страдания. Он был единственным наследником своего отца, к этому добавлялись солидные суммы страховок его родителей. Ему было обеспечено отличное образование, у него имелся большой стартовый капитал, чтобы начать свое дело после окончания университета. Перед ним открывались неограниченные возможности. И благодаря Бегущему Оленю он еще имел преимущество перед другими в том, что касается знания примет, указывающих на его великое предназначение. Он знал, что ему предсказана огромная власть над людьми. Только сумасшедшие убивают без необходимости. Но за редким исключением убийство является не самым эффективным способом решения проблемы. Сейчас, свернувшись на заднем сиденье своего автомобиля, Шаддэк снова вспомнил, что он баловень судьбы и ему не случайно было дано увидеть три раза великий знак - ястреба на фоне лунного диска. Он выкинул из головы все свои страхи перед Ломеном Уоткинсом и все свои сомнения относительно своего проекта. Он зевнул и погрузился в сон. Ему снился все тот же сон. Огромная машина. Наполовину металлическая, наполовину - из живой человеческой плоти. Раздавался мерный перестук поршней. Человеческие сердца-насосы без устали перекачивали кровь - топливо для гигантского механизма. Кровь и топливо, металл и кости, пластмасса и мышцы, провода и нервы. Глава 9 Крисси никогда раньше не думала, что священники так много едят. Стол на кухне пастора ломился от еды: на нем стояло огромное блюдо с жареной колбасой, яичница, гора бутербродов, упаковка булок с корицей, булки с джемом, кастрюля с картофелем, фрукты и большой кофейник с какао, а также молоко. Конечно, отец Кастелли был крупным мужчиной, но Крисси всегда считала, что священники воздерживаются от излишеств и отказывают себе во всем, что касается еды и питья, точно так же как они отказываются от женитьбы. Если пастор за каждой едой съедает столько, сколько он съел сейчас, то он должен весить в два раза больше, быть в два раза толще. Куда там, он должен весить в три раза больше! За завтраком Крисси рассказывала пастору о пришельцах, взявших под свой контроль ее родителей. Зная предрасположенность отца Кастелли к объяснению всех причин через духовные понятия и чтобы его заинтриговать, Крисси все время напирала на то, что душами ее родителей овладел дьявол, хотя ей больше была по душе версия о нашествии космических пришельцев. Она пересказала пастору все, что она видела вчера утром у себя дома, описала свое заточение в кладовке, поведала о погоне, которую устроили за ней Такер и ее родители, превратившиеся в неведомых существ. Священник время от времени реагировал на ее рассказ возгласами удивления и обеспокоенности и несколько раз требовал от Крисси подробностей. При всем при этом он ни разу не прервал своей трапезы. Он поглощал еду с таким аппетитом, что это поневоле производило отталкивающее впечатление. Крисси была поражена не только его обжорством, но и формой, в которой это обжорство выражалось. Пару раэ яичный желток попал ему на подбородок, и, когда Крисси набралась храбрости, чтобы указать ему в вежливой форме на его упущение, он пошутил и стер желток салфеткой. Но минутой позже желток снова оказался у него на подбородке. Скатерть возле тарелки пастора была вся усыпана крошками, крошки усеивали также весь перед его рубашки... Крисси уже начала подозревать, что пастор обречен на Божью кару, так же как обречен на нее всякий, кто предается греху чревоугодия. Но она вовсе не изменила своего отношения к отцу Кастелли, она, наоборот, прониклась к нему уважением за то, что он ни разу не усомнился в достоверности ее рассказа. Он слушал ее с интересом и крайне внимательно, он выражал свое беспокойство, и в его возгласах иногда даже проскальзывал страх. - Крисси, я тебе скажу так. О пришельцах сняты, наверное, тысячи фильмов, написаны десятки тысяч книг, и я всегда считал, что эти книги и фильмы - плод человеческого воображения, а значит, Бог вложил эти фантазии в человека. Так что, почему бы и нет? Разве может кто-нибудь утверждать, что эти пришельцы ни в коем случае не могли приземлиться в нашем городе? Я всегда смотрел фильмы про пришельцев, мне они очень нравились, но, признаюсь тебе, я никогда не думал, что могу сам оказаться в ситуации, которую видел в кино. - Отец Кастелли говорил совершенно искренне, он относился к Крисси как к равной. Пастор еще продолжал поглощать пищу с неослабевающим аппетитом, а Крисси уже отставила тарелку и закончила свой рассказ. На кухне было тепло, она быстро согрелась и обсохла, только ее туфли оставались мокрыми. Крисси почувствовала большое воодушевление, когда нашла наконец понимание и поддержку. - Так что мы будем делать, святой отец? Наверное, нам надо звонить и вызывать войска, как вы думаете? - Да, наверное, надо вызывать войска и еще - морскую пехоту, - сказал пастор, помолчав. - В таких делах морская пехота может быть эффективней. - Вы думаете... - Что, милая моя? - Вы думаете, у нас есть какой-нибудь шанс... хоть крошечный шанс спасти моих родителей? Ну, чтобы они стали такими, как прежде? Пастор положил булочку, которую уже собирался проглотить, и, протянув освободившуюся руку через стол, взял Крисси за руку. Ладонь у пастора была вымазана в масле, но девочка восприняла этот жест одобрения с благодарностью, ей очень нужна была поддержка в эти минуты. - Конечно же, ты снова обретешь своих родителей. - Отец Кастелли говорил с чувством. - Можешь мне верить - так и будет. Крисси прикусила губу, чтобы не расплакаться. - Так и будет, - повторил пастор. Неожиданно его лицо стало меняться, надуваться. Но не так, как надувается воздушный шарик: на лице вздувались лишь отдельные части, под кожей словно ходили желваки, оно все пульсировало. - Так и будет! Крисси была в шоке и не могла даже крикнуть от ужаса. Она не могла сдвинуться с места. Страх сковал ее, заморозил так, что она не могла ни моргнуть, ни перевести дыхание. Она даже слышала, как скрипели, смещаясь, кости, плоть словно расплавлялась, чтобы через минуту принять новую форму. Этот процесс сопровождался отвратительными чавкающими звуками. Голова пастора совершенно изменила свою форму, частично сместившись назад, в этой голове уже мало что напоминало человека, это была голова моллюска, неизвестного насекомого, в ней было также что-то от шакала, глаза сверкали яростью, налились кровью. Крик наконец вырвался из груди Крисси: - Нет! - Сердце билось как сумасшедшее. - Нет-нет, убери руки, отстань, пусти меня! Рот пастора стал широким, губы растянулись до ушей, во рту виднелись два ряда устрашающих зубов, огромная пасть словно усмехалась. - Нет, нет! - Крисси попыталась подняться на ноги. Пастор продолжал удерживать ее за левую руку. Его голос стал похож на тот, которым переговаривались между собой Такер и ее родители, преследуя Крисси вчера вечером. - ...жажда, жажда... хочу... дай мне... дай... жажда... Пастор, правда, выглядел совсем иначе, нежели ее родители, но пришельцам вовсе и необязательно быть похожими. Существо, сидящее напротив, раскрыло пасть, и Крисси с ужасом увидела, что с верхних зубов чудовища свешиваются нити тягучей, желтоватого цвета слюны. В глубине рта плясало нечто, отдаленно напоминающее язык, но больше похожее на чертика на пружинке, выскочившего из табакерки. Казалось, внутри одной пасти существует вторая, меньшего размера, но с не менее острыми и устрашающими зубами. Отец Кастелли начинал напоминать какое-то странно знакомое существо - что-то вроде чудовища из фильма "Пришельцы". Он не был его точной копией, но явно напоминал этот персонаж. Крисси как будто попала из реальной жизни в фильм ужасов, несомненно, именно такие фильмы любил пастор. Может быть, пастор принял именно ту форму, какую хотел? Может быть, он хотел предстать перед Крисси именно в образе чудовища из космоса, чтобы поддержать версию о нашествии пришельцев на город? Это было похоже на дурной сон. Тело пастора также принимало другую форму - это было заметно по одежде. В некоторых местах рубашка обвисла - плоть под ней, видимо, расплавилась и переместилась в другое место, в других местах, наоборот, натянулась, вероятно, там возникли формы, несвойственные человеческому телу. Часть пуговиц отлетела, не выдержав давления. Лопались швы, воротник рубашки оторвался и упал на деформированную грудь существа. Крисси задыхалась, из ее горла вырывался непрерывный истеричный крик, она безуспешно пыталась освободиться от мертвой хватки чудовища. Ей удалось встать на ноги, отшвырнуть стул в сторону, но вырваться она не могла. Его пальцы словно приклеились к ее руке. Руки пастора тоже, в свою очередь, начали меняться. Пальцы удлинились, на концах у них появилось нечто вроде когтей. - ...жажда... хочу, хочу... жажда... Правой рукой Крисси схватила со стола кухонный нож, размахнулась и со всей силой опустила его на руку пастора, в то место, где она еще сохраняла человеческую форму. Крисси надеялась, что нож пригвоздит руку к деревянной поверхности стола, но лезвие пронзило лишь плоть чудовища. Вопль пастора был столь оглушительным и резким, что казалось, в окне задрожали стекла. Чудовищная рука хищника разжалась. Крисси была свободна. К счастью, ей вовремя удалось отдернуть руку, так как через мгновение его лапа вновь попыталась схватить ее, но лишь скользнула по кончикам пальцев. Дверь-, ведущая из кухни, была позади пастора. Через нее нельзя было пройти, не повернувшись к нему спиной. С криком ярости и стоном пастор выдернул нож из раны и отбросил его в сторону. Своей чудовищно изменившейся рукой он сбросил тарелки с остатками еды. Рука продолжала удлиняться, на ней стал появляться чешуйчатый покров, напоминающий панцирь насекомого. "Пресвятая Мария, Матерь Божья, помолись за меня, Пречистая Матерь, помоги, непорочная, замолви за меня слово, прошу тебя", - молила Крисси. Пастор схватил стол за край и отшвырнул его в сторону, словно он ничего не весил. Стол разлетелся в куски, ударившись о холодильник. Теперь ничто не отделяло Крисси от пастора. От существа, которое когда-то было пастором. Крисси попробовала сделать пару шагов к двери. Существо сразу же метнулось в сторону, преграждая ей путь. Крисси повернула в другом направлении, как бы намереваясь прорваться к окну. Обман удался - когда она снова ринулась к двери, чудовище уже не могло дотянуться до нее своими длинными лапами. "Вероятно, бегает он быстро, - сообразила Крисси. - Быстрее, чем я". Она слышала за спиной топот его ног. Только бы добежать до двери, ведущей из дома, только бы вырваться на улицу. Возможно, там она будет в безопасности. Крисси полагала, что это существо не станет преследовать ее на виду у всех. Наверняка еще не все жители города попали под влияние пришельцев, и он не осмелится показаться в таком виде, не осмелится напасть на нее. Ей бы только добраться до двери и сделать еще пару шагов. Она пробежала уже две трети пути, она уже ждала, что вот-вот когти разорвут сзади ее рубашку, но в этот момент дверь открылась и на пороге возник второй священник, отец О'Брайен. Он шагнул в дом и застыл в изумлении. Крисси сразу же поняла, что и этому священнику нельзя доверять. Живущий в доме, захваченном пришельцами, не мог не заразиться от них. Неважно, как это называть - зараза, влияние, контроль, - в любом случае отец О'Брайен был опасен. Нельзя было двигаться ни вперед, ни назад. Направо идти также было невозможно, так как там за гостиной наверняка был тупик - во всех смыслах этого слова. Нельзя было терять ни минуты. Крисси повернула к двери, ведущей на лестницу. Она стала быстро подниматься на второй этаж... Внизу хлопнула дверь. На повороте лестницы она услышала, как два священника бегут за ней. На верхней площадке имелось несколько дверей, ведущих в спальни. Крисси помчалась в конец коридора и влетела в одну из спален. В спальне стояла кровать, шкаф для белья, тумбочка, шкаф с книгами. На стене висело распятие. Крисси захлопнула за собой дверь, но запирать ее не стала, не было времени и не было смысла - ее все равно вышибут. Повторяя: "Мария, Матерь Божья, Мария, Матерь Божья", задыхаясь от бега, Крисси подбежала к окну, задернутому зелеными шторами. Она раздвинула шторы, в стекло хлестал дождь. Ее преследователи были уже в коридоре, и шаги глухо отдавались по всему дому. Крисси схватилась обеими руками за ручку на окне и попыталась поднять раму вверх. Рама не сдвинулась с места. Крисси крутила задвижку, но ничего не помогало. В коридоре хлопали дверьми, они проверяли все комнаты подряд. Возможно, раму покрасили и краска склеила створки окна, не исключено, что виновата была и сырая погода - дерево разбухло, и раму заклинило. Крисси отступила от окна. За спиной у нее с треском распахнулась дверь, и кто-то торжествующе завопил. Не оглядываясь назад, Крисси закрыла лицо руками и бросилась из окна. У нее в голове мелькнула мысль о смерти. Только бы внизу был газон. Если там внизу тротуар или железная ограда - это конец. Звон разбитого стекла еще не успел стихнуть у нее в ушах, как она оказалась на крыше крыльца всего в двух футах ниже окна. Это было действительно чудо. Она даже не обрезалась о стекло. Крисси, повторяя свою молитву, осторожно перебиралась к краю крыши. Мокрая черепица была скользкой. Вот уже она на краю. Девочка стала сползать вниз, держась за желоб для дождевой воды, который предательски прогибался под тяжестью ее тела. Крисси взглянула на окно, из которого она только что выпрыгнула. Из него уже выбиралось на крышу существо, напоминающее огромного волка. Крисси прыгнула вниз. Она приземлилась на садовую дорожку, больно ударившись левым боком, зубы лязгнули друг о друга с такой силой, что она едва не лишилась их. Она также сильно ушибла себе руку. Но времени на то, чтобы плакать от боли, не было. Крисси только застонала и, превозмогая боль, повернула от дома к выходу на улицу. Ей не повезло. Она попала на задний двор дома. С правой стороны была тыльная стена костела Девы Марии, с других сторон двор был окружен кирпичной оградой высотой футов в семь. Из-за этой стены и высоких деревьев, росших вдоль нее, Крисси не могла видеть соседних домов, а если она не видела соседей, то, значит, и они не могли видеть ее, даже выглянув из окна. Именно изолированностью этого двора от остального мира и можно было объяснить тот факт, что оборотень, выбравшийся из окна, собирался преследовать ее и дальше, хотя на улице было уже совсем светло. В какую-то секунду у нее возникла мысль - не вбежать ли обратно в дом, а затем выйти на улицу через парадный подъезд, но она сразу отбросила ее, спросив себя: "Разве это не безумие?" Звать на помощь тоже не было смысла. Ей не хватало воздуха даже для того, чтобы просто нормально дышать, не говоря уже о громком крике. Ей надо было просто держаться, чтобы не упасть в обморок. Но даже если она закричит, чтобы позвать на помощь, она не может быть уверена, что люди поймут, куда бежать. К тому времени, пока ее найдут, она уже будет разорвана в клочья или обращена в себе подобных по их обряду. Секунды, которые она потратит на крик, будут дорого ей стоить. Вместо того чтобы кричать, она, прихрамывая, побежала к стене, огораживающей двор. Она понимала, что ей, с ее поврежденной рукой, не забраться так высоко, но могло повезти, если найдется подходящее дерево, росшее у стены. Она залезла бы наверх по веткам и затем спрыгнула бы на улицу или в соседний двор. Сквозь шум дождя она расслышала, как позади рычит ее преследователь, и решила обернуться. Существо, напоминающее огромного волка, совсем недавно было отцом О'Брайеном; на нем висели лохмотья рубашки, другой одежды не было и в помине. Оно уже спускалось с края крыши. Вот наконец и подходящее дерево. В тот момент, когда она его увидела, Крисси заметила еще один путь для спасения - калитку в юго-западном углу стены. До этого она была не видна, так как ее загораживал кустарник. Теперь она его обогнула, и калитка оказалась прямо перед ней. Крисси набрала в легкие побольше воздуха и изо всех сил припустилась вперед. Подбежав к калитке, она откинула задвижку и выбежала в проход между двумя домами. Она сразу свернула влево от Оушн-авеню, по направлению к Якоби-стрит. Она бежала, не останавливаясь, почти до конца квартала, не решаясь обернуться назад. Когда она все же обернулась, то увидела, что ее никто не преследует. Итак, она дважды едва не угодила в лапы пришельцев, и оба раза ей удавалось спастись. Она знала, что в третий раз чуда может и не произойти. Глава 10 Около девяти утра, проспав всего четыре часа, Сэм Букер проснулся от звона посуды, раздававшегося из кухни. Он поднялся с дивана, протер заспанные глаза, надел ботинки, нацепил на плечо кобуру и спустился на первый этаж. Тесса Локленд тихо напевала какую-то мелодию и расставляла на сервировочном столике тарелки, чашки, ложки и ножи, готовя все для завтрака. - Доброе утро. - Она буквально просияла, когда Сэм вошел в кухню. - И что же в нем доброго? - спросил Сэм. - Ну хотя бы то, что за окнами шумит дождь, - ответила Тесса. - Я люблю дождь, люблю, когда в воздухе свежесть и чистота. - А меня дождливая погода всегда угнетает. - Разве плохо - сидеть на теплой, сухой, уютной кухне, когда за окном ливень? Сэм прикоснулся к своему подбородку - у него уже была порядочная щетина. - По-моему, здесь несколько душновато. - А вы не считаете, что у нас еще один повод для того, чтобы радоваться, - мы ведь остались в живых после этой кошмарной ночи. - Да, это радует. - Боже праведный! - Тесса поставила на столик тостер и подняла взгляд на Сэма. - У вас в ФБР все такие? - Какие? - Ну такие занудные. - Я себя к занудам не отношу. - У вас такое кислое выражение лица, что у меня во рту уже оскомина. - Просто жизнь состоит не из одних только радостей. - Разве? - В жизни есть трагедии, есть много обычной, черной работы. - Да, но разве в ней нет радостей, нет праздников? - У вас в кино все такие? - Какие? - Ну такие беспечные. - Я вовсе не беспечная. Вам показалось. - Точно? - Точно. - Мы заперты наглухо в городе, в котором нормальную жизнь как будто отменили навсегда, в котором людей разрывают на части какие-то неизвестные существа, в котором ночью по улицам бродят "призраки", в котором какой-то компьютерный гений сумел полностью извратить законы биологии человека. Кроме того, учтите, что у нас очень хорошие шансы быть убитыми или обращенными к полуночи. Я вхожу в кухню с этими мыслями в голове, и что же я слышу - вы насвистываете мелодию "Битлз" и сияете от счастья. - Это вовсе не мелодия "Битлз". - Да? - Это из "Роллинг стоунз". - Какая разница? Тесса вздохнула. - Послушайте, если вы хотите помочь мне съесть этот завтрак, помогите мне сначала его приготовить, а не стойте в дверях с сердитым лицом. - О'кей, что надо делать? - Во-первых, подойдите к интерфону и свяжитесь с Гарри, наверное, он уже не спит. Скажите, что завтрак будет готов... минут через сорок. На завтрак будут блинчики, яйца и жареная ветчина. Сэм нажал на кнопку интерфона и сказал: "Привет, Гарри". Гарри сразу же ответил, он уже проснулся. Гарри пообещал, что спустится вниз через полчаса. - Чем еще помочь? - спросил Сэм Тессу. - Достаньте из холодильника молоко и яйца, но только, ради Бога, ни в коем случае не открывайте упаковку. - Почему? Тесса засмеялась. - От вашего кислого лица прокиснет молоко. - Очень смешно. - Разве нет? Накрывая на стол, разбивая яйца в стеклянные тарелки, чтобы затем быстро приготовить для каждого яичницу на жаровне, давая указания Сэму, что откуда принести, нарезая лук и ветчину, Тесса не переставала напевать песни из репертуара Патти ла Белле и "Пойнтер Систерс". Сэм знал, что именно она поет, потому что Тесса все ему объясняла. Она объявляла название перед каждой песней подобно заправскому диск-жокею. В результате Сэм получил небольшой музыкальный урок. Тессе хотелось поднять ему настроение. Напевая, она пританцовывала, выделывая замысловатые телодвижения и прищелкивая в такт пальцами. Она просто жила этой музыкой. Тесса великолепно развлекала сама себя, но Сэм понимал, что она хочет и его увлечь этой музыкой, этим танцем. На душе у Сэма было тяжело, и он не мог избавиться от этой тяжести. Так что, когда Тесса улыбнулась ему, он не ответил на ее улыбку. Однако как чертовски хороша была эта женщина! Правда, у нее не было прически, она не пользовалась утром косметикой, на одежде виднелись мятые складки, но весь этот бесшабашный вид даже добавлял ей очарования. Время от времени она переставала петь, чтобы спросить о чем-нибудь Сэма, но начинала снова напевать и пританцовывать уже в тот момент, когда он еще продолжал отвечать на ее вопрос. - Так вы придумали, как нам выбраться из этой ловушки? - Есть одна мысль. - Патти ла Белле, "Новый стиль", - прервала она Сэма, назвав следующую песню. - Так что, эта ваша мысль? Это, наверное, большой-большой секрет? - Нет. Но мне прежде надо поговорить с Гарри, получить от него кое-какие сведения. Я вам расскажу за завтраком. По указанию Тессы Сэм в это время нарезал большой кусок чеддера тонкими ломтиками. Тесса вновь прервала пение и спросила: - Что вы имели в виду, когда говорили, что в жизни есть трагедии, есть много обычной, черной работы? - Просто так оно и есть. - Но в жизни есть немало поводов для веселья... - Нет. - ...в жизни есть красота... - Нет... - ...надежда... - Это только слова. - Это на самом деле существует. - Нет, этого нет. - Да. - Нет. - Почему у вас столько скепсиса? - Это мой взгляд на вещи. - Откуда у вас такой взгляд? - Что же вы ко мне так пристали? - "Пойнтер Систерс", "Нейтронный танец". - Тесса пропела отрывок из этой песни, пока выбрасывала скорлупу и очистки от лука в мусорное ведро. Затем она вновь оборвала мелодию и переспросила: - Так что же должно было случиться с вами, если вы теперь повсюду видите одни трагедии и черную работу? - Вам будет неинтересно слушать. - Нет, рассказывайте. Сэм закончил нарезать сыр и положил нож на стол. - Вы действительно хотите об этом знать? - На самом деле, рассказывайте. - Начать с того, что моя мать погибла в автомобильной катастрофе, когда мне было семь лет. Я сидел рядом с ней в машине, когда это случилось. После катастрофы меня не могли вытащить из машины в течение часа, и все это время я находился лицом к лицу со своей мертвой матерью, я видел перед собой ее разбитую голову и вытекший глаз. После этого я долго лежал в больнице, а выйдя оттуда, оказался в доме моего отца, с которым мать уже давно развелась. Это был настоящий сукин сын, он пил без просыпу, а когда был более или менее трезвым, колотил меня или привязывал к стулу на кухне и оставлял на много часов. Я уже не мог терпеть и справлял свою нужду прямо под себя. Тогда он приходил и бил меня уже за это. Сэм удивился, откуда у него нашлись эти слова, внутри словно рухнули какие-то барьеры, изливалось все то, что накопилось за долгие годы неослабевающего контроля над своими чувствами. - Так вот, когда я закончил школу, я ушел из отцовского дома, зарабатывал сам себе на жизнь и на продолжение учебы, снимал комнату, спал в комнате, кишащей тараканами. Наконец я добился чего хотел - пошел в ФБР, так как мне хотелось хоть где-нибудь, хоть редко, но видеть в жизни торжество справедливости, я хотел сам участвовать в ее установлении. Наверное, такое стремление было у меня по причине того, что сам я со справедливостью почти совсем не сталкивался. На работе я понял, что справедливость торжествует в лучшем случае в половине всех дел. Преступники в основном выходят сухими из воды, как бы ты ни старался; они в большинстве своем очень сообразительные ребята, а те, кто с ними борется, никогда не могут позволить себе неразборчивость в средствах борьбы, и в этом они сразу проигрывают перед преступниками, которые не гнушаются ничем. Кроме того, если ты - агент ФБР, то изо дня в день сталкиваешься с дном общества, с подонками, и от этого цинизм только прибавляется, ты уже перестаешь верить людям, доверять им. Сэм говорил быстро, он даже начал задыхаться. Тесса давно уже прервала свое пение. Он продолжал говорить, почти не следя за собой, не контролируя свои чувства. Его речь сливалась в одну бесконечную фразу. - Я женился. Карен была прекрасной женщиной, вы бы сразу с ней сошлись, если бы познакомились, ее все боготворили. Но она заболела, у нее обнаружили рак, она умирала очень тяжело, это было ужасно, страшнее, чем когда показывают это в фильмах, у нее была жуткая агония. Тогда же я потерял сына. Нет-нет, не подумайте плохого, он жив, ему сейчас шестнадцать, а было девять, когда умерла мать. Но он жив только физически и интеллектуально, эмоционально он мертв, он сжег свое сердце, у него внутри холод, ничего, кроме холода. Он без ума от компьютеров и телевидения, и еще он без конца слушает "блэк-метал". Вы знаете, что такое "блэк-метал"? Это музыка в стиле "тяжелый металл", к которой добавлен сатанизм. Моему сыну очень нравится сатанизм, так как он освобождает человека от всяких моральных обязательств, он говорит, что все относительно, что его отчужденность - это хорошо, что его эмоциональная холодность - это хорошо, что, если тебе хорошо, значит, все идет нормально. Вы знаете, что он мне однажды заявил? Тесса покачала головой. - Он мне сказал так: "Люди - это пыль. Люди в счет не идут. Вот вещи - это важно. Деньги - это важно. Ликер, который я пью, - это важно. Стереоплейер, который я слушаю, - это важно. Все, от чего я ловлю кайф, - важно. А сам я - ничего не значу". Он объясняет мне, что ядерные бомбы страшны только потому, что они могут уничтожить вещи, а не потому, что они могут уничтожить людей, - люди ведь, по его понятиям, это - пыль, люди - это грязные твари, которые только и делают, что портят все вокруг. Вот так он думает. Вот во что он верит. Он говорит, что может доказать мне в два счета, что он прав. Он говорит мне: "Посмотри, к примеру, на толпу людей, окруживших на автосалоне последнюю модель "Порше", посмотри на их лица. Они восхищаются машиной, они думают о машине, им наплевать на людей, наплевать друг на друга. Им наплевать на труд, вложенный в эту машину, им наплевать на людей, создавших этот автомобиль. Для них "Порше" существует как дар природы, он как бы вырос из земли сам собой. Им совсем неинтересно, как инженеры создавали эту машину, им неважно, как ее собирали рабочие. Для них живой является машина, она для них живее людей. Они питаются энергией от этой машины, от ее изящных линий, их возбуждает власть над ней, когда они садятся за руль. Поэтому машина становится для них куда важнее любого человека". - Это полный бред, - убежденно сказала Тесса. - Но я слышу это от своего сына, я знаю, что это чушь, я пытаюсь его переубедить, но у него есть на все готовый ответ, он считает, что ему уже все на свете известно. Иногда я задумываюсь над таким вопросом... если бы я был другим, если бы у меня была другая жизнь, может быть, тогда я мог бы привести какие-то другие, более убедительные аргументы? Может быть, тогда я смог бы спасти своего сына. Сэм замолчал. Он понял, что дрожит. Некоторое время на кухне стояла тишина. Затем Сэм произнес: - Вот поэтому я и говорю, что в жизни много трагедий и много черной работы. - Простите меня, Сэм. - В этом нет вашей вины. - И вашей тоже нет. Сэм завернул оставшийся сыр в пергамент и отнес его в холодильник. Тесса в это время готовила тесто для блинчиков. - Но ведь у вас была Карен, - сказала она, - в вашей жизни были и любовь, и красота. - Да, были. - Но тогда... - К сожалению, все это в прошлом. - Все на свете кончается. - Именно об этом я и говорю. - Но это же не значит, что мы не должны радоваться тому, что послала нам судьба. Если все время смотреть в будущее со страхом и ждать конца радостных дней, то никогда не удастся познать радость до конца. - Именно об этом я и говорю, - повторил Сэм. Тесса перестала мешать тесто и повернулась к Сэму. - Но здесь же и кроется ваша ошибка. Я хочу сказать, что в жизни есть много поводов для радости, для веселья, для удовольствий... но если мы не пользуемся этими поводами, если мы все время со страхом смотрим в будущее, то у нас не остается никакой памяти о радостных днях, никакой поддержки в трудные времена, у нас не остается надежды. Сэм слушал Тессу, любуясь ее красотой и жизнелюбием. Но вслед за этим его посетили мысли о том, как она будет выглядеть, когда состарится, заболеет, умрет, и после этих мыслей он уже не мог смотреть на нее. Он отвернулся и уставился в окно. - Извините, Тесса, я, кажется, расстроил вас. Но вы сами просили, чтобы я вам все рассказал. Вы же хотели знать, почему у меня такое кислое выражение лица. - О, от вас не только оскомина, - сказала Тесса, - вы пошли еще дальше - от такой кислоты сводит челюсти. Сэм слегка вздрогнул. Они вновь принялись за приготовление завтрака. Глава 11 Спасшись от священников-оборотней, Крисси то бежала, то шла пешком примерно в течение часа, на ходу обдумывая, куда ей теперь податься. Сначала она собиралась пойти в школу и рассказать все своей учительнице - миссис Токава. Но теперь, после неудачной попытки разговора с пастором, Крисси не решалась довериться и учительнице. Она предполагала, что пришельцы первым делом взяли под контроль тех, кто занимал хоть какую-нибудь официальную должность в городе. Со священниками все было ясно, полиция тоже наверняка уже в руках пришельцев, так что логично было предположить, что и школьные преподаватели пали жертвой инопланетян. Скитаясь по улицам, Крисси то проклинала дождливую погоду, то благодарила небо за дождь. Туфли, куртка и джинсы были мокрыми насквозь, и от холода ее трясло мелкой дрожью. Но при всем при этом радовало то, что люди сидели в такую погоду по домам и ей не приходилось каждую минуту прятаться. В добавление к дождю ветер принес с моря туман, правда, не такой густой, как предыдущей ночью, но он все же служил дополнительным укрытием для нее на улицах города. Гроза давно прошла, Крисси могла идти спокойно, не опасаясь молний, которых она всегда боялась. ЮНАЯ ОСОБА СОЖЖЕНА ЗАЖИВО УДАРОМ МОЛНИИ И СЪЕДЕНА ЗАТЕМ КРОВОЖАДНЫМИ ПРИШЕЛЬЦАМИ; ПОСЛАНЦАМ ИЗ КОСМОСА ПОНРАВИЛИСЬ ЖАРЕНЫЕ ЛОМТИКИ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО МЯСА; ОНИ ЗАЯВИЛИ: "НАМ ОСТАЛОСЬ ТОЛЬКО ОТРАБОТАТЬ НАИБОЛЕЕ УДОБНУЮ ФОРМУ РАЗДЕЛКИ НА ЛОМТИКИ И ПРОДУМАТЬ ВОПРОС, ДОБАВЛЯТЬ ЛИ К ЭТОМУ БЛЮДУ ЛУК". Крисси старалась двигаться по городу как можно быстрее, особенно внимательно она смотрела по сторонам, когда перебегала через улицу, так как ей время от времени попадались машины; сидевшие в них бледнолицые люди озирались все время по сторонам - это были, безусловно, патрульные машины. Дважды она едва не натыкалась на них, и ей с трудом удавалось отскочить в сторону, чтобы притаиться где-нибудь за забором. Примерно через четверть часа после того, как она покинула церковный двор, она заметила, что патрульных машин стало значительно больше. Но особенно опасными были пешие патрули. Они ходили по улицам в своих дождевиках, и, попадись она им на глаза, ей пришлось бы совсем туго. То и дело приходилось застывать за деревом или нырять в тень. Она пряталась за мусорные ящики, под раскидистые ели, чьи лапы стелились по самой земле. Несколько раз она заползала под машины и пережидала там, пока патруль пройдет мимо. Но даже в этих убежищах она не чувствовала себя в безопасности. Она опасалась, что кто-нибудь из оборотней-пришельцев выследит ее и вызовет полицию. Сейчас она выбралась на пустырь, простиравшийся по Юнипер-лейн от похоронного бюро Каллана до одного из соседних домов. Здесь рос кустарник, который стал для нее очередным убежищем. Крисси уже начала сомневаться, удастся ли ей найти в городе кого-нибудь, кто сможет ей помочь. В первый раз за все время опасных приключений ее начала покидать надежда. Посреди поляны росла огромная ель, она накрывала своими огромными ветвями и тот кустарник, в котором укрылась Крисси. Здесь было сухо, дождь не проникал через густые ветви, и, что еще важнее, здесь никто не мог ее заметить с улицы или из окон близлежащих домов. Тем не менее почти каждую минуту Крисси поднимала голову и оглядывала окрестности, чтобы убедиться, что ей не угрожает опасность. В какой-то момент ее внимание привлек высокий дом с большими окнами на улице Конкистадоров. Это был дом Талбота. Крисси сразу же вспомнила человека в инвалидной коляске. Он был у них в школе Томаса Джефферсона, когда во время Дня поминовения для школьников устроили несколько лекций. Большая часть этих лекций ничем не запомнилась Крисси, но именно лекция человека в инвалидной коляске произвела на нее большое впечатление. Он говорил им о страданиях инвалидов и об удивительных способностях, которые эти люди развивают у себя. Сначала этот человек вызвал у Крисси острое чувство жалости, ей было жалко его, говорившего с жаром, но прикованного к коляске, с парализованными ногами и одной из рук, повисшей плетью, с головой, постоянно склоненной набок и трясущейся. Но потом она вслушалась в то, о чем он говорил, и поняла, что этот человек с прекрасным чувством юмора вовсе не несчастен, и поэтому было бы оскорбительным жалеть его. После лекции осталось время для вопросов, и этот человек с большой охотой рассказал им о многих подробностях своей жизни, о ее радостях и печалях, так что в конце концов Крисси стала смотреть на него с нескрываемым восхищением. И еще у него была рядом великолепная собака по кличке Муз. Теперь, вглядываясь в дом этого человека из-за веток и высокой травы, Крисси думала, не пойти ли ей в этот дом в надежде найти помощь. Она легла на сухую траву и стала обдумывать этот вариант спасения. Безусловно, паралитик в инвалидной коляске - это человек, которым пришельцы займутся в самую последнюю очередь, если вообще займутся. Крисси сразу же после этой мысли стало стыдно за себя. Она почему-то отнесла инвалида к людям второго сорта. А чем он хуже других в глазах пришельцев? Хотя, с другой стороны... с какой стати пришельцы станут возиться с инвалидом? С какой стати они будут обращать на него внимание? В конце концов, они же пришельцы, они же пришли сюда, они здесь чужие. Мало ли какие у них там ценности. Они распространяют свою заразу или сеют свои семена или еще что-то среди людей, они пожирают людей, так с какой стати им церемониться с инвалидами? Глупо ждать от них этого, они же не джентльмены, помогающие старушкам переходить через улицу. Гарри Талбот. Чем больше Крисси думала о нем, тем сильнее становилась ее уверенность в том, что именно этот чело-век мог не попасть под контроль кровожадных пришельцев. Глава 12 Отпустив последнюю едкую реплику в адрес Сэма, Тесса смазала сковородку маслом, поставила ее на включенную плиту и приготовила блюдо для готовых блинчиков. После этого голосом, по которому Сэм сразу понял, что она не оставит попыток убедить его пересмотреть свой мрачный взгляд на жизнь, она сказала: - Так скажите... - Может быть, уже хватит об этом? - Нет. Сэм вздохнул. Она продолжала: - Если вы всегда пребываете в унынии, то почему вы... - ...Не покончите самоубийством, хотите сказать? - Ну хотя бы. Сэм горько усмехнулся. - Когда я уехал сюда из Сан-Франциско, я играл сам с собой в одну мрачную игру - пытался подсчитать те причины, по которым мне еще стоит жить. Я насчитал таковых четыре и думаю, что это не так уж мало, вот поэтому я пока не собираюсь расставаться с жизнью. - Так какие же это причины? - Первая - хорошая мексиканская кухня. - Да, я бы тоже не стала с этим расставаться. - Вторая - пиво "Гиннес". - Я предпочитаю "Хейнекен". - Хорошее пиво, но оно не может оправдать существование. "Гиннес" - может. - Какова третья причина? - Вы знакомы с Голди Хоун? - Что вы! Я и не хочу с ней знакомиться, боюсь разочароваться. Я имею в виду ее экранный образ, идеальную Голди Хоун. - Выходит, она - девушка вашей мечты? - Она для меня значит даже больше. Она... ну, как вам сказать... она совершенно не измучена жизнью, несломлена ею, она полна любви, она счастлива, она невинна... она - сама радость. - Вы надеетесь когда-нибудь встретить ее? - Шутите? Тесса продолжала расспросы: - Знаете что? - Что? - Если вы когда-нибудь на самом деле встретите Голди Хоун, если она вдруг подойдет к вам на каком-нибудь вечере и скажет что-нибудь смешное, что-нибудь остроумное и захохочет, то вы, может статься, и не узнаете ее. - Не беспокойтесь, я ее обязательно узнаю. - Нет, у вас не получится. Вы будете так поглощены своими мыслями о несправедливости, о пороках общества, о трагедиях и черной работе, что вы просто упустите момент. У вас перед глазами будет туман из ваших мрачных мыслей, вы ее просто не увидите сквозь этот туман. Ну ладно, а какая четвертая причина? Сэм замялся. - Страх смерти. Тесса от удивления даже заморгала. - Я не понимаю. Если жизнь настолько ужасна, то почему надо бояться смерти? - Дело в том, что я уже не раз в своей жизни находился в состоянии клинической смерти. Последний раз это было, когда мне делали операцию, извлекали пулю из грудной клетки. Вот тогда-то я чуть было не сыграл в ящик. Я почувствовал, как поднимаюсь над собственным телом, взлетаю к потолку, смотрю сверху на хирургов, а затем лечу со страшной скоростью по темному тоннелю к источнику ослепительного света. Одним словом, мне удалось досмотреть кино до самого конца. Тесса была явно под впечатлением этого рассказа. Ее голубые глаза расширились от изумления. - Что же было дальше? - Я увидел то, что находится там, за гранью жизни. - Вы говорите серьезно, не шутите? - Совершенно серьезно. - Вы хотите сказать, что видели то, что будет явлено нам после смерти? - Да. - Там Господь Бог? - Да. Пораженная, Тесса произнесла: - Но если вы знаете, что Бог существует, что мы идем к нему через всю нашу жизнь, значит, у жизни есть смысл, значение. - Ну и что? - Я хочу сказать, что в основе мрачного взгляда на жизнь, в основе депрессии у многих людей лежит именно непонимание смысла собственной жизни. Поэтому большинству из нас не хватает именно того опыта, который пережили вы. Испытай мы то же самое, у нас не было бы сомнений в смысле жизни. Мы тогда не боялись бы никаких трудностей, мы знали бы, что есть высший смысл, что существует жизнь после жизни. Так что вам не на что жаловаться, мистер. Почему вы не пересмотрели после этого свой взгляд на жизнь? Разве вы безголовый болван? - Болван? - Отвечайте на мой вопрос. В это время загудел мотор лифта - Гарри вызвал его на третий этаж. - Сейчас спустится Гарри, - заметил Сэм. - Отвечайте на мой вопрос, - повторила Тесса. - Скажем так: то, что я там увидел, не прибавило мне оптимизма. Я бы даже сказал, что увиденное напугало меня до смерти. - Да? Не мучайте меня, скажите. Так что там, на том свете? - Если я скажу вам, вы будете считать меня сумасшедшим. - Вам нечего терять. Я уже считаю вас сумасшедши