, что контейнер куда-то пополз. Расставил ноги, чтобы задержаться, но тут же понял, что никакого сползания не было: просто поезд ускорял ход, и в действие вступили законы инерции. Контейнер завибрировал. Том пошевелил головой и обнаружил, что затекла шея. Помогая себе рукой, нашел более удобное положение. Затем попытался снова заснуть, но не смог. А потом поезд остановился. x x x Контейнер начал медленно перемещаться, но никаких голосов не было слышно. Похоже, здесь все было полностью автоматизировано. Вскрыть стенку контейнера, чтобы проверить свое предположение, Том не решился. Наконец контейнер замер: видимо, его установили на место. А затем взревели мощные моторы, и Тому показалось, что внутри у него все оборвалось. Через секунду он понял: это было вертикальное ускорение. Вместе с контейнером он оторвался от земли и взлетел. Подъем, казалось, длился вечность. Том попытался мечом прорезать окошечко. Это ему удалось, но в свете крошечной тусклой лампы рассмотреть ничего, кроме соседних контейнеров, не удалось. Судя по всему, он оказался на борту какого-то корабля -- то ли воздушного, то ли космического. Воздух в трюме был холодным. Давление, судя по всему, оставалось нормальным. Том продолжал вглядываться в импровизированное окошечко, но корабль вдруг сменил курс, и в течение нескольких секунд Том в состоянии полной невесомости свободно парил в воздухе. "Я как птица", -- подумал он. Он не знал, что грузовой корабль попросту вписывался в параболическую траекторию, находясь высоко над поверхностью Нулапейрона. Глава 45 Нулапейрон, 3414 год н. э. Корабль продолжал падать вниз. "Забудь о нем!" -- приказал себе Том. Уцепившись кончиками пальцев за опору -- это была всего лишь маленькая впадина на твердой, как камень, поверхности, -- Том прижался к наклонной стене и избавился от плаща. Плащ, хлопая, как летучая мышь крыльями, полетел вниз и вскоре пропал из виду. Том изо всех сил держался за внешний край горизонтального каменного кольца метров десяти в диаметре. Ниже висела направляющая стрела для транспортных средств. А еще ниже... О Святая Судьба!!! Это был настоящий ландшафт! Как в модулях, рассказывающих о Карин... На секунду тошнота подступила к горлу. "Осторожно! -- Том прижался к поверхности стены и сумел не сорваться в бездну. -- Не забывай, чему ты успел научиться!" Он справился с дыханием и еще плотнее вжался в стену. "Так вот оно каково, парение на высоте! -- подумал он восторженно. -- И горизонт!" Впервые в жизни он видел настоящий горизонт. Лимонные небеса и темно-коричневые облака над пестрым ландшафтом. Темно-лиловые горы вдали. Разбросанные здесь и там, поблескивающие на солнце серебристые озера. А внизу под Томом раскинулись ржаво-зеленовато-голубые заплатки торфяников и болот. Воздух был чистым и почти осязаемым. Том уже ощущал пару раз сильные порывы ветра, которые -- разинь только рот -- вполне способны сбросить тебя в бездну. И вообще ему изрядно повезло. Вряд ли проникновение внутрь грузового поезда было правильным выбором. Достаточно сказать, что его могли бы превратить в лепешку грузоподъемные автоматы. Но не превратили. И ему удалось выбраться через хозяйственный блок из автоматического грузового корабля и не сорваться с бездну. И вот долгожданный миг настал... Его дыхание пришло в норму. Он сбросил ненужную респираторную маску. "Я хорошо подготовлен, -- думал он. -- Я контролирую дыхание и уверен в себе. Я тренировался целый год, чтобы сделать это. Более того, вся моя жизнь после смерти отца была подготовкой к этому". Том начал двигаться. Кольцо уходило на несколько метров вверх. Там оно сливалось с выпуклой поверхностью сферы. Это было плохо. Огромный выступ, который выдавался наружу, как необъятная скала, -- выступ украшенный сотней тысяч резных, сделанных из материала, похожего на терракоту, фигур: химер, запутанных лабиринтов, ярких картин -- находился очень высоко. И чтобы добраться до него, нужны были часы непрерывного подъема. И тем не менее Том Коркориган, маленький и ничтожный человечек, прицепившийся к огромной каменной сфере, имеющей километр в диаметре, сдаваться не собирался. Сфера парила над поверхностью Нулапейрона. Покрытая сложно переплетенной резьбой, со стороны она казалась каменным мячом, с верхнего полюса которого постоянно вырывались белоснежные клубы облаков. Это была сфера-терраформер, одна из тысяч существующих в небесах Нулапейрона, и она парила здесь вот уже более шестисот лет. Две декады назад Оракул Жерар д'Оврезон сделал ее своим домом. x x x Держась одной рукой и обхватив обеими ногами голову химеры, Том нашел устойчивое положение и позволил себе короткий отдых. У него был отличный комбинезон, эластичный и мягкий. Но даже в таком комбинезоне он уже вспотел, и надо было немного обсохнуть. Потом он внимательно осмотрел очередной этап подъема и полез дальше, грациозно преодолевая препятствия. Его стиль лазанья включал в себя собственноручно разработанные методы. Том иногда пользовался культей, чтобы, как крюком, зацепиться ею за выступ, но чаще ему приходилось полагаться на силу только трех конечностей. Карабкаясь на следующее препятствие, он сначала вытягивал свою единственную руку, потом подтягивался и вновь искал опору для руки, не имея права ошибиться. "Кулак и жеребенок", -- то и дело думал он. Старый слоган "нейронного дзен-кодирования", внушенный Дервлином, удерживал Тома в привычном состоянии, позволяя двигаться в ритме, который определялся выпуклой поверхностью скалы. Основой его стиля была гибкость. Вера в себя и безупречная техника имели большее значение, чем сила. Никто бы не смог лазать, как он, обладая только силой. Грубо говоря, ему надо было подняться по сектору огромного круга. Длина сектора составляла около восьмисот метров. А учитывая зигзагообразность маршрута -- иногда Тому приходилось даже немного возвращаться, -- наберется и вся тысяча. В конце концов он устал и повис, распластавшись, как лягушка, зацепившись пальцами за небольшой выступ на поверхности. А вскоре понадобится найти место для более длительного отдыха. Пустота, которую он мог бы, падая, пролететь за несколько секунд, отделяла его от далекой земли. Нет, это не пустота: порыв ветра чуть не оторвал его от опоры. Это сплошная турбулентность... Хаос... Хаос -- термин, пришедший из античной философии, возникший до того, как представление о Судьбе прочно вошло в человеческие души. "А там, ниже, только лишь нагромождение камней и грязь", -- сказал он себе, карабкаясь по ничем не примечательному участку серой гряды и полагаясь только на специальные альпинистские ботинки с присосками. Ну вот, пора и отдохнуть. Он нашел широкую расселину -- между двух плит, стенок сложного лабиринта, образовался провал. Закрепившись с помощью страховки, он постарался как можно лучше расслабиться. "О предназначение! -- подумал он. -- Как это тяжело". Впрочем, он никогда и не предполагал, что все будет просто. x x x Его не атаковали ни радиоуправляемые дроны, ни спустившиеся по веревкам воины, наставив на него гразеры. Никто не активировал защитные поля, с помощью которых его бездыханное тело тотчас было бы сброшено со сферы терраформера. Но были и другие, менее очевидные опасности, заключенные в противостоянии Оракулу, тому, кто знал его будущее... или думал, что знает. Главной такой опасностью была собственная слабость. x x x "Кулак и жеребенок", -- то и дело вспоминал он. Боль свела судорогой пальцы. Костяшки отцовских пальцев, погружающиеся в воронку кислоты... Том заставил себя преодолеть боль и продолжал двигаться дальше. Клочковатые серые облака плыли под ним, время от времени закрывая далекую землю. Он дрожал, и эта дрожь была вызвана не только похолоданием воздуха. Теперь он карабкался довольно быстро. Он почти скользил вверх по скале. Он был похож на механизм, преодолевающий препятствия и лишенный каких-либо чувств. Он продолжал подъем больше трех часов. "Я почти у цели", -- сказал он, взглянув наверх. И тут началось... Дождь обрушился на Тома, замолотил каплями по его спине. Поверхность скалы стала гладкой и скользкой. Всего в двух метрах над головой Тома был горизонтальный выступ скалы, гребень, тянущийся вдоль экватора. Но под ногами была скользкая поверхность, безо всякой опоры, и Том держался только на одном пальце. Его мышцы, казалось, разрывались от боли. "Двигаться вперед", -- приказал он себе. Нужен бросок, рывок через бездну. Это позволило бы ему схватиться за край экваториального гребня. "Сделай это сейчас!" -- приказал он себе. Несколько секунд, которые длились вечно, Том висел на руке. От смерти его отделяла только сила сведенных болью пальцев. Затем он закинул правую ногу выше головы, отыскал опору и зацепился за нее пяткой. "Сейчас!!!" Дождь заливал лицо. Том закинул наверх и другую ногу. Потом повисел вниз головой. У него оставались в запасе лишь секунды, так как поверхность скалы становилась все более скользкой. "Нужно подтянуться!!!" И вот он уже сидит на гребне. Ближайшее отверстие, через которое могли вылетать дроны, было закрыто. Том быстро пересек щель. "Будь внимателен!!!" Через мгновение его пальцы зацепились за край следующего, и он проник внутрь, в защищенное место. Он очутился внутри туннеля трехметровой ширины, уходящего в глубь терраформера -- горизонтальной трубы, предназначенной для выхода дронов в экстренных ситуациях. Однако, пройдя всего метр, он обнаружил, что туннель перегорожен мембраной. Он не мог двигаться этим путем. Том лег на пол, и его затрясло. "Это шок", -- объяснил он сам себе. Его разум был отделен от тела, и он мог только наблюдать за тем, как все его тело сотрясается в судорогах. x x x Когда Том проснулся, ему уже не казалось странным то, что с ним произошло. Да, он не смог контролировать охвативший тело тремор, ну и что?.. Теперь тремора не было и в помине. Том открыл рюкзачок, отхлебнул из фляжки жидкость, возмещающую потерю сил, пожевал безвкусное печенье с высоким содержанием углеводов и почувствовал, как к нему возвращаются бодрость и энергия. Дождь снаружи прекратился. По туннелю гулял свежий ветер. Небо было темно-желтым, с оттенками лилового на горизонте. Облака -- темно-коричневые. Пора снова в путь. Том не стал обследовать мембрану, которая перегораживала путь к центру терраформера. Если бы у него были с собой какие-либо устройства, способные обезвредить ее, сенсоры сети уже обнаружили бы его присутствие. Потрогав сквозь комбинезон свой талисман, он высунулся из отверстия, посмотрел на пестрый ландшафт внизу, вылез наружу и продолжил подъем. Ветер почти высушил скалу, но маленькие трещины и впадины оставались скользкими, поэтому нужно было двигаться очень осторожно. Том находился на верхнем полушарии, лезть было легко, и чем выше он забирался, тем меньше становился наклон поверхности. Те участки, где поверхность была изрезана, он пересекал с легкостью, кое-где даже мог идти по склону. Теперь он постоянно видел клубы белого пара, вырывающиеся из вершины и образующие плотный слой, который распространялся во все стороны от терраформера. На мгновение Том остановился, чтобы определить, можно ли дышать этим воздухом, но выбора у него не было -- с того момента, как он забрался в грузовую ракету, у него не оставалось выбора, -- и он продолжил путь наверх по совсем уже легкому для восхождения склону и вскоре достиг балюстрады. Вершина сферы была окружена кольцом перил. Над нею возвышалась украшенная орнаментом труба. Именно из нее вырывался и растекался вдаль, по всей атмосфере, густой белый пар. Том перепрыгнул через перила и оказался на твердой горизонтальной площадке. Арка входа была выложена мрамором и инкрустирована платиной, холл внутри оказался весьма просторным. Здесь не было мембраны. Не было также ни запаха озона, ни покалывания кожи, что могло бы указывать на присутствие сенсорного поля. И никаких воинов, стоящих на страже. Мягко ступая, Том медленно вошел внутрь. x x x Тут были блестящие полы. До Тома донеслись отголоски разговора, который велся на повышенных тонах. Даже спустя все эти годы Том мгновенно узнал характерный мужской баритон. Это был Жерар д'Оврезон. Оракул. -- Я здесь, -- прошептал Том и с трудом узнал свой голос. В холл, где стоял Том, вошел крупный широкоплечий мужчина. У него была мускулистая шея и прекрасное бирюзовое с белым одеяние. Казалось, алые отблески света так и пляшут на его бородатом, красивом лице с тяжелой квадратной челюстью. Он остановился, вгляделся в Тома и улыбнулся; его зубы сверкнули неестественно белым. И Том почувствовал зуд нестерпимого желания сжать изо всей силы кадык этого человека и смотреть, как Оракул, задыхаясь, неотвратимо встречает свою смерть. Смотреть, смотреть, смотреть... А потом д'Оврезон наконец заговорил: -- Приветствую тебя, Том! -- На губах у него по-прежнему играла легкая улыбка. -- Ты не поверишь... Но я ждал тебя. -- Конечно, ты ждал, -- сказал Том после небольшой паузы. Все его чувства были напряжены. -- Я всегда знал, что мне предстоит беседа с тобой. -- Д'Оврезон откинул плащ назад, через плечо. -- Прямо сейчас. Том метнулся в сторону. Оракул быстро повернулся, удерживая Тома в поле зрения. -- Тебе предстоит утомительный танец, Оракул, -- сказал Том, с трудом загоняя в душу злорадство. На мгновение глаза д'Оврезона потемнели, и в них промелькнуло странное выражение. -- Я знал, что ты это скажешь. Том улыбнулся: -- Ваша ложь недостаточно убедительна, Ваше Мудрейшество. Оракул устало вздохнул: -- Сказать тебе, чем закончится наша беседа? Леденящий страх охватил Тома: он вспомнил то, давнее предсказание. О судьбе отца... Том загнал страх туда же, куда и злорадство. Вынул из ножен меч: -- Тебе бы следовало начать с вызова охраны или активации защитных систем. Но теперь уже поздно. -- Я так не думаю. -- Оракул отступал под натиском наступающего Тома, но в лице его не было страха. Только на один миг Том заметил в его глазах выражение напряженной покорности и вековой скуки. Затем к д'Оврезону вернулась неизменная учтивость. -- Нет никакой необходимости в физических действиях, -- мягко заметил он. -- Я всегда знал о том, что ты не сможешь противиться желанию увидеть ее. Том остановился, замерев в оборонительной стойке, готовый в любой момент к отражению удара. -- Сейчас ты ее увидишь... -- Оракул усмехнулся в бороду. -- Она всегда со мной. Резко повернувшись, так, что плащ закрутился вокруг бедер, он размеренным шагом направился прочь по блестящим каменным плитам. Инициатива была утеряна напрочь. Тому оставалось только идти следом. x x x Овальной формы кристалл, цветом похожий на сапфир и заключенный в округлое золотое обрамление, был прикреплен к чаше-постаменту, украшенному резьбой в стиле барокко, и инкрустирован незнакомыми драгоценными камнями, переливающимися всеми цветами радуги. Кристалл был центром помещения: все вокруг -- округлые опоры, потолок с расходящимися из центра лучами и пол, выложенный концентрическими кругами из белых и голубых плиток, -- было расположено вокруг него. Чем ближе подходил Том, тем прохладнее становился воздух. Бусинки влаги усеивали поверхность кристалла, мешая рассмотреть заключенное внутри темное образование. Это был криосаркофаг. -- Ты смеешь!.. -- Том прыгнул вперед, занося меч для разящего удара. Оракул сделал едва уловимое движение в сторону -- так, будто он точно знал, каким образом Том будет действовать. Один из перстней на его руке вспыхнул голубым, и вокруг саркофага начали разворачиваться голограммы. "Сконцентрируйся!" -- приказал себе Том, но на периферии его зрения уже появился дисплей, на котором медленно сменялись колонки цифр. Том опустил меч и присмотрелся. И все понял: изменялись только данные о состоянии сосудов и процессе кровообращения. Церебральные же показатели практически не менялись. Только в глубине заднего мозга можно было заметить кое-какую активность. -- Ты говорил, что она жива!.. -- Разве? -- сказал Оракул, и печаль, зазвучавшая в его голосе, разлилась по всей комнате и слилась со вновь наступившей тишиной. В голове у Тома все перемешалось, и он уже не понимал, что сказал Оврезон, а что придумал он сам, Том. -- Автоматы следят за тем, чтобы ее тело оставалось живым, -- добавил Оракул. -- Она утратила способность осуществлять только высшие функции. -- Я вижу, -- пробормотал Том и мысленно позвал: " Мама!" -- Она мертва уже семь лет, -- отозвался Оракул. Будто странное, неправильное эхо... Стерев влагу с кристалла, Том увидел высокие скулы, гладкую кожу и полные розовые губы. Верхняя губа слегка выдавалась над нижней. Глаза закрыты. А волнистые волосы были все так же медно-рыжими. "Как она молода!" -- потрясенно подумал Том. -- Сколько ей могло быть лет, когда родился я?" На этот вопрос у него не имелось ответа, но сейчас, заключенная в объятия смерти, она выглядела не больше чем на десять лет старше Тома. -- Смерть -- всего лишь точка, -- в улыбке д'Оврезона не было и намека на человечность, -- в конце предложения жизни. А затем, безо всяких жестов со стороны Оракула, все голограммы исчезли. Это была древняя, запрещенная техника: прямой ментальный контроль за системами терраформера. Появились новые дисплеи. -- Это факт, Том, -- сказал Оракул. "Это факт, -- мысленно повторил Том. -- Сводки фактов. Сводки фактов и новостей". -- Некоторые тратят массу времени, -- сказал Оракул, -- занимаясь лишь пассивным наблюдением за реальными человеческими жизнями. "Некоторые тратят массу времени, -- подумал Том, -- на аналитические сводки... А также на политические речи. На собрания и церемонии. На уголовные суды и наказания слуг. На невнятные публичные исповеди и гонки по туннелям. И на военные действия". -- Наверное, это кажется тебе ужасным, -- сказал Оракул. Тысячи теней отражались на поверхности синей кристаллитной оболочки. А в холодновато-умных глазах Оракула опять появился какой-то нечеловеческий отблеск. -- Наверное, это кажется тебе ужасным, мой юный друг... Но ты никогда не сможешь понять этого. Том отвел глаза от саркофага: -- А разреши, я попытаюсь. -- Не стоит! -- На этот раз твое сознание обманывает тебя, -- сказал Том тихо. -- Бедный, бедный Оракул!.. Ты живешь тем, что составляешь сводки новостей, которые якобы "помнишь" увиденными в будущем. -- Том позволил себе легкую, едва заметную улыбку. -- В том самом будущем, которое давно загнало тебя в ловушку. -- Если бы ты мог помнить момент собственной смерти, -- тон Оракула был холоднее саркофага, -- твоя... -- последовала легкая пауза, пока Оракул искал слова, -- твоя точка зрения изменилась бы. Том взглянул на зажатый в кулаке меч, а затем пристально посмотрел в глаза Оракула: -- Зато я предвижу твою смерть. -- Она придет через много лет, -- в тихом голосе д'Оврезона снова зазвучали нотки грусти. -- Через много лет после твоей, Том. -- Ты можешь называть меня лордом Коркориганом, -- произнес Том, вновь поднимая оружие. Оракул отступил сквозь тихо движущиеся голограммы к опорам, подпирающим арку. Его широкие плечи и красивое лицо на мгновение оказались в центре водоворота, из которого вдруг высунулась детская ручка. Том замер. -- Ты узнал? -- спросил Оракул. -- Да, -- Том нахмурился. -- Владение графа Болтривара. Наводнение. Оно уже случилось? Или еще будет? Ответом ему был полусмешок: -- Мой прогноз немного отличается от твоего. "Пора" -- решил Том. -- Ты мертвец, Оракул! -- И сделал внезапный выпад. Оракул немного сдвинулся в сторону, и Том чуть было не ударил по тому месту, где Оврезон только что стоял. -- Извини, Том! Соблюдай регламент... Перерыв -- две минуты. Том был готов ударить снова, но внимание его привлекло какое-то движение, и он замер, увидев, как кристалл превращается в жидкость и стекает в огромную золотую чашу, на которой стоял саркофаг. Потянуло холодом. О Судьба! Это было невероятно! Умершая мать медленно села, повернулась и широко открыла глаза. Они были синими, как небо Земли. -- Том?! Ее стало отчетливо видно. А мягкий голос был таким же близким, как собственное дыхание. -- Это действительно ты? Глава 46 Нулапейрон, 3414 год н. э. Какая мерзость! У Тома перехватило дыхание, и он с трудом заставил себя заговорить. -- Как ты это делаешь? Не обращая на него внимания, Оракул подошел к саркофагу. -- Не стоит вставать, любовь моя. -- Он нежно взял руку матери. У Тома все закружилось перед глазами. Цвета сменяли друг друга с калейдоскопической быстротой. Голубой... золотой... белый... медно-рыжий... опять голубой. В голове зашумело. -- А ты бы поверил, если бы я сказал, -- голос д'Оврезона звучал откуда-то издалека, -- что я делаю это силой воли? "А ну-ка контроль дыхания!" -- приказал себе Том. -- Нет, конечно. -- В голосе Оракула вновь зазвучала назойливая учтивость. Красота матери теперь казалась несколько поблекшей. Что же это?! Пребывание на грани смерти и редкие пробуждения по воле Оракула? Или за всем этим скрывается что-то еще? "Кулак и жеребенок", -- вспомнил Том. И постарался снова сконцентрироваться. -- Ранвера! -- Глаза Оракула были прикованы к матери. -- Ран, любовь моя! -- Жерар... В ее голосе явно звучала нежность, и Тома будто окатили ледяной водой. "Я убью тебя, Оракул!" -- подумал он, с трудом сдерживая ярость. Никаких сомнений не было. Надо лишь прикинуть, как добраться до сонной артерии, чтобы это было неожиданно для врага. -- О Том. Что с тобой случилось? -- Мама?! -- Тома пробрала оторопь. Может ли это быть всего лишь иллюзией? -- Ты вырос и стал красивым. Наверно, и девушки есть? -- Мама, -- торопливо сказал Том, указывая на д'Оврезона кончиком своего меча. -- Он сказал тебе, что случилось с отцом? И что они сделали со мной после его смерти? -- После его смерти? -- Она удивленно нахмурилась. -- Неужели Деврейг тоже умер? -- Только не говори мне, что ты этого не знала. -- Не так уж это и плохо, -- сказал Оракул. -- Что? -- Том повернулся к нему. -- Умирание... Это всего лишь черный туннель, и ты падаешь в него. Так это происходит. -- Жерар с подчеркнутой нежностью дотронулся до щеки Ранверы. "Только следи за дыханием", -- напомнил себе Том. -- Это не черный туннель. Это всего лишь зависимость от средств, которые поддерживают иллюзии. -- Том отошел назад, чтобы Оракул не смог сразу дотянуться до него. -- Ее память ослабла. Она пытается собрать воедино обрывки разговоров из прежних времен. Как будто с тех пор время остановилось... Неужели безумие сделало ее еще более привлекательной для тебя, мой бедный Оракул? Ярость вспыхнула в глазах д'Оврезона. "Очко в твою пользу", -- сказал себе Том. Он чувствовал присутствие матери, легкий запах ее духов в холодном воздухе, но его внимание в данный момент было целиком сосредоточено на враге. -- Бедный, загнанный в угол Оракул, -- продолжал он. -- Не способный оставаться в нормальном потоке времени. Ты, наверное, сильно завидуешь нам? Наверное, пытаешься приспособить свое фрагментированное сознание к симптомам ее болезни? Большие руки д'Оврезона сжались в кулаки. Мать снова заговорила. -- Не надо, Жерар! -- Вся дрожа, сжав в своих ладонях руки д'Оврезона, она добавила: -- Ты же обещал, мой дорогой. -- Да, я помню, любовь моя. Не беспокойся... -- Но между бровями Оракула залегла маленькая морщинка. Том расстегнул комбинезон, опускаясь на колено, как будто совершал ритуал коленопреклонения. Положив меч на пол, он развязал шнурок, на которой висел талисман. -- Прекрасная работа, как ты считаешь, мудрый Оракул? -- Том положил жеребенка на пол. -- Работа моего отца. Помнишь талисман, мама? -- Талисман. -- Мать выглядела растерянной. -- Я не... -- Она замолкла. "Зато я помню Пилота, -- думал Том. -- Знала ли она, что мне дарит? -- Он сделал движение рукой, жеребенок аккуратно распался на половинки, и внутри него обнаружилась нуль-гелевая капсула. -- Думала ли она, что я воспользуюсь капсулой не только для общения с Другими мирами?" -- Теперь смотри, Оракул. Кончик меча аккуратно вскрыл нуль-гель, открывая миру кристалл-транслятор. Он мерцал голубым светом. Все голографические дисплеи, находившиеся в зале, внезапно покрылись рябью самых диких раскрасок, перекрывавших весь диапазон цветового спектра. -- Что происходит? -- Голос Оракула дрогнул. -- Загрузка, -- коротко ответил Том. Контролируемые им движения мозаичных пятен вели свое собственное повествование. В реальном пространстве логика сама по себе несовершенна... -- Я не... -- Оракул замолк, впав в транс при виде гипнотической пульсации голограмм. ... и ограничена теоремой Геделя: истина не всегда доказуема... -- Твоя жизнь, бедный Оракул, не более чем иллюзия. ...но в мю-пространстве, в его безграничной рефлексивности все может быть доказано... Кристалл передавал стандартные стробоскопические коды, сосредоточиваясь на хроно-имплантанте Оракула, чтобы взять его под контроль. ...и все можно смоделировать... Отпустив руку матери, д'Оврезон шагнул назад, его широкие могучие плечи поникли в неопределенности. -- Не... понимаю. ...даже жизнь Оракула. Началось разрушение собственных фемтоцитов Оракула. -- С этого момента все в тебе является лишь моделью, имитацией. Это моя вселенная, Оракул. Все твои будущие воспоминания состоят из образов, ощущений, которые смоделировал я. Кристалл передавал новый код: шла переписка молекулярной конфигурации, усиление воспоминаний о будущих событиях, которые никогда не произойдут. -- Невероятно, -- сказал Том. И добавил мысленно, глядя на крутящего головой Оракула: "Я переписываю заново все содержимое твоего мозга, и ты знаешь это". Мать снова ложилась в саркофаг. -- Это уже произошло, -- громко сказал Том. -- Нет... -- пробормотал Оракул. Но он был не прав. Голограммы изменились в последний раз -- память вернула Оракула в дни юности, -- и все погасло. Создать пограничное состояние. Это был термин, обозначающий последний всплеск сознания перед тем, как старый человек умирает. За очень короткий период времени новая память д'Оврезона о будущем, начиная с этого момента, была записана в его мозгу. Все его будущие ощущения были результатом мультифрактальной моделирующий имитации. Даже воспоминание о его отдаленной, будущей смерти -- вследствие глубокой старости, кстати, -- пришло к нему теперь из воображения Тома. -- Массивное тело Оракула затряслось крупной дрожью -- все новые и новые воспоминания всплывали в его мозгу. -- Все твои предсказания и все твое будущее, -- сказал Том, -- всего лишь придуманный мною мираж. Эта фантазия включала в себя несуществующие процессы: в реальном пространстве имитировать их было невозможно. Но Том освободился от ограничений реального, проникнув в логику безграничного мю-пространства. Оракул оказался в новом будущем, в том, которого никогда не было. И там никогда не было схватки с лордом Коркориганом... Том сжал в одной руке и кристалл, и меч. -- А теперь я изменю твою Судьбу, Оракул. Голубое пламя вспыхнуло вокруг, когда он шагнул вперед. Тому пришлось остановиться. Казалось, воздух сопротивляется ему. Казалось, само реальное пространство сопротивлялось изменениям... Напрягая все силы, Том сделал один шаг вперед. Затем другой. "Что происходит? -- спросил он себя. -- Я не понимаю". И вдруг сообразил. Как мог Оракул не помнить будущее изменение собственного мозга? -- Это же парадокс. Он не мог не знать, что я с ним сделаю! Однако было ясно, что Оракул не знал. Значит, было что-то еще. Что-то, позволившее существовать столь серьезному парадоксу. И тут Тома вновь осенило. Оракул не помнил об изменениях, потому что в той реальности, в которой он жил, их попросту не было. И получается, что Том изменил не просто память д'Оврезона. Это была не просто имитация. Изменилась -- пусть и в малых масштабах -- сама реальность. И существование новой реальности в окружении старой тоже было парадоксом. Вокруг летали голубые искры огня. Том упорно преодолевал барьер между реальностями. "Бедный Оракул, -- думал он. -- Твоя память впервые обманула тебя". И сказал вслух: -- Это мой подарок тебе, Оракул. Глаза д'Оврезона были широко распахнуты и неподвижны. -- Для тебя это будет первая в жизни неожиданность! Первая и последняя... Глаза д'Оврезона были глазами жертвы, застывшей перед коброй... Последний барьер голубого пламени и летящих искр расступился перед Томом, и он бросился вперед. Его несуществующая левая рука просто раскалилась добела от ненависти, но действовать пришлось правой, существующей. И он вонзил меч в тело Оракула по самую рукоятку. -- Получилось!!! Оракул упал. Том смотрел, как он дергается от боли: д'Оврезон был похож на выброшенную на берег рыбу, раскрывающую рот, чтобы глотнуть воздуха. Алая кровь растекалась по бело-голубому полу, а он все пытался дотянуться до оружия, и его глаза, налитые кровью, выпучились от напряжения. Потом он закричал, как ребенок, и это был сверхъестественный, жуткий крик. -- Я отомстил, -- сказал Том. -- Кулак и жеребенок, я отомстил. Ты мертв, ублюдок! Но Оракул Жерар д'Оврезон был крупным мужчиной, сильным и могучим, и чтобы умереть, ему понадобилось много времени. x x x Кристалл выглядел оплавленным и безжизненным, но Том все равно убрал его назад и повесил талисман на шею. Затем он вытащил меч из тела Оракула. Раздался влажный чавкающий звук. Том вложил меч в ножны, сделал движение рукой, и рядом с ним замерцал небольшой дисплей. Несколько манипуляций, и в помещение влетел рой микродронов. Быстро жестикулируя, Том заставил их взяться за дело. Он был очень осторожен, и лишь несколько дронов занялись телом д'Оврезона, соблюдая меры безопасности, обязательные для медиков. Прочие озаботились уборкой зала. Они уничтожат все вещественные улики. И после этого больше ничто не станет препятствием на пути к тому, что он так долго откладывал. "Мама, -- подумал он. -- Неужели я убил и тебя тоже?" Он наклонился над нею, и безжизненное тело матери вдруг издало вздох. Вокруг замерцали голограммы. Голова ее повернулась, едва ли не со скрипом. Веки наполовину поднялись, но видны были только белки глаз. -- Ты... думаешь... Скрежет. -- Не... знала... Едва ли это был человеческий голос. -- Кордувен... убьет... Я тебя люблю... Том... -- Мама! -- крикнул Том. Ответом ему было молчание. А на дисплее потянулась ровная линия. Агония. С кем он разговаривал -- с матерью или с Оракулом? Или и с нею, и с ним одновременно? Пациент умер. -- Нет! -- закричал Том. Ответом ему было молчание. -- Только не это, -- прошептал он. -- Только не новая смерть. Вокруг разлилось голубое сияние. Ухватившись за край саркофага, он смотрел, как лазурная жидкость медленно вытекает из рта и ушей матери. "Я уже видел это однажды", -- подумал он. Сияние постепенно тускнело, а затем и вовсе исчезло. Жидкость теперь была матовой и безжизненной. "Пора уходить", -- подумал Том. И повернулся спиной к мертвому телу матери. Глава 47 Нулапейрон, 3414 год н. э. -- Милорд! Том слышал, но это не имело никакого значения. -- Чем я могу вам помочь? Он сидел, скрючившись в кресле за стеклянным столом, погруженный в грустные размышления, окруженный рядами кристаллов, вобравших в себя столько мудрости. -- Том! Только эта фамильярность смогла вывести его из мрачного забытья. -- Эльва? -- сказал он. -- Как дела? Даже Жак никогда бы не осмелился назвать его по имени, но капитан Эльва Штрелстхорм ничего не боялась. -- Мои дела в порядке, милорд. В данный момент меня больше волнует ваше состояние. -- Мне никогда не было так хорошо, Эльва. Перед его глазами возникла картина недавних событий, почти реальная, как будто все происходило сейчас... Он вышел из зала, оставив за спиной два трупа, подобрался к перилам. Вокруг царила ночь. Прежде он никогда не видел настоящей ночи, но теперь она была перед ним во всем своем великолепии. Темнота окутывала мир. Дул холодный ветер. Лилово-белая молния пронзила небо, а по каменной арке хлестала сплошная завеса дождя, ослепляя и обдавая Тома серебряными брызгами. Он словно раздвоился. Он медленно взбирался на скользкую балюстраду, думая: "Путешествие закончено наконец-то!" И он же летел в пропасть, сквозь колющий воздух, сквозь сильные удары, ветра, и крик, вырывающийся из его груди, тонул в вихре воздушного потока, и все вдруг погружалось в забвение... -- Я никогда не видела вас в худшем состоянии, милорд, -- сказала Эльва. -- Это правда. Сердце гулко билось в груди, он упал на балкон, мокрый от пота и дождя, и постоянно задавал себе один и тот же вопрос: "Что случилось?" -- пытаясь убедить себя, что все было галлюцинацией, возникшей в результате шока. Или перед ним приоткрылась другая реальность -- на краткий миг, но так, чтобы он смог ощутить ее, потрогать и почувствовать запах, -- альтернативный мир, где он сбросил себя в ничто, радостно приветствуя смерть как возможность прекратить жизнь, потерявшую внезапно всякий смысл? Неужели он знал о природе, времени и Судьбе меньше, чем думал? -- Возможно, Эльва. Возможно, и так. Потом он вернулся в комнату, стараясь не смотреть на жалкие останки в золотой чаше и на безжизненное сморщенное тело Оракула, лежащее на полу. Три микродрона все еще работали, они ползали по одежде и зияющей ране Оракула. Системы доложили Тому о полном составе охраны: более ста вооруженных воинов и почти тридцать человек обслуги. Спускаться внутрь терраформера было слишком рискованно. Тогда он приказал одному из дронов изготовить плетеное поливолокно, использовав золотую чашу, и сделать из него канат, а сам вновь вышел на балкон, где по-прежнему бушевал штормовой ветер. -- Милорд, к вам гости. Было ли это продолжением разговора? Или прошло какое-то время? -- Я не хочу никого видеть. -- Милорд... -- Спасибо за все, Эльва. Но это приказ. А потом был долгий опасный спуск вниз по канату, лицом к изрезанной поверхности. Достаточно легкий при сухой погоде и при медленном темпе прохождения, он был смертельно опасным, когда вокруг царит хаос и приходится скользить вдоль мокрой от дождя каменной стены, раскручивая голой рукой канат, обмотанный вокруг пояса, и почти ничего не видя в темноте. -- Том! -- Это был уже другой голос. Возле экваториального гребня он наконец нашел отверстие, вцепился пальцами в шероховатый влажный камень и прыгнул в сухое укрытие. У него не было выбора -- требовалось проникнуть сквозь мембрану. Он надеялся только на одно: самое худшее, что при этом случится, -- сработает звуковая сигнализация. -- Томас Коркориган!.. Он бежал, крадучись, вглубь, туда, где проход становился шире, к тому месту, где происходил запуск транспортных багов, но жак -- другой жак, не его друг; жак с перепонками между пальцев и серебристыми фасеточными глазами -- прыгнул на него, потому что включилась система охраны, но Том действовал быстро, очень быстро, и жак был повержен, кровь лужей растекалась вокруг него -- темная, почти лиловая на керамическом полу. Еще одна смерть... И мелькнул образ: мертвая кошка в туннеле. -- Как думаешь, во что ты играешь? Затем он бросился внутрь бага и крикнул: "Вперед!" ' И стенки кокона, похожего на стручки мальвы, давили на Тома, пока жук герметично закупорил отверстия. А потом он стартовал, и Том почувствовал тошноту, вызванную ускорением. Потом был спуск по параболической траектории, шум тормозного реактивного двигателя и мягкий толчок. -- Труда? -- Он поднял глаза и впервые почувствовал, как холодные слезы текут по его щекам. Потом был долгий пеший переход через темное пространство. И нерегулярные остановки на отдых. И великолепный рассвет, окрасивший небосвод в бледно-лимонный цвет с мазками серого и искрами белого. И ни души вокруг, только тупая техника. И он мог спускаться в глубь Нулапейрона, подальше от неестественных просторов космоса. И было долгое пешее странствие, требующее такой сверхвыносливости, какой он даже представить себе не мог. Он шел вперед, освещая дорогу украденными из бага светильниками. В туннеле то и дело встречались ямы. Том шел, ожидая, что в любой момент его может сбить поезд, что он будет раздавлен и выброшен из жизни. Отчасти он жаждал этого. Но другая часть сознания побуждала его бежать и бежать вперед. -- Что ты здесь делаешь, Труда? На лице ее было еще больше морщин, и седые волосы стали белее, но манера перекидывать назад шарф и улыбка остались прежними. Бежать... -- Том, Том. Что ты делал все это время? Слабая улыбка появилась на его лице, хотя холодные слезы продолжали течь по щекам. Бежать и никогда не останавливаться. -- Можно сказать одной фразой. -- Это был голос Эльвы, стоявшей позади Труды, опустив плечи и сложив на груди руки, но, как всегда, готовой к действию. -- Он убивал Оракула. По земле быстро двигалась слепая ресничная инфузория. -- С процедурами и протоколом? -- спросила Эльва. Перед ними был огромный арахнаргос, обгоревший и почерневший, часть грудного отдела нависала над темной расселиной в полу пещеры. Педипальпы провисали дугой, их концы все еще были прикреплены к стенам и крыше так же, как это было во время нападения. Или несчастного случая... Одна педипальпа лежала на земле, сломанная и свернувшаяся кольцами, как ненужная веревка. "Откуда она знает? -- думал Том. -- Откуда Эльва знает об Оракуле?" -- Социологические опросы и объявление их результатов являются сегодня не самым лучшим подходом. -- Голос Труды был всамделишным. -- Если что-нибудь не так, то наблюдается бета-разброс... Том ее почти не слышал. Он смотрел на ресничную инфузорию, королеву-мать размером с полного человека, и несколько прилепившихся к ее пятнистой хитиновой оболочке самцов размером с ноготь. Похожие на щетки мохнатые лапки инфузории ритмично передвигались по широкой педипальпе, свисающей с останков арахнаргоса. Королева стремилась к тени... -- Я пойду первой. -- Эльва пересекла пещеру и вошла внутрь арахнаргоса. Труда дотронулась до руки Тома, но он не обратил на нее внимания. "Что я здесь делаю?" -- думал он, кутаясь в плащ. Эльва высунулась из зияющей раны в грудном отделе арахнаргоса, за