий голос - даже ее собственный - оказался так необходим ей в этой серой пустыне. - У вас свой злобный ритуал и правила игры во вражду. Она оглянулась на стаю - тридцать, не меньше, мощных особей следовало за ней. Точно считать она не стала. - Итак, друзья, я думаю, мы понимаем друг друга. Я буду кормить вас так долго, как только смогу, и вы будете моим эскортом... Весь вопрос в том, что будет раньше: последний из ферцу или западные горы? "Нет, я еще буду идти пешком. Но то время еще не пришло". Она разбила лагерь до прихода ночи, разожгла костер, стараясь экономить воспламеняющийся порошок. И затем, как будто бы ничего не изменилось со вчерашнего дня, она убила одного из ферцу и провела вечер, разделывая тушу. Лучшие куски она использовала для собственного ужина и для того, чтобы накормить остальных животных - от их силы и выносливости теперь зависело многое. Большую часть мяса она швырнула поджидающей стае. - Ваша доля, - пробормотала она, наблюдая за ритуалом дележа. В последующие дни ее удивило, что ферцу весьма выносливы. Когда осталось только четверо животных, ей пришлось облегчить сани - трудная задача, поскольку все было жизненно важным. Кисуну могли быстро передвигаться в течение долгого времени, довольствуясь небольшим количеством пищи, пока бежали в стороне, сопровождая Анжу. Она кормила их, когда чувствовала обострение их голода. Ферцу же она кормила регулярно, чтобы они не ослабели и могли продолжать путь. Сама Анжа ела только в случае крайней необходимости. Вновь и вновь она повторяла для самой себя: "Ацийская медицина восстановит все". Таким образом, она заключила своего рода сделку с хищниками, и они держались на расстоянии. Ей, правда, приходилось жертвовать своим здоровьем во имя продвижения вперед... Она старалась не спать, но усталость брала свое - проснувшись резко, словно от толчка, она обнаружила, что задремала, сама того не заметив. Дни казались бесконечными, голод стал верным спутником. Она перестала взглядом искать горы - они стали чертой прошлого, чем-то, что присутствовало на задворках ее памяти, но требовалось слишком много усилий, чтобы извлечь оттуда это воспоминание. Вечное безмолвие, голод и холод одержали победу. Вскоре остались только двое ферцу, они уже не могли тянуть сани. Смирившись, Анжа сделала своего рода поводки для испуганных животных и продолжила путь пешком. Желтые глаза ее врагов, казалось, смеялись над ней: "Теперь - дело времени". В тишине дерлетской ночи Анжа почти слышала эти слова, как будто бы кто-то произнес их. Но голос был неузнаваем - ни ноты знакомой интонации, ни звука из какого-либо известного ей языка... Каждую ночь, разбивая лагерь, Анжа пыталась обнаружить в этой ледяной пустыне еще какую-нибудь жизнь - кроме своего кровожадного эскорта. Если бы снежная змея появилась где-нибудь, она постаралась бы убить ее. Но не было даже этого. Кисуну пока не съели ее - но оставалось все меньше надежды сдержать условия сделки. Вскоре не стало ни одного ферцу. - Вот так, мои друзья! - она привыкла к присутствию стаи и постоянно разговаривала вслух. С болью она смотрела на ледовые поля. Полгода... Этот период времени показался ей страшно долгим: день за днем - все похожи один на другой. Теперь у нее впереди только вечность. - Вот так! Далеко на западе в облачном занавесе появился просвет. Она отвернулась от мерцающих вспышек солнечного света. Все обещания бесполезны, а надежда в этой пустыне - лишь повод для муки. Но следя за тем, как свет скользит по льду, она застыла, увидев что-то вдалеке. Анжа не успела разглядеть - облака сомкнулись, и вновь воцарилась мгла. Она задрожала. - Хаша... - прошептала она. И это почти забытое имя вернуло ее память к тем людям, увидеть которых она уже потеряла надежду. Они будут ждать ее там, вместе с местными жителями, там - у подножия гор, чтобы приветствовать ее, если ей суждено дойти. Это было видение, но надежда?.. Кисуну не дадут ей дойти, но даже не будь их, она была не уверена, что не упадет от истощения. "Ты прошла весь этот путь, чтобы сдаться сейчас? Помни, ставка - не твоя жизнь, ты не хотела жить, ставка - месть, право на которую ты завоевываешь. Помни самое важное - у тебя есть теперь полномочия Имперского посла и влиятельные люди, готовые помочь. И это все". Кисуну наблюдали за ней. Ее будут ждать там - у подножия гор. И будет еда, много еды! Горькая ирония. Еще немного на запад - и она накормила бы этих хищников вволю. Если бы только они могли это понять! Она вновь попыталась коснуться их разума, но столкнулась опять с чем-то столь чужеродным, что контакт не произошел. Она сжала зубы и попробовала повторить. На этот раз она пыталась проникнуть в разум кисуну, зацепиться хоть за что-нибудь. Нечто чужеродное, невнятное наполнило ее существо... Анжа попыталась усилить свою энергию. Но и этот слабый контакт резко прервался. Это труднее, чем она предполагала. В Институте они изучали инстинктивные ответные реакции на уровне телепатического подсознания. Одна из заповедей, усвоенных в процессе обучения, - Идентификационная Дисциплина. В Институте им желали добра, и Дисциплина должна была сыграть свою роль, когда телепат столь полно "перетекал" в другую личность, что возникала угроза потери собственной индивидуальности, или же когда телепат касался разума столь чуждого, что контакт становился вредным. - Но много ли пользы это мне приносит сейчас? - пробормотала Анжа. Ей предстоит пренебречь этой заповедью - насколько ей известно, никто еще этого не делал. Анжа ли не была Инструктором, она не обладала способностью оперировать абстрактными идеями без их образного представления. Возможно, Инструктор смог бы вступить в контакт с кисуну, не причинив себе вреда, расшифровав мыслительные модели этих существ без помощи образов. Анжа ли этого не умела. Она также не могла предвидеть, какова будет реакция этих существ на ее мысленное вторжение. "Но лучше это, чем смерть", - хмуро сказала себе Анжа. Она открыла свой разум, сняв все защитные барьеры, теперь ничего не стояло между ней и объектом телепатического воздействия. И вновь ее мысленный луч потянулся к кисуну... И вновь ужасное предчувствие, и вновь в ее разуме рушится нечто и рвет контакт. Она боролась - непроизвольная сила заповеди была сильна, но ее воля тоже что-нибудь да значила. Вскоре она перестала осознавать присутствие кисуну, теперь главное - ее внутренняя битва за совершенство телепатического потенциала. Ей казалось - она держит руками стену, она стала животным, борющимся за свою жизнь, она размыкает сомкнувшийся капкан... Все эти образы пересекали ее разум, пока, тяжело дыша, ее сражающееся сознание не затаилось на дне души. Она поняла, что оказалась достаточно сильна и способна совершить то, что Институт считал телепатическим самоубийством... Теперь ничто не мешало ей коснуться разума кисуну. Пораженная, Анжа обнаружила, сколь глубоко въелась в нее подготовка, сколь мало было отпущено на ее собственное усмотрение. Теперь она отказалась от заповедей и всматривалась в разум хищника, как будто это был новый фронт борьбы - опасной и соблазнительной, смертельной и привлекательной. Это был вызов - не больше не меньше. Кисуну приняли ее. Анжа стала кисуну... Она охотилась на ледяных полях, сверкавших матовым блеском. Ее желтые глаза ловили эти отблески... Ее лапы болели от долгой гонки по равнинам. С помощью превосходного чутья она могла ощущать то, что происходит вдали. С помощью органа, название которого было не известно, она ощущала присутствие жизни и знала - съедобно ли то, что там, вдали, или нет, обладает разумом или нет; она с легкостью отделяла одно от другого - так ациа отличают красный цвет от зеленого. Но кисуну не различали цвета - на этих ледовых равнинах все было бесцветным, ощущались лишь степени инфрарадиации, которая рисовала странные пейзажи: диковинный ландшафт, где лед горяч в тех местах, где утоптан, а фигуры становятся холодными, когда умирают. Нет, она не передала свои чувства кисуну. Но кто называл это место тоскливым, когда здесь так много чудес? Неужели небо действительно однообразно? Сейчас оно источает тысячи разновидностей тепла. Для кисуну оно столь же прекрасно, сколь рассветное небо для человека... Неужели здесь действительно холодно? Чувствительные окончания - там, в белом мехе кисуну, - ощущали малейшие колебания температуры, и приспосабливались. И ветер становился теплым, напоминал легкий сквозняк... И любое теплокровное животное тоже источало тепло, любое - и то, которое можно съесть, и то, которое можно считать своим товарищем. Теперь она знала, каков голод кисуну, как разливается сила и тепло по телу, когда живая плоть становится частью хищника. Бесконечное удовольствие поглощать пищу вместе со своими товарищами - Анжа теперь знала, что это такое. И нет ничего радостнее во Вселенной, чем поглощать пищу, и нет другого, более чудесного мира, чем эта планета... Одетая в меха женщина, посланница Ации, без движения сидела на холодной белой равнине, окруженная кисуну: Ее руки сейчас были прижаты к бокам, глаза закрыты - казалось, никогда к ней вновь не вернется жизнь. Она умолкла и замерла, проникнув в мир кисуну. Там вдали солнечный свет коснулся планеты. Это тепло, столь недолгое, было болезненным для большинства обитателей Дерлета. Те, кто видит эти проблески, спешили отвернуться, благодарные за то, что свет не задержится и они смогут вновь наслаждаться красотой своего мира. У западной границы Великой Ледовой Равнины стая в тридцать пять кисуну сидела в молчании. Их уже было можно видеть с пограничных гор. Один за одним они поднялись и повернулись на запад. Словно единое существо, кисуну шли к горам под облачным покровом Дерлета. Нужно немало дней, чтобы добраться до них. Но кисуну может передвигаться долгое время без пищи, он терпелив - терпеливее всех в мире. День за днем кисуну приближались к подножию - туда, где ждали чужаки. Там вдали на несколько секунд вновь вспыхнул серебряный луч солнца, коснувшись льда. Всего лишь мелкое раздражение... Ивер ре Ши устал ждать. Он находился на этой угрюмой планете с тех пор, как слушательница Академии взяла на себя обязательство выполнить дикий обряд. Это было... когда? Половина местного года тому назад? Почти три года по Стандартному Календарю... Дерлетяне не разрешали ему выслать летательный аппарат - так он мог проследить путь молодой женщины. Поскольку Дерлет должен стать партнером, воля местных жителей - закон. У ре Ши не было доступа к точной информации. - Она где-то здесь, - говорил дерлетянин, указывая место на карте льдов, - если она еще жива. Было неприятно думать, что начальник Звездного Контроля просто сотрет его в порошок, если его молодая протеже исчезнет. Время от времени группы местных направлялись вдоль западных гор. Иногда казалось, кто-то замечен, и ре Ши торопился туда. Но местные жители вновь шли на юг, север, и ложная тревога только нервировала. Так было и этой ночью. Зазвучал сигнал тревоги, он очнулся от беспокойного сна. - Итак, - пробормотал он, - что это? Он взял трубку, голос доложил: - Сектор пять, господин посол. Похоже на стаю кисуну. Крупные хищники. - И наш агент среди них? - Вы велели информировать вас всякий раз, когда любая форма жизни приближается к горам... - Да, вы правы, - он встал, - я иду. Сектор пять - вдоль длинной горной гряды, навевающей поразительную скуку. Когда он впервые увидел западные горы, они показались ему красивыми: бледные утесы и перевалы, иногда чуть мерцающие в блеске снежных хлопьев. Но стоило хотя бы раз увидеть одну из этих ледяных гор, и казалось, что вы уже видели все. А ре Ши имел счастье созерцать их в течение трех лет. Вскоре он был в горах, стараясь настроить свой бинокль. - Что-нибудь прояснилось? - Стая кисуну. Взрослые особи, без детенышей, - агент, отвечающий за этот сектор, протянул копию информативного листка. - И что-то, что не является кисуну. Ре Ши вопросительно посмотрел на агента. - Все может быть, - сказал тот. - Они приближаются. Жива! Если бы только она осталась в живых после этого перехода! Как бы ни было изувечено ее тело, Ация сможет его восстановить; как бы ни исстрадался ее разум, психическая обработка сотрет все следы... Главное, чтобы она дошла, а они уж сделают остальное... Один из дерлетян помахал ему. - Вон там, - сказал он. - Их уже можно видеть. Ре Ши взобрался туда, где стоял дерлетянин, - последнее горное возвышение, дальше тянулась плоская равнина. Безусловно, что-то двигалось вдалеке. - Если это всего лишь стая кисуну... - Кисуну никогда не приближаются к горам, - сказал местный житель. - Они передвигаются только по плоской поверхности. Ре Ши воспринял новость с изрядной долей скептицизма. Три года на Дерлете не научили его ничему иному. Кисуну приближались быстро - белые на белом. Их приближение было бесшумным, и с некоторых точек, когда свет падал прямо, кисуну было невозможно разглядеть на мерцающей равнине. - Сколько их? - пробормотал ре Ши. - Тридцать шесть, - сообщил агент. - Один из них человеческой породы... - Хвала Хаше! - Посол почувствовал прилив энергии. Теперь их можно было разглядеть, даже различить каждое животное. В длину они были такие же, как обыкновенный человек по росту, мощное тело несли тонкие мускулистые ноги. - Это так бывает? - спросил ре Ши на языке Дерлета. - Своего рода эскорт? Местные жители но ответили. Они упали на колени. Теперь и он мог разглядеть ее - крошечную фигурку, старающуюся не отстать от кисуну. Ее шаг был нечетким, она наверняка страдала от боли. Первым импульсом ре Ши было броситься навстречу. Но чувство самосохранения преобладало. - Анжа ли... - прошептал он. Она приблизилась к подножию первого возвышения и начала карабкаться вверх. Теперь он мог видеть ее лицо - оно показалось ему незнакомым. Обмороженные участки были мертвенно-бледными - она выглядела втрое старше своих лет. Глаза горели жестким огнем, в котором было мало человеческого. Анжа почувствовала его взгляд и подняла голову. В ее взоре читалось страдание, щеки запали от голода, черные круги обрамляли глаза. Анжа казалась образом Смерти, явившейся с ледяных равнин. Ей с трудом удалось вспомнить слова человеческого языка. Она прошептала: - Накормите их! - Анжа ли... - Накормите же их, черт возьми! Ре Ши махнул рукой своим агентам, отдал приказ, и те побежали к своим палаткам, чтобы принести мясо для хищников - этих убийц во льдах. - Я... обещала им, - казалось, она с трудом выдавливает слова, заставляя себя вернуться к человеческому языку. Анжа посмотрела на стоящих на коленях дерлетян, - и вы должны выполнить... Люди вернулись с мясом и бросили его кисуну. Голодные животные ждали этого, а затем, как обычно, разделали пищу на тридцать шесть частей. И каждый со своей долей удалился - туда, в тишину ледяной равнины, чтобы вместе с собратьями насладиться едой. Молодая женщина не шевельнулась до того, как они ушли. Она не хотела, чтобы к ней подходили. Только когда кисуну исчезли из вида, она сделала один шаг вперед - теперь она была готова разделить общество людей, но была слишком слаба, чтобы продолжить подъем. Ре Ши, скользя по ледовым колдобинам, бросился к ней. Она упала до того, как он приблизился. Стоило ему коснуться ее, он понял, что она не в себе. - Как в детстве, - прошептал он и, вместо того, чтобы поднять ее, обнял и начал баюкать. На какое-то мгновение она забилась в его объятиях, как дикое животное, но затем ее лицо уткнулось в меховой воротник его шубы, и она приникла к нему, жаждая ласки и спасения. Так они сидели, и ре Ши понял, что, может быть, ей нужно будет нечто большее, чем пища и тепло, когда она вернется домой. Она цепко держалась за него, впитывая в себя человеческий запах, тепло, страстно желая приближения и слияния с родом себе подобных. Постепенно пугающий рев, исходивший из ее горла, перешел в рыдание - уже обычное, человеческое, и слезы, на которые не способны кисуну, замерзали на ресницах... А над миром царила серая мгла. 12 Харкур: Нельзя недооценивать изобретательность человека, если дело касается уничтожения себе подобных. Кеймири Лорду Затару, сыну Винира и Касивы, от Старейшин Центра Старейшины, преисполненные уважения, напоминают Вам, что каждый чистокровный браксана мужского пола должен приложить все усилия, чтобы стать отцом не менее четырех зарегистрированных чистокровных детей. Мы полностью осознаем тот факт, что Вы еще очень молоды, но Ваша будущая военная служба может стать препятствием для полноценной жизни производителя-браксана. Поэтому мы настоятельно просим Вас выполнить свой долг в самые кратчайшие сроки. Прилагаем список женщин-браксана, которые еще не выполнили своего долга в полном объеме. Мы надеемся, что Вы соотнесете эту просьбу со своими интересами и внесете свой вклад в дело увеличения числа и мощи нашей расы. На Карваке земли браксана простирались на многие мили. Долины густо поросли сочной растительностью, отливающей пурпурным блеском в лучах красноватого солнца. Главный дом усадьбы представлял собой своеобразную смесь традиционного стиля браксана (неоварварский, как его называли некоторые критики) и местных архитектурных поисков. Прежде чем приблизиться к дому, Затар довольно долго его изучал. Ему по казалось несколько странным, что он не до конца понял идею. Многие браксана использовали для своих домов элементы чужеземных стилей (сам Затар любил алдоузский), но главным всегда оставался стиль Высшей Расы. Здесь было по-другому. Доминировало стекло - хрупкое, поблескивающее, покрытое узорами розово-голубых оттенков. Это не было тем настоящим стеклом, которое он знал на родной планете, или современной подделкой - это был полупрозрачный материал, изготовленный из местных пород. Если смотреть изнутри, то рубиновый солнечный свет рассеивался на тысячи мелких блесток. Красиво, но... Уязвимо. Он испытывал сильную нелюбовь к любому дому с такими непрочными стенами. Сказывалась его чисто военная профессия. Но в принципе он готов был отнестись снисходительно - дело, как говорится, хозяйское. Затар достал письма, которые принес с собой: одно из них было сообщением Старейшин, которое он перечитывал так часто, что пластиковая поверхность материала, содержащего текст, начала трескаться. Другое было письмо от Уайрила, которое он решил перечитать в лучах заходящего солнца. "Кеймири Затару. Важно то, что вы думаете по этому поводу. Делайте выбор осторожно. Кеймири Уайрил, Лорд и Старейшина". Засунув письма обратно во внутренний карман, он направился к дому. Посадочная площадка осталась позади. С восхищением Затар созерцал местный закат, кроваво-красные тени, расползающиеся повсюду. Рабочие падали на колени, касались лбом земли - жест уважения на Карваке. "Да, - подумал Затар, - очень важно, чтобы бракси знали свое место". Дверь распахнулась, стоило только ему приблизиться. Он улыбнулся - его ждали, по крайней мере, судя по распростертому на полу стражнику, должным образом отдававшему долг высокому гостю. - Кеймири Затар, - сказал он, - сын Винира и Касивы. Я хотел бы поговорить с леди Леш. - Леди дома, - ответил стражник, поднявшись, говорил он на довольно приличном браксианском языке. - Проходите, пожалуйста, располагайтесь, пока я доложу о вашем приходе. Затар кивнул и последовал за ним через холл в одну из гостевых комнат. Она была уютно обставлена в браксианском и карвакинском стилях, но здесь местные черты не занимали главенствующее место. Мягкие подушки, вышитые геометрическими узорами, были разложены на полу. В середине - углубление для костра. Низкий стол инкрустированного мозаикой дерева украшали позолоченный графин и двенадцать бокалов. Небольшие кроваво-красные камни, впаянные в стекло, отливали томным блеском. Последние лучи заходящего солнца пронизывали окна с позолоченными рамами, порождая игру тени и света. Затар откровенно залюбовался - подобное просто невозможно там, где обсуждают политические проблемы, - там уж не будет ни мозаичных, ни изящных предметов, которые могут увести от основной темы обсуждения. И это место очень нравилось Затару. - Лорд Затар! Благодарю за честь. Женщина на пороге невольно притягивала внимание - таковы все женщины браксана, но в чем-то она и отличалась от них. Ее улыбка была приветливой. - Могу я предложить вам вина? - спросила она. Когда он кивнул, она подошла к низкому столику, присела на подушки и наполнила бокал. Вино было голубым, но здесь все краски воспринимались как должные. Он опустился рядом с ней, с удовольствием отметив, что подушки не только привлекательны с виду, но и удобны. Правда, увидев эту женщину, он ничего другого и не ожидал. - Добро пожаловать в мой Дом, - она произнесла формальную фразу, сопроводив ее жестом руки: вам пора выпить это вино. Он слегка поклонился в знак благодарности. Затар выпил бокал с наслаждением. Он не ожидал, что ее присутствие будет столь приятным; в его воображении леди Леш была совершенно иной... - Я удивлена, конечно, встретиться с вами здесь, но визит Лорда из Центра - что может быть приятнее? Могу я предложить вам легкую закуску? - Я был бы рад. Он наблюдал за тем, как она жестами отдает команды слуге, который понимал ее с одного намека. Затару захотелось узнать, кто выполняет здесь роль Управляющего Домом, каковы отношения между людьми здесь. Женские Дома всегда находились под наблюдением - в рамках контроля за социальным балансом. Она вновь обернулась к нему, лицо подобно маленькому солнцу: - Если вы скажете, что вас привело сюда не какое-нибудь дело, я буду рада. Хотя, конечно, я не поверю. В этот момент свет, проникающий в комнату, коснулся линзы рядом с углублением в центре комнаты, и золотистый солнечный луч, казалось, обратился в языки пламени. Жидкость, породившая огонь, была ароматической, и холодный воздух комнаты наполнился благоуханием. - Очень мило! - сказал он. Она потупила глаза, благодарная за комплимент. Как все-таки эта женщина отличается от браксана! Ее жесты были легки и непринужденны, что явно не в браксианских традициях. Даже ее платье, в чем-то традиционное платье браксана, подчеркивало индивидуальность - в Центре так было не принято. Руки, наполнявшие его бокал, были в нежно-голубых перчатках из тонкой кожи. Материал туники мягок и ворсист. На ней не было высоких сапог, типичных для женщин его расы, вместо облегающих черных брюк - леггинсы серого оттенка. Мягкие туфли с чуть вздернутыми мысами с любопытством уставились на Затара. Черными были только пояс, подчеркивающий изящество талии, и воротник, оттеняющий белизну лица. По плечам рассыпались локонами густые черные волосы, отливающие бархатистым блеском в свете огня. Затару, который привык к грубоватому стилю на центральных планетах, она показалась до странности необычной и необыкновенно изящной. - Это что-то незнакомое, - сказал он, отпивая очередной глоток. - Но приятное? - О, да! - он с удовольствием осушил бокал до дна. - Очень. - Жители Карвака преуспели во многом - еда и оформление жилищ здесь не на последнем месте. Одно из больших преимуществ, если живешь не в Центре, это то, что можешь познакомиться с чем-то поистине новым. Вы согласны? - Да, - он осмелился задать этот искренне волнующий его вопрос. - И поэтому вы покинули браксианский мир? Он использовал интонацию сексуального призыва, возможно, поэтому она смутилась и отвернулась от него, как будто выражение его глаз заставило ее ощутить смятение. Она попыталась засмеяться, но в этом смехе уже не было той легкости, которая столь легко вписывалась в ее речь, улыбку, жесты. - Я недостаточно браксана, чтобы жить на центральных планетах. Она начала говорить, используя Главный тон, но сменила его и прибегла к Негативному, как будто говоря: это нельзя обсуждать. - В Центре главное - это малопривлекательные политические интриги, и браксана с центральных планет - всего лишь рабы своей политики. Она поймала его взгляд, и выражение ее лица ясно говорило: люди, подобные тебе, живут там... - Я жила там столько, сколько только могла, - Леш облокотилась на стол. - Здесь я подобна богине. Местные жители обожают меня. Я горжусь тем, что живу здесь. Неужели чистокровный браксана поселился бы на Карваке, если бы планета того стоила? Мы создали себе Образ, держимся за него - ах, как много всякой чепухи напороли наши ученые! Здесь все по-другому. Мне не приходится ежесекундно доказывать, что я - больше браксана, чем кто-либо еще. Здесь люди принимают мое расовое превосходство как должное. Они готовы сделать все, чтобы услужить мне. Действительно, все что угодно, - она улыбнулась. - Мне это нравится. Вошел слуга, поклонился и протянул золотой поднос с кушаньем: - Хвост сикха в масле секве, - по поведению слуги было видно, что он искренно привязан к своей госпоже. - Отведайте, Затар, это деликатес Карвака. Затар взял длинную изящную вилку и подцепил один из кусочков хорошо приготовленного, ароматного блюда - скорее всего рыбного. Он попробовал и кивнул головой. Таким образом, был дан знак, и блюдо опустилось на стол. - Весьма необычно, - заметил он не без удовольствия. - Истинное блюдо Карвака, как считают в Центре, - она облокотилась на подушки, затем на ее лице появилось выражение сомнения - найдет ли она нужные слова, чтобы сказать то, что хотелось бы? - Что вы хотите спросить? Говорите без стеснения! - сказал Затар. - Хорошо. Зачем вы пришли? Я говорила вам, - ее речь стала торопливой, - что ненавижу социальные игры, столь типичные для вашей планеты. Я не умею в них играть. Поэтому, пожалуйста, не пора ли вам перейти к делу... Он положил вилку и внимательно посмотрел на нее. - Я готов объясниться, - сказал он наконец мягким голосом. - Я пришел, чтобы пригласить вас к Уединению. Трудно было сказать, что промелькнуло на ее лице: гнев, удивление или страх, но секунду спустя осталось лишь изумление. Она медленно произнесла: - Я родила четверых детей, которые выжили. - Я знаю. - А знаете ли вы, что это значит? А знаете ли вы, какую боль... - ее голос дрожал от гнева, гордости, обиды. - Знаете ли, что такое эти долгие месяцы ожидания, когда живешь надеждой и никогда не знаешь, каков будет итог? Мужчина ничего этого не знает, Затар! Я уже отдала четверых своих детей Центру. Я - одна из Старейшин. Почему вы считаете, что я вновь захочу пройти через это? Он понимал, что нужно быть осторожным, но все же решил нанести удар: - Возможно, я забуду ваш титул так же быстро, как вы забыли мой. - Хорошо, Кеймири, - выдохнула она, затем не без усилия успокоилась. - Вы правы. Извините. То обстоятельство, что люди вашего положения были причиной постоянного раздражения в течение всей моей жизни на Бракси, видимо, не причина, чтобы отказывать вам в праве быть среди них. Тем не менее, еще одно Уединение исключается - нет ничего, что могло бы заставить меня изменить это решение. Вы наверняка знали этот ответ. И зачем вы проделали столь долгий путь? - Моя генеалогическая ветвь не является мощной, - тихо сказал он. Затар использовал Основной Тон, но добавил сексуальные оттенки, чтобы подчеркнуть, что она притягивает его к себе. - Дело даже ухудшилось, так как мои родители из одного рода - Царвати. Я думаю, вы понимаете: если меня отзывают с войны, чтобы зачать ребенка, мне хотелось бы, чтобы ребенок имел шанс выжить. - И это единственная причина? - А разве недостаточно? - он видел, что она хочет от него искренности. - Я должен получить Уединение. - И вы прилетели сюда? Вы ошиблись, Кеймири. - Женщины на Центральных планетах не могут позволить себе так надолго покинуть свои Дома. Я искал женщину, чей Дом может существовать и без нее - как ваш Дом; женщину, способную зачать здорового ребенка в наиболее короткое время. Я работаю с простыми людьми, Леш. Если я оставлю свою работу на границе, чтобы развлекаться с женщиной, мои люди не поймут. Сила браксана зиждется не на забавах. Если что-либо помешает моей службе на границе, то мне только и останется, что вернуться на Бракси и насовсем отказаться от участия в войне. - Этого никому не пожелаешь, - ее голос звучал сухо. - Вы молоды. Если сейчас это такая проблема, зачем торопиться? - Таково мнение Старейшин. По ее лицу пробежало выражение гнева. Она тоже была Старейшиной, но ей никто ничего не сообщил. Затар продолжал: - Большинство из них хотело бы видеть меня на Бракси, чтобы держать под своим контролем. - Пока другие браксана на войне... - Они подобны редким островам в океане битвы. Покорение одной-двух планет и триумфальное возвращение домой. Никто почти не пытается общаться с людьми с покоренных планет, не пытается понять, что там происходит. Центральные Старейшины боятся, Леш, боятся, что кто-либо из браксана начнет жить среди простых людей на других планетах. Браксана, отправившиеся на войну, - это молодые люди, ищущие себе славы. Никто еще не пытался обрести истинную силу и власть. Никто из Кеймири - до сегодняшнего дня. И теперь они пытаются вырвать меня из этой войны и вернуть в тот мир, которому я якобы принадлежу. - Вновь политика. Какое они имеют право? Разве у нас мало проблем - хотя бы поддержание численности чистокровного населения? - Она с удивлением покачала головой. - Никогда я еще не была так рада, что покинула Бракси. Он улыбнулся, словно чувствуя удовлетворение, причина которого известна ему одному. Из сумки он достал изящную бутылочку: - Вы напомнили мне, Леди, об этом, когда рассердились. Я привез вам подарок. - Взятка? - Браксана берут взятки как нечто само собой разумеющееся. Он открыл бутылочку и вылил ее содержимое - густую, золотистую, ароматную жидкость - в один из бокалов. - Я привез вам немного того, что могут предложить Центральные планеты. Я буду рад, если вы примете это. Ее длинные темные ресницы походили на птичьи крылья. Он был удивлен - еще никогда в жизни ни одна женщина не привлекала его так, как Леш. - Это ликер Центра. Он бросил бутыль в огонь, где та немедленно начала плавиться. - Он - редкость. И очень дорогой. Подойдет? Она отхлебнула из бокала. - Приятный вкус, - одобрила Леш. - Вкус с Центральных планет. Он молча сидел, пока она пила ликер - она была рада, что ей не нужно было ничего говорить. Один раз она взглянула на него, и ей пришла в голову мысль, что, возможно, этот напиток - наркотик. Но что может дать ему одна ночь? Если потом она подаст на него в суд... Она отмела подозрения. Леш поставила бокал на стол и отодвинула от себя. - Затар, я... я не могу. Мне жаль, что вам пришлось проделать этот путь, чтобы услышать это. Но это невозможно. Затянутой в черную перчатку рукой он коснулся ее щеки, ощутил дрожь: - Если твои черты унаследует сын, он будет красив, Леш. - Нет, Кеймири, пожалуйста... - она отвела его руку. - Я выполнила мой долг еще в юности, и поэтому смогла уехать, чтобы жить, как хочу. - Но ты даже не осознаешь, Леш... Женщины всю свою жизнь стараются выполнить свой долг. Тебе нет пятидесяти, а ты уже свободна! Восемь беременностей, четверо живых детей! Нация должна научиться этому вновь! - Это не мой долг, - мягко возразила она. Он с радостью отметил, что в ответ на его сексуальные модуляции она тоже прибегла к ним. Желание... Он пододвинулся к ней и, видя, что она осталась неподвижна, привлек к себе. Ее тело было теплым и хрупким, она задрожала, когда он поцеловал ее. - Нет, - прошептала она. Он вновь обнял ее, но она отстранилась. - Нет. Я отказываю тебе. Это мое право чистокровной браксана. Извини. Пожалуйста, пусти меня. Ее глаза были влажными, голос дрожал. Затар не пытался продолжать наступление, но и не отпускал ее. Его догадка была верна... - Леш, - в голосе Затара звучала нежность, - давно у тебя не было мужчины? Она задрожала в его объятьях, но больше не пыталась вырваться. - Есть и другие удовольствия... - Ты знаешь, что я имею в виду. Она закрыла глаза. - Ты не понимаешь, Затар. Я почти мертва. Какое удовольствие ценнее смерти? - А что такое жизнь без радости? - он начал снимать перчатки. Она знала, что это значит, но ничего не сказала. - Иногда на Центральной Планете можно достать ликер, вкус которого так нравится женщинам, что они испытывают удивительное наслаждение. Она встревоженно посмотрела на него: - Что ты дал мне? Он вновь коснулся нежно ее лица, рукой без перчатки ощутив бархатистость кожи. - Это противозачаточное средство. Ее глаза расширились. - Если ты хочешь сказать, что это незаконно, то я хочу сказать, что знаю это. Ты хочешь напомнить мне о том, что такой проступок карается смертью? Но я уничтожил единственное доказательство. Она все еще не могла прийти в себя. - Но как?.. - Не так уж все незаконно, если кто-то осмеливается поставлять напиток, а если что-то привозится, то браксана сможет это достать. Ты считаешь, что на Бракси мы можем себе позволить терять наших женщин, обрекая их на постоянный утомительный труд деторождения? Мы не настолько варвары, сколь сами любим это изображать. - Но это рискованно? - Да, - он поцеловал ее. Поцелуй был долгим и нежным. И она ответила ему. Она чувствовала желание, он был уверен, все сулило удачу. - Скажи мне "нет", и я уйду. Она нежно прижалась к нему. Больше не было надобности в словах. Утреннее солнце разбудило его. Он поднялся осторожно, стараясь не раскачивать кровать - хрупкую сеть всевозможных сплетений. Сюда они перешли еще вечером, покинув мягкие подушки. Кожа лица Затара была сухой, он вчера не убрал налет белой краски с лица. Тихо он начал искать какой-нибудь крем. Обнаружив комок ваты рядом с пузырьком жемчужной краски, Затар нанес на нее крем и вытер остатки белого налета. Она шевельнулась и проснулась. Широко раскрытыми темными глазами Леш следила за ним: - Ты уходишь? - Я должен, - он вновь увлажнил вату кремом и протянул ей. - У меня есть война, на которую я должен вернуться. Она закрыла глаза и позволила ему стереть краску с ее кожи. Но кожа ее все равно осталась очень бледной. Она прошептала: - Я этого не хочу. Он поцеловал ее. - Я тоже, - его сожаление было искренним. Она притянула его к себе, и на какое-то время война была забыта. Красное солнце поднималось все выше, и его лучи тихо подбирались к ним. Затар лежал на спине, не скрывая своего удовлетворения. Но пора было вспомнить и о цели визита. Он поймал ее взгляд. Леш наблюдала за ним, и он понял: она знает, о чем он думает. - Однажды я понял, как мы ужасно глупы, - тихо сказал он. - Природа сама гарантирует нам способность к размножению. Плодоносные существа приносят потомство, неплодоносные - не приносят. А мы, возомнившие себя богами, пренебрегли этим законом. Она взяла его руку, стараясь почувствовать тепло его тела. - Четверо детей, - он насмешливо улыбнулся, - и не меньше. И ни при каких обстоятельствах больше. Выполнив свое обязательство, женщины нашей расы ищут другие удовольствия. Ровно четыре ребенка от каждой, два из которых - хорошо, если не больше, - погибнут в результате каких-нибудь катастроф или болезней, еще один - на войне. Если бы мы просто позволили ему быть, - он сжал ее руку, - он бы выжил. Она кивнула, потупив глаза. Он был прав, было больно это осознавать. - Если бы вы не заставляли тех женщин, которые тяжело переносят беременность, исполнять свой долг... - Тогда мы бы точно вымерли. Нам не хватает нужного количества людей, чтобы следовать своей цели. Нужно найти другой выход, - он погладил ее волосы. - На карту поставлено не только мое удовольствие... Я не хотел бы говорить об этом, но есть иные причины. - Почему ты не хочешь сказать? - Потому что мы - эгоистичный народ, и благо для многих не столь ценно, как удовольствие для одного. - Ах, так! - мягко сказала она. - Это традиции Центра. - Традиции браксана, я считаю. Он коснулся губами ее лица. В уголке глаза Леш затаилась слезинка. - Подари мне ребенка, Леш. Я владею планетой у самой границы войны, где вполне могут жить люди. Я построю для тебя Дом, подобный этому. И художники и поэты со всей Империи будут бывать в нем. Ты получишь в тысячу раз больше радости и удовольствий - там, у гран