комментировал он.-- Курс лечения тиаминхлоридом плюс немного тестостерона, и он бы у меня стал как новенький. Вам никогда не приходило в голо- ву, -- добавил он, -- что львиная доля всех романтичес- ких произведений появилась на свет благодаря дурным врачам? Я б, лежа, как усталое дитя, Всю жизнь проплакал горькими слезами. Прелестно! Но если бы тогда знали, как избавить бед- нягу Шелли от хронического туберкулезного плеврита, эти строки никогда не были бы написаны. Потому что лежать, как усталое дитя, и плакать горькими слезами -- один из самых характерных симптомов туберкулезного плеврита. Да и прочие выразители Weltschmerz 1 были, как правило, или больными людьми, или алкоголиками, или наркоманами. Любого из них я мог бы запросто ли----------------------------- 1 Стульчаком (франц.). 444 шить поэтического дарования.-- Обиспо поглядел на Джереми с волчьей усмешкой; в ее откровенной торже- ствующей циничности было что-то почти детское. -- Нуну, послушаем, как старикан будет выпутываться из этой передряги. -- "Декабрь 1796, -- читал Джереми.-- Кружащие около меня гиены стали такими навязчивыми, что вчера я решил от них избавиться. Я попросил оставить меня в покое, однако Каролина и Джон принялись возражать, сопровождая свои протесты бурными излияниями род- ственных чувств. В конце концов я вынужден был ска- зать, что, если они не уедут завтра к полудню, я велю своему Управляющему прислать дюжину молодцов, ко- торые выставят их из моего Дома. Сегодня утром, из окна, я наблюдал их отъезд". Следующая запись была помечена 11 января 1797 года. -- "В этом году я встречаю свой день рождения с го- раздо более мрачными Мыслями, чем прежде. У меня нет сил их записывать. Погода сегодня была прекрасная, нео- бычайно теплая для зимы, и меня вместе с креслом пере- несли на пруды. Зазвенел колоколец, и Карпы в спешке устремились к месту кормления. Наблюдать за этими жестокими Тварями -- одно из немногих пока еще дос- тупных мне удовольствий. Их тупость лишена всяких претензий, а агрессивность зависит только от Аппетита и потому проявляется только временами. Люди же демон- стрируют жестокость систематически и постоянно; свои глупые поступки оправдывают Религией и Политикой, а свое невежество рядят в пышные одежды Философии. Пока я наблюдал, как эти Рыбины, тесня и толкая друг друга, стараются отвоевать себе обед, словно дерущиеся за высокий пост Священники, мои мысли вернулись к тому непростому Вопросу, который так часто занимал меня прежде. Почему человек умирает в семьдесят лет, а ---------------------------- Мировой скорби (нем.). 445 Рыба, проявившая два-три столетия, еще полна Сил и Здоровья? Я обсудил сам с собой несколько возможных ответов. Когда-то я, например, считал, что более долгий век Карпа и Щуки объясняется превосходством их Вод- ной Среды над нашим Воздухом. Но жизнь некоторых подводных Тварей коротка, а отдельные виды Птиц жи- вут дольше человека. Затем я спросил себя, не обязаны ли Рыбы своим дол- голетием особой манере зачинать и выводить Потомство. Однако и тут у меня возникли серьезные Возражения. Самцы Попугаев и Воронов не онанируют, но совокуп- ляются с самками; Слонихи не откладывают яиц, но вы- нашивают плод, если верить мсье де Бюффону*, в тече- ние двадцати четырех месяцев. Но Попугаи, Вороны и Слоны живут долго; из чего мы должны заключить, что причины краткости нашей жизни иные, нежели способ, коим Мужчины оплодотворяют Женщин, а те воспроиз- водят человеческий Род. Единственная Гипотеза, против которой я не нахожу явных возражений, такова: Пища Рыб, подобных Кар- пам и Щукам, содержит некое вещество, предохраняю- щее их Тела от Порчи, коей подвергается большинство Животных еще до своей Смерти; с другой стороны, ве- щество, защищающее от Порчи, должно наличествовать и внутри рыбьего Тела, особенно, что естественно пред- положить, в Желудке, Печени, Кишках и прочих Орга- нах, где перемешивается и усваивается Пища. У Живот- ных же, чей век короток -- например, у Человека, -- препятствующие Порче Вещества, видимо, отсутствуют. Возникает вопрос, можно ли ввести эти Вещества, взя- тые из рыбьего Тела, в человеческое. История не сохра- нила заслуживающих интереса упоминаний о случаях долгожительства среди прибрежного Населения; да и сам я никогда не замечал, чтобы обитатели портов и дру- гих мест, где часто едят Рыбу, отличались особым дол- голетием. Однако из этого нельзя делать вывод, что пре- пятствующее Порче Вещество не может быть получено 446 Человеком от Рыбы. Ибо прежде, чем есть Рыбу, Чело- век ее варит; но Нагревание весьма заметно влияет на свойства многих Веществ, о чем говорит нам тысяча при- меров; более того, Человек выбрасывает как непригод- ные в Пищу именно те Органы Рыб, в коих разумнее всего искать препятствующее Порче Вещество". -- Господи Иисусе! -- вскричал Обиспо, не в силах долее сдерживаться. -- Только не говорите мне, что ста- рый дурень собирается есть рыбьи потроха в сыром виде! Глаза Джереми, блестя за стеклами очков, скользну- ли по странице и мигом очутились на следующей. -- Вы угадали! -- торжествующе воскликнул он.-- Вот послушайте: "Три первые попытки вызвали у меня непроизвольную тошноту, и я не смог ничего прогло- тить; четвертая была успешнее; однако радость оказа- лась преждевременной -- через две-три минуты меня вырвало. Только с девятой или десятой попытки мне удалось проглотить и удержать в себе несколько ложе- чек тошнотворного фарша". -- Вот это называется мужество! -- сказал Обиспо. -- По мне, лучше воздушный налет, чем такие опыты. Тем временем Джереми не отрывал глаз от записной книжки. -- "Прошел уже месяц с тех пор, как я начал прове- рять свою Гипотезу,-- прочитал он.-- Теперь я каждый день принимаю не менее шести унций сырых протертых кишок свежепотрошеного Карпа". -- А в этой рыбе, -- медленно покачав головой, ска- зал Обиспо, -- больше разновидностей червей-паразитов, чем у любого другого животного. У меня просто волосы дыбом встают, когда я вас слушаю. -- Вам не о чем беспокоиться, -- сказал Джереми, продолжая читать.-- Его светлость Чувствует себя все лучше и лучше. Здесь отмечается "необыкновенный при- лив Бодрости и Сил в течение месяца Марта". Не счи- тая "возвращения аппетита, хорошей памяти и глубоко 447 умия". Какая прелесть это глубокоумие, -- тоном знато- ка заметил Джереми. -- Великолепный обломок эпохи, вы не находите? Настоящее чиппендейловское* слово! -- Некоторое время он читал про себя, затем радостно объя- вил: -- В апреле он уже совершает "часовые послеобе- денные прогулки верхом на гнедом мерине". А ежеднев- ная доза того, что он называет "пюре из потрохов и фекалий", достигла десяти унций. Обиспо вскочил со стула и принялся возбужденно ме- рить шагами комнату. -- Черт побери! -- выпалил он.-- Это уже не шутка. Это серьезно. Сырые рыбьи потроха; кишечная флора; блокировка отравления стеринами; и омоложение. Омо- ложение! -- повторил он. -- Граф более осторожен, чем вы, -- сказал Джере- ми. -- Послушайте-ка. "Я еще не могу определить, чему обязан своим новообретенным здоровьем -- Карпам, приходу Весны или Vis medicatrix Naturae". Обиспо одобрительно кивнул. -- Правильный подход, -- сказал он. -- "Что касается точного ответа, -- продолжал Джере- ми, -- то время покажет; разумеется, если я ему поспо- собствую, что я и намерен сделать путем соблюдения нынешнего Режима. Ибо Гипотеза моя, пожалуй, будет подтверждена, если по прошествии некоторого срока я обрету не только прежнее здоровье, но и заряд Бодрос- ти, коим обладал лишь в юношеские годы". -- Браво! -- воскликнул Обиспо. -- Хотел бы я, что- бы Дядюшка Джо научился смотреть на вещи, как этот граф, с научной точки зрения. Впрочем, -- добавил он, вдруг вспомнив о нембутале и детской вере Стойта в его медицинское всемогущество, -- впрочем, я бы этого не хотел. Это повлекло бы за собой определенные неудоб- ства. -- Он усмехнулся своей шутке, понятной ему одно- му. -- Ну-с, давайте почитаем дальше историю болез------------------------- Целительной силе Природы (лат.). 448 ни, -- прибавил он. -- В сентябре он уже может, не уставая, ездить вер- хом по три часа подряд, -- сказал Джереми. -- Затем он возобновил свое знакомство с греческой литературой и, как я вижу, очень нелицеприятно отзывается о Платоне. После чего мы не имеем записей до 1799 года. -- Не имеем записей до 1799 года! -- негодующе по- вторил Обиспо. -- Старый хрыч! Это ж надо -- бросить на самом интересном месте и оставить нас с носом! Улыбаясь, Джереми глянул на него поверх дневника. -- Ну не совсем с носом, -- сказал он. -- Я прочту вам первую запись после двухлетнего перерыва, и вы сами сможете сделать вывод относительно состояния его ки- шечной флоры.-- Он слегка откашлялся и начал читать в своей обычной манере "под миссис Гаскелл". -- "Май 1799. Самыми отъявленными Распутницами, особенно среди знатных Дам, очень часто оказываются те, кого злая Природа лишила естественного повода и оправда- ния для любовных Интриг. Неспособные испытывать Наслаждение благодаря врожденной Холодности, они никак не желают примириться со своей Судьбой. При- чина, которая побуждает этих Дам умножать число лю- бовных Связей, заключается не в их Чувственности, но в Надежде; не в желании вновь испытать знакомое Бла- женство, но, скорее, в стремлении познать наконец то обыкновенное, всеми вокруг превозносимое Счастье, в коем им было так жестоко отказано. Легкодоступные женщины часто вызывают у Сластолюбцев столь же глу- бокое Отвращение, что и у строгих моралистов, хотя и по иным мотивам. Да сохранит меня в будущем Бог от таких Побед, какую я одержал в Бате этой Весной!" -- Джереми отложил дневник. -- Ну как, вы все еще счита- ете, что вас оставили с носом? -- спросил он. ГЛАВА СЕДЬМАЯ Вращающийся ролик, покрытый наждачной бумагой, 449 с оглушительным визгом коснулся шершавой поверхно- сти дерева. Согнувшись над верстаком с электрической шлифовальной машинкой в руках, Проптер не слыхал шагов Пита. Долгих полминуты юноша молча наблюдал, как он водит машинкой по доске взад и вперед. В его косматые брови, заметил Пит, набились опилки; на за- горелом лбу, там, где он дотронулся до него масляной рукой, чернело пятно. Пит почувствовал внезапный укол совести. Нехоро- шо наблюдать за человеком, если он не знает о твоем присутствии. Получается, будто подглядываешь тай- ком: можешь увидеть что-нибудь такое, что он не хо- тел бы открывать другим людям. Он окликнул Проптера по имени. Старик поднял глаза, улыбнулся и остановил свою маленькую машинку. -- А, Пит,-- сказал он.-- Ты-то мне и нужен. Если, конечно, согласишься поработать немного. Как ты на этот счет? Ах да, я забыл, -- добавил он, не дав Питу ответить согласием,-- забыл, что у тебя нелады с серд- цем. Ох уж эти ревматизмы! Думаешь, ничего страш- ного? Пит чуть покраснел, ибо он еще не успел изжить лег- кое чувство стыда за свою неполноценность. -- Вы же не заставите меня бегать стометровку, прав- да? Хозяин пропустил его шутливый вопрос мимо ушей. -- Ты уверен, что вреда не будет? -- настойчиво по- вторил он, с ласковой серьезностью вглядываясь в лицо юноши. -- Да, если речь только об этом, -- Пит кивнул на вер- стак. -- Честно? Пит был искренне тронут такой заботой о его здоровье. -- Честно! -- заверил он. -- Ну тогда порядок, -- сказал Проптер, окончатель- но успокоенный. -- Считай, что я тебя нанял. То есть не 450 "нанял", поскольку тебе повезет, если ты получишь за свой труд хотя бы стакан кока-колы. Считай, что ты просто мобилизован. Все остальные его помощники, объяснил он, сейчас заняты. Приходится одному управляться с целой ме- бельной фабрикой. А время поджимает: у трех семей се- зонников, там, в хижинах, до сих пор нет ни столов, ни стульев. -- Вот размеры, -- промолвил он, указывая на прико- лотый к стене листок бумаги. -- А там материал. А те- перь слушай, что нужно сделать в первую очередь, -- до- бавил он, поднимая доску и укладывая ее на верстак. Некоторое время они работали вдвоем, не пытаясь пе- рекричать шум электроинструментов. Потом в работе наступило недолгое затишье. Слишком робкий для того, чтобы сразу завести речь о предмете своих затруднений, Пит заговорил о новой книге профессора Перла*, посвя- щенной демографическим проблемам. Сорок душ на квадратную милю в среднем по планете. Шестнадцать акров на человека. Отбросьте около половины земель как бесплодные, и получите восемь акров. А современ- ные агрикультурные методы, тоже в среднем, позволя- ют прокормить одного человека с двух-трех акров. Ста- ло быть, на каждую душу выходит по пять с половиной акров лишку -- так почему же треть мира голодает? -- А я думал, ты уже нашел ответ в Испании, -- ска- зал Проптер. -- Голодают, потому что человек не может жить одним хлебом. -- При чем тут это? -- Как при чем? -- ответил Проптер. -- Люди не мо- гут жить одним хлебом, поскольку им необходимо чув- ствовать, что их жизнь имеет смысл. Поэтому они и об- ращаются к идеализму. Но опыт и наблюдение говорят нам, что в большинстве случаев идеализм ведет к войне, террору и массовому помешательству. Человек не может жить одним хлебом; но если выбранная им духовная пища не того сорта, он рискует остаться и без хлеба. Он 451 и останется без хлеба, потому что будет занят по горло, убивая или замышляя убийство своих соседей во имя Бога, Родины иди Социальной Справедливости, а до ра- боты на полях у него не дойдут руки. Нет ничего более простого, и очевидного. Но, к сожалению,-- заключил Проптер, -- есть еще одна очевидная вещь: большинство людей будет и дальше неправильно выбирать духовную пищу, а значит, косвенным образом навлекать на себя беду. Он включил ток, и шлифовальная машинка снова пронзительно завизжала. Разговор опять прервался. -- При нашем-то климате, -- сказал Проптер, когда шум стих в очередной раз, -- да с таким количеством воды, какое со следующего года начнет давать новый акведук на Колорадо, здесь можно делать практически все что угодно. -- Он отключил от сети шлифовальную машинку и пошел за дрелью. -- Возьми небольшой посе- лок в тысячу жителей, дай им три-четыре тысячи акров земли и достаточно производственных и потребительс- ких кооперативов -- и они полностью себя прокормят; они смогут на месте удовлетворить около двух третей ос- тальных своих потребностей; а излишков у них вполне хватит на то, чтобы путем обмена восполнить все недо- стающее. Такими поселками ты можешь покрыть весь штат. Конечно, лишь в том случае, -- с довольно мрач- ной улыбкой прибавил он, -- если получишь разрешение от банков и найдешь людей достаточно умных и чест- ных, чтобы соблюсти настоящую демократию. -- Банки наверняка не согласятся, -- сказал Пит. -- Да и нужных людей найдется, скорее всего, очень немного, -- добавил Проптер. -- А ведь начинать соци- альный эксперимент с неподходящими людьми -- значит заранее обречь его на провал. Вспомни попытки органи- зовать коммуны у нас в стране. Например, Роберта Оуэна, фурьеристов и прочую братию. Десятки соци- альных экспериментов, и все потерпели неудачу. Поче- му? Да потому, что никто не выбирал людей. Не было 452 ни вступительного экзамена, ни испытательного срока. Принимали всех, кто подвернется. Вот они, результаты излишнего оптимизма по отношению к человеческой природе. Он включил дрель, а Пит в свой черед взялся за шли- фовальную машинку. -- Вы считаете, оптимистом быть плохо? -- спросил юноша. Проптер улыбнулся. -- Какой странный вопрос! -- ответил он.-- Что ты сказал бы о человеке, который ставит вакуумный насос на пятидесятифутовую скважину? Ты бы назвал его оп- тимистом? -- Я бы назвал его дураком. -- И я тоже, -- сказал Проптер. -- Вот тебе и ответ на твой вопрос: дурак тот, кто, невзирая на прошлый опыт, проявляет оптимизм в ситуации, не дающей для этого никаких оснований. Когда Роберт Оуэн набрал целую толпу дефективных, недоучек и закоренелых ворюг и решил создать с ними новый, лучший тип общества, он показал себя круглым дураком. Наступила пауза; Пит сменил шлифовалку на пилу. -- Кажется, у меня дурацкого оптимизма тоже хвата- ло, -- задумчиво сказал юноша, когда доски были распи- лены. Проптер кивнул. -- В некоторых отношениях ты и правда был черес- чур оптимистичен, -- согласился он. -- Зато в других, на- оборот, грешил излишним пессимизмом. -- Например? -- спросил Пит. -- Ну для начала,-- сказал Проптер,-- ты слишком оптимистично относился к социальным преобразовани- ям. Воображал, будто добро можно фабриковать мето- дами массового производства. Но, как это ни досадно, добро -- не тот товар. Добро есть продукт тонкой духов- ной работы, и производится оно только отдельными людьми. А если люди не знают, в чем оно состоит, или 453 не желают трудиться ради него -- тогда, понятно, ему неоткуда будет взяться даже при самом безупречном общественном строе. Ну вот! -- произнес он другим то- ном и выдул опилки из только что просверленного отвер- стия. -- А теперь на очереди ножки и перекладины для стульев. -- Он пересек комнату и принялся регулировать токарный станок. -- А к чему я, по-вашему, относился с излишним пес- симизмом? -- спросил Пит. Не подымая глаз от станка, Проптер ответил: -- К человеческой природе. Пит был удивлен: -- Я-то думал, вы скажете, что я смотрел на челове- ческую природу чересчур оптимистично,-- сказал он. -- Что ж, в некотором смысле верно и это,-- согла- сился Проптер. -- Подобно большинству людей в наше время, ты проявляешь безрассудный оптимизм по отно- шению к людям, как они есть, к людям, существующим только на человеческом уровне. Воображаешь, что люди могут остаться такими, как есть, и при этом жить в мире, заметно улучшенном по сравнению с нашим. Но мир, в котором мы живем, является результатом прошлых че- ловеческих деяний и отражением человечества в его ны- нешнем виде. Очевидно, что если люди останутся таки- ми же, как прежде и сейчас, то и мир, в котором они живут, не улучшится. Думая иначе, ты проявляешь оп- тимизм, граничащий с безумием. Но в то же время ты -- заядлый пессимист, если считаешь, будто люди по самой своей природе обречены всю жизнь прозябать на чисто человеческом уровне. Слава Богу,-- с ударением сказал он,-- это не так. В их власти подняться вверх, выйти на уровень вечности. Ни одно человеческое общество не сможет стать заметно лучше, чем теперь, если в нем не имеется значительной доли сограждан, знающих, что их человечность -- не последнее слово, и сознательно пыта- ющихся вырваться за ее пределы. Вот почему нужно быть глубоким пессимистом по отношению к вещам, на 454 которые большинство людей смотрит с оптимизмом,-- это и прикладная наука, и социальные реформы, и че- ловеческая природа, какова она в среднем мужчине иди женщине. И вот почему нужно видеть источник настоя- щего оптимизма в том, о существовании чего многие даже не знают, до того они пессимистичны, -- в возмож- ности преобразовать и преодолеть человеческую приро- ду. И не путем эволюции, не в каком-нибудь отдаленном будущем, но в любое время -- если угодно, здесь и сей- час -- с помощью верно сориентированного ума и доб- рой воли. Он включил станок на пробу, затем остановил, что- бы еще немного подрегулировать. -- Между прочим, оптимизм и пессимизм такого рода характерны для всех великих религий,-- добавил он.-- Пессимизм касательно мира в целом и человеческой при- роды, как юна проявляется у большинства мужчин и женщин. Оптимизм относительно вещей, доступных каждому, было бы только желанье да умение.-- Он опять включил станок, на сей раз окончательно. -- Тебе знаком пессимизм Нового Завета, -- продол- жал он, повысив голос, чтобы перекрыть шум.-- Пес- симизм, относящийся к человечеству в массе: много званых, да мало избранных. Пессимизм, касающийся слабости и неведения: у неимеющих отнимется и то, что имеют. Пессимизм по отношению к жизни на обыкновен- ном человеческом уровне; ибо если хочешь достичь иной, вечной жизни, этой жизнью следует пожертвовать. Пессимизм по отношению даже к самым высоким фор- мам светской морали: в царство небесное нет доступа тому, чья праведность не лучше праведности книжников и фарисеев. Но кто такие книжники и фарисеи? Простонапросто самые уважаемые граждане; столпы общества; люди с правильным образом мыслей. И несмотря на это -- вернее, именно поэтому, Иисус называет их ехидниным отродьем*. Ах, доктор Малдж, доктор Малдж! -- в скобках добавил он. -- Солоно тебе пришлось бы, по 455 встречай ты своего Спасителя! -- Склоненный над стан- ком, Проптер улыбнулся. -- Ну вот; такова, стало быть, пессимистическая сторона евангельского учения,-- про- должал он. -- И те же самые вещи ты найдешь в священ- ных книгах буддистов и индуистов, только там они сис- тематизированы и изложены более философским языком. Мир как он есть и люди на чисто человеческом уровне не внушают ни малейшей надежды -- таков об- щий приговор. Надежда появляется лишь тогда, когда человеческие существа начинают понимать, что царство небесное, или как бы тебе ни заблагорассудилось его на- звать, находится внутри них и может быть достигнуто всяким, кто готов предпринять необходимые усилия. Вот в чем оптимистическая сторона христианства и про- чих мировых религий. Проптер остановил станок, вынул обточенную ножку стула и приладил на ее место другую. -- Это вовсе не тот оптимизм, которому учат в либе- ральных церквах*,-- сказал Пит, вспоминая свой пере- ходный период между пастором Шлицем и воинствую- щим антифашизмом. -- Конечно,-- согласился Проптер.-- То, чему учат в либеральных церквах, не имеет ничего общего ни с хри- стианством, ни с любой другой реалистической религи- ей. По большей части это обыкновенная чушь. -- Чушь? -- Чушь, -- повторил Проптер.--Гуманизм начала двадцатого века, сдобренный евангелическими воззрени- ями девятнадцатого. Ну и сочетаньице! Гуманизм уверя- ет, будто добро может быть найдено на том уровне, где его нет, и отрицает факт существования вечности. Еван- гелическая доктрина отрицает связь между причинами и следствиями, утверждая, будто существует божественная личность, способная прощать грехи. Они как Джек Спрэт и его жена*: поставив между собой тарелку со смыслом, вылизывают ее дочиста. Нет, я не прав, -- прибавил Про- птер сквозь жужжание станка, -- не совсем дочиста. Гу 456 манисты говорят не более чем об одном народе, евангели- ческий Бог -- только один. Эту последнюю каплю смыс- ла слизывают патриоты. Патриоты и политические сектан- ты. Они поклоняются сотне враждебных друг другу идолов. "Богов на свете много, и местные политические заправилы -- пророки их". Благожелательная глупость либеральных церквей не так уж плоха для мирных вре- мен; но заметь, что во времена кризиса она всегда допол- няется ярыми безумствами национализма. И на этой-то философии воспитывается молодое поколение. С помо- щью этой философии, как. полагают оптимистически на- строенные взрослые, вы измените мир. -- Проптер нена- долго замолчал, потом добавил: -- "Что посеешь, то и пожнешь. Бог поругаем не бывает". Не бывает,-- повто- рил он. -- Но люди просто не хотят в это верить. Им все кажется, что они могут бросить вызов природе вещей, и это сойдет им с рук. Раньше я подумывал написать не- большой трактатик, вроде поваренной книги; я бы назвал его "Сто способов поругания Бога". И взял бы из исто- рии и современной жизни сотню примеров, демонстриру- ющих, что бывает, когда люди гнут свою линию, не же- лая считаться с природой вещей. Можно было бы разделить эту книгу на главы: "Поругание Бога в сельс- ком хозяйстве", "Поругание Бога в политике", "Поруга- ние Бога в системе образования", "Поругание Бога в фи- лософии", "Поругание Бога в экономике". Полезная вышла бы книжица. Только невеселая, -- добавил Про- птер. ГЛАВА ВОСЬМАЯ Сообщение дневника о том, что на восемьдесят втором году жизни Пятый граф стал отцом троих незаконнорож- денных детей, отличалось поистине аристократической сдержанностью. Никакой похвальбы, никакого самолю- бования. Всего лишь краткая, спокойная констатация 457 факта между пересказом беседы с герцогом Веллингто- ном и замечанием о музыке Моцарта. Сто двадцать лет спустя доктор Обиспо, отнюдь не являющийся английс- ким джентльменом, возликовал так шумно, словно это достижение было его собственным. -- Трое, черт побери! -- вскричал он с чисто проле- тарским восторгом. -- Трое! Что вы на это скажете? Воспитанный с Пятым графом в одной традиции, Джереми сказал, что это неплохо, и продолжал читать. В 1820-м граф опять заболел, но не очень серьезно; трехмесячный курс лечения сырыми потрохами карпа вернул ему прежнее здоровье -- по его словам, "здоро- вье человека во цвете лет". Годом позже, впервые за четверть века, он навестил племянника с племянницей и был весьма удовлетворен, обнаружив, что Каролина превратилась в сварливую ста- руху, что Джон уже успел облысеть и страдает астмой, а их старшая дочь так заплыла жиром, что никто не хо- чет брать ее замуж. По поводу смерти Бонапарта он философски заме- тил, что человек, неспособный утолить жажду славы, власти и наслаждений, не обременяя себя тяготами вой- ны и рутиной государственного правления, достоин назы- ваться глупцом. "Язык, принятый в хорошем обществе, -- заключил он, -- с достаточной ясностью показывает, что подвиги, подобные подвигам Александра и Бонапарта, имеют эквивалент в мирной, домашней жизни. Мы го- ворим о любовном Приключении, о Победе над своей избранницей и об Обладании ею. Для умного человека эти иносказания достаточно красноречивы. Раздумывая над их смыслом, он постигает, что война и погоня за Империей плохи, ибо глупы, глупы, ибо излишни, а из- лишни, ибо удовольствия, доставляемые Победами и Завоеваниями, с помощью неизмеримо меньших хло- пот, усилий и тревог могут быть получены за шелковой занавесью Алькова Герцогини или на соломенном Тю- фяке Молочницы. А если сии простые Утехи вдруг по 458 кажутся человеку скучными, если он, подобно антич- ному Герою, захочет покорить новые Миры -- тогда, выложив дополнительную гинею, а чаще всего, как по- казывает мой опыт, по добровольному соглашению, используя скрытую жажду Унижений и даже Боли, человек может развлечь себя, пустив в ход Розги, Кан- далы, Плетку и любые иные атрибуты абсолютной Власти, какие только может подсказать ему Фантазия Победителя, вынести нанятое Терпение Побежденной и одобрить ее согласный Вкус. Я вспоминаю слова док- тора Джонсона*: трудно представить себе более невин- ное занятие, чем зарабатывать деньги. Однако человек, занимающийся любовью, еще более невинен. Если бы у Наполеона хватило Ума удовлетворять свою Страсть к Владычеству в Салонах и Опочивальнях родной Корсики, он умер бы на Свободе, среди своих сопле- менников, а многие сотни и тысячи ныне мертвых, изувеченных или слепых людей были бы живы и здо- ровы. Не спорю -- они наверняка распорядились бы своими Глазами, Членами и Жизнями столь же глупо и злонамеренно, как сегодня распоряжаются ими уцелев- шие. Но хотя Всевышний и мог бы поаплодировать бывшему Императору за то, что он разом очистил Зем- лю от стольких Паразитов, сами Паразиты всегда будут придерживаться иного Мнения. Я же -- не Всевышний, а просто разумный Человек, и потому мои симпатии на стороне Паразитов". -- Замечали вы когда-нибудь, -- задумчиво прогово- рил Обиспо, -- что даже самые прожженные скептики всегда норовят объяснить вам, какие они хорошие ? И этот старый хрен туда же -- хотя зачем, спрашивается, ему-то набивать себе цену? Развлекался бы да помалки- вал. Ан нет; ему понадобилось сочинить целую речь в доказательство того, что он конфетка по сравнению с Наполеоном. Тут, положим, он прав; здравый смысл на его стороне. Но я все же не ожидал, что он будет из кожи вон лезть, чтобы заявить об этом. 459 -- А больше, кажется, никто об этом заявлять не со- бирался,-- вставил Джереми. -- Ну да, пришлось самому, -- заключил Обиспо. -- Что только подтверждает мою правоту. Таких, как Яго, на свете нет. Люди запросто могут сделать все, что сде- лал Яго; но они никогда не назовут себя негодяями. Они заменят реальный мир замечательной словесной конст- рукцией, на фоне которой все их негодяйские поступки будут выглядеть правильными и обоснованными. Я-то думал, что наш потрошитель карпов окажется исключе- нием. Но ошибся. А жаль. Джереми хихикнул с оттенком снисходительного пре- зрения. -- А вы бы хотели, чтобы он изобразил сцену "ДонЖуан в аду"."Le calme heros courbe sur sa rapiere" 1. Да вы романтик, как я погляжу. -- Он вернулся к дневнику и минуту спустя объявил, что в 1823 году Пятый граф провел несколько часов с Колриджем и нашел его мыс- ли глубокими, а манеру выражаться -- чересчур туман- ной. "Муть, коей полны его рассуждения, -- добавлял он, -- уместна в Пруду, но отнюдь не в разумной Бесе- де, каковая должна быть прозрачной и достаточно мел- кой, чтобы человек мог брести по ней, не рискуя утонуть в омуте Бессмыслицы". -- Джереми засиял от удоволь- ствия. Колридж не входил в число его любимцев. -- Как подумаешь, сколько дурацких разговоров до сих пор ведется вокруг всего, что накропал в бреду старый нар- коман... Обиспо перебил его. -- Давайте лучше послушаем про графа, -- сказал он. Джереми снова обратился к записной книжке. В 1824-м старик жаловался на новую статью закона, где перевозка рабов приравнивалась к пиратству; таким образом, этот промысел карался теперь смертной каз- нью. В результате его будущие доходы должны были со------------------------------- Бестрепетный герой, опершийся на шпагу (франц.). 460 кратиться тысяч на восемь-девять в год. Но он утешил себя мыслями о Горации, философски наслаждавшемся покоем на своей сабинской ферме*. В 1826-м наиживейшую радость доставляло ему пере- читывание Феокрита* и компания молодой женщины по имени Кейт, которую он сделал своей домоправительни- цей. В том же году, несмотря на урезанный доход, он не смог воспротивиться соблазну и приобрел чудесное "Ус- пение Богоматери" кисти Мурильо*. 1827-й был годом денежных потерь, связанных, оче- видно, с последовавшей за абортом смертью очень моло- денькой горничной; она состояла в личном услужении у домоправительницы. Дневниковая запись была очень коротка и туманна; но кажется, пришлось выплатить весьма порядочную сумму родителям девицы. Чуть позже он снова захворал, что подвигло его на длиннейшее и подробнейшее описание стадий разложе- ния человеческого трупа в порядке их очередности; осо- бый интерес уделялся глазам и губам. Регулярный при- ем кашки из потрохов вскоре настроил его на более жизнелюбивый лад, и 1828-й год ознаменовался поезд- кой в Афины, Константинополь и Египет. В 1831-м он был занят хлопотами по покупке жили- ща близ Фарнема. -- Это, наверное, Селфорд, -- вставил Джереми. -- Тот самый дом, откуда все приехало.-- Он показал на двадцать семь коробок.-- Где живут две старые леди.-- Он принялся читать дальше: -- "Дом старый, темный и неудобный, но Усадьба довольно велика и находится на Возвышенности над Рекою Уэй: в этом месте ее южный берег поднимается вверх почти отвесно, образуя Утес из желтого песчаника высотой около ста двадцати футов. Этот Камень мягок и легко поддается обработке, каково- му Обстоятельству обязано своим существованием очень обширное Подземелье, вырытое под домом, должно быть, лет сто назад -- тогда в его Погребах хранили контра- бандные Напитки и прочий товар, переправляемый в 461 Столицу из Хампшира и Сассекса. Чтобы успокоить свою Жену, которая смертельно боится потерять в этом Лабиринте ребенка, нынешний Владелец Дома замуро- вал часть переходов; однако даже то, что осталось, дос- тойно именоваться настоящими Катакомбами. Можно с уверенностью сказать, что в таких Подвалах никто не помешает человеку развлекаться согласно своим Вкусам, какими бы эксцентричными они ни были". -- Джереми взглянул на Обиспо поверх записной книжки. -- Звучит довольно-таки зловеще, вы не находите? Доктор пожал плечами. -- Кто же любит, когда ему мешают, -- с ударением сказал он. -- Кабы у меня был подвальчик вроде граф- ского, скольких хлопот можно было бы избежать...-- Он не стал развивать эту тему, и по лицу его промелькнула тень: он подумал о Джо Стойте и о том, что нельзя же давать ему снотворное бесконечно, черт бы его побрал! -- Итак, дом он купил, -- сказал Джереми, который тем временем читал про себя. -- Произвел ремонт и сде- лал кое-какие добавления в готическом стиле. А под зем- лей, в конце длинного коридора на глубине сорока пяти футов, устроил себе комнату. И обнаружил, к своей ра- дости, что там есть скважина с водой и еще одна шахта, которая уходит на огромную глубину и может быть ис- пользована как отхожее место. И там совершенно сухо, и достаточно воздуха, и... -- Да что ему там делать-то, внизу? -- нетерпеливо спросил Обиспо. -- Почем я знаю? -- ответил Джереми. Он пробежал страницу глазами. -- В настоящий момент, -- сказал он, -- наш Божий одуванчик произносит перед Палатой лордов речь в защиту "Билля о реформе"*. -- В защиту? -- недоуменно спросил Обиспо. -- "Когда до нас стали доходить первые вести о Французской Революции, -- прочел Джереми, -- я драз- нил приверженцев разных политических Партий слова- ми: "Бастилия пала; да здравствует Бастилия". С тех 462 пор как начались те удивительно бессмысленные Собы- тия, минуло сорок три года, и справедливость моих слов была подтверждена появлением новых Тираний и реставрацией старых. Поэтому я могу теперь сказатьс абсолютной Уверенностью: "Привилегии пали ,да здравствуют Привилегии". В основной своей массе люди не способны к Эмансипации и слишком глупы для того, чтобы управлять собственной Судьбой. Власть всегда будет в руках Тиранов и Олигархов. У меня весьма и весьма низкое Мнение о Пэрстве и Дво- рянах-землевладельцах; но сами они, по-видимому, ставят себя еще ниже. Они считают, что Баллотировка лишит их Власти и Привилегий, тогда как я уверен, что даже с помощью той малой толики Благоразумия и Сноровки, какую отпустила им скупая природа, они легко смогут сохранить нынешние Преимущества. А коли так, пусть Чернь тешит себя Голосованием. Вы- боры -- это бесплатный спектакль с Панчем и Джуди*; Правители устраивают его, дабы сбить с толку своих Подданных". -- Вот посмеялся бы он, глядя на теперешние выбо- ры у фашистов и коммунистов! -- сказал Обиспо.-- Кстати, а сколько ему было лет, когда он сочинил эту речь? -- Сейчас сообразим.--Джереми немного помедлил, высчитывая в уме" потом ответил: -- Девяносто четыре. --Девяносто четыре! -- повторил Обиспо. -- Ну, если это не рыбьи потроха, тогда уж я не знаю что. Джереми снова обратился к дневнику. -- В начале тридцать третьего он снова видится с пле- мянником и племянницей по случаю дня рождения Ка- ролины -- ей шестьдесят пять. Каролина теперь носит рыжий парик, старшая ее дочь умерла от рака, младшая несчастлива с мужем и ищет поддержки в религии, сын, уже полковник, играет и делает долги, надеясь, что родители расплатятся за него. В общем и целом, как заме- чает граф, "вечер удался на славу". 463 -- А про подвал ничего? -- с сожалением спросил Обиспо. -- Нет; но его домоправительница, Кейт, заболела, и он стал давать ей потроха карпов. Обиспо немедленно заинтересовался этим новым по- воротом. -- И что? -- спросил он. Джереми покачал головой. -- Следующая запись о Мильтоне, -- сказал он. -- О Мильтоне? -- с негодованием и отвращением воскликнул Обиспо. -- Он говорит, что религия существует лишь благода- ря красочности и неумеренности языка, пример которо- го дают мильтоновские поэмы. -- Может, он и прав, -- раздраженно сказал Обис- по. -- Но я хочу знать, что случилось с его домохозяй- кой. -- Она, очевидно, жива, -- сказал Джереми. -- Пото- му что тут есть маленькое замечание о том, как утоми- тельна чересчур пылкая женская привязанность. -- Утомительна! -- повторил Обиспо. -- Это еще мяг- ко сказано. Бывает, что прилипнут как банный лист. -- Он, кажется, не против эпизодических измен. Тут есть запись насчет некой молодой мулатки. -- Он помед- лил, затем, улыбаясь, продолжал: -- Очаровательное создание. "Она сочетает животную тупость Готтентота со злобой и жадностью Европейца". После чего старый джентльмен отправляется в Фарнемский замок, обедает там с епископом Уинчестерским и находит его бордо скверным, портвейн -- отвратительным, а умственные способности -- заслуживающими глубокого презрения. -- И ничего о здоровье Кейт? -- настойчиво повторил Обиспо. -- А зачем ему о нем говорить? Он считает, что это само собой разумеется. -- А я-то надеялся, что он человек науки, -- почти жа- лобно произнес Обиспо. 464 Джереми рассмеялся. -- Странные у вас представления о пятых графах и десятых баронах. Чего это ради они должны быть людь- ми науки? Обиспо не нашелся с ответом. Наступила пауза; Дже- реми начал новую страницу. -- Черт меня побери! -- вырвалось у него.-- Он про- чел "Анализ человеческого разума" Джеймса Милля*. В девяносто пять лет. Это, по-моему, почище, чем омоло- женная домоправительница и мулатка. "Обыкновенный Дурак просто глуп и невежествен. Чтобы стать Великим Дураком, человеку надо много учиться и иметь выдаю- щиеся способности. К чести мистера Бентама и его При- сных следует сказать, что их Дурость всегда была самой высшей марки. "Анализ" Милля -- это настоящий Ко- лизей глупости". А следующая запись о маркизе де Саде. Кстати,--вставил Джереми, подняв глаза на Обиспо, -- когда вы думаете вернуть мне мои книжки? Обиспо пожал плечами. -- Когда вам угодно, -- ответил он. -- Они мне уже не нужны. Джереми попытался скрыть свою радость и, кашля- нув, вновь перевел взгляд на дневник. -- "Маркиз де Сад, -- вслух прочел он, -- был чело- век необычайно одаренный, хотя, к сожалению, с рас- строенной психикой. По-моему, Совершенства мог бы достичь Автор, сочетающий в себе черты Маркиза, Епис- копа Батлера* и Стерна". -- Джереми остановился. -- Маркиза, Епископа Батлера и Стерна,-- медленно по- вторил он.-- Спору нет, сочиненьице вышло бы отмен- ное! -- Он стал читать дальше:- "Октябрь тысяча во- семьсот тридцать третьего. Временно деградировать тем приятнее, чем выше тот светский и интеллектуаль- ный Уровень, с которого вы нисходите и к которому воз- вращаетесь по завершении акта Деградации". Недурно сказано,-- заметил он, подумав о своих троянках и о пятницах в Мэйда-Вейл. -- Весьма недурно. Так -- где 465 мы остановились? Ах да. "Христиане любят толковать о Боли, но все их рассуждения -- не по существу. Ибо самые важные Свойства Боли таковы: Несоответствие между силой физических страданий и их незначитель- ными причинами; и то, каким образом, пара