не о вашем подозрительном поведении, - объяснил командующий. - Отправившись к вам, я никого не обнаружил. Исчезнуть из расщелины можно либо прыгнув в пропасть, либо иным, куда более будничным образом. Заподозрить наличие пещеры в глубине расщелины было вполне естественно, и вскоре я отыскал ее. Потрясатель поднялся на ноги, а Грегор принялся собирать магические приспособления. - Лучше нам вернуться к остальным, - сказал Сэндоу. - А где ваши мантии? - поинтересовался Рихтер. - Я искренне полагал, что в делах такого рода парадная мантия Потрясателя имеет не последнее значение... - О, многое из того, что Потрясатели обычно почитают значительным, на деле не более чем пережиток, - ответил Сэндоу. - Даже магическая пластина не так уж необходима. Ее вполне может заменить прозрачный водоем или же обыкновенное зеркало. Да и многие традиционные заклинания можно сократить, однако даже мне они необходимы, чтобы настроиться на нужный лад. - Но ведь магия - искусство, требующее... Потрясатель поднял руку, и Рихтер умолк. - Допускаю, что я еретик и вольнодумец, - сказал он, - но все равно не верю, будто всякий Потрясатель непременно связан с миром духов и общается с его обитателями. По-моему, Потрясатели обладают своего рода даром, который распределяет между людьми сама природа - это как цвет волос или глаз, как необычная острота зрения или слуха, как шестое чувство... Но в своих предположениях я пошел еще дальше. Мне представляется, что в период Великого Небытия произошло нечто такое, о чем до нас не дошло никаких свидетельств, и именно это событие послужило причиной рождения в семьях обычных людей будущих Потрясателей. - Уверен, многие Потрясатели, дай им волю, спалили бы вас на костре за подобную ересь! - воскликнул главнокомандующий Рихтер. - Ни секунды не сомневаюсь, - улыбнулся Сэндоу. - Именно поэтому я поселился в деревушке Фердайн, веду уединенный образ жизни, никогда не посещаю конгрессов и помпезных сборищ Потрясателей, не переписываюсь с собратьями по искусству. Но в один прекрасный день моя теория получит подтверждение - это произойдет тогда, когда мы больше узнаем о Великом Небытии и поймем, наконец, что происходило в те темные века. - И, надо полагать, именно это побудило вас принять участие в нашей экспедиции? - поинтересовался главнокомандующий. - Возможно, - сдержанно улыбнулся Потрясатель. - И я желал бы дожить до того времени, когда моя теория принесет плоды. - И я от всего сердца вам этого желаю, - искренне произнес Рихтер. - Как, впрочем, и каждому из нас... Глава 8 Ревущий ярдах в ста внизу водопад Шатога остался позади и немного справа - первый этап восхождения на Заоблачный хребет был преодолен. В воздухе уже не висела водяная пыль, да и оглушительный шум низвергающейся с высокого уступа воды не оглушал более людей. Здесь дул свежий ветер, и видимость стала куда лучше. Но не все обстояло столь радужно - температура воздуха впервые понизилась до нуля, а порой, особенно в вечерние часы, ударял легкий морозец. На скалах отчетливо проглядывала тонкая пленка инея. От людского дыхания в воздух поднимались клубы белого пара. А ведь по мере подъема непременно будет холодать, и это, пожалуй, еще опаснее тумана и ревущего водопада. Некоторое время подъем был обманчиво легок - на этом участке пути отсутствовали отвесные скалы, и люди двигались по гладкому склону. Они шли в связках по шесть человек в порядке, определенном самим главнокомандующим, хотя вероятность оступиться тут была вовсе невелика. Барристера, который накануне руководил подъемом, закончившимся столь фатально, поместили в середину связки из восьми человек, как и Картье, единственного уцелевшего. Невзирая на намерение главнокомандующего разделить троих неопытных скалолазов, дав им в спутники надежных людей из числа банибальских горцев, Мэйс отвоевал себе право оставаться подле учителя Сэндоу. Спорить с ним, оперируя доводами общечеловеческой логики, оказалось совершенно бессмысленно, - юноша натянул на лицо маску придурка и старательно делал вид, будто ничего не понимает. Даже сам Потрясатель нерешительно намекнул, что вовсе нет надобности в неусыпном присмотре за ним, однако юный великан остался непоколебим. Когда же спор разрешился в пользу Мэйса, один из рядовых в сердцах обозвал его тупицей и помесью осла со слоном. Мэйс вовсе не был тупицей, но ради пользы дела согласен был подвергнуть сомнению свои умственные способности. Около полудня путь им преградил узкий каньон, со склонами, усеянными разбитыми булыжниками. Отряду предстояло спуститься на семьсот футов, затем подняться по противоположному склону. Уже с первого взгляда стало ясно, что спуститься будет довольно легко, а вот подняться... На противоположной стороне провала виднелся нависающий над пропастью скальный карниз, и, чтобы его преодолеть, предстояло сперва проползти футов пятьдесят чуть ли не вниз головой. Главнокомандующий Рихтер приказал сделать привал и перекусить, что вызвало в рядах горцев бурю неподдельного восторга. Офицер, заведующий походной кухней, - горец по имени Даборот, извлек из мешков с припасами ломти копченой говядины, круги сыра и караваи хлеба. В восьми кастрюлях сварен был вкуснейший кофе, и вскоре образовалась очередь - солдаты по одному подходили, чтобы получить порцию этой незамысловатой, но питательной снеди. Рихтер взял свою миску и кружку и подсел к Потрясателю и его приемным сыновьям. - Мы не намереваемся все вместе спускаться, а затем подниматься, - сказал офицер. - Этот карниз - крепкий орешек даже для лучших скалолазов, вам же троим его ни за что не преодолеть. - Значит, молитва моя услышана, - сказал Мэйс. Юноша произнес эти слова с величайшей серьезностью и даже торжественностью. - Но при помощи какого волшебства мы окажемся наверху? - спросил Грегор. Рот юноши был до отказа набит хлебом и сыром, посему говорил он немного невнятно. - Прошу любить и жаловать - будущий великий Потрясатель! - язвительно произнес Мэйс. - Обратите особое внимание на его прекрасную дикцию и изысканные манеры! Но ближе к делу. Как мы попадем отсюда наверх? - Я сам пойду вперед с группой лучших скалолазов. Мне приходилось одолевать препятствия и посложнее. Мы прихватим с собой веревку, которую и поднимем наверх, конец ее оставив внизу. Перевалив карниз, мы надежно закрепим ее. Останется лишь вскарабкаться по ней на высоту трехсот футов... - Но ведь не думаете же вы, в самом деле, что человек столь почтенного возраста, как Потрясатель Сэндоу, сможет преодолеть по веревке триста футов при помощи одних только рук! - воскликнул Грегор, смахивая с колен хлебные крошки. - А я этого и не предлагал, - сказал главнокомандующий Рихтер. - Я и сам вряд ли отважился бы на такое. Это ведь совсем не то, что подъем в гору - тут надо обладать силой, причем недюжинной. - Ну, тогда как же? - заинтересовался Мэйс. - Во главе отряда пойдет человек по имени Зито Таниша - коудонский цыган, великолепный акробат. Собственно говоря, Зито и изобрел этот способ преодоления препятствий. Он поднимется по противоположному склону - это ему раз плюнуть, но прежде чем подняться, привяжет к концу нашей веревки другую. Обе веревки тонкие, но крепкие, и узлы будут невелики, но очень прочны. По обе стороны ущелья эти узлы потом зальют расплавленным воском, чтобы веревка не скользила. Таким образом у нас получится длиннейшая веревочная петля, протянутая через весь каньон. Затем сержант Кроулер выдернет якорный крюк на этой стороне, чтобы закрепить на петле лебедку - ее уже собирают. Она будет установлена на небольшой платформе, на которую в качестве противовеса встанут четверо солдат. А на другой стороне ущелья мы тем временем соберем вторую лебедку, точно такую же - все приспособления мы прихватим с собой. Ну, а когда все будет готово, человеку достаточно будет крепко ухватиться за нижнюю веревку, и при помощи двух лебедок его перетянут на другую сторону. Одна команда солдат будет тянуть за верхнюю веревку, другая - за нижнюю. На каждого человека уйдет не более трех минут. Так переправляться и куда быстрее, чем любым иным способом, и много безопаснее. - Гениально! - восхищенно прошептал Мэйс. - А ему можно доверять, ну, этому вашему Зито? - спросил вдруг Потрясатель. - Но мы уже трижды переправлялись через ущелья таким образом! - воскликнул Рихтер. - Но я ведь не об этом вас спрашиваю. - Если не верить Зито, то нельзя доверять никому, - устало пожал плечами Рихтер. - Он в свое время дал мне свой платок, смоченный в крови, вам наверняка известно, что это означает у коудонских цыган... - Вечную верность, - сказал Потрясатель. - Этой клятвы они никогда не нарушают. Что ж, приятно сознавать, что среди ваших людей есть хотя бы один, на кого не падает подозрение в измене... Рихтер тем временем закончил трапезу и направился отдавать последние распоряжения. А десять минут спустя группа из семерых горцев под предводительством главнокомандующего стала спускаться по склону каньона. - Одному из нас надо остаться при багаже, - твердо заявил Грегор. - Сказано же, что багаж переправят в последнюю очередь. Останусь я. Меня одного вполне смогут переправить и потом. Следом переправятся четверо солдат с лебедочной платформы, потом те двое, что будут крутить ворот, вскарабкаются по склону на манер Рихтера и его команды... - Почему бы не остаться мне? - спросил Мэйс. - Потому что тебе надо неотступно быть при учителе, здоровый ты болван! А я в сравнении с Потрясателем не представляю особой ценности. И давай на этом закончим спор. - А знаешь, я с тобой согласен... - задумчиво проговорил Мэйс. - Потому что прекрасно знаешь, что я прав. Вместо ответа великан положил огромную ладонь на плечо хрупкого юноши. Это было наивысшим выражением любви, какое он когда-либо себе позволял. - Будь осторожен. До дна каньона далеко лететь, а шелковых подушечек там и в помине нет. - Догадываюсь, - сказал Грегор. - И собираюсь быть очень осторожным. Схватившись за веревку обеими огромными тол-стопалыми ручищами, Мэйс взглянул вниз, на усыпанное каменными осколками дно каньона, маячившее в семи сотнях футов внизу. Ему не велено было смотреть вниз, но искушение оказалось чересчур велико. И теперь он был рад, что ослушался: медленно проплывавшие под ним камни с этой точки выглядели просто потрясающе. Все в нем словно пело от восторга. Он испытывал именно восторг, а вовсе не страх. Мэйс даже понятия не имел о том, что такое страх. За всю жизнь ему не довелось испытать потрясения, заставившего бы его похолодеть от ужаса, и это невзирая на то, что он был помощником мага и явился свидетелем великого множества поистине ужасающих экспериментов. Казалось, он родился на свет напрочь лишенным способности чего бы то ни было бояться, и неспособность эта непостижимым образом трансформировалась в лишние сантиметры роста и лишние фунты мышц. Однажды Потрясатель растолковал Мэйсу, отчего тот так бесстрашен. - Послушай, Мэйс, - сказал тогда Сэндоу, - ты никуда не годный маг. В тебе отсутствуют, вернее, почти отсутствуют качества, необходимые для того, чтобы сделаться Потрясателем. Впрочем, та ничтожная малость, которой все же одарила тебя природа, помогает тебе бегать быстрее прочих людей, стремительнее реагировать на опасность, лучше соображать и воспринимать то, чего другие почувствовать не способны. Но на этом действие твоей магической силы заканчивается. Она никогда не разовьется в нечто большее - ты не сможешь читать мысли, предсказывать будущее. Такова уж твоя доля, и это таит в себе опасность. Волшебники с невеликой силой вроде тебя чувствуют превосходство над людьми обыкновенными, будучи уверены, что в сложных ситуациях окажутся на должной высоте, что, впрочем, соответствует истине. Но такие волшебники не умеют бояться, и в один прекрасный день именно эта неспособность может коварно их подвести. Великий же маг, обладая мудростью, понимает всю ценность страха. Истинный маг много дальновиднее и знает, что страх в определенных ситуациях весьма и весьма ценен. Посему тебе следует совершать над собой усилие, пытаясь познать страх, научиться бояться тогда, когда того требует ситуация. Если уж от природы тебе этого качества не дано, ты обязан его в себе культивировать. Однако Мэйс до сих пор так и не научился бояться. Искусственно культивировать в себе страх казалось ему делом чересчур хлопотным. И вот, любуясь пейзажем, он плыл высоко над землей, наслаждаясь чувством полета, а те, кто крутил лебедку, старались вовсю, лишь бы юноша поскорее очутился на твердой земле... "Ну что ж, - думал Сэндоу, - я прожил недурную жизнь. Шестьдесят лет вставало надо мной солнце, шестьдесят лет оно опускалось за горизонт, и почти две трети своей жизни мне довелось наблюдать это великолепие. Шестьдесят лет слушал я раскаты грома, любовался сполохами молний, шестьдесят лет ни в чем не знал я нужды и даже ни разу не был серьезно ранен. И если суждено мне умереть теперь, да будет так. Но об одном, только об одном молю я богов: если сорвусь в пропасть, пусть сердце мое остановится прежде, чем тело достигнет ее дна..." Великий Потрясатель, преодолевая опасный путь, не мог похвалиться беспечным бесстрашием своего приемного сына. Он частенько советовал Мэйсу научиться бояться, и не в его правилах было давать советы, которым он не следовал бы сам. И сейчас он очень боялся. Нет, ужаса он не испытывал. Всякий настоящий волшебник знал, где пролегает та грань, за которой страх перестает приносить пользу, становясь обузой. И теперь, висящий на веревке над пропастью и слегка покачиваемый ветром, Сэндоу ожидал смерти как истинный философ: всецело полагаясь на судьбу, он не желал лишь быть застигнутым ею врасплох. Одинокая белокрылая птица подлетела к нему совсем близко, ее синие глазки с любопытством оглядели его. "Возможно, мне суждено прожить еще лет сорок, - думал Сэндоу. - Мы, Потрясатели, обычно доживаем до весьма преклонных лет, если ничто внезапно не оборвет нашу жизнь. И вот я здесь, плыву над бездной на тонкой веревке - и ради чего? Для чего рискую я этими бесценными десятилетиями здесь, в этих холодных горах?" Он легко мог ответить на эти вопросы, ибо готов был рискнуть жизнью ради знания - единственного, что являлось для истинных Потрясателей непреодолимым искушением. Да, у него было множество женщин, но ни одна из них не сумела заставить его переменить свой жизненный уклад. Не нашлось ни одной, чьи прелести заставили бы его позабыть обо всем на свете. Деньги? Но он всегда был очень и очень богат. Нет, только в погоне за знанием мог он рискнуть всем на свете... Интерес его к эпохе Великого Небытия и к природе Потрясателей и Колебателей, которых давным-давно уже звали просто Потрясателями, зародился еще в раннем детстве - когда он узнал, что мать, производя его на свет, рассталась с жизнью. Он убил ее, конечно, не при помощи топора или удавки, но смерть матери была на его совести. Позднее он обнаружил, что матери всех будущих Потрясателей умирали родами, испытывая муки и боль, много превосходящие те, что выпадают на долю всех прочих рожениц. Теперь, по прошествии многих лет, он полагал, что разгадал эту загадку. Такой ребенок рождался на свет, уже наделенный магической силой. Возможно, во время родов, все еще соединенный пуповиной с материнским телом, он умел передать матери все то, что чувствовал: собственную боль, собственный ужас, - и эти отчетливые образы, тем самым многократно усиливая обычные родовые боли, и вызывали кровоизлияние в мозг у роженицы. Это было единственным удобоваримым объяснением. Сорок лет спустя он отважился заговорить об этой своей теории с другими Потрясателями. О, если бы Сэндоу знал, что за этим последует, он и рта бы не раскрыл, - и уж ни за что на свете не сделает этого вновь! Сперва его высмеяли, потом обвинили в тупости, затем в ереси... Мать Потрясателя умирает, говорили одни, ибо за великий свой подвиг - рождение столь даровитого дитяти - вознаграждается райским блаженством. Некоторые же придерживались иного мнения, утверждая, будто безвременная смерть женщины - результат мщения злых духов за то, что в мире появляется очередной святой. Однако у этих с виду противоречащих друг другу теорий было нечто общее - обе они оперировали лишь понятиями сверхъестественными, возлагая ответственность за гибель женщин на духов, демонов, ангелов, призраков... Науки словно не существовало для этих ретроградов. И стоило одному из Потрясателей предпринять попытку рассуждать логически, его тотчас подняли на смех... Возможно, там, на востоке, по ту сторону великих гор, найдет он доказательства тому, во что свято верит уже давным-давно. А ради этого стоит рискнуть жизнью. - Ну что, учитель, так и будете висеть или все же соблаговолите ступить на землю? - спросил Мэйс, хватаясь огромной рукой за веревку. Потрясатель Сэндоу словно очнулся. - Я грезил наяву, - сказал он. - Подтяните мои старые кости поближе к благословенной земле, и я с радостью соблаговолю ступить на нее! - И он ухватился за протянутую руку гиганта. Мэйс внимательно наблюдал за каждым во время переправы. И дело тут было вовсе не в страхе за чьи-то жизни - просто он дождаться не мог, когда переправят их поклажу, а затем Грегора. Хотя великан и не терзался страхом за собственную жизнь, волнение за жизнь и здоровье учителя и названого брата было ему вовсе не чуждо. Но вот переправились все, кроме двоих последних солдат и, разумеется, багажа и Грегора. Настала очередь рядового по имени Гастингс, довольно стройного и сильного мужчины лет тридцати. Он цепко ухватился за нижнюю веревку, оттолкнулся от края обрыва и повис в воздухе, но примерно через полминуты стало ясно, что с парнем творится неладное. Голова его поникла - он силился стряхнуть оцепенение, и на какое-то время ему это удалось, но... ...Левая рука его соскользнула с веревки, и он повис на правой. - Быстрее! - скомандовал Рихтер солдатам, крутившим ворот. Они и так делали все возможное, понимая, что чем меньше их остается, тем большей опасности подвергаются переправляющиеся. Гастингс тем временем преодолел уже треть расстояния, отделявшего его от остальных, - левая рука его молотила воздух, пытаясь уцепиться за веревку. Но казалось, у него неладно со зрением - пальцы только пару раз скользнули по спасительной веревке... - Держись! - приложив руки рупором ко рту, крикнул главнокомандующий Рихтер. - Ты почти дома, мальчик! Минута - и ты здесь, слышишь? Крик его эхом отдавался в мрачном ущелье. Тут пальцы правой руки Гастингса разжались. Он падал долго, мучительно долго, пока не достиг дна провала. Летел он камнем, молча, словно понимая, что никакие крики и размахивания руками его уже не спасут. В этом смирении перед лицом неизбежной и ужасной смерти было что-то устрашающее. Тело его ударилось о камни и подпрыгнуло вверх, словно мячик, окровавленное и безжизненное, и, снова рухнув вниз, с размаху накололось на острый скальный шип. Все было кончено. Глава 9 Следующим предстояло переправляться двадцатилетнему парню по имени Иммануили, настолько темнокожему, что сейчас видны были лишь белки его глаз да ослепительные зубы. Он без колебаний ухватился за веревку, которую только что выпустил бедолага Гастингс, и закачался над пустотой. Примерно через минуту Мэйс, наблюдавший за переправой, обеспокоенно сказал: - И с ним творится черт-те что... Поглядите! Иммануили извивался в воздухе, тряся головой, словно пытаясь сбросить невидимые руки, сжимающие его череп и неудержимо тянущие его вниз, к острым камням на дне провала. Он был уже на полпути к цели. - Это очень сильный парень, - сказал Рихтер. - Что бы там ни было, он с этим сладит... Именно в этот момент чернокожий Иммануили разжал разом обе руки и камнем полетел в темные глубины. Он падал вниз головой, и когда ударился о камни, во все стороны брызнула алая кровь - так брызжет сок из переспелого плода, срывающегося с ветки по осени... - Это делает Потрясатель! - сказал Рихтер. - Один из ваших братьев, учитель Сэндоу. - Я уже подумал об этом и позволил себе проверить ваших людей на сей предмет. Среди нас нет второго Потрясателя. И черная магия тут вовсе ни при чем. - Что ж, поглядим, что станется с поклажей. Ведь у нее нет пальцев, которые злобная сила способна ослабить, нет и воли, которую можно сломить. Главнокомандующий, насупившись, глядел, как солдаты на той стороне каньона привязывают к веревке первые тюки. Все немного воодушевились, увидев, что с грузом ровным счетом ничего дурного не происходит. Тюки один за другим благополучно преодолели провал. - Ну, теперь очередь вашего ученика, - сказал Рихтер. - Мы все будем молиться за него... - Погодите, - сказал вдруг Мэйс. - Тут нужно нечто более существенное, нежели молитвы. - Что же? - Неудивительно, что при переправе груза ничего не произошло, - сказал гигант. - Убийцам вовсе ни к чему губить поклажу, ведь им тоже надо чем-то питаться. Они охотятся за живыми людьми, и я не уверен, что с Грегором не стрясется беды! - Но мальчик не умеет лазать по скалам! - воскликнул главнокомандующий. - Если он вознамерится подняться наверх вместе с теми, кто сейчас крутит лебедку, то сорвется со скалы и потянет за собою остальных! У него нет шансов вскарабкаться по этой скале, которая по зубам лишь самым опытным из нас, даже если его будут поддерживать! Он переправится либо по веревке, либо никак! - Тогда я проверю веревку, - сказал Мэйс. - Я переправлюсь на ту сторону, потом обратно. - Что-о?! Рискнуть жизнью человека, который уже в безопасности? Ну нет, об этом и речи быть не может! - Или я это сделаю, или все, один за другим, вернутся назад! - оскалился Мэйс. Его внушительная фигура нависла над старым офицером, и тому тотчас же расхотелось спорить. - Учитель Сэндоу, призовите его к порядку! - взмолился Рихтер, жалобно глядя на Потрясателя. Сэндоу лишь улыбнулся: - Мэйс - волшебник самого низкого ранга из всех возможных. Реакция у него куда быстрее, нежели у людей обыкновенных, в этом он превосходит даже Грегора, который еще слабоват. Он, как никто другой, годится для того, чтобы проверить, что стряслось с этими двумя несчастными во время переправы, и у него недурные шансы вернуться живым. К тому же если уж Мэйсу что-то втемяшется в голову, то этого оттуда никакими средствами не выбьешь. - Н-ну... - развел руками Рихтер. - У нас очень мало времени, - поторопил его Мэйс. - Просигнальте тем, кто на той стороне: они должны быть в курсе моего намерения. Солдат тотчас замахал разноцветными флажками, и спустя минуту Мэйс уже закачался над бездной, бесстрашно оттолкнувшись от скалы. Он благополучно преодолел пропасть, потом придирчиво осмотрел лебедку и о чем-то заговорил с Грегором. Минут через пять он уже скользил в обратном направлении, и снова ничего дурного не произошло. - Похоже, это действительно были досадные случайности, - сказал он учителю. - Никакого колдовства, я ровным счетом ничего не почувствовал ни на пути туда, ни обратно. Грегор говорит, что прекрасно себя чувствует, хотя и собирается глотнуть бренди, прежде чем пуститься в путь, - исключительно для успокоения нервов. - Вон он! - указал Рихтер. - Только что оторвался от скалы. Глаза всех устремились на Грегора, который висел над пропастью на веревке, словно осенний паучок на тонкой паутинке - его слегка покачивало ветром. К величайшему облегчению наблюдателей, он медленно, но неуклонно двигался вперед. - Глядите! О боги, опять! Голос Бельмондо звенел от волнения - говорить так невозмутимый и опытный скалолаз просто не мог. И действительно, преодолев лишь треть пути, Грегор безвольно разжал одну руку. Он мужественно боролся, пытаясь вновь уцепиться за веревку, и ему в конце концов это удалось. Но глядя на безвольно повисшую голову и обмякшие плечи юноши, все понимали, что долго он не продержится. - Поставьте на ворот еще двоих! - приказал Мэйс Рихтеру, словно и вправду имел право командовать. - Им придется несладко, ведь предстоит тянуть нас обоих. - Ты не можешь! Этого нельзя! - забормотал Бельмондо. - Веревка не выдержит двоих! Колесо лебедки расколется! Мэйс лишь улыбнулся, но в улыбке этой не было дружелюбия. - Пусть у тебя не болит голова - это дело только мое. - Гигант потрепал молодого офицера по щеке и, повернувшись к Рихтеру, крикнул: - Ну же! - И даже не позаботившись проверить, последовал ли старый офицер его указаниям, шагнул в пропасть, ухватившись за верхнюю веревку, которая, в отличие от нижней, двигающейся на восток, перемещалась в противоположном направлении. Теперь Мэйс двигался прямо навстречу Грегору. - У него ничего не получится... - пробормотал Рихтер. - Я не из тех, кто видит мир в мрачных красках, но сейчас у меня нет повода для оптимизма... - Повода для оптимизма я тоже не нахожу, - признался Сэндоу. - Впрочем, чем черт не шутит... Ведь вы, в отличие от меня, плохо знаете Мэйса, а если бы знали его лучше, то настроены были бы более оптимистично. Тем временем Мэйс, раздосадованный тем, что движется слишком медленно, принялся продвигаться по веревке при помощи своих могучих рук. Перед тем как пуститься в путь, он предусмотрительно надел перчатки, чтобы натянутая веревка не жгла ему ладони. Нижняя веревка, движущаяся ему навстречу, то и дело со свистом скользила по его кожаной куртке, но он, казалось, этого даже не замечал. Но вот пальцы левой руки Грегора бессильно разжались, и юноша повис над пропастью глубиной в семьсот футов на одной правой руке. Мэйс находился от него в каких-нибудь пятидесяти футах. Теперь он действовал осмотрительнее, стараясь не задевать нижней веревки, ибо малейший толчок мог оказаться для Грегора смертоносным. Грегор тем временем угрожающе раскачивался над пропастью, все еще силясь ухватиться за веревку второй рукой. Сдаваться он не намеревался, это было видно. Однако не оставляло сомнений и другое: у юноши внезапно нарушилась координация движений, и все его попытки удержаться явно были обречены на неудачу. - Держись! - крикнул Мэйс, ободряя брата. Теперь их разделяли футов тридцать. Широкое лицо великана покрылось испариной и натужно покраснело. Невзирая на необыкновенную физическую силу, юному силачу приходилось несладко. Грегор тупо посмотрел на названого брата. Он был словно пьяный, который вот-вот впадет в полную прострацию. Мышцы лица его обмякли, веки полуопустились, нижняя челюсть отвисла, и изо рта вырывались клубы пара, похожие на зловещих белых змей... Грегор последним усилием воли пытался стряхнуть оцепенение, но тщетно... Между ним и Мэйсом оставалось пятнадцать футов. Ладони Мэйса даже в перчатках жгло словно огнем. Десять футов. Тут Мэйс увидел, что происходит с пальцами правой руки Грегора, - они постепенно слабели, разжимались... Еще миг - и ученик чародея сорвется. Конец был близок и казался неминуемым. Великан соображал быстро, а действовал и того быстрее. Тело Мэйса тоже раскачивал ветер, и, когда оно достигло нижней точки дуги, он покрепче вцепился в верхнюю веревку, сделал невероятный бросок, железными своими пальцами ухватил Грегора за пояс и стиснул его, словно клещами. В тот же миг Грегор окончательно потерял сознание и выпустил веревку, за которую цеплялся из последних сил. Если бы не вовремя подоспевший великан, мгновение спустя юноша был бы мертв. А ручища Мэйса перехватила нижнюю веревку так, что она обмоталась вокруг его локтя, и если бы не толстая кожаная куртка, руку бы напрочь оторвало. Однако даже силачу Мэйсу могло оказаться не по силам в столь немыслимом положении добраться до восточного края каньона. Они с Грегором были всего-навсего на полпути к спасительной тверди... И все-таки Мэйс надеялся на успех, хотя бедняга и вынужден был двигаться спиной вперед. Он решил не рисковать и не стал глядеть через плечо - любое лишнее движение могло оказаться роковым для них обоих. Мэйс теперь мог видеть лишь шестерых солдат, отчаянно крутивших ворот лебедки на западном краю пропасти. Гиганту казалось, что он летел с верхней веревки на нижнюю целую вечность, но все длилось каких-нибудь пару секунд. Вроде бы худшее осталось позади, но вскоре Мэйс понял, что раненько обрадовался. Его подстерегало новое испытание. На восточном краю пропасти творилось нечто ужасное. Резкий рывок за верхнюю веревку и двойной вес, внезапно перенесенный на нижнюю, оказались чересчур тяжким испытанием как для четверых горцев, вертевших ворот, так и для самой лебедки. Устройство затрещало и заскользило к краю пропасти. Один из горцев потерял равновесие и упал, ударившись головой о стойку лебедки. Видимо, он тотчас же лишился чувств, и тело его, подкатившись к самому краю провала, камнем полетело вниз... - Все прекрасно, - сквозь сжатые зубы бормотал Мэйс. - Все просто изумительно... Трое уцелевших солдат вступили в неравную схватку с вышедшим из-под контроля механизмом. А платформа угрожающе раскачивалась, словно палуба корабля, угодившего в сильнейший шторм. Еще двое солдат метнулись к лебедке и вскочили на платформу, но все было тщетно - механизм неуклонно скользил к бездне. Веревка, на которой висели Мэйс и Грегор, замедлила движение, а потом и совсем остановилась. Великан почувствовал, что боль в локте ослабла. Теперь спасение обоих юношей всецело зависело лишь от двоих горцев, из последних сил продолжавших крутить ворот, но движение веревок изрядно замедлилось. Гигант, цепко держа Грегора за пояс, с виду спокойно пережидал вынужденную паузу. Ни разу великана не посетила мысль: "Я могу умереть!" Его терзали опасения совсем иного рода: "Грегор может погибнуть!" Все затаили дыхание. Мэйс не слышал ни звука с восточной стороны каньона, а от западного был уже слишком далеко и расслышать хриплого дыхания мужественных горцев, борющихся с механизмом, просто не мог. Но вскоре он ощутил боль в левой руке - нижняя веревка, обмотанная вокруг его локтя, вновь натянулась и врезалась в плоть. Даже толстая кожаная куртка уже не помогала. Тупая боль быстро распространилась от локтя к плечу и к запястью. Ладонь и пальцы уже совершенно онемели, и это пугало его куда сильнее, чем боль. Он мог вынести любую боль, но если рука онемеет окончательно, то им обоим конец. Пошевелить левой рукой, чтобы размять онемевшие мышцы, он не отваживался - любой толчок, даже самый ничтожный, означал бы конец их смертельно опасного путешествия, и таинственные заклинания всех Потрясателей мира оказались бы бессильны воскресить их... Он уже слышал надсадный треск лебедочного колеса, из чего заключил, что восточный край каньона, похоже, не так далеко. Ах как хотелось ему обернуться! Но делать этого было нельзя. А тем временем пальцы правой руки Мэйса, крепко держащей Грегора за пояс, точно пронзило мириадами острейших игл. Вскоре они тоже начали неметь. - Уже очень скоро, Грегор. Осталось совсем чуть-чуть... - лихорадочно шептал великан, хотя бесчувственный Грегор явно не мог его слышать. Если им суждено погибнуть, думал Мэйс, последняя мысль его будет о том, что он не оправдал надежд учителя. Потрясатель Сэндоу так много сделал для маленького сироты по имени Мэйс за все эти двадцать лет! Какая низость с его стороны отплатить за все это черной неблагодарностью! Вдруг он ощутил нечто странное, словно потерял вес. "Это конец, - подумал он, - мы падаем..." Отчаянным усилием заставив свое онемевшее тело двигаться, он забарахтался - и тут понял, что его подхватили двое могучих банибальцев. Он просто-напросто не ощутил их крепких ладоней на своих плечах, которые уже ничего не чувствовали от неимоверного напряжения... Повиснув на руках спасителей, Мэйс наконец позволил себе лишиться чувств. Глава 10 Спустя пять минут Мэйс пришел в себя и тотчас громко присягнул в верности всем известным богам, от самых могущественных до самых ничтожных, затем объявил собравшимся, что спасением своим они с Грегором всецело обязаны милости воздушных духов. Он объяснил, что феи - покровительницы воздуха милосердны к тем, кто, подобно им с Грегором, живет праведно подле мудрого учителя в крошечной горной деревушке Фердайн, вдали от искушений большого мира. Главнокомандующий Рихтер задумчиво пробормотал себе под нос: - Вот уж не думал, что этот верзила-варвар настолько религиозен! - В последний раз мне пришлось видеть его таким шесть лет тому назад - когда он зажигал поминальную свечу в память об умершем друге... Потрясателю Сэндоу не удалось скрыть улыбки - уголки тонких губ его предательски вздрагивали. - Тогда с какой стати он... - начал было Рихтер, но как раз в этот момент с ними поравнялись пятеро солдат. Один из них разглагольствовал: - Подумать только! Как мог простофиля-великан выдумать такое, да что там, не только выдумать, но и воплотить в жизнь! Видимо, это просто счастливая случайность, наверное, духи воздуха и впрямь покровительствуют этому бегемоту! Приятели его разразились хохотом. - Я, кажется, все понял, - сказал главнокомандующий Рихтер. Он взглянул на Мэйса с нескрываемым восхищением. - Парень играет роль простака гораздо лучше, чем я до сих пор думал. Или же играет роль толкового человека столь блистательно, что заставил меня позабыть о том, каков он на самом деле... - Мэйс непростой парень, - согласился Потрясатель. - Но скажите лучше, как бы нам выяснить причину двух трагедий? Сомневаюсь, что это просто несчастные случаи. Двое разбились и неминуемо погиб бы третий, если бы помощь не подоспела вовремя. Это, согласитесь, не слишком-то походит на случайность. Главнокомандующий кивнул, всматриваясь в даль, где солдаты разбирали лебедку и упаковывали ее по частям. - Когда вон те пятеро будут здесь, мы их как следует расспросим. Возможно, им что-то известно. Не исключено также, что предполагаемые убийцы среди них и сумеют вскоре сузить круг наших поисков... - Надо поговорить и с Грегором, - напомнил офицеру Потрясатель. - Разумеется. Когда мальчик очнется, он, возможно, прольет свет на это таинственное происшествие... Обнаружить причину странного самочувствия двоих погибших и юного Грегора оказалось довольно легко, однако найти злодея или злодеев, к этому причастных, как и прежде, не удалось. Агенты Орагонии сработали умело, ловко и скрытно - на злополучной бутылке с бренди не было ни этикетки, ни тем более имени владельца... Гастингс, Иммануили и Грегор, прежде чем пуститься в опасный путь, отхлебнули из этой бутылки, когда же впоследствии содержимое ее сперва осторожно понюхали, а затем попробовали на язык, выяснилось, что к бренди примешана солидная порция сонного зелья. Но никто не смог припомнить, откуда взялась злосчастная бутылка. Видимо, кто-то вручил ее Гастингсу с наказом отхлебнуть перед тем, как пускаться в опасный путь по веревке, ибо все знали о паническом страхе Гастингса перед такого рода переправой, хотя это было единственное, чего страшился в жизни отважный горец. Иммануили же, ставший свидетелем ужасной гибели товарища, счел необходимым сделать из бутылки добрый глоток, прежде чем решиться на опасную переправу. Ну, а Грегор, которому пришлось лицезреть сразу две смерти, по-настоящему нуждался в успокоении расходившихся нервов, потому что его прямо-таки била крупная дрожь. Но Гастингс никому не сказал, кто осчастливил его заветной бутылочкой. И никто из солдат не назвался ее владельцем, что, впрочем, было вполне естественным. Более того, никто припомнить не мог, у кого и когда видел ее... Итак, отряд лишился еще двоих, а расследование таинственных преступлений так и не сдвинулось с мертвой точки. - Мы не можем снять подозрение даже с тех пятерых, что оставались на западной скале, - сказал Потрясателю Рихтер. - Это вполне мог быть как один из них, так и любой из нас... - Похоже, вот-вот пойдет снег, - заметил Потрясатель, указывая на низкие свинцовые тучи, плывущие над их головами. Порой переключиться мыслями с одной напасти на другую благотворно для человека - Потрясатель знал эту истину и не раз проверил на себе. Только так можно освободиться от навязчивых мыслей о недавней трагедии... Рихтер оглядел небо: - Похоже, вы правы, а это означает, что надо трогаться в путь. По крайней мере часа два мы вполне сможем двигаться вперед, а потом встанем лагерем на ночлег. - Его передернуло от отвращения. - Как жаль, что ни один из нас не может безбоязненно повернуться спиной к другому! Это изнуряет много больше, чем самые тяжкие испытания в пути... Образовав связки, путники двинулись вперед. Склон был крут, но не так, чтобы слишком. И тут повалил снег... Зимой жители Фердайна оказываются отрезанными от мира снежными завалами, поэтому весной, летом и осенью до самых заморозков трудятся в поте лица, пытаясь обеспечить себя всем необходимым, чтобы пережить суровую зиму. Амбары свои они доверху наполняют съестными припасами и сушеным мхом для скотины, который собирают на болотах по ту сторону Банибал. Торговцы рачительно заботятся о сохранности своих запасов - на исходе зимы, распродавая поиздержавшимся крестьянам продукты, можно озолотиться. А ведь всегда находятся оптимисты, которым не удается дотянуть до весны на припасенных с осени хлебах... В Фердайне к середине зимы улицы становились совершенно непроходимыми. Некоторые домики заметало снегом по самые кровли, однако заботливые хозяева расчищали в снегу тропинки, по которым можно было добраться до главных улиц. Вооруженные люди, обутые в специальные снегоступы, отважно разгуливали по деревне на уровне крыш, пугая волков, - далеко не все серые хищники по осени уходили из окрестностей деревни на склоны Банибал. Замешкавшиеся волки рыскали по деревне, подстерегая зазевавшихся крестьян или скотину. Звери надсадно выли от голода, дрожали от мороза, глаза у них краснели и слезились... В такое время детям не дозволялось выходить на двор; лишь в самом начале зимы, когда снег только начинал падать, они вволю резвились, прекрасно зная, сколько долгих вечеров придется им коротать под домашним арестом. Уже к январю волки и пронизывающие ветра загоняли в тепло жилищ всех, кроме разве что самых выносливых и сильных мужчин... Фердайнские крестьяне уже успели привыкнуть к такому укладу жизни. Более того, невзирая на шуточки касательно бесконечных зим и чахлых весен, они даже ждали, когда, наконец, наступят холода. В сравнении с бушующей снаружи непогодой тепло и уют жилища ценились особенно высоко. Это было время чтения и раздумий, забвения бренных забот и блаженного отдохновения. Время домашних развлечений, сладких пирогов, чей упоительный аромат, доносящийся с кухни, пропитывал насквозь весь дом, и горячего шоколада, который делался еще слаще, если пьешь его под теплым стеганым одеялом... Когда же начинались оттепели, неизменно сопровождающиеся распутицей и слякотью, жители деревни впадали в меланхолию, невзирая на клятвенные заверения, будто ждут весны как ясна солнышка... Но любой житель Фердайна, думал Сэндоу, оцепенел бы от ужаса, узрев буйство стихии здесь, на склонах Заоблачного хребта. Примерно через полчаса после того, как он предсказал снегопад, в воздухе заплясали первые снежинки. Поначалу зрелище даже радовало глаз, но вскоре снег повалил валом