ые выси. Небоскребы Холмов Роскоши расположились среди искусственных ручьев и озер. Требовались огромные затраты, чтобы день и ночь качать насосами воду для этих водоемов. Великолепная ночная панорама. Однако самые дорогие жилища строились на крышах небоскребов. С новым приступом тревоги я обнаружил, что мы не собираемся приземляться у какого-нибудь подъезда, а устремляемся к дому со сводчатой крышей, окруженному тщательно ухоженными газонами. Эти два акра газонов и дом размещались на крыше самого высокого из небоскребов. Отсюда открывался великолепный обзор, а границы сада и газона являлись самой надежной оградой от внешнего мира. Ужасно дорого! Какая женщина может позволить себе жить в такой роскоши? Наверняка из тех, которым ничего не стоит выбросить годовой оклад младшего офицера на коробочку светящейся пудры. Сумма моего предполагаемого счета вновь стремительно поползла вверх! Хеллер произнес кодовое слово в микрофон. И сразу в доме, к которому мы подлетели, погасли все огни. Полное отсутствие чувства самосохранения и шпионского чутья! Внезапное исчезновение огней сразу во всех окнах должно привлечь внимание к этому дому с расстояния во многие мили. Хеллер мягко посадил машину на посадочную площадку на газоне перед домом. Фигура в плаще с капюшоном торопливо выбежала из-под тени стого дерева и впрыгнула в аэромобиль. Дверца захлопнулась, и мы взмыли в ночное небо. Новая пассажирка рассмеялась беззаботным и музыкальным смехом: -- До чего же забавно! -- И тут же она сбросила и капюшон, и плащ. О боги, это была Хайти Хеллер! Его сестра! Да это же самое популярное лицо во всем Волтаре. И хотя настроение мое сразу упало еще на несколько градусов из-за столь неожиданного развития событий, красота ее была так неотразима и совершенна, что, будь я каменной статуей, и то не смог бы не испытать восхищения. Я почувствовал, как все внутри у меня сжимается. На ней было темно-синее мерцающее платье. Великолепно контрастируя с белоснежной кожей и светлыми волосами, оно в то же время прекрасно оттеняло синеву ее бездонных глаз. Одного взгляда на Хайти Хеллер было достаточно, чтобы у любого мужчины, что называется, дыханье сперло. Еще перед отлетом у меня хватило храбрости предупредить Хеллера, чтобы он не называл графиню Крэк по имени в присутствии посторонних. Перебрав несколько имен, они в конце концов остановились на имени матери графини -- Линдус. Я надеялся, что у Хеллера достанет ума держать в памяти это имя хотя бы до того момента, когда графиню придется представлять кому-нибудь. -- Хайти, -- сказал Хеллер, небрежно оборачиваясь в нашу сторону,-- познакомься с твоим компаньоном на сегодняшний вечер, это офицер Солтен Грис. А это -- та самая девушка! Пока мы будем называть ее Линдус. Хайти тем временем устраивалась поудобнее на подушках сиденья. Она кивнула в мою сторону. Должно быть, это был один из тех кивков, которыми она награждала многочисленных друзей Хеллера. Затем она с большим интересом оглядела графиню Крэк. Хеллер, (...) даже включил внутренний свет, чтобы ей было удобнее это сделать. -- Джетти, -- сказала его сестра, -- у тебя самый безукоризненный вкус во всем мире! Графиня Крэк просияла от этих слов. Девушки слегка соприкоснулись руками. "О дьяволы, о боги, -- простонал я про себя. -- Эта женщина, с которой ты сейчас разговариваешь и по поводу которой расточаешь комплименты собственному брату, на самом деле является осужденной за убийство преступницей, незаконно извлеченной на короткий срок из мрачных подвалов Замка Мрака! Очень может быть, Хайти, что ты самая прекрасная женщина на всем Волтаре, но одновременно и полная идиотка!" -- Вы похожи на аристократку с планеты Манко, -- сказала Хайти. -- А она и есть аристократка с Манко, -- сказал через плечо Хеллер. -- Владения ее семьи находятся в районе Аталанты. -- А не знаю ли я вашу фамилию? -- любезно осведомилась Хайти. -- Нет, не думаю, -- ответила графиня Крэк. -- Мы утратили свои земли много столетий назад. Удалось сохранить, подобно многим, только титул, однако у нас нет и ярда собственной земли даже, для того, чтобы поставить могильный камень. И обе девушки почему-то рассмеялись. Повидимому, это была довольно распространенная шутка на Манко. -- Судя по вашему выговору, могу предположить, что благородные традиции в вашей семье поддерживались весьма строго! -- сказала Хайти. К чему она клонит, я никак не мог понять. Она говорила так, как обычно говорят посредники при заключении брачного контракта. И тут только до меня дошло, что Хеллер все это время поддерживав связь с сестрой и, судя по тому интересу, который она проявляла к его судьбе, наверняка счел нужным сказать ей, что хочет познакомить ее с девушкой, на которой собирается жениться. О боги! От осознания новой лавины неприятностей, которые могут обрушиться на меня в связи с этим, у меня голова пошла кругом. -- Да нет, собственно, -- вздохнула графиня. -- У моей матери неожиданно обнаружился талант к дрессировке диких зверей. Правда, земли, принадлежавшие некогда нашей семье, в основном состояли из лесных угодий и талант этот издавна у нас в крови. Отец мой рано впал в немилость и начал выступать на сцене в качестве иллюзиониста. Они совершали турне по Манко и даже выступали на сценах других планет. -- Она рассмеялась. -- Скорее я могу подобно вам, Хайти, претендовать на артистическое происхождение. Впервые я появилась на сцене в возрасте шести лет. В соответствии с моей ролью мне предстояло быть съеденной савабистом в первом акте, с тем чтобы благодаря волшебству появиться верхом на спине этого зверя в последнем. Хайти весело расхохоталась. Однако вскоре у нее на лице появилось сосредоточенное выражение, как будто она пыталась чтото припомнить. О боги, подумал я, люди шоубизнеса всегда остаются таковыми. Они никогда не забывают ничего, что имело бы хоть какоето отношение к их профессии! Да, графиня провалила буквально все! Хайти внезапно захлопала в ладоши. -- Кристалс! -- воскликнула она. -- Кристалс! Да, графиня вела себя совершенно поидиотски. Она просто покатилась со смеху, утвердительно кивая. Они самые! Это был их сценический псевдоним! В таком случае вашим отцом должен быть граф Крэк! -- воскликнула Хайти. -- А ваша мать -- Эйлиена! Подумать только, она ведь была величайшей дрессировщицей всех времен и планет! Она была абсолютно бесстрашной! Тут я надеялся, что Хайти скажет пару слов и о том, что она припоминает, будто у этой артистической пары была еще и дочурка по имени Лиссус Моэм, дочурка, которая училась в университете, а по окончании учебы оказалась в штате Управления просвещения, где натаскивала детей, как грабить банки и убивать охранников. Но я жестоко ошибался. -- О, у них были просто великолепные программы, -- сказала Хайти.-- Я так радаЯ всегда надеялась, что у нас в семье не переведутся таланты! От ее последних слов у меня внутри все перевернулось. Мои самые дурные предчувствия оправдывались. Иначе -- при чем тут семья? И какая семья? И тут мне окончательно стало ясно, что Хеллер действительно намерен жениться на графине Крэк! Совершенно недопустимо! Но Хайти покончила с этой темой. Она ласково потрепала графиню по руке и обернулась в сторону Хеллера. А куда ты мчишь нас с такой скоростью? -- И, не дожидаясь ответа, снова обратилась к графине:-- Наш Джетти знает только две скорости -- полный газ и газ, выжатый до предела. Вам придется привыкнуть к этому, дорогая. Он такой милый. Ты только послушай эту девицу, которая, едва научившись говорить, вечно шпыняла меня, чтобы я ехал быстрее! -- сказал со смехом Хеллер -- А направляемся мы в Артистический клуб! -- О боги! -- поморщилась Хайти. -- Это не тот ли, что стоит прямо на КлубРоу? В конце той площади, сплошь забитой клубами, да? Там вечно торчит свора репортеров, выжидающих момента, чтобы наброситься на какую-нибудь знаменитость. А мне хотелось бы в тихое и укромное местечко. Это целиком совпадало и с моими намерениями. Мое отношение к Хайти несколько улучшилось. -- Что делать? Солтен выбрал именно Артистический клуб, -- сказал Хеллер и тут же рассмеялся, не дав мне возразить. -- Собственно говоря, предпочтение было отдано этому клубу из-за того, что там все посетители весь вечер проводят в масках. Будь покойна, тебя никто не сможет узнать. А маски у нас уже заготовлены. Лежат вон в той коробке. Маски и в самом деле лежали в указанном месте. Я достал маски из коробки -- их там было четыре штуки. Они оказались самой элементарной конструкции, из тех, что нужно приложить к лицу, потом потянуть за ниточку, включающую механизм химического обогрева, и краска под воздействием тепла переносится на кожу. Это самые простые в обращении маски, краска же потом очень легко стирается, не оставляя следа. Я внимательно оглядел их. На каждой из них были проставлены наши инициалы -- С. Г., Дж. X., X. X. и Г. К. Так что особенно выбирать тут не приходилось, и я передал их дальше. К моему огромному удивлению, в аэромобиле нашлись и зеркала. Они располагались прямо над сиденьями, и девушки немедленно принялись возиться со своими масками и прическами. На оборотной стороне масок были приклеены маленькие рисуночки, поясняющие, что эти маски должны собой отображать, и это неожиданно огорчило Хайти. -- Ой, и зачем вам понадобилось выбирать для меня маску сексуальноозабоченной лесной нимфы! -- воскликнула она с упреком. -- Я, конечно, понимаю, что в последнее время мне как-то выпадало играть только распутных бабенок, по крайней мере в трех последних фильмах. Представьте, мне пришлось заучивать столько чувственных песенок для этих ролей, что я теперь, пожалуй, и не знаю, что нынче в моде кроме них. Но я все-таки надеялась, что вы подберете мне маску какой-нибудь приличной нимфы. (...) этого моего водителя. Она приложила маску к лицу и дернула за ниточку подогрева. Потом, уложив в коробку отставшую оболочку, оглядела себя в зеркале и расхохоталась: -- Вообщето я не отношусь к породе пожирательниц мужских сердец! Но сейчас я здорово смахиваю на их представительницу! Глаза ее действительно выглядели маняще, рот, казалось, требовал поцелуя, а щеки были окрашены в голубую краску, что символизировало неудовлетворенную страсть. Но все это, увы, делало ее еще красивей. Ничто не способно скрыть красоту Хайти Селлер. Глядя на нее, я испытывал неловкость и иного рода: трудно казать, что маски эти способны были сделать кого-то неузнаваемым! Теперь и графиня надела свою маску. Огромные светящиеся лаза, немного великоватые для лица, черная с оранжевым шерсть маска лепертиджа! Маска как бы намекала на опасность, скрыва бьщуюся под ней. Но во всяком случае сейчас ее не каждый мог бы знать. А кроме того, маска весьма гармонировала с ее светлооранжевым нарядом и сапогами. Хеллер, продолжая управлять машиной с помощью одних коленей, натянул свою маску. Я мог наблюдать за ним, глядя на отражение в лобовом стекле. Ему достался образ героя нескольких сериалов, так называемого "стального человека" -- маска добавляла к его лицу только огромные стальные звезды, расположенные над лазами. Едва ли это вообще можно было назвать изменением внешности. А ведь портреты его так часто мелькали в газетах. Это обстоятельство усугубило мое беспокойство. Тут все они принялись уговаривать меня, чтобы я тоже надел свою маску. Да, мой водитель, повидимому, специально подбирал ее для меня. Это был довольно известный персонаж фильмов ужаса, выступающий в роли демона с торчащими зубами. Жуткая рожа! Нет, у этого Ске решительно отсутствует всякий вкус. Они продолжали подшучивать над своими масками, над моим грозным видом, но спустя какоето время Хайти и графиня вновь выскользнули на свою излюбленную тему. Предметом их интереса преимущественно сцена и планета Манко. Было совершенно ясно, что они нашли друг в друге настоящих и преданных друзей. Сияющие лучи цветных прожекторов играли в ночном небе перед нами. Даже на фоне Джойстрит этот квартал, целиком состоящий из клубов, выделялся своей роскошью. Я снова сжался от злых предчувствий. Да, все это грозило обернуться грандиозным спектаклем. И тень Ломбара, казалось, незримо присутствовала на сцене, только как меня угораздило впутаться в такое? Да будь у меня хоть капля здравого смысла, я должен был непременно испортить какнибудь этот (...) аэромобиль, сломать что-то в нем заблаговременно. А теперь -- слишком поздно. Сейчас я стремительно падал в бездонные глубины сплошного невезения. ГЛАВА 3 Хеллер так резко бросил машину вниз, что мне это напомнило его катание на крюке подъемного крана. У меня в глазах рябило от пролетающих мимо огней, и, честно говоря, я до сих пор не могу понять, как это произошло, но аэромобиль мягко, как перышко певчей птички, опустился в самом центре клубного эскалатора для машин. Девушки танцующей походкой направились к дверям, и я наверняка последовал бы за ними, если бы не обратил внимание на то, что Хеллер продолжает стоять у машины. Он не сводил глаз с аэромобиля, пока лента эскалатора не поставила машину на отведенное ей место. Он, как видно, мысленно отметил это место и только тогда повернулся в сторону двери. Фасад Артистического клуба абсолютно ничем не отличался от фасадов других клубов, выходивших на эту площадь. Он весь светился яркими рекламными огнями и надписями, попеременно то вспыхивавшими, то угасавшими. Наши спутницы тем временем скрылись в дамской комнате, где, должно быть, поправляли свои маски, как это обычно принято у девушек. Прямо у входной двери столбом стоял один из служителей клуба в белом вечернем костюме. Рука его самую малость была выдвинута вперед ладонью кверху. Уж я-то прекрасно знал, что ему нужно. Он ждет, что ему сунут в руку пятерку только за то, что он проводит нас к одному из лучших столиков. Не говоря уже о пятерке, у меня вообще не было никаких денег, если не считать фальшивых купюр. Я резко остановился и застыл как вкопанный, не в силах пройти мимо него. -- Я зайду на минуточку в мужскую комнату -- мне нужно по править маску, -- сказал Хеллер и тут же скрылся за дверью, оставив меня совершенно беззащитным наедине с этим бандитом, как я сразу же метко окрестил привратника. Это было уже далеко не первое испытание моего мужества в тот вечер! Но тут совсем по непонятным мне причинам появился еще один привратник -- официант? метрдотель? -- который с лучезарной улыбкой на устах выплыл из глубины зала, делая мне приглашающие жесты. Не думая о последствиях, я устремился к нему, оставив безвнимания первого. А еще через мгновение рядом возник Хеллер, девушки тоже и -- хозяин? -- провел нас в глубину главного зала. Вечер еще только начинался, но большинство столиков уже оказались занятыми. Маски, маски, море масок всех форм и видов. Масса людей, скрывающих свое лицо или стремящихся остаться неузнанными. Музыка играла вовсю! Я старался не глядеть по сторонам, поэтому, опустив глаза, невольно обратил внимание на ноги, а вернее -- на обувь развлекающейся здесь публики. Что за обилие фасонов, форм и размеров! Как фантастически все это выглядит на полупрозрачном покрытии пола с постоянно меняющейся подсветкой самых разных цветов. Столы, столы, столы -- весь зал был уставлен ими. Наконец хозяин подвел нас к одному, слегка возвышавшемуся над остальными и стоявшему у самой стены. Быстрым взглядом я сразу же оценил обстановку. Запасной выход был совсемрядом. Мы удобно расселись, и я осмелился повнимательней осмотреть клубный зал. Неподалеку находилась приподнятая площадка для оркестра и еще дальше сцена. Справа же от нас было большое открытое пространство для танцев, ограниченное спадавшими до самого пола портьерами. Исполнительница баллад, певичка далеко не из лучших, выламывалась перед оркестром, изливая душу в пронзительных воплях. Горе ее особо подчеркивалось черным трагическим гримом, сплошь покрывавщим лицо, по которому катились красные слезы. Я просто изнемогал от желания поглядеть наконец, где у них тут вывешены расценки блюд. Хоть я и не мог расплатиться за обед, мне все-таки хотелось иметь представление, во что все это обойдется. Потом я вдруг увидел, что меню находится прямо под прозрачной поверхностью стола. Нужно было нажать специальную кнопку, и загорался свет, но даже и без всякого света можно было разобрать некоторые буквы и цифры. У меня возникло подозрение, что цены эти были никак не меньше пятерок и десяток! Целые столбцы этих и только этих цифрНеуж-то здесь вообще не было блюд, которые стоили бы меньше пятерки или десятки за одну порцию? Ну и дела! Исполнительница баллад кончила свой номер и была вознаграждена умеренными аплодисментами. Она раскланялась и возвратилась на свое место за столиком. Потом из-за другого столика поднялся мужчина и вышел на отведенное для танцев место. Он достал из-за лацканов вечернего костюма несколько колец, вроде бы поджег их и принялся жонглировать. Кое-кто мог бы подумать, что он рискует обжечь себе руки, но было все-таки понятно, что огонь этот не настоящий, а просто имитация. Поняла теперь, почему клуб называется Артистическим? -- вполголоса сказал Хеллер, наклоняясь к графине. -- Все, кто сюда приходит, должны выступить со своим номером. И так продолжается всю ночь. Неужто никто тут не испытывает страха перед публичными выступлениями? -- спросил я. Руководство клуба позаботилось и об этом, -- сказал Хеллер. -- Они строго ведут учет, и, если кто-либо из сидящих за столом отказывается или уклоняется от выступления, счет стола удваивается. Очень интересно придумано, -- сказала графиня. И снова рассмеялась. Мне же было не до смеха! И хотя я вообще не мог уплатить по счету, сама мысль о том, что он к тому же может быть удвоен, привела меня в ужас. Я просто умираю от голода, -- сказала Хайти. А чего бы вы хотели? -- спросил я, вынужденный играть роль гостеприимного хозяина. Хеллер подозвал желтокожего официанта: он нажал кнопку, и поверхность стола озарилась мягким светом. Самое удивительное, что меню перед каждым из сидящих оказалось в вертикальном положении. Я чуть не умер, когда увидел перечень блюд стоимостью в пять и десять кредиток. В горле у меня пересохло. -- Заказывайте! -- с трудом выдавил я кайможно небрежнее. Прозвучало это как погребальная песнь. Все решили взять себе горных веснянок -- дичь, доставляемую с планеты Чимптон. Дичь с Чимптона считается изысканным деликатесом, но цена все-таки непомерно высока -- целых десять кредиток порция! После долгих и, можно сказать, даже торжественных дебатов компания остановила свой выбор на искристой шипучке. Десять кредиток баллончик! После этого они довольно быстро сошлись на горящем торте из мороженого на десерт. По пятнадцать кредиток порция! Моя способность к молниеносным расчетам подсказала мне общую сумму -- сто пять кредиток! Великодушная администрация клуба бесплатно подбросила нам еще и сухого печенья. Очень мило с их стороны! Должно быть, у них самый дорогой клуб на всем Волтаре! Я разрешил им заказать и для меня то же самое. "Если мне грозит отставка, -- подумал я, -- или даже смертная казнь, то ничего страшного не будет, если это произойдет на сытый желудок". В любом случае мне оставалось одно из двух -- либо припечатать свое удостоверение к этому счету и попасть под военный трибунал, либо воспользоваться фальшивыми деньгами, которых у меня осталось еще достаточно, и быть расстрелянным. Принесли горных веснянок, и я принялся отщипывать мясо с такой поспешностью, будто надеялся найти внутри алмазы или что-нибудь в этом роде. -- Не надо так волноваться, -- шепнул мне Хеллер. -- Все будет в порядке. Веселитесь себе на здоровье. Не портьте вечер девушкам. Много он понимает! Эта (...) пирушка окончательно угробит меня. Но тут мне припомнилось, что многие офицеры, в страхе перед тем, что им придется обмывать свое повышение, иногда вынуждены голодать месяцами. Я допил свой баллончик с розовой шипучкой. Но ничто не могло исправить моего настроения. Когда последняя искорка ледяного огня исчезла в глотках, Хеллер дал знак вертящемуся поблизости желтокожему официанту, и тот снова поставил перед каждым по баллончику искристой шипучки. Таким образом счет был доведен до ста восьмидесяти кредиток. Мои спутники подымали тосты за чистое небо и за яркие звезды. Они пили за успех и новые производства. Они со звоном сдвигали баллончики за очень слабо замаскированную "миссию". Пили даже за следующую пьесу Хайти. Хеллер заказал всем еще по баллончику розовой шипучки! Двести двадцать кредиток! Теперь они сидели, блаженно откинувшись на спинки кресел и наблюдая за выступлениями других гостей. Кое-кто выступал хорошо, некоторые из рук вон плохо, одним мало аплодировали, другим здорово. Я тем временем погрузился в странное состояние, весьма сходное со ступором. Неизбежность выбора между двумя оставшимися мне выходами производила на меня гнетущее впечатление. Все равно хуже уже не будет. И тут оказалось, что может быть еще хуже! Луч света вдруг помигал и остановился на нашем столе. Хайти подтолкнула меня локтем: -- Вы идете первым от нашего стола. -- Я?! -- Конечно, -- подтвердила Хайти с очаровательной улыбкой. -- И старайтесь не зарывать своих талантов в землю! -- Она снова улыбнулась. -- Если вы не выступите, они удвоят счет! Весь стол почему-то решил, что это ужасно смешно. Должно быть, сказалось влияние выпитой шипучки. Для меня же это было самой настоящей трагедией. Я нервно поднялся и отправился на растерзание толпы. ГЛАВА 4 Пойти на эту пытку я был вынужден единственно под угрозой удвоения счета. Однако, преодолев примерно три четверти пути к сцене, я вдруг понял, что это означало всего лишь удвоение чегото такого, чего я не смог бы оплатить и в одинарном размере. Так что же, собственно говоря, я делаю с собой и зачем? Храбрость перед лицом толпы -- нечто такое, чего я никогда не мог понять. Как это актер или певец может спокойно стоять в полном одиночестве и глядеть на аудиторию, которая уставилась на него во все глаза? Это было выше моего понимания. Взобравшись на сцену, я повернулся лицом к публике и по смотрел в зал. Слишком яркий мерцающий свет огней рампы почти ослепил меня. Брошенный на произвол судьбы, вырванный из своей привычной почвы, я все же разглядел целое море масок, и все эти маски были обращены в мою сторону. И опять меня странно заворожило море ног, одетых в самую разнообразную обувь. Эти туфли, сапоги, ботинки притопывали в ритм мерцающим огням и были готовы в любой момент -- я был абсолютно уверен в этом -- обратиться против меня, запинать и растоптать одинокую фигуру, стоящую на сцене. Что будет, когда они бросятся на меня все сразу? Короче говоря, мною овладел настоящий страх перед сценой. Поначалу я почти твердо решил, что прочту стихи, какую-нибудь поэму, например. Когда я был ребенком, меня заставляли заучивать стихи. Среди них была и героическая поэма, которая называлась "Храбрец Хек в битве у Блима". Я выучил ее, когда мне было всего шесть лет, и меня очень хвалили за это. Я уже раскрыл было рот и набрал полные легкие воздуха, готовясь начать чтение. И тут вдруг оказалось, что я никак не могу припомнить первую строчку! Тогда я лихорадочно перебрал в уме все известные мне анекдоты. Был один очень свеженький про двух агентов Аппарата, каждый из которых считал другого, женщиной, и так длилось до тех пор, пока оба они не оказались наконец в постели. Я снова открыл рот, собираясь рассказать его, но, боги, я вдруг сообразил, что здесь ни в коем случае нельзя даже упоминать об Аппарате. Коленки у меня подгибались. Аудитория же начинала проявлять нетерпение. Огромный прожектор безжалостно светил мне прямо в лицо. Моя маска Демона с торчащими вперед зубами, казалось, начала уже подтаивать. И тут, совершенно внезапно, меня осенило. Опытный охотник на певчих птичек, конечно же, должен хорошо подражать их голосам. У меня всегда это получалось отлично. Мне удавалось подманить их буквально на несколько футов и стрелять уже наверняка. Голосом, которому я постарался придать твердость и уверенность, но который прозвучал довольно хрипло, я объявил первый номер: -- Горная трясучка! Во рту у меня совсем пересохло. Но я все-таки сложил губы и сумел издать призывный крик птички. Гробовое молчание аудитории. -- Луговая певичка! -- объявил я и тут же издал трель этой птички. Гробовое молчание аудитории. -- Болотная курочка! -- сказал я. И тут же издал немного неприятное кваканье самочки. Тишина. Во всем огромном зале никто не захлопал, не высказал ни слова одобрения. Буквально ничего! Самые разнообразные мысли лихорадочно метались у меня в голове. Больше я не мог припомнить ни одного птичьего крика. Аудитория либо ждала, что я издам еще какой-нибудь звук, либо считала, что теперь я должен походить на руках, сделать сальто или выкинуть какой-нибудь трюк. И тут внезапно меня охватила злость на всю эту расфуфыренную публику. Уже без страха, а скорее -- с выражением справедливого гнева на лице я посмотрел в зал. -- А вот птичкам, представьте, это очень нравится! -- сказал я возмущенным тоном. И тут смех волнами прокатился по залу! Люди в восторге топали ногами и хватались за животы от хохота. Они смеялись, смеялись, смеялись и не могли остановиться! Я рысцой отправился на свое место за столом. Смех в зале все не утихал. Хайти одобрительно похлопала меня по рукаву. -- Знаете, я сразу же поняла, что вы очень храбрый человек, -- сказала она. Следующим на сцену вышел человек со светозвуковым барабаном, которым он жонглировал, не прерывая вместе с тем игры. Когда он окончил свой номер, кто-то из публики выкрикнул: "А птичкам это нравится?" И зал опять разразился хохотом. На сцену поднялась молодая певица, а когда она спела свою песенку, опять из публики раздался тот же возглас: "А птичкам понравилось?" И снова не удержимый смех. Потом выступил мужчина, который, танцуя на бочке, выделывал замысловатые пируэты, но стоило номеру закончиться, как кто-то снова прокричал что-то о птичках. -- Ваш номер стал самым настоящим хитом, -- сказала Хайти. Тут только я начал осознавать свой триумф и даже несколько распетушился. Поэтому, когда на стол поставили очередные баллончики с шипучкой, меня это уже почти не испугало. Но -- увы! -- как мимолетны бывают столь редкие моменты настоящего счастья в нашей жизни. Запрокинув голову, чтобы допить остатки шипучки из баллончика, я вдруг обратил внимание на явный источник опасности. На балконе собрались представители прессы! Балкон находился довольно высоко, как бы нависал над залом. Там было битком набито разных репортеров и -- о ужас! -- целая бригада хоумвизионщиков. Хайти проследила за моим испуганным взглядом. -- О, -- сказала она, пренебрежительно пожимая плечами, -- они постоянно пропадают в этом клубе. Они здесь заняты поисками талантов, стараются отыскать что-нибудь новенькое, а кроме того, снимают то, что принято называть заполнением пауз -- такие материалы выпускают на экраны только в тех случаях, когда уж окончательно нечего показать. -- Она рассмеялась: -- А я так думаю, что вся эта братия торчит здесь для того, чтобы не идти на работу! Если я и приободрился на время, то это очень быстро прошло. Уж если есть на свете кто, кого Аппарат ненавидит всей душой, то это, конечно, репортеры, да еще с камерами. Ломбар никогда не делал послаблений в этом вопросе. "Жертва не имеет права быть в курсе дел" -- таково его любимое изречение. Призрак его, казалось, мрачно кружил вомраке за стенами этого клуба. И тут луч прожектора, как бы нащупывая очередного выступающего, снова оказался направленным на наш стол. Хайти резко отшатнулась, прячась от луча. Хеллер мягко тронул графиню за руку, и они поднялись из-за стола. Легкой походкой они направились в сторону площадки для танцев: графиня в светлооранжевом наряде и в маске лепертиджа, Хеллер в синем вечернем костюме с блестками и звездами стального человека над бровями. Прожектор пометался по залу и замер, направив на них сноп света. Графиня подняла руку вверх. Справа от нее стоял сервировочный столик, сплошь уставленный высокими бутылками и хрупкими баллончиками с искрящейся шипучкой и другими напитками. Все это находилось на довольно большой квадратной салфетке из светящейся белой ткани. Она подошла к этой минивыставке и взялась за угол салфетки. Сначала я подумал, что она собирается перевернуть столик. И тут одним движением натренированной кисти она дернула к себе салфетку. Салфетка со свистом вылетела из-под посуды и теперь висела у нее на руке. Ни одна бутылка, ни один баллончик даже не дрогнули, оставшись на своих местах. Публика, очевидно, решила, что это и есть номер. Раздались жидкие аплодисменты. Но выступления они еще и не начинали. Графиня что-то сказала оркестру. Затем пара вышла в самый центр площадки. Графиня взмахнула салфеткой, и квадрат светящейся ткани затрепетал в воздухе -- по диагонали длина салфетки составляла примерно ярд. Ловко сложив салфетку, она заставила Хеллера взять один из углов в зубы, а противоположный угол сама зажала в зубах. Теперь их лица находились друг от друга всего в нескольких дюймах. Оркестр заиграл веселую народную мелодию. Хеллер и графиня заложили руки за спину и пошли в танце, выделывая ногами замысловатые па. -- Это манко манчо! -- обрадованно шепнула Хайти. Она даже беззвучно похлопала в ладоши, как это часто делают обрадованные маленькие девочки. -- Как славно они танцуют, -- продолжала она. -- Это детский народный танец на Манко! Они оба наверняка помнят его с детства! Зажимая зубами каждый свой угол салфетки, они с самым серьезным и даже несколько мрачным видом выполняли сложные геометрические фигуры ногами, двигаясь на редкость синхронно и в такт музыке. Внезапно, когда музыка, меняя такт, на какую-то долю секунды умолкла, они тоже замерли друг перед другом на расстоянии одного фута. Музыка тут же возобновилась. Но что-то не уловимо изменилось в характере танца. Они поочередно делали ногами движения, как бы стараясь подсечь своей ногой ногу партнера, но каждый раз этот партнер оказывался в воздухе и нога пролетала под ним. При этом они довольно быстро передвигались то вперед, то назад, как бы наступая и отступая в яростной схватке. Хайти с некоторым удивлением приглядывалась к тому, что они вытворяли. Танец с каждой секундой становился все сложнее. -- Да это совсем не манко манчо! -- воскликнула она. Да, она оказалась права. Это был не манко манчо. Это было первое упражнение боя ногами, но отработанное с такой точностью и доведенное до такой степени совершенства, что его спокойно можно было выдать за танец! Я подумал, что не стоило бы им с такой откровенностью демонстрировать перед публикой свое мастерство. Камеры хоумвидения были направлены сейчас прямо на них. Меньше всего мы стремились к тому, чтобы здесь вдруг узнали Хеллера, а о графине Крэк и говорить нечего. По залу прокатилась волна аплодисментов. Судорожно сжав зубы, я молил небо, чтобы они упали, сломали ногу или еще что-нибудь, но только чтобы выступление их закончилось неудачей и они не оказались заснятыми на пленку! В конце музыкальной фразы послышался хлопок. Должно быть, Хеллер подал графине какой-то знак. И они вдруг одновременно встали на руки. Каждый из них сделал полоборота, и они оказались спиной друг к другу, продолжая держать салфетку в зубах. Стоя вниз головой на руках, они начали хлопать подошвами в такт музыке! Публика взорвалась аплодисментами. Нашли чему радоваться! И тут, строго подчинясь очередному аккорду, они одним прыжком оказались на ногах да еще сделали полоборота в полете, так что снова оказались лицом к лицу. Гимнастические упражнения, преобразованные в танец. Публика никогда не видывала ничего подобного. Аплодисменты нарастали. Наверху, на балконе прессы, бригада хоумвизионщиков работала на полную катушку! Жуть! Так и не выпуская из зубов угол салфетки, Хеллер умудрился к тому же выкрикнуть какую-то команду оркестру. И тут началась, настолько изощренная часть программы, что мне временами казалось, будто все это просто мерещится. Есть в системе рукопашного боя без оружия упражнение, которое заключается в нанесении ногой удара в голову противника. Противник, уходя от удара, проделывает сальто назад. Но взбесившаяся пара, попрежнему связанная зажатой в зубах салфеткой, начала проделывать этот прием поочередно раз за разом. Сначала они действовали в замедленном темпе: один наносил удар ногой, второй, уклоняясь, проделывал заднее сальто, потом они начали ускорять темп. Внезапно я подметил, что они перестали касаться руками пола. Темп музыки все нарастал и нарастал. Удар -- уход, удар -- уход. Мелькание тел становилось все быстрее и быстрее. В конце концов исчезли руки, ноги, отдельные детали -- перед публикой со страшной быстротой вертелись рядом два смерча -- голубой и бледно оранжевый! Два мелькающих перед глазами колеса, связанные между собой осью, которую составляла полоска светящейся ткани. Публика совершенно обезумела. Все повскакивали и выкрики вали что-то восторженное. Им никогда не случалось видеть гимнастические упражнения и боевые приемы, выполняемые в манере головокружительного танца! Оркестр уже не в состоянии был поспевать за этим темпом. И тут легко и грациозно оба смерча замерли на месте. Хеллер и графиня Крэк чуть отступили в стороны. Светящаяся ткань осталась в левой руке у графини. Хеллер сдержанно поклонился публике. Я полагал, что на этом все и кончилось. Очевидно, точно так же считала и публика. Люди исступленно хлопали в ладоши и выкрики вали что-то неразборчивое. -- О, у нее безусловно есть немалый опыт публичных выступлений, -- сказала мне на ухо Хайти. В этот момент графиня как раз раскланивалась, делая два маленьких шажка вправо, потом два таких же влево и отдавая при этом изящный поклон залу, -- вполне профессиональное выражение благодарности публике за оказанный теплый прием. Этот поклон опять таки очень напоминает фигуру танца и производит на зрителя отличное впечатление. В руке она продолжала держать светящуюся салфетку, делая элегантные взмахи. И вдруг графиня исчезла. Нет, она не ушла со сцены. Она не убежала, не улетела на канате под потолок, не провалилась в хитроумно замаскированный люк. И тем не менее в том самом месте, где она какоето мгновение назад так элегантно раскланивалась, взмахивая белой тканью, теперь было пусто. Зал издал изумленный возглас. Но чувство, охватившее меня, было отнюдь не изумлением. Ведь сейчас прямо на моих глазах исчез, растаял в воздухе арестант! Светящаяся салфетка мягко опускалась на пол. Судя по всему, Хеллер тоже был удивлен этим исчезновением. Сначала он ничего не понимающим взглядом уставился на лежащую на сцене салфетку и даже попятился от нее сначала, а потом опустился на корточки и стал осторожно, как к зверю, подкрадываться к этому куску материи. Он с недоверием приподнял один из уголков салфетки и заглянул под нее. Потом выпрямился, недоуменно качая головой. Но тут, повидимому, он принял новое решение. Хеллер набросился на салфетку. Он решительно скомкал ее, стараясь, чтобы из-под ткани не выскользнуло то, что находилось под ней. Потом он осторожно поднялся на ноги, бережно держа комок светящейся материи в руках. Даже самый тупой из зрителей понимал, что он рассчитывает найти тут свою исчезнувшую партнершу. Затем он с величайшей осторожностью развернул комок. Публика начала подхихикивать над ним. Ничего не обнаружив, он для пущей надежности даже встряхнул салфетку с самым серьезным видом, оглядев затем пол, чтобы не пропустить ничего, что могло бы выпасть. Потом он задумался с видом полной безнадежности. Аудитория буквально лопалась от хохота. Наконец Хеллер отбросил в сторону не оправдавшую его надежд салфетку и решительно направился к ближайшему столику. Он без видимых результатов заглянул под него и даже под стоящий на столе баллончик. Ничего. Под тарелку -- никаких результатов. Потом, как бы следуя внезапной мысли, он снял с сидящего за столом шляпу от маскарадного костюма и заглянул в нее. Зрители покатывались от хохота. Рядом со мной послышался какой-то шум. Я обернулся и увидел, как в полумраке затемненного зала графиня Крэк с улыбкой усаживается на свое место. А Хеллер тем временем продолжал поиски. Наконец он как бы случайно бросил взгляд на наш стол и тут же широким взмахом руки приказал осветителю направить сноп света на нас. И тут все увидели ее. Какую-то секунду зал хранил мертвое молчание, а потом разом взорвался неистовыми криками и громом аплодисментов. Графиня вскочила и опять принялась раскланиваться. Хеллер тоже вернулся и занял место за столиком. Постепенно внимание зрителей переключилось на следующие номера. -- Как вы это проделали? -- спросила Хайти. Графиня весело рассмеялась: -- Видите ту тяжелую портьеру, что висит в глубине сцены? Я привлекла внимание зрителей к развевающейся в воздухе светящейся материи, а потом проделала то, что на языке профессионалов называется "задним фляком", и ушла за портьеру. Затем я, пригнувшись, пересекла сцену вон за тем барьерчиком, который почти примыкает к столам, а там проделала уже "передний фляк" и оказалась за столом. Все достаточно просто и легко. Хеллер даже не запыхался, ровное дыхание было и у графини. Хеллер тут же заказал всем очередную порцию шипучки. Я уже сбился со счета, какую именно. Но мертвому незачем вести скрупулезные подсчеты. Я бросил взгляд наверх, где расположилась бригада хоумвизионщиков -- все они были вдохновлены увиденным. Призрак Ломбара, который до этого держался в тени домов, сейчас уже просунул ногу во входную дверь клуба. ГЛАВА 5 Я поглядел на этих двух жизнерадостных идиотов. Они сидели рядком, потягивая из баллончиков шипучку. Все за столом, включая и Хайти, были в прекрасном расположении духа. Да, это были очень красивые люди. Они не имели ни малейшего понятия о том, что Ломбар может приказать убить их, и сделает это, не задумываясь, как только отпадет в них дальнейшая нужда. Да, он без сомнения сделает это, если только возникнет малейшая угроза разоблачения деятельности Аппарата на БлитоПЗ. И у меня не было никакой возможности хоть как-то намекнуть им на это. Музыка продолжала играть, выступали все новые артисты. И тут луч прожектора вновь остановился на нашем столике. -- Ой, только не это, -- сказала Хайти. -- Я так надеялась, что они совершат промашку. Ведь за этим столом не выступала перед публикой только я. -- Она встала. -- Ничего, Солтен. Они не удвоят ваш счет. Я спою и отработаю свой ужин. Уверенной походкой она направилась между рядами столиков к сцене. Никто не обращал на нее особого внимания, поскольку все были несколько рассеянны и, может быть, уже чуточку утомлены обилием номеров. Она легко вскочила на платформу, синее ее платье переливалось и блестело в огнях рампы. Она о чем-то переговорила с дирижером оркестра, после чего один из музыкантов выбрал какой-то инструмент из сложенных в кучу и подал ей. Это был электронный инструмент, имеющий форму полушария, из тех, что называют "аккордными аккомпаниаторами". Он имел примерно восемнадцать дюймов в диаметре, Хайти прижала его одной рукой к животу, а потом привычным жестом завела его за спину. "Палочку-аккомпан