с надеждой подумала она. Но убедить себя в этом не могла. Пенни осторожно направилась к нижней ступеньке лестницы. Одной рукой она держала корзину, другую вытянула вперед, как слепая. Да она и на самом деле ничего не видела в темноте. Два окошка в стене подвала света почти не пропускали. Во-первых, они располагались слишком высоко, на уровне улицы. Во-вторых, были слишком маленькими. И вдобавок грязными. Даже в ясный день толку от них никакого не было, а в такую пасмурную погоду и подавно они не могли рассеять царивший в подвале мрак. Пенни дошла до лестницы и посмотрела вверх. Сплошная темень. Она поставила ногу на первую ступеньку. Миссис Марч продолжала стучать по клавишам, а дети пели о снеговике, который вдруг ожил. В конце лестницы, сантиметрах в десяти от пола, возникли чьи-то глаза. Обладавшее ими существо могло быть размером с кота. Но, конечно, это был не кот. Не тот Чеширский кот, который по желанию мог выставлять напоказ любую часть своего тела. А Пенни не была Алисой, и подвал школы Уэлтон не был Страной чудес. Нет, это не Чеширский кот, милое, доброе создание. Глаза были большими и яркими. Очень яркими. Гораздо более яркими, чем у котов. Похожими на два маленьких фонарика. И цвет их тоже необычный: белый с какими-то серебристыми проблесками. Холодные глаза внимательно смотрели на Пенни сверху. Она сняла ногу со ступеньки лестницы. Существо, в свою очередь, с лестничной площадки скользнуло на верхнюю ступеньку, сократив расстояние между собой и Пенни. Пенни попятилась. Существо миновало еще две ступеньки. Его приближение можно было определить по нараставшей яркости немигающих глаз. Темнота скрывала форму тела. Тяжело дыша, с сердцем, бьющимся громче, чем звуки музыки наверху, Пенни отходила все дальше назад, пока не уперлась в металлический стеллаж. Теперь некуда было бежать и негде было спрятаться. Спускаясь, существо продвинулось уже на треть лестницы. Пенни вдруг захотелось писать. Она припала спиной к полкам и напряженно сжала ноги. Существо прошло пол-лестницы и двигалось все быстрее. Наверху, в музыкальном зале, дети явно распелись: звуки лились громко, задорно, что миссис Марч одобрительно называла "с силой". Краем глаза Пенни заметила какое-то движение в подвале, какое-то посверкивание. С усилием оторвав взгляд от существа, двигавшегося по лестнице, Пенни быстро осмотрелась. И тут же пожалела, что сделала это. Глаза. Серебристо-белые глаза. Вся темнота была заполнена ими. Два глаза уставились на нее с пола, с расстояния примерно в метр. Они разглядывали ее с холодной бесцеремонностью. В тридцати сантиметрах от них светились еще два глаза. Еще четыре холодно поблескивали на метровой высоте над полом, в центре помещения. На мгновение Пенни подумала, что неверно оценила размеры существ, но потом поняла, что эти двое взобрались на рабочий стол посреди подвала. Две, четыре, шесть пар глаз злобно уставились на нее с полок у стены, еще три пары устроились на полу рядом с дверью в котельную. Одни глаза оставались на месте, другие беспрестанно метались взад и вперед. Были и такие, что медленно двигались по направлению к ней. Пространство над лестницей тоже было их. Пенни окружили два десятка этих существ. Сорок ярких, злобных, неестественных глаз. Сотрясаясь от страха. Пенни отвела взгляд от этого скопища и снова посмотрела на лестницу. Одинокая тварь уже заканчивала свой путь вниз. Она была уже на последней ступеньке. 6 Соседи Винса Вастальяно жили в таких же домах. Это были комфортабельные жилища, обставленные дорогой мебелью. Городские эти дома очень напоминали сельские усадьбы, так они были уединенны. Никто из их обитателей не видел, не слышал ничего необычного в ту ночь -- ночь крови и убийств. Меньше чем за полчаса Джек и Ребекка закончили обход соседей Винса Вастальяно -- и с востока, и с запада -- и вернулись на боковую дорожку к его дому. Они так же держали руки в карманах -- ветер усиливался буквально с каждой секундой. Теперь он превратился в свистящий кнут, вытряхивал мусор из урн, сотрясал голые деревья, задирал полы пальто и больно жалил открытые части тела. Головы им девать было некуда, и они втянули их в плечи. Снег шел не переставая и грозил превратиться в нешуточный снегопад. Улицы еще оставались черными, но скоро они преобразятся. Джек и Ребекка подходили к двери дома Вастальяно, когда услышали, что их кто-то зовет. Это был Гарри Албек, он раньше их оказался на месте происшествия. Гарри кричал им из окна одной из черно-белых машин, припаркованных вдоль тротуара. Ветер относил его слова в сторону, и Джек, нагнувшись к открытому окну машины, сказал: -- Извини, Гарри, я ничего не слышал. Слова вырывались наружу вместе с белым паром. -- Вас и детектива Чандлер просят срочно связаться с отделом. -- А что случилось? -- Это связано с делом, по которому вы работаете. Еще одно убийство, очень похожее на эти. Только, по-видимому, еще более... кровавое. 7 Глаза у них совсем не напоминали нормальные глаза. Это были щели в печной дверце, за которой полыхает адский жар. Серебристо-белый жар. В этих глазах не было зрачков и сетчатки, как у всех людей и животных. Только белый адский огонь, пульсирующий и мерцающий. Существо на лестнице спустилось с последней ступеньки на пол. Оно двинулось по направлению к Пенни, но внезапно замерло, подняло взгляд и стало внимательнейшим образом разглядывать девочку. Пенни некуда было отступать, металлические полки и так уже больно впивались ей в лопатки. Тут вдруг она поняла, что музыка наверху больше не играет. Там все затихло. Паралич, вызванный страхом, не позволил ей сразу осознать, что песенка "Снеговик, снеговик" в музыкальном классе уже секунд тридцать как смолкла. Спохватившись, она раскрыла рот, чтобы закричать, позвать на помощь, но в тот же момент голоса зазвучали снова. На этот раз пели "Рудольф -- небесный олень". И пели еще громче и воодушевленнее. Существо у подножия лестницы продолжало разглядывать Пенни. И, хотя его глаза не походили на глаза животного. Пенни вспомнила какую-то журнальную фотографию тигра, изготовившегося к прыжку. Глаза у тигра были совсем другими, но объединяло их то, что это были глаза хищников. Пенни уже привыкла к темноте подвала, но по-прежнему не могла рассмотреть, как выглядят существа, есть ли у них мощные челюсти или огромные клыки. Все, что она видела, -- это леденящий душу взгляд немигающих, бело-огненных глаз. Существа справа, как по команде, вдруг двинулись в ее сторону. Пенни резко повернулась к ним. У нее перехватило дыхание, а сердце чуть не выпрыгивало из груди. По движению серебристых глаз Пенни поняла, что они спускаются с полок на пол. Они нападают! Еще двое, сидевшие на столе, тоже спрыгнули на пол. Пенни закричала так громко, как только могла. Музыка не прекращалась. Ни на такт. Никто ее не услышал. Все существа, за исключением того, что оставалось у лестницы, собрались в группу. Сверкающие глаза теперь напоминали россыпь бриллиантов на черном бархате. Ни одно из них не подходило к Пенни. Похоже, они чего-то ждали. Через мгновение все глаза повернулись к лестнице. Та тварь задвигалась. Но не по направлению к Пенни, а к своим собратьям. Теперь лестница была свободна, хотя ступеньки в темноте она не видела. Это какая-то хитрость! Она понимала, что теперь дорога открыта, можно бежать. Нет. Это -- ловушка. Но зачем снова устраивать ей ловушку? Ведь недавно она уже побывала в одной. Они уже давно могли бы обрушиться на нее, давно могли бы убить. Пульсирующие серебристо-белые глаза так же следили за Пенни. Миссис Марч так же громко играла на пианино. Дети так же дружно пели. Пенни, как спринтер-профессионал, рванула к лестнице, вспрыгнула на нижнюю ступеньку и помчалась наверх. С каждым шагом она ожидала, что вот-вот проклятые твари схватят ее за пятки и потащат назад. В одном месте она споткнулась, чуть не покатившись вниз, но свободной рукой смогла удержаться за перила и продолжить рывок наверх. Вот последняя ступенька. Все, площадка лестницы. Вот дверная ручка. Уже коридор. Свет, безопасность. Она быстро захлопнула за собой дверь, подперев ее спиной. Она едва дышала. В музыкальном зале продолжали петь. Все та же песня о Рудольфе -- небесном олене. Коридор был абсолютно пуст. Пенни почувствовала, что ноги у нее стали ватными и больше не подчиняются ей. Медленно опустившись, она села на пол, опираясь о дверь спиной, и поставила рядом корзинку с учебниками. Все это время она продолжала держать ее, да так крепко, что на ладони вспух красный рубец. Рука сильно болела. Песня окончилась. Но ее тут же сменила другая -- "Серебряные колокольчики". Пенни немного отдышалась, успокоилась и попыталась здраво рассуждать. Что же это за злые маленькие твари? Откуда они взялись? Чего хотят от нее? Пенни не нашла ни одного приемлемого ответа ни на один вопрос. Она перебирала одно предположение за другим: гоблины, гремлины или им подобные существа. Но какой это ответ -- здесь ведь настоящая жизнь, а не детская сказка. Как ей быть? Как рассказать о случившемся, чтобы не показаться маленьким ребенком? Или, того хуже, слегка не в себе? Конечно, взрослые не любят называть детей сумасшедшими. Ты можешь быть глупой как пень, лепетать что-нибудь без остановки, кусать мебель, дергать котов за хвост и даже разговаривать со стенами. Но, пока ты ребенок, упомянут только твою "эмоциональную неуравновешенность". Если бы она рассказала миссис Киллен или своему отцу о том, что произошло в школьном подвале, они бы подумали, что таким образом она вызывает к себе внимание и сочувствие, поскольку до сих пор не может свыкнуться со смертью матери. Действительно, несколько месяцев после смерти мамы Пенни болела, была раздражительной, агрессивной, сторонилась людей. Она доставила немало хлопот и отцу, и, как ни странно, самой себе тоже. Да, тогда ей понадобилась помощь других людей. И теперь, расскажи она обо всем, что пережила в подвале, получится, что такая помощь требуется снова. Ее пошлют к "консультанту", который на самом деле окажется обыкновенным психиатром. И он ей не поверит. Поверят только в одном случае -- если сами увидят то, что довелось пережить ей. Или когда для нее будет уже слишком поздно... Да, тогда бы они поверили. Когда бы ее уже не было. Сама Пенни не сомневалась: рано или поздно существа с горящими глазами постараются ее убить. Она не понимала, зачем им это, но ощущала их злые намерения, необъяснимую ненависть. Пока ей не причинили никакого физического вреда, это правда, но они становятся все наглее. Прошлой ночью существо в спальне повредило только пластиковую бейсбольную биту, которой орудовала сама Пенни. Но сегодня они разорили ее шкаф в школьной раздевалке, а теперь осмелились показаться и угрожать ей, зверски напугав Пенни в этом чертовом подвале. Что же дальше? Только худшее. Видимо, им доставлял удовольствие страх, который они внушали. Казалось, больше всего они хотели внушить ей ужас. Но когда-то, как и кошка, играющая с мышкой, они устанут от этой игры. И... Пенни невольно содрогнулась при этой мысли. "Что же мне делать?" -- подумала она с жалостью к самой себе. "Что же мне делать?" 8 Из отеля, который считался лучшим в городе, открывался вид на Сэнтрал Парк. Именно здесь Джек и Линда провели свой медовый месяц тринадцать лет назад. Они не могли позволить себе Багамы, или Флориду, или хотя бы Кэтскиллз. Они остались в городе, поселившись в старинной гостинице, что было для них большой роскошью. Это был незабываемый медовый месяц -- три дня, заполненные смехом, любовью и долгими разговорами о будущем. Тогда они пообещали себе отправиться на Багамы через десять лет. Но через десять лет двое детей и новая квартира требовали от них иного. Поездку на Багамы они отложили еще на пять лет. А через год Линда умерла. Полтора года после ее смерти Джек часто думал о Багамах, которые теперь ненавидел, и часто вспоминал этот старый отель. Убийство произошло на пятнадцатом этаже. Возле лифта был выставлен пост -- двое полицейских в форме, Йигер и Тафтон. Они пропускали только полицейских и тех, кто снимал номера на пятнадцатом этаже. Ребекка спросила Йигера: -- Кто потерпевшие? Тот ответил: -- По крайней мере, двое из них -- типичные мафиози. У Йигера были огромные желтые зубы, и каждую паузу в своей речи он сопровождал непроизвольным движением языка по зубам. Стоило Йигеру сделать очередное движение языком вдоль зубов, в разговор вступил Тафтон: -- Представляете себе таких быков -- высокие, с мощными ручищами. Шею им обухом не перешибить: они подумают, что это просто дунул ветерок. Йигер добавил: -- Третий парень был одним из Карамацца. Он замолчал, и его язык начал движение вдоль верхних зубов, оглаживая их снаружи и изнутри. -- Член семьи Карамацца... Новая пауза, и он прошелся языком по нижним зубам. -- ...его зовут... Еще одно движение во рту. -- Его зовут Доминик Карамацца. Джек воскликнул: -- О черт! Брат Дженнаро? -- Да, младший брат "крестного отца", любимый брат, его правая рука. Все это быстро сообщил Тафтон, пока Йигер совершал очередную манипуляцию языком. Тафтон буквально выпаливал фразы. Джек подумал, что тягучая речь Йигера была для него постоянным раздражающим фактором. Они и внешне очень различались: один -- долговязый, другой -- плотно сбитый, с резкими, выразительными жестами, заостренными чертами лица. -- Его не просто убили, -- продолжал он, -- его буквально разорвали на куски. Не думаю, чтобы какое-нибудь похоронное бюро взялось бы подготовить тело для погребения в открытом гробу. Вы же знаете, какое значение эти сицилийцы придают похоронам! Джек хмуро заметил: -- Скоро по улицам потекут реки крови. -- Похоже на новую войну кланов, какой мы не видели уже много лет, -- согласился с ним Тафтон. Ребекка спросила: -- Доминик? Не тот ли, о ком все лето писали газеты? Йигер кивнул: -- Ага... Окружной прокурор уже почти прищучил его за... Стоило Йигеру замешкаться, облизывая мясистым розовым языком большие желтые зубы, как Тафтон тут же воспользовался паузой: -- ...за торговлю наркотиками. Он контролирует весь наркобизнес Карамацца. Двадцать лет его пытались посадить за решетку, но он тоже не промах. Такой хитрый лис никогда бы не сел. Каждый раз он покидал зал суда победителем. Джек спросил: -- Что он делал в отеле? -- Думаю, прятался, -- ответил Тафтон. -- И зарегистрировался под вымышленным именем, -- добавил Йигер. Тафтон продолжал: -- Окопался здесь с двумя гориллами. Они знали, что кто-то за ним охотится, и готовы были защищать его. Но не сумели. Прикончили и их. Йигер с издевкой переспросил: -- Прикончили? Он в очередной раз прошелся по зубам, издавая отвратительный причмокивающий звук: -- Это называется прикончили, черт возьми? Это можно назвать только полным истреблением. Какая-то чертовщина! Если быть точными, то их, похоже, жевали. Да! Разжевали на куски. Дверь в двухкомнатный люкс полицейским, прибывшим на место преступления, пришлось взламывать. Судмедэксперт, фотограф и специалисты из лаборатории занимались каждый своим делом. Гостиную, в бежевых и васильковых тонах, обставленную современной мебелью, можно было бы назвать уютной, если бы не следы крови. Они были повсюду. На полу гостиной рядом с перевернутым кофейным столиком на спине лежал мужчина лет тридцати. Высокий, сильный. Черные брюки и рубашка были изодраны в клочья, рубашка из белой превратилась в малиновую -- так ее пропитала кровь. Тело убитого было почти в таком же состоянии, что и останки Вастальяно и Морранта, -- зверски искусано и обезображено. Ковер вокруг жертвы был пропитан кровью, но место битвы не ограничилось этой частью комнаты. Через всю гостиную, туда и обратно, пролегал широкий, извилистый красный след -- панические передвижения жертвы, пытавшейся убежать от нападавших. Джек почувствовал, что к горлу подступает тошнота. Ребекка не выдержала: -- Какая-то чертова скотобойня. Убитый пытался воспользоваться оружием: его наплечная кобура была пуста, а пистолет с глушителем 38-го калибра лежал рядом. Джек остановил одного из экспертов, собирающего мазки крови: -- Вы не трогали пистолет? Тот ответил с обидой в голосе: -- Конечно, нет. Мы возьмем его в лабораторию и попытаемся снять отпечатки. -- Интересно, стреляли из него или нет? -- Это я могу вам точно сказать. Мы нашли четыре стреляные гильзы. -- Калибр этот? -- Ага... -- А пули? -- спросила Ребекка. -- Тоже нашли. Все четыре. И стал подробно объяснять: -- Две -- в стене, одну -- в наличнике двери, а еще одну -- прямо в спинке этого кресла. Ребекка констатировала очевидное вслух: -- Похоже, он ни разу не попал, куда целился. -- Видимо, так. Джек задумчиво произнес: -- Не мог же он промахнуться все четыре раза, если стрелял в упор. Эксперт раздраженно хмыкнул: -- Если бы я знал, черт возьми. Пожав плечами, он опять занялся своим делом. В спальне крови оказалось больше, чем в гостиной: там было два трупа. Полицейский фотограф со знанием дела щелкал аппаратом с разных ракурсов, медицинский эксперт Брендан Малгру, высокий худощавый человек с торчащим кадыком, фиксировал положение обоих трупов. Одна из жертв лежала на огромной двуспальной кровати, вытянув к изголовью босые ноги. Рукой он сжимал вспоротое горло, вторая рука, вытянутая вдоль тела, была развернута ладонью кверху. Махровый его халат превратился в костюм из крови. -- Доминик Карамацца, -- сказал Джек. -- Откуда ты знаешь? -- спросила Ребекка, вглядываясь в изуродованное до неузнаваемости лицо мужчины. -- Интуиция подсказывает. Второй мертвец лежал плашмя на полу. Его голова была повернута в сторону, а лицо просто располосовано. Та же экипировка телохранителя: рубашка с открытым воротом, черные брюки и наплечная кобура. Джек отвел глаза от этой плоти, превращенной в фарш. У него явно начались нелады с желудком: приступы тошноты сменялись изжогой. Он понял, что настало время ментоловых таблеток, и начал искать их в кармане. Обе жертвы в спальне были вооружены, но и им оружие не помогло. Тот, что лежал на полу, все еще сжимал в руке пистолет с глушителем -- такой же, как у его коллеги в гостиной. Доминик Карамацца оружие в руке не удержал, оно валялось неподалеку в скомканных простынях. Джек прокомментировал: -- "Смит и вессон", "магнум-357". Оставляет в противнике дырку величиной с кулак. В отличие от пистолета револьвер не имел глушителя. Ребекка заметила: -- Выстрел из такой пушки в помещении должен наделать немало шуму. Джек спросил Малгру: -- Стреляли из обоих пистолетов? Медэксперт кивнул: -- Да. Магазин пистолета, судя по разбросанным гильзам, расстрелян полностью. Из "магнума" сделано пять выстрелов. -- И ни одного попадания в цель, -- заметила Ребекка. Малгру согласился: -- Похоже, что так. Тем не менее берем мазки со всех пятен крови, рассчитывая получить образец крови, не принадлежащей убитым. Им пришлось посторониться, чтобы не мешать фотографу, и Джек заметил в стене слева от кровати две большие дыры. -- Это из "магнума"? -- Да. -- Кадык Малгру качнулся, как гиря, вверх-вниз. -- Обе пули пробили стену и вылетели в соседнюю комнату. -- Господи! Там никто не пострадал? -- Нет, никого не задело, но парень в соседнем номере чуть с ума не сошел. -- Его можно понять. -- Он успел кому-нибудь об этом рассказать? -- Может быть, его опрашивал кто-то из патрульных, но официального допроса еще не было. Ребекка взглянула на Джека: -- Давай займемся, пока он свеженький. -- Хорошо, только подожди еще секунду. Еще один вопрос. А эти трое... Не были ли они... искусаны до смерти? -- Похоже, что так и есть. -- Укусы крыс? -- Следовало бы дождаться результатов анализов и вскрытия... -- Пока мне хотелось бы услышать неофициальную точку зрения, -- уточнил Джек. -- Ладно. Раз неофициально... Это не крысы. -- Собаки? Кошки? -- Не похоже. -- Вы обнаружили какие-нибудь следы пребывания здесь животных? Волосы, еще что-нибудь? Малгру был удивлен: -- Я уже думал об этом, но странно, что и вы заговорили о том же. Я искал везде, но ничего не смог найти. -- Еще что-нибудь странное, необычное? -- Вы не обратили внимания на дверь? -- А кроме двери? -- Разве этого недостаточно? Малгру ошеломленно уставился на них. -- Послушайте, первым двум полицейским пришлось взломать дверь номера. Она была заперта изнутри. Окна тоже заперты изнутри, причем, судя по всему, их не открывали со времени последней покраски. И убийцы... будь то люди или животные... Как им удалось выбраться отсюда? Вот вам первая загадка -- запертая изнутри дверь! Мне лично все это кажется странным, а вам? Джек тяжело вздохнул: -- По правде говоря, эти странности, повторяясь из раза в раз, уже становятся вещами обыденными. 9 Тед Джернсби, техник телефонной компании, возился с распределительной коробкой в колодце неподалеку от школы Уэлтон. Мрак в глубокой шахте колодца рассеивали осветительные лампы, которые они с Энди Карнсом принесли из грузовика. Лампы давали не только свет, но и какое-то тепло, достаточное, чтобы его чувствовать и думать, что в колодце сейчас лучше, чем на улице, продуваемой холодным ветром. Но все-таки он замерз: приходилось работать голыми руками, и пальцы совсем окоченели. Хотя дождевые колодцы не соединялись с канализационной системой, до Теда время от времени долетал тяжелый гнилостный запах, порой до того сильный, что заставлял Теда не просто морщиться, а испытывать приступы тошноты. Он хотел только одного -- чтобы Энди побыстрее вернулся с источником питания и они побыстрее закончили ремонт. Тед положил на пол узконосые плоскогубцы, поднес руки ко рту и стал обогревать их своим дыханием. Он отошел от лампы, чтобы взглянуть на неосвещенную часть подземного туннеля. В глубине туннеля заколебался, задрожал свет карманного фонарика. Это Энди. Наконец-то! Но почему он бежит? Энди Карнс вынырнул из темноты, тяжело дыша. Ему было двадцать с небольшим, то есть он был вдвое моложе Теда. Они работали вместе только неделю. Энди был красавец с белокурыми волосами, здоровым цветом лица и веснушками, которые напоминали капли воды на сухом песке. Ему бы самое место быть где-нибудь на пляже в Майами или Калифорнии, а не в колодце Нью-Йорка. Сейчас он был настолько бледным, что веснушки на его лице превратились в темные дырочки. Глаза у него были какие-то дикие, и весь он дрожал. -- Что случилось? -- спросил Тед. Энди, стуча зубами, с трудом выдавил: -- Там, в боковом туннеле. -- Что там такое? Энди с ужасом оглянулся: -- Слава Богу, они за мной не погнались. Я уж боялся, что они охотятся за мной. -- Что ты несешь? Энди открыл было рот, но заколебался и покачал головой. Испуганным голосом он сказал Теду: -- Ты мне не поверишь никогда в жизни. Я сам в это с трудом верю, но я видел все собственными глазами. Тед нетерпеливо отстегнул фонарик от пояса с инструментами и уже было направился туда, откуда только что прибежал Энди, но тот крикнул: -- Погоди, Тед! Это может быть... очень опасно. -- Почему? -- твердым голосом спросил он напарника. -- Эти глаза... -- Энди передернуло при этих словах. -- Их я в первую очередь и увидел. Множество глаз, сверкающих в темноте. Там, в глубине бокового отсека. -- И всего-то? Какая-то кучка крыс... Стоит из-за них так волноваться. Поработаешь под землей еще пару недель и привыкнешь к ним. -- Нет, там были не крысы. Ведь у крыс глаза красные, верно? А эти белые. Или... как будто серебристые. Да, серебристо-белые. Очень яркие. И не потому, что отражали свет моего фонарика. Нет. Я и не светил в ту сторону, когда они показались. Они сами светились. Излучали свой свет. Буквально... пятна огня, ярко горящего пламени. Заметив их, я посветил фонариком, и оказалось, что они находились чуть ли не в двух метрах от меня, эти чертовы чудища, буквально у меня под ногами. Тед не выдержал: -- Какие еще чудища? Говори толком. Энди стал их описывать, и голос у него дрожал. Тед терпеливо слушал его, не перебивая, но в глубине души твердо знал, что в жизни такого не бывает. Знать-то знал, но предательский холодок страха несколько раз пробежал по его спине. Тем более нельзя все так оставлять. Несмотря на протесты Энди, он пошел в туннель. И ничего там не обнаружил, не то что чудищ, описанных Энди. Он даже завернул за угол и прошел еще несколько метров вглубь. Ничего. Фонарик освещал пустоту. Тед вернулся обратно. Энди ждал его, оставаясь в пятне света от рабочих ламп и с опаской всматриваясь в темноту. Лицо его было таким же бледным. -- Абсолютно ничего. -- Они были там минуту назад. Тед молча выключил фонарик, снова прикрепил его к поясу и, засунув руки в отороченные мехом карманы, сказал: -- Сегодня ты в первый раз работаешь под землей. -- Ну и что? -- Раньше ты этого не делал? -- Ты имеешь в виду, спускался ли я в канализацию? -- Это не канализация, это дренажная система. Так бывал ты раньше под землей? -- Нет. А какое отношение это имеет к происходящему? -- У тебя не бывало так, что в переполненном кинотеатре ты вдруг чувствовал себя... запертым, одиноким? -- Я не страдаю клаустрофобией, -- резко среагировал Энди. -- А тут нечего стесняться. С моими напарниками прежде такое бывало. Некоторые ощущают дискомфорт, оказавшись в ограниченном пространстве: в лифтах, в переполненных людьми помещениях. И это вовсе не значит, что они страдают клаустрофобией. Но, попадая на ремонтные работы под землей, многие чувствуют себя подавленными, начинают дрожать и задыхаться. Кажется, что стены движутся на тебя, слышатся какие-то загадочные звуки, чудятся видения... Если это то, что сейчас происходит с тобой, не надо волноваться, парень. Это не значит, что тебя уволят или что-то в этом роде. Уверяю, нет. Просто постараются не посылать тебя на подземные работы. Вот и все. -- Тед, но я ведь действительно видел их, я тебе клянусь. -- Энди, там ничего нет. Я туда ходил и убедился в этом. -- Но я видел их! 10 Рядом с люксом Доминика Карамацца находился внушительный и красивый номер с огромной кроватью, письменным столом, двумя креслами, бюро и шкафом. Все там было нежно-коралловым. Занимал номер Берт Уикки, мужчина лет под пятьдесят, высокий -- около шести футов, когда-то несомненно стройный. Сейчас атлетическое тело его напоминало груду мяса, проросшего жиром: массивные плечи стали округлыми, грудь -- тоже, живот нависал над ремнем, а брюки туго обтягивали толстые ляжки. Очень может быть, что прежде это был привлекательный мужчина, но теперь лицо его являло последствия многих излишеств -- обжорства, пьянства, курения. Размытые черты лица дополняли налитые кровью, чуть навыкате, глаза. В комнате, где нежно-коралловый цвет дополнялся бирюзовыми вкраплениями, Уикки смотрелся как жаба на праздничном торте. Голос его удивил Джека. Он ожидал, что тот заговорит медленно и густым басом. Уикки оказался неистовым холериком. Он не мог сидеть на одном месте: вскакивал, бегал по комнате, снова садился, снова вскакивал, вышагивая по комнате, и при этом говорил, отвечал на вопросы и... жаловался! Берт Уикки жаловался не переставая! -- Это ведь не займет много времени, правда? Мне уже пришлось отменить одну деловую встречу. Неужели придется отменить и следующую? Джек успокоил его: -- Не волнуйтесь, мистер Уикки, нам не потребуется много времени. -- Я завтракал здесь, в номере. Не очень хороший завтрак, надо прямо сказать: апельсиновый сок был слишком теплым, а кофе, наоборот, слишком холодным. Я заказывал хорошо прожаренную яичницу, так они принесли пережаренную. А ведь от отеля с такой репутацией и такими ценами можно ожидать хотя бы приличного завтрака в номер. Ну ладно. Я побрился, оделся и стоял в ванной, причесываясь, когда услышал крики. За ними последовал душераздирающий вопль. Я вышел из ванной, прислушался и понял, что кричат в соседнем номере. И еще я понял, что вопит не один человек, а несколько. -- Что это были за крики? -- задала вопрос Ребекка. -- Как от внезапного испуга, страха. Да-да, животного страха. -- Нет, я хотела спросить, не помните ли вы слов, которые выкрикивали ваши соседи? -- Никаких слов в этих криках не было. -- Может быть, какие-нибудь имена? -- Никаких слов или имен, ничего подобного. -- Что же тогда? -- Ну, может, там были слова или имена, а может, и то и другое. Через стену трудно расслышать. Но шум был явный, и я подумал: "Господи, еще здесь что-то случилось!" Эта поездка не заладилась с самого начала. Уикки не просто жаловался, он оказался настоящим нытиком. У Джека даже зазудели зубы. -- Что было потом? -- спросила Ребекка. -- Ну, крики, собственно, длились недолго. Там сразу начали стрелять. -- Тогда это и появилось? -- спросил Джек, указывая на дыры в стене. -- Нет, в стену они попали где-то через минуту после начала пальбы. И, черт возьми, из чего это построено, если стены можно так легко прострелить насквозь? -- Когда в ход пускают "магнум-357", никакие стены его не остановят, -- ответил Джек. -- Не стены, а туалетная бумага, -- не унимался Уикки в своем настойчивом желании унизить владельцев отеля. Он подошел к телефону, стоявшему на прикроватной тумбочке, и, положив руку на аппарат, продолжал рассказывать: -- Как только началась стрельба, я бросился к телефону и велел телефонисту на коммутаторе срочно вызвать полицию. И знаете, когда они приехали? Интересно, в этом городе полицейские всегда так долго не приезжают, если кто-то нуждается в защите? -- Мы стараемся как можем, -- ответил Джек. -- Так вот, я положил трубку и остановился, не зная, что делать. Вопли и стрельба продолжались, и тут я сообразил, что могу оказаться в простреливаемой зоне. Пошел в сторону ванной, решив закрыться там и отсидеться до прихода полиции. И тогда, о Боже, я действительно оказался под огнем! Первая пуля, пробив стену, прошла буквально в сантиметрах от моего лица. Вторая -- еще ближе. Я упал на пол и вжался в ковер. Но эти два выстрела оказались последними, а через несколько секунд затихли и крики. -- И что потом? -- поинтересовался Джек. -- Потом я стал ждать полицейских. -- Вы не выходили в коридор? -- А зачем? -- Ну, чтобы прояснить обстановку. --Да вы в своем уме? Кто скажет, на что я мог напороться в коридоре? А если бы там торчал один из них, с пистолетом в руке? -- Значит, вы никого не видели? И не слышали чего-нибудь определенного, вроде имен? -- Я же говорил, что нет. Джек не знал, о чем еще его можно было спросить. Он посмотрел на Ребекку. Она тоже выглядела озадаченной: еще один тупиковый вариант. Они встали, но Берт Уикки, не желая замечать, что разговор окончен, продолжал ныть: -- Эта поездка не задалась с самого начала. В самолете я оказался рядом с неугомонной старухой из Пеории. Она болтала без умолку от самого Чикаго. А самолет бросало в такие воздушные ямы!.. Вчера сорвались две сделки. А вдобавок ко всему я обнаруживаю, что этот отель кишит крысами. И ведь такой дорогой отель! -- Крысы? -- быстро переспросил Джек. -- Что-что? -- Вы сказали, что отель кишит крысами? -- Да, именно так. --И вы их видели? -- спросила Ребекка. -- Это просто срам! Такая гостиница, с такой репутацией и вся кишит крысами. -- Так вы их видели или нет? -- переспросила Ребекка. Уикки, настороженно подняв голову, спросил: -- С чего вдруг вас заинтересовали эти крысы? Они, по-моему, не имеют отношения к убийствам. -- Вы видели их или нет? -- В голосе у Ребекки появился металл. -- Ну, если быть точным, то нет. Я их слышал. Слышал их писк внутри стен. -- Внутри стен? -- Точнее, в отопительных трубах. Судя по звукам, они были очень близко, прямо в стене моего номера, но вы ведь сами знаете, как далеко разносится звук по металлическим трубам. Крысы могли быть и на другом этаже, и даже в другом крыле здания, но создается впечатление, что они рядом. Я взобрался вон на тот стол, приложил ухо к вентиляционной решетке и клянусь: они были рядом, в нескольких сантиметрах от меня. Слышался их писк. Забавный такой писк. То ли лопотание, то ли улюлюканье. Их было не меньше полудюжины, опять же судя по звукам. Я слышал, как их когти стучали по металлу... отвратительный скрежещущий звук, от которого мурашки идут по всему телу. Я, конечно, пожаловался, но менеджмент тут оставляет желать лучшего -- им просто наплевать на ваши жалобы. По тому, как они относятся к своим жильцам, можно судить, что это далеко не один из лучших отелей в городе. Джек догадался, что ко времени появления крыс Уикки уже накалил администрацию мелкими придирками и своим нытьем и в нем видели либо законченного невротика, либо скупердяя, увиливающего от оплаты услуг по причине неудовлетворительного сервиса. Подойдя к окну, Уикки посмотрел вверх, на зимнее небо, затем вниз, на заснеженную улицу, и резюмировал: -- Ну вот, теперь еще и снег посыпал, и погода ухудшится донельзя, чтобы уже окончательно все испортить! Где тут справедливость? В глазах Джека он перестал быть жабой на торте. Теперь Уикки напоминал огромного, жирного, волосатого и капризного ребенка. Ребекка спросила: -- Когда вы услышали крыс? -- Сегодня утром. Я только-только успел позавтракать и позвонить вниз дежурному портье, чтобы сказать, как погано здесь кормят. Дежурный со мной не согласился, я положил трубку и именно тогда услышал шевеление крыс. Послушав их возню и убедившись, что это могли быть только крысы, на этот раз я позвонил самому управляющему. Но и этот разговор не дал никаких результатов. Вот тогда я и решил принять душ, одеться, упаковать вещи, чтобы до первого делового свидания зарегистрироваться в другой гостинице. С меня довольно. -- Вы не могли бы вспомнить точное время, когда послышалась крысиная возня? -- С точностью до минуты не скажу, но было это примерно в половине девятого. Повернувшись к Ребекке, Джек сказал: -- Всего за час до убийства в соседнем номере. Ребекка выглядела озадаченно. -- Одна загадка за другой, -- только и сказала она. 11 Три изуродованных тела все еще лежали в номере Карамацца там, где их настигла смерть. Эксперты продолжали работать. Один из них старательно пылесосил ковер в гостиной: все содержимое пыльного мешка ждет скрупулезного лабораторного исследования. Джек и Ребекка занялись ближайшей решеткой отопительной системы. Она закрывала отверстие размером 30 на 20 сантиметров в стене под самым потолком. Приставив к стене стул, Джек встал на него и начал разглядывать ее устройство. -- В вентиляционное отверстие по всему периметру вмурован железный уголок. Решетка привинчена к нему мощными шурупами, -- начал он вести репортаж сверху. Ребекка подтвердила: -- Даже отсюда видны головки двух шурупов. -- Ничего хитрого. Но если кому-то понадобилось бы проникнуть в комнату через вентиляционный выход, потребовалось бы как минимум отвинтить хотя бы один шуруп, чтобы отодвинуть решетку в сторону. -- И крысы на такое просто не способны, -- констатировала Ребекка. -- Если бы даже это была очень умная крыса, какой никогда еще не было на земле, своего рода Альберт Эйнштейн среди крыс, ей такая работа все равно оказалась бы не по зубам. Изнутри торчит лишь заостренный конец шурупа. Чем бы она могла ухватиться за него, а уж тем более вывинтить? Своими лапками? -- Ни лапами, ни зубами, -- подтвердила Ребекка. -- Да, для такой работы требуются сильные и умелые человеческие пальцы. Но вентиляционный выход слишком мал для человека. Даже для ребенка. Ребекка высказала новое предположение: -- Давай представим себе, как множество крыс, несколько десятков, бьются в вентиляционной шахте, пытаясь выбраться из нее через это отверстие. Если такая орава станет давить на решетку изнутри, не исключено, что шурупы выскочат из отверстий, а решетка в конце концов вывалится, освободив грызунам путь в комнату. -- Не исключено. Но даже для таких действий крысы должны были быть умнее, чем они есть. Решетка могла бы вывалиться лишь при условии, что отверстия в ней больше, чем шляпки шурупов. Джек слегка подвигал решетку. Она чуть-чуть подалась вверх-вниз, вперед-назад. Но едва ощутимо. -- Эта штука стоит на своем месте очень прочно. -- Но какая-нибудь другая может быть не так тщательно закреплена, -- не сдавалась Ребекка. Джек спустился со стула. Они обошли заново весь номер: еще две решетки оказались в гостиной, одна в спальне и одна в ванной. Все они были закреплены намертво. -- Через трубы отопительной системы, -- вынес Джек свой вердикт, -- никто пробраться сюда не мог. Если даже предположить, что крысы, навалившись на решетку большой массой, умудрились выдавить ее, то никто в жизни не убедит меня, что они убрались отсюда через то же отверстие, аккуратно привинтив решетку на старое место. Ни одна крыса, никакое другое животное, как бы его ни дрессировали, не способно справиться с такой задачей. -- Нет. Конечно же, нет, -- подтвердила Ребекка, -- это звучит просто смешно. -- Итак, -- произнес Джек. -- Итак, -- подхватила Ребекка и, вздохнув, сформулировала свой вопрос: -- Ты готов считать простым совпадением тот факт, что Уикки услышал возню крыс в стенах своего номера незадолго до того, как трое человек здесь были искусаны насмерть? -- Я не люблю совпадений, -- сказал он. -- Я тоже. -- В конце концов оказывается, что они никакие не совпадения. -- Вот именно. -- Но на этот раз, скорее всего, именно так и было. Я имею в виду совпадение. Если только... -- Если только что? -- Если только не принимать в расчет вмешательство потусторонних сил, черной магии... -- Нет уж, уволь. -- ...или демонов, проходящих сквозь стены... -- Джек, ради Бога! -- ...приходящих, чтобы убить, и исчезающих затем совершенно бесследно. -- Я не хочу этого слышать! Джек улыбнулся ей: -- Я шучу, Ребекка. -- Черт тебя побери. Ты, может быть, и пытаешься изобразить, что говоришь это ради шутки, но я-то чувствую, что в глубине души ты... -- Я просто открыт к восприятию всего нового. -- Если ты действительно хочешь обернуть все это в шутку... -- Да. Это просто шутка. -- Ну вот, опять. -- Может быть, у меня и чрезмерно открытая душа, но зато меня нельзя назвать человеком с негибким интеллектом. -- Меня тоже. -- Или упрямым. -- Меня тоже. -- Или трусливым. -- А что под этим может подразумеваться? -- Догадайся сама. -- Ты хочешь сказать, что я напугана? -- А разве нет, Ребекка? -- Чем именно? -- Ну, хотя бы тем, что произошло вчера ночью. -- Ничего подобного. -- Тогда давай поговорим об этом. -- Только не сейчас. Джек взглянул на часы. -- Двадцать минут двенадцатого. Ленч начинается в двенадцать, а т