Ничто так не остужало желания, как размышления о смерти, могилах и гниющих телах старых друзей. В конце концов, именно об этом он думал, когда она гладила его, целовала и бормотала всякие нежности. К своему удивлению, он был не только готов, но и безудержен. Не просто способен, но переполнен страстью, с большей силой, чем у него бывало уже задолго до перестрелки в марте. Хитер была такая податливая, но и требовательная. Одновременно робкая и агрессивная, целомудренная и всезнающая, вдохновенная, как невеста в брачную ночь. Нежная и шелковая, а главное - живая, так восхитительно живая! Позже он понял, что заниматься любовью с ней - это значит избавляться от пугающего, но и темно-манящего, соблазняющего существа на кладбище. День размышлений о смерти оказался извращенным сладострастием. Посмотрел на окна. Ставни были открыты. Призраки снега кружились за стеклами, танцевали белыми привидениями, вертелись под музыку флейты ветра. Вальсирующие духи, бледные и холодные. И кружащиеся, кружащиеся... ...В пресыщенной темноте, на ощупь ищи путь к Дарителю, к дару мира и любви, радости и веселья, к концу всех страхов, последней свободе! Все это для него, если только он сможет найти путь, тропу, истину. Дверь! Джек знал, что ему нужно только найти дверь, открыть ее, - и мир чудес и красоты раскинется за ней. Затем понял, что дверь в нем самом, ее не нужно искать, шатаясь по вечной тьме. Такое волнующее открытие. В нем самом. Рай, просто рай. Вечная радость. Просто открыть дверь внутри себя и впустить это, впустить. Так просто: только впустить! Он хотел принять, включить это в себя, потому что жизнь была так тяжела, когда ей не нужно такой быть. Но какая-то упрямая часть него сопротивлялась, и он чувствовал огорчение Дарителя за дверью. Огорчение и нечеловеческую ярость. Сказал: "Я не могу, нет, не буду, нет!" Резко тьма набрала вес, собираясь вокруг него с неизбежностью камня, нарастающего на древние кости за тысячелетия. Сокрушительное и безжалостное давление, а с ним пришло жуткое утверждение Дарителя: "Все становится, все становится мною! Все, все становится мною, мною! Должен подчиниться... бессмысленно сопротивляться... впусти это... рай, рай, радость навсегда... впусти это!" Стучит по душе. Все становится им. Раздражающие удары по всем тканям. Таран, колотящий в него, жуткие удары, сотрясающие самые глубины его души: впусти это, впусти это, впусти это! ВПУСТИ ЭТО, ВПУСТИ ЭТО, ВПУСТИ ЭТО, ВПУСТИИИИИ!.. Краткое шипение и треск, как тяжелый быстрый звук разрыва электрической спирали, продрожал через мозг. Джек проснулся. Его глаза распахнулись. Сначала лежал онемело и тихо, напуганный до бездвижности. Есть тела. Все становится мною! Куклы. Заменители. Джек никогда не просыпался так резко и настолько полно за один миг. Одна секунда во сне, а другая в совершенном пробуждении и тревоге и яростном сознании. Вслушиваясь в свое обезумевшее сердце, он понимал, что сон по-настоящему не был сном, в привычном смысле слова, а... вторжением. Коммуникация. Контакт. Попытка разрушить и пересилить его волю, пока он спит. Все становится мною! Эти три слова были теперь не так загадочны, как казалось раньше, они были надменным утверждением превосходства и претензией на властвование. Он говорил с невидимым Дарителем во сне и с ненавистным существом, которое общалось через Тоби вчера на кладбище. В обоих случаях, просыпаясь и засыпая, Джек ощущал присутствие чего-то нечеловеческого, властного, враждебного и насильственного. Чего-то такого, что может погубить невинного без угрызений совести, но предпочитает подчинить и властвовать над ним. Джека начала давить жирная тошнота. Он почувствовал холод и грязь внутри себя. Замаранным попыткой Дарителя захватить власть и поселиться в нем, хотя попытка была безуспешной. Он знал точно, как никогда что-либо в своей жизни, что враг реален: не призрак, не демон, не просто параноидально-шизофреническая иллюзия взбудораженного мозга, но существо из плоти и крови. Без сомнения, из бесконечно чужой плоти. И крови, которую, вероятно, не признает таковой ни один врач. Но тем не менее из плоти и крови. Не знал, что это было, откуда оно пришло или из чего оно родилось, знал только, что оно существует. И то, что оно было на ранчо Квотермесса. Джек лежал на боку, а Хитер перевернулась за ночь. Хрусталики снега тикали по окну, как прекрасно откалиброванные астрономические часы, высчитывающие сотые доли секунды. Ветер, который изматывал этот снег, издавал низкое жужжание. Джек почувствовал, что как будто слушает прежде молчащую и затаившуюся космическую машину, которая вертела вселенную по бесконечным кругам. Рывком он отбросил одеяло, сел и встал. Хитер не проснулась. Ночь все еще правила, но слабый серый свет на востоке намекал на ожидающуюся коронацию нового дня. Пытаясь побороть тошноту, Джек простоял в одном нижнем белье, пока его дрожь не стала сильнее дурноты. В спальне было тепло. Холод был внутренним. Тем не менее он пошел к шкафу, спокойно отворил дверцу, снял джинсы с вешалки, надел их, затем рубашку. Проснувшись, он не мог поддерживать вспыльчивый ужас, который вырвал его из сна, но все еще нервничал, полный страха, и волновался за Тоби. Захотел проведать сына. Фальстаф сидел в коридоре наверху, среди теней, напряженно уставившись на открытую дверь в спальню, соседнюю с Тоби, где Хитер разместила свои компьютеры. Странный, слабый свет падал через дверной проем и блестел на мехе пса. Он застыл как статуя в напряжении. Задеревеневшая голова была опущена и вытянута вперед. Хвост замер. Когда Джек приблизился, ретривер поглядел на него и издал приглушенное, тревожное скуление. Тихий треск компьютерных клавиш шел из комнаты. Быстрое печатание. Молчание. Затем новый взрыв печати. За столом Хитер Тоби сидел перед одним из компьютеров. Мерцание большого монитора, который был обращен не в сторону Джека, было единственным источником света в бывшей спальне. Много ярче, чем отражение, которое достигало холла. Мальчик купался в нем, в быстро меняющихся тенях голубого, зеленого и пурпурного, во внезапных вспышках красного, оранжевого, затем снова синего и зеленого. Ночь оставалась глубокой, так как серая назойливость рассвета еще не могла быть видной в этой стороне дома. Завеса изящных снежинок заложила стекла и резко становилась голубыми и зелеными блестками под светом монитора. Шагнув через порог, Джек сказал: - Тоби? Мальчик не отрывал взгляда от экрана. Его маленькие руки летали над клавиатурой, добиваясь бешеного потока приглушенного клацания. Никакого другого звука от машины не шло, даже обычных гудков или бормотания. Умел ли Тоби печатать? Нет. По крайней мере, не так, не с такой легкостью и быстротой. Глаза мальчика отражали искаженные образы на дисплее перед ним; фиолетовые, изумрудные, мерцания красного. - Эй, малыш, что ты делаешь? Он не отвечал. Желтое, золотое, желтое, оранжевое, золотое, желтое - свет мелькал не так, как будто он исходил от экрана компьютера, но как будто был блестящим отражением летнего солнечного света, скачущего по рябящей поверхности озера. Желтое, оранжевое, темно-коричневое, янтарное, желтое... За окном кружащиеся снежинки блистали, как золотая пыль, горячие искры, светлячки. Джек пересек с дрожью комнату, чувствуя, что нормальность не возвратилась, когда он очнулся от кошмара. Пес полз за ним. Вместе они обогнули один конец L-образного рабочего стола и оказались на стороне Тоби. Мельтешение цветов шло по экрану слева направо, переходя друг в друга и через друг друга. Потом, исчезая, усиливаясь, становясь ярче, темнее, завиваясь, пульсируя. Электрический калейдоскоп, в котором ни один из бесконечно трансформирующихся образов не имел ровных краев. Это был полноцветный монитор. Тем не менее, Джек никогда ничего подобного не видел. Положил руку на плечо сына. Тоби вздрогнул, не глядел и не говорил, но слабое изменение в его поведении показало, что он больше не был так очарован экраном компьютера, как когда Джек окликнул его в первый раз из дверей. Его пальцы снова застучали по клавишам. - Что ты делаешь? - спросил Джек. - Разговариваю. 19 Вал желтого и розового, спиральные нити зеленого, рябящие ленты пурпурного и голубого. Образы, картинки, и ритм изменений гипнотизировали, когда они складывались прекрасным и изящным способом. Но даже и тогда, когда они были уродливы и хаотичны, Джек почувствовал движение в комнате. Ему потребовалось усилие, чтобы отнять взгляд от подчиняющих протоплазменных образов на экране. Хитер стояла в дверях, одетая в свой стеганый красный халат, со взъерошенными волосами. Не спрашивала, что происходит: как будто уже знала. Она не глядела прямо на Джека или Тоби, но на окно за ними. Джек повернулся и увидел ливень снежинок, постоянно меняющих цвет, в то время как на дисплее монитора продолжались быстрые и текучие метаморфозы. - Говоришь с кем? - спросил он у Таби. После колебания, мальчик сказал: - Нет имени. Его голос был не плоский и бездушный, как на кладбище, но и не совсем его, нормальный. - Где он? - спросил Джек. - Не он. - Где она? - Не она. Нахмурившись, Джек спросил: - Тогда что? Мальчик ничего не сказал, и снова, не мигая, стал глядеть на экран. - Оно? - полюбопытствовал Джек. - Да, - ответил Тоби. Приблизившись к ним, Хитер подозрительно посмотрела на Джека: - Оно? Джек обратился к Тоби: - Что оно такое? - То, чем хочет быть. - Где оно? - Там, где оно хочет быть, - сказал мальчик таинственно. - Что оно делает здесь? - Становится. Хитер обошла вокруг стола и встала по другую сторону от Тоби, глянула на монитор: - Я видела это раньше. Джек почувствовал облегчение, узнав, что странный калейдоскоп не был уникальным, и его не нужно связывать с переживанием на кладбище. Но поведение Хитер было таким, что его облегчение долго не продлилось. - Когда видела? - Вчера утром, перед тем, как мы выехали в город. На телеэкране в гостиной. Тоби смотрел на это... так же околдованный, как сейчас. Странно. - Она поежилась и протянула руку к выключателю. - Выруби это. - Нет, - сказал Джек, вытягиваясь перед Тоби, чтобы задержать ее руку, - подожди. Давай посмотрим. - Орешек, - обратилась она к Тоби, - что здесь происходит, что за игра? - Никакой игры. Я увидел это во сне, и во сне пришел сюда, затем проснулся и уже был здесь, и начал говорить. - Это для тебя что-то означает? - спросила она у Джека. - Да. Кое-что. - Что происходит, Джек? - После. - Я что-то упустила? О чем все это? - Когда он не ответил, она сказала: - Мне это не нравится. - Мне тоже, - сказал Джек. - Но давай посмотрим, куда это приведет, сможем ли мы это побороть. - Побороть что? Пальцы мальчика деловито клевали по клавишам. Хотя ни слова не появилось на экране, казалось, что обнаружились новые цвета и картинки, и они развивались в ритме, с которым он печатал. - Вчера, на телеэкране... Я спросила Тоби, что это, - сказала Хитер. - Он не знал. Но он сказал... что ему это нравится. Тоби прекратил печатать. Цвета исчезли, затем внезапно насытились и перетекли в совершенно новые картинки и пятна. - Нет, - сказал мальчик. - Что "нет"? - спросил Джек. - Не тебе. Я говорю... этому, - и к экрану: - Нет. Уходи. Волны кисло-зеленого. Бутоны кроваво-красного расцвели в редких точках на экране, обратились в черные и снова стали красными, затем увяли, испарились, остался вязкий желтый гной. Бесконечно мутирующий калейдоскоп усыплял Джека, когда он глядел на него слишком долго, и он понимал, как это может целиком захватить незрелый мозг восьмилетнего мальчика, загипнотизировать его. Когда Тоби начал снова стучать по клавишам, цвета на экране пропали - они резко поярчели снова, хотя уже в виде других пятен. - Это язык, - тихо сказала Хитер. Некоторое время Джек глядел на нее, не понимая. Она сказала: - Цвета, пятна. Это язык. Он посмотрел на монитор: - Как это может быть языком? - Так, - настаивала она. - Здесь нет повторяющихся образов, ничего, что может служить буквами, или словами. - Я разговариваю, - подтвердил Тоби. Он нажал на клавишу. Как и раньше, пятна и цвета соответствовали по ритму с теми, которые он вводил в свою часть беседы. - Чудовищно усложненный и выразительный язык, - сказала Хитер, - по сравнению с которым английский, и французский, и китайский просто первобытное уханье. Тоби прекратил печатать, и ответ от другого собеседника был уездный и пенный, черный и желчно-зеленый, с комками красного. - Нет, - сказал мальчик экрану. Цвета стали еще более строгими, ритм более яростным. - Нет, - повторил Тоби. Пенные, кипящие, спиральные красноты. И в третий раз: - Нет! Джек спросил: - На что ты говоришь "нет"? - На то, что оно хочет, - ответил Тоби. - Что оно хочет? - Оно хочет, чтобы я его впустил, просто впустил. - О Боже! - сказала Хитер, и снова потянулась к рубильнику выключателя. Джек остановил ее руку, как и раньше. Ее пальцы были бледные и холодные. - Что такое? - спросил он, хотя опасался, что уже понял. Слова "впустить это" встряхнули его почти так же сильно, как и пули Энсона Оливера. - Прошлой ночью, - сказала Хитер, глядя в ужасе на экран, - во сне. - Может быть, его собственные руки похолодели. Или она почувствовала его дрожь. Но она сморгнула: - У тебя тоже был этот сон! - Только что. Я проснулся от него. - Дверь, - сказала она. - Оно хочет, чтобы ты нашел дверь в себе, открыл ее и впустил это. Джек, черт возьми, что здесь происходит, что за ад здесь творится? Хотел бы знать! Или, может быть, не хотел. Был более испуган этим, чем кем-то другим, с кем он имел дело как полицейский. Он убил Энсона Оливера, но не знал, сможет ли как-то потревожить этого врага, не знал, сможет ли вообще найти его или увидеть. - Нет, - сказал Тоби экрану. Фальстаф завыл и забился в угол, напряженный и настороженный. - Нет. Нет! Джек нагнулся к сыну. - Тоби, прямо сейчас ты можешь слышать и это, и меня, обоих? - Да. - Ты не целиком под его влиянием? - Только чуть-чуть. - Ты... где-то между? - Между, - подтвердил мальчик. - Ты помнишь, вчера, на кладбище? - Да. - Ты помнишь как оно... говорил через тебя? - Да. - Что? - спросила Хитер, удивляясь. - Что там, на кладбище? На экране: волнистая чернота, разрываемая пузырями желтого, протекающая пятнами красного. - Джек, - начала Хитер сердито, - ты говорил, что ничего не произошло, когда поднялся на кладбище. Объяснил, что Тоби просто грезил - просто стоял там и грезил. Джек сказал Тоби: - Но ты не помнил ничего о кладбище прямо после того, как все произошло? - Нет. - Что помнил? - потребовала Хитер. - Что, черт возьми, он должен был помнить? - Тоби, - спросил Джек, - ты можешь вспомнить теперь, потому что ты снова под его влиянием, но только наполовину... ни там и ни здесь? - Между, - сообщил мальчик. - Расскажи мне, что оно тебе говорит, - сказал Джек. - Джек, не надо, - попросила Хитер. Она выглядела напуганной. Он знал, какие чувства она сейчас испытывает. Но добавил: - Мы должны узнать об этом как можно больше. - Зачем? - Может быть, чтобы выжить. Ему не потребовалось объяснять. Она поняла, что он имеет в виду: тоже пережила некоторую степень контакта во сне - враждебность этого, его нечеловеческую ярость. Он попросил Тоби: - Расскажи мне о нем. - Что ты хочешь знать? На экране: все пятна голубые, развернулись, как японский веер, но без резких складок, одно голубое на другом, друг сквозь друга. - Откуда оно пришло, Тоби? - Извне. - Что ты имеешь в виду? - Извне. - Вне чего? - Этого мира. - Оно... не с Земли? Хитер простонала: - О Боже... - Да, - подтвердил Тоби. - Нет. - Так что же, Тоби? - Не так просто. Не просто инопланетянин. - Да. И нет. - Что оно делает здесь? - Превращается. - Превращается во что? - Во все. Джек потряс головой. - Я не понимаю. - Я тоже, - признался мальчик, его взор был прикован к калейдоскопу на мониторе компьютера. Хитер стояла, прижав кулаки к груди. Джек сказал: - Тоби, вчера на кладбище, ты не был между, как сейчас. - Ушел. - Да, ты ушел на все время. - Ушел. - Я не мог достать тебя. - Черт, - сказала Хитер яростно, но Джек не поднял глаз на нее, потому что знал, как она глядит на него, - что случилось вчера, Джек? Почему ты не сказал мне, ради Бога? Что-то, как сейчас? Почему ты не рассказал? Не встречаясь с ее глазами, он ответил: - Расскажу, расскажу тебе, только дай мне сейчас покончить с этим. - Что же еще ты не рассказал мне, - потребовала она. - Что тогда случилось; Джек? Он сказал Тоби: - Когда ты ушел вчера, сынок, где ты был? - Ушел. - Ушел куда? - Под. - Под? Подо что? - Под это. - Под?.. - Под контроль. - Под эту тварь? Под его мозг? - Да. В темное место. - Голос Тоби задрожал от страха при воспоминании. - Темное место, холод, сдавлен в темном месте, больно. - Выключи это, выключи! - потребовала Хитер. Джек поднял глаза: жена глядела на него, все в порядке, лицо покраснело больше от ярости, чем от страха. Молясь, чтобы ей хватило терпения, сказал: - Мы можем отключить компьютер, но не можем сдвинуть это с его пути. Подумай, Хитер. Он может приходить к нам по множеству маршрутов - через сны, через телевизор. Очевидно, даже когда мы бодрствуем, как-то тоже. Тоби вчера не спал, когда это вошло в него. - Я впустил это, - сказал мальчик. Джек засомневался, спрашивать ли то, что, может быть, было самым важным: - Тоби, послушай... когда это контролирует... оно реально в тебе? Физически? Часть этого где-то внутри тебя? "Что-то в голове, что можно увидеть при вскрытии. Или присоединенное к спинному мозгу. Нечто вроде того, что, как думал Эдуардо, должен был обнаружить Тревис Поттер". - Нет, - сказал мальчик. - Никаких семян... никаких яиц... никаких личинок... ничего, что можно поместить внутрь? - Нет. Это было хорошо, очень хорошо. Слава Богу и всем его ангелам, это было очень хорошо. Потому что если что-то имплантировано, как ты можешь вырвать такую штуку из своего ребенка? Как можешь освободить его, как вскроешь его голову и вырвешь это оттуда? Тоби сказал: - Только... мысли. Ничего внутри, кроме мыслей. - Ты имеешь в виду, что оно использует телепатический контроль? - Да. Как внезапно невозможное становится неизбежным. Телепатический контроль. Что-то извне, враждебное и чужое, способно контролировать другие существа телепатически. Безумие, прямо из фантастических фильмов, но теперь это ощущается вполне настоящим и реальным. - И теперь оно хочет снова войти? - спросила Хитер у Тоби. - Да. - Но ты не впустишь это? - спросила она. - Нет. Джек сказал: - Ты действительно можешь его не впускать? - Да. У них есть надежда. С ними еще не все покончено! Джек спросил: - Почему оно оставило тебя вчера? - Я вытолкнул его. - Ты вытолкнул его из себя? - Да. Вытолкнул. Оно ненавидит меня. - За то, что вытолкнул? - Да. - Его голос снизился до шепота. - Но оно... оно... ненавидит... ненавидит вообще все. - Почему? С неистовством алых и оранжевых витков на лице и вспышками в глазах, мальчик, все еще шепча, сказал: - Потому что... оно такое. - Ненависть? - Да, оно такое. - Почему? - повторил Джек нетерпеливо. - Потому что оно знает. - Что знает? - Что ничего не имеет смысла. - Знает... что ничего не имеет смысла? - Да. - Что это означает? - Ничего не означает. Чувствуя головокружение от этого лишь полусвязного обмена фразами, Джек сказал: - Я не понимаю. Еще более низким шепотом: - Все можно понять, но "ничего" не может быть понято. - Я хочу понять это. Руки Хитер все еще были сжаты в кулаки, но теперь она поднесла их к глазам, как будто не могла вынести вида своего сына в полутрансе. - Ничего не может быть понято, - снова пробормотал Тоби. Расстроенный, Джек сказал: - Но оно понимает нас. - Нет. - Что оно не знает о нас? - Много. В основном... Мы сопротивляемся. - Сопротивляемся? - Мы сопротивляемся ему. - И это для него ново? - Да. Никогда раньше не было. - Все другие впускали это, - подсказала Хитер. Тоби кивнул: - Кроме людей. Ведет учет гуманоидов, подумал Джек. Старый добрый хомо сапиенс, по крайней мере, хоть упрямый. Мы просто не достаточно беззаботны, чтобы позволить кукольнику тащить нас туда, куда ему хочется, слишком напряжены, слишком упрямы, чтобы полюбить рабство. - Ох, - сказал Тоби спокойно, больше для себя, чем для них или для существа, которое контролировало компьютер. - Я вижу. - Что ты видишь? - спросил Джек. - Интересно. - Что интересно? - То, что... Джек поглядел на Хитер, но она, казалось, понимает загадочные реплики не лучше его. - Оно чувствует, - сказал Тоби. - Тоби? - Давайте не будем говорить об этом, - ответил мальчик, отворачиваясь от экрана на мгновение, чтобы направить на Джека взгляд, который тому показался то ли испытующим, то ли предупреждающим. - Говорить о чем? - Забудь это, - произнес Тоби, снова глядя на монитор. - Что забыть? - Я лучше буду послушным. А, слушай, оно хочет знать... - затем, приглушенным голосом, как вздох через носовой платок, что заставило Джека наклониться, Тоби, казалось, намеренно сменил тому: - Что они делали там, внизу? Джек спросил: - Ты имеешь в виду на кладбище? - Да. - Ты знаешь. - Но оно не знает. Оно хочет знать. - Оно не понимает, что такое смерть, - сказал Джек. - Нет. - Как такое может быть? - Есть жизнь, - сказал мальчик, ясно интерпретируя точку зрения, которой придерживалось существо, державшее его под своей полувластью. - Нет смысла. Нет начала. Нет конца. Ничто не важно. Оно есть. - Уверена, что это не первый мир, в котором оно находит, что существа умирают, - подытожила Хитер. Тоби начал дрожать, и его голос поднялся, но только чуть-чуть: - Они тоже сопротивляются, те, под землей. Оно может использовать их, но не может понять их. "Оно может использовать их, но не может понять?!" Несколько кусков таинственной мозаики внезапно встали вместе, открыв только крошечную часть правды. Жуткую, невыносимую часть правды. Джек застыл в ошеломленном молчании, наклонившись к мальчику. Наконец он тихо переспросил: - Использует их? - Но не может понять. - Как оно их использует? - Как кукол. Хитер поперхнулась: - Запах! О, боже мой. Запах на задней лестнице... Хотя Джек не совсем понимал, о чем она говорит, но сообразил, что она-то давно осознала, что что-то не в порядке на ранчо Квотермесса. Здесь не только эта тварь извне, которая может посылать одинаковые сны им обоим. Эта непонимаемая чужая тварь, чьи цели - стать и ненавидеть. Что-то другое было на ранчо. Тоби прошептал: - Но оно не может понять их. Даже так, как оно может понять нас. Оно может их использовать лучше. Лучше, чем нас. Но оно хочет понять их. Стать ими. А они сопротивляются.. Джек услышал достаточно. Слишком много. Дрожа, поднялся рядом с Тоби. Он щелкнул выключателем, и экран потускнел. - Оно собирается прийти за нами, - сказал Тоби и затем медленно стал выходить из своего полутранса. Резкий штормовой ветер выл за окном рядом с ними, но даже если оно способно войти в комнату, оно не сможет заморозить Джека больше, чем в этот момент. Тоби развернулся на стуле, чтобы бросить удивленный взгляд сначала на мать, потом на отца. Пес выбрался из угла. Хотя никто не трогал компьютера, главный переключатель вдруг щелкнул и встал из положения "ВЫКЛ" в положение "ВКЛ". Все дернулись в изумлении, включая Фальстафа. Экран залили отвратительные извивающиеся ленты. Хитер наклонилась, схватила шнур и вырвала вилку из розетки в стене. Монитор потемнел и оставался таким же темным. - Это не остановится, - сказал Тоби, вставая со стула. Джек повернулся к окну и увидел, что наступил рассвет, тусклый и серый, и в его свете показался ландшафт, потрепанный полновесной бурей. За последние двенадцать часов выпало четырнадцать или шестнадцать дюймов снега, навалившись в кучи вдвое выше там, где ветру захотелось его собрать. Или первая метель застыла над ними, вместо того, чтобы двигаться дальше на восток, или вторая буря задула скорее, чем ожидалось, перехлестнув первую. - Это не остановится, - повторил Тоби торжественно. Он говорил не о снеге. Хитер привлекла его к себе в объятья, подняла и прижала так крепко и любовно, как будто она сжимала в руках младенца. "Все становится мною!" Джек не понимал всего того, что эти слова могли означать, какие ужасы они предвещали, но он знал, что Тоби прав. Это не остановится до тех пор, пока не станет ими, а они не станут частью его. Между рамами нижней фрамуги образовалась изморозь. Джек коснулся блестящей пленки кончиком пальца, но он был так заморожен страхом, что лед показался не холоднее собственной кожи. За окном кухни белый мир был полон холодного движения, неудержимого спуска носимого ветром снега. Не находя себе места, Хитер ходила взад-вперед от одного окна к другому, нервно представляя себе появление чудовищно отвратительного "гостя" на этом совершенно невинном ландшафте. Они надели новые лыжные костюмы, которые купили прошлым утром, приготовившись покинуть дом как можно быстрее в том случае, если на них нападет отвратительная тварь и они поймут, что не могут защитить свои позиции. Заряженный "моссберг" лежал на столе. Джек мог бросить желтый блокнот и схватить дробовик в случае, если что-то - даже не думая о том, что это может быть - начнет атаку. "Мини-узи" и кольт-38 лежали на стойке у раковины. Тоби сидел за столом, потягивая горячий шоколад из чашки, а пес лежал у его ног. Мальчик больше не был в полубессознательном состоянии, совершенно отъединившись от таинственного посетителя снов, но все еще непривычно подавлен. Хотя Тоби был в хорошем состоянии вчера днем и вечером, последующими за очевидно гораздо более массированной атакой на его мозг пришельца, которую он пережил на кладбище, Хитер продолжала волноваться за него. Он вышел из первой схватки без сознательной памяти о ней, но ощущение полного мысленного рабства должно было оставить травмы глубоко в мозгу. Действие их могло стать очевидным только через какое-то время - неделю или месяц. И он помнил вторую попытку подчинения, потому что в это время "кукольнику" не удалось больше восторжествовать над ним или даже подавить память телепатическим приказом. Встреча, которую она имела с существом во сне предыдущей ночью, напугала и была так отвратительна, что ее вытошнило. Опыт Тоби гораздо более тесного контакта, чем ее собственный, должен был быть неизмеримо более ужасным и омерзительным. Расхаживая от окна к окну, Хитер иногда останавливалась у стула Тоби, клала руки ему на узкие плечи, тискала его, приглаживала волосы, целовала в макушку. Ничто не должно с ним случиться. Невыносимо думать о нем, как тронутым этим, чем бы оно ни было и на что бы оно ни походило, или как об одной из его кукол. Что угодно сделает. Она умрет, чтобы предотвратить это! Джек поднял глаза от блокнота, быстро прочитав первые три или четыре страницы. Его лицо было белым, как снежный ландшафт за окном. - Почему ты не сказала мне о блокноте, когда нашла его? - Потому что он был запрятан в морозильник, и я решила, что в нем, должно быть, очень личные записи, не нашего ума дело. Мне показалось, что посмотреть их может только Пол Янгблад. - Ты должна была показать мне. - Эй, ты не рассказал мне о том, что случилось на кладбище, - напомнила она, - а это секрет гораздо поважнее. - Извини. - И ты не захотел поделиться тем, что сказали тебе Пол и Тревис. - Это было неверно. Но... теперь ты знаешь все. - Теперь - да. Наконец. Она была в ярости оттого, что он скрыл от нее такие вещи, но не могла поддерживать в себе гнев долго, не могла разжечь его снова. Потому что, конечно, она одна была виновата: не рассказала ему о странной тревоге, которую испытала во время их обхода в понедельник утром. О предчувствии насилия и смерти. О беспрецедентной интенсивности кошмара. Об уверенности в то, что нечто было на задней лестнице, когда она зашла в комнату Тоби предыдущей ночью. За все годы, что они прожили вместе, еще никогда не случалось столь сильного разрыва в откровенности их общения, какой они сами себе устроили на ранчо Квотермесса. Им мечталось, чтобы они в новой жизни не просто могли нормально существовать, но и сделали ее совершенной. Поэтому утаили все свои-сомнения и оговорки. Хотя их взаимная скрытность и мотивировалась лучшими намерениями, она могла стоить им жизни. Указав на блокнот, Хитер спросила: - Там есть что-нибудь? - Все, я думаю. Начало этого. Его отчет о том, что Фернандес видел. Он зачитал им выборочно отрывки о явственно ощущаемых волнах звука, которые разбудили Эдуардо Фернандеса ночью, о призрачном свете в лесу. - Я думаю, оно явилось с неба, на корабле, - задумчиво сказала Хитер. - После всех этих фильмов и дурных книжек ожидаешь, что они прибудут в чем-то громадном, на большом корабле, а здесь как раз... - Когда говоришь об инопланетянах, чужой - значит совсем отличный, совершенно непонятный для нас, - ответил Джек. - Эдуардо отметил это на первой странице. Совсем отличный от нас, странный, вне всякого понимания. С ним не должно связываться ничто, что мы можем представить, - включая корабли. - Я боюсь того, что оно может заставить меня делать, - вдруг произнес Тоби. Порыв ветра звучно прокатился под крышей заднего крыльца, резкий, как электронный визг, вопросительный и настойчивый, как живое существо. Хитер нагнулась к Тоби. - С нами все будет в порядке, малыш. Теперь мы знаем, что здесь что-то не так, и немножко о том, что именно не так, и мы справимся. - Она хотела бы хоть наполовину поверить в том, что сказала. - Я не буду бояться. Подняв взгляд от блокнота, Джек сказал: - Нет ничего стыдного в боязни, малыш. - Ты никогда не боишься, - ответил мальчик. - Неверно. Я напуган до полусмерти прямо сейчас. Это откровение поразило Тоби: - Ты? Но ты же герой! - Может быть, и герой, а может - и нет. Но ничего оригинального в героизме нет, - сказал Джек. - Многие люди - герои. Твоя мама герой, и ты тоже. - Я? - Конечно. По тому, как ты перенес весь этот год. Ведь нужно было много мужества, чтобы со всем справиться. - Я не чувствую себя смелым. - По-настоящему смелые люди никогда этого и не чувствуют. Хитер сказала: - Многие - герои, даже если они никогда не увертывались от пуль и не ловили злых парней. - Люди, которые работают каждый день, жертвуют собой ради того, чтобы поднять семьи, и живут всю жизнь, не причиняя вреда другим людям, если они не могут иначе, - они настоящие герои, - доказывал Джек. - Их много. И однажды каждый из них боится. - Значит, все нормально, если я боюсь? - спросил Тоби. - Более чем нормально, - заявил Джек. - Если ты никогда ничего не боишься, значит, ты или глуп, или безумен. Теперь я знаю, что ты не можешь быть глупым, ведь ты мой сын. Безумие, с другой стороны... ну, в этом никогда нельзя быть слишком уверенным, так как оно идет из семьи твоей мамы. - Джек улыбнулся. - Значит, я могу быть и сумасшедшим, - обеспокоился Тоби. - Мы с этим справимся, - уверил его Джек. Хитер нашла глаза Джека и улыбнулась ему, как бы говоря: ты так отлично все уладил, что можешь стать Отцом Года. Он подмигнул ей. Боже, она его любит. - Тогда это безумно, - сказал мальчик. Нахмурившись, Хитер спросила: - Что? - Пришелец. Оно не может быть глупым. Оно умнее, чем мы, и может то, чего мы не можем. Так что оно должно быть безумно. Оно никогда не боится. Хитер и Джек поглядели друг на друга. На этот раз без улыбок. - Никогда, - повторил Тоби, крепко сжимая обеими руками чашку с шоколадом. Хитер вернулась к окнам, сначала к одному, потом в другому. Джек пролистнул блокнот там, где он еще не читал, нашел страницу о двери и прочел ее вслух. Стоящая на ребре гигантская монета мрака. Тоньше бумаги. Достаточно большая, чтобы сквозь нее прошел поезд. Чернота исключительной пробы. Эдуардо отважился засунуть в нее руку. Он чувствовал, что нечто вышло из этого страшного мрака. Отложив блокнот, Джек поднялся со стула и сказал: - Этого достаточно. Мы можем прочесть остальное и позже. Отчет Эдуардо подтверждает наш собственный опыт. Это важно. Они могли подумать, что он старый псих или что мы городские невротики, с которыми случились очередные припадки по поводу открытого пространства, но им не так-то просто будет отмахнуться от нас вместе. Хитер поинтересовалась: - Так кому будем звонить, шерифу округа? - Полу Янгбладу, затем Тревису Поттеру. Они уже подозревают, что здесь что-то неладно, - хотя, кто знает, ведь никто из них толком не понимает, что именно здесь не так. Когда на нашей стороне окажется пара местных жителей, то появится шанс, что помощник шерифа воспримет нас достаточно серьезно. С дробовиком в руке Джек подошел к настенному телефону. Он снял трубку, послушал, постучал по рычажкам, затем набрал пару номеров, и повесил трубку: - Линия не работает. Хитер подозревала это еще тогда, когда он направился к телефону. После случая с компьютером ей стало понятно, что получить помощь будет нелегко, хотя ей и не хотелось думать о том, что они пойманы в ловушку. - Может быть, буря повредила провода, - сказал Джек. - Разве у телефонных проводов не те же столбы, что у линии электропередач? - Да, а энергия у нас еще есть, значит, это не буря. - Он снял с крючка ключи от "эксплорера" и "чероки" Эдуардо. - Ладно, давайте отсюда выбираться. Поедем к Полу и Каролин, от них позвоним Тревису. Хитер запрятала желтый блокнот в поясную сумку на своих брюках, вплотную к животу, и застегнула поверх нее лыжную куртку. Она взяла "мини-узи" и кольт-38 со стойки, по одному в каждую руку. Когда Тоби слез со стула, Фальстаф выполз из-под стола и побрел прямиком к двери в гараж. Собака, казалось, понимала, что они уезжают, и всем сердцем соглашалась с их решением. Джек отпер дверь, открыл ее быстро, но осторожно, сперва просунул вперед дробовик, как будто ожидал; что враг уже в гараже. Щелкнул выключателем, зажегся свет. Поглядел направо, налево, и потом сказал: - О'кей. Тоби пошел за отцом следом, сбоку от него - Фальстаф. Хитер вышла с кухни последней, оглядываясь на окна. Снег. Ничего, кроме холодных каскадов снега. Даже с включенным светом, гараж был темноват. В нем было холодно, как в морозильной камере. Большая раскатывающаяся дверь дергалась под ветром, но она не нажимала кнопку, чтобы поднять ее. Они будут в большей безопасности, если откроют ее уже из "эксплорера". Когда Джек убедился, что Тоби сел сзади и пристегнул ремень безопасности, а с собакой все в порядке, Хитер поспешила на сиденье пассажира. Она глядела на пол, когда шла, убежденная, что нечто спряталось под машиной и сейчас ухватит ее за щиколотку. Вспомнила мелькнувшее смутно и на миг существо с другой стороны от порога, когда она чуть открыла дверь в своем пятничном сне. Блестящее и темное. Скорченное и стремительное. Всю его форму разобрать было нельзя, хотя она осознала, что это нечто большое, со смутно видными змеиными кольцами на теле. По памяти она могла ясно слышать холодный свист триумфа, раздавшийся перед тем, как захлопнула дверь и вырвалась из кошмара. Однако ничто не выскользнуло из-под машины и не стало хватать ее за ногу, она спокойно села на свое место в "эксплорере" и поставила тяжелый "мини-узи" между ног на пол. В руках держала револьвер. - Снег может оказаться слишком глубоким, - сказала она тревожно, когда Джек открыл дверцу и протянул ей свой дробовик. Она зажала его между колен, уткнув в пол, дулом в потолок. - Буря была много сильнее, чем предсказывали. Сев за руль, он захлопнул дверь: - Это-то ничего. Мы можем растолкать какое-то количество снега бампером. Я не думаю, что он такой глубокий, с этим больших проблем не будет. - Жаль, что мы сразу не приделали снегоочиститель. Джек вставил ключ зажигания, провернул его, но был вознагражден только молчанием: даже стартер не заворчал. Попробовал снова. Ничего. Проверил, работает ли переключение передач - нет. Попробовал в третий раз. Без успеха. Хитер была удивлена не больше, чем когда обнаружилось, что не работает телефон. Хотя Джек ничего не сказал и избегал ее взгляда, она поняла, что он тоже этого ожидал, почему и захватил ключи от "чероки" тоже. Пока Хитер, Тоби и Фальстаф выбирались из "эксплорера", Джек проскользнул к рулю другого автомобиля. Мотор не заводился и здесь. Он поднял капот джипа, затем капот "эксплорера". Никаких неисправностей не видно. Они вернулись в дом. Хитер закрыла дверь в гараж. Она сомневалась, что замки в силах помешать чем-то существу, которое теперь властвовало на ранчо Квотермесса. Судя по всему, оно могло проходить через стены, когда желало, но замок она все же закрыла. Джек выглядел мрачно. - Давайте приготовимся к самому худшему. 20 Градины стучали по стеклу окна в кабинете первого этажа. Хотя внешний мир был бел и полон блеска, лишь немного дневного света проникало в комнаты. Лампы, чьи абажуры казались изготовленными из пергамента, сияли мутно-янтарно. Проверив их семейное оружие и принадлежавшее Эдуардо, которое тот унаследовал от Стенли Квотермесса, Джек решил дополнительно зарядить только одно: кольта-45. - Я возьму "моссберг" и кольт, - сказал он Хитер. - У тебя будет "мини-узи" и кольт-38. Пользуйся револьвером только как дублером "узи". - Что это значит? - спросила она. Он поглядел на нее угрюмо: - Если мы не сможем остановить то, что скоро попрет на нас, всей этой огневой силой, револьвер ничем нам не поможет. На одной из двух полок в оружейном шкафу, среди других спортивных принадлежностей он нашел три кобуры, которые пристегивались к поясу. Одна была сделана из нейлона или вискозы - самоделка, конечно же, а другие две из кожи. Если нейлоновую кобуру вынести надолго на мороз, то она будет достаточно мягкой много после того, как кожаная закаменеет. А в твердой кобуре пистолет может легко застрять, сжатый оледеневшими стенками, или просто за что-нибудь зацепиться. Так как он решил быть снаружи, а Хитер внутри, то ей дал кожаную, самую легкую из двух, а себе взял нейлоновую. Их лыжные костюмы были обильно оснащены карманами на молниях. Они забили их патронами, хотя казалось большой самонадеянностью и