ис. Ты знала его давно, но просто не принимала всерьез. Шесть лет ты играла в летателей, и я позволял, потому что тебе это нравилось, потому что Коллю нужен был опытный учитель и еще потому, что для нашего большого острова два оставшихся летателя слишком мало. Но ты с самого начала знала, чем это кончится... Марис чувствовала в душе невыносимую боль. Зачем он так? Ведь он же по себе знает, что значит расстаться с небом... - Пошли! - сказал Расс. - Твои полеты закончились. Крылья все еще не были сложены. - Я убегу! - не помня себя от отчаяния крикнула Марис. - И ты меня больше не увидишь! Я убегу на остров, где нет летателя. Они будут рады мне независимо от того, как мне достались эти крылья. - К сожалению, не получится, - грустно сказал Расс. - Другие летатели начнут избегать этот остров. Так уже было, когда сумасшедший Правитель Кеннехата велел казнить Летателя, Принесшего Плохие Вести. У тебя отберут крылья, куда бы ты ни полетела. Ни один Правитель не станет рисковать. - Тогда я... поломаю их! - Марис была уже на грани срыва и сама не понимала, что говорит. - Он тоже никогда не полетит, я... Фонарь выскользнул из пальцев Расса, разбитое стекло звякнуло на камнях, и свет погас. Единственной здоровой рукой Расс крепко ухватил Марис за запястье. - Ты не сможешь, даже если бы захотела. И ты не поступишь так с Коллем. Но все-таки отдай мне крылья. - Я не буду... - Не знаю, что ты будешь или не будешь. Утром я думал, что ты решила погибнуть во время шторма, чтобы не расставаться с крыльями. Потому так испугался и разозлился. Я знаю, каково это, Марис. Но ты не должна винить Колля. - Я не виню... и не стану удерживать его от полетов. Но я так хочу летать сама!.. Отец, ну пожалуйста. Слезы побежали по ее щекам, и она двинулась ближе к Рассу, ища у него утешения. - Марис. - Он хотел обнять ее, утешить, но мешали крылья. - Я ничего не могу изменить. Так уж сложилось. Тебе придется научиться жить без крыльев, как пришлось мне. По крайней мере ты летала, ты испытала восторг и радость полета. - Но этого мало! - сквозь слезы отозвалась Марис. - Когда я была маленькой, еще в своей родной семье, я думала, этого достаточно. Ты был тогда лучшим летателем Эмберли. Я смотрела со скалы на тебя и на других и думала: если бы мне хоть на минутку крылья, то этого будет достаточно, я буду счастлива на всю жизнь. Но теперь знаю, что это не так. Суровые морщины исчезли с лица Расса, он ласково прикоснулся к ее щеке, отер слезы. - Наверно, ты права, - сказал он с усилием. - Я думал, если позволю тебе полетать хоть немного, это будет лучше, чем ничего. Но не получилось, да? Теперь ты никогда не станешь счастливой: не сможешь жить как бескрылые, потому что летала... Ты знаешь, как это прекрасно, и теперь будешь чувствовать себя обделенной. Он внезапно замолчал, и Марис поняла, что он говорит не столько о ней, сколько о себе. Отец помог ей снять и аккуратно сложить крылья, и они направились к дому. Дом, двухэтажное деревянное строение, стоял в окружении деревьев на берегу ручья. Летатели могли позволить себе такую роскошь. В дверях Расс пожелал Марис спокойной ночи и унес крылья с собой. Марис хотелось плакать... Что же она наделала? Отец ей больше не верит?! Она забрела на кухню, нашла сыр, холодное мясо, чай и отнесла все в гостиную. Зажгла свечу в центре стола, поела немного, не сводя завороженного взгляда с танцующего пламени. В дверях появился Колль и неуверенно остановился. - Привет, Марис... Я ждал... Я рад, что ты вернулась. Для своих тринадцати лет он был довольно высок. Гибкий, даже изящный. Длинные светло-рыжие волосы, пробивающийся над верхней губой пушок. - Привет, Колль. Садись, не стой в дверях. Извини, что я взяла крылья. - Я не возражаю, ты же знаешь, - сказал он, присаживаясь. - Ты летаешь гораздо лучше меня и... ну ты сама все знаешь. Отец разозлился? Марис кивнула. У Колля был безрадостный, даже испуганный вид. - Осталась всего неделя, Марис. Что будем делать? - спросил он, не глядя на сестру. - А что мы можем? У нас нет выбора. - Она вздохнула и погладила Колля по руке. Они уже не раз говорили на эту тему, и Марис воспринимала его мучения как свои собственные. Она заменяла ему сестру и мать, и Колль доверял ей безгранично. Он раскрыл Марис свой главный секрет, свой страх перед небом, которого всегда стыдился. И сейчас он глядел на нее, как ребенок смотрит на мать, зная, что она бессильна ему помочь, но все еще надеясь. - Неужели ничего нельзя сделать? - Закон, Колль. - Марис вздохнула. - Ты же знаешь, нельзя нарушать традиций. Если бы у нас был выбор, мне бы достались крылья. Я бы стала летателем, а ты - певцом. Мы бы оба гордились тем, что делаем, и делаем хорошо... Мне будет тяжело смириться. Я так хочу крылья! Я владела ими, и мне кажется несправедливым, что сейчас их отбирают, но, может быть, это правильно, а я просто чего-то не понимаю. Люди, гораздо мудрее нас, решили, как все должно быть, а мы упрямо, по-детски, хотим все по-своему. Колль нервно облизнул губы: - Нет! Марис вопросительно взглянула на него. - Это неправильно, Марис. - Он упрямо тряхнул головой. - Совершенно неправильно! Я не хочу летать! И не хочу отбирать у тебя крылья. Какая нелепость. Я причиняю тебе боль, но не могу обидеть отца. Как я ему скажу? Я его сын и все такое... я обязан принять крылья. Он не простит мне отказа. Но нет ни одной песни о летателе, который боялся бы неба, как я. Настоящие летатели бесстрашны, значит, я просто не создан для этого. Марис заметила, как у него дрожат руки. - Не волнуйся, Колль. Все будет в порядке. На самом деле всем поначалу страшновато. И мне тоже... - Она солгала, чтобы успокоить брата. - Но это несправедливо! - захныкал Колль. - Я хочу петь. А если меня заставят летать, я не смогу научиться петь, как поет Баррион. Зачем мне крылья? Марис, почему не тебе, раз ты так хочешь летать? Почему? Марис, сама чуть не плача, смотрела на брата затуманенным взглядом и не находила ответа ни для него, ни для себя. - Не знаю, малыш. Так было всегда, и, наверно, так должно быть... Они долго сидели при свете свечи напротив друг друга, беспомощные и униженные. Говорили и говорили все об одном и том же. Два человека, пойманные в сети традиций, что были гораздо старше их обоих. Традиций, смысл которых они не могли понять... Они разошлись уже под утро, так ничего и не решив. Оставшись одна, Марис с новой силой ощутила потерю, негодование, стыд. Она плакала, засыпая, и во сне снова увидела фиолетовое штормовое небо, в которое ей никогда больше не подняться. Неделя, казалось, тянулась вечно. Десятки раз за эти бесконечные дни Марис приходила на прыжковую скалу. Стояла беспомощно на самой вершине, держа руки в карманах, наблюдая за морем. Внизу проплывали рыбачьи лодки, кружили чайки, а как-то раз она заметила далеко-далеко стаю охотящихся серых морских кошек. И хотя внезапное сокращение ее горизонтов только сильнее растравляло душу, она продолжала приходить сюда, страстно желая единения с ветром. Но ветер лишь трепал ее волосы и уносился прочь. Однажды она заметила, что за ней издали наблюдает Колль, но позже никто из них не обмолвился об этом. Крылья хранились у Расса, поскольку они всегда принадлежали ему и будут принадлежать до тех пор, пока их не примет Колль. Когда Малому Эмберли требовался летатель, поручения выполнял Корм, живший в другом конце острова, или Шалли, которая летала в морском дозоре еще в те времена, когда Марис только-только осваивала крылья. Так что на острове осталось всего два летателя, пока Колль не получил полагающиеся ему по рождению крылья. Отношение Расса к Марис тоже переменилось. Порой он сердился на нее, когда заставал в глубоких раздумьях, порой садился рядом, обнимал здоровой рукой и горевал вместе с ней. Он никак не мог найти золотую середину и поэтому начал избегать ее, отдавая все свободное время Коллю, с радостью и энтузиазмом готовя его к получению крыльев. Колль, будучи послушным сыном, в свою очередь старался отвечать ему тем же, но Марис знала, что он часто уходил куда-то с гитарой и подолгу пропадал в одиночестве. За день да вступления Колля в Возраст Марис сидела, свесив ноги, на краю скалы и наблюдала за Шалли, выписывающей серебряные круги на фоне яркого неба. Шалли объяснила, что высматривает морских кошек для рыбаков, но Марис достаточно долго была летателем сама и прекрасно знала, что заставляет ее кружить там. Просто летать - это счастье. Даже отсюда Марис чувствовала далекое эхо ее радостного полета, и, когда полоска серебра на миг вспыхивала на солнце при очередном развороте, что-то так же радостно взмывало у нее внутри. "Неужели все кончилось? - спрашивала она себя. - Не может быть. Ведь я помню, как с этой радости все начиналось". Она действительно все помнила. Иногда ей казалось, что она полюбила небо еще до того, как научилась ходить. Хотя вряд ли. Во всяком случае, ее мать - ее родная мать - говорила, что это не так. Марис хорошо помнила скалу, куда она взбиралась почти каждую неделю и в четыре года, и в пять, и в шесть... Там она проводила буквально целые дни, встречая и провожая летателей, и мать всегда очень сердилась, когда заставала, ее на верхней площадке. - У тебя никогда не будет крыльев, Марис, - воспитывала она дочь после непременного наказания. - И нечего тратить время на пустые мечты. Я не хочу, чтобы из моей дочери вырос еще один Дурачок - Деревянные Крылья. Старую сказку про Деревянные Крылья мать рассказывала каждый раз заново, когда заставала Марис на скале, - сказку про сына плотника, который хотел летать. В их семье никогда не было летателей, но он никого не слушал и хотел только одного - неба. Сделал себе в мастерской отца крылья - большие, широкие, из точеного, отполированного дерева. И все восхищались их красотой, все, кроме летателей. Те только молча покачивали головами. Когда Деревянные Крылья взобрался на прыжковую скалу, летатели поднялись в воздух и, ожидая его, стали бесшумно кружить рядом. Деревянные Крылья разбежался, прыгнул... и, кувыркаясь, полетел вниз, навстречу смерти. - А мораль в том, - всегда добавляла мать, - что не надо браться не за свое дело. Но так ли это? Пока Марис была маленькая, этот вопрос мало ее волновал; она вообще выкинула из головы все россказни о Деревянных Крыльях. Когда же она подросла, притча стала восприниматься в ином свете, и Марис утвердилась в мысли, что матери просто не доступна жажда неба. Деревянные Крылья победил, потому что все-таки полетел, хотя и заплатил за это своей жизнью. И погиб он, как погибают летатели. А они пришли к скале не посмеяться над ним и не отговаривать - они его понимали и хотели сопровождать, потому что он новичок в небе. Бескрылые же смеялись над героем сказки, его имя стало синонимом дурачка. Но ни один летатель не может слушать эту историю без волнения. Марис в задумчивости сидела на холодном камне, глядя на виражи Шалли, Стоит ли отдавать жизнь за мгновение полета? Мгновение мечты, а потом смерть... А она сама? Столько лет в штормовых ветрах, а теперь вся жизнь без неба?.. Когда Расс впервые обратил на нее внимание, Марис была самым счастливым ребенком на свете. Когда через несколько лет он принял ее в дочери и научил покорять небо, Марис казалось, что это волшебный сон. Ее родной отец к тому времени погиб в море: сбился с обычного курса во время шторма, и на его лодку напала разъяренная сцилла. Поэтому мать приняла предложение Расса с радостью, как избавление. И для Марис началась новая жизнь. Жизнь на крыльях! Все ее сказочные мечты превратились в действительность. "Деревянные Крылья был прав, - думала она. - Надо только мечтать и очень сильно хотеть, и тогда все придет". Вера в чудеса покинула ее, когда она узнала, кому будут принадлежать крылья. Колль... Все вернулось к Коллю. Отмахнувшись от тяжелых мыслей, Марис продолжала бездумно наблюдать за полетами. Наступил последний день недели - день вступления Колля в Возраст. Гостей собралось не много, хотя принимал сам Правитель - полноватый человек с добрым лицом, прятавшимся в огромной бороде, которая, как он надеялся, придает ему строгий вид. Он встречал всех у дверей, богато разодетый по случаю: драгоценные вышитые ткани, медные и бронзовые кольца и тяжелое ожерелье из настоящего кованого железа. Но приветствовал гостей он с искренней теплотой. Для торжества был отведен большой зал с тесаными деревянными перекладинами под потолком, факелами вдоль стен, алым ковром под ногами. Стол ломился от яств: кива с Шотана и собственные вина Эмберли, сыры с Кульхолла, фрукты с Внешних Островов, большие чаши зеленого салата. Над огнем медленно поворачивался на вертеле жареный морской кот. Друзья-островитяне окружили Колля. Слышались громкие поздравления. Некоторые пытались заговорить с Марис. - У тебя брат летатель, какая ты счастливая!.. - Сама была летателем!.. Была, была, была... Ей хотелось плакать. Летателей собралось достаточно, но страдания Марис от этого только усугублялись. Корм, как всегда изящный, просто излучал обаяние, рассказывая небылицы о дальних странах целой компании глядящих на него во все глаза девчонок с острова. В зажигательном танце Шалли просто не было равных. Прибыли летатели с других островов: Анни с Кульхолла, Джемис-младший, стареющий Хелмер, которому уже через год придется передать крылья дочери, еще несколько человек с ближних островов, трое Восточных. Все - ее друзья, ее братья, товарищи по Эйри... Сейчас они избегали ее. Анни вежливо улыбнулась и отвернулась. Джемис передал привет от отца, потом замолчал, неловко переминаясь с ноги на ногу, и явно вздохнул с облегчением, когда Марис его отпустила. Даже Корм, всегда гордившийся своей выдержкой, чувствовал себя рядом с ней неуютно. Он принес ей бокал горячей кивы, потом вдруг увидел в другом конце зала друга, с которым ему "просто необходимо" было поговорить. Чувствуя себя одинокой, Марис нашла свободное кожаное кресло у окна и присела. Там она и осталась, потягивая киву и прислушиваясь к усиливающемуся шуму ветра за ставнями. В общем-то она их не осуждала. Кому интересен бывший летатель без крыльев?.. Она даже рада была, что не прилетели Гарт, Доррель и еще несколько других летателей, которых она особенно любила... В дверях возникло какое-то движение, и Марис немного воспряла духом: прибыл Баррион. Она невольно улыбнулась. Хотя Расс считал, что Баррион плохо влияет на Колля, седой певец с глубоким раскатистым голосом и неизменной гитарой ей всегда нравился. Говорили, что он лучший певец на Эмберли. По крайней мере так считали Колль и, разумеется, сам Баррион. Но он утверждал также, что побывал более чем на десятке островов. А разве это возможно без крыльев? И еще Баррион говорил, будто гитара его прибыла сюда множество поколений назад с Земли вместе с самими Звездоплавателями. Его семья, как он уверял совершенно серьезно, ожидая, что Колль и Марис ему поверят, передавала гитару от отца к сыну до тех пор, пока она не попала к нему. Но Марис была уверена, что это выдумка: кто будет хранить и передавать гитару, словно это пара крыльев?.. Правдива эта история или нет, но и без нее Баррион был достаточно интересен и романтичен, а уж пел, как сам ветер! Колль учился у него песенному мастерству, и теперь они стали большими друзьями. Правитель дружески похлопал его но плечу, Баррион засмеялся, потом сел и приготовился петь. Зал затих, и даже Корм прервал очередную байку на полуслове. Баррион начал с "Песни о Звездоплавателях" - древней баллады, одной из первых родившихся на этой планете. Он пел просто, с хорошо знакомыми интонациями, и его глубокий голос умиротворяюще подействовал на Марис. Сколько раз она слышала эту песню, когда Колль засиживался с гитарой за полночь! Голос у него иногда срывался, и это его злило. В каждой третьей строфе он пускал жуткого "петуха", потом с минуту ругался, и Марис, бывало, уже лежа в постели, не могла удержаться от смеха. А теперь, наслаждаясь пением, она внимательно вслушивалась в слова о Звездоплавателях и их звездных кораблях с огромными - на многие сотни миль - серебряными парусами, ловящими дикий солнечный ветер. Вся история планеты в песне... Таинственный шторм, покалеченный звездный корабль, камеры, в которых люди умирали на время полета. Рассказ о том, как корабль сбился с курса и попал в этот мир, мир бесконечного океана и бушующих штормов. Мир, где единственное пристанище - тысячи разбросанных по всей планете скалистых островов. Мир, где никогда не прекращается ветер. Песня рассказывала о посадке корабля, который вовсе не был предназначен для посадки, о тысячах погибших в своих камерах, о том, как солнечный парус - чуть тяжелее воздуха - опустился на воду, превратив море в серебро на много миль вокруг Шотана. Баррион пел о могучем волшебстве Звездоплавателей, об их мечте восстановить корабль и о медленной агонии этой мечты. Он поведал о постепенном закате могущества волшебных машин, закате - предвестнике вечной тьмы. О битве недалеко от Большого Шотана, в которой Старый Капитан и верные ему люди погибли, защищая драгоценный металлический парус от своих же сыновей. Затем сыновья Звездоплавателей - первые дети Гавани Ветров, - с помощью остатков волшебства разрезали парус на куски и из обломков корабля, из того металла, который еще можно было использовать, сделали крылья. Ведь разбросанным по островам людям Гавани Ветров необходима связь. А когда нет ни металла, ни горючего, когда океаны грозят штормами и хищниками и только ветер дается даром, выбор один - крылья. Последние аккорды растаяли в воздухе, и Марис, как всегда под впечатлением баллады, задумалась... Жаль Звездоплавателей. Ведь Старый Капитан и его команда тоже были летателями, хотя их крылья подчиняли себе другой ветер, ветер звезд. Им пришлось уступить тем, кто придумал новый способ летать... Баррион улыбнулся в ответ на чью-то просьбу и затянул новую песню. Потом прозвучало несколько древних песен Земли, памятных всем, а затем, оглядевшись вокруг, он предложил свою композицию: развеселую застольную песню про сциллу, которая приняла рыбачий корабль за самку. Марис едва слушала, все еще думая о Звездоплавателях... Чем-то они напоминали героя сказки про Деревянные Крылья. Они тоже упорно шли к своей мечте. Значит, должны были погибнуть? Понимали ли они, какой ценой расплачиваются за тягу к небу? - Баррион! - крикнул Расс. - Сегодня летатель вступает в Возраст! Спой что-нибудь летательское. Певец улыбнулся, кивнул. Марис оглянулась. Расс стоял у стола с бокалом вина в руке. Гордая улыбка не сходила с его лица. "Скоро его сын станет летателем, - думала Марис, - а про меня он и не вспомнит". Она чувствовала себя лишней на празднике. Одну за другой Баррион пел песни летателей: баллады Внешних Островов, Шотана, Кульхолла, Эмберли, Повита... Пел о летателях-призраках, которые, послушавшись Капитана-Правителя и взяв в небо оружие, навсегда затерялись над океаном... В редкий штиль их можно у видеть, бесцельно мечущихся на призрачных крыльях. Так по крайней мере утверждают легенды. Но летатели, попавшие в штиль, редко возвращаются. Так что никто не уверен, правда это или выдумка... Баррион пел о седом восьмидесятилетнем Ройне, внук-летатель которого был убит, повздорив из-за женщины. Старый Ройн взял крылья, догнал убийцу и отомстил за смерть внука... Баллада о Джени и Ароне, самая печальная из всех. Джени родилась калекой и жила со своей матерью. Не имея возможности ходить, она все свое время проводила у окна, выходящего к прыжковой скале Малого Шотана. Так Джени полюбила Арона, молодого веселого летателя, и в ее мечтах он отвечал ей взаимностью. Но однажды она увидела его в небе вместе с другим летателем - красивой рыжеволосой девушкой. Приземлившись, Арон обнял свою подругу, и они поцеловались. Когда мать Джени вернулась домой, ее дочь была мертва. Она умерла от горя. Арон, когда ему об атом рассказали, не позволил схоронить незнакомую ему раньше девушку на острове. Он взял ее с собой на скалу, одел крылья и унес далеко в море, чтобы проводить в последний путь, как провожают летателей. Звучала песня и про Деревянные Крылья, но не слишком лестная: в ней он выглядел комичным дурачком. Потом Баррион спел про Летателя, Принесшего Плохие Вести, потом "Танец Ветра" - венчальную песню летателей, потом еще и еще... Марис увлеклась и слушала, ни на кого не обращая внимания. Она совсем забыла про стакан кивы в руке, которая почти остыла. Ею овладело какое-то доброе чувство, теплая беспокойная печаль, вернувшая воспоминания о ветрах. - Твой брат прирожденный летатель, - прошептал кто-то рядом. Марис повернула голову и обнаружила, что на подлокотнике ее кресла устроился Корм. Он показывал рукой на сидящего в ногах певца Колля. Колль, крепко зажав колени руками, не сводил с Барриона зачарованного взгляда. - Видишь, как на него действуют летательские песни? - беззаботно продолжал Корм. - Для островитян это просто песни, но для летателя - нечто гораздо большее. Мы-то с тобой это знаем, и брат твой тоже. Я всегда могу определить по виду... Понимаю, как тебе тяжело, но подумай о брате. Он тоже любит небо. Марис взглянула на него и едва удержалась от смеха. Тоже знаток... Колль и в самом деле слушал как зачарованный, но только Марис знала тому причину. Колль любит музыку, а не небо. Сами песни, а не то, о чем в них поется. Но откуда Корму знать об этом? Блестящему, улыбающемуся Корму, столь уверенному в себе? - Ты думаешь, только летатели мечтают? - шепнула Марис и тут же повернулась к Барриону, который заканчивал очередную балладу. - Я знаю еще много песен про летателей, - произнес певец с улыбкой. - Но если буду все их петь, то мы просидим тут целую ночь, и я так и не попаду к столу... - Он взглянул на Колля и добавил: - Когда ты слетаешь на Эйри, узнаешь еще больше. Я побывал всего на десятке островов, а вы, летатели, посещаете сотни. Колль поднялся со своего места: - Я хочу спеть. - Пожалуй, я доверю тебе свою гитару, - произнес Баррион, улыбаясь. - Никому бы не доверил, по тебе могу. Он встал и уступил место побледневшему от волнения Коллю. Тот потрогал струны, прикусил губу и поглядел на Марис, сощурившись от яркого света факелов. - Я хочу спеть новую песню. Песню о летателе. Я... Короче, я сам ее написал. Я не видел этого события, но слышал рассказ. Достоверный рассказ. Слова просто просилась на музыку, но до сих пор песни не было. - Тогда пой, малыш! - прогудел Правитель. Колль улыбнулся и бросил взгляд на Марис. - Я назвал ее "Полет Ворона". И он запел. Чистым, сильным, красивым голосом Колль пел, воскрешая в памяти Марис давние события. Она замерла от удивления и слушала, не сводя глаз с певца. Все, как было... Он даже сумел передать чувства, шевельнувшиеся в ней, когда сложенные крылья Ворона раскрылись, сверкнув зеркальным блеском на солнце, и унесли его от, казалось, неминуемой смерти. Вся ее детская любовь к Ворону звучала в этой мелодии. Ворон, о котором пел Колль, был славным крылатым рыцарем, смелым, отважным, презирающим опасность. Так ей когда-то казалось. "Да, у него дар", - подумала Марис. Корм наклонился к ней, и по его вопросительному взгляду она поняла, что высказала свою мысль вслух. Последние аккорды песни замерли. - Колль превзойдет Барриона, если ему дадут шанс, - негромко сказала Марис. - Это я рассказала ему эту историю, Корм. Я и еще несколько летателей были там, когда Ворон показывал свой трюк. Но никто из нас не сделал бы из события такую красоту, а Колль смог. У него талант! - Это точно. - Корм ухмыльнулся. - В следующем году мы отберем у Восточных приз в песенном состязании. Марис взглянула на него, почувствовав прилив раздражения: "Как же они ничего не понимают?!" Из другого конца зала Колль смотрел на нее взволнованным вопрошающим взглядом. Марис одобрительно улыбнулась, и он гордо засиял: песня удалась. И тогда Марис решилась... Но тут, не дав Коллю начать следующую песню, вперед вышел Расс. - А теперь пора заняться серьезным делом, - произнес он. - Мы пели и разговаривали, мы сидели в тепле за отличным столом, но снаружи нас ждут ветры. Все, как и положено, прислушались с серьезными лицами, и шум ветра, забытый за веселым праздником, казалось, заполнил зал. Марис тоже прислушалась и вздрогнула. - Крылья! - приказал отец. Правитель шагнул к нему, бережно, как святыню, держа в руках сложенные крылья, и начал ритуальную речь: - Долго эти крылья служили нашему Эмберли, связывая нас с другими жителями Гавани Ветров. Многие поколения, начиная еще со Звездоплавателей летали на них: Марион, дочь Звездоплавателя, потом ее дочь Джери и сын Джон, и Анни, и Флан, и Денис - перечисление имен продолжалось долго, - и, наконец, Расс и его дочь Марис. Тут по залу прокатился сдержанный ропот: Правитель несколько нарушил традицию - поскольку Марис не была из рода летателей, ее имя называть не следовало. - Теперь, - продолжал Правитель, - эти крылья примет молодой Колль. Я, как и многие предшествующие Правители, касаюсь сейчас этих крыльев, чтобы принести им удачу. Ибо через меня все жители Малого Эмберли касаются этих крыльев и говорят: "Летай достойно, Колль!" Правитель вручил сложенные крылья Рассу, и тот повернулся к Коллю. Колль стоял - такой вдруг маленький, такой бледный и растерянный. Гитара лежала у его ног. - Пришло время моему сыну стать летателем, - торжественно объявил Расс. - Пришло время мне передать крылья и Коллю принять их. Но не дело примерять крылья в доме. Сейчас мы отправимся на прыжковую скалу и станем свидетелями превращения мальчика в мужчину. Летатели с факелами уже приготовились и все двинулись из зала. Колль на почетном месте в строю между отцом и Правителем, за ними факельщики, Марис и все остальные. Десять минут ходьбы, десять минут молчания. Когда все собрались наверху и расположились неровным полукругом на площадке. Расс, отказавшись от помощи, одной рукой одел крылья сыну на плечи. Лицо Колля было белее мела. Пока отец расправлял крылья, он стоял совершенно неподвижно, завороженно глядя в пропасть, на дне которой темные волны разбивались о камни. Наконец все было готово. - Сын, теперь ты летатель! - произнес Расс и отступил назад, оказавшись рядом с Марис. Колль остался один на один со звездным небом на самом краю скалы, и огромные серебряные крылья делали его совсем маленьким. Марис хотелось закричать, предотвратить это безумие. Слезы катились но ее щекам, но она не могла сдвинуться с места. Как и все, она с замиранием сердца ждала традиционного первого полета. И вот Колль, судорожно вздохнув, оттолкнулся от скалы. На последнем шаге он споткнулся и сразу скрылся из виду. Толпа рванулась вперед. Когда они подбежали к краю, Колль уже выровнялся и медленно набирал высоту. Сделав широкий круг над морем, он пронесся около скалы и снова заскользил над водой. Порой молодые летатели устраивают представления в первый же день, но это было не в характере Колля. Как серебряный призрак он неуверенно, даже потерянно как-то кружил в небе, чужом для него. Остальные летатели расправили крылья - Корм, Шалли и другие приготовились к полету. Теперь они присоединятся к Коллю, сделают несколько кругов и полетят на Эйри праздновать до утра в честь своего нового брата. Неожиданно ветер изменился. Марис уловила это острым летательским чутьем. Она услышала, как холодный порыв воздуха прошелся по каменной гряде, и еще больше убедилась в этом, увидев, как Колль неловко затрепетал над волнами. Он неосторожно спланировал вниз, попытался подняться, но тут его закрутило в воздушном вихре. Кто-то испуганно вскрикнул, однако через несколько секунд Колль справился с ветром и полетел к скале, хотя тяжело и неуклюже. Такой суровый, злой ветер летатель должен уважать и приручать очень осторожно, а Колль пытался бороться с ним... и проигрывал. - Он в опасности! Я полечу к нему! - крикнул Корм, резким щелчком закрепил последний сегмент крыла и прыгнул со скалы. Но было уже поздно. Бросаясь из стороны в сторону, побежденный внезапным вихрем, Колль направлялся к посадочной площадке. Словно подчиняясь безмолвному приказу, зрители побежали вниз, Марис и ее отец впереди всех. Колль быстро снижался, слишком быстро. Не он оседлал ветер, а ветер толкал его к земле. Падая, он накренился, одно крыло чиркнуло по песку, другое задралось вверх. Не так. Все не так... На берегу взметнулся фонтан сухого песка, раздался резкий звук рвущегося металла, и Колль упал на землю. Все обошлось, но левое крыло сломалось и теперь беспомощно трепетало на ветру. Расс подбежал первым, упал на колени и принялся расстегивать ремни. Колль слегка приподнялся, и все увидели, что его трясет, а глаза полны слез. - Не волнуйся, сынок, - попытался успокоить его Расс. - Это всего лишь защелка. Они постоянно ломаются. Ее легко починить. Ты немного неровно летал, но все мы так, когда впервые. В следующий раз все будет в порядке. - В следующий раз! - закричал Колль. - Я не могу, не могу летать, отец! Я не хочу следующего раза! И не хочу крыльев! Теперь он заплакал в голос, вздрагивая от рыданий. Пораженные гости молчали. Лицо отца сделалось суровым. - Ты мой сын, ты летатель. Следующий раз будет, и ты непременно научишься летать! Колль захлебывался слезами. Крылья, сломанные и временно бесполезные, лежали на песке. Сегодня никто не полетит на Эйри. Расс положил здоровую руку сыну на плечо. - Ты слышал? Ты понял, что я сказал? Нечего молоть чепуху. Ты будешь летать, или ты мне не сын! От протестов Колля не осталось и следа. Он как-то разом сник, кивнул, закусил губу, борясь со слезами, и посмотрел на отца. - Да. Извини, отец. Я просто испугался там... Я не хотел этого говорить. Марис глядела на него из толпы гостей. Ему ведь всего тринадцать, он напуган и совсем не летатель. - Сам не знаю, почему я так сказал, отец, - продолжал Колль. - Я, право, не хотел... - Нет, хотел! - вдруг нашла в себе силы Марис, вспомнив, как Колль пел и какое она приняла решение. Гости испуганно обернулись. Шалли успокаивающе взяла ее за руку, но Марис вырвалась и, шагнув вперед, встала между отцом и братом. - Он сказал то, что хотел сказать, - уже негромко добавила она, стараясь не выдавать своего волнения. - Разве ты не видишь, отец? Он не летатель. Колль хороший сын, и ты можешь гордиться им, но он никогда не полюбит ветер. И закон здесь не поможет. - Марис. - В голосе Расса не было ни капли тепла, лишь боль и отчаяние. - Ты хочешь отнять крылья у своего брата? Мне казалось, ты любишь его. Еще неделю назад она бы заплакала, но теперь у нее не осталось слез. - Да, я люблю его и хочу, чтобы он жил долго и счастливо. Но он не будет счастлив, если станет летателем; он делает это только ради тебя. Колль - певец, отличный певец. Зачем ты хочешь отобрать у него ту жизнь, о которой он мечтает? - Я ничего не отбираю у него, - холодно ответил Расс. - Традиция... - Глупая традиция! - раздался новый голос. Марис поискала глазами неожиданного союзника и увидела, как Баррион пробивается сквозь толпу. - Марис права. Колль поет, как ангел, а вот как он летает, мы все видели. - Он презрительно оглядел летателей, собравшихся вокруг. - Вы, летатели, настолько привыкли к своим правилам, что разучились думать. Вы слепо следуете традициям, не обращая внимания на чужую боль. Корм, никем не замеченный, мягко опустился на песок и сложил крылья. Его обычно гладкое темное лицо исказилось злой гримасой, и он выступил вперед. - Летатели и их традиции прославили Эмберли! И - вся история Гавани Ветров держится на них уже долгие годы. Как бы хорошо ты ни пел, Баррион, ты не имеешь права порочить наш закон. - Он повернулся к Рассу и сказал уже мягче: - Не беспокойся, друг. Мы сделаем из твоего сына летателя, каких еще не видели на Эмберли. Но тут Колль поднял глаза, и, хотя в них стояли слезы, в его лице появились решительность и упрямство. - Нет! - крикнул он, с вызовом глядя на Корма. - Вы не сделаете из меня ничего, если я не захочу, кем бы вы ни были. Я не трус и не ребенок, но я не желаю летать. Не желаю! - Слова его сливались с поднявшимся ветром и, подобно ветру, срывали покров с затаенной обиды. - Вы, летатели, думаете, что вы лучше всех, но это не так. Баррион посетил десяток островов и знает песен больше, чем все летатели. Мне неважно, что ты подумаешь. Корм. Да, он бескрылый, ему приходится путешествовать морем, которого все боятся. Вам, летателям, легко уходить от опасностей, а Баррион сам убил сциллу гарпуном из маленькой деревянной лодки. Никогда не слышали, да? И я могу быть таким же, как он. Все говорят, что у меня талант... Баррион уходит к Внешним Островам, он обещал взять меня с собой. И еще он сказал, что когда-нибудь подарит мне свою гитару. Он может создавать красоту. Своими песнями он делает летателей прекрасными, но то же он может сделать и для рыбаков, и для охотников. Он все может. Летатели этого не могут, а он может. Потому что он Баррион! Певец - это ничуть не хуже, чем летатель. И я тоже так могу. Я понял это сегодня, когда пел про Ворона. - Он с ненавистью взглянул на Корма и пнул серебристую ткань крыльев ногой. - Заберите свои старые крылья, отдайте их Марис, она настоящий летатель. А я уйду с Баррионом. Наступило тягостное молчание. Лицо Расса сделалось вдруг старым и усталым. Таким его еще никто не видел. Он долго глядел на сына, потом тихо произнес: - Это не ее крылья, Колль. Крылья были моими, до этого они принадлежали моему отцу, еще раньше - его матери, и я хотел... Я хотел... - голос его надломился, и он смолк. - Это ты во всем виноват, - сказал Корм, со злостью глядя на Барриона. - Ты и его сестра, - добавил он, переводя взгляд на Марис. - Да, Корм, мы во всем виноваты, я и Баррион, потому что мы любим Колля и хотим видеть его счастливым... и живым. Баррион прав: летатели следовали традициям слишком долго. Каждый год плохие летатели получают крылья от своих отцов и погибают в море. А Гавань Ветров становится все беднее, потому что новые крылья взять негде. Сколько было летателей во времена Звездоплавателей? И сколько сейчас? Ты не видишь, что делает с нами традиция? Крылья - это большая ценность, и владеть ими должен тот, кто любит небо, кто будет летать на них лучше и беречь их. А их передают по праву рождения. По праву рождения, а не по мастерству. Однако только мастерство спасает летателя от смерти. Только мастерство летателя связывает Гавань Ветров воедино. - Черт знает что! - фыркнул Корм. - Ты не летатель, Марис, и говорить сейчас не имеешь права. Твои слова позорят небо и оскорбляют традицию. Если твой брат отвергает свое право по рождению, ничего не поделаешь. Но мы не позволим ему издеваться над нашим законом и отдать крылья первому попавшемуся. - Он повернулся и обвел взглядом притихшую толпу. - Где Правитель? Пусть он напомнит нам закон! - Закон... наша традиция... - негромкий голос Правителя прерывался от волнения. - Послушай, Корм, сейчас особый случай. Марис хорошо служила Эмберли, и все мы знаем, как она летает. Я... - Закон! - настаивал Корм. Правитель покачал головой. - Что ж, видимо, это мой долг... Закон гласит, что если летатель отказывается от крыльев, тогда их принимает другой, старший на острове, и они с Правителем должны хранить крылья до тех пор, пока не найдут им нового хозяина. Но, Корм, еще никто никогда не отказывался от крыльев. Закон применяли, лишь когда летатель умирал без наследника, а в данном случае Марис... - Закон есть закон! - отрезал Корм. - И вы опять слепо ему подчинитесь, - вставил Баррион. Но Корм сделал вид, что не слышит, и продолжал: - Поскольку Расс передал свои крылья, они будут находиться у меня, как у старшего летателя острова, до тех пор, пока мы не найдем кого-то, кто готов дорожить честью летателя и уважать традиции. - Нет! - закричал Колль. - Я хочу, чтобы крылья взяла Марис. - Твое желание ничего не значит. Ты - бескрылый. - С этими словами Корм наклонился и начал аккуратно складывать сломанные крылья. Марис оглянулась, ища поддержки, но тщетно. Баррион лишь развел руками, Шалли и Хелмер отвернулись, а отец стоял, сломленный горем, - уже больше и не летатель, всего лишь старый калека. Гости начали потихоньку расходиться. К Марис подошел Правитель. - Мне жаль, что так получилось. Будь это в моей власти, я отдал бы крылья тебе. Закон... создан не для того, чтобы наказывать, он должен направлять... Но это закон летателей, и я не могу пойти против них. Если я выступлю против Корма, с Эмберли случится то же, что с Кеннехатом, а меня будут называть сумасшедшим. - Я понимаю, - кивнула Марис. Корм, сложив крылья, удалялся вдоль берега. Правитель тоже направился к себе. Марис подошла к Рассу. - Отец... - начала было она. - Ты мне не дочь! - бросил он, отвернулся и пошел прочь, медленно, словно тяжелый груз, унося свой позор. На истоптанном пустынном берегу их осталось трое. Марис подошла к Коллю, молча обняла его, и они замерли как дети, ищущие друг у друга утешения. - Пойдемте ко мне, - нарушил тишину Баррион. Брат с сестрой расступились, глядя, как Баррион вешает гитару через плечо, и двинулись за ним. Для Марис потянулись мрачные, тревожные дни. Баррион жил в маленькой хижине недалеко от гавани, рядом с заброшенной, гниющей пристанью. Там они все и поселились. Никогда раньше Марис не видела Колля таким счастливым. Каждый день они с Баррионом пели, и он был уверен, что все-таки станет настоящим певцом. Только то, что Расс отказывался его видеть, тревожило Колля, но и это порой забывалось. Он был молод и откровенно радовался, что многие сверстники смотрят на него с затаенным восторгом, как на бунтаря. Для Марис же все было гораздо сложнее. Она редко выходила из дому, разве только вечерами к пристани посмотреть на возвращающиеся рыбачьи баркасы. Кроме своей потери, она ни о чем не могла думать. Все осталось по-прежнему: пойманная, беспомощная птица... Вроде бы она все делала правильно, но крылья и теперь так же далеки от нее. Традиции цепко держали ее в плену. Прошло две недели после инцидента на берегу. Как-то Баррион позже обычного вернулся с пристани от рыбаков Эмберли, куда ежедневно ходил за новыми песнями и где пел в портовых кабачках. Поужинав горячей мясной похлебкой, он взглянул на Колля и Марис и сказал: - Я договорился насчет лодки. Через месяц ухожу на Внешние Острова. - И я? - обрадовался Колль. - Конечно. - Баррион кивнул. - Марис, ты тоже? - Нет. - Она покачала головой. - Тебе будет тяжело на Эмберли, - вздохнул Баррион. - Даже для меня настают нелегкие времена. Корм подначивает Правителя, и тот настраивает людей против меня. Те, кто постарше, уже начинают избегать моей компании. Но перед нами большой мир, и он стоит того, чтобы его увидеть. Поедем с нами. - Он улыбнулся. - Может быть, я даже научу тебя петь. Марис задумчиво вертела в руках вилку. - Я пою еще хуже, чем мой брат летает. Баррион, я не могу уехать. Я летатель и должна остаться, чтобы получить свои крылья обратно. - Твой поступок заслуживает восхищения, Марис, но ведь это бессмысленно. Что ты можешь? - Не знаю. Что-нибудь придумаю. Можно пойти к Правителю. Он издает законы, и по-настоящему сочувствует мне. Если он наконец поймет, что так лучше для Эмберли... - Он не пойдет против Корма. Кроме того, это закон летателей, а здесь он не властен. И еще... - Что? - Есть новость. В порту говорят, что нашли нового летателя. Вернее, старого... Девин плывет на лодке с Гаворы. Он поселится здесь, и ему отдадут твои крылья. Баррион с