на уничтожение, которые будут приняты микросферами каждого Нового человека, переведены на язык команд управления и доведены до трагического исхода. Все Новые люди погибнут одновременно, и в одну минуту Мунлайт-Ков превратится в кладбище для непогребенных. Ломен ехал через всю стоянку, он направлялся на место, зарезервированное для руководителей компании. Ломен размышлял: "Если ждать того момента, когда Шаддэк убедится в провале своего проекта и захочет сам увести с собой в могилу тысячи обращенных, это может иметь последствия, очень выгодные для компьютерного гения. Он подаст это так, что мир изумится степени его власти над людьми, над их жизнью и смертью. Другие маньяки в разных странах сделают из него героя, кумира. Они захотят повторить его эксперимент. Именно на это будет рассчитывать Шаддэк при провале своего проекта. Если же проект "Лунный ястреб" закончится успешно, то Шаддэку, возможно, удастся обратить всех людей на Земле. Тогда он воистину станет хозяином мира. Но он не хочет проигрывать при любом исходе дела. Даже если он умрет, то умрет, покрытый славой гения, он оставит после себя легенду, в которую поверят многие тысячи других безумцев. Они тоже захотят стать Гитлерами электронной эры". Ломен выруливал на стоянку для директоров. Он вытер пот с лица. Руки его дрожали. Ему безумно хотелось бросить все свои планы и отдаться во власть сладкой, примитивной свободы. Но ему удалось и на этот раз преодолеть искушение. Он продолжал анализировать ситуацию: "Единственный способ разрушить легенду о гении - это убить Шаддэка еще до того, как он покончит жизнь самоубийством. Конечно, в этом случае и он, и все остальные Новые люди тоже умрут, но мир будет знать о том, что Джим Джонс новой эры погиб от руки одного из своих последователей. Это сразу же очертит границу власти Шаддэка, он уже не будет считаться гением всех времен и народов. Это будет ущербное божество, он разделит участь доктора Моро, и его проект будет выглядеть жалкой попыткой одного из многих маньяков, потерпевших неудачу". Ломен с разочарованием обнаружил, что на стоянке нет ни одной из машин, принадлежавших Шаддэку. Может быть, его подвез до работы один из его заместителей или он поставил машину в другом месте? Ломен припарковал свой автомобиль на место, предназначенное для самого Шаддэка, и выключил двигатель. Револьвер был у него в кобуре. Он еще раз проверил, заряжен ли он. Еще по дороге от дома Шаддэка до штаб-квартиры компании, остановившись на обочине, Ломен написал записку, которую собирался положить на труп Шаддэка. В ней он подробно объяснил, почему ему пришлось убить своего создателя. Когда труп обнаружат люди из внешнего мира, им станет понятно, что произошло в Мунлайт-Кове. Он убьет Шаддэка вовсе не потому, что считает себя таким благородным. Самоотверженность невозможна без глубоких чувств, а он их начисто лишен. Он убьет Шаддэка только для того, чтобы тот не узнал ничего о Денни. Если Шаддэк узнает, что соединение человека и машины в одно существо возможно и уже осуществилось на практике, то он найдет способ проделать то же самое с другими, он найдет способ превратить их всех в некие придатки к компьютерам. Вместо глаз - шарики ртути... Слюна из постоянно открытого рта... Червеобразный отросток, выросший изо лба мальчика и стремящийся слиться с компьютером... Эти холодящие кровь образы, дополненные десятками других, не менее страшных, вновь и вновь возникали в мозгу Ломена Уоткинса. Он убьет Шаддэка только для того, чтобы самому не стать подобием Денни. Развенчание легенды о Шаддэке-гении будет всего лишь полезным побочным эффектом его рационалистичного поступка. Ломен положил револьвер обратно в кобуру и вышел из машины. Он вбежал в парадный подъезд главного здания компании сквозь крутящиеся стеклянные двери, повернул направо и подошел к столу дежурного секретаря. Обстановка в приемной была ничуть не менее роскошной, чем в самых знаменитых электронных компаниях Силиконовой долины, которая находилась к югу от Мунлайт-Кова. Здесь было много мрамора, много полированной бронзы, хрусталя. Все должно было говорить о процветании "Новой волны". В этот день в приемной дежурила Дора Ханкенс. Он был знаком с ней едва ли не с детства, она была на год старше его. Когда он учился в колледже, у него пару раз были свидания с ее сестрой. Дора посмотрела на Ломена, но не сказала ни слова. - Шаддэк у себя? - спросил он. - Нет. - Точно? - Да. - Когда будет? - Спроси у его секретаря. - Да, я, пожалуй, поднимусь наверх. - О'кей. Ломен вошел в лифт и нажал на кнопку, чтобы ехать на третий этаж. Ему вспомнился его разговор с Дорой Ханкенс незадолго до того, как они оба прошли через обращение. Они тогда просто поболтали ни о чем, спросили друг друга о семейных делах, обсудили погоду. Теперь такой разговор между ними невозможен. Разговор ни о чем - это удовольствие, которое теперь им недоступно. "Обращенные" не видят в обмене любезностями никакого смысла. Ломен помнил, что такие разговоры были частью его прежней жизни, но не мог вспомнить, для чего они были нужны и почему когда-то доставляли удовольствие. Офис Шаддэка находился в северо-западном крыле третьего этажа. В первой комнате его офиса располагалась приемная, устланная бежевым ковром от Эдварда Филдса, здесь стояла кожаная мебель фирмы "Рош Бобуа", середину комнаты занимал стол из темной бронзы с крышкой из дюймового полированного стекла. Единственным предметом искусства была картина Яспера Джонса, это была не копия, а оригинал. "Что же станет с художниками в наступающем Новом мире?" - подумал Ломен Уоткинс. Он приблизительно знал, что с ними будет. Они останутся без работы. Ведь искусство - это чувства, выраженные с помощью кисти, красок, холста, с помощью слов или музыкальных звуков. В Новом мире не будет чувств, а значит - не будет и искусства. А если оно и будет, то родится новый жанр - искусство страха. Произведения писателей будут изобиловать словами и образами, выражающими мрак и ужас. Композиторы будут создавать только похоронные марши. Художники будут предпочитать черную краску всем другим. Вики Ланардо, секретарша Шаддэка, сидела за своим столом. Она безо всяких приветствий сообщила Ломену, что босса нет на месте. Дверь в кабинет Шаддэка была открыта. Свет был выключен. Помещение освещали лишь слабые отблески серого дня, пробивавшиеся сквозь жалюзи. - Когда он будет? - Не знаю. - У него что-нибудь назначено на сегодня? - Нет. - Вы знаете, где он сейчас? - Нет. Ломен покинул приемную. Он обошел другие комнаты третьего этажа, но никаких следов пребывания Шаддэка не обнаружил. Очевидно, "великий человек" решил следить за последним этапом обращения горожан из своего автомобиля. "Он боится меня, - подумал Уоткинс, - он испугался, когда я пригрозил застрелить его. Он боится меня и поэтому отсиживается в машине или в каком-нибудь убежище, где его трудно найти". Ломен вышел из здания, сел в свою машину и отправился на поиски своего создателя. Глава 26 Сэм сидел на скамейке в ванной комнате первого этажа, а Тесса вновь играла роль медсестры, которую недавно ей уже пришлось исполнять для Крисси. Но раны Сэма были куда серьезней. На лбу у него, над его правым глазом, была рана величиной с цент. В центре ее кожа была содрана до самой кости. Тесса зажала кровоточащую рану тампоном, затем обработала ее йодом и наложила повязку из ваты и марли. Но даже после всех этих процедур на марле проступило бурое пятно крови. Пока Тесса обрабатывала раны, Сэм рассказывал о том, что с ним приключилось: - ...И если бы я не выстрелил ей в голову, тогда бы... если я помедлил бы еще мгновение, я думаю, этот отросток, не знаю, как еще его назвать, он бы просверлил мой череп и вонзился бы мне в мозг. Она подсоединилась бы ко мне так же, как она была подсоединена к своему компьютеру. Крисси уже переоделась в высохшие джинсы и рубашку и стояла у дверей ванной комнаты с побелевшим от ужаса лицом и ловила каждое слово из рассказа Сэма. Гарри сидел в своей инвалидной коляске рядом с ней. Муз на сей раз расположился у ног Сэма, видимо, собака сочла, что сейчас поддержка нужна именно ему, а не Гарри. Сэма от пережитого знобило. Этот озноб явно не был следствием долгого пребывания под дождем. Он не мог сдержать дрожь, и время от времени было слышно, как его зубы выбивают частую дробь. Чем дальше рассказывал Сэм, тем больше его озноб передавался Тессе, и в какой-то момент она тоже начала дрожать. Кожа на запястье правой руки Сэма была глубоко разрезана с двух сторон, когда Харли Кольтран своим костяным зажимом схватил его руку с револьвером. Слава Богу, важные сосуды не пострадали. Тесса быстро смогла остановить кровотечение. Правда, на запястье остались кровоподтеки, но с ними ничего нельзя было поделать. Сэм жаловался на боль в суставе, его рука плохо действовала, однако, по мнению Тессы, серьезной травмы сустава не было. - ...Впечатление такое, что они каким-то образом получили возможность управлять своей физической формой, - продолжал Сэм свой рассказ. - Они, судя по всему, способны превращаться в кого угодно. Похоже, что Крисси была права, когда предположила, что один из этих священников захотел и тут же превратился в персонаж из фильма ужасов... Крисси подтвердила кивком головы сказанное ею ранее. - Я хочу сказать, что наблюдал собственными глазами, как они превращались непонятно в кого, выпускали из себя эти змеевидные отростки. Правда, надо добавить, что эта их власть над собственным телом и то, что они хотели сделать с собой, - все это больше похоже на дурной сон. Рана на животе Сэма была третьей и последней. Так же, как и рана на лбу, она представляла собой кружок вырванного мяса и кожи величиной с монету в один цент. Но в отличие от первой, как бы просверленной чем-то острым, эта была похожа скорее на ожог от прикосновения раскаленного металла. Вероятно, именно поэтому кровотечения из раны почти не было. Гарри задал Сэму вопрос: - Как вы считаете, эти люди сами захотели превратиться в тех, в кого превратились, или их каким-то образом принудили к этому машины? - Не знаю, - признался Сэм, - думаю, нельзя исключить ни того, ни другого. - Но каким образом это могло произойти? Как возможно произвести такие глубокие изменения в человеческом организме? И каким образом связать то, что произошло с Кольтранами, с этими "призраками" на улицах? - Черт бы меня побрал, если я знаю, как ответить на эти вопросы, - ответил Сэм. - Каким-то образом все это связано с "Новой волной". Должно быть так. Никто из нас не обладает достаточными знаниями в области микротехнологии, чтобы вести серьезный разговор на эту тему. Это пока кажется нам чудом, чем-то сверхъестественным. Единственный способ разобраться в происходящем состоит в том, чтобы связаться с внешним миром и получить оттуда помощь. Если мы изолируем Мунлайт-Ков, осмотрим все лаборатории, все документы компании "Новая волна", мы, вероятно, сможем восстановить всю картину, так же как пожарные эксперты восстанавливают картины по оставшемуся после пожара пепелищу. - Пепелище? - повторила Тесса. Сэм уже встал, и она помогала ему надеть рубашку. - Эти ваши слова о пожаре, пепелище, да и все остальное звучит так, словно нас отдаляют от взрыва, от катастрофы считанные часы. Вы так на самом деле считаете? - Да, я так считаю, - твердо ответил Сэм. Он попытался застегнуть пуговицы на рубашке одной рукой, но понял, что ничего из этого не выйдет. Тесса начала ему помогать. Она почувствовала, что Сэма все так же бьет озноб. Он продолжал: - Я делаю такой вывод, так как они не случайно заметают следы... не случайно в городе бродят по улицам странные существа... все это признаки катастрофы, они пытаются что-то поправить, но у них ничего не получается, и они оказываются все ближе к краю пропасти. Сэм задыхался; он сделал паузу, набрал в грудь побольше воздуха. - То, что я увидел в доме Кольтрана, никак не могло быть кем-то запланировано. Люди сами на такое не решатся, и никто не может их заставить пойти на это. Эксперимент явно вышел из-под контроля, эти люди сошли с ума, все встало с ног на голову. Если подобное происходит и в других домах города, то, клянусь Богом, в течение ближайшего времени та бомба, которую задумали создать в "Новой волне", взорвется прямо у них под ногами, хотят они этого или нет. Этот взрыв, эта катастрофа уже разносит город на куски, и мы с вами находимся едва ли не в центре этого взрыва. Тесса отметила про себя не только бледность и озноб Сэма. С того момента, как он вернулся и она начала обрабатывать его раны, его словно подменили, это был совсем другой человек. Он и вел себя по-другому, был ни с того ни с сего нежен и ласков. Тессу такая перемена озадачила и даже напугала. Сэм обнял Тессу за плечи и стал успокаивать ее, говоря, что с ним все в порядке, когда она с ужасом увидела рану на его лбу. Он, казалось, был до смерти рад увидеть их всех живыми и... не изменившимися за время своего отсутствия. Он крепко обнял также и Крисси, словно она была его родной дочерью, и стал ей повторять: "Все будет нормально, все будет хорошо". Он видел, что девочка дрожит от страха. Потом Сэм схватил здоровую руку Гарри и долго не отпускал ее. Когда Тесса перевязывала его раны, он несколько раз дотрагивался до ее рук и даже один раз коснулся своей ладонью ее щеки, словно не веря, что человеческая кожа может быть такой живой и теплой. С такой же нежностью он прикоснулся к рукам Крисси. Насколько заметила Тесса, до своего возвращения из дома Кольтрана Сэм был абсолютно не склонен к телячьим нежностям. Он был сдержанным, волевым, холодным, он даже устанавливал какую-то дистанцию при общении с другими. Но за короткое время он преобразился, под влиянием увиденного словно треснула скорлупа его замкнутого мира, и он открылся, ему был необходим теперь живой человеческий контакт. Раньше он даже не включал это понятие в список из мексиканской кухни, пива "Гиннес" и фильмов с Годди Хоун. Тесса здраво рассудила, что толчок, приведший к такой перемене в поведении, должен быть настолько страшным, что его можно сравнить разве что с обращением к Богу больного человека на смертном одре. Может быть, Сэм стал сомневаться в возможностях их спасения из города? А может быть, возмещая сейчас то, чего был лишен в течение долгих лет своей одинокой жизни, он считает это своего рода исповеданием грехов перед бесконечной и беспросветной чернотой, которая уже распростерла над ними свои крылья. Глава 27 Шаддэк проснулся. Он опять видел во сне милую его сердцу картину слияния живой природы человека с наивысшими достижениями техники. Гигантское создание из плоти и металла обладало невероятной мощностью и было предназначено для каких-то тайных, неведомых пока Шаддэку целей. Этот сон всегда освежал его и придавал сил. Шаддэк выбрался из машины и потянулся. Он нашел в гараже необходимые инструменты, взломал дверь дома Паулы Паркинс и принял душ. Вернувшись в гараж, он открыл ворота. Выехал на улицу, где можно было без помех принимать сообщения, поступавшие по спутниковой связи. Дождь не прекращался, рытвины на проселочной дороге были заполнены водой. По воздуху уже протянулись нити тумана, они предвещали приход с моря густой пелены, которая, вероятно, будет еще более плотной, чем вчерашним вечером. Он съел еще один бутерброд с ветчиной и запил его кока-колой из холодильника. Одновременно он наблюдал на дисплее компьютера, как продвигается работа по проекту "Лунный ястреб". До шести часов вечера необходимо было обратить четыреста пятьдесят человек. Сейчас было только 12.50. Тремстам девяти жителям уже были сделаны инъекции микросфер. График обращения выполняли с опережением. Шаддэк проверил, как идет процесс поиска Сэмюэла Букера и Тессы Локленд. Ни тот, ни другая не были обнаружены. Шаддэка вроде бы должно было тревожить их исчезновение. Но теперь, выспавшись, он смотрел на вещи весьма оптимистично. Ведь он видел великий знак, он видел ястреба на фоне лунного диска целых три раза, и у него не было сомнения, что в конце концов он достигнет всех намеченных целей. Дочь Фостеров тоже нигде не могли найти. Но и это его не тревожило. Возможно, ночью ей попалось на пути одно из этих чудовищ. Иногда "одержимые" тоже могут приносить пользу. Не исключено, что Букер и Локленд также пали жертвой этих созданий. Будет забавно, если окажется, что "одержимые" - единственное слабое звено проекта, которое могло послужить серьезной помехой, - вдруг окажут ему неоценимую услугу, сохранив в тайне от остального мира проект "Лунный ястреб". Шаддэк пытался связаться по компьютерной связи с Такером, разыскивал его и на работе, и дома, но нигде не мог найти. Может быть, Уоткинс был прав в своих предположениях? Может быть, Такер действительно, подобно Пейзеру, превратился в "одержимого" и не смог вернуться обратно в человеческий образ. Возможно, он скитается сейчас по лесам, пойманный, как в ловушку, в свой звериный образ? Выключив компьютер, Шаддэк вздохнул. После того как все население города пройдет через обращение, первый этап эксперимента еще не будет закончен. Останется еще одна операция. Надо будет кое-кого уничтожить, очиститься от скверны. Глава 28 В подвале бывшей колонии "Икар" три тела превратились в одно целое. Этот единый организм не имел четких форм, был начисто лишен костей, каких-либо отличительных черт или частей тела. Он представлял собой полужидкую массу пульсирующей материи, в которой не было ни сердца, ни мозга, ни каких-либо других органов. Это был первичный организм, сгусток белка, без мозга, но соображающий, без глаз, но видящий, без ушей, но слышащий, без желудка, но голодный. Комплексы сложнейших электронных микросфер полностью растворились и исчезли в нем. Компьютерная сеть не могла больше существовать в полностью изменившейся внутренней среде, и, с другой стороны, сам организм не нуждался больше в поддержке своих функций при помощи дополнительных устройств. Связь с компьютером "Солнце" полностью прекратилась. Если передатчик из штаб-квартиры компании пошлет сигнал об уничтожении, то он не будет принят организмом и это существо останется жить. Таким образом, избежать смерти извне удалось, упростив свое строение до предела. Из трех отдельных сознаний возникло одно. Оно было затемнено и упрощено точно в такой же степени, в какой было упрощено тело, в котором оно обитало. Это существо уже не обладало памятью, так как память невозможна без понимания последствий событий, контактов с другими, а последствия - плохие или хорошие - предполагают ответственность за свои действия. Именно ответственность была пожертвована в первую очередь, когда существо стало выходить из звериного состояния. Другой причиной исчезновения памяти было то, что память может причинять боль, боль от жизненных потерь. Таким же образом была принесена в жертву способность смотреть в будущее, строить планы, мечтать. Теперь у этого существа уже не было ни прошлого, ни будущего. Оно жило только настоящим временем, ничего не чувствуя, ни о чем не беспокоясь. Осталась только одна потребность. Потребность выжить. А для того чтобы выжить, необходима была одна вещь - пища. Глава 29 Посуда от завтрака была убрана еще тогда, когда Сэм сражался в доме Кольтрана с чудовищами, которые частично были людьми, частично компьютерами и частично зомби - а также, насколько он мог понять, еще и какими-то нагревательными устройствами, так как они здорово обожгли Сэма. Теперь, когда раны Сэма были перевязаны, они вновь вчетвером собрались за кухонным столом, чтобы обсудить план дальнейших действий. Муз устроился рядом с Крисси и так смотрел на нее своими живыми карими глазами, как будто обожал ее больше жизни. Крисси не могла отказать ему в поглаживании и почесывании за ушами, чего, собственно, Муз и добивался. - Величайшей проблемой нашего века, - начал торжественно Сэм, - является решение вопроса о том, как совместить пользу и вред технологического прогресса. Можем ли мы доверить компьютеру переделку нашего мира, нашей жизни без риска оказаться в какой-то момент в его власти? - Сэм посмотрел в сторону Тессы, ища поддержки. - Это не такой уж простой вопрос. Тесса ответила: - Я тоже не считаю, что здесь все просто. Иногда у нас, у людей, появляется какая-то необъяснимая, слепая вера в машины, вера в то, что едва ли не все, что выдает компьютер, - это истина в последней инстанции... - Люди забывают старую поговорку, - съязвил Гарри, - собака лает, ветер носит. - Вот именно, - согласилась Тесса, - иногда, когда мы получаем от компьютера результаты анализа, мы почему-то относимся к ним так, как будто машина не может ошибиться. Но это очень опасно, потому что с этим компьютером мог работать маньяк, сумасшедший, именно он мог ввести в компьютер данные. - Кроме того, - добавил Сэм, - у людей есть склонность, нет, даже скорее потребность ставить себя в зависимость от машин. - Точно-точно, - поддержал его Гарри, - есть у нас у всех такая чертова привычка отбрыкиваться от ответственности как только можно. Эта привычка заложена в наших генах, тут не может быть никаких сомнений. Если человек и добивается чего-нибудь в своей жизни, то только благодаря тому, что он умеет иногда побороть в себе эту привычку. Я подозреваю, что именно отвращение к долгу внушил человеку дьявол, когда совращал Еву яблоком из райского сада. В этой привычке - корень любого зла. Крисси заметила, что этот поворот разговора по-настоящему увлек Гарри. Он здоровой рукой при помощи рычага приподнял свое кресло-коляску повыше. Обычно бледное его лицо раскраснелось. Руку свою он сжал в кулак и смотрел прямо на него, словно в кулаке у него было зажато нечто чрезвычайно ценное, словно он ухватил за хвост идею и не хотел упускать ее до тех пор, пока не изложит все, что думает по этому поводу. Гарри рассуждал так: - Почему люди воруют, убивают, лгут и мошенничают? Потому, что они безответственны перед другими людьми. Политики стремятся к власти, и они всегда на коне, когда курс, проводимый ими, привел к успеху. Но где они, если их политика потерпела крах? Они - в кустах, они - в тени. В мире полным-полно людей, которые обязательно хотят научить вас жить, научить, как построить рай на земле, но где они, когда их идеи оказываются никуда не годными? Где они, когда их идеи заканчиваются Дахау или ГУЛАГом? Когда все кончается обычным убийством людей, как это было в Юго-Восточной Азии, откуда нам пришлось с позором убраться. Эти политики отворачиваются, прячут глаза, они хотят показать, что никоим образом не отвечают за бойню, за катастрофу. Гарри вздрогнул, и Крисси вздрогнула вместе с ним, хотя она не была до конца уверена, что поняла весь смысл его слов. - Боже мой, - воскликнул Гарри, - достаточно задуматься над этим один раз, и эта мысль приходит к тебе снова и снова, тысячи раз. Я впервые задумался над вопросом об ответственности людей за содеянное, пожалуй, только на войне. - Вы имеете в виду войну во Вьетнаме? - спросила Тесса. Гарри кивнул. Он не спускал глаз с собственного кулака. - На войне, для того чтобы выжить, надо ежеминутно быть ответственным. Ответственным за себя, за каждый свой шаг. А также за своих товарищей по оружию, ведь на войне одному не выжить. Наверное, война хороша только одним - она приучает тебя разбираться в людях, ты начинаешь понимать, что разница между хорошим и плохим человеком состоит в основном в том, насколько они способны отвечать за свои слова и поступки. Поэтому я не жалею, что побывал на войне, пусть даже мне это стоило очень многого. Зато я выучил самый важный в жизни урок, я научился отвечать за все, что делаю. Я до сих пор мучаюсь, когда думаю о людях, которым мы должны были помочь, придя с оружием во Вьетнам, и которым мы помочь не смогли. Я не сплю ночью, когда думаю о расстрелянных, о похороненных в братских могилах. Я плачу, так как эти люди зависели и от меня тоже, ведь и я тоже ответствен за то, что их бросили на произвол судьбы. Наступило молчание. Крисси почувствовала, как что-то сжимает до боли ее грудь, такая боль возникала у нее в школе, когда учитель - любой учитель, по любому предмету - начинал рассказывать что-то такое, чего она еще не знала и что меняло ее взгляд на жизнь. Такое случалось нечасто, но всегда это чувство было и пугающим, и влекущим к себе одновременно. Сейчас она ощущала то же самое, но сильнее в сто раз любого открытия в стенах школы. Тесса прервала молчание. - Гарри, мне кажется, нельзя так казнить себя. Гарри поднял взгляд на Тессу. - Если ты начинаешь за что-то отвечать, то никакая мера ответственности не будет слишком большой. - Он улыбнулся. - Я знаю, Тесса, на самом деле вы все понимаете душой. Просто не хотите признаться в этом. Гарри перевел взгляд на Сэма и продолжал: - Некоторые, впрочем, совсем не усваивают такого урока, даже побывав на войне. Я иногда встречаюсь с другими ветеранами вьетнамской войны и не вижу в них понимания. Я стараюсь избегать таких людей, хотя это, наверное, несправедливо. Но я не могу ничего с собой поделать. Зато, если я встречаю человека, который усвоил главный урок войны, я доверяю такому человеку, как самому себе. Я такому человеку доверяю всей душой, хотя в нашем случае, кажется, покушаются именно на ответственность и хотят отнять ее навсегда. Я верю, что вы, Сэм, спасете нас. - Гарри разжал свой кулак. - Я не сомневаюсь в этом ни минуты. Тесса была в недоумений. Она обратилась к Сэму: - Разве вы были во Вьетнаме? Сэм кивнул. - Да, я был во Вьетнаме после института. После возвращения я поступил в ФБР. - Вы ничего об этом не рассказывали. Сегодня утром, когда мы готовили завтрак, вы перечисляли мне трагедии, которые заставили вас переменить взгляд на жизнь. Вы назвали смерть вашей жены, гибель своих коллег, проблемы с сыном, но вы не упоминали о войне. Сэм посмотрел на свое перебинтованное запястье и после паузы ответил: - Война - это такая вещь, о которой мне тяжело говорить. ( - Звучит странно. - Совсем не странно, - вмешался Гарри. - Это действительно такая вещь, которую трудно вынести и о которой тяжело говорить. Сэм сказал: - Если бы я не разобрался в своих ощущениях, в своем военном опыте, я бы, наверное, продолжал много и часто рассказывать о войне. Но я разобрался. Я по-нял. И теперь для меня говорить о войне с человеком, с которым я познакомился совсем недавно... это тяжело, поймите. Тесса посмотрела на Гарри и спросила: - Вы поняли, что Сэм был во Вьетнаме? - Да. - Просто поняли по каким-то признакам? - Ну да. Сэм выпрямился. - Клянусь, Гарри, я сделаю все, чтобы мы выбрались отсюда. Но прежде я должен разобраться в тех силах, против которых мне придется действовать. Корень зла, очевидно, в компании "Новая волна". Надо понять, что они задумали и каким образом можно помешать их планам осуществиться. Не поняв этого, мы не сможем ничего сделать. В этом месте разговора Крисси почувствовала, что уже ничего не понимает в разговоре взрослых, хотя все услышанное было безумно интересным, а некоторые вещи ужасно хотелось понять. Крисси решила, что настал и для нее момент сказать свое слово. - Вы точно уверены, что они не пришельцы? - Мы уверены, - ответила с улыбкой Тесса, а Сэм ласково провел рукой по ее волосам. - Просто я подумала, - продолжала Крисси, - что инопланетяне могли приземлиться на территории компании "Новая волна" и использовать эту территорию как свою базу. Может быть, они хотят превратить нас всех в подобие компьютеров, как это случилось с Кольтранами. Мы будем чем-то вроде рабов для них. Это больше похоже на правду, чем моя первая версия об их ужасной прожорливости. Ведь у пришельцев, наверное, все в организме построено по-другому, у них, наверное, и желудок другой. С какой стати им питаться живыми людьми? У них ведь может от этого начаться изжога или даже понос. Сэм, сидевший рядом с Крисси, взял руки девочки в свои и бережно сжал их, стараясь не причинить боль ее поцарапанным ладоням. - Крисси, мне кажется, ты слишком близко приняла к сердцу то, что сказал Гарри... - О да, - с жаром ответила девочка, - я не пропустила ни слова. - Ну тогда ты поймешь и меня, когда я скажу, что сваливать на пришельцев из космоса все эти ужасы - это тоже одна из форм ухода от ответственности. А ведь на самом деле в этих ужасах виноваты люди, да-да, люди и их реальная и колоссальная способность причинять вред другим. Конечно, трудно поверить, что кто-нибудь, даже сумасшедший, мог захотеть, чтобы Кольтраны превратились в тех, в кого они превратились, но это, к сожалению, так и есть. Если мы будем относить все эти события на счет пришельцев, Бога, дьявола, троллей или кого-нибудь еще, то мы не сможем до конца понять ситуацию и не сможем найти из нее выход. Понимаешь? - Да, почти. Сэм улыбнулся. У него была очень хорошая улыбка, только он редко улыбался. - Я думаю, ты понимаешь даже больше, чем "почти". - Да, больше, чем "почти", - согласилась Крисси. - Конечно, было бы лучше, если бы во всем оказались виноваты пришельцы. Мы бы обнаружили их гнездо, их убежище, сожгли бы его, взорвали бы их корабль, и с этим было бы покончено. Но если виноваты не пришельцы, а люди - примерно такие же, как мы, - тогда, наверное, окончательно покончить с этим удастся очень и очень не скоро. Глава 30 Ломен Уоткинс исколесил весь город из конца в конец в поисках Шаддэка. Дождь не переставал, а отчаяние Ломена нарастало с каждой минутой. Он снова посетил дом Шаддэка и выяснил, что в гараже отсутствует угольно-черный автомобиль с матовыми стеклами. Однако и это уточнение ни к чему не привело, Шаддэк как сквозь землю провалился. Повсюду, где он появлялся, ему попадались бригады обращения и патрули. Они действовали скрытно, и, вероятно, "необращенные" не замечали их работы, но Уоткинс своим профессиональным взглядом всюду отмечал их присутствие. На северном и южном въездах в город, а также в начале Оушн-авеню подчиненные Уоткинса заворачивали обратно машины тех, кто хотел попасть в город. Выхлопные газы от двигателей, работающих на холостом ходу, смешивались с клочьями тумана, уже начинавшими подниматься с побережья. Красно-голубые сигнальные фонари подсвечивали хвосты дыма и тумана, и казалось, что на асфальт стекают потоки крови, то ярко-красной - артериальной, то черной - венозной. Желающих въехать в город было совсем немного, так как Мунлайт-Ков не был ни главным городом округа, ни торговым центром для сельских жителей. Кроме того, он находился там, где заканчивалось местное шоссе, и никто не выбирал эту дорогу для транзитного проезда в другие города. Тех, кто все же хотел попасть в город, заворачивали обратно, рассказывая одну и ту же историю о выбросе токсических веществ в окрестностях Мунлайт-Кова. Если люди настаивали на въезде, то их задерживали и отправляли в изолятор. Они должны были находиться там до того момента, пока не будет принято решение - расстрелять их или обратить в Новых людей. Со времени введения карантинного режима прошло немного времени, и из небольшого числа желающих въехать в город лишь шесть человек было задержано и помещено в изолятор. Шаддэк выбрал весьма удачное место для проведения своего эксперимента. Мунлайт-Ков был относительно изолированным городом, и въезд в него можно было легко контролировать. Ломен подумывал и о том, не приказать ли ему разблокировать город и не отправиться ли в Абердин-Уэлс, где он смог бы рассказать обо всем местному шерифу. Тогда проект "Лунный ястреб" будет раскрыт и прекращен извне. Он уже не боялся гнева Шаддэка, или своей смерти, или... вернее, так, он боялся этого меньше, чем превращения в подобие Денни. Ломен был скорее согласен попасть в руки шерифа и правосудия, даже в руки ученых, которые захотят разрезать его на куски для своих исследований, чем оставаться в городе и в какой-то момент превратиться либо . в "одержимого", либо в придаток компьютера. Но тут Ломен осознал, что офицеры просто не выполнят его приказ и не выпустят его из города, так как боятся Шаддэка до смерти и его слово для них - закон. Они боятся своего создателя больше, чем кого-либо другого, так как не видели Денни в образе компьютера и не знают, что превращение может быть столь страшным и необратимым. Как звери доктора Моро, они были послушны Закону и не осмеливались - по крайней мере, до сих пор - ослушаться своего создателя. Возможно, они постараются помешать Уоткинсу, предающему проект "Лунный ястреб", и его попытка вырваться из города закончится смертью или заключением в тюремную камеру. Если его задержат или убьют, он никогда не сможет отомстить Шаддэку. Ломен представил себя сидящим за решеткой, представил, как издевательски улыбается Шаддэк по ту сторону прутьев камеры, как эти прутья превращаются в компьютер и его соединяют в одно целое с машиной. Глаза - как шарики ртути... Ломен продолжал кружить по городу, поглядывая по сторонам сквозь заливаемое дождем ветровое стекло. Дворники мерно стучали, как бы отсчитывая минуты. Времени до полуночи оставалось все меньше. Ломен был подобен человеку-пуме, вышедшему на охоту. Он охотился на своего создателя, на доктора Моро, в джунглях на острове, название которому было Мунлайт-Ков. Глава 31 Поначалу белковое тело довольствовалось поглощением всякой мелочи, до которой оно могло дотянуться своими щупальцами. На полу, на стенах оно переловило всех жуков, пауков, червяков. Названия этих насекомых студнеобразное существо уже не помнило, но это не мешало ему всасывать их в свою утробу. Вскоре, впрочем, все насекомые, все черви в подвале были уничтожены. Существу все больше хотелось есть. Оно пыталось переползти в другое место, но из этих попыток ничего не вышло, ткани уже утратили всякую память о структурах, необходимых для передвижения. Сознание, все еще теплившееся в этой желеобразной, массе, было уже не способно на понимание своего места в природе, но у него еще сохранялась возможность слегка изменять свое строение в зависимости от потребностей. Внезапно на теле существа возникло несколько отверстий, напоминавших рот, но лишенных губ и зубов. Из этих отверстий вырвался звук, который по своей частоте не был бы воспринят человеческим ухом. В пространстве между перекрытием подвала и полом первого этажа сновали десятки мышей, они искали себе еду, строили свои гнезда. Услышав звук из подвала, они замерли как вкопанные. Существо ощущало этих мышей не как животных, а как теплые точки чего-то, что годится в пищу. Ему нужна была пища, оно нуждалось в еде. Эту нужду и пыталось выразить существо своим протяжным криком на высокой ноте. У мышей этот звук вызывал судороги. Они начинали хвататься за свою мордочку передними лапками, как будто на нос им попала паутина, и пытались избавиться от ее липких нитей, счесывая их со своей шерстки. На чердаке Дома обитала небольшая колония из восьми летучих мышей. Они также отреагировали на звуки из подвала. Они сорвались с потолка, на котором висели, и начали метаться по чердаку, меняя углы полета и едва не разбиваясь о стены. Существо из подвала ничего не получило в ответ на свой крик. Крик был услышан, но должного действия на животных не произвел. Бесформенное существо замолчало. Его многочисленные отверстия-рты закрылись. Летучие мыши, постепенно успокаиваясь, одна за другой возвращались на свои места для отдыха. Мыши также преодолели шок и отправились по своим делам. Пару минут спустя белковое существо снова начало издавать звуки, но в другой тональности. Летучие мыши слетели со своих мест и начали кружиться по чердаку с такой бешеной скоростью, что постороннему наблюдателю могло бы показаться, что их не восемь, а как минимум сотня. Хлопанье крыльев летучих мышей заглушило стук дождя по крыше. Мыши опять присели на задние лапки и навострили уши. Те, кто находился поближе к источнику звука, задрожали от ужаса, словно увидев готовую к прыжку кошку. С писком летучие мыши устремились с чердака в пустую комнату второго этажа и продолжили там свой бесконечный танец. Две мыши начали подползать к открытой двери кухни, но на пороге замерли, не зная, что делать дальше. Существо из подвала утроило мощность своего зова. Одна из мышей на пороге кухни упала замертво, из ее ушей сочилась кровь. Летучие мыши начали ударяться о стены комнаты, их радары были парализованы. Существо из подвала несколько уменьшило громкость крика. Летучие мыши спускались все ниже и вскоре оказались в кухне на первом этаже, где стали кружиться над мышами, число которых в кухне все увеличивалось. Внизу, в подвале, у существа образовался один огромный рот из множества маленьких. Летучие мыши одна за другой начали пикировать в эту пасть, исчезая, словно игральные карты в рукаве шулера. Они сразу же тонули в кипящей протоплазме и растворялись в концентрированных пищеварительных кислотах. Целая армия мышей и четыре крысы покинули свои убежища и торопливо устремились вниз по ступенькам подвала, падая друг на друга и возбужденно попискивая. Они все стали добычей прожорливой белковой массы. После всей этой суматохи в доме вновь установилась тишина. Существо заглушило свой зов. Зов сирены. Ненадолго. Глава 32 Офицер полиции Нейл Пенниуорф получил приказ на патрулирование северо-западного сектора Мунлайт-Кова. В своей машине он был в одиночестве, так как даже с учетом усиления из служащих компании "Новая волна" людей не хватало, каждый патрулировал достаточно большой район города. В данный момент одиночество даже радовало Пенниуорфа. Он опасался, как бы с ним не повторилась история, которая произошла в доме Пейзера, когда он едва не поддался искушению при запахе крови и при виде переродившегося компьютерщика. Нейл тогда избежал полной потери своего облика... но был на грани бездны. Если он еще раз увидит кого-нибудь из "одержимых", то не исключено, что спастись ему не удастся. Но одиночество одновременно и пугало его. Он уже устал от беспрестанной борьбы с искушениями, с желанием сбросить с себя оковы обычного человеческого поведения, бремя ответственности, и его все больше тянуло покончить со страданиями. Если он не выдержит и это с ним произойдет в одиночестве, без поддержки извне, ему будет совсем плохо. Пенниуорф физически чувствовал страх, который сжимал ему грудь железными обручами. Было трудно дышать. Ему стало казаться, что его автомобиль, уменьшаясь в размерах, также начинает сжимать его со всех сторон. Мерное щелканье дворников превратилось в бьющие по ушам удары. От них можно было оглохнуть. Пенниуорф несколько раз останавливал автомобиль, открывал дверцу и выбирался наружу, под дождь, чтобы втянуть в себя освежающий воздух. С каждым разом, однако, и мир вокруг машины становился все меньше, сжимался. Пенниуорф остановил машину на Холливел-роуд в полумиле к западу от компании "Новая волна" и вышел из машины. На этот раз лучше ему не стало. Серые тучи закрывали горизонт со всех сторон. Полупрозрачный занавес из тумана и дождя отделял от п