вое здоровье. - Мое здоровье позволяет, - резко сказала Марис. - Но почему, дитя, нам вдруг выпала такая честь? Девушка выглядела не по годам серьезной. - Правитель чтит всех летателей, и его очень удручает, что ты пострадала, выполняя его поручение. Он хочет выразить свою благодарность всем летателям, послужившим Тайосу, пусть и недолго, в последнее опасное время. - А-а! - произнесла Марис, но ответ ее не убедил: Правитель Тайоса не показался ей порядочным человеком. - Это все? Девушка нерешительно замялась, и тут Марис поняла, насколько она молода. - Это не относится к посланию, но... - Так что же? - подбодрила ее Марис. Эван оставил рыбу и тоже подошел к двери. - Сегодня под вечер прибыла летатель с сообщением, предназначенным только для ушей Правителя. Он принял ее в личных апартаментах. По-моему, она с Запада. - Попробуй описать ее, - попросила Марис, поигрывая медной монетой, которую достала из кармана. Девушка посмотрела на монету и улыбнулась. - Она точно с Запада. Молодая - лет двадцать с небольшим. Волосы у нее черные и подстрижены, как у тебя. И очень красивая. По-моему, я никого красивее еще не видела. Ее улыбка тоже показалась мне очень симпатичной. Но служителям она не понравилась. Они сказали, что девушка даже не поблагодарила их за помощь. Глаза у нее зеленые. А на шее ожерелье - три нитки морского стекла. Ну как, достаточно? - Вполне, - ответила Марис. - Ты очень наблюдательна. Она протянула девушке монету. - Ты ее знаешь? - спросил Эван. - Ну, летателя? Марис кивнула. - Со дня ее рождения. И родителей ее я тоже хорошо знала. - Кто же она? - спросил он нетерпеливо. - Корина, - ответила Марис. - С Малого Эмберли. Девушка все стояла у двери. Марис посмотрела на нее. - Ну? - спросила она. - Что-нибудь еще? Приглашение, разумеется, мы принимаем. Передай Правителю нашу благодарность. - Да, вот еще что! - выпалила девушка. - Я чуть не забыла. Правитель любезно просит, чтобы ты захватила с собой свои крылья. Если это, конечно, не повредит твоему здоровью. - Разумеется, - ответила Марис глухо. - Разумеется. И закрыла дверь. Правитель Тайоса жил в угрюмой крепости в стороне от городов и деревень в узкой уединенной долине неподалеку от моря, но отгороженной от него отрогом горы. Только две дороги вели туда, и обе были перехвачены заставами. На самом высоком утесе уходила в небо дозорная башня, откуда просматривались все тропы в долине. На черных камнях старинной крепости оставили свои следы века непогоды. Крепость примыкала к горному склону, и Марис, уже бывавшая там, знала, что состоит она главным образом из подземных помещений, выдолбленных в скале. Снаружи ее опоясывали две широкие стены (вдоль парапетов прохаживались стражники с длинными луками), укрывая теснящиеся друг к другу деревянные строения, над которыми возвышались две черные башни. Самая высокая достигала в высоту почти пятидесяти футов. Окна башен защищали решетки из толстых деревянных брусьев. Из-за близости моря в долине постоянно было сыро и холодно. Рос там только упрямый лиловый лишайник, да сине-зеленый мох, наполовину покрывший каменные стены. Марис с Эваном шли по дороге из Тосси. В первый раз их остановили на заставе в долине, потом у внешней стены, и только после второй проверки впустили в крепость. Их могли задержать и дольше, но Марис несла серебряные крылья, а с летателями стражники никаких вольностей себе не позволяли. Во дворе крепости царила суета: дети играли с косматыми псами, повсюду бегали свиньи, стражники упражнялись с луками и палицами. У одной стены притулилась виселица, дерево которой заметно потрескалось и посерело от времени. Вокруг нее играли дети, а один мальчишка качался в петле, как на качелях. Две другие петли зловеще колыхались под пронизывающим вечерним ветром. - Как тут мрачно! - шепнула Марис Эвану. - Правитель Малого Эмберли живет в огромном деревянном доме на холме, откуда открывается вид на город. В нем есть двадцать комнат для гостей, большой зал для пиров, замечательные витражи и сигнальная башенка, чтобы вызывать летателей. И никаких крепостных стен, стражников и виселицы. - Правителя Малого Эмберли выбирают, - сказал Эван. - Правитель же Тайоса происходит из рода, властвовавшего здесь со времен Звездоплавателей. И не забывай, Марис, что Восток - не такой благодатный край, как Запад. Зима здесь длится дольше, бури яростнее и холоднее. В нашей земле больше металлов, но она хуже питает посевы, чем земля Запада. Тайосу все время грозят войны и голод. Они подошли к массивным воротам во внутреннюю крепость, и Марис ничего не ответила. Правитель принял их в своих покоях. Он сидел на простом деревянном троне, охраняемый двумя угрюмыми стражниками, но тут же встал им навстречу: летатели считались равными Правителям. - Я рад, что ты приняла мое приглашение, летатель, - сказал он. - Твое здоровье внушало опасения. Несмотря на вежливый тон, Марис он не нравился. Правитель был высок, хорошо сложен, с правильными, почти красивыми чертами лица. Длинные седые волосы закручены на затылке по обычаю Востока. Но в его облике было что-то неприятное: глаза казались опухшими, а уголок губ подергивался в нервном тике, скрыть который не могла даже густая борода. Богатство его убранства производило мрачное впечатление: толстая серо-голубая ткань с черной меховой опушкой, высокие сапоги, широкий кожаный пояс, инкрустированный железом, серебром и драгоценными камнями; с пояса свисал небольшой металлический кинжал. - Спасибо на добром слове, - сказала Марис. - Я действительно получила серьезные повреждения, по теперь, похоже, здоровье мое полностью восстановилось. Эван - настоящее сокровище вашего острова. Я встречала много целителей, по не каждый смог бы потягаться с ним в его искусстве. Правитель опустился в церемониальное кресло. - Он получит достойное вознаграждение. - Слона прозвучали так, словно Эван в комнате не присутствовал. - Хорошая работа заслуживает хорошей платы, разве нет? - Я расплачусь с Эваном, - сказала Марис. - У меня хватит железа. - Нет-нет, - возразил Правитель. - Ты чуть не погибла с моей вестью, и меня это очень удручило. Разреши мне выразить свою благодарность. - Свои долги я отдаю сама, - не отступала Марис. Лицо Правителя застыло. - Хорошо, - сказал он. - Нам следует обсудить еще одно дело. Но прежде обед. После такой прогулки ты, конечно, проголодалась. - Он вскочил. - Идем. Ты убедишься, летатель, что я умею принимать гостей. Вряд ли ты видела стол богаче и лучше! Однако вскоре выяснилось, что Марис доводилось пробовать более вкусную и изысканную пищу, и не раз. Количество разносолов на столе не компенсировало их качество. Рыбный суп оказался пересоленным, хлеб - черствым, мясо - переваренным и невкусным. Даже пиво показалось ей слишком кислым. Обедали они в полутемном сыром зале за длинным столом, накрытым на двадцать человек. Эван, изнывавший от неловкости, сидел в конце стола рядом с офицерами стражи и младшими детьми Правителя. Марис - на почетном месте, справа от Правителя рядом с его наследницей - остролицей угрюмой женщиной, которая на протяжении всего обеда не проронила и трех слов. Другие летатели сидели напротив. Ближе всех к Правителю находился изнуренного вида мужчина с землистой кожей и носом-луковицей. Марис припомнила, что встречалась с ним прежде и что зовут его Джем. Корина с Малого Эмберли улыбалась ей через стол. Действительно очень красивая, как сказала девушка-гонец. Так ведь и ее отец, Корм, бесспорно был красавец. - Ты хороню выглядишь, Марис, - сказала Корина. - Я рада. А мы очень тревожились. - Я здорова, - ответила Марис. - И надеюсь, что скоро смогу летать. - Марис... - Милое лицо Корины омрачилось, и она договорила неловко: - От души надеюсь. О тебе все справляются. Мы хотим, чтобы ты поскорее вернулась домой. - Она опустила глаза и начала есть. Между Джемом и Кориной сидела молодая женщина - тоже летатель, но Марис ее не знала и, после тщетной попытки завязать разговор с дочерью Правителя, начала пристальнее рассматривать незнакомку. Ровесница Корины, но как они непохожи друг на друга! Корина - жизнерадостная красавица: темные волосы, нежная здоровая кожа, смеющиеся зеленые глаза, небрежная уверенность в каждом движении. Летатель, дочь летателей, с рождением унаследовавшая привилегии и традиции, неотъемлемые от владения крыльями. Ее соседка выглядела очень худой, хотя в ней ощущалась скрытая сила. Оспины изрыли впалые щеки, белобрысые волосы стянуты в неряшливый узел на затылке таким образом, что лоб выглядит неестественно высоким. Улыбка обнажала ее кривые и темные зубы. - Ты ведь Тайя, - утвердительно сказала Марис, встретив взгляд умных, темных глаз. - Да, это я. - Голос девушки оказался неожиданно приятным: спокойный, мягкий, чуть-чуть ироничный. - По-моему, мы не встречались раньше, - продолжила Марис. - Ты давно летаешь? - Я выиграла свои крылья два года назад на Северном Аррене. Марис кивнула. - Мне не удалось попасть туда - летала с поручением на Артелию. Тебе доводилось бывать на Западе? - Три раза, - ответила Тайя. - Дважды на Большом Шотане и на Кульхолле. А вот на Эмберли - никогда. Ни на Большом, ни на Малом. В основном я летаю на Восток, особенно последнее время. - Она искоса бросила на Правителя язвительный взгляд и заговорщицки улыбнулась Марис. Слушавшая их Корина вежливо спросила: - Как тебе показался Штормтаун? И Эйри? Ты бывала на Эйри? Тайя мягко улыбнулась. - Я ведь однокрылая, - сказала она. - И училась в Эйрхоме. Мы не посещаем твой Эйри, летатель. Ну, а Штормтаун очень внушителен. На Востоке таких городов нет. Корина покраснела. Марис почувствовала прилив раздражения. Стычки между прирожденными летателями и однокрылыми выскочками действовали на нее угнетающе. Небо Гавани Ветров уже не было царством товарищества, как когда-то. И во многом по ее вине. - Эйри совсем не плохое место, Тайя, - сказала она. - Со многими моими друзьями я познакомилась там. - Ты ведь не однокрылая, - ответила Тайя. - Ну да? Сам Вэл-Однокрылый как-то сказал мне, что я - первая однокрылая, признаю я это или нет. Тайя внимательно ее оглядела. - Нет, - сказала она затем. - Совсем нет. Ты не такая, Марис. К старым летателям ты не принадлежишь, но ты и не однокрылая. Я не знаю, кто ты. Но, должно быть, тебе очень одиноко! Обед закончился в странном напряженном молчании. Когда чаши с десертом опустели, Правитель отпустил членов своей семьи, советников и офицеров, так что за столом остались только четверо летателей и Эван. Он хотел отослать и Эвана, но целитель не подчинился. - Марис все еще под моим надзором, - сказал он. - И я останусь с моей больной. Правитель злобно взглянул на него, но настаивать не стал. - Ну, хорошо, - буркнул он. - Нам нужно обсудить одно дело, касающееся летателей. - Он пристально посмотрел на Марис. - Буду говорить прямо. Я получил послание от моего коллеги, Правителя Малого Эмберли. Он справляется о твоем здоровье. В твоих крыльях есть сильная нужда. Когда ты окрепнешь настолько, чтобы вернуться на Эмберли? - Не знаю, - ответила Марис. - Ты сам видишь, что я здорова. Но полет от Тайоса до Эмберли очень утомителен для любого летателя, а я еще не в прежней форме. Я покину Тайос, как только смогу. - Долгий полет, - подтвердил Джем. - Особенно для тех, кто и коротких полетов не совершает. - Да, - согласился Правитель. - Ты часто прогуливаешься со своим целителем и с виду вполне здорова. Твои крылья приведены в порядок, как мне доложили, а ты не летаешь. Ни разу не приходила на скалу летателей, не упражнялась. Почему? - Я еще не готова, - ответила Марис. - Правитель, - снова вмешался Джем, - что я тебе говорил? Она не выздоровела, как бы ни выглядела. Иначе она бы уже летала. - Он перевел взгляд на Марис. - Прости, если я причиняю тебе боль, но ты знаешь, что это правда. Я сам летатель и понимаю, что удержать здорового летателя на земле невозможно. К тому же ты не обычный летатель. Я много раз слышал, что крылья ты любишь превыше всего! - Да, - ответила Марис. - Любила. И люблю. - Правитель... - начал Эван. Марис обернулась к нему. - Нет, Эван, - перебила она. - Я скажу им сама. - Она посмотрела на Правителя. - Да, я не совсем выздоровела. Что-то произошло с моим чувством равновесия. Но оно понемногу восстанавливается и с каждым днем это делается все заметнее. - Сожалею, - быстро сказала Тайя. Джем кивнул. - Ах, Марис! - Корина побледнела и с трудом сдерживала слезы. Она не унаследовала злорадности отца и знала, что значит для летателя чувство равновесия. - Ты можешь летать? - спросил Правитель. - Не знаю, - призналась Марис. - Мне нужно время... - Времени у тебя было достаточно, - перебил он и повернулся к Эвану. - Целитель, ты можешь гарантировать мне, что она будет летать? - Нет, - грустно ответил Эван. - Не могу. Правитель нахмурился. - Конечно, это дело Правителя Малого Эмберли, но вся ответственность ложится на меня. И я считаю так: летатель, если он не может летать, - не летатель, и крылья ему не нужны. Если неизвестно, будешь ли ты когда-нибудь совсем здорова, ждать станет только дурак. Еще раз спрашиваю тебя, Марис: ты способна летать? Он сверлил ее взглядом, уголки его рта насмешливо подергивались, и Марис поняла, что отсрочки не будет. - Я способна летать, - прошептала она. - Вот и хорошо, - кивнул Правитель. - Так чего же откладывать? Бери крылья и покажи нам. Сырой туннель был таким же бесконечно длинным, каким и запомнился Марис, и навевал то же ощущение неизбывного одиночества, хотя на этот раз она шла по нему не одна. Все молчали, только раздавались звуки шагов. Впереди два стражника несли горящие факелы. Летатели надели крылья еще в крепости. Они вышли под холодное звездное небо; море - огромное, темное, тоскливое - беспокойно колыхалось внизу. Марис поднялась по ступенькам на скалу летателей. Хотя шла она медленно, бедра заныли, дыхание стало прерывистым. Эван взял ее за руку. - Я могу уговорить тебя не летать? - Нет, - ответила она. - Я так и думал. - Он кивнул. - Удачного полета! - И, поцеловав ее, отошел в сторону. Правитель прислонился к скале в глубине площадки, стражники охраняли его с двух сторон. Тайя и Джем начали расправлять ее крылья, а Корина держалась поодаль, пока Марис ее не окликнула. - Я не сержусь, - сказала Марис. - Ты не виновата. Летатель не отвечает за послание, которое доставляет. - Спасибо. - Хорошенькое личико Корины казалось совсем белым. - Если я потерплю неудачу, ты должна доставить мои крылья на Эмберли, так? Корина смущенно кивнула. - А ты знаешь, как Правитель распорядится ими? - Подыщет нового летателя. Например, кого-нибудь из тех, кто проиграл свои крылья в состязании. А пока... Мама больна, но отец еще в состоянии летать... Марис небрежно усмехнулась. - Забавно! Корм всегда зарился на мои крылья, но я постараюсь, чтобы они ему не достались. Корина улыбнулась. Крылья развернулись во всю ширину, и Марис ощутила такой знакомый напор ветра. Проверив ремни и распорки, она сделала Корине знак посторониться, подошла к краю обрыва и посмотрела вниз, собрав волю в кулак. Мир пьяно зашатался у нее перед глазами, завертелся. Далеко внизу прибой разбивался о черные рифы - вечная схватка двух стихий. Марис сглотнула, стараясь не сорваться с обрыва. Мало-помалу горизонт выпрямился и замер в полной неподвижности. Обычный обрыв, каких тысячи, внизу - темная поверхность океана, а надо всем этим - безграничный купол неба, ее друг, ее возлюбленный. Марис раскинула руки и взялась за держатели. Потом сделала глубокий вдох и прыгнула. Оттолкнулась она удачно, ветер мгновенно подхватил ее - холодный, сильный, пронизывающий до костей, но не свирепый, а такой, с которым легко совладать. Она расслабилась и отдалась ему, описывая длинную красивую дугу. Однако воздушный поток повернул к обрыву, и Марис решила изменить направление. Она изогнулась, готовясь взмыть вверх, и тут небо задрожало, заплясало. Она притормозила, но не рассчитала усилия и, когда попробовала исправить ошибку, чуть не перевернулась в воздухе. У нее перехватило дыхание. Ощущение полета пропало. Марис закрыла глаза, пытаясь подавить тошноту. Она падала - тело перестало ей подчиняться, в ушах стоял несмолкаемый звон. Прежде все ее существо знало, как опираться на ветер, - она реагировала на малейшие изменения в движении воздуха, еще не успев их осознать, улавливала вкус надвигающейся бури, распознавала приметы штиля. Все было утрачено: она летела сквозь бесконечный океан воздуха, ничего не чувствуя, кроме тошноты, беспомощная во власти беспощадного ветра, которого не понимала. Огромные серебряные крылья накренялись то туда, то сюда, тело раскачивалось. В приливе отчаяния Марис открыла глаза, выровнялась и решила лететь, полагаясь только на зрение. Но скалы шатались, обрыв двигался, темнота мешала смотреть, и даже яркие холодные звезды вверху, казалось, смещались, плясали и смеялись над ней. Дурнота завладела ею, и Марис отпустила держатели - впервые в жизни. Теперь она не летела, а висела в петлях под крыльями, перегнувшись пополам и судорожно кашляя. Обед Правителя извергся в море. Ее сотрясала дрожь. Джем и Корина уже летели к ней, но Марис охватило безразличие. Она чувствовала себя опустошенной и старой. Внизу по черным волнам скользили лодки. Она снова ухватилась за держатели, попыталась набрать высоту, но вместо этого резко пошла вниз, поняв, что падает и уже не сумеет исправить положение. Она заплакала. Море устремилось к ней, мерцая, вздымаясь и опадая. Уши разрывала боль. Она не может летать! А она ведь летатель - и всегда была им - любовница ветра с деревянными крыльями, дитя небес, одинокая, только в небе дома... Летатель, летатель, летатель... не способный летать! Марис закрыла глаза, и мир перестал вращаться. Со шлепком, рассыпая соленые брызги, ее забрало море. "Долго же оно дожидалось этой минуты", - подумала Марис. - Не трогай меня! - сказала она ночью, когда они, наконец, вернулись в дом Эвана, и ушла к себе. Марис проспала почти весь следующий день. Но на второе утро проснулась рано, когда в комнату проникли первые лучи солнца. Чувствовала она себя ужасно: все тело покрылось холодным потом, а грудь словно придавили тяжелым камнем. Она не сразу сообразила, что произошло. Но потом вспомнила. У нее больше нет крыльев. Она попыталась отогнать эту мысль, но ее захлестнули отчаяние, гнев, жалость к себе. Свернувшись под одеялом, Марис попыталась снова забыться во сне. Но сон все не шел. Наконец, она встала и оделась. Эван в соседней комнате готовил яичницу. - Ты голодна? - окликнул он. - Нет, - вяло ответила она. Эван кивнул и разбил еще два яйца. Марис села за стол и, когда он поставил перед ней тарелку с яичницей, начала апатично ковырять вилкой в желтке. День выдался дождливый, ветер налетал бешеными порывами. Кончив есть, Эван занялся какой-то работой, а около полудня ушел. Марис бесцельно бродила из комнаты в комнату, потом села у окна и уставилась на дождевые струи. Эван возвратился, когда уже давно стемнело, промокший насквозь и усталый. Марис оставалась в той же позе. - Могла бы хоть огонь развести, - неодобрительно проворчал он. - А-а!.. - Она растерянно посмотрела на него. - Я не догадалась. Эван захлопотал у очага. Марис хотела было ему помочь, но он только пробурчал, чтобы она не лезла под руку. Ели они молча, но Эван уже не смотрел так угрюмо. Потом он заварил свой особый чай, поставил перед ней полную кружку и уселся в любимое кресло. Марис отхлебнула обжигающий напиток, чувствуя на себе взгляд Эвана. В конце концов она подняла на него глаза. - Как ты себя чувствуешь? - спросил он. - У меня внутри ничего нет, - ответила она после раздумья. - Открой мне свою душу. - Не могу, - сказала она и заплакала. - Не могу! Она продолжала рыдать, пока Эван не напоил ее снотворным и не уложил в постель. На следующий день Марис ушла из дома. Она пошла по тропе, которую показал ей Эван, вниз, к самому морю. Весь день она бродила одна по холодному галечному пляжу, казавшемуся бесконечным. Уставая, она садилась у воды и бросала камешки в волны, грустно наблюдая, как они прыгают, а потом тонут. Это ей нравилось. "Даже море здесь другое, - думала она. - Серое, холодное, тусклое". До чего ей не хватало его зелени и синевы, как вокруг Эмберли. По щекам Марис ползли слезы, но она их не вытирала. Иногда она вдруг замечала, что захлебывается в рыданиях, но не помнила, как начала плакать и почему. Море было огромным и пустынным. Безлюдный пляж уходил в бесконечность, а над всем простиралось клубящееся тучами небо, но Марис чувствовала себя придавленной к земле, ей было трудно дышать. Она вспоминала острова, которые ей больше не суждено увидеть, и мысль о каждом пронзала ее новой болью. Перед ее глазами стояли величественные руины Старой Крепости на Лаосе; как наяву возникла академия "Деревянные Крылья" - обширная, темная, врезанная в скалу Ситуфа; храм Бога Неба на Дите; состоящие из сквозняков замки принцев-летателей на Артелии; ветряные мельницы Штормтауна и Дом Старого Капитана - невообразимо древний; деревянные города Сетина и Аллеси; кладбища и поля сражений Ломаррона; виноградники обоих Эмберли и теплая дымная харчевня Рисы на Скални. Теперь их для нее не существует. И Эйри... Другие места можно навестить и по морю, но Эйри - обитель летателей - теперь навеки для нее недоступна. Она думала о своих друзьях, разбросанных по Гавани Ветров, точно множество островов. Некоторые будут ее навещать, но сколько из них навсегда ушли из ее жизни, как будто их никогда и не было. Например, Т'Мар - растолстевший, счастливый. Когда она в последний раз виделась с ним в его каменном домике на Хетене, он учил внучку извлекать красоту из камня... А теперь он для нее мертв, как и Холланд - воспоминание, не больше. И уже никогда она не свидится с Рейдом, с его веселой красавицей-женой. Никогда ей не пить эль в харчевне Рисы, не делиться с ней воспоминаниями о Гарте. Не покупать деревянных безделушек на С'Меле, не шутить с кухаркой в маленькой гостинице на Повите. Ей уже не придется наблюдать полеты на больших ежегодных Состязаниях, не придется сидеть среди летателей, смеяться и болтать на пирушках. Воспоминания разрывали ее на Части, и Марис кричала и захлебывалась в рыданиях. Она понимала, как смешно это выглядит: одинокая старуха плачет и причитает у моря. Но не могла остановиться. А мысль о невозможности еще раз подняться в небо, о безграничной радости и свободе, навеки утраченных ею, была и вовсе невыносимой. Но воспоминания вторгались непрощенно: раскинувшийся под ней океан, восторг и упоение полетом на волне приближающейся бури, разнообразнейшие краски неба, великолепие одиночества. Все, чего больше ей не видеть, не ощутить... Однажды она нашла восходящий воздушный поток, который вознес ее на половину пути к бесконечности, до просторов, покоряемых Звездоплавателями. Оттуда даже океана не было видно - только незримые призрачные ветры. Этот день она будет помнить всегда. Всегда! Вокруг смыкался сумрак, вверху заблестели звезды. Море шумело словно со всех сторон. Тело Марис онемело, слезы иссякли, ее пронизывал холод, а впереди ждала только пустота. Наконец, она повернулась спиной к небу и морю и побрела через лес к хижине. В комнате было тепло и вкусно пахло мясной похлебкой. Эван колдовал над пылающим очагом, и сердце у нее забилось быстрее. Его голубые глаза светились глубокой нежностью, когда он произнес ее имя. Она подбежала к нему, обняла, крепко прижалась, словно ища спасения. И закрыла глаза, борясь с головокружением. - Марис, - повторил он. - Марис! - В его голосе были радость и удивление. Он обнял ее - ласково и нежно, будто ограждая от всех бед. А потом подвел к столу и поставил перед ней горячий ужин. За ужином Эван рассказывал ей, как прошел день. Погоня за козой - настоящее приключение! А еще он нашел куст серебрянки, усыпанный спелыми ягодами, и приготовил для нее особенный десерт. Марис кивала, смутно понимая его слова, но черпая утешение в звуке его голоса. Только бы он не замолчал! Его присутствие убеждало ее, что мир все-таки незыблем. Вдруг она перебила его на полуслове: - Эван, мне необходимо знать! Это... это мое увечье... Есть ли надежда, что когда-нибудь все пройдет? Что я смогу... что я буду здорова? Он положил ложку, сразу став серьезным. - Не знаю, Марис. И думаю, никто не сможет точно установить, временное ли твое состояние, или все останется как есть. Я не берусь судить. - Ну просто скажи свое мнение. Что, по-твоему, вероятнее? В его глазах мелькнуло отчаяние. - Нет, - сказал он тихо, - я не думаю, что ты когда-нибудь полностью выздоровеешь и сможешь летать, как прежде. Она кивнула, сохраняя внешнее спокойствие. - Спасибо! Я должна была спросить. Где-то в глубине души мне не верилось... - Она встала. - Марис... Она знаком остановила его. - Я устала. День для меня был очень тяжелым. Мне надо подумать, Эван. Есть решения, которые я должна принять не откладывая и наедине с собой. Извини. - Она вымученно улыбнулась. - Похлебка чудесная. Жаль, что я не попробую десерта, но я сыта. Когда Марис проснулась, в комнате было темно и холодно. Огонь в очаге погас. Присев на постели, она уставилась в темноту. "Довольно слез, - подумала она. - С этим кончено". Марис откинула одеяло, опустила ноги и попыталась встать, но пол закачался, и она чуть не упала. Немного посидев и придя в себя, она надела короткий халат, прошла на кухню и зажгла свечу от тлеющий углей. Деревянный пол леденил ее босые ноги, пока она шла по коридору мимо комнаты, где Эван готовил свои настойки и мази, мимо спальни для гостей. Когда она открыла дверь его комнаты, Эван зашевелился, повернулся на бок и растерянно заморгал. - Марис? - спросил он хриплым голосом. - Что случилось? - Я не хочу быть мертвой! - Она прошла через комнату и поставила свечу на тумбочку. Эван сел и взял ее за руку. - Как целитель, я сделал все, что мог, - сказал он. - Но если тебе нужна моя любовь... если тебе нужен я... Она закрыла его рот поцелуем. - Да, - произнесла она, отдышавшись. - Милая, - прошептал Эван, глядя на нее. В колеблющемся пламени свечи его лицо вдруг показалось ей незнакомым, и на мгновение Марис почувствовала неловкость и испуг. Но это быстро прошло. Она сбросила халат и забралась к нему в постель. Его руки были ласковыми, нежными, такими знакомыми, а тело - теплым и полным жизни... - Научи меня своему искусству, - попросила Марис утром. - Мне бы хотелось помогать тебе. - Я, конечно, очень благодарен! - Эван улыбнулся. - Но ведь это нелегко, ты понимаешь. Откуда такой внезапный интерес? Она нахмурилась. - Мне надо чем-то заняться, Эван. Я-ведь умею только одно - летать, а это мне теперь недоступно. Я могу сесть на корабль, идущий в Эмберли, и скоротать остаток своих дней в доме, который унаследовала от моего приемного отца, в полной праздности. Обо мне позаботятся - даже не имей я ничего, жители Эмберли не допустят, чтобы их состарившиеся летатели жили как нищие. - Она встала из-за стола и принялась ходить взад-вперед. - Эван, если я не сумею заполнить свою жизнь чем-то полезным, я сойду с ума от воспоминаний. Стать матерью я уже не смогу - в юности я решила не иметь детей, а теперь мое время прошло. Я не умею водить корабли, петь или строить. Сады, которые я пыталась разводить, всегда погибали, шью я из рук вон плохо, а если бы мне довелось целыми днями торговать в тесной лавчонке, я бы запила. - Вижу, ты перебрала все варианты, - сказал Эван с легкой усмешкой. - Да, - ответила Марис серьезно. - Не знаю, есть ли у меня способности к врачеванию, но я готова приложить все усилия, а моя память - профессиональная память летателя - не даст мне перепутать ядовитые травы с целебными. Я могу помогать тебе готовить сборы растений, а также ухаживать за больными. Два раза я принимала роды, и буду делать все, что ты скажешь, когда тебе понадобится вторая пара рук. - Я очень долго работал один, Марис. Неуклюжесть и невежество мне ни к чему. - Или мнения, не совпадающие с твоими! - Марис улыбнулась. Он засмеялся. - Да. Думаю, обучить тебя мне удастся, и от помощи я не откажусь, но твое "я буду делать все, что ты скажешь" не внушает мне доверия. Для тебя поздновато быть смиренной рабыней. Марис смотрела на него, пытаясь скрыть охвативший ее ужас. Если он откажет, что же ей делать? Она готова умолять его позволить ей остаться. Видимо, о чем-то догадавшись по ее лицу, Эван схватил ее за руку и крепко сжал. - Попробуем, - сказал он. - Если ты готова учиться, то уж я-то учить готов. И мне пора передать свои знания кому-то, чтобы они не пропали втуне, если меня укусит синий клещ или свалит лихорадка лгуна. Марис улыбнулась - словно гора с плеч свалилась. - Так когда мы начнем? Эван задумался. - В лесу есть несколько деревушек и сторожек, которые я не посещал уже полгода. Мы обойдем их недели за две, и ты лучше узнаешь, чем я занимаюсь, а потом решим, насколько это тебе по вкусу. - Он отпустил ее руку, встал и направился в кладовую. - Помоги-ка мне собрать все необходимое. Обходя с Эваном лесные селения, Марис узнала много нового - по большей части не слишком приятного. Это был нелегкий труд. Эван, бесконечно терпеливый целитель, оказался придирчивым наставником. Но Марис это радовало. Ей требовалось работать до изнеможения, напрягать силы до предела. У нее не оставалось времени думать о собственном несчастье, и каждую ночь она спала как убитая. Да, Марис нравилось быть нужной, и она с радостью выполняла все поручения Эвана, но эта новая жизнь требовала от нее большого самопожертвования. Утешать незнакомых людей нелегко, но еще труднее, когда чувствуешь, что все бесполезно. Марис преследовали кошмары после того, как ребенок одной женщины умер. Разумеется, о смерти матери сказал Эван, но скорбь и гнев она выплеснула на Марис - отказывалась верить, молила о чуде, которого никто не мог совершить. Марис поражало, что долгие годы Эван стойко исполнял свои обязанности и не сломался под тяжестью страданий, страха и горя, которые шли с ним все время рука об руку. Она пыталась подражать его спокойствию, его ласковой твердости, напоминая себе, что он считает ее сильной. Марис сомневалась, что со временем обретет навыки и внутреннюю уверенность. Порой казалось, что Эван инстинктивно знает, как следует поступить. "Точно так же некоторые "деревянные крылья" овладевают пространством, - думала Марис, - будто родились летателями, а другие набивают шишку за шишкой, потому что лишены способности чувствовать ветер". Одно лишь прикосновение Эвана облегчало боль, но у Марис этого дара не было. Когда на девятнадцатый день их странствований начали сгущаться сумерки, Эван не остановился на ночлег а, наоборот, ускорил шаги. Даже Марис, которой все деревья казались одинаковыми, узнала эту часть леса. Вскоре за стволами показался дом Эвана. Внезапно он схватил ее за руку и замер на месте. Окно в доме светилось, над трубой вился дымок. - Какой-нибудь друг? - спросила она. - Может, кому-то нужна твоя помощь? - Может быть, - негромко ответил Эван. - Но есть и другие... бездомные, люди, которых изгнали из деревень за преступление или безумие. Они нападают на путников, или забираются в пустой дом и ждут... Они неслышно подошли к дому, и Эван заглянул в освещенное окно. - Мужчина и ребенок, - шепнул он. - Видимо, опасаться нечего. Окно было высоко над землей, и Марис сумела заглянуть в него, только ухватившись за плечо Эвана и встав на цыпочки. На табурете возле окна сидел широкоплечий румяный бородач. У его ног пристроился ребенок, глядя на него снизу вверх. Мужчина слегка повернул голову, свет пламени скользнул по его темным волосам и осветил лицо. - Колль! - радостно воскликнула Марис, пошатнулась и чуть не упала, но Эван успел ее поддержать. - Твой брат? - Да! Она бросилась за угол к крыльцу, но едва протянула руку к щеколде, как дверь открылась и Колль сжал сестру в крепких объятиях. Марис всегда поражалась могучему телосложению названного брата, когда виделась с ним. Правда случалось это раз в несколько лет, и вспоминался он ей всегда маленьким, худеньким, неловким, обретавшим уверенность, только когда отдавался песне, аккомпанируя себе на гитаре. Сейчас он вырос, раздался в плечах и налился силой за годы странствований, что служил матросом на кораблях, куда нанимался, чтобы переезжать с острова на остров, и брался за любую работу, если слушатели по бедности не могли платить ему за песни. Его волосы, когда-то золотисто-рыжие, теперь потемнели, и рыжина сохранилась лишь в бороде да вспыхивала в волосах, когда их освещал огонь. - Ты Эван, целитель? - спросил Колль, поворачиваясь к Эвану и все еще обнимая Марис одной рукой. Когда Эван кивнул, он продолжил: - Извини, что я вошел в твой дом без приглашения, но в Порт-Тайосе мне сказали, что Марис живет у тебя. Мы ждем вас уже четыре дня. Чтобы войти, мне пришлось сломать ставню, но я починил ее - думаю, ты убедишься, что она стала даже лучше. - Он взглянул на Марис и снова крепко прижал ее к себе. - Я боялся, что ты уже улетела. Марис напряглась, заметила, что Эван огорченно нахмурился, и слегка покачала головой. - Поговорим после, - сказала она. - А теперь пойдем к огню - я просто с ног валюсь от усталости. Эван, ты не заваришь своего чудесного чая? - Я принес киву, - быстро сказал Колль. - Три бутылки, которые выменял на песню. Подогреть одну? - Отлично! - отозвалась Марис и пошла к шкафчику, где хранились тяжелые глиняные кружки, но остановилась, заметив в углу детскую фигурку. - Бари? - с удивлением спросила Марис. Девочка подошла к ней, застенчиво опустив голову и поглядывая исподлобья. - Бари! - повторила она ласково. - Я твоя тетя Марис! - Она нагнулась, нежно обняла девочку, а потом отстранилась, чтобы лучше ее рассмотреть. - Ты меня, конечно, не помнишь. Когда я видела тебя в последний раз, ты была не больше птички-землекопа. - Мой отец поет о тебе, - сказала Бари звонким как колокольчик голосом. - И ты тоже поешь? - спросила Марис. Бари неловко пожала плечами и уставилась в пол. - Иногда, - пробормотала она смущенно. Бари была худенькой, тоненькой девочкой лет восьми с пушистыми, коротко подстриженными каштановыми волосами, прилегающими к ее голове, точно шапочка, и обрамлявшими лицо сердечком с большими серыми глазами. На ней была стянутая поясом шерстяная туника поверх кожаных брюк - точь-в-точь как у ее отца. С шейки свисал кожаный шнурок с куском золотисто-прозрачной окаменевшей смолы. - Принеси-ка к огню подушки и одеяла, чтобы мы все могли устроиться поудобнее, - попросила Марис. - Они вон в том шкафу, в углу. Сама она достала кружки и вернулась к очагу. Колль усадил ее рядом с собой. - Так радостно смотреть на тебя, совсем здоровую! - сказал он звучным ласковым голосом. - Когда я узнал, что случилось, то очень испугался, как бы ты не осталась искалеченной подобно нашему отцу. Весь долгий путь сюда с Повита я надеялся услышать обнадеживающие новости о тебе, по напрасно. Говорили только, что падение было ужасным, что ты сломала обе ноги и руку. Но теперь я сам вижу, что ты совсем прежняя, и это лучше самой прекрасной новости. Скоро ли ты полетишь обратно на Эмберли? Марис посмотрела в глаза человека, которого, хотя их и не связывало кровное родство, она более сорока лет любила как брата. - Я не вернусь на Эмберли, Колль, - сказала она ровным голосом. - Мои переломы срослись, но этого оказалось недостаточно. Я ударилась головой... Что-то произошло с координацией движений. Я больше не могу летать. Он посмотрел на нее, качая головой. - Нет, Марис, нет... - Радость пропала в его голосе. - Говорить об этом бессмысленно, - добавила она. - Я должна смириться. - Но нет ли средства... К большому облегчению Марис, Эван перебил его: - Нет. Мы сделали все возможное - Марис и я. Травмы головы - великая тайна. Мы даже не знаем толком, что произошло, и я бьюсь об заклад, что в Гавани Ветров нет целителя, способного излечить ее. Колль ошеломленно кивнул. - Я вовсе не сомневаюсь в твоих познаниях... Просто не могу представить, чтобы Марис - и не летала! Марис знала, что удручен он искренне, но его боль и недоумение терзали ее, бередили еще не зажившие раны. - Тебе и не надо представлять, - сказала она жестко. - Теперь я живу вот так. И пусть все видят! А мои крылья уже доставлены на Эмберли. Колль промолчал. Марис отпугивало страдальческое выражение его лица; она уставилась на огонь, не нарушая молчания. Эван откупорил каменную бутылку и разлил дымящуюся киву по кружкам. - Можно, я попробую? - Бари лукаво заглянула в лицо отца. Колль улыбнулся и, поддразнивая ее, отрицательно мотнул головой. Наблюдая за отцом с дочерью, Марис почувствовала, как спадает напряжение, и встретила взгляд Эвана, который протягивал ей кружку с горячим пряным вином. Она улыбнулась и снова обернулась к Коллю, собираясь с ним заговорить. Однако на глаза ей попалась гитара, которая, как всегда, лежала подле него, и воспоминания нахлынули на нее. Марис почудилось, что с ними сейчас сидит Баррион, умерший столько лет назад. Ведь это была его гитара, которую он вверил Коллю, заменившему ему, бездетному, сына. Марис погладила гладкое дерево, потемневшее от времени и многих слоев лака. - Спой нам, Колль, - попросила она. - Спой что-нибудь новое. Она не успела договорить, как он уже поднял гитару. Зазвучали первые мягкие аккорды. - Я назвал ее "Жалоба певца", - сказал он с горькой усмешкой и начал песню печальную и ироничную, о певце, от которого ушла жена, потому что он слишком любил свою музыку. Марис подозревала, что он поет о собственной жизни, хотя никогда не спрашивала, почему распался его брак, и слишком редко виделась с ним в те дни, чтобы разобраться самой. Вновь и вновь звучал припев: Певец не должен в брак вступать, Жениться, нет, не должен он. Ложится с песней он в кровать, Он только в музыку влюблен. Потом он спел о бурной любви гордого Правителя и еще более гордой однокрылой. Одно из имен Марис знала, по истории этой никогда не слышала. - Это все правда? - спросила она, когда Колль умолк. - Помнится, этот же вопрос ты задавала Барриону! - Он засмеялся. - И я отвечу тебе, как он: не могу открыть, где и когда это случилось, да и случилось ли, но тем не менее в этой истории все правда! - А теперь спой мою песню! - попросила Бари. Колль чмокнул дочку в нос и запел очень мелодичную фантазию о маленькой девочке по имени Бари, которая подружилась со сциллой, и та помогла ей добыть сокровище из подводной пещеры. Потом он спел и старые песни: балладу про Арона и Джени, песню о летателях-призраках, о безумном Правителе Кеннехата и собственную песню о "Деревянных Крыльях". А еще позже, когда они уложили Бари спать, а сами распили третью бутылку кивы, между ними завязался доверительный разговор. Марис сумела довольно спокойно объяснить Коллю свое решение остаться с Эваном. Колль уже справился с потрясением, и у него хватило деликатности не сочувствовать ей открыто, но он дал понять, что ее выбор ставит его в туник. - Но для чего оставаться здесь, на Востоке, вдалеке от своих друзей? - И с пьяной учтивостью добавил: - Я не хочу обидеть тебя, Эван. - Где бы я ни поселилась, - вздохнула Марис, - я все равно окажусь вдалеке от кого-нибудь. Ты же знаешь, что мои друзья живут не близко друг от