придавало ему вид несущего ужас и величие. Дест вспомнил некоторых монстров с Альтаира... - Кто это? - спросил он. Сафарус шепотом ответил: - Гуго Монферратский, прозванный молотом сарацинов... После паузы он добавил: - Великий Магистр Ордена Храма. Где же Жильбер слышал это имя, Монферрат?.. За сановниками в сторону Вифании катилась, как река, огромная толпа безвестных и страстных паломников, одетых в простые холщовые одежды с прикрепленными к ним ракушками. Они обмахивались листьями пальм и лилиями. Было душно. Над равниной застыл необычно тяжелый воздух. Дрожащие огоньки пламени отражались в украшениях священников. Над процессией поднималось облако пыли. Стоя на насыпи у дороги или сидя на финиковых пальмах, верующие бросали на головы паломников ароматные цветки мирры и осыпали их дождем лепестков дамасских роз. Женщины пели сирийские причитания: Любимый, любимый мой! Он погиб, о прекраснейшая из всех женщин! Они положили его тело на Тау И пригвоздили ноги и руки его... Он был как большая сорванная лилия, И кровь его потекла на песок... Плачьте, король, дочери Анти-Земли. Невинные девушки, плачьте! Приподнявшись в стременах, Дест, астронавт, прибывший с другой планеты, зачарованно смотрел вокруг. Он хорошо понимал, что очутился в средневековой сказке. Он, как в глубокий колодец, спустился в прошлое своей собственной планеты... Сафарус дотронулся до его руки. Шедшие во главе процессии король и патриарх уже поднимались по петляющей тропинке на вершину холма, где стояли трипольские всадники. Все рыцари спешились, и Жильбер двинулся к ним. Он чувствовал легкое головокружение: да, он - принц Триполи, по крайней мере до прилета сюда следующей ракеты! А учитывая редкость межпланетных перелетов, это может произойти лет через сто. Белый мул вдруг остановился. Легкая дрожь прокатилась по всей королевской процессии, продолжительная дрожь, чья сила сгибала тянущиеся по направлению к Вифании ряды паломников, как спелые колосья. Окруженный своими рыцарями, несущими на своих гербах химер и единорогов в ослепительном блеске своих лат, Дест поцеловал кольцо на руке патриарха и обнял короля. С тех пор тысячи легенд стали ходить о Принце Ночи. Одни видели на нем кольчугу, усыпанную жемчужинами, другие - бриллиантовые доспехи. Султан на его шлеме светился, как солнце. По сложившемуся в пустыне обычаю, нижнюю часть его лица скрывала египетская вуаль из "сотканного воздуха", но и взгляда его фиолетовых глаз с большими ресницами было достаточно, чтобы свести с ума некоторых принцесс. От радости и счастья Анна де Лузиньян потеряла сознание и упала на руки тех, кто еще держался на ногах, а монашки стали шептать заклинания против злых духов. Ги де Лузиньян грациозным жестом пригласил землянина продолжить путь справа от него. И снова с еще большей силой зазвучали гимны и песни о любви. Плененные красотой Деста, придворные дамы посвящали их астронавту. Предательство и резня Толпа разделила Жильбера Деста и Сафаруса. Но это не беспокоило старика: он знал, что землянин находится в безопасности сейчас, рядом с королем. Подобно тому, как скупец вновь извлекает спрятанное в течение долгих лет сокровище, Исаак Агасверус Лакедем обретал ту незримую нить, которая связывала его с родным Городом. Он не меняет свой облик, он остается таким же, каким был прежде: крепость за городом, храм, восточный базар и оссуарий в его черте, Городские крепостные стены, нестерпимо горячие под солнцем, хранили безмолвие, но улицы были запружены рыцарями и ехавшими на ослах епископами, торговцами тканями, пряностями и амброй, сирийскими астрологами и кочевниками. Все языки Анти-Земли звучали под его небом. Над Городом стоял звон тысяч колоколов, а по его улицам распространялся запах ладана из трехсот церквей. Над ним застыл жгучий, сухой воздух опалового цвета. Неожиданно Сафарус остановился, охваченный ужасом. У него перехватило дыхание, и он почувствовал, как невыносимо больно сжалось сердце. Сколько раз в своей жизни, которая, казалось, длилась бесконечно, Сафарус испытывал подобный страх! Когда садился на тот корабль, что затонул впоследствии в Апулии... в Помпеях... в доме своего друга Флавиуса... и вот совсем недавно, когда эта рабыня приготовила ему бульон из цикуты... Он предчувствовал какую-то враждебную силу, чувствовал приближение смерти. Корабль, на который он не сел, разбился о рифы, Помпеи, которые он покинул, были погребены под слоем лавы, а проданная рабыня-гречанка отравила другого. Что он мог сейчас сделать? Сила, названия которой он не знал, витала в воздухе, и Иерушалаим готовился, как к празднику, к ее приходу. Почти во всех домах в это время жгли ароматические вещества и плели гирлянды для временных алтарей; благородные дамы ходили с распущенными волосами и плачем как Магдалены, сопровождаемые огромными толпами евнухов и рабов-мавров. На рынках вращались вертела, пылали костры, где топили жир, разливали сладости из меда и корицы. Музыканты пели под звуки систры, а слепые чертили на песке звезды и делали пророчества. Сафарус достиг ступеней Храма. В начале эры Тау он был разрушен, но огромное сооружение так и не было полностью восстановлено. Расположенные то тут, то там остатки арок и колонн навевали грусть, напоминая о былом величии. Широкая лестница терялась в темноте узкой улочки. На первой лестничной площадке появились три неясные тени в широких одеяниях бедуинов. Сафарус ладонью очертил в воздухе фигуру, напоминающую полумесяц. Первая тень заговорила: - Огненная звезда упала в пустыню. Она обожгла скалы. Скитавшиеся по воле ветра пастухи-кочевники видели, как горели их шатры и были уничтожены их стада. Более того, тех, кто уцелел, охватило безумие, и они стали уничтожать друг друга в долине Кедрона. Мудрецы предсказали ужасные стихийные бедствия и войну. Вторая тень продолжила: - Повелитель Тау из крепости на другом берегу реки в Моаве разграбил направлявшийся в Дамасск караван. Среди пленных находится сестра эмира, и тот чрезвычайно разгневан. Повелитель с другой стороны реки Иордан требует в качестве выкупа чистого золота столько, сколько можно увезти на ста верблюдах. Эмир поклялся бородой Терваганта, что порежет его на куски, и послал гонцов к повелителю Египта и халифу Баодада. Имамы говорят, что будет война. Третья тень вышла из укрытия, образованного тремя колоннами. Она была еще чернее, и голос ее был резче, чем у двух других. Хотя ее лицо скрывала накидка, что-то повелительное, властное в манере держать себя отличало ее от остальных. Она сказала: - На трон в Баодаде вместо никчемного повелителя поднялся халиф Хаким, он сейчас в расцвете своих сил. Халиф Хаким ненавидел рыцарей Тау и стремился распространить свою власть на все страны Полумесяца. Зная, что евреи в Иерушалаиме плохо относятся к иноземцам, он пришлет к новолунию, после праздника, когда Тау ожидает возвращения своего Бога, посланника. - Кто это будет? - спросил быстро Сафарус. - Мне запрещено называть его имя. Но знай, что войска моего господина приблизились к тому берегу реки Иордан. Вам будут даны распоряжения по взаимодействию с воинами Терваганта, и Королевство Тау падет, как гниющий плод, источенный изнутри червями и оторванный ветром, ибо будет война. Сафарус выпрямился. Он чувствовал, что в его руках судьба его народа. За свою бесконечно долгую жизнь он служил римлянам, варварам, мусульманам и христианам; он ненавидел их всех и знал, что его вечно преследуемый народ вздохнет свободно лишь тогда, когда хвастливые и жестокие завоеватели этой земли схватятся друг с другом и ослабеют. Поэтому война между Баодадом и Иерушалаимом казалась ему желательной, а время для нее, как никогда, удачным. Он сказал: - Исполняйте ваш долг, а мы исполним наш. Будьте Иисусом, сражающимся на равнине, а мы будем Моисеем, который слышит Бога на горе и передает его наставления. Может быть, - добавил он, поворачиваясь к третьему посланнику, - мы сможем действовать более эффективно, и у нас будет оружие. Можете так и передать своему господину, эмиру Абд-эль-Малеку. Тени незаметно исчезли, и "великий" заговор растворился в безмолвии ночи. Сафарус остался один на паперти. А тем временем в охваченном пожаром центре Города начиналось, пишет летописец, "ужасное и невероятное истребление евреев". Это началось по тому же сценарию, что и на Земле: где-то некий погонщик ослов из Генезарета перевернул вверх дном лоток, принадлежащий христианину, если только все произошло не наоборот. Раздавались богохульства. Собирались толпы народа, а над городом неслись надрывающие сердца звуки систры: Возлюбленный! О возлюбленный! Они схватили тебя и распяли на Тау! Варвары, которые не исповедовали вообще никакой известной религии и, очевидно, не имели никакого отношения к событиям, происшедшим в 33-м году эры Тау, громко возмущались совершенным преступлением и подожгли одну синагогу. Были разграблены роскошно обставленные дома, выпотрошены сундуки и матрацы, мостовую усеяли подсвечники с семью ответвлениями и древние слитки с текстом пятикнижия в позолоченных футлярах. Первая кровь брызнула на порог жилища, где в прикрепленной к дверной перемычке маленькой золотой шкатулке лежали тексты песен и стихов о шаронской розе. Все это сопровождалось речитативом: Возлюбленный, о возлюбленный мой! Они прибили руки твои и раздробили кости! Ты был как большой цветок лилии сорванной... Сафарус нигде не мог найти ни носилок, ни носильщиков. Он пересек несколько как бы сжавшихся в тишине и мраке кварталов и пошел на зарево пожара. Он почти бежал с невыносимой на сердце тревогой, в этой неожиданно наступившей влажной и душной ночи; на небе светили огромные звезды, запах мускуса и жасмина кружил голову; он бежал, а вокруг фонтанами лилась кровь на плиты мостовых, сизые столбы дыма стояли над домами, где огонь пожирал невероятное количество ароматических веществ; горячий, сухой ветер дул из пустыни. Сафарус направлялся к другому месту, где его ждали: к катакомбам Константина. Иерушалаим представлял собой только пожары, лихорадку, ярость. Попадавшиеся ему на глаза прохожие убегали кто куда; у всех в глазах была растерянность, а к ней примешивался страх. (Этот нечеловеческий ужас Сафарус уже пережил, когда был в обугленной воронке в Герлеме). Он пытался уверить себя: конечно, не так уж много времени прошло с той первой резни в этом Городе, свидетелем которой он был. Его память сохранила каждую ее деталь; он пережил массовое истребление жителей Города, построенного по приказу молодого Цезаря. Тогда же был разрушен Храм, а Сион сравняли с землей. Он отчетливо помнил 15 июля 1099 года эры Тау - день, когда рыцари Тау ворвались в Иерушалаим. Спрыгнув с осадной башни на бруствер бастиона Давида, какой-то капитан с русыми волосами - настоящий северянин, со шпагой и факелом в руках (самый известный грабитель), открыл ворота своей армии. Это было как в кошмарном сне; рыцари, которые пришли в город с лилиями и пальмами, убивали без устали. Резня продолжалась целые сутки: 65 000 приверженцев Терваганта, которого еще называют Пророком, были убиты; тела убитых лежали как на площади Соломона, так и в Templum Domini, который неверные называют Куббет-эс-Сакхра. Патриарх армянской христианской церкви Ваграм чудом избежал смерти, много и сирийских христиан погибло в ходе этого избиения. Под кровавым дождем завяли все розы в садах. Капитан-викинг, который позднее положил начало династии королей, заставил почтенных раввинов очистить мостовую, ведущую к Храму Бога. Затем он перепродал этих евреев работорговцам - по тридцать серебреников за человека, хотя и знал Священное писание. Бедную, причитающую паству подвергали оскорблениям, сжигали в синагогах, топтали на дороге. И все же Израиль выжил. Люди вышли из нор, перевязали свои раны, стали торговать: армия нуждалась в хлебе и фураже. Спустя полвека банкиром рода Лузиньянов стал еврей. Избранный Господом народ держал в своих руках торговлю от Бейрута до Катея, и рыцари, такие же безрассудные, как и сарацины, стали прибегать к его услугам. Возлюбленный, о возлюбленный мой! Евреи распяли тебя на Тау... Подходя к пригороду Силоама, Сафарус увидел, как отбивается от варваров некто белый, нагой. Он вытащил свою шпагу, которую по специальному разрешению короля Ги носил с правой стороны, и тут же был арестован проходившей мимо стражей. Это был отряд, составленный из сержантов де Лузиньяна, абиссинцев Большой Копты и сарацинов, которые во все времена и на всех планетах являются самыми отъявленными бандитами в мире. Рыцарь Ордена Храма, Вульф Бычья Голова, командовал этим сбродом. Этот рослый баварец приподнял Сафаруса на манер халифа Мотаваккела с помощью шпаги. По восковой бледности лица, курчавой, смазанной маслом бороде, была установлена его национальность. Все пришли в неописуемую ярость: "Еврей, а носит шпагу!" Несдержанные варвары предложили его тотчас заколоть. Сарацины предлагали ванну с расплавленным свинцом или щепки кедра, загнанные под ногти, но требовалась уйма времени на подготовку таких пыток. Молодая девушка, которую Сафарус так и не смог спасти, больше не кричала. Она лежала неподвижно на мраморной плите, белая, как полотно, ее распущенные голубоватые волосы образовали своеобразный веер. Лужа крови вокруг нее все увеличивалась. Тем временем обсуждение продолжалось. Африканцы коптского патриарха были наиболее настойчивыми: они предлагали зашить жертву в мокрую шкуру, которую затем выставляют сохнуть на солнце, пока не сломаются кости жертвы. Сафарус догадывался, что его встреча сорвалась и что "великий" заговор провалился и стал посмешищем. В Баодаде не знали людей из катакомб, а еще меньше знали Жильбера Деста. Он, Лакедем, был единственным звеном... Дозорные уже дошли до драки, но Вульф примирил всех, решив, что еврея сбросят со стены. Этот вид казни, сохранившийся со времен римлян, обладал тем преимуществом, что не требовал много времени. Тут же два копта схватили пленника и потянули его к зубцам стен, на которых дрожали едва различимые отблески огней. В воздухе все время чувствовалось присутствие враждебной силы, действенной и могучей, но иногда во влажном мраке, насыщенном запахами жасмина и амбры, это чувство врага ослабевало. Как будто сама эта сила, очутившись на той странной планете, испытала метаморфозу, стала более чувственной. Отдать себя энергиям всегда было судьбой Земли и Анти-Земли. Сафарус спокойно позволил палачам вести себя, зная, что он бессмертен. К тому же он был философом. Но следовавшие за ними сарацины кололи его шутки ради остриями своих пик, и он возненавидел их. Дозорные дошли до крепостной стены. Голая вершина Масленичной горы тонула в бледно-серебряном свете двух лун Анти-Земли; Сафарус представил себе, что эту, наверное, самую красивую и благородную картину и унесут под собой его мертвые веки. Он чувствовал себя свободным от условностей. Что должно произойти, неминуемо сбудется. Предвидение всех событий дало ему такую ужасно долгую жизнь; он будет сражаться с реальностью. Сафарус не спрашивал себя, как это произойдет; он рассматривал Бога как не доступный человеческому пониманию принцип, имеющий столь же малое сходство со своими воплощениями, как и созвездие Пса с животным, которое лает. Об этом думал он, когда чей-то голос, который он узнал бы и из тысяч, голос, в котором не было ничего анти-земного, произнес под ним с непередаваемой иронией: - Клянусь Богом, ведь это убивают доктора Сафаруса! Остановитесь, рыцарь, именем Тау! Сафарус снова открыл глаза. За спинами новообращенных сарацинов красные цвета пожарищ смешивались с цветом пламени в фонарях: у крепостной стены находился пользующийся дурной славой квартал. Привлеченные бесплатным спектаклем проститутки высыпали из своих трущоб у подножия Сионского холма, их зубы поблескивали, как позолоченные украшения, а губы были натерты соком анемоны; некоторые из них были накрашены хной, другие имели татуировки на обнаженных местах в виде голубых звезд. Вопреки эдиктам, которые во время поста сдерживали их деятельность, они обещали прохожим небывалые наслаждения. Вся таблица ароматических веществ осаждала трипольских всадников. Они возвращались из собора, заехав по пути во дворец короля, где Ги де Лузиньян дал в честь будущего зятя легкий завтрак. Их сверкающие плащи с вышитыми на них золотыми единорогами, высокомерный вид призраков испугали девиц. Вульф Бычья Голова вспомнил: высокий рыцарь с лицом цвета оникса, который ехал впереди процессии, являлся принцем. Он дал знак страже остановиться, и копты спустили Сафаруса со стены на мостовую. - Господин, - сказал Жильбер Дест, обращаясь к рыцарю-храмовнику с холодной почтительностью, которой его научила Анти-Земля, - этот человек, которого вы снимаете со стены, мой личный врач. Я потерял его в толпе. Я не знаю, какое преступление он мог совершить, но лучше всего его передать в обычный трибунал. А пока вот мой кошелек, пусть он будет моим залогом за него. Я - принц Д'Эст, граф Тулузы и хозяин Триполи. Вульф с почтением поцеловал пальцы руки Деста и спрятал полученный залог. На узкой улочке становилось все жарче и жарче, и кольчуга рыцарей сильно нагревалась. Сафарус чувствовал присутствие чего-то враждебного, торжествующего, огромного. Он подождал, пока дозор не повернул за угол улицы, приподнялся, стряхнул с себя пыль и сказал Десту с упреком: - Вам не следовало давать им столько денег. Магия и бедствия - Поговорим начистоту, - сказал Жильбер, когда процессия скрылась в темноте ночи. - Вы узнали меня, а я знал, кто вы. - Nunc dimittis! - вздохнул Агаверус. - Я ждал вас в течение нескольких веков. Вы и ваши слова... - А вы - странствующий еврей, не так ли? - Так называют меня на других планетах?.. Да, однажды у моего дома проходил закованный в цепи осужденный, и я не подал ему воды. Я торопился по своим делам, у моей жены начинались роды, а я ее так любил. - И с тех пор? - С тех пор я так и живу... Однажды моя жена родила мертвого ребенка. Она умерла, умерли все мои дети. Я должен был бежать, так как мое долголетие начало беспокоить моих внуков. Я менял имя и страны. Прошли годы. Этой ночью вы видели, что происходит в Иерушалаиме, представьте себе, двенадцать веков, и все вот такие, как эта ночь. Мы ждали вас, как пустыня ожидает росу... - Меня? - спросил Жильбер. - Я знал, мы знали, что небо направит к нам еще раз посланцев! Пойдемте. Вы все узнаете. Он повел Жильбера через спящие пригороды Силоама под черными, как уголь, кипарисами, вдоль выбеленных известью стен. Сюда не доходили отзвуки резни, здесь слышался только шум фонтанов. Трипольские всадники остановились, чтобы напоить лошадей. - Видите, - повторял Сафарус, - уверен, что эта ужасная и бесконечная жизнь - не только наказание. Она дана мне для того, чтобы я стал свидетелем будущего, часовым, стоящим на руинах Гоморры, который следит за шумом крыльев в ночи. Но вот настал день славы... - Смелое утверждение, - заметил Дест. Перед живой изгородью из терпентинных деревьев, окружавшей белые стены дома, Сафарус остановился и на ощупь нашел бронзовую дверь, на которой кусала свой хвост змея. Он перебирал связку ключей, возбужденно объясняя: - Я так и не могу запомнить их - это ключ от моего дома в Александрии, а этот от внутреннего дворика в Наполи. Я жил везде понемногу, но всегда возвращаюсь сюда, так как на свете существует только один город для того, чтобы наблюдать за вечностью: Иерушалаим. Скрипнул замок, и, взяв в руки факел, который ему протянул раб, Сафарус спустился вниз на несколько ступенек. Перед ними был вход в подземелье, остатки погребенных под слоем грязи катакомб Константина. В просторном зале зияла дыра огромного очага, возвышались пирамиды перегонных аппаратов с ленточными переплетениями, откуда струились голубоватые пары; все стены были увешаны пучками трав: авраамово дерево, которое сохраняет у человека вожделение, гроздья белладонны и волчьего корня, пурпурные колокольчики дигилитаса. Вдруг их взорам открылся эмалированный саркофаг: за стеклянными экранами виднелись метеориты. Во флаконах находились странные, искусно заспиртованные животные: вставшие на дыбы морские коньки, голубые осьминоги. В бесценных раковинах покоились огромные жемчужины, стоившие целых королевств. На изъеденных червями досках, таких древних, что они готовы были рассыпаться в прах, лежали старинные колдовские книги; виднелись мумии, обмотанные повязками; чуть дальше на длинном ящике светилось, как утонувшая звезда, зеркало без оловянной амальгамы. Поначалу Дест, который положил руку на бластер, подумал, что в этом слабо освещенном масляными лампами зале никого нет. Но вскоре заметил, что в нем есть не только черные мумии и покрытые пылью машины. Вдоль стен в креслах из черного дерева сидели, положив ладони на колени, огромные человеческие фигуры - их было больше тридцати - всех возрастов и цветов кожи. Тут сидели негр с величественным видом, его виски закрывала тиара; эссенец с белокурыми локонами, генуэзский астролог, сирийский жрец. Были здесь и почтенные старики с длинными пышными бородами и молодые принцы с завитыми волосами. При появлении Сафаруса и его гостя их неподвижные фигуры молча поклонились. Все поверх ряс или кольчуг носили белые мантии с вышитыми на них какими-то знаками. Сафарус представил их Жильберу: - Мои друзья, каббалисты. Знак на их груди представлял собой посаженное на ось колесо, в котором Дест узнал схему первого спутника Земли. Но Сафарус уже обращался к молча сидевшему ареопагу на языке, не понятном астронавту. Дест улавливал лихорадочные, возбужденные волны из его мозга. Постепенно таинственные фигуры оживились, их недоверчивые, озаренные любопытством лица повернулись к Жильберу. В воздухе чувствовалось желание удостовериться в его присутствии: все эти люди ждали его, надеялись на то, что он придет. Они пали ниц. Их бороды и тиары касались земли. - Посмотрите, мой господин! - сказал Сафарус торжествующим голосом. - Мы знали, что вы должны прийти. - Значит, и другие земляне высаживались на этой планете? - спросил с удивлением Дест. - Я имею в виду астронавтов с Земли? - Что такое Земля? - спросил Лакедем голосом, в котором слышались нотки неподдельного удивления. - Ну, астронавты из другой точки пространства? Кто-нибудь был здесь из другого мира? - Этот край, господин, всегда являлся особым, избранным местом, - сдержанно сказал высокий эссенец. - Его посещали огромные, светлые, яркие фигуры: Авраам принял ангелов под сенью дуба Мамбре, а сыновья Бога соединились с дочерями людей. - У нас есть хроники и пророчества, которые говорят об этом, - подтвердил чернокожий "верховный" жрец. - Сумерейские таблички подтверждают посещения, а папирусы Нола рассказывают: во времена Псамметика III небесные путешественники падали в пустыню, как плоды фиговой пальмы, которую трясут. В других местах посланцы неба принимали форму молнии или облака, они высаживались из покрытых глазками колес, орла или рыбы. Между мирами установилась постоянная связь (общность). Почему она должна прерываться сегодня? Ничто не пропадает бесследно, ничто не создается напрасно в изобретательной системе Космоса, к которой мы все принадлежим. Каббала нас учит: "Что-то лежит высоко, а что-то лежит внизу". И в течение многих и многих веков ученые Анти-Земли жили, устремив свой взор на звезды. Мы ждали вас. Мы знали, что вы придете. - Почему? - Да для того, чтобы творить суд! - воскликнул Сафарус с необыкновенной силой. - Чтобы установить на Анти-Земле свой высший закон! Вы намного сильнее и умнее несчастных обитателей этой планеты. Вы должны быть справедливее и мудрее... Вы не можете считать совершенной эту истекающую кровью и опустошенную планету! - Эта планета свободна, - сказал Дест. - Ребенок, который только ползает, тоже свободен, но мать ставит его на ноги, - произнес почтенный раввин. - Я понимаю вас, господин, вы приехали из далеких миров, наделены духом справедливости, вы боитесь, что существующий на цивилизованной планете порядок может не подойти Анти-Земле. Вот тут-то мы и могли бы помочь, так как хорошо знаем суть этой планеты, издавать по вашему желанию новые законы. - Мы? О ком идет речь? Сафарус провел кончиком языка по губам: - Я назвал каббалистов, ученых и колдунов... Дест добродушно рассмеялся. Все теснились вокруг него, жестикулируя на свой восточный манер. Он сел на что-то вроде трона из черного базальта и положил свой бластер на каменный пол. - Если я вас хорошо понял, - сказал он, - вы предлагаете мне завоевать эту планету? - Скорее, освободить ее! - Подобная авантюра мне не нравится. Хотя не плохо бы знать, что я в ней выигрываю! - Вы станете Богом на Анти-Земле, - ответили "верховный" жрец, раввин и астролог. - Боги, они здесь, их пригвождают к Тау. Полагаете, что мне приятно быть статичной важной особой, чьи слова комментируют жрецы? Если завоюем Анти-Землю, что вы собираетесь сделать с ней? - Сделать ее счастливой! - сказал Исаак Лакедем дрожащим голосом. - Применить ваши знания в доступном для здешнего человеческого рода виде. Исправить злых людей и воздать добром за... - Легко сказать, - возразил Дест. - Счастливым насильно не сделаешь. А если эти люди любят свою нечистоплотность, свои страдания и страсти? - Такие склонности противоречили бы природе, - ответил красивый подросток, чей лоб охватывала повязка со звездочками. - Мы заинтересованы только в нормальных созданиях. - А другие? - Ну а другие... - Жест, которым он закончил фразу, очень напоминал удар косой. - Ах, вот оно что! - воскликнул астронавт. - Вы уничтожили бы инакомыслящих, не так ли? И порочный круг все расширялся бы: всегда были бы жертвы и палачи, они только менялись бы местами. А так как я вижу, что вас здесь слишком мало, думаю, что число жертв было бы, увы, огромно. Нет, не будем говорить об освобождении Анти-Земли. - Как? - воскликнул ошеломленный "верховный" жрец. - Вы не согласились бы... - Помочь вам победить массы народа? Нет. По группе людей пробежал глухой ропот неодобрения, и они отпрянули от Жильбера. - Берегитесь, - сказал Сафарус, соединив свои длинные гибкие ладони. - Мы могли бы избавиться от вас, разоблачить... Вы не Жильбер де Триполи... У меня есть доказательства! - Не говорите глупостей, - прервал его резко астронавт. - Кто же вам поверит? Я - какой-никакой, а Жильбер де Триполи, и Иудея не знает другого. Графиня Остроберт и принцесса Анна узнали меня, король Ги выдает за меня свою дочь. Какие бы побуждения они ни имели, эти высокие лица нуждаются во мне. Разве бреду магистра-еврея поверят больше, чем свидетельству этих великих людей? - Нет, - взвесив все, признался Исаак Лакедем. - Ну, так вот. Я вам сказал, что не верю в проводимое каббалистами освобождение, но я вижу силу, которая могла бы прийти к вам на помощь, преодолев разделяющую нас преграду веков. Саму мысль о помощи нельзя отвергать сразу. Заметьте, обстоятельства благоприятствуют мне, и я мог бы действовать без вас, я располагаю оружием, которое вам показалось бы волшебным. Вы, магистр Сафарус, вы не могли не изучить мои доспехи в Триполи; их не взяли ни ваши кислоты, ни кристаллы. Доспехи делают меня практически неуязвимым на Анти-Земле, если, конечно, какая-нибудь неожиданность... Но отныне я буду наготове. Я никогда не применял в вашем присутствии этот бластер; знайте, что он выбрасывает такой огонь, который уничтожил бы Содом и Гоморру. Я знаю много секретов. Все это, как и ваша планета, меня не интересует, но я мог бы служить справедливому делу. Но вы, собирающиеся править на Анти-Земле, докажите, что достойны этого! Какие свидетельства вы представите? Какое оружие?.. - Мою науку! - произнес Сафарус со странной многозначительностью. Дест едва удержался от того, чтобы не пожать плечами. - Не верьте фантазиям пустого мечтателя, - начал было он. - Я прожил долгую жизнь и сделал очень много. О! Я вас хорошо понимаю. Мир, откуда вы прибыли, на тысячу, две тысячи лет опережает в своем развитии нашу планету. Вы презираете нас и хотели бы вернуться на свою планету, но не можете пока это сделать, не так ли? Не можете предупредить своих о той ловушке, в которую попали? А если я, хилый человек, я, недостойный каббалист, дал бы вам возможность связаться с этой... как вы ее назвали... Землей? - Вы бредите! - возмутился Дест. - Можно подумать, что вы открыли межгалактическую связь? Вы, наверное, осуществляете искривление континиума? Нет? Не так? Вы даже не понимаете... - Нет, - смиренно согласился Сафарус. - Мы не понимаем этих терминов. Я не хотел сказать... Я не смог бы построить летящий к звездам корабль. Но, может быть, другим способом... Разве нельзя сделать... дыры в пространстве? Или воспользоваться для этого более флюидными существами, чем мы? Это мы, пожалуй, смогли бы сделать. - Докажите, - предложил Жильбер Дест. Сафарус дал знак, и двое рабов-скифов с желтоватой кожей вытащили какой-то хлам из черного сундука. Он повертел в руках ключ с замысловато выточенными зубьями. - Вот первая ступень к великому деянию, - сказал он глуховатым голосом. - Материализующаяся мысль. В ящике, обитом сапфирного цвета сатином, лежало около десятка стеклянных банок с натянутыми на них пузырями, плотно закупоренных. Они напомнили землянину флаконы, виденные им во время посещения Генетического Института, но в данном случае речь шла не об эмбрионах. Каждый сосуд имел полфута в высоту. В них медленно струилась какая-то ужасающего вида туманность. Дест узнавал вещи и существа, которые когда-то видел в Картографическом Музее, представлявшем строение мира. Были здесь и житель Альтаира в виде осьминога, и представитель Денеба, весь какой-то красно-черный и угловатый, все время двигающаяся перламутровая жительница Венеры, похожая на медузу. Были и странного вида опухоли с Гиад и электрические шишки из дыры Лебедя... Все это плавало, словно находилось в некоем континиуме, в созданной для них герметичной среде. Все дышало жизнью разных планет, как будто через сильные и непрерывно передаваемые разряды. Это был ужас, которому еще не было названия, что-то вроде миниатюрного зоологического сада микрокосмической Галактики, помещенного в сосуд. - Вы захватили эти существа! - шепотом сказал пораженный, как громом, Жильбер. Но Сафарус очень мягким голосом ответил: - Мысли... только мысли... передают способ действия. Только физика... Семена мандагоры и некоторых лилий способны, как считается, производить спонтанно поколения в герметически закрытых сосудах. Заметьте, присыпанные отрубями или положенные в навоз, они зреют, как тыквы. Они источают флюиды. И как только произносят заклинания, появляются изображения далеких планет. В семенах заложен образ, сильная и активная мысль, которая их вызывает. Чтобы принять нужную форму, семя пользуется протоплазмой. - Вы полагаете, очевидно, - спросил Жильбер, - что эти чудовища представляют собой отражение мысли? - Мысли в точно заданный момент времени, так как они неподвижны, им не хватает логического развития. Но разве нельзя сказать то же самое о большинстве из этих существ?.. Сафарус осветил факелом флаконы, где происходило беспорядочное движение массы. Житель Альтаира погрузил в воду отросток шейных позвонков: он полагал, что скрывается в бездне. Представитель Денеба широко раскрыл свой черный рот, который таил множество несчастий. Цветок-паук с Гиад распустился, как венчик, а жительница Венеры принялась быстро снимать свою одежду. - Они постоянно делают одни и те же жесты, когда на них падает свет, - объяснил Сафарус. - Можно сказать, что поведение этих существ обусловлено... - Забавно, - произнес Жильбер после секундного размышления. - Но изображения этих существ нельзя передать в пространство. И, даже если они вернутся на Землю, какое послание передадут? И кому? Это лишь опыт... занимательный опыт. Исаак Лакедем, наклонив голову, пошел к зеркалу. В кругу себе подобных он двигался с величием епископа. Полированная поверхность очаровывала, как мертвый и чистый зрачок. Дверь в неизвестность... За ней скрывалось прошлое или будущее, в гиперпространстве мерцали мириады звезд - темный, мрачный колодец, где роятся кошмары и ползают едва родившиеся и уже наполовину разложившиеся в воде монстры, которые боятся света. - Посмотрите, - прохрипел Сафарус. - И думайте. Сосредоточьте свою мысль. И произошло нечто странное: зеленоватая поверхность зеркала превратилась в своего рода иллюминатор, в котором виднелось скопление охваченных пламенем гигантских звезд. Затем пространство, казалось, разорвалось и пронеслось перед глазами с невероятной быстротой; голубые, зеленые, пурпурные огни вспыхнули ярким светом и исчезли; промелькнула облачностью какая-то формирующаяся Галактика. И вдруг Дест в этой темноте увидел на горизонте уходящую в бесконечность реку. Светящаяся оранжевая звезда, вокруг которой вращались девять темных планет, стала угрожающе приближаться... и особенно одна из этих планет. Дест едва сдержался, чтобы не закричать: "Земля!" Он зажмурил глаза. Когда он их снова открыл, мысль Сафаруса уже заменила его собственную, и на поверхности без амальгамы он увидел истекающий кровью, охваченный пожарами Иерушалаим и обнаженное тело в луже крови. Убитая молодая девушка была прекрасна. Под ее левой грудью торчал кинжал. Сафарус повернул к Жильберу побледневшее лицо: - Это дитя моего народа, - сказал он, - они убили... у меня на глазах... Изображение исчезло. - То, что мы тут видели, - спросил Жильбер, - это воображение или реальность? Можно было дотронуться до мертвой молодой девушки? Мог ли я связаться с моей планетой? - Не думаю, - прозвучал сдержанный ответ. - Это лишь вторая стадия великого деяния: после уплотнения материи происходит материализация чистого света. - Значит, это не является таким уж необычным. - Да, но есть и третья ступень. Вдруг Сафарус стал о чем-то советоваться с присутствующими. Полные губы "верховного" жреца дрожали, а генуэзец вытирал на лбу крупные капли пота. Исаак Лакедем расхаживал по подземному залу: он принимал решение. Внезапно остановившись перед очагом, он стал раздувать огонь над тлеющими углями, так как в катакомбах было прохладно. По перегонным кубам пробежал сизый огонек, и в чашечках алхимиков заблестели разноцветные порошки. Сафарус повернулся к астронавту. На его лице лежал отпечаток мрачной многозначительности. - Послушайте, - сказал он, - из какой бы точки бесконечного космического пространства вы ни прилетели, истина одна. Все дело в деталях. Мы знаем, что в основании вещей лежит важнейший элемент, одновременно являющийся Светом, Действием и Материей, и что это Действие, этот сын Божий, и есть Бог. Но применяемые способы управления миром различаются Сущностью. - Однако, если предположить, что сын Божий был облечен плотью, вы согласились бы с истиной: все может приобретать форму. Вы следите за ходом моих мыслей? - Да, я стараюсь. - Сафарус повысил голос. - Ограниченное в своем развитии и немощное человечество обладает мизерным набором чувств и вслепую движется среди невидимых миров, соприкасается с ними, не замечая их. Фатальность или Провидение являются лишь следствием причин и действий. Речь шла о том, чтобы найти эти так мало значащие причины, заключающиеся в великом Целом, которое господствует над судьбами. Дом не загорится, сказал я себе, без воздействия на него огромного числа воспламененных частиц. Река не разливается в половодье, если совершенно малые молекулы воды не выводят ее из берегов; имеют свои причины глубокие сейсмические сдвиги, и сам воздух, ласкающий камыш или вырывающий с корнями дуб, входит в состав этого согласия сил. Существуют Материя и Действие, а значит, форма и ее видимость. - Мне кажется, что я слышал все это в школе астронавтов, - сказал Жильбер. - Продолжайте. - А разве не так?! - воскликнул Сафарус. - Известны все толкования. Отсюда до познания, до вхождения в контакт с этими элементарными силами оставался только один шаг, и я сделал его. Жан де Патмос сказал (и каббалисты знают эту тайну): "Тот, кто разбирается в Числах Космоса, удерживает власть". Чем бы обладал тогда тот, кто разбирается в Числах Космоса? Я неустанно искал их. И думаю, что нашел... - Вы полагаете, таким образом, - отчетливо произнес Дест, - что в этом варварском, корчащемся в конвульсиях мире вы можете управлять стихиями? Но это невозможно! - Увидите сами, - сказал Сафарус. Он в возбуждении смешал зеленые и красные порошки и бросил смесь в огонь. Едкий дым принес прохладу. Дест узнал атмосферу, присущую некоторым планетам, на которых нет озона. "Он применяет кристаллы, - говорил себе астронавт, - и приводит атомы в возбужденное состояние. Да, но использует варварские и эмпирические средства, которые Земля отвергла..." Он не успел закончить свою мысль, как дым рассеялся. Они находились сейчас среди хранивших молчание каббалистов. На саркофаге восседал карлик-старик, его пастуший шлем прикрывал латы из чеканного золота. На его землистого цвета лице выделялись матовые, черные глаза без роговицы, а из-под украшенного эмалью капюшона виднелись остроконечные уши. - Перед вами Орифель, - сказал Сафарус. - Дух Земли... В древности люди обожали его под именами Хроноса. Сатурна, Деметры. Он господствует над сокровищами, источниками воды и шахтами, он заселяет леса демонами, а бездны - духами. Его царство окутано мраком. Это одна из четырех основных стихий, которую я подчинил... Он еще говорил, когда старик, осыпав Жильбера дождем золотых искр, исчез. Землянин, сжав зубы и не позволяя себе расслабиться, призвал на помощь свои интуицию и чутье астролога, которые он тренировал на случай самых неожиданных встреч на далеких планетах: - Тень! Вот что вы мне представили как изящный венец ваших опытов. Такое достигается с тем же успехом веществами, содержащими опиум. Ваша практика является псевдонаучной! Жильбер знал, что попал в точку: Сафарус дрожал, как лист, под его длинными веками замерцали огоньки надменности. - Итак, - воскликнул тот, - вы не утолили ваше любопытство! Вы хотите войти в контакт со стихиями? Берегитесь: мы находимся на краю пропасти. Возможно, мы уже перешли предел, кто знает?.. - Нет, - возразил Дест, - сейчас или никогда! Вены на лбу Исаака Лакедема раздулись. Он поднял руки, и в очаге вспыхнуло пламя. Наконец он признался, чувствуя головокружение: - Я не подчинил их себе. Я зову их, и они приходят. Я даю им возможность обрести подобающие формы, та